Текст книги "Распишитесь и получите"
Автор книги: Лев Сокольников
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Пётр Андреич, оцени не краденную, собственную, мысль о труде:
«три времени работ прошли с момента расставания с тобой – и вот результат:
а) помнишь, пели: «прежде думай о родине, а потом – о себе»! – но после провала в тартарары «благородных мыслей и устремлений» старая песня зазвучала в новой редакции:
б) «прежде думал о родине, а теперь о себе»! – велик и могуч язык, если замена одной литеры в слове меняет мораль и смысл жизни!
Пусть всё будет между нами так, как и прежде. Давай и через шесть десятков лет останемся неизменными? Как и прежде – прилежный ученик, любящий твой предмет, а ты – строгий, но справедливый учитель, отдающий знания мне одному. Хорошо, пусть не одному, пусть кто-то ещё жадно внимает твоим словам на уроках «родного языка и литературы», пусть нас жадных до родного языка будет много: чести тебе прибавится!
Представь картину: идёт человек и пригоршнями что-то разбрасывает вокруг себя, как сеятель на полотнах старых мастеров кисти.
Что идущий и бросающий что-то пригоршнями человек сеятель – сомнений нет. Но много ли из нас таких, кто не поленится нагнуться и полюбопытствовать:
– Что сеятель разбрасывает? – сколько равнодушных прошло мимо сеятелей, и сколько ещё пройдёт? И почему часто проходим мимо добрых сеятелей, но тормозим около плохих?
– Вижу подражание крестьянскому поэту «сейте разумное, доброе, вечное, скажет «спасибо» сердечное русский народ» – память не ошиблась?
– Не помню… Почему такое с нами случается?
– Всё ещё не понял?
Не могу изливать добрые чувства к какому-то другому человеку, кроме тебя, учитель мой! Судьбе было угодно свести наши дороги и навсегда оставить тебя в памяти моей, оставить тебя Отныне и до скончания дней моих, в минуты, когда по слабости разума и неведению истины, злому умыслу, упорствуя в заблуждениях позволю сказать что-то не совсем приятное о нашем великом прошлом – порази скоротечным артритом суставы пальцев рук моих останови пляску пальцев по клавиатуре, глуши звучание фальшивых струн!
– Тяжелое предложение, неудобное, в школьные годы мудрейший Пётр Андреевич учинил бы допрос:
– Откуда в великом и могучем русском языке взяться фальшивым струнам!? Какая нужда в фальшивых струнах, цель? Если позволить звучать фальшивым струнам – язык потеряет звание великого и могучего, фальшь – она и есть фальшь.
– Да, пожалуй, перебор. Что думаешь, друг, редактор и компаньон, как бы обошёлся учитель, напиши в сочинении на вольную тему короткое хулиганское исследование «Как нельзя писать»: «иду, блядь, гляжу, блядь, блястить, блядь! Хвать, блядь – сопля, блядь»!?
– Двойку не поставил, но воспитательной речи не миновать.
– Вот какая мыслЯ явилась: учитель обучал нас пожилым человеком, умер в шестьдесят восемь, ученик перешёл возраст учителя на два года, и, стало быть, ученик старше учителя?
– Так и есть, старше, и, всё же, пусть присматривает за тобой…
– … а за компаньоном не надо, бесполезно, не справишься?
Учитель, если не будет сил и желаний удерживать руки мои – обратись по месту пребывания за помощью: там выслушают и решат вопрос положительно. Так же удерживай полёт пальцев моих в моменты, когда увидишь падения в область орфографии синтаксиса, пунктуации и стиля изложения; удерживай, когда излагая прошлое и пребывая в слепоте душевной, нарушу границу великой и бессмертной поговорки нашей: «Знай край и не падай»!
Ответь из своего, теперь и мне близкого далека: стоит в конце жизни менять позицию в вопросе «что излагать»?
Или позволить разгуляться моим и бесовским фантазиям? Придушить внутреннюю дисциплину, коя в народе зовётся «осторожностью», а придушив – удариться в литературный загул верному ученику твоему!? Или продолжать, как и прежде, удерживать от разгула левой рукой правую? Не стучать кнопками клавиатуры и не писать всё, что хочу?
– Я наместник учителя в этом мире и дозволяю стучать всё, что вздумаешь, не сцеплять пальцы в бездействии, не сдерживать левой рукой правую, и не размахивать без нужды. Помни: времена «голосования простым поднятием рук» окончились…
– …полной жопой…
– … а до волеизъявления поднятием рук было хорошим, а после сигнализации руками превращалось в дерьмо…
– Итог?
– Держать руки по швам!
– Чем и заняты основное время жития. Заканчиваю проживание в видимом мире, но, думая о будущем мире задам вопрос: гарантируешь встречу с преподавателем русского языка и литературы в конечном месте пребывания – У ваших тюрем есть место, вроде столичной «тишины», а там нет конечного места пребывания. Устрою, но могу этого и не делать: ваши души встретятся без моих стараний.
– Не хочу уподобляться первым лицам государства вышедшим на покой.
– Чего так?
– Первые лица государства, прежде безликие, выйдя на покой, как правило, начинают писать мемуары, в чём вижу угрозу нашему дуэту: одинаковое занятие, мемуарствуем. Тебе безразлично, но мою ауру портит сходство занятий.
– Мемуары – знаковая отметина первых лиц государства.
– Не только, желанием удивить и поразить мир высокими подвигами и деяниями страдают и пятые лица, их ещё «седьмой водой на киселе» называют. Интерес читающей публики к сочинениям когда-то первого лица выше, чем к повествованиям «кисельных товарищей». Как-то один из мемуаристов на вопрос въедливого корреспондента «вы не пишите мемуары?» ответил:
– Пописываю! – учитель, выясни, кто обучал русскому языку экса? Ясно, что не ты, но кто, имя злодея?
Лишите всего, но оставьте родной и любимый язык – и тогда богаче меня в целом мире никого не будет!
Обопритесь голосом в понятном, нужном и необходимом слове «пИсать» на первую гласную – и придёт облегчение телу по завершении физиологического акта, подчеркните вторую гласную – без задержек и сомнении «смогу не смогу» посетит желание знакомыми словами выразить мысли и чувства о процессе выделения мочи. Чего больше тогда желал экс остаётся тайной.
Эксом чего-либо не являюсь, а потому не могу пИсать тем, чем писает он, наша моча разная, моча экса в разы калорийнее. Не стану пописывать и по другой причине: русскому языку обучил редкий преподаватель, самородок.
Не «учил» и не «научАл», не «проучил», и не «вгонял ума в задние ворота», не учинял выволочку с проволочкой и иную порчу телес школярных за нерадение в науках, но преподавал. Давал, дарил…
– Он давал, ты брал, и потому-то в пику пописывающему эксу наши записи следует назвать как-то иначе, но не мемуарами..
– «Оправдательными документами прошлого» сойдёт?
– Не совсем, нужду в оправдании прошлого испытывает малая часть совецких людей. Трудность момента: служившие врагам совецкие люди автоматически теряли звание «совецких». Как падших упоминать?
– Прямо и открыто. В оправданиях нуждаются виноватые, «правым» нет нужды оправдываться. Кто у вас всегда виноват?
– Всегда и во всём виноваты «отцы-командиры», «верха», то есть. Не знаем наших руководителей, поэтому поминаем тремя литерами «они». Применяем «они» без уточнения, кто такие «они»? Англичане, французы, немцы с итальянцами? На «житие свое» жалуемся с наслаждением.
– Но в последнее время «правые и виноватые» поменялись местами, и чем дальше отдаляется «прекрасное прошлое» – тем чаще будет происходить смена позиций. Кто первым занялся пересмотром вашего военного прошлого?
