Текст книги "Туманы Серенгети (ЛП)"
Автор книги: Лейла Аттэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Сумуни и его маленькая группа показали ещё одно шоу для всех. Его отец смотрел с гордостью, пучок табака был засунут за его ухо, в то время как его мать нанизывала резные бусинки на длинные волокна из баобаба.
– Что случилось? – спросил Джек. – Похоже, ты где-то в другом месте.
Мы сидели плечом к плечу теплым пятном возле костра.
– Я просто… Я чувствую, что подвожу Мо. У меня ничего не выйдет с этими детьми. Мы приехали за Джумой слишком поздно и теперь…
– Что теперь? – он повернулся, чтобы изучить моё лицо.
Когда Джек смотрел на меня, не имело значения, где я была или о чём я думала. Я возвращалась к настоящему. К его глазам. К его голосу. Я могла тонуть в муках, и всё, что он должен был сделать, это смотреть на меня, как и теперь.
– Ты видишь это? – он наклонил голову в сторону Сумуни. – Взгляни на него. Посмотри на его родителей. Это любовь. Это счастье. Они горят этим. Как это может заставить тебя чувствовать, что ты подвела Мо? Кроме того, она не доверяла тебе что-нибудь. Ты сама взяла это на себя. Это твоё решение. Твоя миссия.
– Это глупая миссия, – сказала я. – Я хотела почтить её память, я хотела изменить ситуацию, но чувствую, что это всё было впустую.
Холодный бриз дул вокруг нас и бросал сухие листья на угли. Мы сидели, наблюдая, как женщины подметают землю вениками, сделанными из трав и веточек, пока большинство гостей не разошлись.
– Ты действительно изменила ситуацию, – сказал Джек, когда они начали тушить костры один за другим. – Для меня.
Он встал, расправил сапоги и протянул мне руку.
Вокруг нас ночное небо было окутано увеличивающимися клубами дыма и пыли, но тот момент, тот момент сиял с ясностью, такой резкой и острой, и я знала, что он надолго останется в моём сердце, как алмаз.
«Ты действительно изменила ситуацию. Для меня».
Глава 14
В Маймоси не было отелей, но один из богатых жителей сдавал комнаты на своей частной вилле. Мы с Джеком провели ночь в смежных комнатах, которые были скудно, но функционально обставлены. Стены были толщиной с бумагу, поэтому я знала, что большую часть ночи он не спал. Утром он был таким же сонным, как и я.
«Хорошо, что я была не единственной, кто ворочался всю ночь», – подумала я.
Становилось всё сложнее поддерживать платонические отношения между нами. Я задавалась вопросом, такие же ли мысли проносились в его голове – прорваться сквозь хрупкую перегородку, которая отделяла нас, поддаться безумной тяге между нами и заснуть под звуки размеренных дыханий.
Мы оба были спокойны, когда выехали из деревни Сумуни, потерявшись в собственных мыслях. Я держала в руках последнюю заметку Мо:
1 сентября – Фураха (Магеса).
Края были свернуты ещё с тех времён, когда я просматривала её стикеры. Фураха означает «счастье». Я задавалась вопросом, назвали ли её родители так, чтобы оно всегда оставалась с ней… счастье… независимо от того, что мир обрушил на неё. Я понимала, что ситуация с детьми-альбиносами в Танзании была сложной: Джума на одном конце, принесенный в жертву своей собственной семьёй, а Сумуни – на другой, чьи родители и друзья сделают всё, чтобы защитить его. Я всё думала, в какую часть спектра вписывается Фураха.
– Мы пройдем через парк и попадём в Магесу через западный коридор, – объяснил Джек, когда мы добрались до Национального парка Серенгети.
– О, смотри! – сказала я, как только мы вошли. – Жирафы! Я не заметила ни одного в кратере.
– Нет, им слишком сложно вести «переговоры» с утесов.
С ногами, на половину скрытыми в золотой траве они, казалось, грациозно плывут вдоль горизонта.
– Что это? – я указала на пару широкоглазых животных, которые выглядели как заросшие зайцы на длинных ножках.
– Дикдики. Это одна из разновидностей антилоп.
– Такие крошечные. Такие милые.
И тут что-то напугало их, и они побежали зигзагообразно, свистя сквозь носы.
– Ты пропустила ежегодную миграцию, – сказал Джек. – Это необыкновенное зрелище.
– Я не могу себе представить, что это может быть ещё лучше, – ответила я, глядя в окно.
Было легко потеряться в окружающей обстановке, почти как если бы что-то первобытное выбило тебя из колеи, снимая шелуху внутренней статичности и обостряя ощущения. Повсюду вокруг нас по равнинам бродили животные. Львы, слоны, импалы, антилопы гну, зебры, бородавочники, птицы с переливающимися перьями, которые мерцали, как радуга на солнце. Ландшафт представлял собой постоянно меняющееся спектрально великолепие. Когда мы проехали через центр парка, травянистые равнины уступили место лесным массивам и руслу реки, окружённому деревьями. Пласты гранита торчали наружу как скалистые острова на горизонте.
– Холмы, – сказал Джек. – Вон тот выглядит точно так же, как скала, на которой Рафики представил всем Симбу в «Короле льве». Хочешь взглянуть на это место?
– Я сомневаюсь, что мы найдём их там, – рассмеялась я.
– Может быть. А, может быть, и нет, – Джек улыбнулся. – Но это идеальное место для ленивого льва, чтобы погреться.
Когда мы повернули к скалистому выходу горных пород, Джек замедлил движение и выключил машину.
– Это твой счастливый день, Родел, – он указал на одну из скал.
– Что? – я замолчала, когда она сдвинулась. – О, мой Бог. Носорог.
– Пятый номер Большой пятёрки – чёрный носорог. Теперь ты увидела их всех.
Он стоял к нам спиной, общипывая кусты, которые проросли между валунами. Его тело было толстым и серым, как круглый бронированный танк. Красноклювые птицы сидели на его спине, питаясь тем, что (я предполагала) было клещами на его шкуре. Мы потратили несколько минут, любуясь его внушительной массой, большими смертоносными рогами и удивительно тонкими ногами.
Когда Джек завёл машину, носорог развернулся и повернул к нам морду, покрытую грязью. Мгновение ничего не происходило. Затем он заревел, пока маленькая фигура не появилась сбоку от него.
– Чёрт! – сказал Джек, медленно сдавая назад. – У неё есть детеныш.
Заслоняя телёнка своим телом, носорог опустил голову и громко фыркнул.
– Полегче, большая мама, – сказал Джек, продолжая сдавать назад.
На мгновение показалось, что здоровенный зверь был умиротворен нашим отступлением. Затем она бросилась на нас так быстро и яростно, что мне пришлось моргнуть, чтобы поверить в то, что что-то такого размера могло двигаться так быстро. Земля загрохотала, когда она понеслась: раскалённый гнев, холодные тёмные глаза. Моя кожа похолодела, вся кровь отчаянно перекачивалась, чтобы моё сердце не остановилось. Она была рядом и ещё приближалась, так близко, что я могла видеть её дыхание – тяжелое и влажное, выдыхаемое из легких. Толстая, плотная волокнистая кожа, угрожающий железный рог наклонился, когда она направилась прямо к нам.
Чёрт. Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Это было похоже на то, как наблюдать за адским кошмаром Юрского периода, вспыхнувшим на моих глазах. И я ничего не могла сделать, чтобы избежать этого. Ужасающий звук раздавленного металла раздался в воздухе, когда она врезалась в нас. Из моей груди выбило весь воздух. Явная грубая сила атаки отправила нас скользить по грязной земле, выкорчевывая растительность и листву. Автомобиль оказался на ребре, и на мгновение, сродни остановке сердца, мне показалось, что мы собираемся опрокинуться.
– Джек! – мои руки и ноги дико затряслись, когда мир накренился.
– Всё нормально. Мы в порядке, – сказал он, когда машина выровнялась.
Носорог вернулся назад, но выглядел так, будто снова собирался наброситься на нас. Джек переключил передачу, и машина рванула вперед, колеса закрутились, когда она последовала за нами. Мы мчались вперед, разрывая траву и кусты, пока не потеряли её из виду.
– Ты не пострадала? – взглянул на меня Джек.
– Нет, – мой желудок всё ещё сжимался, и я знала, что буду вся в синяках, но альтернатива была куда хуже. – А ты?
– Я и не через такое проходил, – ответил он. – В следующий раз схвати чёртову ручку.
– За что?
– За чёртову ручку, – он указал на ручку над моим окном.
– Теперь это так называется? – я засмеялась, несмотря на то, что была на волосок от гибели. Моё сердце стучало громко и быстро, словно пытаясь сбежать из груди. – Я всегда думала, что это для того, чтобы вешать вещи после химчистки.
– Городские жители, – он покачал головой.
– Маньяки сафари, – ответила я.
Мы нашли наш путь к главной дороге, вдоль западной окраины Национального парка Серенгети. Это было похоже на то, что всё это было только для нас. Я не заметила ни одной машины, вероятно, потому что дорога была ужасно неровная, а животных было мало, и они были далеко. Вдоль берега реки, текущей на фоне туманных горных хребтов, тянулась линия высоких деревьев
– Это Грумети, – сказал Джек. – Она впадает в озеро Виктория, крупнейшее в Африке пресноводное озеро. Ванза расположена прямо на берегу озера Виктория.
– Ещё одна остановка, прежде чем мы туда доберёмся.
– Это верно. Сначала Магеса, потом Ванза, – ответил Джек, когда мы выехали из парка.
Через несколько километров мы подъехали к оживленному центру, укрытому у подножия зеленых скалистых холмов.
– Я предполагаю, что сейчас мы подъехали городу Бунда? – я подняла взгляд от карты.
– Правильно, – Джек остановился, чтобы проверить машину и дозаправиться. На пассажирской двери сзади, где машину атаковал носорог, была значительная вмятина. Дверь не открывалась и не закрывалась, но, кроме этого, «Лэндровер», похоже, хорошо перенёс нападение.
После быстрого обеда, состоящего из плова и тушёной рыбы, мы поехали по гравиевой дороге, которая вывела нас в город. Скопления домов и магазинов вскоре сменились полями маниоки и банановыми плантациями. Деревья манго шли по краю улицы, согнувшись под тяжестью фруктов. На дороге в Магесу было несколько путешественников. Деревья сомкнулись вокруг нас, когда мы поехали по грунтовой дороге, ведущей в деревню. Тропа была мокрой после дождя, и машина погрузилась в непрерывный ритм – газ, тормоз, газ, тормоз, пока Джек объезжал овраги и валуны. Мы столкнулись с проблемой после удара в одной из особенно глубоких выбоин. «Лэнд Ровер» издал чудовищный лязг и остановился.
– Чёрт подери, – присев на корточки, Джек заглянул под машину. Два колеса увязли в густой чёрной грязи, но он, похоже, больше беспокоился о чём-то другом. – Мы сломали ось. Вероятно, она повредилась во время атаки носорога, но это просто завершило начатое.
– Что нам теперь делать? – спросила я.
– Ну, мы никуда не пойдем, пока не заменим её.
– Как далеко до Магесы?
– Слишком далеко, чтобы идти пешком. Мы не доберемся туда до наступления темноты, и мы не пойдём через этот лес в темноте, – он указал на заросли деревьев впереди. – Я позвоню механику. Посмотрим, смогут ли они прийти помочь нам, – он включил телефон и покачал головой. – Здесь нет сигнала.
– Дерьмо. Мы влипли.
– Ещё нет. Но мы влипнем, когда солнце сядет, и выйдут львы. Не волнуйся, – сказал он, когда кровь отхлынула с моего лица. – Мы будем дежурить по очереди, сохраняя осторожность. Я буду дежурить на крыше, пока ты будешь спать, а потом ты можешь сделать то же самое для меня. Вот, – он сорвал ветку с дерева, оборвал листья и вручил её мне. – Начнёшь стегать. Лучше всего длинный удар.
Я держала палку, потеряв дар речи, когда он нырнул в машину, чтобы взять нож. Прошло немного времени, пока до меня дошло.
«Здесь нет львов, бродящих вокруг».
Конечно, когда я подошла и распахнула дверь, он был там, согнувшийся пополам. Смеющийся. Этот звук напоминал рябь в пруду, после того как в него был брошен камень. Смех распространялся, обволакивая меня, пока я не смогла не присоединиться.
Именно в этом состоянии опьянения, высвобожденном из самосознания, между приступами смеха, я поняла, что была абсолютно и полностью влюблена в Джека Уордена. Это обрушилось на меня как тонна кирпичей, которая заставляет вас почувствовать себя живым, хотя ваше сердце никогда больше не окажется в вашем распоряжении, и вы знали, что собираетесь ходить без него всю свою оставшуюся жизнь. Я отошла от него, пока смех угасал на моих губах, как будто он пронзил мою грудь палкой, которую я держала. Я уронила её и повернулась на каблуках, но мой ботинок застрял в грязи, и я качнулась лицом вперед в сторону земли.
Моё падение было полным. В буквальном смысле. Абсолютное смущение. Абсолютное унижение. Потому что Джек мог читать меня, как открытую книгу, все мои «почему», «если» и «но»; мои «начинания», «остановки», «изгибы» и «повороты». Это было волнующе, потому что не требовало усилий – объяснения были не нужны. Это было пугающе, потому что это оставило меня открытой, без покрова притворства. Не было никакого способа скрыть свои чувства к нему.
Когда Джек помог мне подняться, я избегала его взгляда. Когда он вытер грязь с моего лица, я не сводила глаз с земли. Когда он усадил меня и полил водой на мои ладони, я смотрела, как смывается грязь.
– Родел.
«Чёрт бы его побрал. Чёрт бы побрал его голос. Чёрт бы побрал то, как он произнёс моё имя».
Он поднял мой подбородок, не оставляя мне выбора, кроме как встретить его взгляд. Он не улыбался и не смеялся. Он не был удивлен. Он смотрел на меня со смесью такой сильной нежности и тоски, что я с трудом подавила рыдания, потому под всем этим скрывалось желание попросить прощения. За то, что он взбудоражил меня, за то, что я взволновала его, за горькую поездку, которая свела нас вместе, и за прощание, которое должно было произойти. И затем очень мягко, очень осторожно, с одним пальцем всё ещё под моим подбородком, он поцеловал меня – один, два, три раза – как будто он собирал букет цветов с моих губ.
– Твои волосы в беспорядке, – сказал он, проводя пальцами по моим покрытым грязью волосам.
– Я вся не в форме, – я оценила себя – свои ноги, одежду, ногти.
– Есть простое решение. Оставайся здесь.
Он достал керосиновую печь из багажника и вскоре разогрел два больших горшка с водой, раздобыл мыло, ведро и складное кресло.
– Добро пожаловать в салон Джека в джунглях, – он поклонился. – Садись. Откинься назад.
– Что ты делаешь? – спросила я, садясь в кресло.
– Мою твои волосы, – он подкорректировал угол так, что моя голова свисала над краем стула.
– Разве мы не должны решить, что будем делать дальше?
– Шшш, – его дыхание обдуло мой лоб, посылая маленький озноб по моему позвоночнику.
И вот, по дороге в Магесу, рядом с машиной, застрявшей в грязи, Джек Уорден мыл мои волосы куском синего мыла, пока я сидела на старом стуле, который он возил в своём багажнике. Когда он полил на мои волосы тёплую воду, я закрыла глаза и подумала, какое слово может описать ощущение, когда ваши легкие наполняются самым сладким воздухом, и всё же, у вас полностью перехватывает дыхание.
Это было более интимным, чем поцелуй; руки Джека, скользящие по моим волосам, грубые подушечки пальцев, массирующие мою голову, совершающие медленные, непрерывные круги, намыливая их корней до самых кончиков. Он начал на моих висках, затем двинулся вниз к моему затылку. Массируя затылок, он разминал мышцы, пока моя голова не откинулась назад, расслабляясь в чаше его ладоней. Мою кожу покалывало от его прикосновений, от чувственного ритма его движений, от восхитительного, неожиданно покорного момента.
Я не знаю, как долго мы провели на этой поляне, Джек мыл мои волосы так, как будто это было единственное, что он хотел делать. Когда он закончил, он налил ещё воды, пропуская свои пальцы сквозь мои волосы, пока всё мыло не было смыто. И потом снова повторил это. Я была готова встать, когда он взял мои волосы обеими руками и собрал их на макушке. Затем он скрутил их и выжал воду. Грубое ощущение после мягкого послало покалывание в глубину моего живота. Я вздрогнула, когда по моей шее и спине потекли маленькие ручейки, но это было не из-за воды. Это было из-за того, что я чувствовала взгляд Джека на себе – затылке, ушах, линии моей обнаженной челюсти. Затем он отпустил мои волосы и наблюдал, как они рассыпаются по плечам.
– Полотенце, – сказал он, вручая его мне. Он натянул простыню между двумя деревьями и подогрел ещё немного воды. – Ты можешь закончить здесь.
– Хорошо, – я шагнула за ширму и сняла с себя одежду. – Салон Джека в джунглях – это салон с полным спектром услуг. Девчонки могут привыкнуть к этому.
– Нападение носорога, проблемы с автомобилем, лицо, оказавшееся в грязи, и ведро-душ? – он рассмеялся. – Ты странная, Родел Эмерсон.
Было непривычно, когда я подумала об этом, – о том, что я буду в порядке с вещами, которые были так далеки от моей зоны комфорта. Но вещи не всегда имели смысл. Самые глубокие, самые незабываемые моменты жизни – это те, которые вы чувствуете. И это то, чего мне не хватало. Этого чувства, что я живая. Я пришла с сердцем, полным горя по моей сестре, не ожидая найти любовь или жизнь, подальше от всего. Похоже, Мо показывала мне возможное в невозможном.
«Мне бы хотелось, чтобы ты могла увидеть мир моими глазами», – её слова повторялись в моей голове.
«Я начинаю видеть, Мо. Я начинаю видеть».
Я заглянула за простыню. Джек вытаскивал палатку из грузовика. Меня тогда поразило, что со мной всё будет в порядке, несмотря ни на что. Иногда вы сталкиваетесь с радужной историей – той, которая пленяет ваше сердце. Возможно, вы никогда не сможете понять её или удержать, но вы никогда не пожалеете о цвете и магии, которые она принесла.
Глава 15
Вокруг нас равномерно опустилась ночь, и всё стало полностью черным. Луна висела над головой, но ни одна вспышка света не мерцала на горизонте. Желтокрылые летучие мыши упорхнули навстречу темноте, когда Джек развёл огонь.
– Мы отправимся в Магесу утром, – сказал он. – Как только найдем Фураху, мы можем вернуться к машине с механиком. Надеюсь, телефон тоже поймает сигнал.
– Ты когда-нибудь был там? В Магесе?
Я ополоснула наши тарелки и села рядом с ним.
– Я не был ни в одном из мест в списке Мо. – Он сидел рядом с пламенем, его лицо было расслабленным. – Они все такие разные – каждый город, каждая деревня. Я никогда не знаю, чего ожидать.
В ночи вокруг нас блестели глаза. Дикобраз? Мангуст? Я не могла быть уверена. Всё, что я знала, так это то, что я чувствовала себя полностью в безопасности рядом с Джеком.
– Ты скучаешь по дому? – спросил он.
– Да. И нет. – Я пошевелилась на покрытом мхом бревне, на котором мы сидели. – Я недавно купила свой первый дом. Мне этого не хватает. Я скучаю по его потёртым стенам цвета меда. Звуку реки, которая протекает поблизости. Мне не хватает моего маленького книжного уголка. Холмов с разбросанными по ним овцами. Полей лаванды. Июньских роз, свисающих со всех заборов. Мелкой дикой земляники, растущей даже сквозь трещины в плитах. Я скучаю по церковным колоколам, высоким шикарным шпилям. Знаешь, это дом. Когда я была моложе, мы много путешествовали. Я искала такое место всю свою жизнь, место, которое говорило с моей душой.
– Звучит красиво, – Джек повернулся ко мне, опираясь локтями на колени.
Я печально улыбнулась в последовавшей за этим тишине. После Сары он поклялся никогда не просить другую женщину жить на ферме вместе с ним. И я просто убедилась, что, даже если он передумает, этой женщиной буду не я. У нас у обоих были взгляды, от которых мы не хотели отказываться.
– А Африка? – прошептал он, глядя на огонь. – Что ты думаешь об Африке?
«Я всегда буду думать о тебе, когда я думаю об Африке».
– Она прекрасна и ужасна. Она исцеляет тебя, она разрушает тебя. Это место, которое забрало мою сестру.
«И моё сердце».
Огонь отбрасывал наши мерцающие тени на стволы деревьев. Дневной жар рассеялся, и наше дыхание превращалось в пар.
– Нам следует пойти спать, – сказал Джек. Но никто из нас не пошевелился. Потому что была только одна палатка, и весь вечер она словно мигала нам в лицо, как большая неоновая вывеска в Лас-Вегасе.
Я пошла первой, пока Джек поддерживал огонь. Палатка была достаточно большого размера, пока не вошёл Джек, потому что всё, казалось, сжималось вокруг него. Я закрыла глаза и сжалась под одеялом, когда он скользнул рядом со мной. Я лежала спиной к нему, но надувной матрас сместился под его весом, поэтому мне пришлось вцепиться в край, чтобы не скатиться к нему. Когда он понял, что происходит, я оказалась в неудобном положении.
– Родел?
– Да?
– Если ты ещё сильнее вонзишь ногти в матрас, то сделаешь в нём дыру.
– Я… Я не…
– Отпусти, – он приподнялся на локте и ослабил мою хватку. – Чего ты так боишься? – Его глаза искали мои. – Этого? – он обнял меня и крепко прижал к себе. – Видишь? Это не так уж и плохо, – сказал он, когда его тепло просочилось в моё тело – такое мужское, такое бодрящее. – Это просто руки, – его пальцы медленно скользили вверх и вниз по моей руке. – И ноги, – он проследил кривую моего бедра. – И это пятнышко вот здесь, я умираю от желания попробовать его на вкус с тех пор, как мыл твои волосы, – он поцеловал местечко под мочкой уха. – Я жажду тебя, Родел. В самых невинных отношениях. Я лежу в своей постели ночью, думая о том, что ты находишься дальше по коридору, не желая ничего больше, кроме как держать тебя в объятиях. Я хочу гладить твои волосы, пока ты не заснёшь. Я хочу поцеловать тебя в лоб, когда ты засыпаешь. Это всё, что я себе позволяю. Я не зайду дальше этого.
Он перестал выводить узоры на моей коже и закрыл глаза, как будто боролся с чем-то диким и сильным внутри себя.
– Но прямо сейчас, Родел, теперь, когда я держу тебя, трогаю и дышу тобой, всё, что я хочу сделать, это взять тебя так, как никто до этого не брал, – его взгляд горел, когда он смотрел на меня. – Я хочу взять тебя так, как будто я тебя ненавижу. Неистово. Полностью. Потому что ты воскресила меня, только чтобы оставить меня. Не думаю, что ты представляешь, что сделала. Ты видишь это? – он потер рукой основание своей бороды. – После того, как Лили умерла, каждый раз, когда я брал бритву, я думал покончить с собой. Единственное, что мешало мне сделать это, – лишь мысль о том, что Гома должна будет похоронить меня. Когда ты появилась в тот непогожий день, это было сошествие благодати на моем крыльце. Я не хотел смотреть на тебя, я не хотел видеть или слышать тебя, потому что в моём мире не было места для благодати, надежды или добродетели. Я подавил их.
Я затаила дыхание, а он продолжил обнажать частицы себя. Я не могла говорить, даже если бы захотела. Мы лежали рядом, наши тела соприкасались под одеялом, и я почувствовала беспорядочно трепещущие ощущения.
– Я думал, что у тебя добрые намеренья, но ты наивная, – его глаза были устремлены на мои губы, и я удивилась, как он мог заставить их пульсировать взглядом. – И в тот день, у камина, я подумал, что ты прекрасна. Но потом ты стала еще прекрасней. Ты была умной и весёлой. И храброй. И каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу что-то новое, интересное и удивительное. Ты заставляешь меня чувствовать, что я хочу отправиться в долгие путешествия с тобой. В море. В горы. Ты заставляешь меня чувствовать вещи, которые я перестал чувствовать, и я не знаю, что с ними делать или куда их девать. Каждый раз, когда ты рядом со мной, я чувствую, что собираюсь взорваться, пытаясь сдержать всё это. Ты снова открыла меня, Родел, и ты не имела на это права, чёрт возьми! Ты не имела права.
Его хватка изменилась, всё натянутое напряжение вырвалось в горячем дыхании. Всё разрушилось, когда он яростно набросился на мой рот. Одна большая рука схватила мою талию, привлекая меня к нему, как будто он больше не мог оставаться на расстоянии. Кровь застучала у меня в голове, когда его рука скользнула, лаская мою грудь, превращая сосок в горошину, твёрдую как мрамор. Его тело поверх моего было грубым и настойчивым, наши дыхания сбились, конечности переплелись.
– Прикоснись ко мне.
Он стянул футболку через голову, от его кожи шёл жар. Мой пульс бился на кончиках пальцев, когда я проследила мышцы на его груди, легкую поросль волос в ямке между его грудными мышцами. Когда я скользнула руками в его боксеры, он снова набросился на мой рот, со стоном вцепившись в мои ладони.
– Скажи мне, что ты хочешь этого. – Он скользнул вниз по моему животу, обхватив мои бедра. – Покажи мне.
Потом он раздел меня, подцепив пальцами мои трусики, спуская их по ногам. Затем он замедлился, откинулся на корточки и коснулся меня – большая, слегка шершавая подушечка большого пальца над моим клитором. Стон, который вырвался из меня, пронзил тишину вокруг нас.
– Я собираюсь овладеть тобой, Родел, – он сказал это мне на ухо, частично накрыв моё тело своим, потому что я дрожала. – Я хочу знать, как звучит твой голос, когда ты испытываешь оргазм.
Я не ожидала, что Джек будет доминировать, главным образом, потому что видела другую его сторону – сломанного, воспитанного, уязвимого мужчину. Но в постели Джек был другим человеком. Его мужественность была искусством, отточенным навыком. И это меня возбудило, очень возбудило.
– На твоей стороне, – он перевернул меня и натянул на нас одеяла, обняв меня сзади. Его твердая как камень эрекция дернулась возле меня, когда его пальцы кружились по моему клитору. Его другая рука скользила по моей груди, разминая нежную плоть с манящим чувством собственности. Моё тело извивалось против его, мы вжались друг в друга, и во мне возникали горячие, стремительные потоки желания.
– Джек… – я повернулась лицом к нему.
Он знал, чего я хотела, прежде чем я это сказала. Он жадно смял мой рот, его язык искал мой, требуя его. Мои губы раздвинулись на рваном вздохе, когда он опустил лицо к основанию моей шеи, увеличивая темп движения пальцев. Удовольствие рвалось наружу, как всплески жидкого огня. Я сжала сухожилия на тыльной стороне шеи Джека. Он кусался, касаясь моей шеи с достаточной силой, чтобы завладеть всем моим вниманием, а затем отпустить, как лев, играющий со своей добычей. Я скользнула своими пальцами по его густым волосам, потянув его назад, а затем мы снова поцеловались, оставляя частицы души глубоко внутри ртов друг у друга. Это случилось, когда он послал меня через край, вклинив своё бедро между моих ног, переместив свой вес, придавив меня своим тяжелым телом. Это было простое действие, но я разбилась на миллион светящихся звёзд.
Контраст грубости и мягкости, предчувствие проникновения, побуждаемое движениями Джека; то, как наши тела уже захлестнул голодный изначальный ритм, кончики его пальцев, ласкающие мои точки наслаждения, его губы, пожирающие мои. Это был чувственный натиск, который потряс меня. Моё дыхание превратилось в длинные дрожащие стоны, которые высвободили в нём что-то горячее и первобытное.
– Я не могу сдержаться, Родел, – он протерся кончиком своего ствола напротив меня. – Скажи мне, что ты хочешь этого.
Я знала, о чём он спрашивал. Он хотел быть уверенным, что я смогу справиться с этим. Эта ночь, может быть, ещё несколько, прежде чем я уйду. Ни меньше, ни больше.
– Я хочу тебя, Джек, – моё тело инстинктивно выгнулось навстречу ему. Его толстая жесткая длина на моём бедре была одновременно электризующей и пугающей. – Но ты должен знать, что… Я… Я этого раньше не делала. Ты у меня первый.
Он остановился и сделал длинный, рваный вдох.
– Это… – он глубоко вздохнул. – Ты не…
– Всё в порядке, – прошептала я. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, Джек. Я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной.
«И моим последним. На всё время до и после. Но это невозможно. Поэтому я возьму то, что есть. Что мы имеем здесь. Прямо сейчас».
Но Джек не слушал.
– Я слишком далеко зашёл, Родел, – прорычал он, беря мою руку и направляя её к члену. Его голова откинулась назад, когда мои пальцы обхватили его, и он издал мягкий вздох.
В мерцающем свете от огня снаружи он был светящимся изображением страсти и бушующего желания. Только когда он начал двигаться в моей руке, его ритм был быстрым и яростным, я поняла, что он имел в виду. Он зашёл слишком далеко, чтобы отрицать своё освобождение, но он всё ещё контролировал себя. Я почувствовала печаль, но не было ни малейшего шанса противостоять пьянящей эротике человека передо мной. То, как он смотрел на меня, занимался любовью каждой линией, каждым дюймом моего тела глазами, пока мой кулак двигался вверх и вниз по его пульсирующему стволу.
– Чёрт, Родел, – у его голоса был грубый, ломкий тембр, как будто он собирался сорваться. Он прижался губами к моим губам, когда его тело охватили мощные волны удовольствия.
Он прижался своим лбом к моему, восстанавливая дыхание. Когда он перекатился на спину, потянув меня за собой, я подумала, насколько невероятно теплыми были его руки, как прекрасно они обнимали меня.
– Родел? Почему ты плачешь?
– Потому что, – я сильнее прижалась к нему. – Это приятно.
– Это приятно… – он крепче сжал меня. – Или плакать?
– И то, и другое, – я фыркнула.
Он приподнялся на локте и посмотрел на меня.
– Эти слезы… – его большой палец провёл по моей щеке, – они не имеют никакого отношения к тому, что ты думаешь, что я тебя отверг, не так ли?
Тень скользнула по его лицу, когда я не ответила.
– Боже, Родел, – вскричал он. – Твой первый раз. Я даже не предполагал такого. Просто тот факт, что ты так долго ждала, – это что-то да значит. Это должно быть что-то особенное. Не в палатке на надувном матрасе неизвестно где. И не со мной, не с человеком, который не может предложить тебе всё, что должно следовать за этим. Я сделал единственную ответственную вещь, которую мог, и позволь мне сказать тебе, мне по-прежнему кажется, что я в аду.
– Хорошо. Потому что я не хочу быть ответственной, Джек. Я делала ответственные вещи всю свою сознательную жизнь. Я хочу безрассудства. Я хочу безумства, безжалостности, беззаботности. Я хочу, чтобы меня охватило безумие. Я хочу твоей страсти. Я хочу твоей боли. Я хочу, чтобы ты сказал мне, что не можешь вынести мысль о моём отъезде, что тебе кажется, что не можешь дышать, что ты хочешь меня, чтобы ты будешь скучать по мне.
Его взгляд путешествовал по моему лицу долгое, трепещущее мгновение, пока не опустился на мою шею.
– Я не могу вынести мысль о том, что ты уедешь, – он сказал это возле метки, оставленной его зубами. – Я перестаю дышать каждый раз, когда я думаю об этом, – он нашел ещё одну, ближе к моей ключице и прижался к ней губами. – Я хочу тебя так, как ты даже не можешь себе представить, – его голос был приглушённым, вибрируя против моей плоти глубоким, мягким резонансом. – Я буду скучать по тебе, – он поднял голову и посмотрел на меня. – Ты как мечта, которая вызывает голод и скручивается под моей кожей.
Я думала, что его прикосновение – единственное лекарство от моих сумасшедших ожесточенных чувств, но я обнаружила, что меня вытаскивают за пределы кольца его рук, в место, где души целуются – бесстыдные, бесформенные и свободные. Я знала, что всякий раз, когда буду думать о любви, у неё будет лицо, имя и голос Джека. И я слышала её сердцебиение внутри палатки в дикой Африке.
