Текст книги "Распишитесь и получите"

Автор книги: Лев Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Хуёвое – если сравнить граждан России с атомной бомбой – разница очевидна: когда в бездушном устройстве заряд урана превышает критическую массу и бомба взрывается – масса недовольных граждан может перевалить далеко за критическую без всяких последствий.

Лучшие политические, экономические и просто без звания, десятки лет пытались понять: «как, отчего и почему, каким образом, после многолетнего, упорного и успешного труда на строительстве социализма строители докатились до положения, когда недавний савецкий прочный, надёжный и устойчивый рубль, почти золотой, скатился в деревянные?

Отчего и почему платёжное средство подкатило к границе, за коей маячило «в базарный день гроша не стоит», отчего рублёвая гордость перешла к иностранным валютам?

Отправился к старшей сестре на семейный совет:

– Слышала новость?

– Какую? Новостей пропасть, успевай уши развешивать.

– Немцы собрались порадовать валютой за прошлое. И мы, вроде бы, не в стороне стоим от расплаты. Что думаешь, что скажешь? Пойдёшь в органы за поясняющими бумагами своему прошлому? Ага, военному? За справкой?

– Нет, нет, что ты! Дочь институт заканчивает, какие марки! Обойдусь без марок, как бы вреда не было!

– Каким образом?

– Ну, как же! А вдруг все узнают, что её мать…

– … десятилетней два года пробыла в оккупации, не умерла голодной смертью, мало того, в составе семьи оказалась в польском городе Люблине вблизи с «Кобет Майданек пекло»? И не помнит, почему и отчего не попала в само пекло? И родные органы, кои всегда и всё о тебе знали, вдруг потребуют объяснений, почему осталась жива и не оказалась в топке печи? За справкой иди в ФСБ, и если там на тебя нет ничего получишь ответ:

– Извините, но вы чисты перед прошлым и настоящим, как слеза дитя, а о будущем не беспокойтесь. Думайте о настоящем проживании в стране, где позволительно быть кем угодно, даже сумасшедшей, пожалуйста, но будущее отменяется, не предвидится, и посему спите сном праведников. Что знаете о праведниках прошлого? – и, довольная ответом, остаёшься чистой перед прошлым, настоящим и… извиняюсь, будущего нет, нам отказано в будущем.

И глядя на нынешний мир чистыми, постаревшими глазами цвета небесной синевы скажешь:

– Не была на оккупированной территории, не выезжала в польский город Люблин в конце июля сорок третьего года в составе семьи – а как пройти мимо срока в год и три месяца в лагере польского города Люблина одноименного воеводства не знаешь. Не знаешь сестра, отчего и почему, пребывая рядом с «Кобет Майданек пекло» осталась цела, и об этом от органов получишь справку. Впрочем, как хочешь, а я иду сдаваться. Если не имею будущего – попытаюсь хотя бы слабой прозой оставить при себе кусочек прошлого. Коли не горишь желанием побывать в кусочке военного времени длиною в три полных года, не хочешь выяснить, насколько жестоко послевоенный склероз повредил память о военном времени – дозволь брату окунуться в прошлое и окажи помощь фактами.

Три военных года представляют больший интерес, чем последовавшие пятьдесят «мирных и щасливых», что вспоминать, какие радости?

Если за семьдесят лет «торжества» система не подарила столько интересного, как четыре года войны – какими словами поминать систему? Пятьдесят лет прятались от самих себя, может, хватит? Умирать скоро, пусть хотя бы память покается.

Попытки понять почему «власть советов» тянула резину с выплатой компенсаций пять десятков лет – привели к выводу:

– Произведи одновременно с гражданами обиженной Европы выплаты и савецким помощникам в строительстве Рейха – суммы до последнего пфеннига ушли в привычную и любимую графу «псу под хвост», родное государство тех денег и понюхать не позволило с оправданием:

– На врагов страны советов работали!

Умнейшая, но, как всегда, меньшая часть граждан знала о наползающем крахе, не минует крах, наступит, и тогда нужда заставит «гордых совецких людей» вытянуть руку в сторону иностранцев с беззвучной просьбой «помогите», а что занятые суммы принято возвращать с процентами – протягивающие руку не думают.

Друзья – это друзья, но если враги в трудное время быстрее друзей просчитали обстановку и протянули руку с с валютой – куда вписывать бывших врагов?

– Увидели и поняли; пора поддержать спадающие штаны гражданам сгинувшей страны советов.

Никто не знал о размерах компенсации за прошлое, неизвестность огорчала, но ненадолго: спасала поговорка о курочке в гнезде, о яичке в том месте, и о яичнице из ожидаемых яиц.

Какой процент бывших «рабов с востока» держал нехорошие крайне огорчительные мысли «хер вам, а не марки» не знаем, но, пожалуй, терпеливые и выдержанные бывшие строители чуждой савецким людям империи утешались и ободрялись:

– Жили без марок – и ещё поживём!

Оказаться в стороне от волнительной процедуры раздачи чужих денег своим гражданам «совецкое» государство, разумеется, не могло, и тогда-то и был сляпан «Фонд Прощения и Примирения с прошлым».

– Искажаем, название иное: «Память. Ответственность и Будущее»

– «Ликуй Исайя»! – за одно название фонда авторам миллион выдать следует. Кто автор фонда, кто призывает мириться: граждане Германии, «наши»? Вот он, желанный миг, вот оно щастье без границ, так и тянет на изречение красивостей: «глубокий мир и покой воцарились в глубинах остатков совецкой империи с названием Россия»! Дело за малым: получить желанную компенсацию, устроить шикарный банкет и сдать прошлое в архив.

– Надо же, половину века раздумывали: мириться, али «делать губы писей» ещё столько?

Вступление было интригующим и в духе времени. Так и есть: у всякого времени свой дух, но почему меняется правильного ответа никто не знает.

Кто из бывших строителей Рейха и что разглядел в названии Фонда – опросов не проводилось, не держим привычку интересоваться деятельностью вновь рождённых фондов, хватает веры, а если в ком-то сидит бес и толкает задавать необдуманные вопросы – следует задать вопрос квартиранту:

– В названии Фонда сокрыто предложение пересмотреть перечень давнишних обид, касавшихся напрямую граждан «страны советов» укреплявших могущество Рейха честным трудом.

Правопреемники прошлых работодателей обращались с предложением мириться не ко всем, но тем, у кого были основания мириться с прошлым. Статьи и пункты, кои предлагалось забыть бывшим работникам на Рейх, основатели Фонда не указывали, за них подсуетились «наши» и «свои». «Карточкой претендента на компенсацию» с ушами от прежней и любимой «совецким» народом педерастической «Анкетой».

Ах, как хочется быть первым, на кого свалились простые вопросы:

– Кто изобрёл примирительный Фонд: «наши», или потомки давнишних врагов? Правопреемники? – вопросы распирали гордостью:

– Надо же скудным разумом родить такое! Каков молодец! – что славу первооткрывателя мог перехватить кто-то ещё и влезть в соавторы категорически отвергалось.

– Как можно отбирать последнее!? – если Фонд соорудили «наши» в компании со «своими» – кражи по крупному обязательно случатся, и такая уверенность раздражала и основательно портила «предмарочный» участок жизни.

– Компаньон, это твой напарник такой сообразительный и наперёд знал, что кражи будут, а какие мысли в адрес Фонда, держали прочие претенденты?

– Ваши вечное «с бешеной собаки хоть шерсти клок».

Гнал подлые нехорошие мысли о соплеменниках, а те далеко не уходили, возвращались и отравляли жизнь:

– Наживутся, ох, наживутся фондовские суки на грошах бывших работников на Рейх, как пить дать, наживутся, непременно наживутся!

– Клянись высшей клятвой уголовного мира «падлой буду, век свободы не видать», если претендующие на компенсацию с тобой за компанию со всеми, не будете оповещены работниками средств массовой информации о том, как к «чистым» рукам «товарищей» из Фонда прилипнут солидные суммы немецкой валюты!? – и как в воду глядел!

На то время страна советов полностью истощилась средствами на создание фондов, и создать чисто совецкий «Фонд примирения с прошлым» не могла, потому-то и случилось раздвоение: марки немецкие, фонд – совецкий.

Призыв к примирению давнишние работники на Рейх услышали, но какими словами выразить примирение, если ни в душе, ни в памяти и других местах старых тел не присутствовало и капли вражды к древним работодателям претенденты не представляли.

Хорошо и честно работать «рабов с востока» враги научили, а пиздеть не по делу не у врагов не получилось: в языке врагов отсутствовало только русское определение «пиздеть не по делу».

– Как сегодня заявить сыну древнего работодателя: «твой папаша был нехороший и заставлял работать сверх меры» если сын предлагает расчёт за давнишний труд? Когда у плохих отцов хорошие дети рождались?

Помощь пришла от «своих» листком плохой, годной разве в туалете, бумаги с не лучшей типографии:

«Учётная карточка претендента» кою без промедления, чтобы не отдаляться от прошлого, назвал «Анкетой», особа во все времена была ближе и понятнее: «спрашивают – отвечай».

«Карточка претендента» по сути была сестрой старой Биографии с облегчением, и если первая давала полную свободу творчества – сестрица Карточка выставила шестнадцать наводящих вопросов.

– «Те же яйца только сбоку».

– Повторы портят литературу.

– Не все, повторы освежают память и выкладывают новое, пропущенное в первом прогоне. Органы знают об этом.

Основная задача при общении с любыми Фондами – знать, где лежит кошелёк и как оттуда бесшумно вынуть содержимое. Без неприятных последствий, то есть.

Деятельность «мирительного» Фонда началась с закладки в претендующих на компенсацию надёжную и твёрдую, как бетон из цемента высшей марки, тревогу:

– Выплаты произведут согласно поданным документам! – поминание о неведомых документах пугали не менее, чем древнее предложение оккупационных властей явиться на регистрацию с последующей отправкой на чужбин. Что за документы, как выглядят, какая канцелярия выдаст!? – напрочь отученные дышать «воздухом свободы» бывшие строители Рейха бесшумно заволновались, но получили указание:

– Документы о вашей прошлой работе на Рейх выдаст учреждение с названием «Контора Глубокого Бурения». Она, единственная и родная, во все времена жития вашего пеклась о «чистоте и моральной твёрдости совецких граждан, только она, и никто другой, всегда и всё о вас знала. Неужели непонятно? Ай, забыли!?

Документы, документы! В отечестве нашем, других не знаю, проживает непобедимая и нестареющая уверенность «слово к делу не подшивается». Кто придумал сказку о «неправомерности подшивания слов к делу» – по причине недостатка времени вопрос о подшивке на рассмотрение не брался, а потому хватало старой информации: «подшить слова к делу» во все времена дозволялось «ответственным товарищам» и никому иному.

В невозможность подшивания «слова к делу» верила малая часть граждан-простаков, а остальные знали:

– Тогда «подшить слово к делу» было куда проще, чем сегодня два пальца обоссать! – обоссывания пальцев не прекращается до ныне, преимущество старого времени явное: обоссанные пальца к документам не прикладывали. Так и шло: слова, изображённые на бумаге с «выбитой» подписью «не погрешил ни единым словом в рассказе о себе, в чём и подписуюсь» – уполномоченные товарищи ставили свои подписи и печати – документ рождался и был готов и к подшивке в любое дело.

Удивительное время царило: основная масса граждан страны советов получала печати, а меньшая решала, кому печать пришпандорить, а кому:

– Пусть пока поживёт…

Документов, кои изготовлялись органами на основании рассказов возвращавшихся из неволи граждан «страны советов», было составлено превеликое множество и отправлено в архивы. Работа по переписи деяний и речений, возвратившихся из Рейха на принудительных работах, являлась большой и единственно ценной заслугой органов перед гражданами.

Устные повести фиксировались бумажным способом и отправлялись в архивы со строгим наказом:

– Хранить вечно!

Совецкие люди, проторчавшие во вражеском плену три, а кто и четыре года, могли со стопроцентной уверенностью лишиться «облика савецкого человека», и тому были основания: «враги в совершенстве владели методами обработки психики не устойчивых граждан…» – методы совращения, разумеется, не излагались. Что могли быть и «устойчивые совецкие люди» товарищи из органов не допускали.

– От какой сырости в передовом советском государстве появлялись «неустойчивые» люди, какую идеологическую инфекцию (заразу) стране советов несли вернувшиеся из-за кордона бывшие «советские» люди, от чего чем «устои первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян» могли не только пошатнуться, но и рухнуть к ебене фене-матушке? Что было ценного на вражеском Западе, ради чего простой совецкий человек мог пойти на обман органов? Победившая страна, правая со всех сторон – и страхи до патологии! Постоянные и нервные оглядки по сторонам в собственном доме? Время явления понимания: «мы – чужие в доме с названием «Россия»? От чего и почему трусость высокой концентрации, намного большей, чем отработка от автомобилей в стольном граде на сегодня, висела в послевоенной атмосфере и ею «вольно дышал народ-победитель»?

Возвращенцам задавали вопросы о житии и деятельности в «логове врага», и в пылу дебатов, как бы невзначай, дознаватели переходили на язык побеждённых врагов с одновременным и внимательным разглядыванием лица отвечающего. Ловился на знании вражеского языка – не давали времени на обдумывание ответа и обвиняли в «работе на врагов в качестве переводчиков». Довод, что русский юноша, или девушка, могли за три года в силу природных способностей освоить язык «страны угнетения» не принимались. Текло золотое время царствования библейской уверенности: «многая знания – велии скорби»!

«Нет худа без добра»! – благодарность многих тысяч претендентов работникам «Конторы Глубокого Бурения» Бурения» куда выше, чем персональные награды сверху. Кто думал, что через половину века документы о трудовых деяниях совецких граждан в логове врага будут оценены валютой?

– Погоди выражать признание работой органов, тормози, и представь один день «допросителя». Ничего нового, стандартные ответы:

– Забрали, увезли, работал на шахте (заводе, на помещика) и никто из опрашиваемых не радовал дознавателей ответом:

– Служил в полиции Берлина в чине ефрейтора.

– Сколько ещё допрашивать? Сотню, тысячу? – и работники органов тихонько зверели.

Отчего и почему савецкие граждане посильным трудом строившие Рейх заклеймены заклеймённые отечеством «рабами» и много лет не получали сочувствии от верхов – и до се никто не может объяснить.

Повестей и рассказов о «бесчеловечном отношении к совецким юношам и девушкам, угнанным в рабство» достаточно, а вот рассказов о нормальных человеческих отношений рабовладельцев и рабов что-то не видно.

– Гуманизм в общении рабов и рабовладельцев в нашей повести не поминается.

Звание «страна победившего социализма» никак не тянула на столь гордое звание, скорее была в списке стран «победивших самоедов», но сколько народу мечтало о смене названия – не знаем…

Хвала Конторе Глубокого Бурения! – быстро, как только может она, единственная и неповторимая от рождения, выдавала справки всем, кто «вольно, или невольно, в трезвой памяти и здравом уме (или не совсем) испортил биографию «совецкого человека» перемещением за границы «страны советов туда и обратно в грозном зареве войны» Органы обремизились один раз и основательно: «отец (всего!) савецкого народа» не поверил лучшей в Европе советской разведке:

– Провокация, Адольф не из тех, кто бьёт друзей по затылку!

О прекрасной работе органов сделаны художественные фильмы, но документальных нет, идея выложить документальный фильм о единственном провале органов выглядит смешнее любой развесёлой комедии. Когда и в чём ещё оплошала Контора знает она, но основную, оплошность грозной организации ныне знает каждый второй гражданин страны:

– Нужно было не «верно и преданно» верить в гениальность вождя страны советов», а свернуть шею «вождю» лет за двадцать до начала войны. Начни с головы – тело партии скончалось следом, дышало на ладан, что и случилось в новейшие времена.

– «Зик транзит глория мунди».

– Иноземный мат? Не выпендривайся, давай перевод.

– «Так проходит слава великих», благородная латынь.

Но столь нужное, великое и святое дело, как сворачивание шеи одному во благо миллионам, следовало свершить с момента, как только последний аналитик понял, что инородец возжелал единолично править Россией.

– Пример вреда толерантности: «вождя» следовало убрать способом, каким практиковал сам. Почему «нет»? Разве прошлый недосмотр Конторы Глубокого Бурения не обернулся России многими бедами, разве из богатыря с именем «Россия», нацмен, что в переводе означает «национальные меньшинства» не превратил матушку в калеку?.

– Очередная «загадка русской души», и ныне достаточно граждан, кои уверены:

– «Вождь» (всего!) совецкого народа спас Россию!» – а нехорошие граждане из серии не выявленных врагов возражают:

– Будь стократным героем, но обделайся единожды и от всех твоих великих деяний и наград понесёт вонью! Вот почему до сего дня провинившихся героев лишают наград и званий, кроме избранных. Потому иноземцы и добавляю вам очередную «загадку русской души». Сомневаюсь в национальной принадлежности граждан, до се любящих вождя-нацмена, скорее они «гибриды», но не русские. Не удаляйся от темы! О чём ведёшь речь в главе?

– Об «органах».

– Вот и продолжай о них.

– Что упомянутая организация за время существования жестоко обошлась с массой граждан отечества этого подтвердить не могу, ни единый член нашего семейства не сгинул из видимого мира раньше времени её стараниями. Поэтому говорить что-то худое в её адрес грешить против истины. Если хулительное в адрес Конторы что-то и выскакивает – выпады исходят от беса.

– Резон просматривается: если в родном советском лагере не сидел – чего «катить бочку» на органы?

– Но был во вражеском лагере, и враги не уничтожили. По твоей, бесовской логике, получается, что всякая власть, не лишившая жизни насильственно – хорошая? Уцелел у врагов, а потому нет причин поносить худыми словами?

– Время делать заявление: враг кто лишил тебя крова, имущества, или отнял жизнь родных.

– Неправильная постановка вопроса, у лишённых жизни нет врагов.

– Как так?

– Так: кто-нибудь один из загробного мира написал жалобу на своих убийц? Не было, нет, и не будет жалоб а на древних врагов следует катить тару без устали и постоянно, нужное и полезное занятие, и не так, как катят бочку ваши СМИ.

– Чем не нравятся наши СМИ, какие недовольства, где видишь проколы в работе СМИ?

– Ну, как же! Вот что вещает в мелкофон репортёру областного телевиденья твоя землячка о днях оккупации:

– Я коренная жительница города – называет дату появления в свет, в один год родились, «погодки».

– Начало стандартной биографии граждан страны саветов, привычка, грустный год савецкой истории… Назвать какие-то годы «прекрасными» крупно грешить, ваши плохие времена менялись на «хуже некуда».

– Хорош и третий вариант «из куля в рогожу», годится «из огня да в полымя».

– Далее «мемуаристка» указывает адрес проживания на начало войны.

– Недалеко от меня?

– Не совсем, в паре сотен метров от станции. И быстрый переход к ужасам по заказу:

– Помню издевательства фашистов, страшные бомбёжки. Рушились дома, горели, гибли люди, а нас с мамой и сестрой, видно, спасал господь бог – вот оно, сказалось вредное влияние «совецкого правдивого кино»!

– Спросить бы: как издевались проклятые фашисты? – не ответит старая лахудра:

– Помню, что издевались, а как – забыла…

– В психиатрии и не такое случается.

– Забавно выглядит: шестилетний малый, сидел в густом погребном мраке, вдыхал в изобилии сероводород без страха отравиться, не отставал от других в испускании газов ослабевшим сфинктером заднего прохода, а девочка, ровесница, презрительно плюнув на страхи, бегала в город любоваться картинами рушившихся домов. Если взять в соображение, что Люфтваффе разбойничало в тёмное время суток – выразить словами героизм девочки-пионерки не получится.

– Старушки с памятью на пятьдесят процентов и громадным талантом врать делают историю. Простим старушку, и она с мокрой промежностью умирала от страха в земляной яме в звании «погреб», ныне берёт реванш за прошлое и шпарит в тему. Обычное ваше стандартное враньё по указанию «сверху» с добавлением соуса «веяния времени»: «господь бог» не всех спасал, кого-то и лишал пребывания в лучшем из миров.

– «Бог» выборочно спасал, люди не указ богу в вопросе кого казнить, кого – миловать. Бесяра, вводишь в искушение и толкаешь сделать заявление «подруге дней моих суровых»:

– Слышь, старая кошёлка, не иудейский бог спасал ваше семейство, это вражеские авиаторы не прицельно бросали смертоносный груз на головы наши.

– Старушка возмечтала писанием мемуаров заработать.

– Напрасные мечты…

– Почему?

– Чтобы относительно внятно выложить воспоминания на бумагу нужна тренировка в писании предложений не ниже уровня седьмого класса старой школы как у тебя, в одиночку не осилит, на придумках о «рушившихся домах» далеко не уехать. Старушичья память ни к чёрту и правдиво рассказывать события времён оккупации надёжно упущено. И в грамоте пробелы приличные, сама не справится, а вселяться нашим в такое удовольствие нулевое, всё едино, как вам тюремное заключение.

«…мы очень голодали, мама в начале войны всё, что могла, обменяла в соседних деревнях на продукты…» – и без подмены порядка следования газетных ужасов о прошлом враньё само вылезет наружу. Силён закон «Мешка и шила», но почему многие пишущие об этом забывают – не понимаю.

– Тётя заказ выполняла. Не знаю, как у бесов, а среди нас живут обманы Простой и Сложный, настолько сложный, что на правду похож. Ныне братанЫ, подчиняясь веяниям времени объединились в фирму «Развод», следом идут сестрички ложь Простая, ложь Наглая, а старшая над ними мать Клевета. Что тётя несла в микрофон репортёра – в народе имеет простое определение: «пиздёшь».

Случается, братец Обман и сестрица Клевета в союзе с двойней Ложь Простая и Ложь Наглая, выливают капли сгущённой Правды, или разводят водой, а Пиздёшь и запаха правды в себе не содержит. Пиздила тётя, а на какую нужду врала – не смогла бы пояснить, даже если и крепко взять за жопу.

– Не стыдно старую бабку брать за жопу? Сама мысль неприятна, а не то, чтобы действие! Тётка схожа с давно погашенной совецкой облигацией, кого брать-то? Не противно? Соври старушка «помню-забыла» побывавшим в подобной обстановке – и соответствующий ответ получила:

– Пизди, старая и дальше, авось поверят! – худо, когда враньём травят детские, слабые, неокрепшие разумы с уверением «правду говорю», тяжелее преступления не придумать. Во всяком деле есть свои дирижёры…

– Знаешь, кто?

– Знаю.

– Поделишься?

– Нет. Продолжим: «…рушились дома» определение, «рушится» касается строения высотою в треть нынешнего столичного «эмпайра» высотою в пятнадцать этажей. Твой город в поминаемые времена мог похвалиться домами большой этажности? Нет, не чему было рушиться, врёт напропалую тётя.

– С кем связался!? Если девочка жила в хибаре в один этаж трёхэтажный дом выглядел небоскрёбом. Верить старухе, будто ребёнком бегала в центр города за пять километов любоваться рущащимися домами? В бомбёжку? Рядом с трусливым мальчиком жили «героические савецкие девочки-одногодки? Презренный трус был рад любой яме, в кою мог влезть от налётов Люфтваффе, хватало звуков далёкого нытья перегруженных авиационных моторов вражеских машин, чтобы запорное кольцо заднего прохода паниковало и оказывалось исполнять команды центра:

– Не срать! – а девочка-сверстница без страха наблюдала обрушение домов!? Как не гордиться настоящей совецкой, героической, стойкой не по возрасту девочкой, коя являла пример многим взрослым? Не ребёнок, но образец мужества и стойкости перед лицом опасности и её противоположность. Что остаётся моему прошлому?

– Стыдиться и завидовать чужому героизму.

– Что и делаю семь десятков лет…

Из всего плача первыми идут «издевательства фашистов», а «страшные бомбёжки» и «рушащиеся дома» на второй позиции. Путаница в показаниях даже напрочь лишенному следовательского таланта говорит:.

– Понятно, врала старушка, но почему ответственный за выпуск товарищ не обратил внимания на такую расстановку показаний свидетельницы – загадка.

– Не иначе, как с крепкого перебора. Редакторы обычные люди и подвержены стандартным мужским слабостям. Кто осмелился заняться анализом порции очередного вранья?

– Детали в сценах фашистских издевательств отсутствуют, старушка умалчивает, а потому каждый волен заполнить плач собственными фантазиями.

– Плакальщицу «в издевательства фашистов» посвятили «товарищи» позже, сама не видела «издевательств», но кто бы посмел заявить:

– Брешет баба! – областному телеканалу плача достаточно, а всё сверх того лишнее, ненужное, вредное и опасное. Да и не могла старая женщина выбиться из общего хора о прошлом, не совсем сумасшедшая, понимала требование времени. Как однажды ввели программу на рассказы о «злодеяниях врагов» – так программа до се работает. Пусть где-то и проходят события страшнее прежних, но они чужие и не особо волнуют:

– Да, убили кого-то и где-то, но мои ужасы важнее.

Так и живём: исправно работает внешнее вещание, а что внутри каждого – держите при себе, не вылезайте не вещайте. Если бывшие совецкие люди внутри думают иное – их дело, на мысли внутреннего пользования запретов не придумали. С наружными мыслями, кои словами озвучиваются, следовало быть осторожным, а тайных мыслей чего бояться? Чай, мысли свои, не выдадут! Старушку понять можно: лошадка «Оккупация» до ныне надёжное средство передвижения из прошлого в будущее, но одно огорчает: старая лошадь, ослабевшая, но спокойная, никого с себя не сбрасывает и всегда на полкорпуса впереди в забегах на любую дистанции.

– Потому, что конкурентов нет?

– Поэтому, одна на беговой дорожке. Много сходства с «не видела, не знаю, но верую»!

«Враги издевались» – смелые возразить поднимите руку? Нет таких? Враги обязаны издеваться, назначение врагов такое, иными враги не бывают, а если не издеваются – не враги, а недоразумение. Только сочувствующий врагам, а потому и сам враг, требует детали издевательств.

Видно, «страдалица» не помнит о бомбёжках, и сто к одному, что текст выступления в старую тётю вставил дядя репортёр, а если не так – дай сверху парочку пустяшных подробностей из прошлых «ужасов». Разве не две авиации бомбили город? И если что-то помнишь из бомбёжных удовольствий – ответь: чьи налёты по длительности и злее были, чья авиация жестче вгоняла душу в пятки? Лей ныне слёзы о прошлом, не делай этого – прошлое иным не станет, не изменится ни в одном эпизоде. Слышь, «подруга дней моих суровых», знаешь, как союзнички обошлись с немецким городом Дрезденом? Не лучше, чем Люфтваффе с твоим! Но мы в плюсе, уцелели, а в Дрездене сгорели многие тысячи женщин. Разница! Авиациям стран, долбивших город «спасибо» говорить нужно, нам не досталось и сотой части, что было подарено Дрездену. «Я помню страшные бомбёжки…» – женщине взрыв бумажного пакета ужас, а от вида горящего Дрездена умерла без задержки.

Не плачь, подруга, не лей фальшивых слёз о прошлом, не таким ужасным оно было, как ныне с твоей помощью расписывают талантливые черные гелиевые авторучки, прошлое дарило пустую надежду на прекрасное будущее… коего нам не увидеть. Употреби остатки соображения на ответ: «рвалась с надрывом «в светлое будущее вместе со всем совецким народом», а сукино светлое будущее день ото дня темнело и продолжало отдаляться без объяснений. И никто ныне не может объяснить пустяк: с чего «прекрасное, светлое будущее» обошло стороной совецкий народ и благополучно подохло в сторонке?

– Нехороший совет даёшь старой женщине…

– Почему?

– А, что если выяснит причину ухода в небытие «светлого будущего совецкого народа», а выяснив, и получив «добро, опубликует соображения? Что тогда?

– Ну, да, кто-то поверит россказням выжившей из ума старой бабы? Как думаешь, орден «За сожжение Дрездена» учредят?

– Учредят. В будущем, и не только за Дрезден. Помимо Дрездена есть ещё кое-что сжигать…

Эй, подруга по жизненной похожести, напрягись и вспомни как вначале нас клепали асы Люфтваффе, а через два года эстафету передали летательным аппаратам с иными опознавательными знаками? И те вгоняли душу в пятки не слабее асов Люфтваффе? Не забыла? У любой бомбёжки схожий почерк: бомбами сверху вниз, а внизу «свои» и «наши», но и родная авиация не выясняла мелочи кто «свой», а кто чужой, и клепала всех подряд, без разбора, чтобы не было разговоров «ему досталось, а мне нет…». Обычная работа авиаторов тех лет, и никто не говорил:

– Если авиация, некачественно бомбит, мажет – на кой ляд такая авиация нужна, кто за промахи по целям высокими правительственными наградами балует?

– Обрати внимание на слова не к месту: «…видно, спасал господь бог…» – тётя не уточняет времена «духовных поисков», путается между нынешним «царствием божьим» и тогдашним отсутствием оного, запамятовала о крепости, надёжности и святости «царствия небесного» военного времени.

– Откуда слабой женщине знать, что «царствие небесное» не постоянно и меняет окрас по обстановке? Большую часть истории «царствие небесно» на страхе смерти и голоде держалось, а потому и неясно: помогал бог вражеской авиации «дома рушить», или дома ваши для иудейского бога во все времена безразличны были? Страна советов на момент «страшных бомбёжек» из одних атеистов состояла, но когда атеистов в зад клюют – «зело борзо» вспоминаете бога!

А как звучит это: «…мама в начале войны всё, что могла, обменяла в соседних деревнях на продукты…» – следует понимать, что у обитателей деревень что-то из продуктов было?»… а потом наступил настоящий голод. Дедушка ловил ворон, варили чёрный суп, но потом и их не стало…»

– Во как повернуло! Когда-то иудейского пророка ворон хлебом снабжал, а вы святую птицу в суп! «Настоящий голод…», а до него, надо понимать, терпимо было, голод обходил стороной детский организм твой? Странно звучит! И почему суп из ворон «чёрный»?

– Каким ещё быть супу из ворон? Понятно, только чёрным. Бедновато с эпитетами, могла бы сравнить суп из ворон с «тёмной дождливой ночью конца октября». Вороны из одного чёрного пигмента состоят, в них и мяса-то нет. «Чёрный суп» из серии представлений простого народа: «ешь свеклу – крови много будет: свекла-то красная»! А чем вороны питались? Чёрным воронам деревья нужны, леса, а галки рядом с человеком живут, чёрненькие галки, и грач черён, но грач – «птица весенняя», сельская, перелётная. Грачу для прокорма поля нужны, а что грачу зимой в полях делать, какой прокорм искать? Вот на зиму грач и улетает. Если не так с кого Саврасов «Грачи прилетели» писал? И стихотворение хулиганское о том повествует: