Текст книги "Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества"

Автор книги: Лилиана Булатович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

Значит, усташи затаились тут, в Врлике, а мы их и не заметили. Бог его знает, как, но пронесло, ни у солдата, ни у меня ни царапины. Проскочили на большой скорости, это нас и спасло.

Так и добрались до Лисицы. Он уже ждал нас. Когда двинулись танки и бронетранспортёры, я думаю, слышно было и в Сине!

Возвращаемся к Ратко, а он всё ещё ведёт переговоры с мэром, договаривается о выводе наших сил. Чтобы побольше его напугать, Ратко говорит:

– Гляди, это полковник Лисица, командир танковой бригады, в ее составе – 105 танков… А это подполковник Маркович, командир механизированной бригады, если потребуется – они дают полный ход!

Тот аж замер от страха. Не дай Бог, чтобы он узнал, что у нас всего-то 7–8 танков и транспортёров! И это всё старая техника. К великому ужасу усташей, тут невесть откуда в небе появились два самолёта! Ратко это тут же использовал: сел в джип и сделал вид, что по радиосвязи вызывает лётчиков. А они летят на высоте около трёх километров. Даже не видно, чьи они. Он возвращается и говорит, что в случае, если хоть с одним-единственным солдатом или офицером, или с кем-то ещё что-либо случится при выходе из казармы – попытаются их остановить или как-то будут препятствовать выводу техники и живой силы, – он использует авиацию.

Вот так мастерски Синь был разблокирован. Думаю, ни пылинки не оставили. Это было в стиле Ратко: никого не трогаем, ничего не ломаем, но то, что наше, что принадлежит ЮНА, должно быть ей возвращено. Всё до последнего винтика, до штепселя и розетки. Всё это отправлялось в Книн, а затем по указанию тогдашнего генштаба распределялось по другим полкам ЮНА на территории БиГ.

Таким образом, мы успели из Синя вывести 600–700 солдат, остававшихся в подразделениях, и вывезти огромный склад боеприпасов, оборудования, медикаментов, средств связи и т. д. Один инженерный полк тогдашней ЮНА со всем снаряжением, личным составом и техникой оценивался в 15–20 миллионов долларов. А аналогичный полк военно-морского округа возможно, стоил и все 100 миллионов, не говоря уже о топливе, боеприпасах и т. п.

Затем наступает кратковременное затишье, но терпеть больше зверства усташей в заблокированном селе Трбовне было невозможно! Там находился крупный военный подземный склад боеприпасов и снаряжение для торпедных катеров, подводных лодок, ракетных катеров. Село Трбовне – южнее Дрниша и было в блокаде где-то два с половиной месяца. Ратко Младич это терпел до тех пор, пока мы могли доставлять туда продукты и воду благодаря успешным переговорам с представителями ЕС, контактировавшими с усташами. А когда нам целую неделю не давали этого сделать, мы были вынуждены провести операцию по разблокированию наших солдат, офицеров и ресурсов. Мало того, что у них не было продовольствия и воды, так их ещё ежедневно обстреливали.

«Задар – это долгая история»

Ратко опять проделал это с блеском! Ни один-единственный серб – ни солдат, ни офицер, ни штатский – не вышел бы из Задара, не будь Ратко Младича с его командой!

Там был дислоцирован очень сильный гарнизон, призванный, по оценке и замыслу командования ЮНА, удерживать так называемую Далматинскую плиту – от Велебита до Шибеника, и тыл, который мог быть использован для защиты от агрессии или десанта со атороны сил НАТО. Для этого и существовал Задарский гарнизон. Это было частью концепции обороны ЮНА, по сути, СФРЮ. Здесь находилось артиллерийское училище, кафедра артиллерии Военной академии, Лётная военная академия, Военная академия ПВО. Задар был самым военизированным городом в бывшей СФРЮ. Тут располагалось шесть или семь казарм, не говоря уже о складах оружия, боеприпасов и других объектах в окрестностях города.

