Текст книги "Мистер Монк и «синий грипп»"

Автор книги: Ли Голдберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Ли Голдберг
Мистер Монк и «синий грипп»

Благодарности

Я хотел бы поблагодарить доктора Д.П.Лайла, Уильяма Рабкина, Т.Дж. Мак-Грегора, Джанет Маркхэм, Пэт Тирни, Дэвида Мака, Тони Феннелли, Шейлу Лоу, Хэла Глатцера, Карен Таннерт, Майкла Сиверлинга, Еву Симсон, Обри Най Гамильтон, Джима Догерти, Пола Бишопа, Ли Лофленда и Барбару Фаррингер за их неоценимую техническую помощь в астрологии, медицине, географии, полицейском протоколе и пломбировании зубов, между прочим. Любые ошибки в книге – полностью моя вина, они не могут быть использованы против прекрасных людей, упомянутых выше.

Особая благодарность, как всегда, моему другу Энди Брэкману, создателю Монка, и его невероятно талантливым сотрудникам: Стефани Престон, Тому Шарплингу, Дэвиду Брэкману, Гаю Конраду, Джо Топлину, Дэниэлу Дретчу, Джонатану Коллиеру и Блэр Сингер – за их вдохновение, энтузиазм и поддержку. А еще Джине Маккоби и Керри Донован, без которых я не написал бы ни одной книги о Монке, а вы ими не наслаждались.

Мне было бы приятно услышать ваше мнение. Пожалуйста, зайдите на www.leegoldberg.com и скажите «привет». Для этого есть специальное место.

1. Мистер Монк прогуливается по парку

Уж лучше бы труп находился на минном поле, окруженном колючей проволокой, и охранялся вооруженными снайперами. Туда Эдриан Монк хоть смог бы пойти.

Монк стоял на красной гравийной дорожке, ведущей вокруг площади Мак-Кинли к Вермонт-стрит и Двадцатой улице на Потреро-хилл. Он был одет в одно из своих шести одинаковых шерстяных пальто, одну из двенадцати одинаковых рубашек (без галстука, застегнутую до воротника), одну из двенадцати идентичных пар коричневых брюк со стрелками (специально адаптированных под него с восемью петлями для ремня вместо шести обычных) и одну из дюжины пар коричневых кожаных ботинок (Хаш Паппис, полируемые им до блеска каждую ночь).

Перед глазами Монк держал бинокль. С места, где он стоял, открывался прекрасный вид к западу через район Мишен и Ной Вэлли на башню Сутро, будто вырастающую из тумана, покрывающего Твин Пикс утром.

Но он не любовался окрестностями.

Его бинокль нацелился на мертвую девушку, лежащую в десятке ярдов внизу. Поросшую сорняками территорию вокруг нее огородили желтой полицейской лентой, натянутой между несколькими деревьями.

Девушка скрючилась под неестественным углом, с открытым в безмолвном, застывшем крике ртом. Ее рубашка задралась, оголяя бледную кожу плоского живота и татуировку в нижней части спины в виде знака «+», с маленькими плюсиками внутри каждого из четырех квадрантов большого плюса. На ней были шорты из лайкры, подчеркивающие длинные, мускулистые ноги.

Она явно бегунья. Как две предыдущие жертвы. Как и их, ее задушили.

Я не полицейский или судмедэксперт, но за те годы, что работаю помощницей Монка, у меня появились кое-какие базовые знания о расследовании убийств. Даже я по синякам на шее могла заключить, что ее задушили.

Но мое воображение не успокаивается. Я примеряю на себя ее ботинки, образно говоря. Вернее, один, поскольку левый ботинок пропал, как и у других жертв, убитых в течение последнего месяца.

Она бегала по дорожке с утречка, наслаждаясь тишиной и окружающим видом, ровно и глубоко дыша. А затем он набросился на нее и сбил с ног. Сильно сомкнул руки на шее. Ее легкие жаждали воздуха, сердце бешено колотилось, она чувствовала, что голова и грудь вот-вот лопнут.

Она ужасно страдала.

Я страшно испугалась, лишь представив это, даже не попадая в опасную ситуацию.

Богатое воображение сделало бы меня паршивым полицейским. Поскольку я не одна и не имею в полиции официального статуса, то на месте преступления держу рот на замке и стараюсь быть как можно более незаметной. Я чувствую, так правильно, и если заговорю, то покажу, что нахожусь там, где меня на самом деле быть не должно.

Капитан Лиланд Стоттлмайер жевал зубочистку и изучал тело. Наверное, в этот момент он представлял себе то же, что и я. Возможно, задавался вопросами, какой была жертва, напевала ли она по дороге, и как менялось ее лицо при улыбке? Или размышлял, почему ушла жена, и что предпринять для ее возвращения. А может просто решал, где пообедать. Копы удивительно равнодушны к смерти.

Лейтенант Рэнди Дишер стоял рядом с ним, деловито набрасывая что-то в блокноте. Я предположила, что он рисует, ибо заметки писать пока не о чем. Несмотря на то, что он хороший спец в выискивании фактов и стремится всячески угодить капитану, дедукция не его сильная сторона.

По правде говоря, они ожидали, что Монк, блестящий детектив и мой начальник, поделится своими наблюдениями, а то и вовсе раскроет дело прямо на месте. И надежда эта вовсе не безумна. Монк неоднократно раскрывал дела сразу. Вот почему Полицейское Управление Сан-Франциско платит ему за консультации в расследовании наиболее сложных убийств. Раньше он служил полицейским, пока обсессивно-компульсивное расстройство не сделало его карьеру невозможной.

Я стояла рядом с Монком. Позади нас несколько полицейских в форме и экспертов места преступления искали улики на площадке и беговой дорожке.

Стоттлмайер выжидающе смотрел на нас. – Ты собираешься присоединиться к нам?

– Я так не думаю, – скривился Монк.

– Тело здесь, Монк.

– Да, я вижу.

Монк с отвращением поморщился, опуская бинокль. Не тело вызвало отвращение, а его расположение – прямо посередине площадки для собачьих прогулок. Хоть в парке и не наблюдалось собак, но когда мы прибыли, несколько офицеров убирали улики, характерные для недавнего выгула собак, если вы понимаете, о чем я.

– Место преступления здесь, – капитан указал на тело.

– И что? – спросил Монк.

– Место преступления там, где тело, – заметил Стоттлмайер.

– Я бы не согласился, – пробормотал Монк.

– Ты не можешь расследовать убийство оттуда.

– Я не смогу расследовать, если умру.

– Стояние здесь тебя не убьет, – возразил Стоттлмайер.

– Стой я там, – поморщился Монк, – покончил бы с собой.

– Мы убрали все собачьи какашки, – заверил Стоттлмайер. – Я гарантирую, ты ни во что не вляпаешься.

– Земля насыщена ими, – не согласился Монк. – Весь этот парк нужно выкопать, загрузить в ракету и отправить в далекий космос!

Стоттлмайер вздохнул. Не существовало ни единой возможности выиграть в словесной перепалке с Монком, и он отлично знал это. – Ладно. Чем ты можешь поделиться?

– Убийца прятался на горке над песочницей, – Монк указал на конструкцию, похожую на крепость, скользкую с одной стороны и с перекладинами и стойками с другой. – Когда жертва пробегала мимо него по дорожке, он схватил ее, прижал к земле и убил. Одолел ее легко, потому что она запыхалась от бега. Снял ее левый ботинок, а затем выбросил девушку с края холма на свалку токсичных отходов.

– Собачий парк, – поправил Стоттлмайер.

– Это одно и то же, – парировал Монк.

– На меня наседают мэр, начальство и средства массовой информации в связи с этими убийствами, а у меня ничего нет. Я даже не знаю, кто эта несчастная. У нее нет никаких документов, – едва не плакал Стоттлмайер. – Мне позарез необходимо, чтоб ты сказал мне то, чего я не знаю или не вижу. Есть еще наблюдения?

Монк вздохнул. – Нет.

Капитан застонал. – Проклятье.

– Кроме того, что она из России, вероятно, из республики Грузия, где была активисткой Единого Национального Движения, стремящегося к тесным связям с Европейским Союзом. Как и она. Она вышла замуж за еврея из Восточной Европы.

Стоттлмайер и Дишер раскрыли рты, меня выводы тоже ошеломили.

– Это все? – сухо спросил Стоттлмайер.

– Ее ботинки новые, – указал Монк.

Дишер взглянул на тело. – Как Вы узнали?

– Подошва не износилась, а кожа не потрескалась, – объяснил Монк. – Только грязь на шнурках соответствует красной пыли с дороги.

– Поражен твоей наблюдательностью, – вымолвил Стоттлмайер, – но Рэнди имел в виду, как ты узнал обо всем остальном?

– Один из ее зубов покрыт сталью, что в основном встречается в советской стоматологии.

– Мне не часто попадается работа советских стоматологов, – пробурчал Стоттлмайер. – Надо устранить этот пробел.

– У нее на спине татуировка в виде пяти крестов – символов грузинского националистического движения в 1991 году. Он стал частью грузинского флага в 2004, —просвещал Монк. – Она носит золотое обручальное кольцо на правой руке как принято в странах Восточной Европы, особенно среди иудеев. Кольцо имеет красноватый оттенок, потому что русское золото содержит больше примесей меди, чем западное.

– Ты разглядел это оттуда? – поразился Стоттлмайер.

– У меня есть помощник, – Монк поднял бинокль.

Капитан покачал головой. – Я стою над телом, а не разглядел и половины!

– Все в порядке, сэр, – вмешался Дишер, – я не разглядел и три четверти этого.

Стоттлмайер бросил на него взгляд. – Теперь я чувствую себя значительно лучше.

Дишер улыбнулся. – Рад помочь.

Меня поражает в Монке, что он обладает сведениями о советских зубных пломбах, о содержании меди в золоте разных регионов, но если ему даже приставить пистолет к виску, он не назовет ни одного судьи с шоу Американ Айдол и не объяснит, что такое Биг Мак. Я часто задаюсь вопросом, как он решает, какие знания держать в голове, а какие нет. Вы, например, с чем чаще сталкиваетесь: с Биг Маком или грузинским флагом?

Монк повел плечами и склонил голову, словно разрабатывая шею. Это значит, что-то в деталях раздражает его, некий факт не встает на свое место.

– Что тебя беспокоит? – заметил метания Монка Стоттлмайер.

– Она брюнетка двадцати с небольшим, – ответил Монк. – И почти шести футов ростом.

– Это очевидно, – подтвердил Стоттлмайер. – Даже для меня.

– Она здоровячка, – продолжил Монк.

– Она в хорошей форме, правда.

– Первой жертвой была блондинка слегка за тридцать, – вспоминал Монк. – Вторая – маленькая азиатка подросткового возраста.

– Все они задушенные бегуньи, у которых украли левый ботинок. К чему ты клонишь?

– Думаю, нам следует называть его Ногоманьяк, – ляпнул Рэнди. Все уставились на него. – Потому что он забирает левый ботинок.

– Нет, – отрубил Стоттлмайер.

– А как насчет Ногодушителя?

– Ногу нельзя задушить, – возразила я.

– Ногофантом, – не унимался Дишер.

– Нет, – снова отрезал Стоттлмайер.

– Но должны же мы его как-то называть, капитан!

– Как насчет «преступник»? – предложила я.

– А что насчет Ножной Нечисти?

– А как насчет заткнуться? – не выдержал капитан. Потом повернулся к Монку. – К чему ты клонишь, Монк?

– Почему именно эти женщины?

Стоттлмайер пожал плечами. – Они просто женщины, пробегавшие мимо, когда вокруг не оказалось ни души. Они очутились не в то время и не в том месте.

Монк покачал головой. – Не думаю. Он выбрал этих трех по определенной причине. У них есть нечто общее, мы пропустили это.

– Я тщательно проверил двух первых жертв, – встрял Дишер. – Одна замужем, вторая одинока. Они не знакомы, жили в разных частях города, имели разные профессии. Кстати, и кроссовки у них разных фирм.

– Должна быть схема, – настаивал Монк.

– Не все в жизни идет по схеме, – допустил капитан. – Иногда жизнь беспорядочна.

– А так быть не должно, – безапелляционно заявил Монк.

– Но есть, – развел руками Стоттлмайер.

– Мы должны все исправить! Разве это не наша работа?

– Полагаю, можно сказать и так, – согласился Стоттлмайер.

