Текст книги "Мистер Монк и «синий грипп»"

Автор книги: Ли Голдберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Он – звено в цепи магазинных воров, – спокойно заявил Монк.

Старик закашлял. Уилтон взглянул на него, потом снова на Монка.

– Вы видели, как этот человек совершил кражу?

– Нет, – ответил Монк. Челюстные мышцы Уилтона сжались. Мне подумалось, что он их тоже качает на специальном тренажере.

– Тогда с чего Вы взяли, что он магазинный вор?

– Да Вы взгляните на измеритель давления баллона, – пояснил Монк. – Он пуст.

Старик резко рухнул на пол и начал задыхаться, хватаясь за грудь. Второй охранник присел рядом. – Необходимо вызвать «скорую».

Уилтон кивнул, и парень заговорил по вытащенной из кармана рации.

– Это притворство, – махнул рукой Монк. – Датчик на нуле по крайней мере минут пять, а вы видели как он боролся со мной из-за баллона. Будь у него действительно эмфизема, сейчас его кожа посинела бы.

Старик корчился в спазмах и задыхался на полу. Испуганные покупатели столпились вокруг. Уилтон весь взмок от пота.

– Думаю, он умирает, – проговорил охранник.

Монк проигнорировал его. – Баллон заполнен украденными товарами. Стенки баллона обиты материалом, скрывающим защитные ярлыки товара от антикражных сенсоров, что позволяет ему беспрепятственно входить и выходить из отделов.

Старик заклокотал, задергав ногами. Но даже Уилтон на этот раз не купился на это представление.

Уилтон открыл верхнюю часть баллона и… тот до краев был заполнен дизайнерской одеждой!

Старик прекратил дергаться и смиренно вздохнул. – Вот, черт, – вырвалось у него.

– Дни ваших злодеяний закончены, – констатировал Монк.

– Спасибо Вам, сэр, – поблагодарил Монка Уилтон. – Мы очень признательны за Вашу помощь. Думаю, проблема исчерпана.

– Вы еще должны знать о беременной леди, – не согласился Монк.

– О какой беременной леди?

Монк жестом указал на женщину в кафе, встающую из-за столика и собирающуюся уходить. – Она вовсе не беременна.

Женщина посмотрела на нас, и, видимо, увидела в наших взглядах нечто, ей не понравившееся. Она сорвалась с места. Не задумываясь ни на секунду, я рванула за ней. С легкостью догнав, в прыжке бросилась на нее. Этому я научилась у брата.

Мы тяжело шлепнулись на пол. Пакет, прикрепленный к ее животу, раскрылся, и из него на пол выпали одежда и туалетные принадлежности. Женщина зарычала на меня, а я зарычала в ответ. Я схватила блузку, уведенную у меня из-под носа, и победоносно сжала ее в кулаке.

Вы же не думаете, что можно просто так встать между матерью, дочерью и блузкой от Джуси со скидкой восемьдесят процентов?

Подбежали Монк и Уилтон. Уилтон задержал женщину и вызвал помощь по рации. Я поднялась на ноги.

– Отличный захват, – похвалил Монк.

– Откуда Вы узнали, что она не беременна? – поинтересовалась я.

– Она ходила прямо, а не вразвалку. И уронив сумку, легко нагнулась, чтобы ее поднять.

А я не заметила, хоть стояла прямо перед ней в тот момент. Думаю, меня ослепила вспышка праведного покупательского гнева.

Уилтон восхищенно воззрился на Монка. – Нам еще следует о ком-нибудь знать?

– Монахиня в кафе, – спокойно кивнул Монк.

Та сидела за столом, делая вид, что не замечает нас, и играла с крестом.

– На ней облачение ордена Святой Марфы из Вифании, но на ее распятии изображена фигурка Христа, – объяснял он, – а монахини этого ордена носят простой золотой крест. Она главарь шайки и стояла на стреме.

Полдюжины сотрудников охраны подошли к нам, и Уилтон тотчас отправил двоих в кафе задержать лже-монахиню.

– Было весело, – проворковал Монк. – Нужно чаще выбираться в магазины.

