Текст книги "Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества"

Автор книги: Лилиана Булатович

Унесла мое сердце!

На известие о смерти Анны Младич, записки автора, Белград, апрель 1994 г.

По Белграду вдруг разнеслась весть-вопрос: «А ты знаешь, что дочь генерала Младича убита?»

Послала телеграмму Младичам 25 марта 1994 г., когда узнала, что Анна, их единственная дочь и сестра, лишила себя жизни. Боль сочувствия сменялась неверием в то, что это было действительно самоубийство.

«Многоуважаемая семья Младич! Отважный генерал и сербский полководец! Прошу Вас принять наше глубокое соболезнование, мы разделяем вашу боль от постигшего вас несчастья – трагической потери Вашей дочери и сестры. Надеюсь на Вашу природную силу, которая поможет Вам перенести и этот страшный удар судьбы во имя того, что вы значите для сербского народа!».

Только в газетах я впервые увидела портрет Анны Младич. Раньше я слышала от многих людей, которым посчастливилось стать близкими семье Младич или тех, кто хотя бы изредка встречался с ними, что это прекрасная семья военного, имеющая глубокие корни, основанная на традиционном воспитании горцев. Слышала я и о том, что дочь и мать добирались до воинской части в самой тяжелой ситуации, чтобы быть рядом со своим обожаемым отцом и супругом.

Когда я впервые увидела генерала Младича, я приняла его сердцем как сестра. Открыто, широко улыбающийся, не только внешне крепкий и грубоватый, он производил впечатление человека жёсткого, излучал силу воина и гордость народного героя, но в то же время обладал специфическим шармом, какой-то мягкостью к тем, кого принимал в свой круг доверия. Он смотрел на всех взглядом защищающим, но вместе с тем и насмешливо-проницательным. Я поняла, что его нельзя обмануть. Я видела, как обожают его армия и народ.

Спустя неделю после смерти Анны, в доме, где поселилась скорбь, в присутствии трёх десятков друзей и родных я обняла Ратко Младича, выражая тем самым своё сочувствие. Он был в глубоком трауре. Весь как огромная каменная слеза. Но не выглядел потерянным. Он не скрывал страдания, но в его поведении угадывалась и радость от того, что он окружён друзьями. Его рассказ страшно напомнил мне непереносимое горе Десы Стоянович. Когда он мне рассказывал о том, что происходило в последние дни с Анной, я испытывала почти физическую боль. Ратко изгонял из себя пожар горечи…

И по сей день я не верю, что Анна покончила с собой… Да, она свою жизнь оборвала, в конечном счете, по своей воле и по собственному решению… Однако мало кто этому верит. Но в те дни нашлось и множество таких людей, кто манипулировал осложнениями на фронте. И поэтому я не верю, что Анна сама решилась так бесповоротно оставить своих родителей, своего брата Дарко, а особенно – своего ОТЦА.

Те дни были днями, когда принимались трудные решения, касающиеся судьбы Республики Сербской, судьбы сербского народа. На главнокомандующего и на президента оказывалось сильное давление, чтобы они поступили не в интересах народа и вопреки воле народа… Это давление не давало результатов… В такой атмосфере была прекращена серия интервью с генералом Младичем в еженедельнике НИН и опубликован текст о главнокомандующем армии Республики Сербской, полный грязных обвинений бывшего офицера бывшей ЮНА. Тому, кто понял цель этой статьи, стало противно, но невинные души особенно ранимы, в них и попадает целившийся.

Квартира семьи Младич находится в доме, расположенном в конце улицы на окраине города. На этой улице живут, в основном, личности, ставшие известными недавно. В большинстве случаев перед входом стоят охранники, телохранители, сторожа – как их только теперь ни называют. Почти все дома окружены высокой оградой. К Младичам же можно войти легко: нет никакой ограды, никакой охраны – прямо с улицы через обычную дверь. Нет даже «глазка» на входной двери. Можно очень легко войти и через террасу…

– Разве можно держать жильё таким незащищенным? – спрашиваю я.