Несомненно, это Монку по душе. Он жаждет порядка, а ничего хаотичнее убийства не существует. По моей теории, для него раскрытие преступления – вопрос организации фактов, пока они не встанут по местам. Другими словами, он на самом деле не расследует убийство, а устраняет беспорядок. И он не остановится, не устранив главный хаос в центре своей упорядоченной жизни – нераскрытое убийство его жены Труди.

Стоттлмайер повернулся к Дишеру. – Возьми несколько офицеров в помощь, расспросите в окрестностях, не знаком ли кто с молодой русской женщиной. Проверьте иммигранток и пропавших без вести женщин, подпадающих под описание.

– Будет сделано, – козырнул Дишер.

– У убийцы, вероятно, красный гравий и собачьи … – Монк не мог заставить себя закончить предложение.

– Какашки, – подсказала я.

– … на ботинках, – продолжил Монк. – Вы должны объявить его в розыск.

– И что указать? – поинтересовался Дишер. – Остерегайтесь человека с собачьим дерьмом на обуви?

Монк кивнул. – Вижу, куда вы клоните.

– Видишь? – не понял Стоттлмайер.

– Я смешон, – поник Монк.

– Никогда не надеялся услышать от тебя такое, – восхитился Стоттлмайер. – Реальный прогресс, Монк!

– Мы должны оповестить Агентство Национальной Безопасности, – завел старую пластинку Монк.

Стоттлмайер вздохнул. Некоторые вещи никогда не меняются.

– Я добавлю это к списку дел, – Дишер начал отходить.

– Еще кое-что, Рэнди, – остановил его Стоттлмайер. – Проверь выписки по кредитным картам жертв за недавние покупки в обувных магазинах и универмагах. Может, они покупали обувь в одном месте.

– Это целый список, – растерялся Рэнди. – Мне бы не помешал помощник.

– Получишь всю необходимую помощь.

– А чем будете заниматься Вы? – многозначительно спросил Дишер.

– Капитанскими делами, – рявкнул Стоттлмайер и грозно уставился на Дишера, подталкивая приступать к делам.

– Точно, – стушевался Дишер и поспешил выполнять приказ.

Монк махнул офицеру, одолжившему бинокль. Его фамилия Милнер и, если б не его обручальное кольцо, я заинтересовалась бы и его именем.

– Спасибо, что одолжили, – Монк вернул бинокль офицеру Милнеру, затем махнул мне рукой, требуя дезинфицирующую салфетку. Я полезла в сумочку и подала одну.

– С удовольствием, сэр, – отчеканил офицер Милнер. На мгновение мне показалось, что он отсалютует. В отлично накрахмаленной униформе, он держался почти с армейской выправкой. Возможно, именно это и привлекло меня. – Удивительно, как Вы замечаете мельчайшие детали.

– Хороший бинокль, – вытер руки Монк.

– Вы просто скромничаете, – заметил офицер Милнер.

– Да, – согласился Монк. – Так и есть.

Мы двинулись к моему джипу. Капитан нас встретил.

– Слушай, хочу предупредить тебя кое о чем, – прошептал он, явно не желая привлекать лишнего внимания.

– О, пресвятая Богородица, – ахнул Монк, пятясь назад.

– Что? – не понял Стоттлмайер.

Монк сгорбился и закрыл лицо руками. Я наклонилась к нему и шепнула на ухо: – Что случилось, мистер Монк?

– Я не знаю, как сказать ему…

– Что сказать?

– Он наступил на ЭТО, – выдохнул Монк.

– На что?

– ЭТО, – остолбенел Монк.

Я оглянулась на Стоттлмайера, затем на его ботинки. Капитан проследил за моим взглядом. Он вляпался в собачье дерьмо.

– О, черт, – заскреб капитан подошвой правого ботинка о край тротуара.

– Нет! – воскликнул Монк. – Вы с ума сошли? Вокруг Вас невинные прохожие!

Стоттлмайер хотел поставить ногу обратно на землю, но Монк снова завопил. Таким образом, капитан стоял на одной ноге, согнув другую в колене, грязная подошва зависла над землей.

Монк обратился к сотрудникам полиции и экспертам: – Всем отойти. Назад. Ради вашего блага. Мы никому не хотим причинить ущерба.

– Хорошо, Монк, – сдался капитан. – Чего ты от меня ждешь?

Стоттлмайер, искусный в обхождении с Монком иногда больше, чем я, желал быстрее разрулить ситуацию.

– Не двигайтесь, – Монк бросился к фургону экспертов места преступления.

– Я и не двигаюсь, – буркнул Стоттлмайер. – Господи, такие муки за попытку быть тактичным.

– Что случилось? – поинтересовалась я.

– Это должен услышать Монк, – сказал Стоттлмайер.

Монк вернулся с несколькими большими мешками для улик и протянул мне.

– И что мне делать? – хмыкнула я.

Монк посмотрел капитану в глаза. – Мы пройдем через это испытание вместе. Я Вас не брошу, капитан.

– Ценю, Монк.

– Слушайте внимательно, следуйте моим указаниям до последней буквы и все у Вас будет в порядке. Снимите ботинок очень медленно и положите в мешок.

Капитан наклонился.

– Подождите! – закричал Монк, напугав капитана, и тот едва не потерял равновесие.

– Что опять? – рассердился Стоттлмайер.

– Перчатки, – пояснил Монк.

Нахмурившись и прыгая на одной ноге, Стоттлмайер сунул руку в карман, надел пару перчаток, а затем медленно снял ботинок.

– Я хотел сообщить вам, что рядовые в управлении работают без договора более года, – хмурился капитан. – Город хочет сильно сократить нашу зарплату, медицинские льготы и пенсионные взносы. Наши профсоюзные представители пытались образумить их несколько месяцев, но город не отступил от своих намерений.

Угождая Монку, Стоттлмайер держал в руках ботинок, словно нитроглицерин, осторожно переместив его в мешок, который я открыла перед ним.

– Закрой мешок, – распорядился Монк.

Я закрыла.

– Дело в том, – продолжил капитан, – что переговоры провалились сегодня утром. Обе стороны отошли от стола.

Монк помахал технику, указывая забрать у меня мешок.

– Отнесите в отдаленное место, в пятидесяти милях от ближайшего населенного пункта и сожгите, – поручил ему Монк, а потом снова повернулся к Стоттлмайеру. – Теперь носок.

Техник ушел договариваться с НАСА, чтобы запустить мешок в открытый космос.

Капитан закатил глаза к небу и снял носок. Я держала наготове другой мешок, куда он его и бросил. Я передала ему мешок.

– Предполагаете забастовку? – спросила я.

– Для сотрудников полиции забастовки противозаконны, – осмотрелся вокруг Стоттлмайер. – Но я слышал, неприятный штамм гриппа витает вокруг.

Монк закрыл нос и рот руками и отшатнулся.

– Да помилует Бог ваши души.

– Монк, это не настоящий грипп. Это «синий грипп», – пояснил Стоттлмайер. – Когда все полицейские сказываются больными, хотя таковыми не являются.

– Почему они симулируют? – недоумевал Монк.

– Чтобы заявить протест управлению, – разъяснил капитан. – Это наш единственный рычаг, раз уж мы не можем бастовать. Это случится через день или около того, но вы не слышали ничего от меня.

– Почему Вы откровенны с нами? – спросила я.

– Потому что вы можете не работать какое-то время.

– А как же преступники? – осведомился Монк. – Они тоже возьмут выходной?

– Желаю, чтоб взяли, – бросил через плечо капитан, прыгая на одной ноге к своей машине.

2. Мистер Монк идет по магазинам

В вечерних новостях сообщили, что переговоры между союзом сотрудников полиции и представителями городских властей зашли в тупик. Казалось, провал переговоров лишь закалил решимость сторон не сдвигаться со своих позиций.

Мэр Сан-Франциско Барри Смитрович пообещал держать бюджет города под контролем и не сдавать позиции под давлением профсоюза полиции пойти им на уступки.

– Каждому в этом городе придется принести что-нибудь в жертву, – разглагольствовал Смитрович, стоя за трибуной, возведенной перед его семейным рестораном морепродуктов на Рыбачьей пристани. – Это касается и наших полицейских, получающих более высокую заработную плату, а также медицинские и пенсионные выплаты, чем работники других бюджетных сфер. Дальше так продолжаться не может.

Смитрович был грузным, лысеющим мужчиной с носом картошкой, огромными руками и вечным румянцем. По мне, он гораздо уместнее смотрелся бы на рыболовном траулере в штормовке, чем на подиуме в костюме.

– Все мы ценим мужество и самоотверженность наших сотрудников полиции. Они – цвет нации. Но мы не можем игнорировать финансовые реалии, с которыми столкнулся наш город, – продолжал он. – Позвольте мне напомнить прекрасным мужчинам и женщинам в синей форме, что они поклялись защищать закон, в том числе запрещающий полицейские забастовки, подвергающие риску общественную безопасность.

Лицо Бифа Нордоффа, лидера полицейского профсоюза и бывшего полицейского, от этих слов сморщилось, как протекторы шины. Его ежегодно можно увидеть при составлении бюджета на силовые структуры. Он выступил перед прессой, стоя у полицейской машины.

– Если вы полицейский, патрулирующий улицу, то можете рассчитывать, что напарник прикроет вам спину, – заявил Нордофф. – А сегодня наш напарник, город Сан-Франциско, сообщил, что не собирается это делать. Нам дали понять: им все равно, как мы будем заботиться о семьях, на какие средства наши дети получат образование и насколько защищенной будет наша старость. А еще они хотят поставить наши жизни на грань, где некому подстраховать наши спины. Все это крайне несправедливо!

Этот сюжет сменил прямой эфир с Потреро-хилл, с комментариями журналистки канала KGO-TV Марго Коул, у которой синтетических частей тела больше, чем у Биобабы. Марго с рыбьими губами тяжело уставилась в объектив. Ее мрачное выражение лица, скорее всего, связано с инъекциями ботокса, чем с излагаемой ею историей.

– Третья жертва убийцы, охотящегося на женщин-бегуний, опознана как Серена Миркова, двадцати трех лет, недавно иммигрировавшая из республики Грузия. Ее сегодня утром обнаружили в парке на площади Мак-Кинли.

Марго повторила подробную информацию о двух других убийствах, подчеркнув отсутствие у полиции прогресса по делу, несмотря на попавшего в объектив камеры Стоттлмайера, который с хмурым взглядом сообщил, что у департамента имеются несколько подозреваемых. Затем на экране снова возникла Марго для завершающего слова.

– Царство убийцы начинается с наступлением темноты к ужасу женщин, любящих прогуливаться по улице. Они содрогаются от страха за запертыми дверями и окнами, вопрошая, сможет ли полиция поймать Золотоворотского Душителя и как скоро.

Ну, по крайней мере, у убийцы появилось имя.

Марго ни словом не упомянула о пропавших ботинках, поскольку полиция скрывает кое-какие детали от средств массовой информации.

На следующее утро семьдесят процентов городской полиции сказались больными, и некоторые источники в городской администрации сообщили газете Сан-Франциско Кроникл, что боятся волны преступности, которая может прокатиться по городу.

Полагаю, это были подстрекательские заявления, распространяемые мэрией в попытке повернуть общественное мнение против полицейских. Я поддерживала Стоттлмайера и Дишера, но очень волновалась за простых горожан, которых эпидемия «синего гриппа» заставляла чувствовать себя значительно уязвимее, чем обычно.

К счастью, я получаю свою жалкую зарплату независимо от того, есть у Монка дело или нет. Я не просто его помощник в расследованиях – а также водитель, секретарь, пресс-секретарь, персональный ходок по магазинам и доверенное лицо в каменных джунглях Сан-Франциско.

Разве что не его домработница. Мне не приходится беспокоиться о приготовлении еды, чистоте пола или мойке окон, поскольку он сам очень любит это делать. Даже слишком. Мне постоянно приходится отговаривать его засучить рукава и приступить к уборке у меня дома.

Я ценю его желание освободить меня от хлопот. Мне ненавистны домашние дела, но я не могу позволить себе домработницу, и мне постоянно не хватает времени на них. Проблема в том, что он слишком одержим чистотой.

Хотите – верьте, хотите – нет, у него дома чересчур чисто и царит идеальный порядок.

Однажды я позволила ему прибраться в моем жилище, после чего оно стало походить на макет дома в плохом смысле. Не было ни одной семейной естественной бардачинки, делающей дом домашним. Монк сотворил его ужасным. К тому же, появился больничный запах.