По переписи населения 1981 г. здесь проживало свыше 30 % сербов. Считалось, что это были самые богатые сербы в бывшей Югославии. А задарские хорваты были известны своими националистическими брожениями. Особую известность Задар приобрёл благодаря «маспоку» [50]50
  Маспок (masovni pokret– массовое движение) – хорватское националистическое движение в начале 1970-х гг.


[Закрыть]на своём философском факультете. И что же происходит? Задар оказывается в блокаде. В это время начальником генштаба ЮНА был генерал Перишич, и именно он возглавлял колонну, покидавшую Задар, но безопасность-то головной части колонны и всей колонны вообще обеспечивал Ратко Младич!

Когда все переговоры между ЕС и ЮНА о выводе гарнизона из Задара, которые вел покойный генерал Вукович, окончательно провалились, сюда приезжали еще какие-то генералы из Пятого военного округа, но никто ничего не смог сделать. Усташи были непоколебимы…»

Рассказывая эту военную историю, Печко вспоминает интересные подробности тех дней:

«Мы, трое офицеров, были среди последних, сумевших войти и выйти из Задара, и было это 3 августа 1991 г. Мы наткнулись на оцепление хорватского МВД на выходе к Земунику, но нам всё-таки удалось от них ускользнуть.

А в середине сентября, когда Задар был полностью окружён, навестить Ратко приехала его супруга, Боса. И Ратко – такой уж он! – провернул блестящую операцию, да так, что никто ничего не узнал. Поскольку часть аэродрома ещё находилась в наших руках, наш самолёт ЯК-40 должен был отсюда лететь в Белград. Так вот, Ратко сажает Босу в машину, через весь Задар и все усташеские баррикады везёт на аэродром, она улетает в Белград, а он возвращается на позиции! Тогда его возил один пожилой господин, бывший водитель при муниципальном собрании. На службу призвали и водителя, и его старенький «мерседес». И когда этот человек вернулся, я на него смотрю, а он аж позеленел. Что случилось, спрашиваю. Он трясётся:

– Да вот, я и не знал, куда едем.

Да что же ты, земляк, можешь знать, если с Ратко едешь! Я сам никогда не знал, где рассвет встречу, а где – ночь, когда с ним был! Ратко что задумает, то и сделает. Чудо, а не человек!

Задар был разблокирован следующим образом:

Когда Ратко увидел, что с переговорами нам не везёт, что они над нами просто издеваются и любой ценой пытаются продлить блокаду и занять все казармы и учебные заведения, захватить всё имущество, то он из канцелярии командира сводного противотанкового артиллерийского полка напрямую связывается с мэром города Задар. Командиром тогда был подполковник Живанович. При разговоре присутствовали Лисица, Живанович и я.

Ратко говорит:

– Здравствуйте, господин мэр.

Тот отвечает:

– Здравствуйте, генерал, – и издевательски посмеивается.

Узнал его. Ратко уже был генералом.

Ратко ему в ответ:

– Узнаёте меня?

Тот:

– Да, генерал. Скажите, что могу для вас сделать?

Ратко говорит:

– Господин мэр, я знаю, что решение вопроса выхода ЮНА из гарнизона в ваших руках!

Тот полушутя:

– Не надо так, генерал. Это не совсем точно, у меня только инструкции из Загреба.

Ратко ему с сарказмом отвечает:

– А я знаю, что решение в ваших руках! А если нет, господин мэр, то у вас сроку 5 минут, чтоб это именно так и стало, и чтобы мои части вышли из Задара. В полном составе, до последнего солдата. И чтобы всё своё вывезли, вплоть до последнего винтика! В противном случае, буду вынужден принять меры. Позвоню вам через пять минут.

И – бац, бросил трубку.

Мы ждём, что будет. А он шутит в своей обычной манере, смеётся вместе с нами. Спрашивает, прошло ли пять минут? – Да! – Давай, говорит, ему звонить.

И впрямь звонит. Опять отвечает мэр:

– Говорите, генерал! – А сам держится всё также высокомерно, насмешливо.

Ратко говорит ему:

– Ну что, господин мэр, взяли решение в свои руки?

А тот ему небрежно:

– Да нет, генерал, нет необходимости. Не сможет вся эта ваша техника сдвинуться, краны там всякие и тому подобное…

Ратко на него сердито прикрикнул:

– У вас ещё пять минут, чтоб колонна двинулась! – А потом, не положив трубку, приказывает: – Товарищ подполковник Живанович, через пять минут проведите корректировку целей. Отель «Иж». И ещё две-три цели, которые подготовлю!

И тут градоначальник закричал:

– Не надо, Ратко, ты с ума сошёл! Там же находится миссия ЕС!

А Ратко говорит:

– Вот поэтому и буду стрелять в «Иж». У тебя есть ещё пять минут. Конец разговорам.

Бум. Повесил трубку.

Проходит пять минут, звонит мэр:

– Вы что, с ума сошли, генерал, неужели будете бить по «Ижу»?

Ратко говорит:

– Всё, начинаем!

Одновременно разговаривает с Перишичем, тот ему сообщает, что начался вывод гарнизона. Но остался ещё подъёмный кран! А это какой-то морской кран весом 80 тонн, который должен грузиться на железнодорожный состав, а чтобы эту махину сдвинуть, её нужно сначала демонтировать.

Мэр говорит:

– Ну вот, ваши уже пошли!

А Ратко в ответ:

– Знаю, мэр, но ещё 80-тонный кран остался.

Мэр на это:

– Его невозможно демонтировать.

А Ратко своё:

– У тебя ещё пять минут, – а сам продолжает отдавать команды так, что мэр слышит: – Подполковник, готовсь, стреляешь в «Иж»! – Бум, бросает трубку.

Клянусь, проходит пять минут, опять мэр на проводе:

– Вот вам ваш кран, и его как-то сумели погрузить.

На самом деле, кран уже был погружен, только они думали, что смогут его под шумок себе оставить.

Ратко ему говорит:

– Пока будут двигаться колонны, пока они будут выходить, пока они в твоей зоне, если хоть один выстрел будет, мэр, я вас всех разнесу! Меня не интересует Евросоюз, ничто меня не интересует. Всё, что буду обстреливать, построили сербы, мои предки. Тебе всё ясно? Привет Загребу!

Плюх. Разговор закончен.

Все наши вышли без единой жертвы. Всё до последнего гвоздя было вывезено благодаря решительности и находчивости Ратко.

Затем началась операция, в результате которой мы хотели освободить тот сербский город. Шесть раз нас останавливал Генштаб ЮНА из Белграда! По системе вперёд-назад. Якобы «политики договариваются». Нашей целью было разблокировать гарнизоны в Госпиче, Карловаце, Вуковаре, Джаково, Осиеке.

Мы в Книне, пока Ратко не уехал, во время всех этих действий возле Киево, Врлики, Синя, Дрниша, Трбоуня, Манойловаца, Шибеника, Милевачки-плато, Задара, Масленицы, на направлении к Госпичу и Грачацу, потеряли погибшими 331 бойца, из них 280 были албанцы, солдаты ЮНА.

Под Дрнишем Ратко произнес речь перед 221-й моторизованной бригадой:

– Албанцы, братья, нам отступать некуда, у нас нет запасного государства. Никто от вас не требует в кого-то стрелять. Только обороняться. Если стреляют эти – показывает рукой в сторону Книна – стреляйте в них, а если стреляют те, с другой стороны, то отвечайте им.

Среди них был подпоручник, раненный в руку. Хорошо помню как он, раненый, первым начал аплодировать, когда Ратко закончил свою речь. Это был 592-й Кумановский батальон, присланный нам в поддержку, и в нём было много албанцев. В действительности это был наш единственный механизированный батальон, который мы вынуждены были растянуть вдоль всего фронта, поэтому их столько и погибло.

«Не возьму даже зубочистку усташескую!»

Мы поняли, что нам не разрешают начать действия в направлении Задара – а нашей целью было занять Зону ответственности 9-го корпуса, т. е. Обровац и выход на Скрадин, потому что позиции усташей были хорошо укреплены, у них были сильные подразделения в селе Ясеницы непосредственно у Каринского моря. Они удерживали эту зону и поддерживали связь практически от Загреба через Ясенице до Задара. Мы задались целью прорвать эту зону и начали действовать. Командиром был Лисица. Но у нас появились проблемы в продвижении наших частей, так как люди уже пресытились войной, и трудно было объяснить кому-то из Книна, что нужно идти сражаться в Обровац, так как возобладал принцип «своя рубашка ближе к телу».

Входим в Обровац, а он пуст! Нигде ни души… В мотеле «Плитвице» застаем одну старушку. Ратко говорит, ну мы сейчас выспимся! А я отвечаю, что здесь спать не могу. Могу только в карауле стоять, зато Лисица храпит себе и храпит. Он был редкостный флегматик, да и устал тогда к тому же.

Той ночью мы вдвоём дежурили в месте, где никогда в жизни не были. Под утро стали собираться какие-то старухи, старики. Видимо, пронёсся слух, что пришла армия. Обровац понемногу заполняется. Возвращаются и местные, так сказать, патриоты, «крутые» борцы. И началась операция по освобождению Ясенице. Практически мы ломали хребет Хорватии. В ту ночь, когда шли бои, с нами был Мартич. Оттуда так быстро были выбиты усташи, что они даже не успели ничего разрушить, украсть и поджечь.

Наконец, входим в тот мотель. Действительно, он был очень красив, по-европейски. И в нем полным-полны морозильники, кладовки, чего тут только нет. А мы голодные, всю ночь ничего не ели. Лисица говорит, сейчас прикажу своему повару что-нибудь приготовить! Мясо есть? Есть…

Шеф отрезал:

– Нет! Есть ли какие-нибудь консервы?

Я к шоферу, мол, принеси банку мясных консервов, и мы вчетвером её разделили: Милан Мартич, шеф, Лисица и я.

В конце шеф берет зубочистку, но выбрасывает – и её, говорит, не возьму, она усташеская.

Напрасно Младич предупреждал

Мы тогда точно знали, что у офицеров разведки мусульманской и хорватской национальности было задание как можно дольше оставаться в ЮНА, чтобы собрать больше информации, военных планов и других данных о намерениях ЮНА, чтобы на основе всего этого их собственные части могли противодействовать ЮНА. Одним из них был полковник тогдашней ЮНА, впоследствии – командующий мусульманской армии, Сефер Халилович. Он был одним из основателей так называемой Патриотической лиги, сформированной ещё в 1991 г., по инициативе Алии Изетбеговича на секретном заседании.

Мы в разведслужбе ЮНА обо всём этом знали, когда ещё были в Книне, и ежедневно подробно докладывали в Генштаб ЮНА в Белград. В конце 1991 – начале 1992 г. эти рапорты были перенасыщены информацией: где и как организовывались и проходили встречи, как планировали свою будущую деятельность, как и из каких источников мусульмане вооружались. Конечно, и сам генерал Младич обо всём был оповещён, и единственным его желанием было не позволить пожару войны распространиться из Хорватии, где он уже полыхал, на Боснию и Герцеговину. Но руководство в Белграде не проявляло к этому никакого интереса.

На заседании Президиума СФРЮ, состоявшемся на Новый 1992 год в Белграде, генералу Младичу не дали возможности высказать свои соображения об угрозе распространения войны из Хорватии на Боснию и Герцеговину. После возвращения из Белграда, после этого заседания 5 января 1992 г., он был заметно разочарован и обеспокоен, потому что вместе со своей службой безопасности был уверен, что Боснии и Герцеговине грозит война из Хорватии. В те дни, после вывода ЮНА из Словении и Хорватии, было принято решение об укрупнении оставшихся воинских соединений. Так был сформирован 2-й военный округ со штаб-квартирой в Сараево. Командующим этим округом был назначен генерал Куканяц. Второй военный округ состоял из пяти корпусов и представлял собой самые сильное воинское формирование в Европе, располагая таким количеством техники и человеческих ресурсов, что мог бы контролировать и вдвое большую территорию, чем та, которая была ему отведена. В него входили: Тузланский корпус, который простирался до Осиека, Банялучский, Книнский, Герцеговинский, Мостарский и Сараевский корпуса. Это значит, что 2-й военный округ охватывал все территории, кроме Сербии и Черногории.

Первое совещание генерала Куканяца с командирами этих корпусов прошло 13 января 1992 г. на Маняче, на военном объекте. Вместе с командирами для доклада были приглашены начальники служб безопасности и разведслужб корпусов, практически для создания нового соединения. Поскольку командир нашего корпуса, полковник Толимир, был болен, вместе с генералом Младичем в Баня-Луку отправился я. Нам посоветовали добираться туда не обычным путем – через Ключ, Дрвар, Грахово и Мрконич, а тропами по «сербской территории», что генерал Младич немедленно отверг со словами:

– Я – генерал Югославской народной армии и буду передвигаться по этой территории, потому что она наша!

Тогда все мы – хотя нас было на три машины – погрузились в один внедорожник и на этом «пухе» поехали, потому что Младич нам строго-настрого приказал экономить. Поехали, на «пухе» развевается триколор, официальный государственный флаг. И так проезжаем через Ключ, через мусульманские села и посёлки, которые за время войны зарекомендовали себя как ортодоксальные и воинственные. И тут люди выходят на улицы и, узнав генерала, приветствуют его аплодисментами. Мы останавливаемся, он выходит из машины и начинает свою речь. Народ всё больше воодушевляется и собирается вокруг него. Мы хотели выйти за ним, но он не позволил, чтобы мы не испугали людей, поскольку мы были с личным оружием. Сам он практически никогда оружия с собой не носил.

Младич говорил людям о том, что народы должны жить вместе там, где всегда жили и не воевать между собой… И что ЮНА защитит всякого, независимо от того, какой он национальности – хорват, серб или мусульманин. Что они не должны позволить, чтобы война захватила Боснию и Герцеговину, чтобы не случилось и с ними такого же несчастья, как в Хорватии. Люди его понимали и принимали, да и триколор, развевающийся над нашей машиной, казалось, давал им ощущение защищённости. Около девяти утра мы прибыли в Манячу, так как встали до рассвета, часов в пять – для Ратко это было привычкой.

Генерал Ратко докладывал о положении в зоне ответственности нашего корпуса, но и Куканяц, и другие командиры корпусов находились, казалось, вне времени и пространства. Они вообще не имели понятия ни о своих задачах, ни о реальном положении дел в стране, ни об опасностях, нависших над государством и народом. Генерал Младич и генерал Владо Вукович, командир банялучекого корпуса, были единственными, кто реально понимал ситуацию и предвидел, как она будет развиваться.

Куканяц держался подчёркнуто небрежно и только отмахивался головой и руками:

– Да ладно, Ратко, на самом-то деле! Вам бы только воевать! О каких опасностях вы говорите!

Ни наши предупреждения, ни то, что мы достали карту Патриотической лиги со всеми данными: их частями, командирами, программой действий, – ничто не принималось во внимание. Как будто Куканяцу было дано задание всё игнорировать.

Это совещание нас разочаровало. Мы видели, что у наших коллег из других корпусов и близко не было того, что было у нас, ни своей позиции, ни понимания ситуации.

Для Младича это было катастрофой. За всю войну мы никогда не видели страха в его глазах, даже в самых опасных ситуациях. Никогда. А тут страх как бы вселился в него, в его глаза. Он явно отдавал себе отчёт в драматизме ситуации, в которой мы находились, и именно поэтому страшился этой безответственности, недостаточной информированности своих коллег-генералов – командиров корпусов Второго военного округа. Во главе с Куканяцем. Ратко был обеспокоен очевидным намерением хорватских и мусульманских лидеров начать войну в Боснии и Герцеговине, а сербское руководство выглядело некомпетентным и незаинтересованным.

Всю обратную дорогу до Книна Ратко мрачно молчал.

Нам тогда не давали выполнять задачи на территории Краины, такие как стабилизация фронта и освобождение еще некоторых частей сербских территорий… В то время были договорённости о каких-то перемириях, но ни одна так и не была выполнена. Тогда мы сосредоточились на сборе информации о положении на территории БиГ. Но, несмотря на все наши дальнейшие предостережения о приближающейся военной угрозе, мы никак не могли повлиять на действия военных и гражданских властей в Белграде. А в это время столкновения в Боснии становятся всё более ожесточёнными. Чтобы защитить сербские территории в БиГ, Младич проводит перегруппировку войск 9-го корпуса, но только в зоне ответственности нашего корпуса, распространявшейся исключительно на территорию Хорватии.

А до этого у нас произошло ужасающее преступление, совершённое троицей сербов в селе Зеленград. Они убили семью нашего взводного из четырёх человек: его самого, хорвата по национальности, его жену-сербку и двоих детей. МВД Краины тянуло целых три месяца с расследованием этого случая. Тогда Ратко приказал нам заняться этим делом, и мы его решили за 36 часов. Эту троицу убийц мы привлекли к ответственности. Вот тогда я понял, что у зла нет национальности, а до этого я не мог поверить, что серб может совершить нечто подобное! МВД не осмеливалось серьёзно заниматься этим делом, поскольку все они между собой были связаны родством. Когда мы поместили преступников в окружную тюрьму, это вызвало серьёзное недовольство местных сербов, но Ратко оставался последовательным: преступление есть преступление, и виновные должны быть наказаны! Тюрьма была полузакрытого типа, и книнские сербы организовали против нас акцию протеста. Всё это было тягостно и опасно, но отступать было нельзя!

В данном случае суть была в том, что какая-то пьянь совершила преступление, якобы из националистических побуждений!

В тот же период у нас возникли сложности с военизированными отрядами в Лике. И тут для Ратко не существовало компромиссов: его не интересовало, кто ты – четник или партизан! Для него армией была только ЮНА!

Было в наших подразделениях и несколько случаев воровства, с которыми Ратко разбирался. Так, один полковник был наказан за воровство. Все подобные случаи – а Ратко должен был знать всё – он решал исключительно по закону и справедливости.

Что касается так называемого капитана Драгана, так его никто из нас ни во что не ставил.

Горькое расставание

Ещё до отъезда Младича из корпуса нам всем было ясно, что он покидает нас окончательно. По его приказу было собрано командование корпуса, перед которым он выступил с пятиминутной речью, настолько захватывающей и потрясающей, что все присутствующие не смогли сдержать слёз. Меня и сегодня трясёт, когда я это вспоминаю», – прерывает Печко свой рассказ.

«Это был переломный момент в нашем сознании – с его уходом всё стало другим, потому что до этого Ратко был наше всё! Я считаю, что перевод Ратко Младича из Краины был самой большой кадровой ошибкой. Если бы он остался командиром корпуса, не было бы падения Книна!

Реакция у всех была одинаковая: горе и испуг.

Внезапно все осознали, кем для них за столь короткое время стал Ратко! И защита, и государство, и мать, и боеприпасы, и хлеб, и справедливость и законность – всё это был он… Всего за десять месяцев, что он пробыл в Книне!

Его заменил Сава Ковачевич, умный и добрый человек, но без харизмы. Кроме того, никто вообще не мог заменить Ратко! Не родился ещё такой среди сербов! В нём были гордость и мужество, и человеческая красота, и честность, и благородство… Ратко Младич создал государство PC Краину, несмотря на всевозможные интриги и препоны со стороны политических и полицейских лидеров Краины, а также всевозможных миссий и делегаций, присылаемых Белградом.

Ратко уехал в Белград, откуда в тот же день отбыл в Сараево в командование Второго военного округа на замену генералу Куканяцу, который был снят с должности.

А я жду сигнала от шефа – когда и как мне лететь в Белград. Самолёты тогда вывозили из Книна в основном женщин с бихачского аэродрома.

И вот 9 апреля вечером звонит мне шеф, говорит, чтобы я не волновался, назавтра собрался и с собой взял полковника Живановича и Дуло Тодича.

– Куда их привезти?

– Свяжитесь с генералом Крстичем в Белграде.

И я поехал, бросив жену и двоих детей пяти и полутора лет.

В Белграде нас ждёт машина, но Ратко нет. Где он? Никто не знает. Я уже начинаю сомневаться, всё ли в порядке. Ночь тянется долго, мы все в ожидании продолжения пути. Утром мы втроём – полковник Толимир, полковник Живанович и я – вылетаем в Сараево на транспортном вертолёте МИ-8. Вертолёт полон, и чем?! Мешками с деньгами! 24 мешка. Наши лётчики говорят, что везут их в Пале, в Службу учета платежного оборота. Я впервые еду в Пале. Никогда до этого я там не был. Пролетаем над лесами и горами… А лётчики нам только успевают показывать: вот здесь мы их несколько дней тому назад видели, оттуда они в нас стреляли…

Приземляемся в Соколаце на футбольном поле. Люди из СУПО [51]51
  СУПО – служба учета платежного оборота.


[Закрыть]пришли за мешками, а мы понятия не имеем, куда идти. Я пошёл в город искать военное командование, искать Ратко Младича. Больше не представляю, где его искать. Нигде никого в униформе. Было 10 мая 1992 г.

Думаю, что надо вернуться в Белград. И тут за мной по лестнице спускается какой-то человек лет шестидесяти. Спрашивает, что мне нужно. Я ему:

– Честно говоря, ищу Ратко Младича. Мы с ним должны встретиться.

Я ему честно представился, а он мне. Сказал, что не так давно был капитаном 1-го класса, вышел на пенсию, но, поскольку он связист, вернулся на службу. И говорит:

– Если он где и может быть, так это в Хан-Пиесаке.

Где этот чёртов Хан-Пиесак? Спрашиваю, как туда попасть. Он позвал кого-то с машиной, и мы поехали. Едем и смотрим, появится ли хоть кто-то в униформе. Нигде никого.

Приехали в Хан-Пиесак

Приехали мы в этот Хан-Пиесак. Спрашиваю, есть ли тут казарма. Есть. На пропускном пункте – взводный действительной службы. Спрашиваю о генерале Младиче. Никто понятия не имеет. Где ваш командир? Говорят, отправился на позиции. Тогда я спрашиваю, где генерал Младич. Они удивляются: какой генерал?!

Стало смеркаться. Я этому парню, который меня привез из Пале, говорю, что мы возвращаемся в Пале. Надо сказать, что на подъезде к Хан-Пиесаку мы обогнали какую-то колонну наших войск. А тут я увидел, что эта колонна до сих пор движется. Встретили какую-то старушку, я её порасспросил, нет ли поблизости каких войск. Та на меня с подозрением глянула и говорит:

– О-о, милок, откуда ж мне знать-то.

А когда получше ко мне да к нашей форме присмотрелась, согласилась сказать:

– Да есть, деточка, там, у Црна-Риеки.

– Где она, эта Црна-Риека?

– Да вон за тем войском…

Ну, мы за ними…

После нескольких остановок добрались до плато. Два барака, возле них толпа. Наверняка человек сто офицеров. Спрашиваю, нет ли кого из генералов. Есть, говорят, но войти можно только без оружия. А я без оружия никогда не ходил, да и сейчас не собираюсь. Заводят меня в какой-то барак. Появляется невысокий мужчина с генеральскими знаками различия и спрашивает:

– Кто ты такой?

Я представился, сказал, что прибыл сюда по приказу генерала Младича, вот он-то мне и нужен. Он мне:

– А почему ты здесь ищешь генерала Младича?

Я рассказал, где его уже искал и что больше не знаю, где ещё искать. Тот рассмеялся:

– А ты не Печанац?

– Он самый!

– Мать твою… Ждёт тебя твой Ратко! Проверял он тебя, как ты сориентируешься! Сейчас прилетит, был на позициях.

Чтобы мы отдохнули, он нас разместил в каком-то офисе, потому что все помещения были забиты людьми – остатками той колонны, пострадавшей на Доброволячкой улице, из Сараево…

Я решил немного пройтись, чтобы осмотреться. Не прошло и 40 минут, и вот он, вертолёт с Ратко! Я к нему помчался, сам будто заново родился. Говорю, что дал он мне сложное домашнее задание, а он смеётся… Спрашиваю его, почему, шеф, именно здесь?

Позднее было много разговоров, что ставка Генштаба будет то в Баня-Луке, то в Пале. Ратко не мог, да и не хотел им объяснять, что с нашим уходом отсюда полностью падёт вся Восточная Босния. Скупщина Республики Сербской 12 мая в Баня-Луке назначает Ратко Младича командующим Главным штабом Армии PC. Тут было много вариантов назначения, например, начальником генштаба, но он поставил ультиматум – он будет только командующим Главным штабом АРС! Из-за опыта, полученного в Крайне. Абсурд состоял в том, что в состав Верховного командования руководства Республики Сербской входили Президент PC, два вице-президента, председатель Народной скупщины, министр внутренних дел и министр иностранных дел. Командующий Главным штабом армии при этом в состав Верховного командования PC не входил!

С этого момента мы начинаем обороняться от вооруженных мусульман, поселившихся около Црна-Риеки и постоянно на нас нападавших, похищавших наших солдат и офицеров… В каждой мусульманской деревне были свои организации, точные военные планы нападения и обороны. Точно знали, кто за какое оружие отвечает, а его у них было предостаточно. Точно было известно, какая бабушка или ребёнок что должны делать: передавать сообщения, разносить воду по позициям, информировать о том, что и где происходит, помогать в строительстве баррикад… Ещё задолго до начала конфликта у них уже были вырыты убежища. Всё это подготовила Патриотическая лига на всей территории БиГ.

Напомню, Ратко Младич был назначен командующим Вторым военным округом ЮНА в то время, когда и в армии и вокруг неё царил всеобщий хаос. Можно сказать, что ему было тяжелее, чем Черчиллю в 1940 г. В армии царили разброд и отчаяние. Только что избранное политическое руководство понятия не имело, как нужно организовать и расставить Армию, не говоря уже Э том, что сербский народ в целом не был готов к угрозе войны и вооруженным конфликтам.

Следует отметить, что наша армия была единственной, которая во время военных действий берегла своих людей, в отличие от бессмысленных жертв многих предыдущих войн. Начиная с Александра Македонского, в истории войн не было никого, кто бы столько занимался организацией выживания людей и одновременно командовал армией, обороняясь от превосходящих сил противника. Всё это время Ратко Младич не встречал понимания ни со стороны руководства в Пале, ни со стороны руководства в Белграде. И те, и другие оказывали на него страшное давление, хотя сами не понимали, что творится на позициях, а поэтому не могли определить, что нужно делать.

В Белграде, принимая командование Вторым военным округом, он поставил единственное условие, что сам будет подбирать себе тех помощников и сотрудников, которых знал. В том мае у нас было много проблем. Мы буквально разрывались: выводили части, спасали людей, технику со складов в Сараево. Казарма «Маршал Тито» была эвакуирована позднее, с огромными проблемами. Военные власти в Белграде никак не реагировали на требование Ратко срочно вывести молодых необученных солдат из БиГ.

Необходимо было накормить беженцев и их семьи, совладать с их психологическими травмами. А сколько было попыток суицида… Чтобы хоть как-то поддержать боевой дух, Ратко каждый час держал речь перед строем…

В то время политическое и государственное руководство PC решает передать СООНО аэродром в Сараево, который мы контролировали.

Если бы аэродром был наш, это позволило бы нам освободить Сараево и повлиять на весь исход войны. На тех переговорах я был с генералом Младичем, а Радован Караджич делегировал Биляну Плавшич. Ратко им говорил, что нельзя передавать аэродром. Что уже два года нависает над нашими территориями так называемое международное сообщество и высокомерно помыкает нами. Приводил им примеры из предыдущего, книнского опыта, когда он вёл переговоры с представителями СООНО, и каждый раз они не выполняли обещаний. Но всё напрасно!