Текст книги "Игра в судьбу (СИ)"
Автор книги: Ли Ода
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Итак, ужин приготовили и съели, наступило время обещанной конференции. Даны по очереди рассказывали о накопанном в архивах, а я слушала и снова представляла себе, что попала в сказку. Только вот теперь в страшную. Очень.
Этот мир и впрямь был близок нашему и до определенного момента отличался лишь незначительными мелочами. Но именно что до определенного. До того самого, когда оркэ сумели вырваться за пределы их острова. То ли Война Кланов в этом мире была более жестокой и привела к большим потерям, то ли здешние даны оказались беспечнее наших, но только факт остается фактом – сразу после войны оркам удалось захватить сначала остров солнечных, а потом один за другим и все остальные брошенные кланами острова. После чего на время установилось хрупкое равновесие. Но длиться вечно оно, разумеется, не могло – данааэ вымирали, гномаэ почему-то хранили глупый нейтралитет, а «ужасы», напротив, бешено плодились. И однажды неизбежное случилось, орки напали на последние населенные острова – на оба сразу, так, что ни даны гномам, ни гномы данам помочь уже не смогли.
Сопротивление было отчаянным, но недолгим. Гномаэ выбили всех, а остаткам данов все-таки удалось уйти, покинув острова совсем. Но бежали они так поспешно, а погоня была так близка, что не удалось даже запечатать Сферу, и стаи орков вслед за данааэ хлынули в большой мир. Даны затаились в своих ирландских и британских сидах, а оркэ сходу ввязались в войну с людьми.
Вот уже более тысячи лет продолжается эта война – с переменным успехом. И все это время загнанные в пещеры беглецы, потерявшие цель и смысл, тихо вымирали. В конце концов последние их остатки собрались в Ирландии, в трех наиболее крупных сидах, расположенных по соседству, что давало пусть и призрачную, но все-таки надежду на выживание. Британия же была оставлена окончательно. База, где мы сейчас оказались, находилась как раз там, у подножия Шотландских гор, и была брошена последней на острове. Запечатали ее, видимо, лишь по привычке, вернуться данааэ не надеялись.
Даже у самых больших оптимистов их судьба не вызвала сомнений, а Вессаэль оптимистом не был и просчитал все четко. Максимум на что хватило бы беглецов, это лет триста – четыреста подобного прозябания, а потом закономерный и неизбежный финал. Сид же был заброшен гораздо дольше, поэтому вердикт вынесли окончательный – в этом мире данов больше нет. Зато дохрена оркэ, с увлечением режущих людей. Такое вот «незначительное» отличие.
Тишина, повисшая в гостиной, стала совсем невыносимой, и все потихоньку разбрелись по комнатам – спать. Я тоже залегла в постель, но уснуть так не смогла. Мысли, бродившие в голове, были сумбурны, навязчивы и ужасны, мешая не только спать, но и элементарно успокоиться.
Я-то, оказывается, уже привыкла к этой нежданно ожившей сказке. И даже мысль ее потерять приносила почти физическую боль. А тут целый мир – и без единого данааэ. Вдруг подумалось: «А если и у нас, в нашем мире они не сумеют выжить, вымрут совсем и так же бесповоротно? Пусть даже и чуть позже?» И вздрогнула от этой мысли, как от юркнувшей за шиворот ледышки.
Нет, даже думать о таком не хочу! И не буду!
Ведь я в этой сказке еще и один из центральных персонажей. И роль эта мне нравилась – уж себе-то можно не врать. А потому пока не поздно нужно делать хоть что-то. Все, что смогу. И ведь могу, похоже. Недаром эти четверо искали именно меня, если, конечно, верить Вессаэлю. Раз так – решено. С сегодняшнего дня я готова идти навстречу планам сьеррина, лишь бы это действительно помогло им выжить. Хоть немножечко помогло. Шестой клан? Да хоть седьмой! Но не дай боги им вымереть и после этого! Не прощу!
Решившись, и, честно говоря, боясь утром все-таки передумать, я тихонько вылезла из кровати и босая пошлепала по коридору в сторону комнаты Вессаэля – «жечь мосты». Поскреблась в дверь – сьеррин, оказалось, тоже пока не спал и спокойно пригласил войти. Словно это было в порядке вещей, когда ночью в его комнату ломятся дикие девицы босиком и в растрепанных чувствах. Хотя откуда мне знать, может, и было? Оставив все вопросы на потом, я вошла и огляделась.
Комната оказалась точной копией моей, только вместо сумки на скамье в изножии кровати были аккуратно разложены доспех и оружие. Сьеррин сидел на высокой постели в такой же длиннополой ночнушке как у меня, из-под подола торчали узкие босые ступни, и выглядело это… Смешно, в общем, выглядело, как ни крути, ну да в чужой монастырь со своими вкусами не лезут. А еще поверх этой рубахи, возле самого сердца, жутко трогательно поблескивал изумрудом не снятый даже на ночь суириннен. Я шмыгнула замерзшим носом, быстро влезла с ногами в предложенное кресло и выложила воздушному все, о чем сейчас передумала, выдав напоследок:
– Так что я согласна, но только попробуйте и после этого вымереть как мамонты… Я ведь вас и на том свете достану.
Угрозами Вессаэль впечатлился не сильно и хмыкнул:
– Я надеялся на такое, не буду скрывать, но знать бы еще, что именно заставит тебя принять решение… Пожалела нас?
– Нет. Вам это не нужно. А вот себя пожалела, да.
Помолчали немного. Каждый обдумывал услышанное. А потом дан продолжил:
– Что ж, значит, завтра расскажем о твоем решении остальным, а сейчас – спать. И помни, про шестой клан ни слова.
– Слушай, – уже привычно перебила его я, – а к чему такая таинственность? Особенно здесь? Насколько я понимаю, вокруг сейчас только свои: твой друг, твой внук, твоя лучшая, чуть ли не персональная батарейка. Почему им не рассказать?
– Рано, – дан остался непреклонен. – Я знаю, о чем говорю.
– Ну, тебе виднее, – я не стала спорить, вылезла из кресла и зашлепала к двери. – Опытный и расчетливый интриган здесь ты. Значит, пока придется придерживаться старой версии с обновлением крови. Так?
– Да. Поверь, это будет лучше.
Он проводил меня до комнаты, поклонился, чего никогда не делал раньше, и прежде чем вернуться к себе, пожелал:
– Пусть сны твои будут о небе.
Романтично-то как. У морских о море, у воздушных о небе… Сплошные ритуалы. Но красивые, да.
Я снова залезла в кровать и прислушалась к своим ощущениям. Нет, как ни странно, о почившем в бозе собственном цинизме я совершенно не жалела. Как и о сделанном только что. Выходит, все было правильно. И к месту. С этими мыслями и заснула.
Глава 13
Очередной день в сиде клонился к вечеру, когда у меня вдруг выдалась свободная минутка. Прошел он, надо сказать, уже привычно. Сначала в науках меня гонял Вессаэль, потом Тавель, и теперь я чувствовала себя как выжатая тряпка, а в вертикальном положении держалась исключительно на чистой гордости. Но в покое меня оставили лишь потому, что у данов нашлись другие дела. Сьеррин с внуком копались сейчас на складах, выискивая что-нибудь к ужину и заодно уж к завтрашнему… ээ… завтраку, а Тавель пошел «посмотреть» вокруг сида, что было причиной нервотрепки для остальных: все-таки за пределами базы рыскали оркэ, и произойти могло всякое. Мы же в случае чего даже помочь не сможем. Впрочем, опасения свои никто старался не афишировать, выглядело бы оно глупо – хисстэ, кажется, нигде неспособен был пропасть, даже в кишащих орками лесах.
Суинни же вместе со мной сидел в гостиной и терзал свою помесь арфы с гуслями, извлекая из нее какие-то совершенно нереальные подвывания – то ли сочинял что-то новое, то ли тоже беспокоился за разведчика. Второе вероятнее, если судить по степени издевательства над гармониями. Звуки у него получались странные, рваные и для этого инструмента, по-моему, вообще невозможные – как синкопы на арфе.
Впрочем, особо эти упражнения не напрягали, скользя по краю сознания. Я же, сидя в кресле, по самую макушку погрузилась в собственные мысли, механически гоняя по пальцам маленький малиновый файербол, который сегодня наконец-то научилась делать более-менее прилично. Правда, цвет у него, несмотря на наши со сьеррином старания, так и остался запредельно экзотичным и ранее в этой сфере невиданным, но уж что выросло – то и демонстрируем. Все-таки не дан я, и ничего с этим не поделаешь. Мысли же были заняты абсолютно другим – я старательно и планомерно придумывала себе все те ужасы и опасности, которые могли поджидать хисстэ там, снаружи, и потом не менее старательно всего этого пугалась. Самоистязание было в самом разгаре, когда бард отложил, наконец, свою аривеллу, и спокойным голосом, без всякого выражения, произнес:
– Инесса, а давай ты все-таки возьмешь меня в мужья.
От неожиданности я чуть не запустила в него шариком, погасив тот лишь в последний момент:
– Ммать!
– А что, – продолжил он, кажется, даже не заметив угрозы собственной жизни, – представляешь, сколько проблем решится сразу? Мне не нужно будет скрывать свои чувства к… неважно, в общем… тебе не придется никого больше искать – удобно же.
Теперь понятно стало, о чем он думал, терзая несчастный инструмент – о своей невозможной любви. И выход нашел просто сногсшибательный – за мой, так сказать, счет. Но мне-то теперь что этому пииту болезному отвечать? Да так, чтобы не оскорбить и никаких тонких душевных переживаний грубыми лапами не задеть? Ведь предлагал он абсолютно серьезно – ежику ж видно.
Нет, ну за что мне это? Почему рядом с ними я все время чувствую себя старой и циничной, хотя должно быть совсем наоборот? И почему они все время умудряются ставить себя в такие ситуации, из которых я же и должна искать выход, чтобы им самим потом хреново не оказалось? Ладно, философию отложим, а сейчас нужно перевести все в шутку:
– Не, не пойдет, за «чужого» мужа я уже ходила, хватит. Вернее, муж то был как раз мой, а вот любил он, как потом выяснилось, совсем другую…
И вот тут, совершенно некстати, потоком хлынули воспоминания, которые я всегда старалась загнать поглубже – незачем им вылезать, не радовали они. Вспомнилось, как мы познакомились с Виктором, в компании, собранной по какому-то забытому уже поводу Лелькой – он был другом ее тогдашнего очень серьезного хахаля. Вечер, что называется, удался, и проснулись мы в одной постели, хотя для меня такая поспешность и не характерна. То ли увидев мою растерянность, то ли еще с чего, но он сразу предложил мне выйти за него замуж. Ага, прямо в той же самой кровати и предложил – молодой человек явно любил брать быка за рога. И через пару недель я уступила его напору – он показался мне очень неплохим парнем, веселым и надежным. Да, еще и такая вот «любовь с первого взгляда»… Это льстило моему самолюбию.
Но меньше чем через три месяца выяснилось, что та самая первовзглядная любовь была вовсе не ко мне. Как сейчас вижу зареванную Лельку, которая решила, что открыть мне глаза – все-таки ее долг. Но сделала это лишь после того, как перебравший Виктор с воистину трубадурским пылом, порываясь одновременно и пасть к ногам, и облобызать обожаемые пальчики, сознался ей: женился, мол, на некой глупой дурочке только для того, чтобы иметь предлог быть рядом с ней, Лелькой. А под занавес и вовсе чуть не изнасиловал вконец ошалевший предмет своей страсти.
Задержалась я у него лишь для того, чтобы покидать в сумку свои вещи. Подруга, очухавшись немного от истерики, впасть в которую, вообще-то, полагалось мне, помогла дотащить шмотки до такси, и больше я своего мужа никогда не видела. Даже в суд он не пришел. Ну да ничего, обошлись и без него – развели так. Детей мы завести не успели, имущество делить не собирались, все оказалось более чем просто.
Впрочем, сейчас нужно было не мусолить те события, а думать о том, как выкрутиться из этих, не задев при этом дана с его несуществующими чувствами ко мне, но вполне реальной гордостью. И я продолжила, из последних сил сохраняя лихорадочное веселье в голосе:
– Так вот, мне совсем не понравилось – было стррррашно неприятно.
«Или, наоборот – неприятно и страшно»… – Но это уже про себя, Суинни того знать не обязательно. Ему я выдала только самую хитрую из своих улыбок, спустя секунду получив полуулыбку в ответ:
– Жаль, из нас получилась бы неплохая пара. – Решился он все-таки поддержать мои жалкие попытки юморить. – Бард может только мечтать о такой жене. Ты целых полчаса слушала эти жуткие звуки, и даже не попросила заткнуться.
«Ф-фух, если шутит – значит, обошлось! Шутим дальше»…
Но развить тему не вышло – появились сначала сьеррин с Ассилем, притащившие гору фруктов, потом вернулся Тавель с вестями, что вокруг базы все вроде бы тихо, от орков нет даже следов. В общем, стало явно не до того.
Во время ужина обсуждали только одно – можно ли уже уходить из сида. В конце концов, Вессаэль, посчитав что-то там для себя, решил, что да, пора, не сидеть же здесь вечно? Тем более, непосредственной опасности пока вроде нет, чем стоило пользоваться. Весь завтрашний день решили посвятить сборам, нужно было отобрать и уложить все, что планировали унести с собой. Прежде всего, конечно, архив…
А ночью я рыдала в подушку, кусая ее, чтобы не начать выть в голос от жалости к себе. Да что ж такое, ну за что мне это опять?!! Ведь скажи я Суинни…, да что там «скажи», просто молча кивни, соглашаясь, и мы попали бы на острова увешанные суиринненами как елки в новый год. Может, вот прямо сейчас, здесь, в этой самой постели»… Ведь он настолько хорош, что не мечтать об этом просто невозможно. Я же не железная! Впрочем, они все более чем достойны любви. И стоит лишь чуток отпустить свои чувства – остановиться потом будет невозможно. Но бард даже на таком фоне выглядел особенно: эти теплые глаза, этот легкий характер, эта выделяющая его способность улыбаться… А я отказалась. Сама! Потому что он, уверена, не забудет свою недоступную принцессу.
И я точно знала, что все сделала правильно, но было от этого знания не легче, а даже хуже. «Боги, ну пожалуйста, дайте мне силы не испортить в очередной раз жизнь ни себе, ни этому наивному, несмотря на свой возраст, дураку, который еще даже не знает, на что решился! Дайте мне силы никому здесь ничего не испортить!..»
Заснула уже под утро, точно зная – скрыть истерику не удалось. Оставалось лишь надеяться, что хоть причина останется для них загадкой. А вообще – плевать. Я живой человек, имею полное право!
Утром, за завтраком, все сидели притихшие, но с расспросами, к счастью, никто не лез. Ребятки исподтишка кидали на меня взгляды, в которых угадывалось беспокойство, и только Суинни прятал глаза – кажется, догадался-таки, что спорол вчера что-то не то. И мне оставалось упорно делать вид, будто ничего не случилось, и вообще, ночью их посетила коллективная галлюцинация. Я болтала за всех сразу, натужно пыталась юморить и с нарочитым аппетитом уплетала со стола все подряд. «Вот еще, никому не позволю обзаводиться комплексами вины за свой счет. И тем более себя жалеть! Это мое, и только мое право! Да и то лишь наедине с собой, любимой, и не слишком часто – нечего себя сильно баловать и расслаблять».
Даны от этого цирка потихоньку охреневали, но потом стало не до того – отвлекли последние сборы. Закончили их только к ужину, и жутко устали абсолютно все, а я после практически бессонной ночи и уроков, которые никто и не подумал отменять, чувствовала себя вообще как портовый докер в пятницу. Основную массу сил отнимал не сам процесс стаскивания и упаковывания, а необходимость решать, что же все-таки взять, а что оставить – сид оказался полон всяких чудесных штук, бросать которые категорически не хотелось. Но и унести все не было никакой возможности – наша грузоподъемность, увы, не беспредельна. И руки баулами занимать не стоило, мало ли что еще случится.
Кроме оружия и доспехов не вызывали сомнений только три вещи: небольшой запас продуктов, архив, и… моя сумка. Даже Вессаэль смирился с тем, что я ее не брошу и вопрос не поднимал. Основательная горсть драгоценных кристаллов с записями и четыре нириэ уютно умостились в ней же, добавив, конечно, тяжести, но внушительные заплечные мешки данов, переупакованные каждый раз по двадцать, не шли с ней ни в какое сравнение. В конце концов, приготовления к завтрашнему торжественному выходу все-таки были закончены, и мы побрели ужинать.
Обстановка за столом была уже привычной – я млела в лучах негаданно обретенной дружбы и грелась в общей атмосфере тепла. Но что-то сегодня мне все-таки мешало. Какая-то неправильность… или, скорее, нетипичная правильность… В общем, долго я не могла понять, что же оно такое, да и не напрягалась особо, пока меня вдруг не кольнула мысль: «А если это опять дар дает о себе знать? Если это важно?»
Я начала потихоньку крутить головой, стараясь найти источник тревоги. И когда взгляд упал на хисстэ, сидевшего рядом с синеглазкой Ассилем и что-то негромко говорившего лишь ему, стало понятно в чем дело – эти двое были странно созвучны между собой, как-то очень уж подходили друг другу, чтобы это могло оказаться просто случайностью. Ну, вроде как Суинни и его загадочная принцесса, в которую он был влюблен…
Влюблен?!! Я чуть не подпрыгнула, когда до меня дошло. Черт! Интересно, дед знает? Похоже, все-таки нет. Такие связи, если я все правильно понимаю, никто кроме меня видеть не может, а явным оно пока не стало. Мысли просто запрыгали в ошалевшей голове: «Что же теперь делать? Сказать Вессаэлю или нет? И вообще, мое ли это дело, совать туда нос?» В конце концов, решила, что сказать все-таки должна. Сьеррин имел право знать, а вот меры он уж пусть принимает сам. Или не принимает…
Боги, но почему… почему, дав нам мозги, вы никак не научите ими пользоваться?! Почему мы раз за разом совершаем одни и те же глупости, главная из которых – привычка лезть в чужую жизнь со своим уставом? Вот за это я и получила, причем так, что искры не только из глаз, но и из ушей посыпались.
В общем, когда все уже расползались спать, напросилась я к Вессаэлю и, мучительно стесняясь сама себя, попыталась связно объяснить, что же почувствовала только что.
– Подожди, – почти сразу прервал он эти попытки, – я понял, что ты хочешь сказать, но вот зачем – понять не могу.
После такого оставалось только глазами молча хлопать. И слушать, как он продолжает:
– Какое тебе… нам дело до их отношений? Не вижу в них ничего странного, у нас это принято, да и у вас, насколько я знаю, тоже. Так в чем дело? – Вессаэль наседал на меня, сохраняя свою фирменную невозмутимость, что только добавляло сцене пикантности. – Ты увидела то, чего здесь еще нет, и пришла ко мне. Зачем?
Черт! Я все так же молча пулей выскочила из комнаты, хлопнув дверью. И застыла, прислонившись спиной к створке, словно опасалась, что она еще может открыться, выпустив Вессаэля, и тот продолжит свой издевательский допрос уже в коридоре.
«У нас это принято» – безостановочно крутилось в голове. Что ж, не одним данам испытывать культурный шок при общении со мной. Меня, оказывается, тоже вполне можно шокировать. В смысле, культурно.
«Вот тебе, вот, дура хренова – чтоб не лезла, куда не просят. Кто только за язык тянул? Побежала доложить о горяченьком… Ой-йе, что же теперь делать, ужас-то какой! Как теперь смотреть в глаза Вессаэлю? А остальные? Ведь он наверняка расскажет и им тоже. Кошмар! Одной идиотской фразой испортить отношения сразу с тремя данами – это рекорд даже для меня. А я уже не могла позволить себе такого – они стали слишком нужны мне. Все. Впервые за хрен знает сколько времени хоть кому-то было до меня дело. Действительно было. И да, мне это нравилось. Я чувствовала себя по-настоящему живой. Так что делать-то?!»
Не заходя к себе, прямо по коридору я ринулась к Суинни – лишь он мог теперь спасти положение и уладить хоть что-нибудь, если такое вообще возможно. Бард, умаявшийся сегодня не меньше остальных, давно уже спал, и я своим стуком беспардонно его разбудила – не то у меня сейчас было состояние, чтобы думать о чьих-то там приличиях. Но Суинни, похоже, все-таки не обиделся на столь вопиющее нарушение этикета. Скорее уж испугался, вообразив себе невесть что, когда я, размазывая по щекам слезы вперемешку с соплями, вломилась в комнату, по дороге едва не уронив его самого:
– Да что случилось? Тебе больно? Где? Позвать Вессаэля? Нет? Ну, садись же тогда! – он почти насильно впихнул меня в кресло, а сам пристроился на кровати – весь внимание и неприкрытое любопытство.
И я, всхлипывая чуть не на каждом вдохе, путаясь в словах и эмоциях, покаялась ему в своем идиотизме как на духу. Но ответная реакция меня сильно удивила:
– Так ты ревнуешь Ассиля? Он тебе дорог? – вопрос прозвучал удивленно.
– Да пойми ты, – от такого внезапного поворота я даже носом хлюпать перестала, – это у вас такое «принято», а у нас, скорее «не принято». Я просто испугалась, что если ситуация будет развиваться дальше, это может грозить бесчестьем для них обоих. А мне тут на днях ясно дали понять, что честь у вас, данов, вовсе не пустой звук. Ну я же не знала…
И, наконец, разревелась по-настоящему, в голос.
Как ни странно, помогло это довольно быстро. Или помогло присутствие дана? Все-таки зареванной лахудрой в его глазах выглядеть не хотелось. В общем, после принудительного умывания бард успокоил меня как мог:
– Ладно, все с тобой ясно, ответственная ты наша. Так и быть, спасу тебя из этого моря соплей – поговорю с Вессаэлем, чтобы он понял. Ты же хотела как лучше, правда?
Ох, знал бы он, куда у нас мостят пути этими самыми «лучшими намерениями», не был бы так уверен. Но он не знал, а потому оптимизма не терял. Проводил меня до спальни – как Вессаэль вчера, посмотрел, чтобы я легла, и аккуратно закрыл за собой дверь, пожелав напоследок:
– Пусть сон твой будет светлым и теплым.
Несмотря на расшатанное нервное состояние, я едва удержалась, чтобы не хихикнуть. Похоже, нарождалась еще одна традиция. Интересно, кто будет целомудренно провожать меня в спальню завтра, если мы вдруг застрянем здесь на денек? И очень любопытно стало, что желают друг другу на ночь стальные? Чего-нибудь остренького?..
А еще я была уверена, что от беспокойства заснуть просто не смогу, но к собственному облегчению провалилась в сон почти мгновенно, видно, сказались и вчерашний недосып, и сегодняшние трудовые подвиги. Ну хоть не пришлось терзаться угрызениями всю ночь – и то мед.
А утром меня разбудил сияющий ехидными глазищами Ассиль:
– Говорят, ты меня ревнуешь? Так, может, все-таки выберешь в мужья?
– Ч-черт! – От неожиданности я сама не поняла, кого же наградила этим званием. То ли неуместно веселого морского, то ли излишне болтливого барда. Тоже мне, друг называется. Взял и выложил ему все! Да за что же это он меня так?..
Впрочем, обидевшимся «братишка» не выглядел, скорее уж наоборот – моя глупость его, похоже, развлекла. Так, может, все еще действительно обойдется? Я позволила надежде прокрасться к себе в душу. И тут в комнату втек хисстэ:
– Не ревнуй, – слова он, по обыкновению, цедил чуточку лениво, на холеной морде, тоже по обыкновению, не наблюдалось ни малейшего выражения, – не трать силы попусту. Если я захочу его получить – получу. Ты уж мне поверь. Но что-то не хочется.
Суинни, вошедший сразу за ним, уже вполне привычно хихикнул, а я еще раз за сегодняшнее утро поразилась до полного ступора – надо же, Тавель пошутил! Впервые на моей памяти. Или… или он это серьезно?
Впрочем, мне-то какая разница? Сейчас важно лишь, что никто на меня за вчерашнюю попытку сунуть нос не в свое дело не обиделся. Кажется. Вон даже Вессаэль подошел, стоит, обозначив улыбку уголком губ, и явно получает удовольствие от моего дурацкого вида. Вот уж в чьем чувстве юмора я никогда не сомневалась.
Я, наконец, окончательно пришла в себя и поняла – пора вставать, если мы все-таки собираемся убраться отсюда до наступления вечера. А для начала следовало выставить из комнаты эту не в меру развеселившуюся компанию…
Вернув себе таким образом пошатнувшееся самоуважение, я, пока умывалась, еще раз прокрутила в голове всю утреннюю сцену.
А Тавель, кажется, действительно не шутил. Ну не было у меня ощущения, будто это шутка. И эта странная вчерашняя фраза Вессаэля, всегда такого точного в формулировках: «Ты увидела то, чего здесь еще нет». Здесь? Именно здесь, в сиде? А если в другом месте? Тогда может быть? Но нет, связь между ними я вчера все-таки чувствовала другую, теперь это было понятно. Какую тогда? Н-да, вопросы…
В общем, главный вывод я сделала один – из двух, вернее, даже из двух с половиной потенциальных претендентов на мою брачно-ритуальную подвеску (если за половинку считать Тавеля, который особо не напрашивался, но и суириннен не носил, а значит мог считаться законной добычей), на данный момент у меня не осталось ни одного. Не на сьеррина же переключаться, который свою подвеску носил явно не для проформы? Там уж точно диким и сопливым ничего не светит.
Впрочем, была во всем этом и хорошая сторона – зато теперь никакая любовь-морковь не вмешается в нашу мушкетерскую дружбу. По крайней мере, до тех пор, пока мы не окажемся на островах. А там посмотрим. С неприятностями следует разбираться по мере их поступления – это сильно помогает сохранить здоровые нервы.
Уже совершенно успокоенная, я быстро оделась, так как привыкла одеваться при переходах – в джинсы, футболку и удобные мокасины. Но вместо безвозвратно испорченной куртки на этот раз мне достался широкий и длинный плащ вполне средневековой наружности, только что оставленный данами на резной лавке. Сделанный из чего-то похожего на плотный шелк со странными переливами цветов – от зеленого к рыжему, как у камуфляжа, но не совсем… Приглядевшись, поняла, в чем там дело. Эти переливы не оставались неподвижными, а словно скользили, повинуясь игре света, как своеобразный муар. Очень интересно! Но разбираться с чудом подробно времени уже не было, зато был риск опоздать к завтраку и эти весельчаки запросто оставят меня без него – они могут. Так что пока я отложила обновку, зато пристегнула подаренный клинок – не удержалась.
Даны за завтраком тоже оказались одеты по-походному, окольчужены и полностью вооружены. Все как и раньше, только вместо джинсов ребята раздобыли себе в тутошних закромах мягкие замшевые штаны. Да еще луки убрали обратно в ту примечательную длинную сумку, что раньше таскал Тавель. На этот раз она досталась Суинни – тот прибрал в нее и свою ново обретенную аривеллу, бережно упакованную в шелк и парочку заклинаний. Так и не смог с ней расстаться, сказал что у нее какой-то редкостный звук и что-то там еще… В общем, все решили, что бард, как натура тонкая и творческая, имеет право на этот каприз.
Без завтрака меня все-таки не оставили, пожалели наверное. Потом даны закончили со сборами, пристроив плащи через плечо на манер скатки, и я тут же последовала их примеру. Действительно, носиться в таком саване по лесам, цепляясь за все встречные ветки, удобно лишь в романтических фильмах – об этом я подумала еще оставляя свой экземпляр в комнате. Потом все расхватали поноски и без особых сантиментов, не оглядываясь, вышли за порог.