А еще мне мечтается иметь чуточку личной жизни, что нелегко, когда в одиночку воспитываешь двенадцатилетнюю дочь. И последнее, чего мне хочется от Монка – чтобы он копался в моем шкафу.

Поскольку Монку нечем было заняться в виду отсутствия расследования, а у себя в квартире он убрался так, что оставалось только разобрать стены и отполировать гвозди, я взяла его в поход по магазинам. Надо было купить Джули новую одежду в школу, а в Нордстроме в Сан-Франциско Сентр проходила большая распродажа.

Джули – брэндо-зависимая девочка. Я могу купить ей в Уол-Марте пару джинсов за десять долларов, почикать их ножом и несколько раз проехаться по ним на машине, тогда они смотрелись бы как джинсы, которые она желала. И это сэкономило бы мне сто пятьдесят долларов. Но нет, на них непременно должен быть прилеплен брэндовый лейбл, иначе она станет изгоем, навечно сосланным в самый дальний угол школьной столовой! Угол для ботаников. По крайней мере, так она утверждала.

Мне хотелось объяснить Джули, что она личность и без дизайнерских шмоток, но это бесполезно. Если на ее одежде или обуви не видно логотипа Фон Датч или Джуси, Хард Тэйл или Пол Франк, Тру Релиджн или Найк, она отказывается в этих вещах появляться на публике.

Поэтому я только так могла себе позволить покупать абсолютно необходимую для нее брэндовую одежду и обувь – словно стервятник добычу, поджидая огромные распродажи, и резко кидаясь в магазины, едва они откроются. Именно это я и решила провернуть с Монком.

Пока я мучительно выбирала вещи, борясь за брюки, блузки, кроссовки и футболки с другими отчаявшимися, сидящими под каблуком своих чад мамашами, внимание Монка было приковано к бросовым блузкам, сгруппированным в зависимости от размера.

Такой вид группировки ему не по душе. Ему не нравилось, что вещи смешаны. Он разложил их по брэнду, цвету и узору, и только потом по размеру. Блузки, не соответствующие брэнду, цвету или дизайну, он откладывал в отдельную секцию (больше похожую на чистилище).

Я засмотрелась на Монка, когда чрезвычайно беременная женщина схватила прямо у меня из-под носа последнюю оставшуюся блузку размера Джули. Женщина выглядела, словно собиралась родить двойняшек, а может и четверняшек в любой момент.

– Это мое! – воскликнула я.

– Забавно слышать такое, леди, поскольку блузка у меня в руках, а не у Вас.

– Она лежала прямо передо мной, – упорствовала я.

– Весь стол был перед Вами, – усмехнулась она, – не значит же это, что все блузки на нем Ваши?

Ее сумочка соскочила с плеча и упала на пол. Когда она наклонилась поднять ее, у меня возникло сильное искушение пнуть ее под зад, но я сдержалась. Я помню, каково быть беременной. Гормоны могут превратить тебя в чудовище. Возможно, она была очень милой и добродушной до беременности.

Она ушла, и я увидела Монка, наблюдающего за ней. Судя по выражению лица, он тоже от нее остался не в восторге. Он снова вернулся к реорганизации прилавка, а я – к поиску подходящей дочери одежды.

В конечном итоге я выбрала жакет от Джуси, пару брюк от Фон Датч, пару футболок и кроссовки Пол Франк, что в целом обошлось значительно дешевле, чем любая вещь стоила по первоначальной цене.

Я так гордилась покупательской удалью, что на радостях пригласила Монка перекусить в кафешку Нордстрома. Особым великодушием это не пахло, так как я знала, что он закажет лишь бутылку воды Сьерра-Спрингс.

По дороге в кафе он чуть не столкнулся с катящим позади себя кислородный баллон стариком, выскочившим из-за колонны. Старичок хрипел, тоненькие трубочки шли от баллона к его носу. При ближнем рассмотрении он оказался не таким и старым, лет эдак шестидесяти. Его серые щеки ввалились, а глаза казались больными.

– Простите нас, – бросила я и поспешила дальше.

Но Монк не двигался. Он смотрел на человека, будто тот с другой планеты.

– Покурите по три пачки сигарет в день на протяжении тридцати лет, и у вас появится такой же, – прохрипел мужчина и постучал костяшкой пальца по баллону.

Монк поднял голову и прищурился. Я вернулась, потянула его за рукав и повела в кафе. Мы сели в баре перед плоским телевизором, по которому шли новости. Я заказала Монку воду, а себе кофе и клубничный пирог.

Я заметила беременную, сидевшую за столиком и жадно поглощающую кусок пирога. Судя по всему, она не купила ту блузку. Мне очень захотелось побежать обратно в отдел детской одежды, чтобы ее поискать.

А Монк по-прежнему смотрел на старика с кислородным баллоном, шедшего по проходу через отдел мужской одежды.

– Хватит пялиться, – одернула я. – Это невежливо.

– Я не пялюсь, – возразил Монк, – я наблюдаю.

– Не могли бы Вы делать это незаметно?

Монк улыбнулся.

– Это все равно что спросить змею, может ли она скользить.

Он взял меню, поднес его к лицу и заглянул через краешек на старика, потом на беременную женщину, затем на монахиню с чашечкой кофе, лениво поигрывающую крестом на шее. Пытаясь стать незаметнее, он наоборот привлекал к себе внимание. Теперь люди уставились на него.

Решив игнорировать его, я стала смотреть телевизор. Мэр Смитрович проводил пресс-конференцию у мэрии. Мне хотелось услышать новости о «синем гриппе», поэтому я попросила бармена прибавить звук, чтобы расслышать слова мэра.

– … именно поэтому я объявляю награду в двести пятьдесят тысяч долларов за любую информацию, которая поможет поймать Золотоворотского Душителя, – вещал мэр. – Пожалуйста, позвоните по номеру на экране, если имеете что сообщить.

Я вырвала у Монка меню из рук и указала на телевизор.

– Слушайте.

– Мы не можем позволить одному человеку терроризировать весь город, – продолжал мэр. – Особенно теперь, когда наша полиция забастовкой отказалась от ответственности перед гражданами.

Я записала номер телефона на салфетке. – Это может стать хорошим шансом для Вас, мистер Монк.

И для меня тоже. Если он получит награду в четверть миллиона, сможет неплохо повысить мне зарплату, избавив меня от необходимости бегать по распродажам для дочери.

– Я не имею права на вознаграждение, – заметил Монк. – Я уже занимаюсь этим делом. Я городской служащий.

– Вы были им. А теперь Вы частное лицо, желающее получить двести пятьдесят тысяч долларов за раскрытие убийств.

Но Монк меня не слушал. Он снова уставился на старика.

– Он все еще стоит.

– Ну и молодец, – отозвалась я. – Настоящий боец.

– Да он уже должен валяться на спине.

– Вы меня удивляете, мистер Монк. Где Ваше сострадание?

Монк соскользнул со стула и направился к старику. Я взяла свои пакеты и погналась за ним.

– Что ж, дедуля, Ваша джига оттанцована, – сказал он, блокируя дорогу пожилому человеку.

– Джига? – прохрипел старик.

– Вы попались, – Монк ткнул пальцем ему в лицо.

– Прочь с дороги! – старик оттолкнул его, но Монк подставил ногу перед колесами баллона, остановив его.

– Вам осталась единственная дорога – в тюрьму, – парировал Монк.

– Оставь меня в покое! – крикнул старик, рывком освобождая баллон.

Монк натянул рукава на ладони и крепко обнял баллон. Старик снова потянул, но Монк не отцепился.

– Перестань, старикашка, – не унимался Монк.

Я вскочила между ними и посмотрела на Монка. – Что Вы делаете?

– Он проходимец, – пояснил Монк. – Позови охрану.

Но мне не пришлось никого звать. Двое мускулистых парней с одинаковыми наушниками и в идентично неправильно сидящих на фигуре пиджаках возникли словно из ниоткуда. Один заговорил.

– Я Нед Уилтон из службы безопасности торгового центра. Что у вас за проблема?

Уилтон был афро-американцем военной выправки с косой саженью в плечах. Он выглядел как штангист, служащий агентом Секретной Службы.

– Разве не очевидно? – вскрикнул старик, задыхаясь. – Этот псих напал на меня!