Текст книги "Легкое поведение"
Автор книги: Линда Джейвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Куан, в приподнятом настроении, присоединился к нему на палубе. Восходящее солнце рассеивало утренний туман.
Бой показал на скалистый остров, вырисовывающийся в дымке:
– Это Остров Лошади. Видите ее голову?
Моррисон прищурился:
– Не уверен.
– Ну хорошо, вон с тем будет проще. – Куан махнул рукой в другую сторону. – Остров Коромысло.
Моррисон улыбнулся:
– Да, этот похож. – Ему вдруг пришла в голову мысль. – Скажи, Куан, а что ты думаешь о Хо и его спутниках? – Джентльмены, путешествующие до Шанхая, вчера вечером тепло попрощались с ними и сейчас еще спали в своих каютах.
– Хорошие люди, – с энтузиазмом ответил Куан. – Они очень любят свою страну. – Он с некоторой опаской покосился на хозяина. И предпочел вернуться к пейзажам: – Остров Дрова. Видите?
Моррисон не видел, да и не пытался. Он вглядывался в лицо своего боя.
– Есть в них что-то такое, что мне было бы интересно знать, Куан.
– Мой хозяин очень умный, – осторожно ответил Куан. – Я думаю, что они, возможно… как это сказать?.. симпатизируют реформаторскому движению.
– Интересно, – ответил Моррисон. – И по-твоему, они могли бы стать его активными участниками?
– Откуда мне знать? Я всего лишь слуга. С чего бы вдруг они стали откровенничать со мной?
Все отчетливее проступали золотистые галечные пляжи Чифу, осыпающиеся каменные форты и вытянувшиеся вдоль берега ровные ряды двухэтажных кирпичных складов. Над портом возвышались Бикон-Хилл с его древним маяком эпохи династии Мин трехсотлетней давности; зависший над морем замок Короля-дракона и престижные дома, офисы и консульства западных держав. Чуть дальше стоял старый город, окруженный крепостной стеной. А за ним простирались бесконечные холмы, горы и сельскохозяйственные угодья Шаньдуна. Провинция, на семь тысяч квадратных миль превосходящая по площади Англию и Уэльс, вместе взятые, была родиной Конфуция. За исключением скромного Чифу и крошечного Вэйхайвэя, она практически полностью находилась под влиянием Германии, и это обстоятельство крайне раздражало Моррисона.
В гавани Чифу деревянные джонки с залатанными, сложенными гармошкой парусами и весело раскрашенной кормой сновали среди британских и японских военных кораблей и пассажирских судов. Ялики облепляли джонки, словно рыбы-лоцманы, пока лодочники перегружали тюки с вермишелью, бобами, арахисом, фруктами, шелками, сеточками для волос и кружевами, предназначенными для отправки в Шанхай.
Когда их судно бросило якорь, Моррисону на глаза попалась китайская рыбацкая джонка, набитая европейцами. Пассажиры понуро сидели на палубе, словно сгорбившись под тяжестью печали, чемоданов и спальных мешков. Моррисон слышал, что в разгар боевых действий жители Порт-Артура – европейцы, русские, китайцы, японцы – отдавали свои драгоценности и наличность капитанам джонок, лишь бы сбежать из осажденного города. Чифу, находившийся всего в восьмидесяти девяти морских милях южнее Порт-Артура, был, наряду с Вэйхайвэем, самым близким портом. Моррисон решил, что попытается поговорить с беженцами перед отъездом в Вэйхайвэй. Но только не сейчас. В таможенном катере, который спешил к их пароходу, сидел и махал ему шляпой дорогой друг Моррисона Дж. JI. Молино, врач-хирург, служивший при местной таможне. Непревзойденный острослов, Молино, как никто другой, знал обо всем, что творилось в иностранной общине Чифу. Вот это бальзам на душу!
– Эрнест! Как я рад тебя видеть, старина! – прокричал неутомимый Молино. – У меня для тебя столько сплетен. Собрал со всех уголков империи: из Тяньцзиня, Шанхая, Чифу, Вэйхайвэя, Порт-Артура, Японии. Я боялся только одного: что не будет достойного слушателя и все мои старания окажутся напрасными.
– О, какие хорошие новости, – ответил Моррисон, спускаясь по веревочной лестнице в катер вместе с Куаном и багажом. – И что в меню?
– Как всегда, журналистские ляпы, дипломатические казусы, сексуальные грешки.
– Дай-ка подумать. Пожалуй, начнем с первого.
– Я так и знал.
Ничто так не поднимало настроения раздраженному журналисту, как возможность позлорадствовать над промахами коллег. Моррисон очень надеялся, что среди тех, кого собирается высмеять его приятель, окажется возлюбленный его возлюбленной Мартин Иган.
– С завтраком? – предложил Молино. – До отправки пакетбота в Вэйхайвэй еще куча времени.
– Что ж, тем лучше.
Таможенный катер пришвартовался у доков. Моррисон поручил Куану заняться пересадкой на пакетбот. Оставив боя с багажом, они с Молино направили свои стопы в сторону Бикон-Хилла.
Молино начал:
– Маккалаг из «Нью-Йорк геральд» недавно перенервничал, пытаясь сочинить телеграмму, и, чтобы удержаться на связи, отправил в редакцию целых две страницы романа – по четырнадцать шиллингов за слово. Короче, подорвал бюджет своего редактора, за что его чуть не уволили.
Моррисон фыркнул:
– Надо думать.
– Тем временем Норрис Ньюман из «Дейли мейл», хотя ему и удалось втереться в доверие к японцам в качестве британского подполковника, оказался таким бездарем, что его все-таки уволили. А Эрнест Бриндл потопил несколько японских военных кораблей, которые, согласно всем другим данным, находились на плаву и в боевой готовности, да к тому же еще эвакуировал Порт-Артур.
– Мой коллега Грейнджер на днях проделал тот же самое с Ньючангом. – К тому времени как приятели подошли к колоннаде офицерского клуба, Моррисон заметно повеселел.
– О, а Пол Боулз потребовал от своих работодателей из «Ассошиэйтед пресс» выделить ему восемьдесят тысяч долларов на яхту, чтобы у него был прямой доступ к Чифу. Он говорит, что это единственное место, откуда он может посылать телеграммы без японской цензуры.
– Смело. Я так полагаю, он не забыл упомянуть о том, что в порт не пускают даже пароходы. Похоже, пример Лайонела Джеймса оказался заразительным, теперь все захотят иметь собственный транспорт.
– Твой Джеймс не перестает нас удивлять. Он отправил беднягу Дэвида Фрейзера, который, боюсь, навечно прослывет денщиком, оборудовать наземную телеграфную станцию для «Хаймун» в Вэйхайвэе и приказал ему воздвигнуть вышку в сто восемьдесят футов. Такая высота необходима, чтобы принимать сигналы с его парохода, если он доберется до Порт-Артура. Джеймс не учел только одного: крестьяне уже спилили на дрова все деревья в округе. Фрейзеру пришлось мастерить вышку из обломков мачт заброшенных джонок. Когда ее стали устанавливать, она разломилась пополам и едва не утащила за собой в море половину полка военных матросов.
– Половину полка? – усомнился Моррисон.
– Преувеличиваю, конечно. – Молино пожал плечами. – Как и любой рассказчик. – Он ткнул в друга пальцем.
– Я – никогда! – возмутился Моррисон.
– Как бы то ни было, пока они возводили вышку, Джеймс слал Фрейзеру одну телеграмму за другой: «Срочно готовьте Форестри» [22]22
Forestry (англ.) – площадка для лесонасаждений. Здесь – игра слов.
[Закрыть].
– Ах, ну да. Беспроводной телеграф Де Фореста [23]23
Де Форест, Ли (1873–1961) – американский изобретатель. В 1904 году передатчик и приемник Де Фореста, первые в своем роде, были установлены на борту парохода «Хаймун», зафрахтованного газетой «Таймс».
[Закрыть]. Отсюда и Форестри. Конечно.
– Короче, после того как телеграммы такого содержаний стали приходить ежедневно и по нескольку раз на дню, этот каламбур уже никого не смешил.
– Могу себе представить. Джеймс вызвал меня в Вэйхайвэй, обрушив такой же шквал телеграмм, хотя обошлось и без каламбуров.
– Если серьезно, – сказал Молино, – тебе, наверное, следует знать, он тут кое-кому щелкнул по носу.
– Веселая картинка, – ответил Моррисон. – И насколько большие носы пострадали?
– Большие. Видишь ли, строго говоря, только правительство, британская администрация Вэйхайвэя, может санкционировать строительство новой беспроводной станции. Джеймс должен был прежде всего уладить вопрос с уполномоченным.
– Локхартом? – Моррисон был хорошо знаком с уполномоченным. – Я могу замолвить словечко.
– Было бы неплохо. Но я не уверен, под силу ли тебе Адмиралтейство. Фрейзер уговорил полковника Брюса прислать волонтеров из британских инженерных войск, так что в проект «Таймс» оказались вовлечены и военные. Вот откуда взялись матросы. Абсолютно нелегально, как ты можешь догадаться. Теперь ты представляешь, что здесь творилось, и это просто чудо, что ему удалось установить вышку и привести ее в рабочее состояние, при том что никто не был арестован и не угодил под трибунал.
– Я так понимаю, моя работа будет сводиться исключительно к тому, чтобы отговаривать тех, кто якобы на нашей стороне, от попыток потопить «Хаймун» с Джеймсом на борту. Должен сказать, что всего неделю назад, в разгар всей этой неразберихи, Джеймсу все-таки удалось послать с «Хаймуна» беспроводную телеграмму, и это первый случай в истории мировых войн.
Молино открыл было рот, но тут же закрыл его, поджав губы.
Моррисон покосился на друга:
– Я знаю, что ты хочешь сказать: в той телеграмме Джеймс лишь сообщил, что находится на борту «Хаймуна» и следует по пути в Корею. Да, и еще то, что «развертывание боевых действий», которое он предсказывал, произойдет «очень скоро». – После того вечера в клубе «Тяньцзинь», когда Моррисон узнал о прорыве Джеймса, он как раз и прочитал это сообщение. – Вторая телеграмма, которую он послал на следующий день, была куда более содержательной.
– О высадке главного экспедиционного корпуса японской армии на корейский берег.
– Да, и в подробностях. Джеймс написал о строительстве Понтонных переправ и тому подобное. Он, конечно, соблюдал конспирацию, а потому не указал численность и назначение войск, сославшись на то, что это было бы «нечестно» по отношению к японцам.
– Насколько я понимаю, была и третья телеграмма. Отправленная два дня назад. В ней он дает подробную информацию о случившейся в этом месяце бомбардировке Владивостока кораблями адмирала Камимура. Похоже, он все-таки сумел втереться в доверие к своим японским источникам.
– Да. Даже если японцы по-прежнему увиливают от ответа на вопрос, насколько близко они подпустят его к настоящим боевым действиям. Надеюсь узнать от него много интересного, когда увижусь с ним в Вэйхайвэе. Кстати, я тут увидел джонку с европейскими беженцами. Мне бы хотелось переговорить с ними до отъезда в Чифу.
– Ну тогда пошли, – ответил Молино. – Когда закончишь, я попрошу таможенный катер доставить тебя на твой пароход.
Мужчины отправились к беженцам. Через час с небольшим они уже садились в таможенный катер, ожидавший на пристани.
– Что ж, – начал Молино, – полагаю, самую увлекательную историю ты оставишь при себе.
– Что ты имеешь в виду?
– Слышал, ты встречаешься со знаменитой мисс Перкинс.
– Знаменитой?
– Конечно. О ней много говорят. Жена таможенника – нет, не волнуйся, не та – неделю назад приехала из Тяньцзиня с кучей новостей, хотя должен признать, в основном о тряпках, так что при третьем упоминании о тафте я попросту отключился. Но мой бой рассказал куда более интересные подробности. Его кузен А Лонг работает у Рэгсдейлов. Вот откуда я узнал, что ты знаком с девушкой.
– Да, поистине Китай – страна маленькая. Почти четыреста миллионов населения, и каждый в курсе моих дел.
– Справедливости ради стоит заметить, что и ты в курсе их дел.
– Это моя работа. Но я тронут. Так что именно ты слышал?
– Кажется, она очаровала всех, за исключением миссионеров, чье неодобрение лишь подогревает всеобщий интерес. Похоже, даже женщины подпали под ее обаяние, кроме тех, чьи мужья слишком усердно поклоняются культу мисс Перкинс.
Моррисон нацепил маску безразличия:
– Возможно, одним поклонением тут не обошлось.
– В самом деле. Судя по отзывам, она прямо-таки куртизанка.
– Можно и так сказать, – ответил Моррисон, натянутый, как пружина маятника в его часах.
– Что, я слышу нотки горечи?
– Вовсе нет. Я прекрасно провожу время и давно уже не чувствовал себя таким молодым. С ней мне хорошо, даже когда она делает мне больно.
Молино усмехнулся:
– Это видно невооруженным глазом. Ты просто пышешь здоровьем.
– С другой стороны, приходится делать над собой усилие. Как большинство первопроходцев, я терпеть не могу проторенных дорог.
– А ее дорожка изрядно истоптана.
Моррисон смерил Молино убийственным взглядом.
– Это было грубо, признаю. Но мне любопытно, Джордж Эрнест. Есть ли возможность сделать из нее честную женщину?
Моррисон уже приготовился ответить остротой, когда вдруг его озарило.
– Ты знаешь, пожалуй, в этом-то все и дело, и вот почему разлука с ней меня так угнетает. Она самая честная женщина из всех, кого я когда-либо встречал. В ней нет ни фальши, ни лицемерия. Это очень редкое и ценное качество в женщине.
– В мужчине тоже, – заметил Молино.
Моррисон помолчал.
– Я чувствую, что, если только мне удастся сосредоточиться на этом ее достоинстве, я смогу быть счастлив с ней. Но должен сознаться, что временами это чертовски тяжело.
– Что она от тебя хочет? Она говорила?
– Чтобы я не волочился за женщинами, пока мы в разлуке.
Молино загоготал.
– Я серьезно.
Молино погрозил ему пальцем:
– С такой женщиной есть только один выход, Джордж Эрнест.
– И какой же?
– Ты должен на ней жениться. Эй! – Катерок подбросило волной от проходящего военного корабля. Молино успел подхватить Моррисона, не дав ему рухнуть прямо на планшир.
Глава, в которой Моррисон встречается с Лайонелом Джеймсом в «Доме Королевы» и противится чувству долга, уступая искушению
Жениться на ней?
Пакетбот резво шел вдоль побережья, и вскоре в поле зрения показался Вэйхайвэй, городок куда более скромный, нежели Чифу. Моррисон смотрел на низкие бурые холмы с проплешинами из редких дубков и жесткой травы, представляя себе, в каком отчаянии пребывал Фрейзер, получив приказ возвести устойчивую пышку. В отсутствие подходящего сырья такое предприятие казалось утопией.
У этого парня определенно есть чувство юмора.
Пакетбот встал на якорь в Порт-Эдварде, компактном поселении, приютившем малочисленную европейскую общину Вэйхайвэя. Морской бриз рвал на флагштоке эксцентричный флаг Британской империи, Юнион-Джек; в центре флага – эмблема с утками-мандаринками, написанная китайской акварелью. Это символизировало крепкий союз колониальной администрации и местных традиций, призванный преобразовать сонную рыбацкую деревушку в настоящий Гонконг Северного Китая, классический симбиоз любви и верности. По мысли политиков, Вэйхайвэй должен был стать не только британской военно-морской базой и перевалочным пунктом, но прежде всего образцом колониальной администрации. Поэтому британцы активно строили здесь школы и клиники. Сажали деревья. Вакцинировали детей от бубонной чумы и сепсиса, уничтожали выгребные ямы, призывали жителей к борьбе с крысами. Но Моррисон знал, что, несмотря на все усилия администрации и оптимистические ожидания, ни британцы, ни китайцы не верили в продолжительность этого союза. Конвенция 1898 года, согласно которой цинский двор сдал Вэйхайвэй в аренду Британии, оговаривала, что крохотная территория останется под контролем британцев только до тех пор, пока русские держат Порт-Артур. Таким образом, обе стороны рассматривали соглашение в качестве противовеса, обеспечивающего стабильный баланс империалистических держав. Выиграй Япония эту войну, и о союзе Британии с Китаем можно было бы забыть. Разумеется, нелегко было инвестировать в любовь и верность, когда жених знал, что невеста в любой момент может уйти к другому.
Моррисон приказал себе не думать о том, что может кончиться плохо.
Они с Куаном пересели на катер, который домчал их до холмистого острова Лиу-Кунг, служившего естественным волнорезом в устье Вэйхайвэйской гавани, – именно его британский флот выбрал своей базой и зоной отдыха. Остров был небольшим, всего пару миль в длину и общей площадью чуть больше квадратной мили. Северная часть острова представляла собой вздыбившиеся из моря скалы. Китайские рыбаки селились на восточном и западном берегах в каменных домах, крытых водорослями; британцы сооружали казармы, церкви и общественные здания в укромных уголках на юге и в центральной части. Куан углядел японский военный корабль, который держал курс на Порт-Артур.
Вскоре они высадились на многолюдной набережной в южной части острова. Прямо перед ними, через дорогу, стояло величественное старое здание, в котором прежде находился китайский храм. Низкий пролет каменной лестницы заканчивался массивными ярко-красными дверями. Разрисованные устрашающей фигурой китайского бога войны, они были гостеприимно распахнуты. Табличка рядом с дверью заявляла это помещение как «Дом Королевы»; на самом деле оно служило столовой для офицеров Королевского флота.
Договорившись с Куаном встретиться позже, Моррисон поднялся по каменным ступеням, осторожно переступил деревянный порог и огляделся. Во внутреннем дворе, где когда-то буддистские идолы поедали духовную пищу, приносимую верующими, британские офицеры и гражданские потребляли легкие закуски и «трезвые напитки» вроде пива, приносимые уже официантами.
Сидя за столиком перед раскрытым, но так и не прочитанным снежим номером ежедневной газеты «Вэйхайвэй лира», Лайонел Джеймс яростно пыхтел трубкой, и вид у него был не менее грозный, чем у самого бога войны.
Моррисон едва успел присесть, как Джеймс обрушил на него поток гневных тирад: «шкура…», «оскорбление…», «возмутительно…», «провокация…». Моррисону пришлось прервать его и заставить рассказать все с самого начала.
Как поведал Джеймс, адмирал Алексеев, царский наместник на Дальнем Востоке, объявил: если русский флот обнаружит, что иностранные корреспонденты, путешествующие на нейтральных судах, используют беспроводной телеграф для передачи японцам фронтовых сводок, русские арестуют их как шпионов, а суда и оборудование будут захвачены.
– Разумеется, я – единственный корреспондент, подпадающий под это описание! – бушевал Джеймс. – И все это как раз в тот момент, когда я наконец-то приступил к работе. «Нью-Йорк тайме» уже публикует мои телеграммы следом за «Таймс». Кто-то должен усмирить этого Алексеева!
– Согласен, – сказал Моррисон. – Но если ты действительно не передаешь свои телеграммы японцам, у русских не может быть оснований для претензий. Я бы предложил вот что: ты отсылаешь телеграмму в «Таймс» и сообщаешь, что будешь использовать шифр, который недоступен ни японцам, ни русским. Пусть это будет опубликовано в открытой печати. Таким образом, ты не делаешь ничего, что компрометирует нейтралитет – и твой, и твоего судна. Если русские и после этого осмелятся заявить протест, тогда это будет рассматриваться как враждебный акт.
Джеймс одобрительно хмыкнул. Его брови оставались насупленными под козырьком фуражки. Он снова зажег трубку и какое-то время молча курил, а черты его лица становились все более расплывчатыми в повисшем облаке дыма.
– То же самое предлагают и редакции «Таймс» и «Нью-Йорк тайме», – мрачно подтвердил он. – «Нью-Йорк тайме» особенно озабочена тем, что наши операторы беспроводной связи – молодые американцы. Говорят, если русские станут угрожать жизни американцев, госдепартамент будет вынужден вмешаться. «Нью-Йорк тайме» пошла еще дальше, заявив, что захват русскими «Хаймуна» будет равносилен объявлению войны Соединенным Штатам и Великобритании.
– А американское правительство?
– Госдепартамент, разумеется, более осторожен в своих высказываниях.
– А Форин-офис?
– Еще более осторожен. Юридический советник министра иностранных дел, лорда Лансдоуна, в ужасе оттого, что мы могли скомпрометировать британский нейтралитет в глазах русских, о чем не преминул сообщить нашим редакторам. И благодаря оппозиции адмирала Ноэла, Адмиралтейство тоже подлило масла в огонь. – Джеймс выдержал паузу, оценивая реакцию Моррисона.
– Ты прав, – сказал Моррисон. – Великолепный вечер для прогулки.
Позволив себе столь неочевидное высказывание, Моррисон поднялся и стремительным шагом проследовал к выходу. Джеймс, схватив со стола табак и спички, поспешил за ним с недоуменным выражением лица.
Они вышли в тихую, залитую лунным светом ночь.
– Наш разговор начал привлекать внимание, – объяснил Моррисон, когда они подошли к воде. – Некоторые корреспонденты так тянули шеи, чтобы нас подслушать, что едва не падали со стульев. Теперь, когда мы не угрожаем их безопасности, можно говорить свободно. Так какова позиция лордов Адмиралтейства?
– Они считают, что, даже отбросив в сторону вопрос нейтралитета, сам факт допуска журналистов с беспроводной связью в зону боевых действий может создать опасный прецедент. Они не хотят, чтобы кто-то пытался это сделать, в то время как Британия находится в состоянии войны [24]24
Имеется в виду британская экспедиция в Тибет в 1903–1904 гг., акт колониальной агрессии Британской империи по отношению к Тибету.
[Закрыть].
– Пожалуй, они правы, – согласился Моррисон.
– Хуже того, командующий китайской флотилией, сэр Сайприан Бридж, пришел в ярость, когда узнал, что Фрейзер прибег к помощи Королевского флота, чтобы установить беспроводную вышку. Метал громы и молнии, называл все это «неслыханной наглостью». А узнал он про вышку от своего гостя, которого принимал на борту английского военного корабля «Готовность».
– К обиде добавились и оскорбления, – заметил Моррисон, живо представляя себе эту сцену. – Что ж, по крайней мере, тебе повезло заполучить «Хаймун». Мне особенно дорог этот корабль, ведь он переправлял британские войска, которые помогли сломить «боксеров» четыре года назад.
– «Хаймун» – отличное судно, – согласился Джеймс. – Может развить скорость до шестнадцати узлов. Да и команда что надо. Капитан Пассмор, мулат, божится, что у него богатый дядюшка в Мельбурне и местечко в постели актрисы Лили Лэнгтри. Тебе он точно понравится. Первый сплетник на всем китайском побережье. Интендант у нас отважный малаец; оператор беспроводной связи, Браун, отличный парень, да и Тонами, мой японский переводчик, тоже. Он одно время жил в Европе. Париж знает, как Токио. Джордж Эрнест! – Джеймс схватил Моррисона за руку. – На рассвете мы отплываем в Нагасаки. Пойдем с нами. Ты хоть увидишь «Хаймун» в действии. И сам убедишься в том, что игра стоит свеч. Мы изменим будущее журналистики, Джордж Эрнест! Нужно только, чтобы нам никто не мешал! Договорились? Пойдешь?
Моррисон напрягся. Мне следовало бы пойти с ним. Конечно, я должен.
– Не получится. Дела в Шанхае. Срочные. Очень срочные. – Он вдруг задался вопросом, насколько правдоподобной кажется его ложь. Какое же я дерьмо.
– И нельзя отложить? – спросил Джеймс.
– Нет. – Моррисон покачал головой. – К сожалению, нет.
