Текст книги "Распишитесь и получите"

Автор книги: Лев Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

На ошибках с приезжими горели прежде, горят ныне и будут гореть в предстоящие времена «большие» государственные деятели, принося злую радость народной мелочи из местных:

– Што, доигрались, козлы!? – хотя бы у единого из малых сих присутствовало желание понять:

– У «больших» людей и ошибки соответствую положению, а мелкоте, буде вздумает ошибаться по-крупному, быстро укорот получит!

– «Бей своих, чтобы чужие боялись»?

– Мудрость отказалась работать через минуту после рождения. Вообще-то правителей следует выбирать из сорта «мелкая сошка».

– Чего так?

– Маленького человека на большую дурь не хватит, способности не позволят, и много денег из казны не украдёт. Так понимать? И как быть со званием «козёл»?

– «Козёл», как и туберкулёз с сифилисом, полностью не излечиваются, был козлом – козлом и останется.

Ни один серьёзный историк не рискнёт объяснить большой вопрос прошлого: «с чего и почему в святом деле очищения родины от врагов» не последнее место занимали сами очищаемые, почему бы на очистку не пригласить со стороны? Нет вам, писали доносы, верили написанному и что «очищают родину от врагов».

– Хотелось знать, какой балл влепил милейший Пётр Андреевич любимому ученику за нынешнее вольное изложение старого анекдота:

«Сидят трое в камере. Времени много, на допросы таскают редко, спешить некуда, и сидящие убивают время долгими и основательными разговорами:

– За что сидишь? – одному.

– За два метра пеньковой верёвки…

– Брось, за два метра даже у нас не сажают!

– Оно так, но на другом конце корова была…

– А ты?

– Толом двух пескарей глушанул…

– За двух пескарей срок!? Не может быть!

– Там ещё два водолаза были…

– А ты?

– За лень…

– Брось! Как «за лень»!?

– Так. Как-то под вечер сосед пришёл попиздеть. Сидим, всякие анекдоты травим, власть как есть поминаем, полная домашняя вольница. Сосед анекдот – я в ответ, он мне – я ему… Резвимся!! Вроде все анекдоты рассказали, ушёл сосед, и сам на покой отправился. Улёгся и думаю: «ай, сходить в органы заложить говоруна, или утра дождаться? А, неохота тащиться ночью, схожу утром» – а ночью за мной пришли».

Читатель, запишись в счастливчики и спи сном праведника: ныне, после любого количества и качества рассказанных анекдотов о власти ночью за тобой никто не придёт, никому ты не нужен. Вывод: «в прежние времена граждане страны советов получали от власти больше внимания, чем ныне»!

Что опасного «самому передовому строю в мире» мог изобрести школьник послевоенных лет, какими крамолами навредить «стране, победившей фашистского зверя», какими возможностями и средствами располагал? – до срока, когда гражданам «страны саветов» дозволили «открывать рот не по делу» оставалось тридцать лет.

Общаться с талантами и дарами нынешних школяров не приходилось, а посему ничего сказать не можем, но своё золотое школярство излишне подробно помню и кое-какие моменты выставлю.

– С моего дозволения и с моими поправками. Не иначе.

– Уж как-нибудь тебя, сущность бесплотную, обойду, обучен русскому языку высоким профессионалом, а ты в это время где-то мотался по своим делам.

Школяры прошлого не могли заблуждаться, не знали о зарубежной жизни, не считая иностанных фильмов, кои, прорвавшись на экраны совецких зрительных учреждении в звании «трофейные» давали крохи знаний. Иных источников, кои могли отравить сознание молодого поколения савецких людей не было.

– А книги?

– Были ядовитые книги, но книжный яд подобен некоторым ядам растительного происхождения: подверг термической обработке – и, милости просим, можете кушать, а с киноядами сложнее.