Я сложила блузку и направилась к ближайшей кассе. Мне не хотелось, чтобы меня арестовали за магазинную кражу. – А Ваше наблюдение принесло пользу, мистер Монк.

– Нет, я не наблюдал, – довольно улыбнулся Монк. – Я пялился.

3. Мистер Монк и прямой ответ

Я спрятала покупки от Джули в своей комнате. Табель успеваемости выдадут ей через несколько дней, поэтому я решила приберечь обновки в качестве награды за хорошие оценки, которые, я знала, она получит.

В субботу утром мать одной из подружек Джули позвонила с предложением сводить детей в кино на очередной сиквел ремейка диснеевского фильма с Линдси Лохан. Она и мне предложила сходить, но я отказалась. Я мечтала насладиться парой часов покоя. Плюс, я была обязана этой мамаше свободной субботой. Это мне по душе, как и любой другой маме, поверьте.

Не успела Джули выйти за дверь, как позвонил Стоттлмайер. Я подумала, он ищет Монка, а это значило, что произошло еще одно убийство, которое нужно расследовать. Такая неприятность в мой свободный день!

– Монка здесь нет, – сообщила я. – Сегодня суббота, вероятно, он драит тротуар перед домом.

– Мне Монк и не нужен, – изумил капитан. – Я подумал, может у тебя найдется немного времени выпить со мной кофе или еще что-то… – Прежде чем я успела ответить, он быстро добавил. – Это не приглашение на свидание.

– Конечно, нет, – воскликнула я. И съежилась, представив, как болезненно для него прозвучала моя фраза. Жена только что ушла, его уверенность в себе, вероятно, опустилась ниже плинтуса. Последнее, что нужно делать – заставлять его чувствовать себя самым не нужным человеком на Земле. – В смысле, я не про то, что с Вами нельзя пойти на свидание. Очень даже можно! Я имею в виду, что поняла все именно так, как Вы хотели сказать, а не так, как это могло показаться, ну Вы поняли, о чем я?..

– Да, – вздохнул он. – Это плохая идея. Забудь, что я звонил. Этого разговора не было.

Когда Карен бросила Стоттлмайера, я предложила ему звонить, если что-нибудь понадобится. Это вполне безопасное предложение, поскольку я знала, что он им не воспользуется. С одной стороны, Стоттлмайер – полицейский, ему приходится быть неуязвимым жестким стоиком, поскольку иное считалось бы признаком слабости (вероятно, это и явилось причиной рухнувшего брака, хотя откуда мне знать?). С другой – мы не друзья. Единственное связующее звено между нами – Эдриан Монк.

Очевидно, я ошибалась.

– Постойте, все нормально, – решила я исправить неловкую ситуацию. – «Кофе» звучит неплохо. Даже очень. Я как раз искала повод освободить себя от стирки, мытья посуды и оплаты счетов. Где увидимся?

Мы встретились в кофе-хаузе у газетного киоска в квартале от меня. Кофейня обставлена ветхими диванами и креслами, полагаю, хозяин хотел придать ей домашнюю, дружественную атмосферу таким образом. А казалось, будто мы пьем кофе в захудалой, грязной квартирке. Но кофе был хорош, да и место находилось недалеко от дома.

Стоттлмайер выглядел таким же износившимся, как и мебель: волосы не причесаны, глаза опухшие, мятая одежда… Мне хотелось обнять его, но это было лишь нечто вроде материнского инстинкта. Мне хочется обнять всех, кто выглядит несчастным. Кстати, такого желания не возникало до рождения Джули. Вместо этого мы пожали друг другу руки.

Он пробормотал «Как дела?», мы немного поболтали, даже не помню о чем, пока заказывали кофе с выпечкой и выбирали столик. Затем повисло долгое, неловкое молчание, мы дули в кофейные кружки и пытались проигнорировать эту самое неловкое молчание.

– Я начинаю намного лучше понимать Монка, – наконец выдавил он.

– Почему?

– У него всегда имелись проблемы, но с Труди он нашел баланс и начал функционировать. А потеряв ее, он потерял и себя, – пояснил Стоттлмайер. – Просто развалился. Он отчаянно пытается упорядочить каждую мелочь вокруг себя, поскольку думает, это поможет ему собрать себя заново.

– Вы всегда знали это, – заметила я.

– Да, но не настолько, насколько сейчас, – помрачнел капитан.

– Почему?

– Я одинок, – вздохнул он. – Ты можешь подумать, что я и не возражаю, учитывая…

– Что учитывая?

– Моя жена часто говорила, что я живу в собственном маленьком мирке, закрывшись от нее и всех остальных, – поделился он. – Ей казалось, что она живет в нашем доме одна. Но это не так. Я знаю разницу.

– Теперь знаете, – ляпнула я, тут же пожалев, едва слова вылетели из моего рта.

Он кивнул. – Да, пожалуй, ты права.

– Мне очень жаль, – сказала я.

– Не стоит, – покачал головой Стоттлмайер. – Мне повезло, что я так долго продержался в браке, учитывая мою профессию. Каждый день я вижу худшие стороны человечества. Мне казалось, я защищал Карен от него. Думаешь, если бы приходя домой, я рассказывал ей обо всем, что случилось за день, она осталась бы со мной до сих пор?

Я пожала плечами.

Он уставился в чашку. – До сих пор я всегда был занят работой, у меня не хватало свободного времени. Дело в том, Натали, я не знаю, как теперь переносить одиночество…

– Вы и не одиноки, – заверила я. – У Вас есть друзья и Ваша семья.

– Это люди говорили тебе, когда твой муж умер?

– Ваша жена не умерла.

– Это почти то же самое, – простонал он. – И каждый раз, вспоминая, как она уходила, я понемногу умираю.

– Вы говорили жене об этом?

– Она знает, – ответил Стоттлмайер.

Я не собиралась спорить. Я не знала его и Карен настолько хорошо, чтобы судить о его правоте.

– Вы боитесь стать как мистер Монк?

– В сущности да, боюсь, – признался он. – За исключением превращения в гениального детектива.

– Такого не случится.

– Натали, знаешь, что я делал прошлой ночью? Я начистил до блеска все свои ботинки. Раньше бы мне такое и в голову не пришло.

– Вы измерили шнурки, дабы убедиться, что они ровные? Разместили их в оригинальные, идеальные и новые коробки? Расставили коробки по цвету?

– Нет.

– Тогда Вы не Монк, – резюмировала я.

– Но определенно ощущаю себя «монканутым», – проронил он. – Сегодня утром, бросив взгляд на свои башмаки, я схватил их, вышел на улицу и извалял в грязи.

А вот это уже странно. Но я оставила мнение при себе.

– Полировка обуви, чистка Вашей кладовой и прочее – эти мелочи, обычные мирские ритуалы и жизненные обязанности помогают Вам пройти через самое худшее, – поделилась я своими выводами. – Вы функционируете, даже если кажется обратное. Думаю, это часть лечения. А потом, в один прекрасный день, Вы проснетесь утром, и Ваша печаль потеряет силу, а гараж заблестит чистотой. Некий бонус.

Он размышлял над моими словами некоторое время, а потом вздохнул: – Спасибо, Натали. Я очень ценю твое участие.

– В любое время, капитан, – улыбнулась я, намеренно пытаясь подчеркнуть формальность наших отношений. Мне не хотелось, чтобы он подкатывал ко мне. – Чем собираетесь заняться?

Он пожал плечами. – Полагаю, начну уборку гаража.

Зазвонил мой мобильник. Это был Монк. Я не могла поверить в то, что услышала.

– Я приеду прямо сейчас, – я захлопнула телефон и уставилась на Стоттлмайера.

– В чем дело? – заинтересовался он.

– Мэр хочет видеть мистера Монка, – выпалила я. – Думаете, мэр желает привлечь его к работе над расследованием убийств?

И сразу поняла, что возможность Монка получить вознаграждение за поимку Золотоворотского Душителя тает на глазах, как и моя надежда на прибавку к зарплате.

– Мэр знает, что Монк не станет работать ни с одним полицейским кроме меня, – произнес капитан. – И ни один полицейский кроме меня не станет сотрудничать с Монком.

– Тогда зачем ему все это?

– Возможно, мэр хочет, чтобы Монк провел переговоры с полицейским профсоюзом, – пожал плечами Стоттлмайер.

– А почему мэр хочет, чтобы именно мистер Монк выступил переговорщиком?

– Ты можешь придумать лучший способ сломить волю профсоюзных деятелей? – выдал Стоттлмайер. – Да за час, проведенный в одном помещении с Монком, они застрелят либо его, либо себя.

Мэрия Сан-Франциско была выстроена вскоре после землетрясения 1906 года, как бы прокричав всему миру, что город вернулся – стал больше, сильнее и гораздо пышнее, чем прежде.

Изящные завитки в стиле боз-ар, дорические колонны и огромный медный купол в стиле гранд барокко придавали зданию мэрии ни с чем несравнимый вид. И словно одного купола недостаточно, его венчает огромный шпиль и фонарь, который загорался ночами, предшествующими заседаниям городского совета.

Здание всегда казалось мне броским и напыщенным, а не величественным и внушительным. Думаю, это вполне логичное место для скопления политиков и бюрократов.

Но стоя в офисе мэра Смитровича я почувствовала себя как в аквариуме. На стенах висели тарпон, рыба-меч и дорада с разинутыми пастями. Снаружи работала пара мойщиков окон, вглядываясь в нас из-за стекла. Для полного эффекта не хватало только керамической русалки и замка, вокруг которого можно плавать. Мы представились.

– Для меня настоящее удовольствие наконец встретиться с Вами, мистер Монк, – Смитрович вышел из-за стола и пожал руку Монку. – Я Ваш большой поклонник.

Я передала боссу влажную салфетку.

– В самом деле? – спросил Монк, протирая руку.

– Я действительно ценю Ваши неустанные усилия, направленные во благо города.

– Какое облегчение, – обрадовался Монк. – Я уж начал думать, что Вы игнорируете мои письма. Наконец-то пришло время, когда хоть кто-то из властей решил избавить Сан-Франциско от великого позора и выпрямить зигзагообразный участок улицы Ломбард.

– Вы хотите выпрямить Ломбард? – удивился мэр.

– Того, кто утвердил план улицы, нужно избить его же рейсшиной, – распалялся Монк. – Хорошо, что его вовремя остановили, иначе все улицы были бы похожи на Ломбард. Меня удивляет, что никто раньше не потрудился исправить вопиющее недоразумение.

– Сами знаете, мистер Монк, – развел руками Смитрович, – есть масса других актуальных вопросов, требующих нашего пристального внимания.

– Что может быть важнее этого?

– На самом деле, – замялся мэр, – я вас пригласил по другой причине.

– Вы не выпрямите Ломбард?

– Пока нет.

– Знаю, Вы столкнетесь с оппозицией от ненормального меньшинства хиппи и битников. Но я за Вас на все сто процентов!

– Это обнадеживает, поскольку мне реально нужна Ваша поддержка, – улыбнулся Смитрович. – Мне совершенно ясно, что мы оба разделяем глубокую и крепкую любовь к нашему великому городу.

– Он не станет великим, пока в нем находится самая извилистая улица в мире, – возразил Монк. – Какое величие в городе с кривой улицей? Просто подумайте о туристах, которые приедут сюда и увидят это безобразие.

– Миллионы туристов приезжают посмотреть на улицу Ломбард, – заметил Смитрович.

– Чтобы потом высмеивать нас, – не унимался Монк. – Думаете, фраза «тупые америкосы» из-за чего возникла? Из-за улицы Ломбард! Исправьте улицу, и эта фраза больше никогда не прозвучит!

– Сейчас меня больше волнует отсутствие полицейских отчетов о работе. Большинство офицеров и контролирующего персонала не вышли на работу, – сообщил мэр. – Это создает огромную проблему общественной безопасности. У нас нет людей для расследования серьезных уголовных преступлений. Вы знаете, как важны первые сорок восемь часов после преступления. Следы стынут. Необходимо решать эту проблему, особенно с загулом Душителя. Они выбрали абсолютно неподходящее время для забастовочной чуши.

– Вы могли бы отказаться от требований большого понижения зарплаты и отмены льгот полицейским, – встряла я. – Бьюсь об заклад, это вернет офицеров на работу.

– Разумеется, я мог бы дать полицейским то, что они требуют, – процедил мэр, выстрелив в меня сердитым взором, а затем переведя его на Монка, – но тогда где взять деньги на выпрямление улицы Ломбард?

Монк посмотрел на меня. – Это сильный аргумент!

– А вот и нет, – не согласилась я. – При всем уважении, мистер Смитрович, эти люди рискуют жизнями ради нас. И мы обязаны дать им высокую заработную плату, самую доступную медицинскую помощь и комфортную пенсию.

– А что я должен сказать коммунальщикам, школьным учителям и пожарным, не пользующимися такими преимуществами, миссис Тигер? И что объяснить гражданам, нуждающимся в новых школах, а также в чистых, безопасных и очень прямых улицах?

Последнее было сказано явно для Монка, но тот не обратил внимания. Он наклонял голову так и эдак, пытаясь заглянуть за мэра.

Мэр взглянул через плечо, заинтересовавшись, что отвлекает Монка. И увидел только мойщиков стекол, стирающих пенный раствор с окна.

– Вы же пригласили мистера Монка не для того, чтобы поделиться линией партии в переговорах с профсоюзом, – заметила я, – Вам что-то нужно от него.

– Правда, нужно, – кивнул мэр и обратился к Монку. – Мне нужна Ваша помощь в раскрытии городских убийств.

Но Монк полностью увлекся помахиванием мойщикам. Те помахали ему в ответ. Монк снова махнул рукой. Те ответили. Монк опять махнул, а мойщики его проигнорировали.

– Мистер Монк консультирует полицию из-за особых отношений с капитаном Лилландом Стоттлмайером, – раскрыла карты я. – Он не будет работать с другим детективом.

Я взглянула на Монка, ища подтверждения, но он натирал воздух внутренней стороной ладони к себе. Мойщики наконец поняли пантомиму и вторично намылили окно. Монк одобрительно улыбнулся, когда они заработали скребками.

– Я и не хочу, чтобы он работал на других детективов, – твердо отчеканил Смитрович, – я хочу, чтобы те работали на мистера Монка.

– Не понимаю, – растерялась я.

– Я хочу восстановить его в Полицейском Управлении Сан-Франциско, – припечатал мэр, – и назначить капитаном отдела расследования убийств.

– Это шутка? – возмутилась я. – Если да, то очень жестокая.

– Я абсолютно серьезен, – заверил Смитрович.

Монк подошел к окну и постучал в стекло. – Вы пропустили пятно.

Мойщики стекол пожали плечами. Они не слышали. Он изобразил распыление спрея и растирание стекла. Они отрицательно покачали головами.

Я уставилась на мэра. – Теперь я уверена, что это шутка.

– У него лучший рейтинг раскрываемости, чем у всего отдела убийств. С Монком у руля отдел как минимум вдвое повысит раскрываемость, вдвое сократив штат следователей. Я уверен, он готов принять командование.

– Вы говорите об этом человеке? – я указала на Монка. – Взгляните на него.

Монк покивал мойщикам и указал на точку, только что вытертую ими. Но они уже поднимались на платформе на следующий этаж.

– Вернитесь сюда, – крикнул Монк.

Смитрович улыбнулся. – Я вижу человека с невероятным вниманием к деталям и приверженностью к достижению правильного результата.

Монк повернулся ко мне. Я надеялась, он выскажется о возмутительном предложении мэра.

– Мне нужна салфетка, – услышала я.

– Извините нас на минуточку, – бросила я мэру, подошла к боссу и вручила салфетку. – Вы слышали, что он сказал?

Монк разорвал пакет, достал салфетку и начал очищать ею стекло.

– Что Вы делаете?

Монк посмотрел на салфетку и покачал головой. – Я глупец, пятно было внутри.

Он повернулся к мэру и поднял салфетку. – Проблема решена, можете расслабиться.

– Вы готовы приступить к работе? – спросил мэр.

– К какой работе? – не понял Монк.

– Работе капитана отдела расследования убийств, – ответил мэр.

Монк изумленно посмотрел на салфетку, а потом на меня. – Только это и нужно было сделать? Все годы я работал не покладая рук, надеясь вернуться, а требовалась такая малость?!

– Мистер Монк, – тихонько прошептала я, чтобы мэр не расслышал, – он хочет воспользоваться Вами. Он использует Вас как уловку для срыва забастовки. Вас заклеймят штрейкбрехером.

Монк вздрогнул от отвращения. – Штрейкбрехером? Звучит противно.

– Так и есть, – кивнула я. – Вас толкают сбрасывать часть давления на город и подрывать усилия офицеров, пытающихся получить выгодный контракт.

– Но он предлагает мне мой значок, – расстроился он.

– Он предлагает Вам работу капитана Стоттлмайера! – разозлилась я.

Монк протянул мне грязную салфетку и повернулся лицом к мэру. – Я хочу эту работу, но не за счет капитана.

– Вы бы просто выполняли его обязанности, пока ситуация не разрешится. Командовали бы несколькими другими восстановленными детективами, которые по разным причинам покинули департамент, – как по телевизору разглагольствовал Смитрович. – Но если Вы будете хорошо выполнять свою работу, а я знаю, именно так и произойдет, это временное назначение станет постоянным, с переводом Вас в другое подразделение. Знаю, Вы поддерживаете капитана Стоттлмайера, но подумайте о не раскрытых преступлениях, совершаемых сейчас. Вы же хотите, чтобы убийцам не сошли с рук их преступления?

Монк посмотрел на меня. – Как я могу сказать «нет»?

– Повторяйте за мной, – отозвалась я. – Нет.

Он задумался на мгновение и повернулся к мэру. – Я согласен.

4. Мистер Монк принимает командование

Прежде чем мы покинули офис, мэр Смитрович вручил Монку его значок, а мне папку с персональными досье на детективов, которых боссу предстояло возглавить. Ко всем ним я относилась с подозрением. Если власти выкинули их, значит, они могли быть коррумпированными или некомпетентными, алкоголиками или наркоманами. А то и выжившими из ума. Или еще что похуже.

Сможет ли Монк быть зависимым от них? Или довериться им?

Конечно, Монку не стоило рассчитывать на помощь и поддержку от более компетентных и трудоспособных полицейских, все еще остающихся на работе. Эти офицеры знали, что если Монк и его разношерстная команда детективов поведут дела успешно, то они лишатся шансов на повышение зарплаты и увеличение льгот. А полицейские, участвующие в забастовке, особенно Стоттлмайер и Дишер, вообще сочли бы деятельность Монка чистой воды предательством.

Даже если Монк останется на службе после подписания договора с профсоюзом, коллеги-полицейские никогда не забудут – читай, не простят – как он вернул свой значок. Его подвергнут остракизму и сделают аутсайдером управления, частью которого он так отчаянно желал снова стать.

Но как бы ни беспокоили меня предстоящие перспективы, с боссом делиться соображениями не стоило. Он практически выскочил из здания мэрии с позолоченным значком в руке. Меня бы не удивило, если б он запел.

Честно говоря, я злилась на него, и не только потому, что он беспечно игнорировал подводные камни своего решения.

Я твердолобая либералка, и пока не приняла позицию бастующих полицейских на сто процентов, являлась горячей сторонницей профсоюзов.

Хоть никаких линий фактически не было расчерчено, мне казалось, что некую черту мы все-таки пересекли. И я уверена, что Стоттлмайер и Дишер, да и любой другой человек в синей форме чувствовал бы себя аналогично.

А еще я знала, что у Монка есть всего две цели в жизни: вернуть назад свой значок и раскрыть убийство жены. Долгое время обе цели казались недосягаемыми. А теперь мэр предлагал осуществить одну из них. Я знала, как важен для Монка этот значок. Это его признание себе и миру, что его жизнь вошла в прежнюю колею после долгих лет одинокой борьбы.

Босс прав: как он мог отказаться? И кто я такая, чтоб возмущаться, что он ухватился за эту возможность?

Никто.

Я – его сотрудница. Моя работа заключается в его полной поддержке. Больше это делать некому; будьте уверены.

Я попыталась задвинуть гнев и разочарование подальше и сосредоточиться на том, за что мне платили, а именно упрощением жизни Монка.

Я нашла скамейку на площади и уселась на нее, намереваясь пролистать папки с досье.

Монк молча стоял в сторонке и любовался отражением света в его значке. Думаю, он пытался убедить себя в реальности происходящего.

Я открыла первое личное дело. Суровое, мрачное лицо Джека Уайатта со стиснутыми зубами уставилось на меня жестокими глазами. Словно в момент фотосъемки ему делали колоноскопию.

Уайатт был детективом-ветераном сорока с небольшим лет с удивительной раскрываемостью и огромным количеством трупов за спиной. За свои жестокие, нетрадиционные методы сыска он получил прозвище «Бешеный Джек» на улицах и в управлении. Согласно досье, однажды, преследуя парня, подозреваемого в серии убийств, он бросил в салон его машины ручную гранату. (Объяснения, зачем Джек таскал с собой повсюду взрывчатку, мне найти не удалось).

Ситуация продолжалась до тех пор, пока город не проиграл несколько исков, поданных из-за агрессивного поведения Уайатта и полного игнорирования гражданских прав; после чего его наконец вытурили. Он лишился значка три года назад и с тех пор работал, что называется, «специалистом по безопасности» в разных горячих точках, вроде Ирака и Афганистана.

Такой вот очаровашка.

В личном деле Синтии Чоу вообще не оказалось фотографии, а информации было крайне мало. Кто-то поработал штрихом, замазывая имена, даты, места и данные, поскольку все ее дела были засекречены. Большую часть своей карьеры Чоу проработала под прикрытием, вынужденная вести двойную жизнь, где любая ошибка или просчет может привести к смерти.

Для выживания под прикрытием она находилась в состоянии паранойи, которое стало естественным для нее. Читая, я постепенно понимала, что она превратилась в параноидальную шизофреничку, повсюду видя заговоры и считая, что за ней постоянно следят. Многое, по крайней мере, выглядело правдой. Начальство крайне обеспокоилось ее странным поведением и за ней стали очень внимательно наблюдать, объясняя, что это часть дела. Но это было не так.

Завершив последнее дело под прикрытием, Чоу отправили на лечение и перевели в отдел убийств. Но параноидальный бред прогрессировал. Когда ее лишали значка, она утверждала, что правительство читает ее мысли, а космические пришельцы пытались ее оплодотворить.

В личном деле не было никакой информации, чем она занималась с тех пор. Эту часть тоже подредактировали.

Досье Фрэнка Портера представляло собой несколько выпуклых папок, скрепленных толстыми резинками. Он проработал в органах сорок пять лет, последние двадцать из которых – в отделе убийств.

В деле лежало две его фотографии. На одной, полинявшей черно-белой, стоял молодой долговязый офицер с ежиком на голове, видимо, сразу после окончания академии. С цветного снимка смотрел уже коренастый мужчина с тяжелыми челюстями и мешками под глазами, с широким броским галстуком, туго затянутом вокруг толстой шеи.

За годы службы Портер заработал внушительное количество наград и благодарностей. Его фото и далее висело бы на стене отличников отдела убийств, если бы не состояние здоровья и «явное начало старости», заставившие его уйти в отставку в прошлом году.

Я закрыла досье, скрепила папки резинками и подытожила узнанное. Команда первоклассных детективов под руководством Монка состояла из насильственного социопата, параноидальной шизофренички и старого маразматика.

Монк попал в тяжелое положение.

– Вам стоит заглянуть в эти папки, – предложила я.

– Я так не думаю, – отказался он.

– Вы должны кое-что узнать о детективах, назначенных мэром Вам в подчинение.

– Я уже знаю все, что мне нужно. Они полицейские.

– Вы не понимаете: это люди с большими проблемами. Их уволили из полиции, потому что они не способны должным образом справляться со своими функциями.

– Как и меня, – отозвался Монк.

Он еще раз любяще взглянул на свой значок и убрал его во внутренний карман пиджака.

Он был счастлив, но головокружительное ликование уже прошло, и я заметила в его опущенных глазах намек на неизменную печаль. Тогда я и поняла, хоть он и не знал ни одного из этих детективов, но, вероятно, понимал их лучше других.

Возможно, именно такой человек как он и должен возглавить эту странную компанию.

Когда мы прибыли, отдел убийств был пуст и удивительно тих. Пара офицеров в униформе отвечали на телефонные звонки. Убрать форму и оружие, и обстановка станет похожей на обеденный перерыв в какой-нибудь бухгалтерии.

Монк прикасался ко всем настольным лампам, мимо которых проходил по пути в кабинет капитана. Никогда не понимала, зачем ему трогать идентичные предметы, выстроенные рядами, вроде парковочных столбиков и уличных фонарей и хранить в уме их число. Возможно, так он успокаивается. А может, создает иллюзию порядка в хаотичном мире вокруг него.

Он остановился в дверях офиса капитана и увидел беспорядок: груду папок со старыми и текущими делами, ассорти кофейных кружек (некоторые использовались как держатели для карандашей), фотографии семьи Стоттлмайера и коллег-полицейских, безделушки вроде акрилового пресс-папье с пулей, вытащенной у капитана из плеча, и запасное пальто, пиджак, рубашка и галстук, которые Стоттлмайер всегда держал на вешалке.

В последние месяцы беспорядок увеличился. Поскольку брак капитана разрушился, офис стал его домом. Удивляюсь, как он не перетащил сюда свою спальню.

– Я не могу работать здесь, – передернулся Монк.

Я кивнула. Организация офиса по душе Монка – титанический труд. Это заняло бы несколько месяцев, при условии, что на помощь пришли все офицеры и работали по двадцать четыре часа семь дней в неделю. Возможно, даже пришлось бы снести здание.

– Уверена, здесь все можно выровнять, – отозвалась я.

Он покачал головой: – Нет, это офис капитана.

– Вы теперь капитан.

Монк зашагал через отделение вниз по коридору к комнатам для допросов и зашел в первую попавшуюся. Я последовала за ним внутрь.

Комната оказалась пустой, прохладной, с тусклым освещением. Стены окрашены в темно-серый цвет, как стол и одинаковые металлические стулья с жесткими спинками.

Монк сел на один из стульев и посмотрел в зеркало, за которым, разумеется, находилась обзорная комната.

– Вот где он будет, – потер он руки.

– Кто будет?

– Мой офис, – пояснил он.

– А не кажется ли Вам, что здесь немного пустовато?

Он улыбнулся. – О да.

Молоденькая девушка-офицер вошла в комнату. – Прошу прощения, капитан Монк.

Монк недоверчиво взглянул на нее. – Капитан Монк?

– Вы капитан Монк, не так ли? – уточнила полицейская.

– Не уверен, – смутился он.

– Это именно он, – подтвердила я и представилась в качестве его помощницы.

– Я офицер Сьюзан Кертис, – отрапортовала она, – на меня временно возложена канцелярия отдела убийств.

– Необычно, что на такую работу взяли женщину, – удивилась я.

– Да уж, вот так сюрприз, – с сожалением промолвила она. – Отличный повод не поймать грипп.

В этот момент мы с ней сблизились. Во всяком случае, я надеюсь. Мы нуждались в офицерах, которые были бы на нашей стороне, или, по крайней мере, не ненавидели нас за штрейкбрехерство.

– Вам что-нибудь нужно, сэр?

– Мне нужен стостраничный блокнот на спирали в сорок два завитка. Листки должны быть белого цвета с тридцатью четырьмя синими линиями на расстоянии одной восьмой дюйма друг от друга. Еще мне нужны четыре скрепки, два квадратных ластика, настольная лампа вроде тех, что на столах у детективов, телефон и десять не заточенных карандашей номер два.

Офицер Кертис ушла. Монк взглянул на меня, я на него. Образовалась очень неловкая пауза.

– Что мне теперь делать? – смиренно спросил он.

– Вы полицейский, а не я.

– Ну хотя бы намекни, – попросил он.

Я вздохнула. – Полагаю, для начала Вам следует попросить документы по делу Золотоворотского Душителя, посмотреть заключение криминалистической лаборатории и проверить, узнал ли лейтенант Дишер, что все ботинки жертв куплены в одном магазине.

– Отличная идея! – воскликнул Монк. – Тебе следует приступить к этому немедленно.