– Я думал – Белград наш?! – следует резкий ответ.

Ратко угощает нас обычной ракией, обычным кофе, предлагает угощаться самим. Потом говорит. Все, что запомнила, я записала позднее, когда нашла в себе силы переложить человеческую трагедию на клавиши пишущей машинки.

… У Анны была привычка вставать рано утром и заниматься, готовиться к экзаменам. Она училась на медицинском факультете в Белграде, где была одной из лучших студенток. А до этого и в Скопье, пока мы там жили. Она уже заканчивала факультет. Это была жизнерадостная, красивая девушка, милая, умная и – чувствительная. Была предана друзьям, семье. Отцу. В начале марта 1994 г. впервые они обе, мать и дочь, попросили его о том, о чём очевидно договорились заранее: пусть Анна съездит на экскурсию в Москву вместе с другими студентами-выпускниками… Он не хотел их обидеть, но не пришлось ему это по душе.

Когда Анна вернулась с этой экскурсии, её словно подменили. Она жаловалась матери на какую-то странную головную боль. Жаловалась, что не может учиться, ничего не запоминает, а всё, что знала, забыла. Ей осталось сдать один из последних экзаменов. В это время и отец оказался в Белграде на каких-то переговорах. Мама Боса поверила отцу об этом, и он на свой манер решил узнать, что же случилось с его любимицей.

Нежный, впервые забеспокоившийся отец ещё на один день продлил своё пребывание в Белграде. К счастью, на фронте не было в эти дни тяжёлых боёв, к тому же там остались надежные многолетние соратники. Не увидев Анну вновь жизнерадостной, он просто не мог отправиться в обратный путь в охваченную войной Боснию. В доме Младичей по старой традиции семей военных ничего не трогают в тот день, когда отец-воин отправляется на войну. Из дома Младичей не уезжают в тревоге.

Накануне вечером все они играли в «Морской бой». Анна всё время поддразнивала своего отца, боевого генерала, что победит его в этих «военных» операциях… Но время от времени дотрагивалась до своей головы, как бы пытаясь унять боль… Это был последний вечер, который они провели вместе.

Утром они опять доверительно разговаривали. Но Анна даже не смогла объяснить своему любимому отцу, человеку, чьей храбростью и преданностью своему народу она восхищалась, что с ней происходит, что она чувствует. Говорила, что ей было бы легче, если бы она снова поехала с ним в Боснию, в Республику Сербскую, на фронт. А не куда-нибудь в тыловую больницу… Нет, мягко, но решительно говорил ей отец, пусть она сначала сдаст эти последние экзамены, а потом уж приезжает на фронт, как это уже бывало раньше. Она опять жаловалась ему, что не может сдавать экзамен, потому что ничего не знает, а он по-своему проверял её и понял, что она попала в какую-то странную западню. Что-то загадочное, какая-то до той поры неизведанная неуверенность, потерянность овладела Анной. Он был уверен, убеждён, что Анна сможет преодолеть всё, что временно нашло на неё, поэтому пошутил с ней:

– Давай хоть один раз провались на экзамене, чтобы и я, как и все остальные нормальные родители переживал, что моя дочь незнайка и спрашивал себя, что же мне теперь делать, раз она не сдала экзамен…

Отец шутил, а она тихо смеялась. Страдальчески.

Так они расстались тем утром.

«Вы можете сейчас подумать, что я сошёл с ума. И я мог так о себе подумать, если бы не было солдата, который спал в ту ночь в моей комнате. Но я вам скажу, что я вскочил с постели в тот самый момент, когда моя Анна лишила себя жизни… Что-то прервало мой сон. Я ощутил какой-то неприятный удар прямо в сердце. Я сказал солдату, что очевидно что-то страшное произошло, пусть он обзвонит все пункты на линии фронта. Все отвечали, что всюду тихо. Тогда я выпил стакан воды и снова лёг в постель.

Тут зазвонил телефон.

Зазвонил телефон и я схватил трубку.

Это был мой сын Дарко. Я слышал, как рядом с ним рыдает Боса… Что происходит… Сестра… Где она… Дома… Ничего не трогайте, пока я не приеду…

… Нет, моя Анна не сделала бы этого… У нас в доме было три пистолета, а она направила на себя именно этот… Этот, который я получил в награду как лучший выпускник Академии. Тогда семья подарила мне перстень, с которым я не расстаюсь, а Академия – пистолет. Тогда мы договорились, что из этого пистолета будем стрелять только тогда, когда в семье Младичей будут рождаться наследники. Тогда Анна подумала и сказала, что не будет менять фамилию, если выйдет замуж, чтобы появление и её сыновей оглашалось выстрелами из этого пистолета… Нет, моя Анна сама не могла этого сделать…

Она была «разноглазкой», как говорят в народе. Один глаз был у неё больше голубой, как у меня, другой – больше тёмный, как у Босы…»

Тут Ратко вспомнил, что Боса хотела со мной поближе познакомиться. Она меня уже знала по моим статьям в газетах. Он пошёл за ней.

На шкафчике перед нами стоит фотография жизнерадостной Анны. Она в кругу знакомых. Здесь и те, кто вернулся с той злополучной экскурсии из Москвы. Она и на этой фотографии в хорошем настроении, но рядом с ней сидит какой-то незнакомый седой человек… Неизвестно, кто он…

Боса ходит среди нас так, как ходит боль и как ходит гордость. Находит в себе силы дружески улыбнуться, выслушивая соболезнования. Даже выражает радость, что видит нас. Благодарит за телеграмму. Да, совсем забыла, что хотела показать мне телеграммы и письма. Кто-то приносит целую кипу. Первым Боса берёт письмо от одной семьи из Скопье, друзей, с которыми много лет дружили. Анна и их сын раньше даже были влюблены друг в друга, как говорят – встречались. Его семья плачет по Анне, которая несла в их дом красоту, восхищала блеском ума, завораживала нежной любовью, и теперь они просто не могут поверить, что нет больше их любимицы Анны.

Каждая телеграмма соболезнования как огромная слеза: друзья, бойцы, незнакомые люди, известные люди из Краины, Македонии, Швейцарии, Хиландара, Герцеговины… Удивила меня черствость одной телеграммы, подписанной рукой одного известного человека из Сербии. Полные его имя и фамилия подписаны внизу, а от текста веет какой-то бесчеловечностью. Каждое письмо, а особенно письмо скорби, отражает сущность его автора.

Она показывает мне общие фотографии. И последнюю – из Трново. И там она была с ними, своим храбрым отцом, рядом с матерью. Она стоит над ними, обнимает их. Прекрасна, как корона родителей. Отцу положила руку на самое сердце… «Сердце моё унесла» – отзывается Ратко Младич всей силой родительской души.

Потом генерал Младич должен был возвратиться к своим армейским делам. Его ждало несчастное Горажде и многие другие испытания. Но горе и отчаяние не сломили его. Он продолжал бороться вместе со своим народом и за свой народ. Всё, что потом происходило с ним или вокруг него, укрепляло моё уважение к Ратко Младичу. А ведь он такой же человек, только, может быть, немного по-другому воспитан, чем огромное большинство.

Зная его, я не удивилась, когда после сороковин я застала его ставящим автограф на такую же армейскую фуражку, какую он носит сам, для одного старого человека, живущего по другую сторону океана, одного из тех, кто помогал сербской армии и который так просил об этом подарке…

Через восемнадцать лет – опять об Анне

Когда сербский режим 26 мая 2011 г. бесстыдно выставил его на торг, продавая и предавая благороднейшие качества нашего народа, тогда «наступило чёрное время паденья», которое точнее всего описал один из лучших сербских поэтов всех времён Владислав Петкович-Дис в стихотворении «Наши дни» ещё в 1911 г.:

 
Наступило чёрное время паденья,
Всюду вздулась грязь, разврат и пороки,
И поднялся смрад смерти и гниенья,
И погибли все герои и пророки.
Обнажились все притоны и клоаки,
Поднялись подонки в верхи мгновенно,
Лютые, проклятые, мелкие и всякие
Подлецы сегодня – наши суверены.
 

^{(Перевод Андрея Базилевского)}

Но даже и такие «суверены» не смогли устоять перед огромным желанием Ратко Младича посетить могилу своей дочери, накануне «экстрадиции» генерала в Гаагский трибунал, позорнейшее создание американской администрации последних двух столетий!

А когда мы встретились за Схевенингенскими решётками он, в разгар беседы, неоднократно замолкал, глядя перед собой глазами, полными слёз. В тишине раздавался возглас: «Не покончила она с собой, Лиля… Она была частью моего бытия… Я знаю, кто убил её… И я не покончил с собой, чтобы потом не написали, что у Младичей склонность к суициду… Сердце моё унесла».

Натовские бомбардировки сербов спровоцированы страшным преступлением «Маркале-94»

Заявление французского журналиста Бернара Волкера, сентябрь 1995 г.

Ещё в то время, когда действовало агрессивное информационное давление на международную общественность, одновременно и военные специалисты, и журналисты утверждали, что преступление на рынке Маркале поручено известным исполнителям. Сербы были всё-таки подвергнуты бомбардировке! Журналист Первого канала французского телевидения Бернар Волкер, который сразу сообщил, что «мусульманская артиллерия стреляла в свой народ, чтобы спровоцировать вмешательство Запада», только через два года после преступления на сараевском рынке выиграл судебный процесс в Париже (1996). Как сообщали мировые агентства, «суд решил, что ассоциация «Жёлтая карточка», обвинив Волкера в том, что он передал по радио непроверенную информацию, «несправедливо поставила под сомнение его честь и профкомпетентность… что нанесло ему моральный ущерб, заслуживающий компенсации».

Известие о том, что их коллега выиграл судебный процесс, французские средства массовой информации обнародовали в начале декабря 1995 г. Парижская газета «Монд» только 2 апреля 1996 г. напечатала письмо Бернарда Волкера с исправлением информации, опубликованной в декабре. Волкер напоминаеу, что два года назад, когда он передал известие о том, что мусульманский снаряд взорвался на Маркале, именно коллеги из «Монд» обвиняли его в профессиональной безответственности и требовали от него (что невероятно) открыть свои «надёжные источники», на которые он ссылался и через которые он получил сообщение ООН.

…В своём письме Волкер вспоминает об одном дополнительном аргументе, который убедительно подтверждает его информацию. Он обращает внимание на следующее высказывание Франсуа Миттерана: «Несколько дней назад господин Бутрос Бутрос-Гали сказал мне, что он уверен, что снаряд, упавший на сараевский рынок был мусульманской провокацией».

Сообщение Волкера о том, что взрыв на Маркале, 28 сентября 1995 г. вызвал снаряд, выпущенный с мусульманских позиций, канал ТФ-1 передал чуть раньше, чем за 48 часов до истечения ультиматума НАТО боснийским сербам. Цитируя сообщение СООНО, Волкер сообщил, что мусульманская армия «стреляла в свой народ»… Волкер в тот же день передал, что это сообщение доставлено генеральному секретарю ООН Б. Бутросу-Гали, который не обнародовал его из-за интересов «высокой политики»… Американская печать тогда практически обошла молчанием это сообщение, хотя национальное агентство АП передало информацию.

Ставя под вопрос аутентичность информации Волкера, большинство его коллег предположило, что речь идет о недоразумении. В телеграмме, отправленной в это время лордом Оуэном в Европейский Союз, говорилось о секретном сообщении, согласно которому снаряд был выпущен с мусульманской стороны. Лорд дополнительно сообщил, что в оригинальном тексте телеграммы существовали кавычки, означавшие, что текст цитаты взят из сообщения агентства ТАНЮГ. Между тем Волкер и тогда, и теперь оставался и остаётся при своём мнении…

Лорд Оуэн в своих мемуарах позднее писал: «Люди из окружения Роуза никогда не скрывали факта, что он говорил мусульманским лидерам, что именно он получил информацию, указывающую, что снаряд был выпущен не из района, подконтрольного сербам, а из мусульманской части города…

Сегодня вопрос о том, кто выпустил снаряд по Маркале, не имеет политического веса, который был два года назад, когда он был поводом для ультиматума НАТО, а затем и для бомбежки боснийских сербов…»

Когда я вспоминаю ехидные ухмылки, которые выделывали перед телекамерами иностранных корреспондентов специалисты Изетбеговича вместе с представителями СООНО, таская туда-сюда старые и новые трупы и даже манекены в подготовленные машины, часть из которых никогда никуда не приехала, у меня появляется нестерпимая потребность предъявить обвинения творцам лжи, убивавшим сербский народ и представлявших нас как исчадие ада.

Генерал Младич предупреждает: «Началась совместная агрессия НАТО и хорватско-мусульманских сил на Республику Сербскую»

В те дни генерал Младич заявил общественности:

– Хорватская и мусульманская стороны в боснийско-герцеговинском конфликте идут на его военное решение, поскольку на дипломатическом поле они не преуспели, а вероятнее всего, и не хотели преуспеть.

Выступая перед сотней отечественных и иностранных журналистов, он сказал, что в агрессии на западные территории Республики Сербской участвовало приблизительно 50 тыс. солдат Республики Хорватии.

– Агрессию против Республики Сербской совершили и Силы быстрого реагирования, хотя Армия Республики Сербской не нападала на части СООНО, которые эти Силы должны защищать. Силы быстрого реагирования выпустили по позициям Республики Сербской 1450 крупнокалиберных снарядов, убили 17 и ранили 46 гражданских лиц, – сказал генерал Младич.

Генерал Младич заявил, что в этой последней агрессии хорватской армии против Республики Сербской, в которой участвовали и войска мусульманской армии Боснии и Герцеговины, погибло более 5000 мирных жителей, 125 000 мирных жителей, по оценкам представителей мирового сообщества, изгнано со своих вековых мест проживания.

Наступление хорватско-мусульманских войск на Республику Сербскую, отметил Ратко Младич, есть следствие воздушных налётов НАТО, в результате которых погибло 152 мирных жителя, а 273 были тяжело или легко ранены.

– НАТО за пятнадцать дней бомбёжек совершило 3200 налётов, а на территорию Республики Сербской сброшено 10 тысяч тонн взрывчатки. Натовские налёты и наступление хорватско-мусульманских сил на Республику Сербскую готовились долго, а основной их целью было изменение баланса сил в ущерб Республике Сербской, – уверен генерал Младич.

Затронув мусульманское требование демилитаризации Баня-Луки и угрозу нового наступления, он сказал, что это неразумные поступки. Армия Республики Сербской ведёт оборонительную войну, опираясь на силу своего народа и его потенциал.

– Любая война заканчивается миром. Логично, что и эта закончится, потому что её продолжение не приведёт ни к чему, кроме ещё большей трагедии. Мы в течение длительного времени предлагаем приостановить вражду в качестве шага к миру во всей бывшей Боснии и Герцеговине. Мы подавали пример другим сторонам, как решать спорные вопросы в ходе переговоров, но они этого, к сожалению, не поддержали, – подчеркнул генерал Младич.

– Против сербского народа ведётся война оружием, а также информационная и дипломатическая война с целью лишить его права на самоопределение. Поэтому международное сообщество в лице отдельных стран оказало помощь хорватской агрессии против Республики Сербской Краины, закрывая глаза на самую большую этническую чистку в этом веке, – сказал генерал Младич.

Говоря об участии регулярных войск Республики Хорватия в агрессии против Республики Сербской, генерал Младич привёл конкретные данные.

– На юго-западном фронте в направлении Краины задействовано пять бригад хорватской армии с личным составом из Сплита, Вараждина, Загреба, Трогира, Беловара и Госпича. Здесь действуют полки домобранов из Метковича, Сплита и Унешича, а также три отдельных батальона. Наряду с этим, хорватская армия задействовала 50 танков, 30 бронетранспортёров и 80 артиллерийских орудий крупного калибра. Всего здесь находится 30 тысяч солдат Республики Хорватии.

Кроме того, добавил он, на юго-западном фронте ежедневно действует хорватская военная авиация, совершающая в течение суток от 10 до 15 боевых вылетов.

В направлении сербской Посавины, уточнил генерал Младич, задействовано также 30 тыс. военнослужащих армии Хорватии. Речь идет о бригадах из Винковцев, Жупани, Загреба, Осиека, Нова-Градишки, Славонски-Брода и Нашице. Здесь же – пять отдельных батальонов хорватской армии. На этой территории находится сто танков, 80 бронетранспортёров, 36 зенитных орудий и 150 артиллерийских орудий крупного калибра.

– Хорватская армия держит на восточно-герцеговинском фронте четыре бригады из Дубровника, Сплита, Макарске и Загреба. Здесь же – полки домобранов из Имотски и Метковича, а также три отдельных батальона хорватской армии. Кроме пехоты и лёгкой артиллерии, эти силы (в количестве 10 000 человек) имеют на вооружении 30 танков, 10 бронетранспортёров и 50 тяжёлых артиллерийских орудий, – подчеркнул генерал Младич.

Начальник Генерального Штаба Армии Республики Сербской указал на последствия воздушных ударов НАТО по гражданским объектам. Он напомнил о восьми уничтоженных мостах, о разрушенных жилых домах и заводах…

– Где уж мировой общественности видеть автобус, в котором сгорели 70 мирных жителей – детей, женщин, стариков – бежавших из Србобрана в Яйце. Они спасались от мусульманской армии, а погибли от хорватских войск, – сказал генерал Младич и напомнил, что правда о «преступлениях в Сараево, приписываемых сербам», скрыта в столах сильных мира сего.

– Натовская авиация разрушила телевизионные передатчики в Козаре, Свиняре, Пецаньи, Майевице, Троврхе, Невесине… В результате авиационных налётов разрушены радиостанции в Соколаце, Добое, Србине и в Озрене, резервуары для воды в Калиновике, Хан-Пиеске, Невесине и Сараево, – подчеркнул генерал Младич.

Заявления сильных мира сего и отдельных честных офицеров

В сентябре 1995 г. офицеры российской разведки известили общественность, что западные спецслужбы разработали план обстрела гражданского населения путём запуска снаряда с крыши дома вблизи рынка Маркале. Этот план реализовали люди Расима Делича. Всё это было выполнено в соответствии с секретным планом «Циклон-2», утверждают российские разведчики. Те же российские специалисты уточнили, что таким же образом западные спецслужбы провели ещё в феврале этого года операцию под названием «Циклон-1», с целью дискредитации боснийских сербов в глазах общественного мнения. Результатом была анти-сербская истерия в прессе и «запуск в обращение» идеи о необходимости натовских бомбёжек.

И ООН в те же июньские дни 1996 г. официально подтвердила, что знала, что преступление на Маркале совершили мусульмане. В эксклюзивном интервью немецкому агентству новостей ДПА Ясуши Акаши, теперь «заместитель секретаря» ООН по гуманитарным вопросам (а во время событий на Маркале – глава миссии ООН по Боснии) подчеркнул даже, что «существование секретного сообщения, откровенно говоря, никогда не было тайной»! Но в ООН в этом случае никто не выразил хотя бы сожаления или раскаяния (не дай Бог!) в связи с тем, что гибель 68 мирных жителей явилась непосредственной причиной ужесточения политики международного сообщества в отношении сербского народа, названного преступником.