Верха именовали трофейные фильмы «буржуйскими», а низы, смотревшие киношное зарубежье, не понимали неприязнь верхов и высказывали свои соображения:

– Живут же люди! – кассовая выручка от враждебных, чуждых совецким людям зарубежных фильмов приятно волновала сердца товарищей, нёсших культуру в массы:

– Больше бы таких «плохих» фильмов – забота о выполнении плана по сбору средств от просмотра стояла на первом месте, забота о «чистоте помыслов совецких граждан, не порченных западной культурой» – на втором.

Пока дети травились зарубежным трофейным кино – отцы-матери жили по определению «ниже травы – тише воды». Употреби кто «диссидент» – название сошло бы за новое оскорбление, не тяжелее, чем имевшийся на то время набор старых и привычных лестных эпитетов. Что говорить о школярах?

Время начала обучения запомнилось как «тревожное», или «запуганное», что без разницы встревоженным и пуганым.

Граждане страны саветов не отошли от ужасов недавно окончившейся горячей войны, а чтобы не случился новый перегрев с потерей «чувства ответственности в борьбе за идеалы социализма» большие политики, не задерживаясь, предложили малым гражданам страны советов холодную войну в старых объяснениях:

– Враги не дремлют – и вам спать не дадим! – хотя чудаков, мечтавших о совершении преступлений идеологического свойства к тому времени извели под корень. В общем и целом страна саветов походила на большой медицинский бикс с начинкой из стерилизованных предметов, и потому единственный «вражеский микроб» мог возбудить многие умы «савецких» людей надолго и сильнее.

– Разница громадная: ныне сотни «микробов» пытаются сотрясти умы граждан и без успеха.

Если уголовные ошибки всегда явные и понятные – политический бред сказывается со временем. Талантом видеть ошибки прошлого одарено ничтожно малое число людей из расчёта «единица на миллион», но и они не всегда обходили стороной уверенность:

– «И на старуху бывает проруха»!

На выявление людей в звании «умный сверх меры» привлекали «бдительность совецких граждан». Это было время, когда верха требовали от низов «пролетарской бдительности и отличной работы».

Статей наказания за пропаганду вражеской идеологии хватало, но злобной и страшной выступала пятьдесят восьмая с параграфами («политическая»), коя меньше «червонца» изоляции от общества с отбытием наказания на золотоносной магаданской земле.

Пятьдесят восьмая позволяла одним гражданам «страны советов» держать мысли в адрес других:

– Враг народа! – пятьдесят восьмая царила на необъятных просторах «страны советов», но какова была сила в местах, где отбывали наказание получившие «царицу» ни бесу, ни секретарю неизвестно.

– Во всякой стране поутру следующего дня после указа об отмене «эры большого страх» приходят «политические подснежники» с необъяснимым свойством: царил запрет на хулу в адрес власть предержащих – молчали, сняли запрет – хула попёрла на снявших ограничения.

Душам, когда-то осуждённым по «пятьдесят восьмой», ныне дозволено задавать вопросы потомкам:

– За какой хер сгинули!? – на что живые отвечают:

– Ни за хер сгинули, впустую! – не нужно мёртвым отвечать, знают, сами были такими, как и потомки.

– Нам по барабану ваше прошлое – с коих пор ударный инструмент превратился в освободителя от забот остаётся невыясненным.

Затравленность любой степени и длительности рождает вопрос:

– Какова длина послевоенного времени в стране советов: год, два, десять? Или и до сего дня время послевоенным выглядит, но без комендантского часа? «Напряжённо трудовым, с полной отдачей сил, способностей и талантов на всех участках деятельности»? – прут куски передовиц савецких газет, и не все враз, как глисты, но порциями.

Тема сочинения вольная, без конкретики (ФИО), а буде кто увидит полёт камня в свой огород – так это работает старое «на кого бог пошлёт»

Глава 2. Вещи и мы. (Мы и вещи)

«…и да поможет мне бог…» взято из текста присяги в судах заокеанской державы, но в отечественных судилищах до клятв пока не дошли.

– Клятвы впереди, не спеши, «не торопись-пись-пись», государство не позволит законотворцам за большие зарплаты расширять зады без выдачи продукции. Что выдают тёти и дяди в высшем органе отечества?

– Законы…

– Правильно, законы-указания как вести себя рядовым гражданам, клятвы в судилищах заокеанской державы ненужное сотрясние воздуха, атавизм, пройденный этап, приевшийся обычай, не впечатляет. Лозунги, законы и клятвы нуждаются в обновлении, без обновления «друзья» человека тускнеют и обесцениваются до нуля и подлежат отмене.

Все и враз законы, лозунги и клятвы на века не делают, что-то нужно оставлять идущим следом.

На днях соседка пришла:

– Дом продаю… – печаль в голосе – барахла набралось, выбрасывать жалко, привычка… зайди, посмотри, может, что и сгодится… Забери.

– Своего барахла не меньше… – не высказал, мыслишка удержала: «в чужом барахле любопытства больше, притягивает вопросом «вдруг ценнее моего окажется!?»

– Чего гнездо покидаешь? Выросла в доме, жизнь провела, состарилась? Не жаль?

– Жаль, да одна осталась… Ушло прошлое, сгинул прежний уклад а как управляться в одиночку старой бабе? В доме мужик нужен с руками не под хер заточенными, или кто-то иной рядом, а старой бабе одной в пустом доме – горше смерти. Жила мать – вроде бы ничего, за мать держалась, и мать держала, а умерла – впору следом отправляться.

– Верно. И мужики не вечные, сдают и мужики… Приду, посмотрю.

Обогащение барахлом соседа волнительный момент когда сосед из плеяды миллионеров, а если такой как и я ничего полезного «в закромах родины» не окажется.

– Но пошел…

– Да, знал, барахло соседки не ценнее моего, барахло и есть барахло, а вдруг… Знакомо великое и волнующее «вдруг»? Зачем откладывать встречу с «Вдруг»? Чужое барахло всегда будет ценнее собственного. Кроме того: когда несу добычу в норку заряжаю груз «энергией любви», есть такая, открыли. Отныне оно моё, и не важно, как попало в руки. Чужая милая вещь, придёт твой час, не помру, пока не пущу в дело, послужишь во благо хозяина!»

– Как на каждый кусок суши планеты Земля выпадает месячная норма небесной влаги – так и в каждую вашу голову приходит определённое количество мыслей в одну единицу времени.

– Верное сравнение, но сказать «затопили и очаровали сознание» не могу, слишком.

Пришёл на двор, увидел «добро», оценил глазом, и жилка частного домовладельца взяла слово: «кое-что могло пригодиться, но тащить не хочется, да и складировать негде…» – лирические мысли о наших жилищах не огласил, придержал:

– Старый дом живое существо и повторяет хозяина, или хозяин становится похожим на домовладение.

– Прожить в доме от рождения и до смерти не поняв, кто и кому хозяин особый талант нужен. Что не ты хозяин дому, но он твой владыка нет сомнений. Главный в доме домовой, комендант, следом кошка, а на кого дом записан при них в сторонке в слугах пребывает.

Дом, несносным стервец с характером худшим, чем на кого записан. Дом и хозяин вроде семейной пары, где в хозяйках ходит ревнивая Недвижимость. Уйди на неделю из дома – и, вернувшись, почувствуешь, как Дом не принимает тебя, ревнует, как живое существо…

– Мало того: новые жилища легкомысленны и не выражают недовольства так, как развалины возрастом за сотню лет.

– Вот бы у людей так!

Путь к дому соседки длиною в восемь десятков метров обогатился мыслями, кои не приходят и на более длинных расстояниях: «первый чудак, заявивший «я в доме хозяин!» страдал гордыней и не знал, что в доме всем управляет домовой – память о истинном хозяине домовладения не покидали сознание и после прихода на соседский двор.

Осмотрел нажитое добро, но родившиеся малое время назад грустные и непобедимые мысли о быстротечности жития при полной невозможности устоять против инсульта-инфаркта, успели взойти, отцвести и дать плоды. Их-то и выложил:

– Спасибо, ничего не нужно, осточертели бесконечные «стройки века»! – заявил и собрался уходить.

Окинул взглядом завалинку дома, в обзор попался котелок с излишествами технического свойства: «он, немецкий солдатский котелок!» – сомнений о принадлежности посуды не появились: ни румынских, ни испано-итальянских, или каких иных солдат в роли оккупантов в памятные годы войны в мой город не заносило.

Первыми и кратковременными визитёрами в иноземной военной форме в монастыре на окраине города, отнятым у верующих совецкой властью, без переустройств, не считая «лампочек ильича из расчёта «одна келья – одна точка», переименованный в «городок рабочих», были мадьяры, венгры, то есть.

– Скажи «спасибо» власти советов удравшей на восток и оставившей вас один на один с мадьярами.

Первые иностранные военные люди с двумя названиями, разделили обитателей монастыря на две части: одни называли пришлых «венграми», другие, в знаниях выше на ступеньку пользовались «мадьяр гонвед», похоже о венграх что-то знали. Основной массе насельников монастыря ни мадьяры, ни венгры интереса не представляли, пришлые принимались без русского радушия и фальшивого патриотизма плюс лозунг:

– Чужеземцы, вон из совецкого монастыря! – в общении с аборигенами иностранные военные граждане не давали повода быть изгнанными, но славу:

– Злые, собаки! – успели заработать.

– «От судьбы не уйдёшь», за венграми следовали германцы и дали повод сравнить себя с гуннами.

В чём и как проявлялось мадьяро-венгерское зло на себе не испытал, но не верить монастырцам нет оснований.

Основа всякой вражды пропитание, и к началу оккупации оно, пользуясь языком монастырцев, было «аховым», или почти совсем никаким. Какие могли родиться чувства у монастырской детворы от ароматов венгерской полевой кухни? Одно и не сложное: что-то получить из дымящего котла на колёсах. Получали. Раздача остатков солдатских обедов делалась не за русское непонятное повару-венгру «спасибо», но за труд: принести воды, наколоть дров и вымыть котёл. С чего бы венграм, или мадьярам, держать зло на обитателей монастыря? Разве мадьяры-венгры затевали войну против «страны советов»? Нет, всего-то «держали руку» основных заводил бойни, но мнение о себе:

– Злые, собаки! – редкие венгры-мадьяры, не тревожась о полученной репутации тихо, без эксцессов, убрались в военное пространство неизвестного направления. Или «пропали в пространстве войны»? Оборот верный?

– Сойдёт, но избегай красивостей, война уродливая особа, некрасивая, подлая и жестокая, тратить красивые слова на войну не следует.

– Когда царит, а когда матушка покидает трон – можно и украсить немного.

– Только немного, без излишеств.

Котелок из сарая соседки не мог быть отечественным: объём и форма иные. В некоторых местах солдатского кормильца сквозь копоть, превратившуюся за шесть десятков лет в особый вид эмали, выглядывал белый, «пищевой» алюминий, создавая картину, кою мог видеть только человек сильной эйдетики. Взял в руки:

– Нужен?

– Куда, на какую нужду? Посуды хватает, в металлолом его…

– Беру?

– Бери…

– Благодарю – и открыл крышку: котелок не пустовал, но хранил в чреве из иноземного алюминия нужный солдату европейской армии предмет столового сервиза: старую, многие рты ублажавшую пропитанием, деревянную русскую ложку расписанную золотистой весёлой хохломой:

«Не фамильное столовое серебро, дерево липа… Как русская русскаяложка ложка оказалась в зарубежной посуде военного назначения, когда, при каких условиях вошла в немецкий котелок, каким образом и когда объединились предметы на службу подержания плоти и без учёта национальной принадлежности питавшихся? Чем кормились владельцы котелка и ложки?

– Забыл вкус супа из горохового концентрата иноземного изготовления?

– Пора забыть, семь десятков лет прошло, только не забывается, не хочет чужой горох из памяти уходить.

