355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лейла Аттэр » Туманы Серенгети (ЛП) » Текст книги (страница 6)
Туманы Серенгети (ЛП)
  • Текст добавлен: 1 декабря 2019, 08:00

Текст книги "Туманы Серенгети (ЛП)"


Автор книги: Лейла Аттэр



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Масаи, – объяснил он. – Они могут свободно перемещаться по заповедной зоне Нгоронгоро, но они не могут жить в кратере, поэтому перегоняют свой скот, чтобы пасти его здесь. Они должны ежедневно входить и выходить.

– Но что произойдет, если на него нападут? Или на одну из его коров?

– Крупный рогатый скот – величайшее богатство Масаи. Масаи сделает всё, чтобы поддержать или защитить свой скот. Он обучается этому с малых лет. Когда ребенок проходит окончательный тест на храбрость, он зарабатывает себе имя воина. Убийство льва было последним этапом в обряде, чтобы стать воином, но всё изменилось. Появились правительственные правила и положения, которые должны соблюдаться. Тем не менее, там, – Джек жестом указал на одинокого человека, движущегося под звон коровьих колокольчиков с копьём в руке, – это настоящий воин.

– Это то, что делал бы Бахати, если бы он жил здесь? Бахати – это его имя воина? – спросила я, когда мужчина остался позади нас.

– Бахати – его прозвище. Он никогда не получал имя воина.

– Что случилось? Он сказал мне, что его семья отреклась от него, но он не сказал, почему.

– Это то, о чем ты должна спросить его, – Джек переключил передачу, когда мы достигли дна кальдеры (Прим. Кальдера – впадина, образовавшаяся от проседания почвы в результате вулканического извержения).

Участки леса шли по краю вокруг крутых утёсов, создавая резкий контраст с морем травы, пятнистыми стадами пасущихся буйволов. Зоркие стервятники высматривали добычу с высоты. Пугливый бородавочник пробежал по равнине, его хвост был поднят в вертикальном положении, пучок из щетинок на его конце развивался, как маленький чёрный флаг. Страусы рассматривали нас яркими глазами, их лысины поднимались и опускались. Вид был неизменным и чётким на многие мили.

Я сделала глубокий вдох. Так много земли. Так много неба. Огромного и бесконечного. Это было завораживающе и впечатляюще, как будто крыша была поднята, и я могла видеть рассвет мира.

«Это прекрасно, Мо, – подумала я. – Я бы хотела приехать сюда, когда ты попросила меня. Пока ты всё ещё была здесь».

– Там.

Джек выключил двигатель и указал на что-то позади нас в высокой золотой траве.

У верхушки травы произошло почти незаметное движение. Затем трава покачнулась, и выскочил, хлопая по бокам хвостами, прайд львов, они пошли вниз по дороге, по направлению к нам. Я наблюдала за их приближением в зеркале заднего вида и затаила дыхание, когда они прошли мимо нас большими, мощными шагами. Там было десять львов, включая двух самцов с густыми черными гривами. Их массивные мягкие лапы ступали бесшумно, когда они проходили мимо машины. Один из детенышей отделился, но его мать пошла за ним. Она подняла его за загривок и не отпустила даже после того, как они догнали остальной прайд. Он качался взад-вперед, свисая из её пасти, мяукая извинения.

– Не очень величественные проводы для принца, – засмеялась я, когда львы снова вошли в кусты.

– Это были я и Гома, когда я был маленьким, – сказал Джек, заводя машину. – Я всегда гонялся за чем-то, и она всегда возвращала меня назад.

– Что случилось с твоими родителями?

– Мой отец любил летать. Родители возвращались домой, когда их двухместный самолёт разбился. Мне было семь. Гома заперлась в своей комнате на неделю. Когда она вышла, она была такой же сильной. Хотя иногда я думаю, что это было больше для меня. Она не могла позволить себе расклеиться. Как я сделал с Лили.

«Она не винила себя за то, что случилось с ее сыном, как ты это делаешь из-за Лили», – подумала я, но держала язык за зубами.

– Твоего дедушки не было рядом?

– Он умер до моего рождения, но я чувствую, как будто знал его. Вероятно, из-за рассказов Гомы о нём. Я думал, что она их выдумывает, но я все ещё встречаю людей, которые говорят о нём. Он был больше, чем жизнь. Экстраординарный человек.

Мы проехали стада гну и зебр. Джек объяснил, что зебры пасутся на более скудных участках растительности, в то время как гну предпочитают более плодородные части, поэтому они были вместе. Совместное скитание по равнинам усиливало защиту от хищников, а полосы зебры запутывали больших кошек.

– Там, где мы видим белое и чёрное, лев видит только узорчатые полосы, потому что он почти дальтоник. Если зебра стоит неподвижно в волнистых линиях травы вокруг неё, лев может совершенно не замечать её.

Меня всегда привлекали мужчины, у которых были мозги, подкреплённые мускулатурой. Джек идеально отвечал всем требованиям, но я только наполовину слушала его слова. Меня очаровал его голос. Он не говорил много, но здесь, в огромном, свободном пространстве, он, казалось, открывался мне. И его голос был восхитителен. Это заставило мою кожу вибрировать, как камертон – идеальный шаг, идеальный тембр, так что крошечные волоски на моей шее вставали дыбом (Прим. Камертон – инструмент для фиксации и воспроизведения эталонной высоты звука). Я хотела, чтобы он продолжал и продолжал.

Может, он почувствовал изменение в воздухе, потому что замолчал и посмотрел на меня. Прямо на меня. И в этом не было мягкости его утреннего взгляда. Все было иначе. Сердце билось по-другому.

Существует негласное правило о том, как долго вы можете так смотреть на другого человека. Никто этого не говорит, но мы все это знаем. Существует быстрый взгляд, которым мы окидываем незнакомцев, признание, которым мы обмениваемся с людьми, которых мы знаем, шуточки, безмолвное согласие, влюблённый взгляд, родительское беспокойство. Наши глаза всегда разные, всегда говорят. Они встречаются и отворачиваются, тысячи нюансов выражаются без слов. И потом есть ещё это. Что-то происходило между Джеком и мной в середине этой древней кальдеры. Возможно, это было потому, что мы не знали точно, где наше место, – два человека, связанные солнечным трагическим днем, отступающие от края притягательности жизни, которые были океанами, дыханием, которое задержалось в пространстве между нами.

Джип с включённой на полную громкость музыку пронесся мимо нас, оставив на лобовом стекле мелкую пыль. Джек отпрянул и завел машину.

– Они начинают заезжать. Мы должны отправиться к озеру до того, как оно станет слишком переполненным. В центре кратера есть соленое озеро, не слишком далеко.

Я выдохнула и кивнула. Что-то всегда потрескивало между нами, пребывая в нетерпеливом ожидании, некие вспышки огня. Это не то, чего хотел бы один из нас, и поэтому мы держали дистанцию и прибегали к отвлечению внимания.

Я смотрела в окно на стада буйволов, настолько прирученных, что они не сдвинулись с места, когда мы проезжали мимо.

– Они одни из «большой пятерки», – сказал Джек.

– Большая пятерка?

– Львы, леопарды, слоны, носороги и буйволы. Их называют Большой пятеркой. Это термин, возникший у охотников на крупного зверя. Это не имеет никакого отношения к их размеру, а потому что они были самыми жестокими и опасными животными для охоты. Теперь сафари здесь считается не законченным без обнаружения всех пяти.

– Пока я видела двух. Льва и буйвола.

В тот момент я скучала по Мо настолько, что вдруг стало тяжело дышать. Я была настолько увлечена своими целями, что позволила ускользнуть важным вещам. У меня был свой коттедж, но у меня никогда не будет воспоминаний о сафари с Мо.

– Я уверен, что ближе к лесу мы увидим слонов, но леопарды, как правило, стесняются, а число носорогов сократилось из-за браконьерства, – сказал Джек. – Рога носорогов пользуются большим спросом, в основном из-за мифа об их лекарственной ценности. Правда же такова, что вы с таким же успехом можете погрызть свои собственные ногти.

– Рога носорогов. Части тела альбиносов. Ты когда-нибудь задумывался, откуда берутся эти мифы и как они набирают силу?

– Мы все хотим волшебства, Родел. Мы хотим проснуться богатыми. Или здоровыми. Или красивыми. Мы хотим заставить человека, которого мы любим, остаться с нами, жить с нами, умереть вместе с нами. Мы хотим этот дом, ту работу, продвижение вперёд. И поэтому мы создаем мифы, мы живём ими, и мы в них верим. Пока не появится что-то лучше, что-то, что нам лучше подходит. Истина в том, что мы с тобой сами создаем мифы. С Схоластикой и другими детьми. Мы думаем, что если мы доставим их в Ванзу, мы их спасём. И да, им там будет безопаснее, но это всё равно ложь. Потому что они будут отрезаны от остального мира. В конце концов, им придется уйти, и мир по-прежнему будет миром. Они должны быть лучше подготовлены, чтобы справиться с этим, не так уязвимы, но они всё равно будут мишенями.

– Я знаю, – я проследила за стремительным полётом яркой райской птицы, прежде чем повернуться к нему. – Я знаю, что это не решение. Ничто не изменится, пока суеверия о них не исчезнут. И кто знает, когда это будет? У меня нет ответов, Джек, но иногда единственные вещи, которые удерживают нас от падения с обрыва, – необходимая ложь. Так мы говорим себе, чтобы мы могли продолжать двигаться вперед.

– Необходимая ложь, – повторил Джек. Он оторвал взгляд от дороги и посмотрел на меня.

Внезапно мы перестали говорить о детях. Мы говорили о сладкой необходимой лжи, которую мы могли бы рассказать друг другу в тот момент. Мы могли бы притворяться – обменяться телефонными номерами, обещать оставаться на связи, приезжать, помнить дни рождения – просто чтобы позволить себе почувствовать вкус того, что неистово и быстро пульсировало между нами. Это было бы похоже на сосание конфетных шариков из перца чили. Это бы доставляло удовольствие и жалило, когда оно исчезало, ​​но это было бы невероятно хорошо. И, может быть, именно это – очарование чего-то дикого и похожего на прыжок – вернёт нас к жизни. За исключением того, что мы не были такими людьми. Мы были Джеком и Ро. И последнее, что нам было нужно, – это вступить в близкий контакт, а потом потерять ещё одного человека.

Я отвернулась и посмотрела в окно, когда мы приблизились к озеру. Оно лежало как мерцающая драгоценность в центре кратера.

– Розовое озеро? – спросила я.

– Посмотри ещё раз, – сказал Джек.

– Фламинго! – воскликнула я, когда они оказались в поле зрения.

Тысячи птиц с розовым оперением выстроились вдоль берега. Их змеевидные шеи погружались и поднимались из воды, как будто если бы они клевали свои высокие, тонкие отражения.

– Там у тебя будет лучший обзор, – Джек сдвинул крышу, и я поднялась наверх, чтобы высунуть голову.

Когда Джек приблизился к берегу, фламинго разбежались вокруг нас, как розовые лепестки на ветру. Некоторые взлетели в воздух, разворачивая свои крылья и демонстрируя нижнее красное оперение.

Моё сердце наполнилось неожиданной радостью за Мо. Что она видела это невероятное зрелище, что она не слушала, когда я читала ей лекцию о том, чтобы найти настоящую работу или арендовать настоящую квартиру. У нее в жизни было так много сборов, она жила каждый день на своих условиях, как будто знала, что некогда тратить время. Некоторые люди такие. Они слушают свой внутренний голос, даже если это сумасшествие и дикость и не имеет смысла для остальных.

«Это было коротко, Мо. Но это было полноценно и взрывалось вкусом».

«Ты говоришь о моей жизни или о конфетных шариках с перцем чили?»

Я засмеялась, когда фламинго танцевали вокруг меня, гудя, как гуси. Они были так близко, что я могла видеть желтый цвет их глаз и изгиб клювов. Небо сейчас было ярко-синим, за исключением нескольких солевых облаков, поднимающихся с озера. Было гораздо теплее, и моя кожа казалась насыщенной солнцем.

– Ха! – я постучала по крыше кулаком, наслаждаясь ветром в своих волосах. – Это прекрасный день! – прокричала я птицам.