Акаши даже заявил, что многие журналисты имеют копию этого секретного сообщения, упомянув и статью американского журналиста Дэвида Бандера, в которой он приводил некоторые детали того сообщения. Кроме многочисленных жертв среди гражданского населения и материального убытка, это преступление «принесло» сербам натовский ультиматум с требованием вывести тяжёлое вооружение с позиций вокруг Сараево. Каково вероломство и неуклонность в подготовке гонений на сербский народ на этих землях!

В это время, словно само воплощение ненависти, американский представитель в ООН Мадлен Олбрайт заявила: «Трудно поверить в то, чтобы какое-либо правительство сделало своему народу что-нибудь подобное, и всё же, хотя мы и не знаем всех фактов, кажется, однако, что боснийские сербы несут наибольшую ответственность…» Как для многих предыдущих и последующих заявлений Олбрайт, полных беспощадной ненависти к сербскому народу, так и для этого заявления, имевшего страшные последствия, комментариев не требуется.

Полковник Андрей Демуренко: свидетель истины, которого Гаага не признаёт

Чтобы тогда и потом ни говорили и как бы ни защищались сербы, для тех, в чьих руках и суд, и власть, и закон, виновными были и остались только сербы. Мусульман и хорватов в это время вооружали сильные мира сего. Они это открыто признавали и оставались верны своей позиции, что в войне и во всех бедах виноваты сербы. Постоянно появляются сообщения о том, что американский посол в Загребе позволял вооружаться боснийским мусульманам и хорватской армии, о том же свидетельствуют воспоминания бывшего начальника штаба ООН в секторе Сараево, российского полковника Андрея Демуренко, опубликованные в газете «Комсомольская правда» (тираж 1,6 млн экз.). Вообще говоря, Демуренко – единственный, кто решился в своё время публично сказать, что сербы не несут никакой ответственности за взрыв на Маркале! Я цитирую отрывки из записей полковника Демуренко, в которых говорится о будущем Республики Сербской и Мусульманско-Хорватской Федерации, о Сараево, о роли США, о встречах с генералом Младичем.

«По-моему, события в Боснии будут развиваться следующим образом. Республика Сербская объединится с Сербией (с той, «большой»), а Мусульманско-Хорватская Федерация – с Хорватией. Конечно, всё это не обойдётся без провокаций и крови, но большая война исключена. Контингент наблюдателей, остающийся в Боснии, не позволит соперничающим армиям вступить в схватку. И я думаю, хорошо, что во всем этом как-то будет участвовать и Россия. Нашей армии, также как и американской, необходимо немного «накачать мышцы», нам важно и набраться опыта международного общения.

Босния для американцев – это пробный шар, который они использовали кто знает в который раз для демонстрации своей власти. Они просто использовали слабое место, чтобы показать собственную мощь, даже не столько потому, что они против сербов. Отдельный, конечно, вопрос: почему бомбежкам подверглись только сербы? Почему не были наказаны хорваты, когда они начали наступление на Сербскую Краину? Это все политические вопросы, а я, как солдат, вижу, что американцы думают, в основном, так: наши «мускулы» атрофируются, если мы их не будем тренировать. Поэтому они их иногда «качают»: то на Гренаде, то в Сомали, то в Боснии. Поэтому такие конфликты контролируются, а может быть, и провоцируются.

Я в Сараево не имел случая видеть, чтобы в сербов открыто стреляли или над ними издевались. Там государственная политика была такая: не показывать нетерпимость в отношении этнического меньшинства, присутствие которого было выгодно для мусульман. Оставшиеся сараевские сербы, в основном, убирали улицы…

В заблокированном Сараево, где люди по талонам получали 150 граммов хлеба и сажали картошку на кладбищах, по ночам гремела музыка в дискотеках, а в ресторанах подавали рыбные деликатесы и парную телятину. Не был закрыт ни один ювелирный магазин. Здоровые сараевские мужчины, место которых было в то время в окопах, возили на гулянки в дорогих автомобилях роскошных женщин в мехах и бриллиантах. Кстати, в это время говорили, что главную тяжесть обороны несли те, кто был связан с криминальным миром.

Самые тёплые воспоминания я храню о тогдашнем командующем, генерале Башле, который страшно гордился тем, что, будучи парнем из деревни, получил две свои генеральские звезды без протекции… После всего того, что случилось, после того, как и он меня «топтал ногами» за моё расследование взрыва на рынке, он прислал мне письмо, написанное от руки, с признанием: «Дорогой господин полковник, оправдались все Ваши оценки ситуации, с которыми я всегда был абсолютно не согласен. Я Вам признателен за то, что Вы открыли мне глаза». Потом и Башле лишился своего поста и досрочно покинул Боснию за то, что на одном официальном обеде позволил себе усомниться в сербской беспринципности.

Я имел возможность встретиться с сербскими лидерами. Трудно найти лучшего командующего, чем генерал Младич. Он исключительно талантливый человек, необыкновенно грамотный и энергичный командир. Переговоры с ним были тяжёлыми: в моём лице всю Россию обвиняли в предательстве. Как мог, я объяснял, что мы охотно помогли бы, но никак не можем справиться со своими трудностями. Но при этом мне было стыдно.

– Как Вы так можете, – удивлялся Младич. – На протяжении всей Второй мировой войны великие державы-союзницы, разделённые океанами и морями, имели телефонные аппараты прямой связи. Черчилль поднимал трубку и говорил Сталину: «Джо, нужно решить такую-то проблему». Так почему мы сегодня в конце XX века разделены, как будто между нами какая-то пропасть. Мы, те, кто этнически и по менталитету, родственны! Почему меня, будто вшивую собаку, даже не пустят к вашему министру обороны, когда он приедет в Югославию? Объясни мне это всё, товарищ полковник.

А объяснить я ему, в сущности, ничего не мог, хотя сам хорошо знал, что политика государства, которое ведет себя достойно, не может служить всем направо и налево, извлекая и там и тут какие-либо дивиденды. Политика должна состоять в том, чтобы везде говорили: да, действительно существует народ, родственный нам, и с которым нас сблизила история…»

«Die Weltwoche», Цюрих: «ООН хранит тайну»

Разрывы снарядов и воздушные налёты на боснийских сербов практически заставили забыть о первой крупномасштабной акции НАТО: это был снаряд, убивший 20 августа 37 человек на одном маленьком рынке в центре Сараево.

Оправдание днём позже раздобыло командование СООНО во главе с генералом Рупертом Смитом, чьё расследование «вне всяких разумных сомнений» обнаружило, что смертоносный снаряд был выпущен с позиций боснийских сербов.

В отличие от взрыва снаряда 5 февраля 1994 г., когда в окрестностях Маркале погибло 68 жителей Сараево (и про который так и не было выяснено, чей он), в этот раз практически никто не задал вопрос – как преступление почти сразу могло быть приписано боснийским сербам? Сообщение генерала Смита, отправленное по телексу в Главный штаб ООН, было написано на одной странице. Напротив, сообщение ООН 1994 г. основывалось на специальных расследованиях на месте одиннадцати различных специалистов-баллистиков и состояло из 46 страниц (ООН объявила оба документа секретными).

И все же не менее четырех специалистов – один русский, один канадец и два американца – выразили серьёзное сомнение относительно заключения генерала Смита, выводы которого «вне всяких разумных сомнений» исключают возможность того, что этот снаряд могли выпустить силы мусульманского правительства, а не сербы.

В интервью, которое дал корреспонденту ИТАР-ТАСС полковник Демуренко 30 августа 1995 г., он утверждал, что практически невозможно поразить такую узкую, огуаниченную цель как улицу шириною 10 метров с расстояния 3,3 км, ведь «настолько удалена ближайшая артиллерийская позиция сербов». Вероятность такого попадания – «один к миллиону».