Текст книги "Туманы Серенгети (ЛП)"
Автор книги: Лейла Аттэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Никогда, – я стукнул по крыше его Мини-Купера. – Я больше никогда не сяду в эту консервную банку на колёсах.
– Эй. Полегче, приятель, – его голос поднялся на несколько октав, после чего он уехал.
– Прости, – сказал я, когда Родел взяла меня под руку, и мы зашли в дом. – Я не хотел выходить. Здесь всё вокруг такое маленькое. Дома, улицы, машины. Я привык к широким открытым пространствам, а не врезаться во всякие мелочи каждый раз, когда поворачиваюсь. Чувствую себя львом в клет…
– Как ты мог? – она схватила меня за воротник и дёрнула к себе. – Ты появился без приглашения, сорвал моё свидание и сидел там, поедая стейк, пока в моей голове кружился миллион вопросов.
Её губы были так близко, что мне пришлось очень сильно сосредоточиться на том, что она говорила.
– Родел, – мой взгляд скользил по тонким чертам её лица. – Я думал о тебе каждый день последние десять месяцев. Думаешь, мне не захотелось отключиться от всего мира в тот момент, как ты открыла дверь? Я выходил из такси, когда какой-то парень подошёл к твоему дому. Я обдумал много сценариев. Я сел на самолёт, зная, что у тебя всё могло измениться. Но меня это не остановило. Я должен был увидеть сам. Должен был узнать. Но я не был готов к этому. Когда я увидел, как этот парень стучит в твою дверь, я сорвался. Он мог быть кем угодно. Он мог быть незнакомцем, соседом, продавцом. Но в моей голове он держал тебя, целовал и жил той ролью, которую хотел я. Мне хотелось его ударить, Родел. Хотелось выбить из него всё дерьмо. Затем он ушёл. А мне всё равно хотелось ударить его, за то, что он скрыл тебя от моих глаз. Мне понадобилось несколько минут, чтобы взять себя в руки. У меня не было права ревновать. Что бы ни произошло, когда я увидел тебя – появился кто-то в твоей жизни или нет – это было не важно. То, что было между нами, было настоящим. И я не собирался уходить, не сказав того, что хотел тебе сказать. Как только ты открыла дверь, я понял – понял, что ты всё ещё моя. Так что когда появился другой парень, я не видел смысла рушить твои планы. Это как открывать бутылку хорошего вина. Ты не глотаешь его просто так. Ты даёшь ему мгновение надышаться. Вот для чего был ужин, Родел. Чтобы позволить нам надышаться. Потому что, когда я увидел тебя снова, это ударило мне в голову. И прямо сейчас я хочу только… – мои губы приблизились и захватили её губы.
Её вкус был аномалией, которой я желал, – сладкой, озорной и необычайно сексуальной, всё одновременно. Боже, я скучал по её мягким маленьким губам. Я притянул её ближе и углубил поцелуй. Как возможно было такое чувствовать? Будто в твоих руках рай?
– Помнишь, что я тебе сказала? – она сомкнула руки на моей спине.
– Детка, я сейчас не вспомню даже своё имя.
Я уткнулся носом в её шею, теряясь в запахе её волос.
– Я сказала… – она сжала в кулаке мои волосы и оттянула мою голову назад: – Если ты когда-нибудь будешь в Англии, это будет моим. – Она сжала мою задницу достаточно сильно, чтобы застать меня врасплох. – И это. – Она провела языком по моим губам. – И это. – Она зашла туда, куда совершенно не следовало. Сдержанности во мне не осталось.
– Так значит, а? – прорычал я, подхватывая её на руки. – В таком случае, давай доставим тебя туда, где ты можешь должным образом заявить о своих правах.
Я намеревался отнести её наверх, но мы никак не могли попасть туда таким образом. Не по этой лестнице. Я ударился головой о скошенный потолок и в итоге перехватил её по-другому, из-за чего поцарапал её колено о стену.
– Чёртовы маленькие пространства. – Я медленно опустил её, наслаждаясь её изгибами рядом с собой. – Ты в порядке? – я потёр голову, пока она улыбалась.
– Идём, – она схватила меня за руку и потянула за собой.
«О, Боже, эта попка».
Её комната была именно такой, как я представлял. Уютной и удобной. Книги, фотографии, неяркие стены, дикая лаванда в горшке на комоде.
– Что это? – я поднял книгу с её кровати и открыл на закладке.
– Дай мне.
Она попыталась вырвать её у меня, но я убрал книгу, рассматривая страницу.
– Это кое-что сексуальное, Родел.
Я начал читать сцену вслух, пока она била меня подушкой. Я держал книгу в одной руке, другой защищаясь от её нападок.
– Перестань! – она тяжело дышала, одновременно от смеха и от своей односторонней битвы подушкой. Она была такой красивой, что я остановился, просто чтобы посмотреть на неё.
– Это ты читаешь перед сном, а?
Она вытянула книгу из моей хватки и засунула её под кровать. Она лежала на мне сверху, её живот подрагивал с каждым вздохом и выдохом.
– Я скучала по тебе, – она скользила пальцами по линиям моего лица, её волосы спадали как занавески вокруг меня. – Ты как потерянная глава моей любимой истории.
Внутри меня дрожало что-то яростное, когда я заправил локон волос ей за ухо. Как я мог объяснить ей голод, желание, одержимость? Маленькие острые воспоминания о ней, которые всегда были в моих мыслях? Я не мог. Так что я поцеловал её. Со всеми словами, которые не мог сказать. Мои руки сомкнулись вокруг неё, и она таяла, прижимаясь ко мне.
Это была мягкая, гладкая как масло любовь. Под нашей кожей нарастал жар. Одежда спадала. Дорожка поцелуев на её груди. Её ноги скользили по моим. Восторг от изучения заново её изгибов. Неописуемая наполненность при её объятиях, при наблюдении за тем, как её тело отвечает на ощущения, которые я вызывал в ней.
Я голодал по ней и по тому, чтобы доставить ей удовольствие. Своими руками, губами и языком. Мне нравилось, как она кончает, – изгибается, раскрывает рот, пока тёплая плоть дрожит под моими прикосновениями. Каждый раз, когда она достигала пика, я сгорал чуть больше, пока желание овладевать ею горело в моей крови ярким пламенем. Последовал краткий разрыв упаковки фольги, и затем я проник в неё – глубоко, полностью.
Боже. Ощущение того, как её тело открывается мне, окутывая меня как тёплая, влажная перчатка. Её язык у меня во рту. Её руки сжимают меня. Её нога обхватывает моё бедро. Я укусил её за плечо, когда во мне проснулось животное. А затем всё превратилось в первобытную страсть, ничего, кроме звука её тихих стонов. Моё облегчение должно было быть быстрым, но я держался, не желая, чтобы это заканчивалось. Находиться внутри неё было наркотиком. Находиться внутри неё было чистой эйфорией. Я перехватил выдох, который вырывался у неё, когда напряглось её тело. Она снова кончала.
– Да, – прорычал я, пока она извивалась подо мной. – Чёрт, да, – а затем я сдался взрыву огненных ощущений, которые охватили меня, потрясая всё нутро.
Потом она просунула ногу между моими и положила голову мне на грудь. Я чувствовал её ресницы на своей коже каждый раз, когда она моргала. Это был крохотный трепет – нежнейшее ощущение – но оно успокоило горячую боль, которую оставило её отсутствие. Меня охватила волна наполненности, пока она медленно, постепенно закрывала глаза и засыпала в моих руках.
Свет снаружи проникал сквозь жалюзи и оставлял узоры на стене. Ночь была другой, совсем не такой, как на ферме. Звук одинокой проезжающей машины, приглушённые разговоры проходящих мимо людей, хлопки листьев по оконной раме. Пальцы моих ног свисали с её крохотной кровати. Моя голова лежала на взбитой подушке с цветочным узором. На полу раскиданы заколки-невидимки. На комоде стоят духи, лосьон и маленькие баночки. Я улыбнулся и притянул Родел ближе. Она уткнулась в меня носом, довольно вздыхая.
Я был за много миль от дома, но чувствовал, что именно здесь моё место.
Глава 28
Следующим утром я проснулся рано. Несколько долгих ленивых мгновений я лежал в кровати, наслаждаясь теплом женщины, спящей рядом со мной. Мой взгляд прошёлся по её лбу, по маленьким волоскам, которые плавно переходили в линию её волос, по её розовым мягким губам. Я прижался кончиком своего мизинца к месту между её носом и верхней губой. Фильтрум. Я проверил в словаре. Это место было моим. Оно идеально мне подходило. Как и вся она. Каждая часть меня была создана для того, чтобы подходить каждой части её.
Моё желание зашевелилось под одеялом, горячее и тяжёлое. Я хотел её с таким желанием, которое не знало глубины. Она была красивой и опустошающей. Такой, какой и должна быть любовь. Я мог провести вечность в уголках её разума и никогда не испытал бы скуки. Я мог целовать её губы каждое утро и всё равно не изучить все вкусы её души. Я был влюблён в эту девушку – так сильно влюблён, что это вызывало у меня ужас.
Я накрыл её одеялом и выскользнул из кровати, улыбаясь, когда она укуталась сильнее. Мы просыпались и занимались этим снова. И снова. Я истощил её. В лучшем возможном смысле.
«Так тебе, – сказал я неприличной книге на полу. Затем остановился и пролистал её. – Хмм. Может, мы можем сегодня сделать это. Нет. Это. Это даже горячее. Чёрт возьми».
Когда Родел спустилась вниз, я сидел на диване, задрав ноги, уткнувшись в роман.
– Серьёзно? – она забралась на меня сверху и поцеловала. – Не знаю, что мне кажется более сексуальным. То, что ты читаешь эту книгу, или утренняя щетина на твоём лице, – её пальцы прошлись по линии моей челюсти. – Я всё ещё не привыкла видеть тебя без бороды.
– Ощущения другие, когда я делаю это? – я притянул её ближе и захватил её губы.
– Подожди! – она спасла книгу, раздавленную между нами. – О. Мой. Бог. Ты загнул уголки моей книги? – она села на пятки и пролистала книгу.
– Только те части, которые мы, по-моему, должны повторить.
– Джек, – она печально покачала головой. – Никогда не загибай уголки книги.
– Ты такая горячая, когда ругаешься на меня из-за книг. – Её ночнушка задралась вверх по бёдрам, губы надулись, и она прижимала книгу к груди так, будто это был раненый ребёнок. – Ты знаешь… – я перевернул её, чтобы она встала на четвереньки, уткнувшись носом в складки романа, – я много занимаюсь с тобой сексом. В своей голове. Вот так, – я сжал её сладкую задницу и потёрся своим пульсирующим стволом о её трусики. – Почитай мне, Родел. Почитай мне, пока я имею тебя. – Я отодвинул ткань её трусиков в сторону и проскользнул в неё пальцами. Она издала сдавленный стон.
– Ты уткнулась лицом в эту книгу? Родел, – я цыкнул. – Никогда не обращайся так с книгой. С этим сексуальным задом, да, – я шлёпнул её по круглой ягодице. – Но с книгой… – я схватил её за волосы и потянул, чтобы она смотрела на страницы перед собой. – Читай, Родел. Если только не хочешь, чтобы я остановился? – я просунул в неё ещё один палец и прикусил кожу на шее.
Её голос дрожал, когда она начала читать главы вслух. Она продолжала сбиваться. Я продолжал ей напоминать. Немного дёрнул, немного шлёпнул, чтобы держать её мысли в игре. Её тело извивалось под моим, обостряя мои чувства, усиливая мою страсть, пока воздух не стал густым и горячим, разгорячённый нуждой.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но, когда я толкнулся в неё, книга упала, и единственное, что вырвалось из её губ, это: «Уфф». Это был хриплый, неразборчивый шёпот, который сносил голову похлеще любых эротических слов, которые я заставил её читать.
***
Воскресный бранч с Родел на её кухне – на той, которую я пытался представить много раз за долгие одинокие месяцы без неё. Её кухня. Её ванная. Куда она приходила домой. Какими тарелками она пользовалась. Что она видела за окном. Кусочек за кусочком, мой разум собирал все мелочи, недостающие частицы, как трофеи в охоте за сокровищами.
Мы сели за старый островок, который служил её обеденным столом. Краска по углам и краям стёрлась. Как и всё остальное, это выглядело по-домашнему и обжитым. Балки над головой, потолки под углом, потёртая патина на стенах – всё приобретало мягкий, яркий оттенок, пока через окна лился солнечный свет.
Родел налила себе чашку кофе и положила в неё две чайные ложки с горками сахара. Она подошла к холодильнику, засунула в него голову и начала всё переставлять.
Боже, она хоть представляла, как выглядит, наклонившись вот так?
– Колы нет, – она выпрямилась и развернулась. – Апельсиновый сок?
Я усмехнулся. Отчасти мне хотелось сказать ей продолжать искать.
– Апельсиновый сок подойдёт.
Я был до нелепости счастлив, что она помнит, что мне нравится пить по утрам.
Она сделала глоток кофе и протанцевала к шкафчику, чтобы взять стакан для меня. Она наливала сок, когда я забрал у неё упаковку и поставил на тумбочку. Я притянул Родел к себе, чтобы мы оказались лицом к лицу, она встала между моих ног, пока я сидел на стуле.
– Доброе утро, мисс Эмерсон, – я поцеловал пульсирующую впадину в основании её горла. Никак не мог ею насытиться. Я прожил слишком много дней и ночей, не чувствуя её.
– Уже за полдень, – рассмеялась она. – Добрый день, мистер Уорден.
Её тёплые мягкие губы дурманили, но когда она просунула язык, исследуя мой рот, между моих ног зашевелилось желание. Но только на мгновение, потому что меня накрыло что-то другое. Я отклонил голову назад и нахмурился.
– В чём дело?
– Сделай это снова. Поцелуй меня.
– Есть, сэр, – она улыбнулась и вернулась к моим губам, обвивая руками мою шею, целуя меня медленно и глубоко.
– Это странно, – сказал я. – Меня не тошнит.
– Я на это надеюсь, – она изогнула брови. – Ты удивлён, что от моих поцелуев тебя не тошнит?
– Нет. Не от твоих поцелуев, – я подвинул к ней её чашку. – От кофе. Я чувствую на тебе его вкус.
Казалось, в её голове выключился свет. Она сделала ещё один глоток кофе и поцеловала меня. На этот раз вкус в её рту был горячим и крепким – чертовски сладким от всего сахара, который она положила, но гладким и полноценным, с лёгкой ореховой ноткой.
– Кофе «Кона», – пробормотал я в её губы. – С Гавайских островов.
– Очень вкусный. – Она отошла назад и посмотрела на меня. Не важно, откуда был этот кофе. Важно было то, что меня от него не тошнило. – Хочешь немного? – и она налила мне чашку и смотрела, как я вдыхаю его аромат.
Я сделал нерешительный глоток и ждал ужасной тошноты, которая накрывала меня со времени теракта в торговом центре.
Ничего.
На самом деле, моим вкусовым рецепторам хотелось ещё.
Кофе. Моя слабость, моё пропитание, моя страсть. Я прожил почти год урожая без единой чашки. Почувствовав его вкус на Родел, смешанный с её сладким дыханием, я излечился. Или, может быть, она излечила меня тем первым поцелуем. Или тогда, когда сказала, что любит меня. Я никогда не узнаю. Я знал только то, что она заполнила все ноющие дыры в моём сердце.
– Ты в порядке? – спросила она, пока я держал кофе и смотрел, как солнце выделяет медовые крапинки в её глазах.
– В порядке, – соврал я. Вы когда-нибудь сидели напротив кого-то, полностью в одежде, чувствуя, как этот человек медленно расстёгивает ваше сердце? Я потянулся за её рукой и сжал. – Я скучал по тебе. Так сильно, что сердце до сих пор болит.
– Хорошо, – она засунула в рот пирожное. – Япфрадапфчтопфяпфнепфодна.
Я хохотнул и выпил ещё кофе.
– Чем мы сегодня займёмся?
Я знал, чего хотел. Абсолютно ничего. Кроме, возможно, поиска кровати побольше.
Она бросила пирожное и замолчала.
– Как надолго ты останешься, Джек?
Я не знал, как сказать следующую часть, потому что знал, что она будет со мной бороться.
– Как долго ты хотела бы меня видеть?
– Ха, – она бросила мне маленькую улыбку и принялась прибирать на тумбочке.
– Эй, – я обнял её сзади, пока она ставила посуду в раковину. – Скажи мне. Поговори со мной.
– Что, если бы я сказала, что хочу видеть тебя здесь всегда? – она подняла голову выше, сосредоточив взгляд на оконной раме.
Я сглотнул. Она осмелилась спросить меня о том, о чём я не мог спросить её.
– Что, если бы я согласился? Что, если бы я сказал, что останусь? Навсегда.
Она застыла в моих руках. Из крана падали маленькие капли воды в миску.
– Это не смешно.
– Похоже, что я пытаюсь шутить?
Я развернул её лицом к себе.
Она осмотрела моё лицо своими глазами цвета кофе.
– Ты не можешь… ты не можешь просто уйти с фермы. Это твой дом, твоё наследие. А ещё есть Гома.
– Да, и она надрала мне зад за то, что не приехал раньше. Она сказала, что если увидит ещё хотя бы раз, как я хандрю на ферме, она достанет винтовку и сама вытащит меня из горя. Она угрожала продать свою долю фермы и покончить с этим, если это держало меня вдали от тебя. Она сказала, что на вырученные деньги хочет остаток жизни ездить в бесконечные круизы, повидать мир, взять уроки зумбы и танцевать на палубах всю ночь.
У Родел вырвался тихий смешок, прежде чем она стала серьёзнее.
– Она врёт. Эта ферма для неё всё. Как и ты.
– Я знаю. – Я погладил её по щеке, желая стереть этот взгляд с её глаз, который говорил, что мы никогда не сможем быть вместе. – Иногда нужно отпустить людей, которых мы любим, потому что мы их любим, потому что их надежды и мечты кроются в другом месте. По этой причине я отпустил тебя, по этой причине я никогда не просил тебя остаться. И поэтому Гома отпускает меня, потому что моё сердце уже с тобой, весь день, каждый день. Так что, если ты хочешь быть со мной всегда, я здесь.
Я представлял, что её глаза загорятся, когда я скажу это. Думал, что она немного повеселеет. Моя девочка с радужным нимбом, максималистка. Но она просто смотрела на меня с блеском в глазах, и это просто убило меня. Чтоб меня.
– Нет. – Я поцеловал её в кончик носа. – Прекрати, Родел. Я проделал весь этот путь не ради горечи.
Она рассмеялась, немного захлёбываясь, и вытерла глаза.
– Я думала, ты любишь все мои рожицы.
– Люблю, милая, – ответил я и притянул её ближе, сжимая её в руках. – И я хочу до конца жизни изучать их все.
Какое-то время она ничего не говорила. Она просто положила голову мне на грудь и позволила мне держать её.
– Я бы осталась, – её слова были приглушёнными из-за моей рубашки. – Если бы ты попросил, я бы осталась.
Моё сердце наполнилось эмоциями. Я знал, что она осталась бы. Она отказалась бы от всего ради меня. Так как я мог не сделать того же ради неё?
Глава 29
Она освободила для меня место в своём шкафу. У неё едва было что-то из своих вещей. Мне нравилось, как мои рубашки смотрятся рядом с её одеждой – будто им там и место.
– Это только на время, – сказала она, прислоняясь спиной к изголовью кровати и наблюдая за мной, будто читала мои мысли. – Я не позволю тебе это сделать. Я не позволю тебе бросить ферму.
Она была чертовски упрямой и сводила меня с ума.
– Ты всё ещё споришь со мной насчёт этого? – я застегнул свою пустую сумку и засунул её под кровать. – Я приезжаю, хочу перестроить всю свою жизнь вокруг тебя, и это всё, что я получаю?
– Эй, у тебя есть шесть дюймов пространства в шкафу. Это совсем не слабо.
– О да? – я схватил её за лодыжки и подтянул к краю кровати, чтобы мои бёдра оказались между её ног. – Где справедливость, учитывая, что ты получаешь больше шести дюймов? Каждый раз.
– Хвастун, – отозвалась она, ускользая от меня прочь.
– Дразнилка, – мне нравилось, что с ней никогда нельзя было угадать, что получишь. Иногда она была хитрой. Иногда резкой. – У меня для тебя кое-что есть. – Я подошёл к шкафу и потянулся за висящей там курткой. – От Схоластики, – пояснил я, достал из внутреннего кармана письмо и протянул ей.
Её глаза светились, пока она читала. Там было единственное предложение, которое заняло целую страницу.
– Я писала ей. Это хорошая практика для нас обоих. – Она указала на словарь английского и суахили на своей полке. – Она пишет на английском, я отвечаю на суахили.
Я знал это. Я ездил по часу на почту Амоши, чтобы отправлять письма Схоластики. Возможно, я даже поспособствовал этому. Потому что когда пришёл ответ, я держал его при себе всю обратную дорогу, надеясь уловить на нём запах Родел.
– Что насчёт Билли? – спросил я. – Ты пишешь Билли?
– Это я никогда не забуду, – рассмеялась она.
– С моей помощью не забудешь. Но меня можно уговорить забыть.
– Что у тебя на уме?
– Для начала… – я сел на пол рядом с кроватью, спиной к ней. – То, что ты делаешь пальцами с моими волосами.
Я откинулся назад и сдался ощущению того, как она массажирует мой скальп.
– Так как там Схоластика? – спросила она, медленно водя пальцами по кругу, отчего мне хотелось мурчать при её прикосновениях. – Инспектор Хамиси узнал что-нибудь об её отце?
– К сожалению, нет. Сейчас Габриэль официально в списке пропавших. Мы вполне уверены, что не обошлось без нечестной игры, но никогда точно не узнаем. Иногда у меня разбивается сердце при взгляде на Схоластику. Её отец был исключительным человеком. Я всегда знал, какие ужасные вещи происходят с такими детьми, как Схоластика, но никогда ничего с этим не делал. Но Габриэль помогал им всё время, молча, без какой-либо компенсации, задолго до того, как появился кто-либо из нас. Наверное, из-за этого он лишился жизни, и никто никогда не узнает, что он сделал. Однажды, когда Схоластика достаточно повзрослеет, я расскажу ей, что её отец был героем. Я сделаю так, чтобы она гордилась его делами и тем, что он отстаивал.
– Джек? – пальцы Родел застыли. – Что будет со Схоластикой, если ты здесь? Гома не может приглядывать за ней сама.
– Гоме и не придётся. – Я развернулся и посмотрел на неё. – Джозефина Монтати предложила сестре Габриэля работу в приюте. Анне кажется, будто ей дали возможность продолжить работу брата, и ей не терпится вернуть племянницу. Она в восторге от того, что они снова могут быть все вместе. Мы работали над новым помещением для детей и сотрудников. Как только всё будет закончено, Схоластика переедет к своим кузенам и тёте.
– Это отлично, – кивнула Роден, будто пытаясь убедить саму себя. – Это действительно отлично.
– Но…?
– Но ты будешь скучать по ней. Я вижу, что ты уже скучаешь.
Было чертовски больно впустить в свою жизнь ещё одну маленькую девочку, а затем её отпустить. Как бы сильно я ни старался это не показывать, я не могу скрыть это от Родел.
– Дело не во мне. Дело в том, что лучше для Схоластики. Я всегда буду с ней, но теперь она будет жить со своей семьёй, в Ванзе. Думаю, этого хотел бы для неё Габриэль. И я по-прежнему буду работать с Джозефиной и Анной. Этот процесс продолжается. Книги, продовольствие, медицинский уход. Нам нужно все систематизировать.
Родел какое-то время жевала губу, но не могла не поделиться своими мыслями.
– Это просто пластырь, так ведь? Ты можешь вложить в это все деньги мира, но это не решит проблему. Эти дети будут продолжать оказываться в приюте, пока люди не начнут думать по-другому, пока не перестанут верить в суеверия насчёт них.
Это была правда, и я не мог это отрицать. Я сложил письмо Схоластики и вернул обратно в концерт. В этом не было ничего лёгкого. Ни для кого.
– Ты нужен там, Джек, – сказала Родел. – Гома нуждается в тебе. Приют нуждается в тебе. Ферма нуждается в тебе.
– А что насчёт того, в чём нуждаюсь я? – внутри меня что-то загорелось. – Думаешь, для меня это легко? Думаешь, я хочу стоять здесь, спорить из-за того, что я крутил в голове каждый день? Я здесь потому, что я нуждаюсь в тебе, но ты начинаешь собирать причины, почему мы не можем быть вместе, а затем мы с таким же успехом можем разойтись. Прямо здесь, прямо сейчас. – Я бросил на неё злой взгляд и пошёл вниз по лестнице. Снова ударился головой о потолок и окинул злым взглядом и его тоже.
– Маленькие кровати, маленькие шкафы, чёртовы маленькие лестницы, – прорычал я.
Она спустилась чуть позже, держа в руках сумочку и зонт.
– Нам нужно сходить в хозяйственный магазин, – сказала она и в ожидании посмотрела на меня.
– Зачем? – я всё ещё был зол.
– Купить что-нибудь для вмятин, которые ты продолжаешь оставлять каждый раз, когда спускаешься по этой чёртовой маленькой лестнице.
Это был её способ сказать мне, что она хочет, чтобы я остался. Больше никаких споров об этом.
– А волшебное слово?
– Позялуста?
Её суахили был безнадёжен, но голос был мягким, и глаза блестели, потому что она знала, что поймала меня.
– Наверняка ты можешь справиться с походом в хозяйственный магазин сама, Харрис.
– Как ты меня назвал? – переспросила она, её глаза расширились.
– Верно. Я знаю твой грязный маленький секрет.
– Как ты у…
– Тащи сюда свою милую попку и поцелуй меня. – Я похлопал себя по коленям. – Я никуда не пойду, пока не получу примирительный секс. С Харрис.
Её губы изогнула озорная улыбка.
– О, ты хочешь познакомиться с Харрис?
Она сняла сумочку с плеча. Та упала на пол с глухим стуком. Она бросила зонтик и разделась передо мной, медленно расстёгивая по одной пуговице за раз, давая мне украдкой взглянуть на кружевной лифчик, который был на ней.
Чёрт меня побери.
У меня было ощущение, что мне очень сильно понравится знакомство с Харрис.
Глава 30
Шло лето, в английском пригороде было красиво, и я отказывался принимать хоть одно мгновение как должное. Я не помнил, когда последний раз был днём свободен, чтобы уделить внимание Родел. Мы остановились в старомодном мотеле и, проснувшись, чистили зубы, пока за окном лошади жевали сено. Мы завтракали рыбой с картофелем, завёрнутыми в газету. Свою порцию я полил уксусом. Родел макала свою еду в кетчуп. Иногда мы сидели вечерами на террасе Родел, наблюдая, как золотистый кирпич меняет цвет с охры на медь, а затем на цвет коньяка в свете заходящего солнца. Мы отдыхали в местном пабе, пока улицы были пустыми, и шли домой, держась за руки и вспоминая слова давно забытых песен. Я чувствовал укол вины каждый раз, когда думал о ферме, но она была выставлена на продажу, и я нанял человека, чтобы приглядывать за делами, пока мы не примем предложение. Гома спустя какое-то время начала игнорировать мои звонки и сказала, что я стесняю её стиль жизни.
Родители Родел приехали нас навестить. Мы исследовали крепости и замки, расположенные среди очаровательных деревень. Я получил зелёный свет после того, как её отец осмотрел мои руки. Грязь медленно исчезала из-под моих ногтей.
– Хорошие руки, – заявил он. – Большие, сильные, хорошие руки! Чёрт, любой мужчина, кто может оттянуть нос моей дочери от этих книг, достоин моего голоса. – Он купил мне очередной бокал пива, в то время как Родел и её мать в тусклом освещении пели ужасную песню в караоке.
– Ты уверена, что тебя не удочерили? – спросил я на следующее утро после того, как они уехали.
– Мо больше на них похожа. – Она рассеяно помешивала свой кофе. – Я хотела бы, чтобы они остались ещё на одну ночь, особенно потому, что сегодня годовщина того нападения в торговом центре.
Я накрыл её руку своей. Мы сидели на террасе, глядя на реку, пока вокруг витал запах лаванды и роз. Было невероятно думать, что я пережил целый год без Лили. По большей части, это было благодаря прекрасной женщине, сидящей напротив меня.
– Эй. – Я не выносил выражение грусти на её лице. – Я забыл тебе кое-что показать. – Я разблокировал телефон и включил для неё видео.
– О, Боже, – улыбнулась она. – Это Бахати. И Олонана. Но Олонана хромает. Наверное, так полностью и не восстановился после встречи с К.К.? Что они делают?
– Это церемония Масаи. Бахати получает своё боевое имя. – Я смотрел клип вместе с ней и объяснял, что происходит.
– А что надето на Бахати? – рассмеялась она. – Дизайнерские джинсы, дизайнерская футболка и племенной головной убор.
– Он охватывает два мира, и они равнозначно важны. Не думаю, что он когда-нибудь отвернётся от одного из них. Он такой, какой есть, и гордится этим.
– О, а там Лонеоки, их шаман! Что он говорит? – она напряглась, чтобы уловить его слова. – Какое воинское имя он только что дал Бахати?
– Если бы я знал, – хохотнул я. – Он всё равно называет себя Бахати. Сказал, что слишком много мороки – менять всё в социальных сетях.
– Значит, он в порядке? Он помирился с отцом, но всё равно занимается тем, что любит? – спросила она, когда Олонана и Бахати встали бок о бок для фотографий.
– Наверное, Олонана подумал, что у него достаточно детей, чтобы выпустить одного из boma. Думаю, он довольно горд тем, что Бахати нашёл собственный путь.
Я убрал телефон, и мы доели завтрак.
Мы собирались зайти обратно в дом, когда я заметил что-то летает у реки. Ну, им нравится называть это рекой. Я называл это детским бассейном. Он был едва метр глубиной, и вода была такой прозрачной, что можно было увидеть камни на дне. Может, дальше она превращалась в настоящую реку, или когда шли дожди. Когда я думал о реке, я представлял крокодилов, ползающих у берегов.
– Родел, там в воде резиновая уточка.
– О, Боже, – она хлопнула себя по лбу. – Я совсем забыла. Сегодня благотворительная гонка резиновых уток. Я вызвалась помочь. – Она взглянула на часы и схватила меня за руку. – Идём. Мы ещё можем успеть.
Масса людей уже выстроилась на пешеходных мостиках над рекой. Некоторые стояли в воде, закатав брюки до колен, пока яркие резиновые утки спускались с моста и спокойно плыли к ним.
– Это настоящее напряжение, Родел. Не уверен, что я могу с этим справиться.
– Иди, спонсируй утку. – Она подтолкнула меня к столику рядом со своим. – Я задержусь.
Я бы никогда за сотню лет не подумал, что скажу слова, которые произнёс дальше, но сказал. Ради неё.
– Я бы хотел проспонсировать резиновую утку, пожалуйста.
– Это будет десять фунтов. – Один из волонтёров взял мои деньги и протянул мне утку. – Удачи, приятель.
Я держал маленькую игрушку на своей ладони. Она смотрела на меня в ответ своим оранжевым клювом.
– Хорошо, дружок. Покажи мне, на что ты способен.
Я нашёл место, чтобы выпустить свою утку. Казалось, люди просто разошлись, пропуская меня. Я принял это за добрый знак. Моя утка была крутой. Родел как безумная махала мне рукой, пока я стоял, возвышаясь над всеми на мосту.
– Не подведи меня на глазах у моей женщины, – сказал я своей утке, держа её над водой, ожидая следующего сигнала к запуску.
– Прошу прощения, сэр, – на моё плечо легла тяжёлая рука. – Мне придётся попросить вас сейчас же остановиться.
Я развернулся лицом к мрачному полицейскому с дубинкой в руке.
– Нам только что поступила жалоба, – сказал он. – Оказывается, есть древнее постановление, в котором говорится, что река и зона отдыха не могут быть использованы по воскресеньям для целей сбора средств.
Я осмотрелся и заметил вокруг полицейские машины. Офицеры в форме отводили людей от мостов и собирали из воды жёлтых резиновых птиц. Родел убирала свой столик.
– Никаких гонок резиновых уточек? – спросил я.
– Я советую вам забыть об этом, иначе арест.
Мгновение я думал отпустить свою маленькую утку.
«Беги. Плыви свободно, мой друг».
Я мог сказать, что не так понял инструкции полицейского. Но я достал свою утку из воды и выпрямился.
– Это немного жестоко, вы так не думаете?
– Просто делаю свою работу, – он казался смущённым.
– Всё в порядке? – Родел подошла к нам и остановилась рядом со мной.