Мы оставили их позади и проехали болота и топи, где бегемоты валялись в толстых, влажных грязевых бассейнах. Стая узкозадых гиен окружила останки убитого животного. Они прогнали чернокожих шакалов, которые посягнули на их добычу. Стервятники и аисты марабу парили выше, пытаясь присоединиться. Два восточных венценосных журавля наблюдали, как группа агрессивных буйволов преследует льва вокруг водопоя.

Джек свернул с грунтовой дороги и остановил машину. Через несколько минут он появился рядом со мной и протянул мне бинокль.

– Видишь там эту группу птиц? – он ждал, когда я замечу их. У них были сливочно-белые шеи, и они что-то подбирали с земли своими клювами.

– Это Африканские большие дрофы. Самцы относятся к самым тяжелым летающим птицам в мире. Теперь посмотри на это дерево. Высокое, с веткой, простирающейся вправо.

Он стоял позади меня, с грудью, прижатой к моей спине, указывая на дерево. Его другая рука лежала на моем плече, теплая и тяжёлая.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы найти то, что он хотел, чтобы я увидела.

– Гепард, – сказала я.

Он растянулся на ветке, закрыв глаза, а хвостом отгонял мух, парящих вокруг него.

– Не гепард. Леопард. – Мы были настолько близко друг к другу, что дыхание Джека шевелило мои волосы, когда он говорил. – Их легко спутать, потому что у них обоих есть пятна. Гепарды имеют сплошные черные пятна и черные разорванные линии, которые бегут из уголков их глаз. Пятна леопардов сгруппированы, например, в розетки. Леопарды также больше и более мускулистые. Они не созданы для скорости, как гепарды, но то, чего им не хватает в скорости, они компенсируют скрытностью и силой. Они часто уносят свою добычу высоко на деревья, чтобы другие хищники не съели её.

Я наблюдала, как живот леопарда поднимался и опадал при каждом вдохе. Я думала о том, как он скользит среди высокой травы саванны, вызывая едва заметную рябь, бросаясь на ничего не подозревающую добычу, оказывающуюся в смертельном захвате его мощной челюсти.

– Номер три из большой пятерки, – сказала я, немного содрогнувшись.

– Тебе все еще холодно?

– Я в порядке, – сказала я, наклоняя к нему свое лицо.

Солнце было прямо позади него, обрамляя его густые распущенные волосы, как золотую гриву.

«Интересно, ходит ли он в этом как Муфаса, Мо».

– Что смешного? – Джек заметил мою усмешку.

– Ничего, – я отвела взгляд. – Иногда у меня такие странные разговоры с моей сестрой.

– Это как-то связано со мной, не так ли? – спросил он, словно разговор с моей мёртвой сестрой был совершенно нормальным делом. Опять же, возможно, это было то, что он мог бы понять.

– Ты это делаешь? – спросила я. – Ты когда-нибудь разговаривал с Лили?

– Я не могу. – Вокруг него снова выстроились стены, как будто я зашла слишком далеко и коснулась чего-то, что он не хотел, чтобы кто-нибудь видел, чего-то личного, оголенного и болезненного.

– Я не могу… с ней встретиться.

Моё сердце сжалось. Джек слишком винил себя, чтобы поговорить со своей дочерью. Даже в воображении. Потому что он не смог вовремя добраться до неё. Потому что она умерла одна. Я хотела что-то сказать, но закрыла рот. Говорить кому-то что-то вроде того, что нужно оставить свои переживания в прошлом было полным дерьмом.

– Если ты не можешь говорить, просто слушай, – сказала я. – Может быть, однажды ты услышишь, что она говорит.

Я протиснулась мимо него через открытую крышу и села. Мы ехали молча, пока не добрались до участка с высокими деревьями с желтой корой. Обезьяны-верветки выскочили из густого полога, а птицы порхали среди веток.

– Лес Лерай, – сказал Джек.

– О, Джек. Смотри! – я сжала его руку и указала в тенистую чащу.

Огромный слон терся о дерево, его большие бивни тащились по грязи.

– Это старый слон. Большинство слонов в кратере – самцы, – сказал Джек. – Большие размножающиеся стада только иногда спускаются сюда.

– Почему он это делает? Протирается об это дерево?

– Вероятно, чешется. Или избавляется от паразитов на коже.

Он наклонился вперед и посмотрел в бинокль.

– Может быть, он просто возбужден.

Он сказал это так деловито, что я рассмеялась.

– Ты что, посмотрел на его «шланг»?

Джек посмотрел в мою сторону.

– Ты только что фыркнула, Родел Эмерсон?

– Это был хохот.

Он сел и сложил руки.

– Ты фыркнула. И ты называешь член «шлангом».

– Мо сказала, что я должна спуститься сюда, чтобы показать мне шланг слона.

– В этом случае миссия выполнена, – он сделал мнимую галочку в воздухе и передал мне бинокль. – Продолжай. Не стесняйся.

– Нет, спасибо. Мне не нужно видеть его… его «шланг».

Я была уверена, что мои щеки стали бордово красными или, может быть, приобрели яркий оттенок спелой вишни.

– О, мой Бог. Ты стесняешься. Ты стала цветом как закат Серенгети, – Джек усмехнулся. Полноценная улыбка от уха до уха, которая была ослепительной.

– Мы можем просто поехать? – я протянула ему бинокль.

– Держись, – сказал он, снова заводя машину. – Вероятно, мы увидим еще несколько «шлангов».

Моим щекам вернулся нормальный цвет, когда мы проехали пестрый лес, но волнение не прошло, которое я ощутила, увидев его улыбку. Мы увидели бабуинов, водяных козлов и еще слонов, разрывающих ветки и набивающих ими рот.

– Не похоже, что сегодня мы встретим всю «большую пятерку», – сказал Джек, когда мы приблизились обратно к подъему на вершину кратера. – Не видно носорогов.

– Четверо из пяти – не так уж плохо, – ответила я, глядя вниз, на кратер.

Линии машин пересекали равнину внизу, взбивая пылевые облака. Прайд львов развалился под тенью дерева, а Масаи пасли свой скот в двух шагах от них. Ещё в нескольких шагах новорожденная зебра тыкалась носом в свою мать, еле держась на неустойчивых ногах. Когда туман рассеялся, кратер был виден до самого края леса. Несколько белых облаков задержалась, бросая тёмные тени на дно.

«Неужели Мо останавливалась здесь, чтобы так же рассмотреть этот вид?» – подумала я. Несмотря на то, что она ушла, я чувствовала себя ближе к ней из-за того, что побывала там. Это было, как будто прикоснуться к тени её души.

– Спасибо, – сказала я Джеку. – Я не думаю, что когда-нибудь забуду это.

Синева его глаз окутала меня на мгновение. Все казалось притихшим и обнажённым.

Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил, и его голос был мягким, но напряжённым.

– Я тоже.

Потеря кого-то, кого ты любишь, настраивает тебя на хрупкость жизни – моментов, воспоминаний и музыки. Это заставляет тебя хотеть охватить всё глупые, неясные желания, которые затрагивают самые глубокие чувства. Это заставляет тебя хотеть взять в руки неиспользуемые ноты несыгранных симфоний. Возможно, именно поэтому мы с Джеком привязались к этому моменту: глаза зажмурены, дыхание успокоилось, прислушиваясь к чему-то, что мы могли слышать, что-то, что жило в мимолетном пространстве между приветствием и прощанием. Это заставило меня захотеть, чтобы застыла качающаяся рябь пастбища под нами и игра света на лице Джека.

Глава 9

Когда мы начали удаляться от кратера, деревья уступили место высокому, насквозь продуваемому ветрами плато.

– Еще одна остановка, прежде чем мы вернемся, – сказал Джек, поворачивая к въезду в деревню масаев.

Это была кучка хижин с соломенными крышами, окруженных по кругу колючими кустами, чтобы не подпускать диких животных и хищников. Джек достал из багажника дорожную сумку и перекинул её через плечо.

– Ты не путешествуешь налегке, не так ли? – заметила я, когда увидела всё, что было в его машине.

Запасные колеса, мотки толстой веревки, умывальник, кастрюли, сковородки, посуда, переносная плита, запасные галлоны бензина, вода, изолента, противомоскитная сетка, набор для кемпинга, сигнальные ракеты, аптечка, парафиновая лампа, спички, консервы, плоскогубцы, инструменты, гаджеты. И винтовка, которая выглядела как прибор ночного видения дальнего действия.

– Я готовлюсь, когда выезжаю в заповедник.

– Итак, что в сумке? – спросила я, следуя за ним по дороге в деревню.

– Кофе с фермы, – сказал он. – Для отца Бахати. Он также деревенский старейшина. Интересный парень. Мудрый, упрямый, проницательный. Он консервативен в некоторых вещах, но невероятно прогрессивен в других. Восемь жен, двадцать девять детей.

– Серьезно? Итак, Масаи полигамны?

– Да. Они определяют положение человека сначала по его храбрости, а затем количеством жен, детей и коров. У каждой жены обычно есть дом в том же боме или деревне. Деревня Бахати не так традиционна, как некоторые другие бомы Масаев. Это специальная культурная бома, что означает, что здесь останавливается множество туров, чтобы люди могли посещать дома, фотографировать, покупать сувениры. Всё такое.

Появилась группа мужчин Масаев, чтобы поприветствовать нас. Они были задрапированы в сверкающие оттенки красного и синего, их кожа была оттенка коры акации. Они были такими же высокими, как Джек, по крайней мере, шесть футов, но с худым, жилистым телом и глазами, которые выглядели желтыми – вероятно, из-за древесного дыма. Они носили длинные косы, выкрашенные красной глиной, и у них были растянутые мочки ушей, украшенные бисером и орнаментом. Увидев Джека, их походка перестала быть напряженной, а улыбки стали шире.

– Джек Уорден, вход бесплатный, – сказал один из них. – Твоя девушка? Также бесплатно.

– Asante. Большое спасибо, – ответил Джек. – Пойдем, подруга. Давай следовать за moran (Прим. Asante – большое спасибо; moran – воин).

– Моран? – я проигнорировала часть про «подругу».

– Это те, кого они называют своими воинами.

Мы маневрировали среди куч коровьего навоза, поднимая стаи мух, и остановились у округлой хижины. Мораны представили нас достойно выглядящему мужчине с пледом в красную и черную клетку, который был накинут ему на плечи. Сережки в виде серебряных и бирюзовых колец висели у него в ушах. Он сел на низкий трехногий табурет и отмахнулся от мухи, летающей туда-сюда перед его лицом. Мужчины и женщины сидели на корточках вокруг него. Мораны стояли сбоку, опираясь на свои копья, некоторые из них балансировали, как аисты, на одной ноге.

– Джек Уорден, – сказал мужчина, плюнув на свою ладонь и протянув её Джеку.

– Олонана, – Джек пожал руку.

Я старалась не думать о плевке, скрепляющим их рукопожатие.

– Это мой друг, Родел, – Джек подталкивал меня вперед, пока я не встала перед старейшиной. – Родел, это отец Бахати.

О, Боже. Пожалуйста, пусть это будет приветствие без плевка.

Я улыбнулась и поклонилась, держа обе руки прижатыми к бокам. Он кивнул, и я выдохнула. Очевидно, его слюна была не для каждого, а только для тех, кто вызывал наибольшую симпатию. И ему, очевидно, нравился Джек, потому что он выдвинул для него еще один табурет, в то время как от меня отмахнулись.

– Она сядет со мной, – сказал Джек, схватив меня за руку и потянув назад.

Другой стул не появился, и после нескольких мгновений я поняла, что Джек действительно имел в виду, я сяду с ним. Вернее, на него. И я неловко уселась на колени к Джеку, и женщины и дети засмеялись надо мной.

– Кассериан ингера, – Олонана не пользовался знакомыми словами из суахили для приветствия, к которым я привыкла, типа хабари или джамбо.

– Сапати-инера, – ответил Джек.

Я задалась вопросом, приветствовал ли кто-нибудь другого вождя таким же образом – торжественным и искренним, балансируя с извивающейся женщиной на бедре.

Они обменялись несколькими словами. Затем Олонана поднял метелку к человеку, чья согнутая, высохшая фигура была едва различима напротив темного входа в хижину (Прим. обычно данные метелочки сделаны из перьев).

Он был одет в зеленый наряд с длинным подолом, но что выделялось больше всего, так это кожаный мешочек, висящий на его шее. Он был украшен белыми бусами и раковинами каури, отличными от украшений, которые были на всех остальных. У него также было ожерелье из крокодиловых зубов, которое гремело, когда он двигался.

– Это Лонеоки. Олоибони, – сказал Джек тихим голосом. – Наверное, ты могла бы назвать его их духовным лидером. Шаман и знахарь. Олоибони отвечает за предугадывание будущего. Он контролирует их ритуалы и церемонии.

– Значит, он похож на Рафики, – я перестала ерзать и решила получить максимум от своего нелепого сидения на коленке.

Джек моргнул, прежде чем до него дошло.

– Ты говоришь о шамане из фильма «Король лев». Что тебя так связывает со всеми этими упоминаниями о «Короле льве»?

– Что ты имеешь в виду?

– Прошлой ночью ты болтала о Муфасе.

– Что? – «О, Боже». – Что я говорила?

– Что-то о том, что он был королем джунглей.

Я была рада, что Рафики, он же Лонеоки, он же знахарь, выбрал этот момент, чтобы стукнуть своей дубинкой о землю. У неё был полированный деревянный вал с тяжелой ручкой наверху, вырезанной в виде головы змеи. У его ног поднялись комья красной грязи.

Все обратили внимание на женщину, которая поднялась из толпы и скрылась в хижине.

– Что происходит? – спросила я Джека, понимая, что мы прервали какое-то деревенское собрание.

– Церемония совершеннолетия, – ответил он. – Независимо от того, что произойдет дальше, я хочу, чтобы на твоём лице ничего не выражалось. Не проявляй никаких эмоций. Не отводи взгляд. Не вздрагивай. Ты меня слышишь?

– Почему? Что?

Я замолчала, когда пронзительные крики девушки заполнили воздух. Они исходил из хижины. Всё, что с ней происходило, было невыносимым – болезненным и мучительным. И всё же никто не помог ей. Все ждали, столпившись снаружи, пустые лица повернулись к темному открытому дверному проёму. Хор женщин начал напевать, как бы заглушая звуки или, может быть, предлагая ей утешение.

– Джек, что происходит? – прошептала я.

– Переход из девичества к женственности. Женское обрезание, – сказав это, он приобнял меня своей рукой, сдерживая мой порыв негодования.

– Послушай меня, – он наклонился, говоря медленно и спокойно мне на ухо. – Это происходит, хотя правительство запретило это. Это глубоко укоренившаяся традиция, но Олонана и его люди отходят от нее. То, что происходит там, символично. Девочка получает ритуальный надрез на бедре. Это ничто по сравнению с отсечением части ее гениталий. Крик важен. Она должна кричать достаточно громко, чтобы все на улице услышали, или они не будут чувствовать, что она заслужила статус, присвоенный ей. Они обрезают мальчиков тоже, в подростковом возрасте, за исключением того, что им не разрешается издавать ни единого звука. Это принесёт позор им и их семье.

Всё это было сложно и непросто принять. Когда крики девушки прекратились, я поняла, что мои пальцы плотно вцепились в Джека.

– Ты знаешь их через Бахати? – спросила я, отпустив его, как будто я коснулась горячей плиты. – Олонану и его людей?

– Семья Олонаны спасла моего деда во время войны, когда он получил ранения на вражеской территории. Они укрыли его, пока он не оправился от ран. Мы с Гомой всегда заезжаем и выказываем наше уважение всякий раз, когда находимся в этом районе.

– Вот почему ты взял Бахати под свое крыло и научил его водить?

– Сначала я не знал, что он был сыном Олонаны. Большинство его детей живут здесь, в бомасе.

Все стояли, когда девушка вышла из хижины в окружении двух женщин. Одна из них была женщиной, которая вошла в хижину раньше, вероятно, чтобы сделать ритуальный порез, а другая, как я предположила, была матерью девочки. Девочке дали традиционные бусины и кольцо из кожи животных, как признак ее перехода к женственности. Обряд обрезания призван показать её перед деревней готовой к браку и всем обязанностями, которые шли с этим.

– Она такая молодая, – заметила я.

– Она одна из счастливиц, – ответил Джек. – Несколько лет назад она не смогла бы выйти оттуда в течение нескольких дней.

– Так что же заставило их отказаться от этого? От женского обрезания?

– Это не то, что произошло за одну ночь. В конце концов, дело сводилось к тому, чтобы убедить мужчин, что секс с необрезанной женщиной более приятен, что это не поспособствует распущенности, неповрежденный клитор делает женщину более восприимчивой к их успехам.

– Это патриархальное общество, – продолжал Джек, заметив выражение моего лица. – Их образ жизни может показаться странным и суровым, но каждая культура эволюционирует со своим набором ценностей и традиций, которые меняются со временем и обстоятельствами. Женщины прогрессируют в своих суждениях и становятся более независимыми. Многие из них начали работать с иностранными организациями, продавая браслеты и украшения. Они превращают свои традиционные навыки работы с бисером во что-то, что приносит доход.

В суматохе мы смешались с деревенскими жителями, которые направлялись к домашнему скоту в центре деревни. Большая часть крупного рогатого скота была выгнана на пастбище, но несколько голов отстало вместе с козами и овцами. Корова была прижата к земле и ей выстрелили в яремную вену тупой стрелой. Кровь, которая брызнула из шеи, была собрана в бутыль из тыквы и предназначалась девушке, которая только что прошла церемонию.

– Масаи редко убивают свой скот, – объяснил Джек. – Но они возьмут часть крови и сразу же обработают рану. Корова не пострадает, а кровь используется как белок, чтобы помочь слабым восстановить свою силу… – он замолчал, потому что заполненный кровью бутыль передавали по кругу и Олонана предложил её ему.

Я наблюдала, как он сделал глоток и передал бутыль дальше. К счастью, он пропустил меня, и за это заслужил мою вечную благодарность. Суши были авантюризмом, который я была готова попробовать, но я снимаю шляпу перед ним за то, что он прошел через это все, как Дракула.

– Ты пьешь, когда тебе предлагают, – сказал он. – Это знак уважения.

– Начиная кровью и заканчивая слюной, похоже, обмен жидкостями организма явно является одной из основных тем для разговора, – заметила я себе под нос, но Джек всё же услышал меня. Я всегда думала, что я честная и открытая, но мои предрассудки начали всплывать, и это вызывало у меня раздражительность и неловкость.

– Может быть, я не должен был принимать приглашение на общинную оргию, к которой мы направляемся?

– Что?

Я остановилась посередине пути.

Маленький мальчик, идущий позади меня, уткнулся носом прямо мне в задницу. Для него это было мягкое приземление, но у него была тяжелая голова, и я потерла свою попу, когда все прошли мимо нас.

– Это часть праздника, – Джек с большим интересом посмотрел на мой зад, так что я пристально посмотрела на него, хотя чувствовала нервное возбуждение всякий раз, когда ловила быстрый взгляд этого Джека – забавного, непринужденного Джека, который был погребен под обломками торгового центра.

– Это пиршество, Родел, – сказал он. – Они собираются убить козу в честь сегодняшней церемонии.

– И я должна съесть её?

Моя попа болела, я устала, и мухи, казалось, запали на меня. Я была голодна, но не настолько.

– Они пожарят её, – рассмеялся Джек, – но сначала они танцуют, – сказал он, когда мы оказались на краю круга из жителей деревни.

Моран вошёл в круг, уравновешенный и царственный в своем алом одеянии и бирюзовой мантии. Он начал прыгать с копьём в руке, в то время как остальная часть мужчин издавала низкий гул. Когда он подпрыгивал всё выше и выше, они повысили гул, чтобы соответствовать его прыжкам, пока он не устал, а другой воин занял его место. Потом женщины стали петь. Одна женщина пела основную партию, а остальная группа отвечала в унисон. Многие женщины носили богатые украшения, вышитые бисером воротники вокруг шеи, которые качались вверх и вниз, когда они шевелили плечами. Когда мужчины прыгали, свирепые и гордые, достигая впечатляющих высот, все восхваляли их. Это было очень мужская демонстрация мускулатуры, мужественности и выносливости. Я взглянула на женщин, чтобы посмотреть, заметили ли они это.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю