Текст книги "Роковые девчонки из открытого космоса"
Автор книги: Линда Джейвин
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Плохо выбритые брыжи обоих мужчин побледнели. К тому времени, как Жирняй Два достаточно взял себя в руки, чтобы требовательно осведомиться:
– Куда нахуй они подевались? – ему хотелось только одного – необъяснимо, потому что любителем шерстяных мошонок он не был, нетушки, он настоящий мужчина, – нырнуть в «даксы»[62]62
«Дакс» – фирменное название мужской одежды и нижнего белья производства английской компании «Дакс–Симпсон».
[Закрыть] Первого и тщательнейшим образом поклоняться тому, что он там отыщет. Именно так он и поступил. – Как бы то ни было, – пробормотал он полчаса спустя, извлекая лобковый волос из зубов, – любая собственность – краденая, нет?
– Не останавливайся, – прошептал в ответ Первый.
Контакты с чужими могут быть прекрасны.
Девчонки тем временем убрали «Цапоматик» и с интересом принялись изучать картинку, напечатанную на прямоугольниках бумаги, которые теперь сжимали в руках. Именно картинка и привлекла их внимание с самого начала.
– Неплохо, – признала Бэби. – Очень даже миленько.
– Довольно улетно, – согласилась Ляси. – Такое несколько ретро.
На банкноте, которую они разглядывали, имелся рисунок телескопа ГОНИПИ[63]63
ГОНИПИ (Commonwealth Scientific and Industrial Research Organisation, SCIRO) – Государственное объединение научных и прикладных исследований, самая крупная научно–исследовательская организация Австралии. Создано в 1949 г.
[Закрыть] в Парксе, что в аутбэке Нового Южного Уэльса. Пока девчонки его обсуждали, он систематически прочесывал всюхины каналы в поисках радиосигналов от внеземных цивилизаций. Ученые Паркса, разумеется, не осознавали, что внеземные цивилизации давно уже отказались от радио в пользу телевидения.
Глупенькие.
Но если бы они даже засекли подобные сигналы, тем бы уже исполнилось по крайней мере лет 150, а это гораздо старше даже, скажем, «Острова Гиллигана», или «Бобер разберется», или «Отсчета», или стариковских домашних костюмов, или Гэри Блеска[64]64
«Остров Гиллигана» («Gilligan's Island», 1964—1967), «Бобер разберется» («Leave It to Beaver», 1957—1963) – американские комедийные сериалы, в том или ином виде призванные укреплять семейные ценности. «Отсчет» («Countdown», 1974—1987) – австралийская музыкальная телепрограмма. Гэри Блеск (Paul Francis Gadd, Gary Glitter, р. 1944) – английский поп–рок–певец, автор песен, чей пик успеха пришелся на первую половину 1970–х гг.
[Закрыть], и, следовательно, они бы только потенциально опозорили ту внеземную цивилизацию, которая их когда–то испустила. Вполне представимо, что там, снаружи, существуют целые цивилизации, сидящие на своих планетах, обхватив эквиваленты голов эквивалентами рук и заливаясь той краской, которая представляет для них смертельный стыд, в ужасе перед тем днем, когда какой–нибудь другой разумной форме жизни выпадет случай перехватить то, что они столь опрометчиво вещали столько световых лет назад.
Девчонки рассовали украшенные купюры по карманам и сумкам и продолжили путь.
Путь их вел мимо небольшого скверика и большой больницы на Оксфорд–стрит, где земные мальчики стояли в дверях пабов, страстно пялясь на других земных мальчиков, а земные девочки сплетали в похоти пальцы друг с дружкой. Для данной улицы – ничего необычного. Немножко не в порядке было то, что упомянутые земные мальчики даже не замечали друг друга, пока не прошли наши чужие, а девочки до того считали себя натуралками.
Время от времени в дверных проемах девчонкам попадались знаки с розовыми треугольниками и словами «безопасная зона».
– Как вы думаете, это значит то же, что и на Нефоне? – нервно спросила Бэби.
– А что еще это может значить? – нахмурилась Ляси. – Может, «безопасная зона» тут означает, что они поставили какое–то защитное силовое поле. Но я и вообразить не могла, что до Земли добрались киборги с Серпентиса–49.
– Неужели во всюхе уже не осталось ни одного безопасного места? – покачала головой Бэби. – Я не хочу выглядеть андроидом–параноидом, но.
– Ебицкий ад, – сказала Пупсик. Печально известные трехсторонние киборги с двойной звезды Серпентис–49 даже Пупсика вводили в дрожь. – Ненавижу боргов.
– Они не так плохи, как боты, – ответила Бэби, стуча зубами. – По крайней мере, у них есть сердце.
– Ага, – парировала Пупсик. – Черное. Никогда не забуду, что они сделали с Мишель.
Можно подумать, кто–то из них в силах это забыть. Кверк не сказал правды – всей правды и ничего, кроме правды, – когда сообщил СОЧПИЗу, что нефонцы вывели только три гибрида. Еще была Мишель Мабелль[65]65
В имени обыгрывается строка из баллады Пола Маккартни и Джона Леннона «Michelle» с альбома английской группы «The Beatles» «Rubber Soul» (1965).
[Закрыть], первый гибрид и самый дикий из всех. Когда капитан Кверк и прочие лидеры Кохорты досыта наелись ее диффчонскими бунтовскими выходками и приняли решение «закупорить» ее, они вызвали боргов. Бэби, Ляси и Пупсика заставили смотреть. Это было ужасно. К тому времени, как борги с нею покончили, Мишель была дрожащей развалиной, тенью своего былого «я», которая с тех пор носит лишь темно–синие и бежевые двойки, не видит необходимости грязно выражаться, после каждой еды моет посуду, а спать ложится только в тот час, который глупо именуется «разумным». Девчонки знали, что, если их когда–нибудь поймают, с ними случится то же самое – если не хуже. В конце концов, Мишель не угоняла космолетов.
У них не осталось времени на размышления о розовых треугольниках – их отвлек какой–то настойчивый звон. Происходил он из неуклюжего серебряно–оранжевого прибора, украшенного цифрами и перфорированного дырками и щелями. Он свисал со стенки прямоугольного стеклянного ящика. Ляси опознала его первой.
– Это машина времени Доктора Кто! – воскликнула она.
Рядом остановилась и уставилась на аппарат ухоженная пожилая дама.
– Ждете звонка? – спросила она. Чужие покачали головами. Женщина сняла трубку. – Алло? – Секунду спустя улыбка ее испарилась, и она грохнула трубку на место. – Ебицкая задница, – свирепо пробормотала она явно мужским голосом и: – Кхм, – прочистила горло. Голос поднялся на несколько октав. – То есть, дорогуша, нельзя же так относиться к дамам. – Обернувшись к Бэби, она проворковала: – Кстати, я обожаю твой прикид. Не в «Транс–Ранце» случаем покупала? Я как раз искала что–то вот такое же. Нет? Ох, ну что ж. И собачка миленькая. Пока чао. – Послав им воздушный поцелуй, она ускакала на высоченных каблуках в сторону отеля «Олбери».
Дззззынннь. Дзззыыыннннь. Девчонки переглянулись. Пупсик сняла трубку и прижала к голове, как это делала женщина.
– Алло? – воспроизвела она.
– Хочешь пососать мне хуй? – раздался на другом конце голос, затем распавшийся целой арией выдохов: – Охх, охххх. Хаххаххаххах. Нгнгнгнг. Сссссссс.
– Может быть, – ответила Пупсик этому шипению. – Как мне это сделать?
– Ссссс. Хаххах… Как?
– Ну да. Как? Как я должна пососать тебе хуй?
В трубке воцарилось краткое молчание.
– То есть, я открыта предложениям. Например, я могу пососать очень жестко, а потом, если хочешь, откусить.
В ухе Пупсика раздалось гнусавое нытье отбоя. Она пожала плечами и повесила трубку.
– Что это было? – спросила Ляси.
– Я думаю, какая–то разновидность земного секса, – ответила Пупсик. – Этот парень попросил меня пососать ему хуй.
– Четко, – ответила Ляси. – А что такое хуй?
– Еть меня, если знаю.
К телефонной будке подошел молодой квинслендец – только что с брисбенского автобуса.
– Вы закончили с телефоном? – вежливо поинтересовался он.
– Хочешь пососать мне хуй? – экспериментально осведомилась Пупсик.
Парень густо покраснел. Первым ему в голову пришло: да, хочу.
Вперед и на запад шагали девчонки. На углу Гайд–парка они столкнулись с парой консервативно облаченных коротко стриженных мормонских миссионеров.
– Как вы сегодня поживаете, мэм? – сказал один.
– Хочешь пососать мне хуй? – спросила Пупсик: ей откровенно нравилось новое выражение.
– П–п–прошу п–прощения? – выдавил тот, побледнев; его собственный хуй грешно зашевелился в официальном мастурбацезащитном облачении. Девчонки приятно помахали ему на прощанье, свернули налево, снова налево, потом направо, потом налево, потом опять налево. В Ньютауне они окажутся, не успеете вы произнести «Малышки в Стране Игрушек»[66]66
Зд.: «Малышки в Стране Игрушек» («Babes in Toyland», 1987—2001) – американская женская группа альтернативного рока.
[Закрыть].
* * *
Астероид Эрос за всю жизнь побывал лишь на одной хорошей вечеринке. Абсолютно взрывной. Фактически, то был планетарный взрыв, его самого и породивший. Но случилось это давно, и с тех пор ничего особо интересного с Эросом не происходило. На огромном автодроме астероидного пояса Эросу не удавалось даже близко подлететь к другому небесному телу, не говоря о том, чтобы с ним столкнуться. А теперь он пойман тупиковой орбитой вокруг этого ебицкого Марса, а не какой–то приличной планеты. Тошнотина.
Эрос был большим, ему было скучно и беспокойно.
– Хой! Звездулька! Светулька–блистулька – ага, ты! – ты у меня первая за эту ночульку. Конечно, правда. Ты первая. Самая первая. Богом клянусь. Ты дай мне закончить, ладно? Вот бы я мог, вот бы посмел, вот бы… что ты имеешь в виду – только земляне так говорят? Это ебицкий отлуп. Что вообще такого особенного в этих землянах? Ты мне скажи, а? А? Ебицкие земляне, им все легко. В каком смысле – типа? Им выпало жить на Земле. Этого что, мало? Это так нечестно. Почему я не землянин? Разве я просил рождаться астероидом? Эй, звездулька! Звездочка! Ну задержись хоть на чуть–чуть? Ну знаешь, поболтаем, познакомимся поближе? Ну и проваливай. Я все равно с тобой трындеть не хотел… Никто вообще на меня внимания не обращает. Что я? Урод какой–то? Извращенец?.. Те малышки в космолете – они довольно славные были, а? Так было четко. Тотальная тишь глубокого космоса, и тут вдруг – этот басовый бит, бумбумбумбум, я гляжу – а тут эта матка на меня пикирует, стерео на всю катушку, а внутри – эти крошки. Я просто уверен, одна мне крикнула: «Увидимся на Земле!» Уж я увижу ее на Земле. Я ее где угодно увижу. Только галактику назови. Черт! Ну почему я не спросил у нее номера? Черт. Черт. Черт… Земля, значит? Ох, Господи. Может, попробовать и за ними туда двинуть?
Даже не думай, громила.
– Господи? Это ты?
Нет, это Солнце Ра[67]67
Солнце Ра (Sun Ra, Herman Poole Blount, ок. 1914—1993) – американский джазовый композитор, пианист, руководитель оркестра, создатель «космической философии». Утверждал, что принадлежит к ангельской расе и прилетел на землю с Сатурна.
[Закрыть]. А ты думал, кто? Ты, Мой честолюбивый маленький астероид, будешь крутиться по орбите вокруг Марса, пока Я не скажу тебе, что можно заняться чем–то другим. Может, 150 тысяч земных лет, а может, и 1,4 миллиона. Зависит от Моего настроения. Поэтому даже не думай. Никаких необъявленных наездов на Земляшку–какашку. Я отвечаю за эту всю–ленную, и ты об этом не забывай.
– Да, Господи, – вздохнул Эрос. – Как скажешь, Господи. Господи? Господи? Ты тут?
Едва удостоверившись, что Бог отвалил, Эрос принялся непокорно ерзать – и ерзал, и дрыгался, и колотился. Боже чможе. Он наберет ускорение для побега, даже если это будет последнее, что он наберет.
§
Тук тук.
– Это дверь? – Торкиль толкнул Тристрама. Близнецы уютно устроились в огромном кресле, набитом полистироловыми бобами – оно стояло на бежевом ковре гостиной. Прежние домовладельцы, вероятно, очень гордились этим ковром, поскольку примерно на фут натянули его на стены, а выше начинались дешевые деревянные панели. Джейк возлежал на другом подлинном артефакте семидесятых – комковатой софе цвета грязи, такой бесформенной и податливой, что к концу вечера люди нередко обнаруживали, что уже неким образом соскользнули вместе с большинством подушек на пол. Украшения и обстановка гостиной – дань мучительному дурновкусию предыдущего поколения – всегда служила нынешним обитателям дома главной приманкой. Тристрам выдохнул долгую струю дыма. Подался вперед и поставил самодельный бонг – пластиковую бутылочку из–под сока, заполненную мутно–бурой водой – обратно на кофейный столик. От движения бобы под ним зашевелились и зашуршали. Славный какой звук, подумал он.
Дверь? Дверь. Двееерь. Слово проплыло по воздуху осенним листиком и крайне лениво вторглось в воздушное пространство Тристрама. Двеееерь. Двеееерь. Его радар что–то нащупал. Бип бип бип. Диспетчерская башня, однако, несколько пребывала в смятении. Она приказала слову зайти еще на один круг, пока им кто–нибудь не сможет заняться. Двееерь. Двееерь.
Когда репетиция завершилась, мальчики сложили инструменты у стены и принялись использовать гостиную по ее прямому назначению – гостить. Работал телик. Без звука. Они посмотрели, как по экрану пляшет и беззвучно поет Фред Астэр[68]68
Фред Астэр (Frederic Austerlitz Jr., 1899—1987) – американский танцовщик и актер.
[Закрыть]. В качестве звуковой дорожки они использовали последний компакт «Трех» – группы с ровно двумя членами. Мальчики тягали шишки. Кроме того, Джейк листал последний номер «По барабану», а Тристрам и Торкиль отрабатывали странные рожи, пользуясь друг другом, как зеркалом. Ни девочек, ни Игги не было видно уже много часов.
Похоже на много часов, во всяком случае. Иногда часов как бы не наблюдаешь. Ну сами понимаете. Когда обдолбан. Это не плохое. Чувство. Но ты. Теряешь нить. Э–э, дорожку. Дорожку. Ага. Иногда.
Тук тук.
Дверь. Диспетчер в голове Тристрама наконец поставил кофе, отложил косяк и посмотрел на экран. Дверь! Ну конечно же. Тристрам перевел взгляд на Джейка.
– Это дверь? – спросил он. От распростертой фигуры на бурой софе ответа не поступило. – Джейк?
– Нееенннаааюууу, – протянул Джейк, шевеля только губами. – Смотря что ты имеешь в виду под дверью. Дверей есть много. Есть от–двери–к–двери. Есть двери внутри. Есть двери наружу. Есть задверья и преддверья. Потом, наконец, есть «Двери»[69]69
«Двери» («The Doors», 1965—1973) – американская рок–группа.
[Закрыть].
– Я прикидываю, окон есть больше, чем дверей, – провозгласил Торкиль, зачем–то указуя на потолок. – Есть окна возможности. Есть окна души. Есть окна в мир. Есть «Окна Майкрософта».
– Ага, – возразил Тристрам. – Но они все это сперли у, сам знаешь…
– Кого? – спросил Торкиль.
Тристрам пусто посмотрел на брата. Что кого? О чем он говорит?
Тук тук.
Джейк вдохнул поглубже.
– ИГГИ! – завопил он. Миг помедлил, чтобы собрать побольше энергии. – ДВЕРЬ!
– Это ебицки смешно, – возмутился Тристрам, минуту поразмыслив. – Игги внизу. Он тебя никогда не услышит.
– Попробовать стоит, – пожал плечами Джейк. – Ему нужно делать зарядку. ИГГИ! ИГГИ!
– Блин, парни, вы безнадежны, – проворчал Тристрам, выбираясь из бобов и влачась к коридору. – Ебицкие стазибазифобы.
– Я знаю, что это значит, – крикнул ему в спину Джейк. – Это боевые слова. И если я когда–нибудь преодолею свое отвращение к вставанию и перемещению, я тебе двину.
Тристрам величественно махнул двери:
– Сезам, откройся! – вскричал он.
Там стоял Джордж.
– Ё, Джордж. Чё стряслось, мужик?
– Они приземлились, – ответил Джордж. Лицо его светилось. – Я же говорил.
Тристрам уперся взглядом в Джорджево пузо. Он мог наглядно себе представить, как оно скатывается с ножек–палочек и весело подскакивает вдоль по улице.
– Кто приземлился? – спросил он.
– Чужие.
Взор Тристрама снова переполз на лицо соседа.
– Что ж, это великолепно, Джордж, – кивнул Тристрам с непроницаемым видом, пока слово «чужие» плясало у него в голове, кружа в объятьях Рыжей Роджерс[70]70
Рыжая Роджерс (Ginger Rogers, Virginia Katherine McMath, 1911—1995) – американская актриса театра и кино, танцовщица, постоянный партнер Фреда Астэра.
[Закрыть]. Чужие! Уииии! Чужие! Уииииии! Уиииииии! – Так, э–э, и где они?
– У меня дома.
– Понимаю. И на что эти чужие похожи, Джордж?
– Три бабы и собачка.
– А… га. – Тристрам задумался над этой информацией. – Но, Джордж, э–э, я не хочу быть большим скептиком или как–то, но, типа, откуда ты знаешь, что они – чужие? Откуда ты знаешь, что они – не, типа, три бабы и собачка?
– У них антенны, – самодовольно ответил Джордж, постучав себе по голове.
– У них антенны, – крайне серьезно повторил Тристрам, тоже постучав себе по голове в ответ. Может, у Джорджа кенгуру на верхнем выгуле отбился от стада? Кенгуру. Кенгуру. Понг понг. Прыг–скок. Ц ц ц ц. Понг понг.
– Кто там, Трист? – осведомился из соседней комнаты Джейк. – И если вечеринка, почему не позвали меня?
§
Пятнадцать сириусян, двадцать херувимов, двенадцать зета–ретикулов. Капитан Кверк положил сверкающую серую голову в четырехпалые руки и ею покачал. Динь–га–линь. Динь–га–линь. Он составлял топливно–пассажирскую пропорцию – иными словами, прикидывал, сколько собратьев–внеземлян сможет шлепнуть на Землю в обмен на ингредиенты, которые они ему поставят для ракетного топлива. Семь альфа–центавров.
Неужели обязательно брать пятнадцать сириусян?
Путешествие будет долгим, даже если они успеют поставить новый антивещественный привод.
Что там еще?
О Господи – регистрация.
Срок ее действия почти истек. Господи.
Господь Бог был единственным и бессмертным обитателем планеты Бытие, которая произвела Его в одном экземпляре, увидела Его и увидела, что Он хорош – или достаточно хорош, – а потому пренебрегла составлением инструкции по дальнейшему размножению Его вида. Вероятно, разумно, учитывая, что одной из основных характеристик Бога была Его вездесущесть. Трудно представить, что во всей–ленной найдется место для еще одного, подобного Ему. Бог, которого часто принимали за Фила Коллинза, был душой отчасти творческой: носился со своим «да будет свет» тут, «да будет твердь посреди вод» там. Другим чужим было нормально. Больше миров можно исследовать и все такое. В пятнистые синие носы им тыкалось другое – слишком уж зазнаисто Он зазнавался. А если сказать, не слишком церемонясь с выражениями, – считал себя самым начальным начальником в космосе. Так далеко зашел, что раздавал заповеди и насылал чуму на тех, кто посылал Его на фиг или просто не перезванивал. Еще одна из Его доминантных личностных черт – та, которую Он наверняка упомянул бы в частном объявлении, вздумайся Ему искать себе партнера, – Его всемогущество. Ему нравилось помогать корешам. Однако печальная истина заключалась в том, что Он не всегда делал то, что мог. Бог нечасто перенапрягался, когда следовало остановить бессмысленную войну или присмотреть за Своим избранным народом – или даже явить милосердие несчастным придуркам, которым не помешало бы передохнуть. В таких вещах Господь был самым первым филоном. С другой стороны, Он был прилежен как черт, если требовалось зацапать космических ковбоев за просроченные ракетные регистрации и прочие нарушения межгалактического движения. Утаить что–нибудь от Него было невозможно. Он ведь был всеведущ.
Кверк вздохнул и добавил «перерегистрировать ракету» в список текущих дел.
§
– Вот чего я никак не ожидала, знаете. Что еда на Земле окажется так хороша, – восторгалась Бэби. – Во всех этих кафе, которые мы видели по дороге, давали крохотные порции и без всякого разнообразия. Ножи, вилки, ложки, ложки, вилки и ножи. Ебаный спас.
– Я тебя очень хорошо понимаю, – ответила Ляси, раздирая на части тостер. Обнюхала шкалу, лизнула, и чувственно провела ею по щеке, прежде чем раскрыть наконец губы и сунуть в рот. Пупсик тем временем пировала решеткой гриля.
Бэби удовлетворенно сосала штепсель.
– Хорошо бы рецептик этой штуки, – вздохнула она. Проглотила один зубец и причмокнула. – Просто чертовский сплав.
– Землянин Джордж, похоже, – неплохой парень, – заметила Ляси. – Мы тут валимся ему на голову импровизом, а он ведет себя так, будто всю жизнь нас поджидал.
Ииииик. У Ревора, который вылизывал брошенный пылесос, рыльце застряло в шланге. Он со всевозрастающим отчаянием замотал головой. Ииииик. Иииииииик. Помогите. Ииииик. Ииииик.
– Глупая зверюшка, – рассмеялась Бэби.
Ляси подобрала электрический разделочный нож, на другом краю двора взяла взбивалку–картофелечистку и стартер для фургончика «комби» и принялась жонглировать.
– Пища – не игрушки, Ляси, – отчитала ее Бэби, словно бы всерьез.
– Есть, капитан Кверк. Как скажете, капитан Кверк. – И без предупреждения Ляси метнула взбивалку в Бэби. Рука той взметнулась и одним махом швырнула ее обратно. Ляси перехватила взбивалку в воздухе и не дала упасть. – Ебицки здорово, что Кверк и его мертвяки до нас тут не дотянутся! – Она даже подпрыгнула от восторга.
– Я бы сказала, что они по нам не очень соскучились, – ответила Бэби.
«Соскучились» – не вполне то слово, которым бы воспользовался Кверк. Но если Бэби полагала, будто ему все равно, увидит он их вновь или нет, на деле ей светило совсем другое. На деле, другое светило им всем – и светилом этим был сам Кверк. Ему просто нужно было кое–что доработать.
Иииииииииик. Ииииииик. Ииииииииииииик. Ииииииииииик. Иииииииииииииииииииик.
Ой. Забыли про зверюшку. Бэби дотянулась, схватила Ревора за задние лапы и дернула. Голова его с громким фук выскочила из шланга. Ревор перекатился на спину, закрыл глаза и благодарно засопел.
– Здесь можно просидеть весь день, – сказала Пупсик, – или же двигаться дальше. Я не хочу казаться нетерпеливой или как–то, но я откелева чую секс, наркотики и рокенролл. Ну и, в общем, не знаю, как вы, а я готова.
Остальные посмеялись. Они понимали разницу между «откуда–то» и «откелева». Чужие могут быть невинны в некоторых аспектах земной жизни, да и слова у них могут выходить не вполне правильно, но они далеко не глупы. Или необразованны.
– Вообще–то, раз уж ты завела об этом речь, – сказала Ляси, роняя игрушки на землю, – я тоже чую секс, наркотики и рокенролл. И мне кажется, запах идет из соседней двери.
Бэби глянула на «Локатрон».
– Явно из соседней двери, – подтвердила она. – Но, Ляси? – Она приняла вид суровый, в духе «я–тут–вожак».
– Ну? – Ляси терпеть не могла, когда Бэби под хвост попадала вожжа вождизма. Такое, черт бы его драл, нефонство.
– Джейк на сей раз мой.
Ляси пожала плечами:
– А мне не поебсти? Мне он и в первый раз великолепным не показался.
Ляси по натуре была не очень злобна – просто ей нравилось дразнить Бэби. Пупсик настороженно наблюдала за их перепалкой.
И когда Бэби уже собралась было парировать, что Джейк, вероятно, о ней еще худшего мнения, вновь появился Джордж.
– Спасибо за жрачку, – сказала Бэби хозяину. – Мы сваливаем.
– Но вы же вернетесь, правда? – встревоженно осведомился он.
Прочтя у него в уме, Бэби его заверила:
– Без тебя не улетим.
§
Тристрам втащился обратно в гостиную и снова плюхнулся в бобовое кресло рядом с близнецом.
Джейк и Торкиль тупо воззрились на него. Где он был все это время, интересно? Похоже, пропадал он много лет. Торкиль, поддавшись чувствам, обхватил его руками.
– Братик, – вскричал он. – Где же ты был?
– А ты как прикидываешь? – Тристрам выпутался из братских объятий. – У двери.
– Правда? – Голос Торкиля был полон изумления. – Это так четко. – Он немного подумал. – А кто–нибудь еще там был?
– Джордж.
– И что старина Джордж мог сказать в свое оправдание? – встрял Джейк.
– Он сказал, э–э, что приземлились чужие. – Тристрам снова поднялся и побрел на кухню за стаканом… стаканом… А, ладно. Может, вспомнит, когда доберется.
– Дудудуду, – хихикнул Торкиль. – Дудудуду.
Джейку вдруг стало очень тепло. Он посмотрел на свою новую татуировку. Похоже, она разогревалась. Чудно. Фред и Рыжая Роджерс действовали ему на нервы. Он взял пульт и переключил каналы. Щелк. Летающая тарелка пыталась поднять новую модель внедорожника, но у нее не получалось. Щелк. Кто–то старательно изображал «Минти»[71]71
«Минти» – марка жевательных леденцов австралийского производства.
[Закрыть], закрепляя себе уши резинками. Щелк. В новостях правительство объявляло о новом законе, который запрещал смеяться над министром иностранных дел или другими членами Кабинета, каким бы посмешищем те себя ни выставили. Щелк. Маленькая инопланетянка танцевала вокруг гигантского шоколадного батончика. Щелк. Снова Фред и Рыжая.
– Торк, – сказал он.
Торк закрыл глаза и перешел в режим скринсэйвера. По его векам изнутри вили петли крылатые тостеры, за которыми гонялся тост.
– Торк.
Торк медленно вернулся на линию:
– М–м?
– У меня такое смешное чувство, будто я сейчас встречу любовь всей моей жизни.
Торк закатил глаза:
– Ага. Ну. Ты это утверждаешь каждый вечер по субботам.
– Сегодня воскресенье. – Джейк развернул газету и постучал по одному объявлению. – Кстати, о воскресеньях. Сегодня в «Сандо» играет «Косолапый Копчух»[72]72
Косолапый Копчух (Smokey Stover, 1935—1973) – персонаж комиксов американского художника Билла Холмана, пожарный–растяпа на двухколесном «фу–мобиле».
[Закрыть]. «Косолапый Копчух». Тот самый «Косолапый Копчух». Сегодня.
Торк дотянулся до бонга, дернул еще одну шишку и задумался над тем восторгом, на который подписался приятель.
– Но, Джейк, – сказал он.
– А?
– Забыл. О чем мы говорили?
– Ненаю. Ни о чем?
– Нет. О чем–то было. Что ты только что сказал?
– Я сказал, – сказал Джейк, опять зевая и почесывая задницу, которая вдруг яростно зачесалась и выпустила еще один тихий бляааат. – Сегодня в «Сандо» играет «Косолапый Копчух».
– А, ну да. Но, Джейк. «Лапый Косочух». «Косой Чухолап». «Чухонские Лапы» всегда играют в «Сандо» по воскресеньям.
Джейк вздохнул и потряс головой.
– Знаешь, Торк, я же прошу только одного – чего? – немножко энтузиазма. Немножко рвения. Немножко страсти. – Он задумчиво наполнил легкие дымом. Вот что ему нужно, ослепительно вспыхнуло у Джейка в голове самосознание: немножко энтузиазма, немножко рвения, немножко страсти. Торку все это и вполовину так не нужно, как ему. Что он говорил? А, ну да. – И кроме того, однажды – я знаю, вообразить это трудно, но однажды – «Косолапый Копчух» может и не играть в «Сандо» по воскресеньям. И тогда знаешь что? Жизнь станет другой.
– Жизнь полна сюрпризов, – признал Торк.
– Это так, – согласился Тристрам, вернувшись в комнату с чайным полотенцем в руках. Он не очень понимал, зачем взял его – просто в тот момент это показалось правильным. Он снова сел и повесил полотенце брату на голову. После чего нагнулся и исследовал подол своего платьица. Строчка просто, блить, изумительная.
Тук тук.
– Трист, – сказал Джейк. – Дверь.
– Я ходил в последний раз, – возмутился Тристрам.
– А, – объяснил Джейк с образцовой логичностью, – именно поэтому ты должен открыть ее и теперь. У тебя есть опыт.
Тристрам нахмурился. Он интуитивно чувствовал, что с этим доводом что–то не так, но ткнуть пальцем не мог. Он вытянул себя из бобового кресла еще раз. В линии Джейковых рассуждений явно есть какой–то изъян. Линия рассуждений. Почему она – линия рассуждений? Почему рассуждения не могут быть точкой, или плоскостью, или даже твердым телом? Может, логика – ромбоид, как бы такой кругловатый, но с углами. Тристрам выволокся из комнаты, чтобы открыть дверь.
Торк вытянул ментальный коготь и соскреб грязь со своей памяти.
– Э, Джейк, – произнес он, стягивая с головы полотенце. – Хочешь анекдот?
– Ненаю. А хороший?
– Ненаю. Кому судить?
Джейк подоткнул подушку под шею поудобнее и переместил длинные ноги.
– Ну? – сказал он. – Выкладывай.
– Ты слыхал про агностика–дислексика с бессонницей?
– Не.
– Лежал всю ночь без сна, все прикидывал, зачем ему в торец.
– Бац бац… что за хуйня?
Волоски на руках и ногах Джейка вдруг встали дыбом. Страхопиляция всего тела. Даже дреды его изо всех сил старались вскочить на ноги. Но поскольку были жирны, тяжелы и не привыкли к упражнениям, им удалось только приподняться до половины, после чего они в изнеможении рухнули обратно. «Три» угасли до нуля, когда домотался компакт–диск. Комнату окутало трансообразное молчание. Фред Астэр мутировал в рой бабочек и спорхнул с экрана. Глазные яблоки Джейка омыл некий льдистый алмазный свет, и у него возникло отчетливое ощущение, будто по его позвоночнику взад–вперед замаршировали сороконожки в сапогах со стальными носами. В сомнении он обратил немигающий взор на Торкиля. Судя по выпученным глазам близнеца, Торкиль переживал то же самое, чем бы оно ни было.
Следует отдать им должное – пришелицы знали, как эффектно войти.
В дверях в гостиную стоял очень бледный Тристрам и три положительно сияющие роковые девчонки из открытого космоса.
– Хой, – поздоровалась Бэби. – Помнишь нас?
Джейк, не вставая, подскочил и мигнул. Дежа вю дежа вю дежа вю вю вю. Но. Как. Когда. Где?
Тьфу! – подумала она. Забыла про «Мемоцид»
– Да ладно тебе, – сказала она, не по делу разочарованно. – Мы просто имели секс. Ты не виноват, что не помнишь.
Джейк, вытаращив глаза, пялился.
– Правда. Вовсе не виноват.
Ляси тем временем изучала близнецов – оба выглядели в равной мере ошарашенными. Они ж на целые кучи симпотнее Джейка. Его пускай Бэби забирает. А Ляси возьмет их.
– Как вы сегодня поживаете, мэм? – кокетливо осведомилась она. – Хочешь пососать мне хуй?
Пупсик вздохнула и схватила себя за промежность. Парнерама. Эй, да где ж тут девчонки–то?
– Что ж, – изобразил рукой Торкиль, когда вновь обрел голос. – Заходите, будьте любезны. И, э, Джейк?
– У, э? – ответил Джейк, не отрывая взгляда от Бэби.
– Ты – легенда. Ебицкая легическая енда.
§
Интересно, можно ли сократить сириусян?
Поглядим. При данном Zn2+ + 2e = = Zn, и продукт растворимости MgNH4PO4 при 25ºС – это 2,5 х 10–13, если мы установим несколько дополнительных соленоидов тут и синхроциклотрон там, нам может и не понадобиться столько ванадия, и тем самым – Кверк просиял – быть может, удастся немного сшибить сириусянский компонент.
Кверк поднялся из–за стола и подошел к двери. Выглянул в коридор. Никого. Он захлопнул дверь и вернулся к столу. Пошире открыв рот, он ввел внутрь длинный серебристый палец. Лишь с незначительнейшим укором совести подумал о том, что его больше всего возбуждало: о крохотных пригородных торговых центрах, карманных калькуляторах и Мишель Мабелль, – и следующие двадцать минут посвятил ублажению своей увулы. Дондон диньдинь дондон диньдинь дондинь дондинь дондинь диньдон диньдон ДИНЬДИНЬДИНЬДИНЬДИНЬ.
§
До рок–н–ролла, до ритм–энд–блюза, до джаза, до Моцарта и Баха, до григорианских распевов и немецких романсов, до ситара и маримбы, гамелана и цимбал, до пипы, до «Кошек», «Призрака» и многократно возрожденных «Волос», до регги и хауса, ска и даба, до «Хэнсона», до Элвиса, до Орфея, до «Пульсирующей Хрящевины»[73]73
«Кошки» («Cats», 1981) – мюзикл английского композитора Эндрю Ллойд–Уэббера (р. 1948) по мотивам сборника юмористических стихов «Популярная наука о кошках, написанная Старым Опоссумом» (1939) англо–американского поэта Томаса Стирнза Элиота (1888—1965). «Призрак оперы» («The Phantom of the Opera», 1986) – мюзикл Эндрю Ллойд–Уэббера по мотивам одноименного романа (1910) французского писателя Гастона Леру (1868—1927). «Волосы» («Hair», 1967) – мюзикл американского композитора Голта Макдермота по книге Джеймса Радо и Джерома Рэгни. «Хэнсон» («Hanson», с 1992) – американская поп–рок–группа. «Пульсирующая хрящевина» («Throbbing Gristle», с 1975) – английская группа экспериментальной и индустриальной музыки.
[Закрыть] и «Девяти Дюймовых Гвоздей» все живые существа тащились по одному биту – биенью сердца.
Бабум. Бабум. Бабум. Стетоскопический обзор живых существ, собравшихся в гостиной одного конкретного съемного дома в Ньютауне к концу воскресенья ранней весной, но поздним двадцатым веком, выявил бы некое высокообобщенное сердечное смятение. Дикая неконтролируемая похоть? Первые необузданные намеки на истинную любовь? Непредсказуемые физиологические воздействия контакта с чужими на конституцию землян и наоборот? Космическая вибрация, вызванная смещением орбиты астероида Эрос, который именно в тот момент самую малость подвинулся ближе к Земле? Просто весна? Все вышеперечисленное?
Гав?
Гав?
В комнату на щелкучих когтях рысью вбежал Игги, протиснулся между ног Ляси и облизнулся. За ним двигались Сатурна и Неба, которые поддергивали и возвращали на места клочки кружев и бархата, а также пряди волос. Первым порыва послушался Ревор. Трусцой подбежав к Игги, он встал на задние лапы, поджал передние калачиком, точно кенгуру, склонил голову набор и взвыл.
Игги пораженным взором уставился на Ревора. Распахнул мощные челюсти и экономным махом головы подхватил его и воздел в вышину.
Уоуоуоуоуо. Отпусти меня. Уоуоуоуоуоуоуо. Уоуо. Ооооо. Это у тебя язык? Ууууууууууу. Оооооооооо. Ууууууууу. Не останавливайся. Оооооооооо. Нфнфнфнфнфнфнф. Мммммммммммм. Ррррррррррррррр. Аххххххххх. Ахххххххххх. Нф. Нф.
Все имевшиеся в наличии двуногие, чужики и сушки, в изумлении и оцепенении таращились, не очень понимая, что – если вообще что–либо – им следует предпринять. Не успел никто из них толком отреагировать, Игги откашлял Ревора наружу, повернулся и, высоко задрав голову, ушлепал на кухню. Ревор же – мокрая шкура курчавится, глаза влажные – приземлился на лапы и энергично отряхнулся. Унюхав в воздухе аромат Игги, который ни с чем не спутать, он поскакал в погоню.
– Давайте снова включим электроприборы, – предложила Ляси. Пупсик направила антенны на компакт–диск–плейер. Тот моментально завелся снова.
«Я чую твои сладкие лохматые подмышки, женщина, я тебя чую», – запели один из двух из «Трех».