Текст книги "Ряска Правды (СИ)"
Автор книги: Лика Маррн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– У нас на болоте была одна… Кикимора, – почему-то мне вновь стало неудобно называть Румяну по имени. – Эмм… Ну, не совсем кикимора. Просто жительница болота, – Редж приподнял брови, заинтригованный моим мямляньем. – Короче, – заново начала я. – На болоте было существо, которое знало очень много всяких историй. Она не спала зимой, как и я, поэтому мы с ней очень часто и подолгу болтали. Я понятия не имею, откуда она брала все эти сказки, рассказы, но она потрясающе рассказывала их. Она могла рассказывать их часами, но только обязательно шепотом.
– Хммм… – подмигнул Редж. – Неужели в них было что-то… Неприличное?
– Ну, почти, – облизнула я губы. – В них были люди.
– Это было неожиданно, – признался Реджинальд. – Почему?
– Ну, у нас мало историй с людьми. Ивайло, наш… Наш водяной очень не любил эти истории, не знаю, почему.
Воцарилось молчание – кажется, Редж обдумывал сказанное мной, а в моей голове эхом звучали слова Румяны. Слова уже немного поистерлись в памяти, ведь истории нужно повторять, как и все хорошее. С другой стороны, самому себе рассказывать неинтересно. Истории требуют слушателей – им нужно, жизненно необходимо открываться все новым и новым людям.
– Расскажешь? – вдруг попросил Реджинальд.
Я чуть улыбнулась себе – а вот и слушатель.
Рассказывать я начала не сразу. Нужно было подождать, пока не установиться тишина, которая требуется именно для таких историй. Нужно было подобраться нужные слова. Наконец – вспомнить историю такой, какой мне её рассказывала Румяна и понять, какой сделаю её я. Ведь истории – они рассказываются не сами по себе, они зависят от рассказчика.
Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, я неспешно начала, выплетая из памяти чудные и странные слова, которые мне особо нравилось использовать в речи.
– Эта легенда была рассказана давным-давно, в старой, пропахшей элем таверне, человеком, который обладал удивительным даром разбирать морозную вязь на стекле и складывать её в слова, а слова – в истории. В тот вечер камин уже почти остыл, и только тлеющая трубка освещала испещренное морщинами лицо. Пуская колечки седого дыма, похожего на зябкий осенний туман, он хриплым голосом начал рассказывать одну из тех удивительных историй, что шепотом поведала ему сама зима.
На болоте зимой зябко. Все погружаются в глубокий сон до весны. Прикинувшись трухлявым пеньком, успокаивает свой бурный нрав леший. Притворившись корягой, храпит водяной, спокойствие которого охраняет его верный сом. Спят кикиморы, болотнянки, анчутки, духи лесов и болот, даже само Лихо тихо грёзит под сугробами, прикрыв свой единственный глаз.
Лишь зимой могут смертные беспрепятственно входить в лес… И, что немаловажно, выбраться из него. Только вот туго придётся тому, кто наткнется на спящих существ, потревожит их неясную дрёму. Раз – и поминай как звали.
На том болоте, о котором пойдёт речь в этой истории, зимой всегда было очень спокойно. Оно лежало далеко на севере, в окружении дремучих лесов, и туда мало кто отваживался наведываться.
Только вот за несколько лет до этого люди добрались и сюда. Недалеко от болот, там, где кончался лес и начинались широкие поля, люди построили деревню. Чуть проплыть вниз по вялому течению заросшей речи – и ветер донесет их крики и смех.
В тот год зима выдалась морозной. Холод впился в оставшиеся золотые листья, сделав их как будто хрустальными. Тронешь – рассыплются алмазной крошкой.
Как огромный паук, он выплел свою блестящую паутину. Черные ягоды как будто зоркие темные глазки следили из-под снега за падающими с седых небес снежинками.
Чем холоднее зима – тем она красивее. Как будто, совершив свои титанические труды, стужа не хочет, чтобы их разрушила минутная капель, и цепляется за дела рук своих как можно крепче.
Не боится мороза лишь Хозяйка Болот. Когда все погружается в сон, она – единственная защита трясины. Она лежит на дне, сложив руки на груди, похожая на белоснежное изваяние, какими люди украшают свои гробницы, и чутко слушает, запоминает. Ничто не ускользнет от неё, будь то клюющая мерзлые ягоды птица, или нога человека, опрометчиво вступившая на снег.
За лето до этого только-только умерла старая Хозяйка, устав от вечного бодрствования, и её место заняла одна из юных болотнянок. У неё были густые волосы цвета сырой земли, бледная кожа, и глаза оттенка осенних листьев.
Ещё едва выпал снег, а новую Хозяйку уже одолевала скука. Часами сидела она, одетая лишь в тонкое белое платье, услужливо сплетенное ей морозом, рядом с прорубью, любуясь на мертвую красоту зимнего мира, ранее неведомого ей. Единственными друзьями её были маленькие птички, которые прилетали поклевать морошку. Девушка сначала только улыбалась, гладила их по темным перышкам, а потом начала сама находить ягоды и с руки кормить ими своих маленьких гостей.
Так шли дни – и вот, в один особенно морозный полдень, когда даже птицы попрятались по теплым дуплам, Хозяйка вот так же сидела, свесив ноги в прорубь. Она томилась в ожидании весны, но до тепла было ещё далеко.
И вдруг – послышался шум, нарушивший абсолютную тишину. Девушка села ровно и сжала в руке кусочек льда, готовая в случае чего обрушить на врага ветвь с ближайшего дуба, пусть тот и находился саженях в двадцати от болота.
По снегу захрустели шаги, а сухой хворост ломался под весом человека… Из заросшей чащи с трудом выбрался охотник и рухнул на землю. Перевел дух, встал, отряхнулся и обернулся по сторонам. И только тогда заметил юную Хозяйку, которая гордо взирала на смертного.
Её нечеловеческая красота показалась ему ослепляющей, ей же охотник показался выше, статнее и красивее, чем он был на самом деле.
Люди иногда забредали сюда, Хозяйка уже видела их, но все они в ужасе и страхе сбегали при виде бледной девушки в легком платье, изо рта которой при дыхании не вырывались облачка пара. Но этот мужчина был другим. Он не убежал, наоборот, сделал шаг вперед. Он спросил что-то, она невпопад ответила, они проговорили до вечера. Он пообещал вернуться.
И охотник вернулся. Каждый день он возвращался на болото и говорил с ней, рассказывал о теплом огне человеческих костров, о дворцах из камня и о парящих высоко в вышине драконах. О блистающих искрах в небе и об украшенной звездами земле.
Зима, наконец, полностью вступила в свои права, но девушке больше не было скучно – она с нетерпением ждала своего охотника. И вот, однажды, он вернулся хмурым и сказал ей: ''Меня отсылают – я нужен королю''. Сердце Хозяйки пошло было трещинами, как умирающий лед, но тут мужчина продолжил. ''Уйдем вместе?''.
Хозяйка задумалась так крепко, что не заметила, когда он ушёл, и когда наступила ночь. Девушка сидела недвижимо, и ночью её присыпал снег, сделав и впрямь похожей на мраморную статую. Охотник не приходил три дня, и всё время Хозяйка сидела, не двигаясь, все глубже погружаясь в растущий сугроб.
На третий день охотник вернулся, и она очнулась. Встала, заглянула своими золотистыми очами в его черные глаза, и вложила свою руку в его. Им показалось, что в этот момент наступила весна, и растаял снег, что морозы отступили, и показалась яркая трава, а цветы наполнили воздух своим благоуханием. Они шли, не замечая ничего, кроме друг друга… И это сыграло с ними роковую шутку.
На краю болота дремало Лихо Одноглазое. Снег запорошил его кривую спину, и стало казаться, будто это лишь безобидная кочка, и именно на неё ненароком наступил опьяненный счастьем мужчина.
Разбуженное Лихо вскочило, и со сна не признало свою Хозяйку. Взмах когтей – и алая кровь хлынула ручьем. Охотник в мгновение ока обнажил кинжал и рубанул им по чудовищу, но было поздно. Хозяйка Болот умирала, и ничто не могло её спасти. Иногда даже чудеса бессильны.
Поняв, что его возлюбленная уходит от него, охотник издал вопль боли и вонзил кинжал себе в грудь. Их кровь, кровь молодой болотнянки и смертного человека, смешалась и алыми шариками застывала на снегу. Снег припорошил их, а весной болото приняло к себе, но так велико было желание жить юной Хозяйки, что на том месте начала расти клюква – кроваво-красная ягода, что зимой помогает птичкам, вечным её друзьям.
И на месте, где умерло Лихо, вырос ядовитый багульник, в белых цветках которого хранится память о той холодной, снежной и жестокой зиме.
Люди забыли – или даже никогда не знали об этой истории, но зима ни о чем не забывает. И каждый год хотя бы на одном окне, да красуется понятная лишь некоторым история кислой болотной ягоды, которую нельзя съесть, не поморщившись, и которая от мороза становится только вкуснее.
Я замолчала.
После того, как расскажешь какую-то историю – воцаряется тишина, выплетенная из звуков, и в этой тишине все ещё звучат отголоски слов.
– Красиво, – наконец, пробормотал Реджинальд.
– Да, – вздохнула я. – Очень.
Тишина, на секунду развеявшаяся, вновь обволокла мягким коконом. Это чувствуется – и Реджинальд во второй раз уже заговорил гораздо тише.
– Ты всегда хотела уйти с болот?
– Никогда, – я чуть грустно улыбнулась.
Редж приподнял брови, призывая объясниться.
– Ну, просто, я бы не ушла, если бы Ивайло – это наш водяной…
– Да, я помню, – прервал Редж. – Можешь не объяснять каждый раз.
– Ну извини, в отличие от некоторых, я не слежу за каждым своим словом!
– А зря. Что там с Ивайло?
Змейка поддержала меня, возмущенно зыркнув на сиего нахального представителя мужского пола, но представитель остался суров и невозмутим. Пришлось продолжить.
– Я просто хотела на берег. У меня был вариант – выйти за Драгомира, лешего, но… Ну, не знаю. Хотелось свободы.
– К сожалению, ты выяснишь, – вдруг проговорил Редж, и я с изумлением отметила, что его голос отдавал горечью. – Что здесь её не намного больше.
Мы замолчали. Капала вода. Где-то вдалеке раздавались шум и гвалт.
– Так давай устроим её, – вдруг закусила губу я и заговорщически подмигнула Реджинальду.
– Что? – удивился мужчина.
– Давай устроим себе свободу. Хоть на пару часов, – пожала плечами я, подплывая к берегу. – Серьёзно, чем не идея?
– И что ты предлагаешь сделать? – Редж чуть наклонился вперед. В глазах мелькнул огонек заинтересованности.
– Зверски хочу есть, – призналась я. – Тащи еду, а я устрою что-нибудь красивое.
– Слушаю и повинуюсь, – хмыкнул Редж.
Я нырнула на дно ещё раз – вода помогала думать, а я хотела по-быстрому сообразить, что сделать прям эдакого. Чтобы захватывало дух.
Когда я всплыла, Реджинальда уже не было. Я поспешно вылезла на берег, потянувшись за сброшенным платьем. Приличия были не для меня, но все же меру тоже надо знать… Я расположилась на берегу, скрестив ноги под себя.
Энергии у меня было немного, но хотелось сотворить что-то восхитительное. Прищурившись, я напряглась. Иллюзию я создам проще простого, а вод поддерживать её будет уже другой задачкой.
Вокруг зашумел лес. Стены как будто пропали или просто расширились, а их место занял мягко шелестящий массив деревьев, который возносился вверх, к небесному потолку.
– Впечатляет, – пробормотал Реджинальд, ставя на траву тарелки с чем-то восхитительно пахнущим. Я, не заметившая его появления, чуть гордо улыбнулась, довольная результатом.
– Спасибо, – кивнула я. Дескать, ничего необычного.
Еда, которую принес Редж, была потрясающе вкусной. На вид это была бесформенная куча непонятного цвета, но на вкус…
– Шоколадный мусс, – пояснил Редж, орудуя маленькой ложечкой. Я этим не заморачивалась, просто зачерпывая массу пальцем.
– Очень вкусно, – простонала я. – Как вы это все делаете?!
– Шоколадные бобы привозят с юга. Наши повара мастера своего дела, они обрабатывают свежий продукт, смешивают его с местными травами и получают это.
Я ещё раз распробовала вкус.
– Здесь нет трав, – покачала головой я. – Вообще никаких. Хотя нет, пожалуй, только немного мяты.
– Меня поймали, – тихо рассмеялся Реджинальд. – Ничего не смыслю в готовке.
– Я тоже! – возмутилась я. – Но я же что-то разбираю.
– Может, тут все дело в способе… – задумчиво пробормотал Редж.
– В способе? – моему удивлению не было предела.
– Да. Я ем ложкой, привкус металла оттеняет вкус шоколада. А ты ешь руками.
– Ну в таком случае отложи ложку.
– Увы, – горестно вздохнул Редж и хитро покосился на меня. – Врожденное чувство такта и привитые мне нормы этикета не позволяют этого делать.
Я закатила глаза и зачерпнула побольше мусса указательным пальцем. Усмехнувшись, я протянула руку Реджинальду.
– Какая удача, что хотя бы у одного из нас эти качества отсутствуют, – мило улыбнулась я.
Редж мягко перехватил моё запястье и взял мой палец в рот. Его губы жарко сомкнулись на моем нежном пальчике, слизывая мусс… Глаза притягивали, не позволяя отвести взгляд. Моё сердце забилось быстрее.
– Ммм… – кивнул Редж, отпуская мою руку. – Привкус черники и малины вместо скучного металлического… Мне нравится. Покормишь ещё? – улыбнулся он.
– Нет, – отрезала я, вытирая руку об траву. – Слюнявь свою ложку, пожалуйста, а я сама хочу поесть.
– Какая жалость, – вздохнул принц.
Я фыркнула и вернулась к своей собственной тарелке, стараясь уделять внимание образу леса, который шелестел вокруг нас. Стоит признаться, что получалось пока что не очень здорово.
Реджинальд рядом со мной хитро ухмыльнулся, как будто знал, как быстро бьется сейчас моё сердце. И я, Лихо дери этого принца, не удержала концентрацию. Иллюзия, мягко моргнув, подернулась дымкой и пропала, вновь явив нам обычные стены.
Глава 12
Меня не выпускали из апартаментов.
С момента погрома столовой прошло три дня – и, похоже, теперь меня опасались больше, чем когда-либо. На мою настойчивую просьбу открыть двери, чтобы я могла прогуляться, мне намекнули, что меня сейчас были бы не рады видеть некоторые придворные.
И если первый день я просто валялась на дне своего пруда, охраняемая Змейкой, то на второй мне уже стало невмоготу. Более того – Реджинальд куда-то запропастился. На вопросы о том, где его высочество, слуги отвечали, что он очень занят, но придет, как только у него выдастся свободная минутка.
Видимо, Редж погряз в делах по уши – после нашего разговора я не видела его ни разу. Или… Он просто меня избегал? Я понять не могла, что он хотел от меня. Замуж я не рвалась, но и его внезапные смены настроения были мне абсолютно непонятны.
Воздух, казалось, был пропитан той энергией, которая бывает перед грозой – кикиморы очень хорошо умеют ощущать это.
Пусть мне и присущи некоторые… особенности, но природу я вижу глазами болотного жителя, а это значит, что в моей родословной все-таки потоптались кикиморы, лешие и водяные. Именно этому я посвятила размышления в первый день вынужденного затворничества. Все мои терзания ни к чему не привели – я не знала и сотой доли того, что было необходимо для какого-то осмысленного восприятия ситуации.
Второй день я просто медленно начинала злиться. Я существо спокойное и невозмутимое, но когда ограничивают мою свободу – это толкает меня на необдуманные поступки.
Спала я на дне моего прудика, стараясь сдерживаться – не гоже, чтобы силы от злости вырвались наружу, и вода предательски закипела.
И утром я проснулась от криков.
Мало кому приятно, когда тебя будят. Ещё неприятнее – открыв глаза, оттолкнуться ото дна, всплыть на поверхность… И увидеть что? Ясное синее небо? Жалких смертных, склонившихся к полу? Нет, не в моем случае.
– Ой, вы не сбежали! – облегченно воскликнула девушка в черном передничке, а потом зажала рот, будто ляпнув что-то не то.
Я медленно приподняла одну бровь. Змейка, оплыв за мной, положила голову мне на плечо и яростно зашипела, заставив служанку побледнеть и отступить на шаг.
Предыдущей ночью от скуки я сплела себе платье из подручной тины – теперь это оказалось очень кстати, потому что унижать смертных, когда ты одета, гораздо проще.
– С этого момента поподробнее, – я попыталась придать голосу не очень свойственные мне жесткие интонации. Учитывая, что идеалом в этом для меня был Реджинальд – получилось неплохо.
Девушка задрожала всем телом и отступила ещё на шаг… А я задумалась. Вылезать, вставая на колени на берегу, очень неудобно. Тогда я лишусь всякого преимущества. С другой стороны… Я легко шевельнула пальцами, посылая импульс моей любимой коряге, час которой наконец-то настал. Ещё одно доказательство того, что всем вещам можно найти применение. Даже самым, казалось бы, никчемным.
Когда коряга коснулась моих ног, я осторожно прощупала её, выбирая положение поустойчивее. Было бы не очень здорово свалиться носом в возу перед потенциальной жертвой.
Я легко повела рукой в воде – и коряга начала осторожно подниматься вверх, поднимая меня вместе с ней. Воздух был холодным, и по коже поползли противные мурашки, но я старалась не ежиться.
Я представила себе Реджинальда, гордого и невозмутимого в любой ситуации, и приподняла голову повыше. Коряга остановилась ровно у поверхности – и теперь казалось, что я стою на воде – а затем медленно поплыла к берегу.
Со стороны было бы неимоверно интересно взглянуть на это явление – девушка в платье из тины будто летит в к берегу, а за ней, рассекая воду, лениво плывет огромная змея. Увидь я такое… Ну, лично я бы посмеялась. Слишком наигранно. Болотные и речные – мы ведь совсем не такие, и не ведем себя так. Если мы собираемся кого-то съесть, в общем-то, мы это делаем и без учета людских представлений о нас. Мороки – чудное дело…
Коряга мягко стукнулась о берег, и я ступила на мягкую траву, теперь возвышаясь над и без того низкой, а теперь ещё и сгорбившейся от испуга девушкой.
– Итак. Сейчас ты расскажешь мне, что здесь происходит, и тогда, может быть, я не…
На этом месте я многозначительно взглянула на Змейку, которая довольно оскалилась. Если и раньше, когда она была маленькой, это выглядело для людей устрашающе, то что уж говорить теперь.
– Я… Я не…
– Я слушаю, – напомнила я. – И моё терпение не безгранично.
– Вас… Вас велели не выпускать…
– Кто?
– Его… его высочество.
Мои брови дрогнули, а рот изумленно приоткрылся. Вот, значит, как, Реджинальд. Вот, значит, как… Поддержка болот ему нужна. Дура, какая же я дура, что согласилась сюда приехать.
Теперь меня просто используют как заложницу… Впрочем, болотам я тоже уже вряд ли нужна. Драгомир перебесится и успокоится. Ивайло – продолжит свою размеренную жизнь. Мало ли кикимор сгинуло на его веку.
Я отступила назад, все ещё смотря на девушку. Она скорчилась и заслонила руками лицо после своего ответа – как будто я могла её ударить, как будто… Но я ведь этим и была в её глазах. Жестокой убийцей, не способной на жалость, только на расчет. Ведь именно этим я и казалась.
Руки безвольно опустились, и я крутанулась на пятках. Нельзя было, чтобы меня так видели. Я – ужасное чудовище. Я – ночной кошмар. Я…
– Вон, – приказала я.
Удаляющийся топот возвестил о том, что моё желание было приведено в исполнение незамедлительно.
В сердце и в горло впилась сотня острых ледяных иголок. Вот так, значит. Златеника, Принцесса Северных Болот. Обещания, глупые обещания. Как я могла быть такой дурой?!
Змейка, будто прочитав мои мысли, покачала головой – она была просто ошеломлена таким поведением с моей стороны.
Я медленно побрела к спальне. Листва мягко зашуршала под ногами. Этот звук всегда меня успокаивал, но теперь он только раздражал. Реджинальд. Венценосная зараза. Руки чесались разнести что-нибудь в клочья, но я сдержалась.
Хотя, впрочем… Зачем мне сдерживаться? Что мне терять? Меня ничего не держит здесь. Точнее, наоборот. Меня здесь держат, и это бесит.
Я расправила плечи и усмехнулась. Хотят монстра? Прекрасно. Они его получат. Оказавшись у водопада, который давал зеркальную поверхность, я прищурилась и начала творить морок на собственной коже.
Работа была кропотливой, она отнимала много сил – нужно было изменить себя, не меняя в себе ровно ничего. Я нанесла морок слой за слоем, настолько плотно к коже, что могла почувствовать покалывание энергии щекой. Результат был превосходен.
– Идем, дорогая, – бросила я змейке, направляясь к двери. – Поговорим с нашим суженым.
Змейка яростно ударила хвостом о пол, подняв бурю из осенних листьев. Я одобрительно кивнула ей и распахнула двери, вновь оказавшись в чуждом мне царстве золота, ткани и противной чистоты.
Девушка, которая только что меня искала, вскрикнула и наконец-то упала тяжелым кулем на пол. Обернувшись по сторонам, дабы никто не заметил, я подбежала к ней на цыпочках и наклонилась ближе. Её грудь тяжело вздымалась и опускалась, и я с облегчением вздохнула. Кто их знает, эти человеческие сердца. Вдруг не выдержало бы.
Я внезапно весело хихикнула, представив мою новую большую затею. О да, это будет феерично. Это будет лучшее из всего, что я когда-либо творила, и… И не стоит злить кикимору, ни в коем случае.
Это будет мой первый, и, вполне возможно, последний урок смертным. Нельзя становиться на пути у Златеники Болотной.
Двери распахнулись сами по себе, когда я отправила к ним мощный поток воздуха. В коридоре оказалось больше народу, чем я ожидала. Здесь, к моему вящему удивлению, обнаружился тучный Байтс, который, изумленно звякнув своей золотой шпагой, единственный из толпы придворных осмелился выступить вперед.
Все остальные же сделали слаженный шаг назад.
Да, это было великолепно. Двери, распахнувшиеся по моему велению, которые представили на всеобщее обозрение единственную и неповторимую меня. В платье из тины, с мокрыми распущенными волосами, в которых запутались водоросли, с огромной змеей за спиной, а на лице… И поверженным телом бедной служанки, лежавшим на полу. Никому ведь не было известно, что она жива – но разубеждать их я пока что не собиралась.
– Ваше высочество, – поклонился Байтс.
Я лишь кивнула и сложила руки на груди, приготовившись выслушать все, что у него было мне сказать. Признаюсь, я ожидала большего, чем простое:
– Очень рады вас видеть в добром здравии.
А, так весь этот сброд собрался на мою поимку…? Состязание придворных королевского двора – объявляется охота на принцессу Болот. Неплохое, должно быть, развлечение.
– Неужели? – переспросила я. Потом, бросив взгляд на все ещё валявшуюся мертвым трупом служанку, я быстро зашагала к двери. Змейка с мягким шелестом бросилась за мной.
Придворные отступили ещё на шаг. Возразить осмелился лишь все тот же Байтс, к которому я несомненно питала бы уважение, если бы он меня не начал раздражать.
– Ваше высочество, я не думаю…
– Держите свое мнение, – поровнявшись с ним, я презрительно скривила губы, – при себе, Байтс. Думаю, вы поняли, что я очень зла, и, уверяю вас, меня оно сейчас интересует в малейшей степени.
Похоже, мужчину так никогда ещё не оскорбляли. Он вытаращил на меня глаза, надулся, напомнив мне мышь-перекормыша… И проглотил обиду. Я пожала плечами:
– В какую сторону к его величеству?
Передо мной молча расступилась вся толпа этого сброда, давая пройти. На моем лице появилась милая улыбка, которая, похоже, испугала их ещё больше, чем мое предыдущее поведение.
Но стоило мне отойти немного, как за спиной раздались поспешные шаги. Это заставило меня резко остановиться. Нет, по-хорошему они не понимают.
– Лорды и леди, – мягко произнесла я. Мой голос был четко слышен в наступившей тишине. – Обещаю вам. Тот, кто сейчас последует за мной, захлебнется сегодня ночью в собственной постели.
Больше желающих не было – хотя я догадывалась, что и в первый раз это был все тот же неугомонный Байтс. Мужчина, похоже, просто жаждал выслужиться – его поступки были настолько безрассудны, что граничили с глупостью. Серьезно, кто отважится перечить страшному и ужасному созданию ночных болот?!
Зайдя за угол, я приостановилась у зеркала. Сердце колотилось чуть быстрее, чем обычно, но пара глубоких вздохов меня успокоили. Определенно, я начинаю к этому привыкать.
Я перевела взгляд на зеркало и чуть вздрогнула – нет, результат в этой прозрачной глади смотрелся гораздо лучше, чем в неровной и искажающейся сущности водопада.
На моем лице иллюзия смотрелась просто прекрасно – так, будто ей и положено было тут быть. Правая половина лица была покрыта бледной чешуей, которая в паре мест облезла, и сквозь неё будто бы была видна настоящая человеческая челюсть. Когда я усмехалась, это выглядело по-настоящему жутко. Почему бы не выглядеть так, как видят меня люди?
Пол был холодным, но я уже ожидала этого. По идее, я могла бы как-то подогреть камни, но маг из меня… Как из Ивайло домовой. Только иллюзиии и умею наводить.
Дверей было много. Они открывались по обеим сторонам от коридора, и было абсолютно не понятно, куда заходить. Кажется, это место мне было смутно знакомо, но моя дырявая голова абсолютно не помнила, куда идти.
Пока, наконец, слева не появилась очень богато украшенная дверь. Она была огромной, тяжелой, из черного дерева, окованной золотом, и выделялась на фоне всех прочих. Наверное, именно здесь бы я разместила короля – им же положено выделяться среди толпы, верно? К тому же, Редж что-то говорил о черном и золотом как о цветах королевской семьи.
Думать о Реджинальде вдруг стало неприятно, и вместо этого я решительно взялась за ручку.
Дверь подалась на удивление легко, и через буквально пару секунд я уже протиснулась внутрь…. И охнула от удивления. В голове вертелась куча ругательств, почерпнутых от лесовика, хотя отчаянно хотелось сказануть что-нибудь покрепче, из запасов Драгомира. Это было потрясающе. Это захватывало дух. И это было абсолютно невозможно.
Два лестничных пролета, один из которых был выложен черным мрамором, а другой белым. Первый, как положено, вел вверх, второй вниз. Стен не было – прямо в воздухе будто висели картины в огромных золотых рамах. А вокруг плескалась вода. Она мягко и уютно, очень по-домашнему обволакивала, ласкала. Черт. Я закусила губу и крутанулась вокруг своей оси, ощущая на языке знакомый с детства привкус тины и ила. Это было болото. Но, более того – это было моё болото, болото Ивайло. Его воду я не перепутала бы никогда ни с чем в жизни. Вот только это никак не могло было быть нашим болотом.
Огромный холл, от которого отходили лестницы, был черно-белым, как шахматная доска. О шахматах мне поведал один расторопный слуга, который пару дней подряд приносил мне ужин. Чертовых лягушек с отвратительными гусеницами.
Я огляделась – двери, через которую я вошла, как не бывало. На её месте появилось огромное зеркало, в котором отражалась я, затянутая в черное платье. Я осторожно сделала шаг обратно у зеркалу, ступив на белую клетку – и платье тут же вспыхнуло белым. Мои руки тут же легки на талию – и я ощутила мягкость тины. Иллюзия. Сплошная иллюзия.
Зеркало же на вид было обычным. Я наклонила голову – и мое отражение наклонило голову вместе со мной. На отражении, правда, больше не было иллюзии – я потеряла концентрацию, увидев все это великолепие. Вдохнув глубже воду любимого болота, я попыталась дотронуться до стекла – и в момент, когда моя рука коснулась поверхности, по зеркалу пошли круги ряби, а затем отражение улыбнулось мне. Я прищурилась и покачала головой. Отражение не соизволило повторить этого движения. Вместо этого оно зубасто улыбнулось какой-то знакомой улыбкой и сказало мне:
– Выбирай – вверх или вниз.
Я взъерошила волосы, но отражение осталось неподвижным.
– И что будет, если я выберу?
– Получишь ответ.
– Что, если он мне не нужен?
– Всем нужны ответы.
– И кто мне его даст?
– Я.
– Ты – это я. Значит, знаешь столько же, сколько и я – тогда как ты можешь дать мне ответ, если я сама его не знаю?
– Я – не только ты. Я – все и всё.
– Ничто не может быть всем.
– Кроме самого всего.
Я хмыкнула – разговор был почти бессмысленным, но в нем, на удивление, угадывалась какая-то логика. Отражение подмигнуло мне и повторило:
– Выбирай – вверх или вниз.
– А по какому принципу?
– Это уж тебе решать.
На лице отражения появилась хитренькая ухмылка, которая не предвещала ничего хорошего. Честно сказать, эта ухмылка меня отвлекала – она тоже была какой-то знакомой, вот только кому она принадлежала – этого я бы не смогла вспомнить, даже если бы захотела. Повернувшись к лестницам, я задумалась. Вверх или вниз. Вверх или вниз, вверх или вниз… Не зря же лестница, ведущая вверх, покрашена в черный, а ведущая вниз – в белый? Или это сделано просто для того, чтобы меня запутать? Я никогда не была сильна в выборе из двух почти одинаковых вариантов.
– Не идти вперед – значит идти назад, дорогая моя! Вверх или вниз?
Голос отражения, раздавшийся сзади, заставил меня вздрогнуть. Что ей, в самом деле, неймется что ли? Вверх или вниз, вверх или вниз… В чем же подвох? Именно эти цвета. Почему? Кто соизволил покрасить их именно так? Плод больного воображения? Или секрет мироздания? И тут мне в голову пришла сумасшедшая идея – настолько сумасшедшая, насколько возможно. Я довольно развела руками и повернулась к зеркалу.
– Ни туда, ни туда.
Отражение изумленно приподняло бровь.
– Поясни.
– Ни туда, ни туда – потому что обе лестницы ведут обратно в это место. Поэтому они разных цветов и ведут в разные стороны – что бы ни выбрал, вернешься сюда. Не идти вперед – значит, идти назад. Ты мне подсказала сама. Здесь нет пути вперед – остается только вверх и вниз. Пойду не вперед – значит, пойду назад. Выберу лестницу – вернусь сюда.
Отражение ухмыльнулось:
– Что ж, ты всегда была умной. Спрашивай. Только думай, что спросить – ты получишь только один ответ. Я знаю всё. Можешь спросить меня, как стать правителем мира, можешь спросить, как завладеть сердцем прекрасного черноволосого принца, на которого обижена. Можешь спросить, кто ты. Можешь попросить знания о древней магии, а можешь – пароль в личную сокровищницу короля Ристании.
При этом глаза у отражения озорно блеснули.
– Выбирай – сегодня ты получишь ответ на любой вопрос, даже о будущем.
Я задумалась. В голове роилось море вопросов, на которые я жаждала получить ответы. Важнее было понять – с какими из них я разберусь сама. Выбраться из замка… В общем-то, не вопрос. Спрашивать зеркало о тайных ходах, которые были спрятаны в стенах, как-то не тянуло. Реджинальд пару раз обмолвился об этих ходах, но стоило мне заинтересованно бросить какой-то вопрос, как мужчина сразу переводил тему.
Как избежать замужества… Это трудно, но, думаю, поправимо.
К древней магии меня не влекло уж так сильно.
Оставался вопрос, который бился в моей голове, пульсировал там мягкими, чуть солоноватыми волнами.
– Откуда во мне человеческая кровь?
Зеркало прищурилось и наклонило голову. Это было потрясающе жуткое ощущение, когда на тебя с подозрением смотрит твое собственное отражение. Когда его губы шевелятся, а твои – нет. Когда оно вдруг смеется каким-то жестким смехом, а ты стоишь и молчишь.