– Горох везде горох, нет чужого и своего гороха, только большой знаток агрономии скажет, где вырос горох. Горох науку о генетике создал, но не все генетику поняли. О генетике надоумил, но не все генетику поняли.

– Каким питанием поддерживал плоть хозяин ложки? У немцев были ложки из алюминия, а эта «хохлома», музейный экспонат, не менее.

Копоть котелка от времени приобрела блеск лака, местами отвалилась от металла, отчего бока посудины запестрели чистым алюминием образуя рисунок:

– Счастливое военное детство, где ты? Уйди за семь десятков лет назад – в белых бесформенных точках увидел бы лицо владельца посудины, а сейчас ничего не вижу, ушло время, когда в сочетании бесформенных белых и чёрных точках видел лица. Остаётся память об ужасном факте прошлого: вкус горохового концентрата из рациона врагов». Было в жизни и другое питание, но память о вражеском гороховом супе военного времени в пачках осталась.

Как, когда и на какой стезе встретились два кухонных предмета разной национальности? Когда – понятно, но как? Встреча мирно прошла, или переговоры о воссоединении котелка и ложки оружием подкрепляли? И если «да» – кто победил, кто и кого из жизни извёл? Хозяин ложки – владельца котелка, или иначе? Или вечные кухонные предметы встретились по окончании бойни? Как, взяли бы меня черти, случился «аншлюс» немецкого котелка и русской ложки!? На каком куске времени встретилась пара»?

– Как посудина в собственность перешла?

– Не знаю, ни разу не видела… Не загони нужда в сарай – так бы и не знала о нём…

О, частные домовладения и сараи при них! Наши Великие Хранилища ненужных вещей, а равно и волнующих тайн прошлого!

– Бери выше, ваши частные не уступают запасникам известных музеев мира с разницей: если из музеев в трудные дни картины не продают – найденные в сараях вещи выносятся на блошиные рынки.

– Принято и зафиксировано. Проданный сарайный раритет навсегда отбивает желание что-то собирать потом, даже если из нищего превращаешься в миллионера: «прстофиля эдакий, зачем было отдавать за бесценок старую керосиновую лампу с зелёным абажюром!? Чудо, музейный экспонат, где другую такую найдёшь?» – рождает осуждение в собственный адрес с утишительным продолжением: «зачем коллекционировать, если в трудное время коллекция уйдёт на поддержание плоти?»

– Мать в оккупации была, она-то знала, как котелок в доме оказался, а я не знаю… Увидела раньше – спросила, а теперь кто знает?

Понял мать соседки: какой ненормальный во времена «советов», держа в руках закопченный котелок, принялся излагать в подробностях совецким детям историю немецкой с обязательным уточнением «вражеская» посудины, как предмет военного назначения оказался в сарае? Что вражеский котелок навсегда задержался на чужой земле понятно, но как русская деревянная ложка, расписанная золотистой жизнерадостной хохломой, оказалась внутри посудины военного образца (котелок) времён нашествия и сохранилась в целости неясно…

Другой, крайне необходимый предмет любому солдату – немецкая алюминиевая фляга с датой изготовления на горловине посудины одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года от рж. Христова. Найдена в другом сарае за пять лет до встречи с котелком, но какие иные встречи с предметами военного прошлого произойдут в будущем трудно сказать. Что встреча с германским автоматом-пистолетом PM38 и парой рожков, полными патронами с прокисшим от времени порохом не случится можно ручаться на сто процентов, а удивит редкой встречей сто первый – пройду мимо: что в пистолете-автомате иноземного изготовления, какая нужда? Всего-то пугающая железка из прошлого с негодными патронами. И риск от находки куда больший, чем нужда в оружии. Что старому в пистолете-автомате, для какой нужды? Никогда и никакой орган отечества справок на владение древним иноземным оружием не выдаст, а вражеским – тем паче. Куча нудных и пустых вопрос «с какой целью хранили оружие» и не однократно – будет, органы задолбают, а что МР-38 с прокисшим от времени порохом в патронах называть оружием большой грех, что автомат-пистолет MP38 давно утерял звание огнестрельного оружия – органы в протоколе не помянут:

– Хранение незарегистрированного огнестрельного оружия карается законами страны! – хотя с другой позиции:

– Вещь-то нужная, полезная и необходимая в быту… – всякая находка, начиная от кубышки с золотом и кончая предметом, коим добывается золото, великие искусители мужчин.

У некой особы времён оккупации хранится немецкий ящик из-под патронов на положении вещи с определением «без него как без рук», то есть предмет из серии «не совсем мебель, но нужная» Добротно сработанная иноземная вещь военного назначения много лет хранит в чреве русскую обувь для зимы:

– Сколько лет храню валенки моль не заводится – понятное объяснение чувств вражескому ящику из-под патронов. Моль насекомое, а не обиженный прошлой Германией человек, чьи дети сегодня, прикрыв глаза тёмными очками, рвутся на проживание в страну обидчиков родителя, отечественная моль великая патриотка, кою не прельщает вкус валенок по причине: валенки хранятся в чужом ящике из-под патронов. Как опросить моль:

– Почему во вражеском ящике не желаешь проживать? Обида за прошлое не позволяет?

– Свой жук-древоточец (шашель) жрёт отечественную древесину с удовольствием и без разбора, кроме дуба и ещё пары древесных пород, немецкий ящик не из дуба сработан, но и его шашель отказывается дырявить:

– Как увижу ненавистную вещь – изжога начинает мучить.

Не многие вещи могут заявить в припадке гордыни:

– Долголетие объясняю приятным видом и красотой, а равно и великой нужностью в быту. Пусть всего-то ящик из-под вражеских патронов, но как сделан, и как стоек при общении с вредными насекомыми! А каковы отзывы:

– Аккуратный, прочный, вместительный! – на уговоры расстаться с вражеским военным раритетом за приличное вознаграждение женщина никак не отзывается. Что в старом немецком ящике из-под патронов, какая ценность, о чём хорошем из прошлого напомнит пустой вражеский предмет из дерева, в коем даже русский жучок отказывается делать каналы? Не кушает немецкое дерево? Откуда столь непонятная привязанность к когда-то вражескому предмету?

– А ещё у врагов были отличные ранцы, отделанные воловьей кожей с шерстью… Вот бы тебе такой, а? Ныне за продуктами по торговым точками три дня в неделю шастаешь, поди, не мальчик, с «третьей ногой» да с одной рукой влезать в общественный транспорт трудновато?

Сумарь руки оттягивает, а ранец за спину – руки свободны и тяжесть не такая, как в переносе руками.

– «Горб пенсионера».

– Что за горб?

– Рюк зак, заплечный мешок, немецкое…

Отчего, почему незначительные, мелкие и ненужные предметы занимают много места в памяти? И, ладно, если где-то в закоулках, а то лезут в первые ряды. Какие тайны и секреты скрывают вестники из прошлого?

Глава 3. Детские военные игры

Читатель, когда выносишь мусорное ведро то воздержись и на краткий миг не исследуй взлядом территорию вокруг, ибо можешь войти в искушение и написать пару страниц о выброшенной за ненадобностью вещи. Что и случилось с автором.

Пустая коробка из-под диска компьютерной игры в сопровождении текстом на шикарно разрисованной картинке:

«аркада времён второй мировой войны. Она позволяет игроку сразиться, как в одиночном, так и в многопользовательских режимах одновременно с 4-мя оппонентами рассекая воздух на самолётах Spitfire 1(Англия) Bf-109 (Германия), P-40N (США) и Ki-61 (Япония). Кроме того, есть возможность пройти одну кампанию под названием Dunkirk».

– Орфографию исправь…

– Нельзя нарушать авторские права, как написано так и скопировал.

Вот как: «…позволяет игроку сразиться, как в одиночном – так и в многопользовательских режимах с четырьмя оппонентами…» – речевой оборот серии «заворот кишок».

Сгинули прежние враги, на смену пришли «оппоненты».

– Исполняется ваше изобретение «свято место пусто не бывает», исчезли враги – появились оппоненты. Какие возражения и недовольства? Оппоненты не враги, и если так «прогресс в борьбе за мир во всём мире» налицо.

– Благостную картину «борьба за мир» портит пустяк: мир и борьба не совместимы, мир может быть и худым, но борьба всегда только жестокая. Борьба без жестокостей подобна спортивным состязаниям, а вещающие до ныне о «мире и дружбе на земле» всего лишь прохиндеи высшей пробы, понимающие устремления двуногих и прямоходящих «вся жизнь борьба, покой нам только снится». Пусть борьба и мир по отдельности проживают, так будет лучше.

– Без борьбы мира не бывает, мир держится на борьбе. Не случись семь десятков лет назад общения с «оппонентами» – в каком экономическом раю были сегодня?

Потери прошлой войны ныне компенсирую играми; страдая от боязни высоты, занимаю место пилота в летательном аппарате тяжелее воздуха и отправляюсь авиационным пулемётом крупного калибра убивать и громить всё, что шевелится внизу. Не тревожусь, что боекомплект кончится. Если в реальности убить курицу выглядит трагедией – с экрана за пролитые реки людской крови никто не даст сдачи в лоб, не перекроет радость от смерти врагов, не успевших первыми причинить зло:

– Помни: враг хочет усыпить бдительность непонятным и невинным званием «оппонент»!

Маленькие играются «стрелялками» на экранах мониторов, а большие мальчики за немалые деньги уходят в прошлое и делают экранные сказки о попаданцах с одной целью: экраном поправить убийственное прошлое. Получается, впечатляет, верят в героическое прошлое.

Монитор мальчику что тренажёр лётчику: не освоишь в совершенстве технику посадки летательного аппарата на тренажёре – первая реальная посадка запросто окажется последней с избавлением Пенсионного Фонда от выплат на содержание старости твоей с отменой радостей пенсионной жизни.

А пока остаётся поражать компьютерного врага, убивать виртуально и помнить:

– Юный игрок, забавляясь игрушечной дракой, не ведает, что виртуал когда-то кончится натуральной дракой с последствиями страшнее прежних. Или он убьёт – или его убьют, но без смертей военных игр не бывает.

И объяснение есть: отпущенный срок жизни коротаешь в стране, где во все исторические времена за глупость одного жизнями рассчитывались миллионы.

Когда наступит момент держать ответ – две конечные литеры в слове «сразиться», согласно правилам русского языка, могучего и великого, прервут течение жизни в видимом мире с разъяснением ошибки: «сразил себя».

Во все времена взаимное лишение жизни проходило проще и без взаимных обид дерущихся.

Естественное человеческое желание пустить кровь врагу исполнялось не игрушечными войнами, но реальными «со страшными разрушениями городов, сёл, деревень, с неучтёнными потерями людской силы и техники с обеих сторон, с морями крови и слёз, страданиями покалеченных, но меньшими, чем в дорожно-транспортных происшествиях и стихийных напастей мирного времени».

– Не заносит?

– Нет.

Ценность нынешних игр военным виртуалом, иного нет: наигрался, утомился – жми кнопочку, гаси экран, выключай игральную машинку и отдыхай от битв и никто не плачет над убитыми.

Объяснить все случаи убийств невозможно, но одна, не совсем осознанная, и, возможно, примитивная, лежит на поверхности: «как бы земные блага не достались другому двуногому».

Как близко к истине стоят иные объяснения страсти экранных убийств определить не могу, но попытку сделаю: если кто-то влюбляется и женится на седьмом десятке лет с намерениями продолжить род с полным набором телесных немощей – следует допускать, что субъект не выбрал норму любви в отведённое Природой время.

– Ныне такую ситуацию называют «поезд ушёл».

– Заявление «свою норму выпил» понятно, но существует ли норма на отправленных в мир иной не знаем.

– Кончится норма на «не знаем» – уйду от тебя, надоел.

– Какова норма?

– Два десятка.

– Размер моей вины в создании безответных вопросов?

– Не прикидывайся сиротой!

– Не буду, но коли выпускают диски с компьютерными убийствами – не мешало объяснить тягу наблюдать и участвовать в экранных убийствах.

– Не убивал в реальности вот и тянет убивать в игре, понарошку. Такое случается, когда самого крепко не били по морде.

– И на убийства лимит существует, потому и тянет убить, что древние атаки на врагов оканчивались большим числом трупов атакующих и навсегда портили психику оставшимся жить. Воевать на экране удобно, никто не всадит ответом кусочек металла в моё тело, никто не подаст людоедскую команду «уперёт, орлы»!? – чего не следует забывать, подавая команду «уперёт» – донести до сознания посылаемых в мясорубку масс гордое звание «орлы».

– Не забывайся: команды подавались «во имя великого и святого дела освобождения от рабства».

Если в древности все делились на врагов и союзников, а нейтралам отказывались верить в заявленный нейтралитет – сегодня врагов, в адрес коих неудержимо тянет заорать:

– Смерть врагам! – нет.

У многих народов и во все времена принято в адрес врагов посылать проклятья различного веса: тяжёлые, или страшные, средней тяжести, лёгкие, а равно исполнимые и не. Настоящее время, без опасения ошибиться, достойно звания «время отдыха от проклятий», причины кого-то проклинать ушли в прошлое, от прежних врагов остались «оппоненты», а посему нынешнее модное «как страшно жить» звучит иронично. Звание «оппоненты» рождает веру, что враги не появятся.

– Пока за оппонентом ничего худого не записано, а мелкие злодейства не в счёт. Но и не забывать: нынешний оппонент завтра обязательно перейдёт в разряд врагов.

А пока оппонент «величайшее достижение обитателей планеты Земля в борьбе за мир», но что ни один нынешний оппонент не займётся прежним и привычным душегубством давать гарантий никто не рискнёт. «Мир во всём мире» дело святое, красивое, нужное, но и привычные разминки с названием «войны» забывать не следует.

Ничего не знаю о Дюнкерк на игровом диске, но знающие говорят:

– Было в старину, кто-то и кому-то, играючи, шутя, но так жестоко засадил в районе этого самого Дюнкерка, что другие, чудом избежавшие мордобития, немедля написали о победе одних над другими во всех учебниках по военной истории. Вопрос «кто, над кем, и по какому случаю учинил насилие» под чужим мне Дюнкерком не волнует, впору со своими дюнкерками разобраться…

– Верно, исполняется ваше изобретение «свято место пусто не бывает», исчезли враги – появились оппоненты. Какие возражения и недовольства? Оппоненты не враги, и если так – «прогресс в борьбе за мир во всём мире» налицо.

Благостную картину борьбы за мир портит мелочь: мир и борьба не совместимы. Мир бывает и худым, не разжимая зубов, но борьба всегда только жестокая. Песни «о мире и дружбе между народами» сочиняли прохиндеи, прекрасно понимавшие природу двуногих и прямоходящих: «вся жизнь борьба – покой нам только снится».

– Врали?

– Врали. А что оставалось делать? Приходит человек к сапожнику:

– Сделай обувку – сапожник берётся за дело, шьёт и получает за труд договорную сумму. Заказчик обут, а до остальных дела нет.

С песнями иначе: верха приглашают высокий поэтический талант и вежливым голосом просят без взятия за тестисы (яйца):

– Уважаемый, время тревожное, сляпайте вашей поэзией что-нибудь бодрое, зовущее массы на труд и подвиг (военный), вдохновите (подстегните) мужичков, хорошо заплатим.

Поэтически талант понимает обстановку не хуже верхов, вдохновляется до пота, выдаёт бодрую поэзию, спешит к не менее талантливому другу-композиционеру… то есть, композитору, и два тела дружно потеют над очередным «шедевром».