– Граждане Прибалтийских стран настолько разобиделись, что в пику победителям с востока установили памятники иной окраски. Ага, погибшим родичам, выяснявшим «кто прав» и дивизии «ваффен SS! Мало того: шествия устраивают, о себе напоминают:
– Мы пока живы!
– Что с ними делать, чем и как вразумлять?
– Ничем и никак вразумить не получится, вразумление по старому образцу явится началом новой, войны, всё едино, как спичка стогу соломы. Древняя война кончилась в сорок пятом двадцатого века прекращением стрельбы из всех видов оружия, а в сознании воевавших война не окончилась, вот её-то продолжение видим и ныне. Одни, полные праведного гнева кричат:
– Мы избавили мир от коричневой чумы! – а им отвечают:
– И поменяли на «красную заразу»! – двадцатый век прошёл, но оставил много веселья.
– Похоже, двадцать первый обещает быть веселее.
Как и чем ублажить скандальных прибалтов знает застрявший на их земле Кузьма Петрович Лапердосов, «последний из могикан», из тех, кто был и остаётся до сего дня «членом великой и мудрой партии двадцатого века». Уж он-то знает, как и чем ублажить граждан прибалтийских государств, да так, чтобы раз и навсегда запомнили:
– Мы, и только мы, граждане страны советов, настоящие друзья малым народам! – куда деваться латышам от веры Кузьмы в бессмертное, вечное и побеждающее учение тов. марксаэнгельсаленинасталина?
– Были уверовавшие в учение, что почитали за счастье умереть за него. Учение тогда бессмертно, когда в процессе приведения в веру убивают миллионы тел. Как быть латышам, если Кузя до сего дня верует:
– Мировое зло – это гитлеровская Германия, а сталинская Россия благо трудящимся всего мира, или хотя бы Европы.
Как быть, если проявление кузиной любви далее танков не уходит?
– Танки отпадают, ныне цены на дизельное топливо растут, дорогой ныне соляр. Времена вразумления несознательных в нужности и пользе идей танками канули в Лету, а нового сценария умиротворения бронетехникой не написано. Вкатить в столицу суверенного государства нужное число боевых единиц и переловить стариков, воевавших молодыми в дивизии «Ваффен SS» тоже нельзя. Даже, как и прежде, всех, до единого, переловить врагов – что далее? Прежним манером сослать в Сибирь? Нельзя, на Сибирь у китайцев мужской орган поднят… Перебить? Не годится, старикам два понедельника жить осталось, смертью не запугать, видели «красавицу» в молодости, и если молодыми не боялись смерти – чего пугаться сегодня?
– Вопрос: кто будет ликвидировать старых «квашистов»? Бывшие «совецкие» солдаты? Так и они старые, а если за срок в семь десятков лет не выяснили правых и виноватых – о каких ликвидациях сегодня речь заводить? Призвать молодь, дать стволы и третью воину начинать? Третью старушка Европа не выдержит, не увидит победителя. Вечная, непрекращающаяся война? Отпадают танки… Хотя, нет, танки оставим заокеанской державе, коя без разговоров «о демократии» и в туалете не обходится. Это её право танками «мировой порядок» наводит, а вам нужно изобрести что-то иное, редкое и гениальное настолько, что ни одному латышу отвертеться не получится… А памятники материальные – пустяки, их и взорвать можно, что и случается, когда памятники в памяти разваливаются, тротил силён только над камнем… В этом и разница.
– Нет выхода – не сиди перед монитором и не долби по «клаве» одним пальцем, а что набрал – стереть.
Неожиданно, ни к месту, что произошло явно не без вмешательства беса – пришло понимание: мемуары «больших» отечественных «эксов» мало чем отличаются от признательных показаний» у следователя с разницей: если отечественные следователи «шьют дело запрещёнными законом методом», а проще – выбивают «признательные показания кулаком», или каким иным твёрдым предметом если подследственные отказываются помогать следствию – с мемуаристами ничего из помянутого делать не нужно, те сами и без принуждений «колятся». Но не во всём, не все и не до конца.
В мемуарах, в отличие от «Протокола допроса» многое можно «забыть», утаить и «пройти мимо факта», чего не позволят в протоколах допросов.
– У протоколов плюсы, протоколы переписывают…
Если после признательных показаний мелкую сошку изолируют от общества, то с экс-президентами такое не делают, но издают записи воспоминаний большими тиражами. Короче: какой-нибудь «экс» говорит:
– Смотрите: вот что можно делать с вами без опасения получить в ответ поворот головы на сто восемьдесят градусов по оси шея тулово!
– «Эксов» и понять можно: потребности в материальном обеспечении при выходе на покой несравненно выше, чем у пенсионера села Малое Бодаево, что на Брянщине.
– Другая причина, принуждающая президентов на покое «пописывать» – возрастные нарушения в работе природной цистерны с диагнозом «старческое недержание мочи».
– Длинно.
– Набирай: «ишурия», но разве не было договора излагать ясно и без непонятных терминов? Что такое «ишурия»?
– Не знаком с дамой Ишурия, не страдаешь старческим недержанием мочи? Запишись в счастливчики.
Как выяснили выше, на писание мемуаров нужна хорошая, надёжная, не «дырявая» память, плюс собственная манера изложения событий прошлого, но таковые качества у пописывающих экс-президентов отсутствуют напрочь.
– Чему дивиться, откуда взяться манере, если прошлые речи готовили «литнегры»?
– Президенты на покое не рассказывают письменами о проделках с излишне доверчивым народом, каются устно и коротко «простите меня», но не все и не всегда.
Глава 10. Приход малых радостей
Читатель, начинка половины первой книги ненужная, ничего не дающая, и если пробежишь пару глав не вдумываясь в написанное – потеря невелика, ущерба основе повести не причинишь, да и повксть вреда не принесёт.
– Что сделано – то сделано…
Страницы сочинения рождались легко, свободно, без волокиты, процесс написания напоминал готовку пирожков с капустой в посудине с растительным маслом…
– … что-то похожее на психографию…
– Не сбивай… – одному за короткое время наварганить столько не смог, не получилось, нужно признаться, квартирант старался, а кто из нас больший дискредитатор великого совецкого прошлого остаётся невыясненным.
Технический исполнитель повести (стук по клавиатуре, не более) далеко не лучший человеческий экземпляр, владеющий родным языком, есть лучше, но почему бес выбрал малограмотного на роль переписчика Истории получил объяснение:
– Твоя роль в переписке нулевая, ни на что не влияющая, и если не ты – кто-то другой с не меньшей скоростью и с меньшим числом ошибок тиранил «клаву».
– Историю невозможно переписать, а соврать нагло сколь угодно.
– Никому и ни разу не удавалось ухватить всю Историю, целиком, будь хоть трижды «большим учёным», каждый отгрызал кусок от матушки по силам и способностям, жевал и переписывал, помня о заказе сверху. Переписка Истории начинается с единственного вранья по закону «Шила и Мешка» Кто знает, где проходит граница между переписью Истории и «субъективным взглядом на события прошлого»?
Обустроена граница – выдайте имя врага, набравшегося наглости её нарушить!
– Бесяра, я хорош, но и ты не хуже: вбрасываешь ненужные, непонятные и тяжёлые вопросы. Ведь чтобы правильно ответить на заявление о переписи Истории надо хотя бы прослушать десяток лекций светил историко-архивной науки, а если нет ничего какое имею право что-то стучать?
– Ты кто? Профессор Истории? Нет, машинист с посредственными знаниями русского языка, потому в десятый раз повторяю: ни о чём не думай и клацай клавиными кнопками. Не пойму, за что мудрейший учитель Пётр Анреевич не выпускал тебя из «пятёрок»?
– Может, оно и так, но могу неправильно зафиксировать сказанное, а кому отвечать, кому принимать презрительное «с суконным рылом в калачный ряд»? Тебе?
Позывы на «пописывание» испытываю со школы, и только сейчас понял: заражение многословием письменной формы произошло стараниями савецкой надёжной и прочной программы изучения родного языка.
Программа не предусматривала из тридцати стриженых учащихся голов хотя бы половину превращать в писателей, намерения учителя словесности выглядели скромнее: обучить без корявостей и ошибок, пользоваться родным языком, внятно излагать мысли кириллицей, не писать в бессмертном, могучем, основном, важном в демографии вопросе русском слове из трёх литер на месте «у» «ю».
В школьные годы писал по требованию учителя, а сегодня применяю прошлые знания родного языка не совсем по доброй воле: «бес путает».
Парадокс: бесам деньги без надобности, но зачем других «путают» никто ответиь не может, путы далее фантазий «путанного» не распространяются.
Живёт вера: «бесовские путы добром не кончаются, и подтверждение телевизионные рассказы о денежных прогрешениях (взятки) начиная от мелочи сроком в пару лет колонии-поселения и до пожизненной изоляции в «Белом лебеди».
– Не фантазируй, за «дачу в лапу» никого под крылья белой птицы не отправили и не отправят, «ворон ворону глаз не выклюет».
Если бы не «враг рода человеческого», иных у людей нет – никогда не взял в руки «стило» и не уселся за клавиатуру компьютера. В половине сочинения и неискушённый читатель увидит бесовское влияние, но вторая половина сочинения, кою набирал без цензуры и бесовского нажима – чистая», «правдивая» и «лучшая»… какая ещё?
Временами приходит не меняющееся от времени сомнение: «пожалуй, не следовало учителю «русского языка и литературы» хорошо и надёжно обучать письму и объяснять способы выражения словами тайн души и сердца»? Длительная задержка в работе объяснялась «отсутствием темы».
Нынешняя световая граната не даст такой вспышки, какую устроило Российское телевиденье в мае одна тысяча девятьсот девяносто… года, когда Первый канал громко, внятно, с повторами сообщил на оставшуюся от развала совецкой империи русскую половину:
– Германия, сознавая тяжесть прошлых деяний ныне готова заплатить валютой всем, кто работал на её благо в годы войны – новость по силе ничуть не уступала древнему объявлению войны. Сообщение касалось обитателей европейской части России, побывавших под вражеским игом, но вторая половина «страны советов», тыловая, на волнения о валюте причин не имела.
Сколько сердец, имевших повод волноваться, дрогнули, и было сообщение по силе воздействия мощнее прошлых сводок «совецкого информационного бюро» – установить не могли. Неизвестно, сколько народу подивилось тогда шуткам телевизионщиков, но внутренний голос (на то время бес не сидел) казал:
– Слышь, мужик, зайди в собственный архив, стряхни пыль со страниц прошлого, просмотри и начинай действовать. Ты, некоторым образом, имеешь касательство к прошлому военному времени, пробуй, авось что-то и тебе обломится.
Примирения денежными знаками с гражданами обиженных в прошлом Deutschland,ом давно прошло по Европе, а «гордые совецкие люди с презрением смотрели на иностранные подачки». Замшелая Европа дивилась:
– Необъяснимое поведение победителей: ныне, как никогда нуждается в иностранной помощи, любая монета окажется благом – и нате вам, гордость! У гордости срок есть, обиженные приняли компенсацию, и только «совецкие люди» никак не хотят отказаться от прошлых убеждений и живут в уверенности:
– Гордость совецких людей выше всяких компенсаций! – единственная на всю Европу гордость!
– Сорт обиды важен, Мелкая обида не может претендовать на глубокую, со временем любопытные докопаются и разоблачат обман. И хорошо, если без последствий, а если как прежде? Скандал в масштабе Европы? Забыл, как однажды на провокацию толкнул?
– На какую провокацию, напомни?
– Ага, когда зудом задал вопрос «стойкому и убеждённому» приверженцу фактов сжигания (живьём!) людей в печах Аушвица. И вопрос невинный присутствовал:
– Как представляете процесс сжигания тела, технология? Чем разогревали печи до нужной температуры в градусах Цельсия? Предлагали очереднику улечься на подающее устройство, сложить руки, закрыть глаза и прочитать отходную молитву? Или загружали в холодную печь и включали форсунки с неизвестным топливом? И, как от невинных и простых вопросов «товарищ» воспламенился и брызгал слюной?
– Припоминаю, было, было… Если набраться нахальства – и за малую обиду можно требовать больших компенсаций, всё кроется в названии обиды.
– Какая высшая?
– Вечно юный братец Геноцид без срока давности, сильный и неуничтожимый, ничего мощнее геноцида на сегодня нет. Подстать братцу Геноциду сестрицы «Кровная» обида, «Незабываемая», а возглавляет родственничков сестрица «Смертельная», той только трупы подавай. До сих пор на обидчиков охоту ведёт, а найдя немедля прихлопывает с участием международного суда. У вас издавна живёт «смех сквозь слёзы», предлагаю новинку добавить: «мир сквозь зубы».
– Растолкуй.
– Что непонятно? Видел улыбающихся людей?
– Видел, сам иногда улыбаюсь…
– Улыбаешься от уха до уха открытым ртом, а, не сцепив зубы?
– Понятно, вроде как бы и замирились, но открывать рот память не позволяет… фальш-улыбка.
– Она самая.
Что-то одно следовало оставить за «совецким народом»: гордость основных победителей в далёкой войне и отказ от компенсаций, или разделить славу победы с союзниками ровно на две части и навсегда забыть учинённые врагами неудобства.
– Столько перебитых – и всего лишь неудобства? Хотя бы капля совести есть?
– Флакон с Совестью в командировки не беру, лишний, ненужный груз, за сутки до вселения положил в ячейку Вселенского банка, есть такой.
– Коли помянули примирение – не грех поведать историю о настоящем примирении.
– Длинная?
– Не особо, но впечатляющая.
– «Шапка» нужна, заголовок, то есть?
– Сделай:
«Сельская история оккупационного и послевоенного времени» Изложена бесом с правками, замечаниями и сомнениями наборщика (моими).
– Было так: заняли оккупанты село, и по своему иноземному обычаю поставили над селянами старосту из жителей села.
В будущем пришлые собирались управлять захваченными, а на время военных действий ответ за «орднунг» в селе возложили на старосту.
Человеческого в ставленнике было немного, и это немногое касалось физиологии: питание, сон, размножение, и что-то ещё по мелочи, таких на Руси честят «зверем» нанося обиду четверолапному зверью.
Зверское назначение мужик исполнял исправно, часто и с удовольствием, кое терпящие определяли как «не по делу», напрасно, «не перечь моему ндраву».
Задержек в пуске кулака не было как в семье – так и вне семьи, «крутым» был, в зверстве никого не выделял.
Если удариться в рассмотрение причин зверств людских – таковых окажется больше, чем нужно в нужном деле очистки человеческого древа от дефектных ветвей…
– …занятие, караемое международным судом известного города в Европе.
– Нюрнберга?
– Нет, как-то иначе зовётся… забыл…
Время военное, проводить исследования патологии какого-то аборигена захватчики не собирались, но коротко, по-военному сказали:
– Назначаем старостой. За порядок спросим.
– Почему назначили старостой? Рекомендация сельчан?
– Логики не вижу: кто бы по доброй воле поставил явного палача управлять собою?
– Тебя логика обошла вниманием, оттого и не видишь, что всю историю тем и занимаемся, что ставим палачей на царство с редкой заменой на пьяниц и дураков.
– Не отвлекайся на мелочи, продолжай: у врагов манера была: сгоняли жителей селения на просторное место, выбирали крупный, внушительный экземпляр из аборигенов и делали командиром над остальными. Разве в мире животных не так?
– Предводитель с характером палача – естественно, а мягкий вожак приведёт племя к вырождению, проверено на иванах грозных.
Староста, какая ни есть, всё же власть, а любая власть без органов соблюдения порядка (полиции) таковой не является, будь ты каким угодно старостой.
Нужна вооружённая свита, нужна, без свиты никак, но кого рекрутировать? Только из своей деревне, не соседей звать, в самом-то деле! – и на другой день, поутру, по деревне прошёл приказ:
– Так, мужики, шустро прибежали до моего подворья, получили оружие и построились на получение указаний, как служить новому порядку! – а мужики, сукины дети, не идут, причины выставляют:
– Старые мы, какая с нас служба? Молодых нет, война вымела подчистую, быть тебе без войска.
А двух братьев неопределённого возраста мобилизация не тронула, не призвала защищать социалистические успехи, и подробности недосмотра неизвестны.
– Присутствие паники, мобилизационная неразбериха, возраст братьев…да что угодно! Повестка на явку в военное учреждение по дороге затеряться, могли и братья затеряться… Неразбериха, в общем. Староста до них:
– Чтобы поутру явились! – братья грозный окрик пропустили мимо уха и на утро не явились…
– …точно так могли не явиться в военкомат и другие граждане страны советов?
– …и началась у главы новой власти на селе затяжная война по имени «гражданская» в пределах одной деревни, но без правил и соблюдения женевских конвенций при ведении войн». Годится?
– Вполне.
– Нет нужды приводить список пакостей, учинённых старостой семейству братьев-отказников, но наибольшей была конфискация коровы «для нужд германской армии». Корова на селе первая кормилица во все времена, какими бы прекрасными они не были, в обнимку с молоком и лебеда в желудке приют найдёт. Без коровы… без коровы-матушки селянин долго не живёт…
Не остался представитель новой власти без опоры, нашёл слабого человека и повесил на шею вражеский «винтарь»…
Оккупационное время оказалось временным и коротким по меркам Истории: воинская мощь с востока погнала врагов туда, откуда и явились. Староста, было, собрался бежать вслед за врагами, но замешкался по неизвестной причине.
– Почему «неизвестной»? Очень даже известная и понятная, что человеку, что зверю: «пусть смерть получу, но в доме родном, не на чужбине кости лежать будут, родная земля примет». И зверью в человечьем обличье не отказать в любви к земле родной.
Взяли старосту братья-уклонисты, судили своим судом, где главной статьёй обвинения фигурировала реквизированная на нужды германской армии корова, и учинили быструю расправу: вывели недавнего сельского временного владыку в чистое поле, воздаяние по заслугам начали с отрубания рук с пояснениями за что:
– За корову! – полное четвертование не случилось: коварный староста умер от болевого шока и от потери крови.
– И братаны, узрев результат мести, тронулись рассудком.
– Основательно?
– Нет, не настолько, чтобы произвести расчёт с жизнью, так, средне… Где-то около забоя скота, или чуть выше, тронулись рассудком.
Окончив святое дело борьбы с врагом, братья отметили акт возмездия обильной выпивкой, явили себя односельчанам и заявили:
– Кто надумает хоронить падлу – узнаем и решим таким манером! – односельчане, зная нрав братьев, не посмели ослушаться и оставили труп на усмотрение природы.
Труп пролежал зиму, весну, а на лето скелет, чтобы не пугал детей и женщин, нарушив запрет судей, предали земле. Без могилы и опознавательного знака, принятого в христианском вероисповедании.
– Сомнительная история, неправдоподобная…
– Излагай сомнения.
– Правом безраздельно убивать подданных всегда владело только государство, самосуды преследовались со всей строгостью закона. Как братанЫ без последствий угробили старосту?
– Благодаря формуле «вождя мирового пролетариата»: «Государство – это вы…», но точное исполнение не знаю: «вы», или «мы»?
– История о возмездии окончена, или продолжение будет?
– Будет: мужик, что не устоял перед нажимом старосты и взял в руки вражеское оружие, после возврата всего и вся на круги своя, получил «червонец» на отсидку в лагере в славном городе Магадане, что стоит до се на краю земли русской.
Отбыл срок, выжил, вернулся в село, работал честно, колхозная общественность, придавленная трудом от восхода до зари, не поминала нехорошее прошлое человека, но не братья: приходил очередной совецкий титульный праздник, основательно заливали на воротник, ловили давнишнего «полицая» и крепко били.
– Забавлялись, очищали совецкую землю от предателя.
– Получилось?
– Получилось, выжили мужика, ушёл из родной деревни бывший вражеский прихвостень.
– Мораль?
– Обойдёмся без морали…
– Кому ответ держать после выяснения, что история от первой и до последней литеры выдумка?
– Тебе, кому ещё? Мне-то бояться нечем, нет тела…
– Со старостой понятно, получил своё, не ушёл от возмездия, как братаны кончили пребывание в видимом мире? Знаешь?
– Знаю, стандартно, без особенностей: старшОй, пребывая в состоянии алкогольного опьянения средней степени, вздумал на шкив работающего агрегата по очистки семян поставить ремень привода, момент из раздела «глупых героизмов» Бездушная техника по локоть размяла правую (десницу) верхнюю конечность с последующей ампутацией. В миг жевания десницы герою в мельчайших подробностях пригрезилась отрубленная рука старосты…
– Жестокая, страшная картина, в деревне мужик без правой руки не мужик.
– Не скажи, шуйца уцелела, она-то и выручала, держала стакан.
– Младшенький?
– К сорока годкам цирроз печени приключился, да такой скорый и шустрый, что за срок меньше года мужик в мир иной отправился… Достаточно мрачных историй прошлого, возвращаемся в Фонд.
За семь десятков лет цветения социалистической системы, всё и вся за трудящихся решал очередной «отец нации», единственный и неповторимый, владевший даром видеть будущее страны на многие годы вперёд. Он-то и решал, «презирают савецкие люди иностранные подачки, или презрение давным-давно встало поперёк горла и мешает дышать? Пребывали во мраке неведения и не понимали причину нехватки воздуха, или что-то поняли, но молчали? Или прошлые обиды от врагов продолжали перекрывать доступ кислорода»? – никто, ни разу не устроил плебисцит с вопросом:
– Устали от презрения к древним врагам, или ещё лет пятьдесят продержитесь? Презираете заработанные в молодости честным трудом на чужой земле иностранные деньги, или готовы всё, до единого пфеннига, отдать на укрепление социалистического отечества? – не было плебесцита-референдума, но хватало кухонного и злого:
– Слышь, Вань, я бы не против поменять «презрение и гордость советского человека» на марки… – говорил когда-то молодой, а ныне состарившийся строитель Рейха точно такому созидателю чуждой вражеской империи.
Любопытство, кое всегда «голое», дарило собеседникам вопро:
– Знать бы, в какую сумму оценят прошлый труд в шахте Рура («стального сердца Германии») с сорок первого по пятый? – отвечал другой претендент, не выпячивавший обидчиво губы в сторону зарубежных работодателей:
. – Чего выпячивать-то? Какая разница, кто выжимал соки? Как однажды сказали в отечестве «человек создан на труд отечеству» – так и работал без вопросов, не привыкать к работе. На кого работать дело десятое, главное как труд оплатят.
Граждане страны советов, у кого имелись основания гонять в черепной коробке приятную мысль о предстоящей расплате за прошлое, немедленно и с наслаждением предавались мечтам. Такое занятие у простого народа определяется понятными словами:
– «Курочка в гнезде, яичко в пизде, а мы яешенку жарим» – редкое народное явление: понимали, что из не снесённых яиц яичницу нормальные люди яичницу не жарят, но от надежды «а, вдруг!?» не отказывались.
– Одно из любимейших ваших занятий.
Выплата компенсаций советским гражданам, побывавшим когда-то за рубежом не по собственному желанию, пришлась на времена, когда экономическое положение страны определялось привычным, простым и понятным только русскому человеку словом: