Текст книги "Бесплотные герои. Происхождение образов "Илиады""

Автор книги: Лев Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

12. ФЕНИКС

В сущности, только в одной из двадцати четырех песен «Илиады» действует старец Феникс (еще в двух-трех только упоминается), но роль его в поэме очень велика, и о нем написано множество статей и книг. Известный ученый Э. Бете сказал: «Феникс представляет собой труднейшую проблему, которую и я не могу решить».

Та единственная песнь, в которой Феникс действует, – IX, «Посольство». В числе трех послов (двое других – Одиссей и Аякс) Феникс отправлен к Ахиллу, чтобы предложить ему искупительные дары Агамемнона (семь городов, дочь в жены и т. д.) и просить вернуться в строй. В песни Феникс предстает воспитателем Ахилла, сопровождающим юного царя под Трою по поручению его отца Пелея. Старец должен был приглядывать за юным героем и обучать его ратному делу и витийству. Уже подобная аттестация делает непонятным, почему Феникс оказался не при Ахилле, а при Агамемноне и от него направлен к Ахиллу. Непонятно и то, почему его не было при Ахилле в трудный для того час ссоры с Агамемноном: в I песни о Фениксе ни слова. Далее, странно, что, предложив на совете назначить Феникса руководителем посольства, Нестор особенно подмигивает при отправке не ему, а Одиссею. И усаживают напротив Ахилла не Феникса, а Одиссея. И речь заводит первым Одиссей. И отчет Агамемнону и совету вождей приносит Одиссей.

Наконец, в довершение этого нагромождения странных фактов (если все еще не ясно, что произошло) учтем такую особенность текста: по совету Нестора назначено было три посла, но в стан Ахилла пошли… двое. Все время речь идет о двоих, обоих, паре. Они заходят к Ахиллу, и обоих он встречает как уважаемых гостей. Происходит обмен приветствиями – все еще с парой послов. Но речи произносят все трое, и трое получают по ответу. Вывод из этой ситуации сделал более ста лет тому назад Т. Берг, и вывод непреложный: вначале в посольстве было только двое полноправных участников – Одиссей и Аякс, Феникса внесли в текст позже.

С тех пор унитарии предлагали множество опровержений этой гипотезы, множество попыток объяснить этот один факт (двойственное число послов) как-то иначе: что Феникса не считали за посла, а лишь за проводника, или что Феникс ждал послов у Ахилла и т. д., но все это надуманные объяснения, противоречащие ясным указаниям эпоса. Кроме того, объяснить-то надо не один факт, а всю совокупность фактов, а тут уж объяснение Берга единственно возможное.

Посмотрим, что останется, если Феникса убрать из текста. Речь Аякса вообще-то подхватывает диалог Одиссея с Ахиллом и совершенно игнорирует речь Феникса, будто ее и не было, так что выпадение Феникса ничего не изменит, текст даже станет более связным. Без речи Феникса речь Одиссея окажется самой большой – не напрасно ему особенно подмигивал Нестор.

Почему же речь Феникса, коль скоро его задумали вставить как руководителя делегации, внесена в середину беседы, между речами Одиссея и Аякса, а не поставлена вперед – как главная? Да потому, что речь Одиссея уже была построена как вступительная, а речь Аякса – как прощальная. Обоим Ахилл давал четкие ответы. Одному – что отплывает домой, другому (видимо, передумав) – что останется, но не вступит в бой, пока противник не пробьется к ахейским кораблям; а что в ответе новому послу, руководителю делегации Фениксу? А вот что: «Завтра вместе подумаем, отплывать восвояси нам или остаться», – отсрочка, смягчение ответа, данного Одиссею, колебание между двумя ответами.

Ничего не поделаешь, Феникс внесен поздно – уже в готовое «Посольство». Когда? Зачем? Что это за герой? И что его участие изменило в поэме?

Кое-кто из унитариев придумал спасительный компромисс: Феникс в «Илиаде», хоть и позже других послов, но введен тем же автором в порядке правки и дополнений. Не получается. В рассказе о Фениксе есть такие подробности, которые не вяжутся с остальной «Илиадой». Так, Феникс рассказывает, что он сын царя Аминтора, владетеля Эллады (тогда так называлась небольшая область на южной окраине Фессалии на севере Локриды). Оттуда он, рассорившись с отцом бежал на север, во Фтию, к Пелею, отцу Ахилла. Но в «Каталоге кораблей» (II песнь) сказано, что «холмная Фтия и славная жен красотою Эллада» принадлежат Пелею с Ахиллом. В той же IX песни Ахилл, отвечая Одиссею, тоже называет владениями Пелея Элладу и Фтию. А в речи Феникса Пелею и Ахиллу принадлежит только Фтия! Феникс напоминает Ахиллу, что он его воспитатель. А в других местах «Илиады» сказано, что воспитателем Ахилла был кентавр Хирон. Вот так.

Хоть Феникс с Нестором оба – старики и оба весьма словоохотливы, но вошли они в поэму не вместе. Правда, именно Нестор предложил Феникса в посольство и посоветовал сделать его руководителем, но это ни о чем не говорит: Нестор всегда предлагает то, что должно произойти, то есть то, что было и без его участия задумано исполнить. Так что он мог «присоединить» свою инициативу post factum. А могли и привязать Феникса к уже наличному в «Илиаде» Нестору. Но вот подмигивает-то Нестор особливо Одиссею, а уж это никак не вяжется с его инициативой насчет Феникса. Это пережиток. Значит, Нестор имел дело с посольством в составе двух послов – Одиссея и Аякса, а Феникс вошел в «Илиаду» позже их – и позже Нестора.

Откуда певец взял своего героя? В этой самой Элладе, расположенной на стыке Фессалии и Локриды и составлявшей то ли царство Амаринка, то ли часть царства Пелея и Ахилла, протекает небольшая речка, носившая название Феникс. Такая локализация гидронима, давшего имя герою, свидетельствовала бы, что наименование героя произошло тогда, когда Ахилл уже мыслился происходящим из Фессалии, а не с Эгины или из Фокиды. Но подобные названия (Феникс) есть и в других местах.

Феникс – фигура мифа, широко распространенного по греческому миру и везде связанного с местными топонимами или гидронимами. Это известный миф о похищении Зевсом юной Европы – миф, в котором Зевс принял облик быка и умыкнул на своей спине Европу (божественный бык с Европой на спине, плывущий по морю, – излюбленный сюжет живописцев). По одной версии мифа, брат Европы носил имя Феникс, по другой – отец. У Гомера и Гесиода – именно отец. Отсюда старческий возраст Феникса в мифе, а вместе с тем и в «Илиаде»: отец взрослой дочери – значит, старик. Гомеровский эпос упоминает этого первоначального Феникса в XIV песни «Илиады» (стих 321), с чем, разумеется, не считается тот, кто заново вводит Феникса в «Посольство» уже как нового, эпического Феникса.

Первоначальный Феникс отправлялся разыскивать похищенную дочь и по пути основывал города – так миф пытается объяснить широкое распространение местных названий «Феникс». Почему на самом деле многие поселки и речки носили такое название – другой вопрос. Слово «феникс» имело в греческом языке разные значения: «финик», «финиковое дерево» («смоковница»), «пурпур», «финикиец». Именно это последнее значение – исходное для всех остальных: все эти вещи – и краска, и финик – распространились из Финикии. И Европу Зевс похитил, по мифу, из Финикии, так что отец ее получил свое имя от названия страны. В местных же названиях отразилась деятельность финикийцев и контактировавших с ними греков: одни населенные пункты получили название по финикийцам или побывавшим с ними в контакте грекам, другие названы, вероятно, по смоковницам или по цвету каких-то местных достопримечательностей.

С финикийцами греки были знакомы с микенского времени, встречали их на Кипре и на восточном побережье Средиземного моря, тогда получили от них пурпурную краску и финики. А более близкое знакомство завязалось с X века, когда финикийцы стали часто приплывать к островам и берегам Эгейского моря, посещать собственно Грецию. Скорее всего именно с этого времени эпоним Финикии вошел в миф о Зевсе и Европе и был использован для объяснения широко распространившихся местных названий. Еще позже одно из этих названий дало повод включить Феникса в эпос о Троянской войне, в «Илиаду».

В поэме Феникс рассказывает в назидание Ахиллу притчу о Мелеагре. Обиженный, как Ахилл, Мелеагр тоже воздерживался от боев, не хотел защищать соотечественников. Его умоляли, обещали дарами вознаградить за возвращение в строй, но он был непреклонен Только когда враги ворвались в город и подожгли его (совсем как это будет с кораблями у ахейцев), только тогда жене удалось умолить героя вступиться. Дары еще не были вручены, а Мелеагр уже изгнал врагов.

Феникс внушает Ахиллу две идеи. Во-первых, что все умолимы – и боги, и герои. Вот и Мелеагр склонился к мольбам. Во-вторых, что лучше это сделать сразу же, согласившись на предложение послов. Мелеагр не послушал послов, предлагавших почетные и ценные дары, а вернулся в бой лишь «по нужде» – когда уже запылали башни города, – и что же он выиграл? Вернуться-то все равно пришлось, а чести и выгоды меньше: враги преуспели, дары не получены. «Не сделай подобной ошибки, – поучает Ахилла старец, – выйди сейчас, когда за это предлагают дары».

Критики, как правило, видят в Фениксе меркантильного ионийца, в дарах – попытку подкупа, а отказ Ахилла трактуют как проявление гордого бескорыстия: честь не продается! На деле Ахилл «Илиады» был типичным для своего времени героем, и бескорыстие было ему совершенно чуждо. Военный вождь того времени был мародером и грабителем и не стеснялся этого. Ограбление побежденных, снятие доспехов («корыстей кровавых») с трупов было в порядке вещей. Захват трофеев был делом чести и славы. Получение дани, выкупа, даров – все это было законно, морально и почетно, и Феникс говорил с Ахиллом на одном языке, хорошо понятном Ахиллу. Отказывая Фениксу, Ахилл не отвергал эту «меркантильную» систему ценностей и приоритетов, а лишь показывал, что его гнев на Агамемнона выше любых благ. Отказ его – просто свидетельство непреклонного и мстительного характера.

Если бы дело этим и ограничивалось, то речь Феникса вполне укладывалась бы в схему развертывания сюжета о гневе: ссора – устранение Ахилла от боев – поражение ахейцев – безуспешное посольство – ахейцы на грани катастрофы – примирение – победа ахейцев. Но тогда непонятно, зачем введен Феникс, третий посол: двое послов и без него уговаривали Ахилла и получили отказ. Однако центр тяжести речи Феникса лежит не во второй ее части, не в том, когда лучше вмешаться в битву, как почетнее и выгоднее поступить, а в первой части, в первой идее – в мысли: все боги и герои умолимы. «Храбрый не должен сердцем немилостив быть» – такова главная сентенция этой речи.

Феникс тут рисует очень яркую и образную картину, в которой обида и мольба персонифицированы, изображены очень конкретными персонажами. Мольбы (Литай) – смиренные дочери Зевса, они хромы, морщинисты, косоглазы и робки. Обида же (богиня Ате) быстра и могуча, бежит далеко впереди них и язвит смертельно. Но Мольбы спешат исцелять уязвленного. Кто их примет почтительно, тому они помогут, а кто их презрит и отвергнет, кто суров душою, того они предоставят Обиде, попросив Зевса, своего отца, чтобы Обида наказала неумолимого. Здесь четко выступает мотив возмездия, которое постигнет Ахилла за неумолимость, за непреклонность, за немилосердие.

Но Ахилла постигла в «Илиаде» лишь одна суровая кара: он потерял лучшего друга – Патрокла. Значит, в речи Феникса имелась в виду именно эта кара. А следовательно, Феникс введен тем, кто ввел и Патрокла. Это подтверждается всеми связями героя. По сюжету, оба героя происходят из Локриды: Патрокл – из Опунта, Феникс – из Эллады. Патрокл стелет ложе Фениксу, оставшемуся после неудачного посольства в стане Ахилла. В XVII песни Афина, чтобы побудить ахейцев лучше сражаться за тело Патрокла, появляется среди них в облике Феникса. В XIX песни Феникс – в числе утешающих Ахилла, когда тот горюет над телом Патрокла. На похоронах Патрокла (песнь XXIII) Ахилл поручает Фениксу надзор за состязаниями колесниц.

Оснащенность имени Феникса постоянными эпитетами – 25 процентов, то есть почти такая же, как у Патрокла – 23 процента.

Обида, причем в столь же наглядно персонифицированной форме, фигурирует и в XIX песни – там содержится признание, что беду содеяла именно эта богиня. В свое время она и Зевса ослепила, за что он, схватив ее за кудри, швырнул с Олимпа на землю – и упала она на людей. Песнь повествует о примирении Агамемнона с Ахиллом над трупом Патрокла. Оба признают свою вину, хотя и навеянную богами, оба раскаиваются. Провозвестником этого был Феникс, но лишь касательно Ахилла.

В речи Феникса сформулирована та идея, которую внесла в «Илиаду» «Патроклия», – идея вины Ахилла, достойной наказания, кары, возмездия. За чрезмерную обидчивость, мстительность и жестокость. Поучения Феникса можно понять и как апологию милосердия а это позволяет связать их с еще одной темой «Илиады» – с выкупом тела Гектора, с милосердием, которое Ахилл в XXIV песни проявил к отцу Гектора – старому царю Приаму. Правда, за выкуп, но в ту эпоху иначе и не мыслилось (впрочем, и в наше время милосердие не всегда и не обязательно безвозмездно).

«Выкуп» (песнь XXIV) многие аналитики, в частности У. Виламовиц, трактовали как позднюю добавку к поэме – добавку, знаменовавшую важный сдвиг в представлениях варварской Греции, в мышлении и морали героического века.

13. ЭНЕЙ

В «Илиаде» Эней не одерживает никаких побед, наоборот, терпит сплошные поражения, но прославляется выше всех героев. Он всего лишь представитель боковой, младшей линии царствующей династии («орлеанской ветви» дома Приама, как пошутил один английский ученый), но боги наперебой защищают и спасают его от гибели – даже те, которые на стороне противника, ахейцев (в частности, Посейдон). Аполлон уносит его в свой храм, чего не удостоился даже Гектор. В генеалогии Энея, вложенной в его собственные уста (XX песнь), он получается выше самого Ахилла: происходит от богини Афродиты, входящей в число небожителей, олимпийцев, тогда как Ахилл – только от низшей богини Фетиды, морской нимфы. Это специально подчеркнуто устами Аполлона, ободряющего Энея перед схваткой с Ахиллом. Ни у кого в «Илиаде» нет столь развернутой генеалогии – целых тридцать девять строк!

Многие из центральных песен «Илиады» (почти вся «Ахиллеида» Грота, «Патроклия», песни с поединками Париса и Гектора против ахейских героев) не знают Энея. Крупные общие сражения идут без него. Певец даже считает необходимым объяснить это отсутствие: «…гнев он всегдашний питал на Приама, ибо, храбрейшему, старец ему не оказывал чести» (XIII, 460–461). Кроме Каталога троянских сил Эней выступает лишь в трех местах «Илиады»: в Диомедии (V песнь), битве с Идоменеем (XIII) и в поединке с Ахиллом (XX), – и во всех трех его выступление не меняет ситуации, выглядит вставкой. Во вставках даже противник Энея выглядит иным, чем в остальной «Илиаде». Так, чтобы оттенить благочестие Энея, его повиновение воле богов, Диомед тут же изображен нахальным богоборцем – он ранит Афродиту и Ареса, нападает на Аполлона, и все это несмотря на то, что за рамками вставки (чуть позже) он уверяет, что никогда и не мыслит бороться с богами!

Спасая Энея в конце поединка с Ахиллом, Посейдон объяснил богам свое вмешательство: необходимо соблюсти то, что предназначено судьбой и Зевсом, «…предназначено роком – Энею спастися… Будет отныне Эней над троянцами царствовать мощно, Он и сыны от сынов, имущие поздно родиться» (XX, 302, 307–308). По мнению многих ученых (Т. Берг, Э. Каммер, У. Виламовиц, Э. Бете и др.), это типичное vaticinium ex eventu, то есть «предсказание задним числом», исходящее от уже произошедшего события: оно не высказано в жизни до события, а вошло в поэму после него. Его вложили в уста бога, который не должен ошибаться, те, кто хорошо знал, что оно не может не сбыться, – потому что уже сбылось. Кто знал, что род Энея царствует в Троаде.

Деметрий из Скепсиса, местный историк Троады, во II веке до н. э. указывает в Скепсисе два царских рода, возводящих себя, соответственно, к Асканию, сыну Энея, и к Скамандрию, сыну Гектора (Страбон, XIII, 1, 52–53). По-видимому, оба рода действительно правили в Троаде, но имена, приписанные сыновьям родоначальников и произведенные от местных водоемов (озеро Аскания и река Скамандр), говорят о том, что к тому времени авторитет древних греческих героев оказался уже недостаточным и в генеалогию были включены местные эпонимы.

Откуда Эней вошел в «Илиаду»? В киклических поэмах Эней есть, но можно подумать, что это не тот Эней. В «Илиаде» он юн, холост и бездетен (хотя из пророчества ясно, что он выживет и будет иметь детей). А в «Киприях» и «Малой Илиаде» он женат и имеет детей, хотя эти киклические поэмы, рассказывая о той же Троянской войне, обрамляют «Илиаду». Его сын Асканий в «Илиаде» отсутствует; этим именем в ней назван совсем другой человек, взрослый. В «Эфиопиде» Мемнон – сын Тифона. Но «Илиада» этого не знает, иначе бы Эней, упоминая Ахиллу Тифона как своего деда, не преминул бы похвастаться родством со столь знатным героем, как Мемнон, сын богини Эос.

Одно из двух: или в киклических поэмах Эней появился позже, и тогда понятно, что «Илиада» не знает событий с Энеем, в них описанных, или же Эней включен в «Илиаду» и в Кикл порознь. Второе вероятнее, ведь «Илиада» знает, что Эней спасется – это и произойдет с ним в киклических поэмах. «Илиада» знает, что его потомки будут править, значит, он должен иметь детей – он их и имеет в киклических поэмах.

Получается, что Эней вошел в гомеровские песни не по единому замыслу, а стараниями разных певцов, может быть не сразу. Причем в киклических поэмах Эней хорошо соответствует своему предназначению, а в «Илиаде» – не очень, хотя это предназначение провозглашено в ней. Однако и в киклических поэмах или, лучше сказать, в Троянском мифе в целом Эней вряд ли изначален.

Позднее вторжение Энея в Троянский эпос видно по оснащенности его имени постоянными эпитетами в «Илиаде» – ими снабжено всего 18 процентов от всех упоминаний его имени. Это гораздо меньше, чем даже у Приама и Патрокла, не говоря уже о прочих видных героях.

Итак, Эней поздно вошел в Троянскую эпопею вообще и в «Илиаду» в частности, причем в «Илиаду» вошел отдельно от других поэм и слегка искаженным. Думается, что это искажение (превращение в юного и холостого) сделано, чтобы сильнее уподобить его Ахиллу – сравнять с ним. Ведь их единоборство – высший пункт всей «гомеровской Энеиды». Для того, чтобы дать ему место, разорвана битва богов: боги уже выстроены парами (друг против друга, кто с кем будет сражаться), но тут вклинивается поединок, а по его окончании боги снова выстраиваются – теми же парами! – и вступают в бой. Более торжественной обстановки для поединка двух самых выдающихся героев не придумаешь! Что Ахилл – самый выдающийся герой, с очевидностью подтверждено его подвигами, а вот Энею эта роль дарована певцами ни с того ни с сего, без всякого подтверждения. Почему?

Видимо, все это взаимосвязано: позднее вторжение Энея в Троянский эпос, неоправданное (не по деяниям) восхваление его в «Илиаде», провозглашенное устами Ионийского бога предначертание его роду царствовать в Троаде и действительное наличие такого царского рода в ней спустя много веков. До вторжения Энея Троянский эпос предполагал для Троады другую династию – дом Приама и Гектора. Значит, вторжение Энея означало легализацию династии, которой Троянский эпос не знал.

Схема генеалогии троянской династии в гомеровском эпосе (позиция Энея).

Генеалогия, приведенная в XX песни, вся нацелена на одно – доказать, что «орлеанская ветвь» является законной династией царей Троады, что она восходит к тем же предкам, что и старая династия, и не хуже ее представляет характерные достоинства страны. Если присмотреться, то можно установить (первым это сделал К. Шухардт), что генеалогия Энея смонтирована из двух частей: старой родословной Гектора и новой, сконструированной для Энея. Линия, ведущая к Гектору, выглядит так: Дардан – Эрихтоний – Трой – Ил – Лаомедонт – Приам – Гектор. «Орлеанская ветвь» является отростком, отходящим от Троя и ведущим через Ассарака, Каписа и Анхиза к Энею. Это младшая ветвь, но если старшая вымрет или лишится поддержки богов (утверждается, что то и другое осуществилось), то единственным законным наследником остается род Энея.

Однако, создавая эту хитрую конструкцию, певцы упустили одну деталь (ее подметил К. Роберт): не подправили соответственно новой генеалогии отчество Приама по всей «Илиаде». Приам только один раз в «Илиаде» назван Лаомедонтидом – сыном Лаомедонта, а десять раз – Дарданидом. То есть прежде Приам считался сыном, а не прапраправнуком Дардана. Значит, вся линия предков между Дарданом и Приамом – от Эрихтония до Лаомедонта – вставлена позже, очевидно, вместе со всей «орлеанской ветвью», от нее отходящей.

Чего этим достигли создатели искусственного родословного древа? Приам из сына Дардана сразу превратился в его отдаленного потомка, а Эней был сделан таким же потомком Дардана и вдобавок царем народа дарданов, то есть более логичным наследником Дардана, чем Приам. В изложении генеалогии указано, что первый из вставных предков, Эрихтоний, владел тремя тысячами коней, из которых двенадцать были оплодотворены Бореем – богом северного ветра. Они родили изумительно быстрых коней. Эти кони, по соотношению поколений, должны были достаться сыну Эрихтония – Трою. Действительно, в V и XXIII песнях идет речь о дивных конях Троя, но происхождение их указано иное: они от породы тех коней, которых Зевс подарил Трою во искупление того, что похитил у него сына Ганимеда, в которого влюбился. Примечательно что если Пелею, отцу Ахилла, упряжку коней подарил Посейдон («Илиада», XXIII, 276–278; по другому указанию, XVII, 441–444, это дар всех богов), то Трою их даровал сам вседержитель Зевс. У Троева внука Лаомедонта эту породу коней тайно добыл Анхиз, отец Энея, подослав к жеребцам Лаомедонта своих кобылиц, а из шести коней, родившихся от этого соединения, двух отдал сыну. Получаются две версии рассказа о конях, принадлежащих Дарданидам: генеалогическая и другая, несколько отступающая от нее, но тоже связанная с ее фигурами. По обеим версиям, чудесные кони оказываются только у вставных фигур генеалогии – тех, что вставлены вместе с Энеем. По крайней мере в одной версии четко указано, что они достались в конце концов Энею. Между тем постоянный эпитет троянцев в «Илиаде» – «гипподамой» («усмирители коней»). Известно, что конные заводы Троады славились и в персидское время. Генеалогия Энея перетягивала эту славу к имени Энея, и то же делали другие вставки.

Имя Эрихтоний создатели родословной Энея явно взяли из афинской мифологии: там Эрихтоний – чудесный зачинатель официальной царской династии, сын Геи – земли или же Афины (Аполлодор, III, 14, 6). Трой и Ил – эпонимы Трои и Илиона, двух образов столицы Приама. Лаомедонт – герой из круга сказаний о Геракле, оборонявший от Геракла Илион. В «Илиаду» вмонтирован искусственно: Клитий, Ламп и Гикетаон, включенные в генеалогию как его сыновья, то есть братья Приама, в «Обзоре со стены» (III песнь «Илиады») были названы в числе советников Приама – там не было сказано, что это братья. Братьями они были сделаны только в генеалогии – для увеличения семьи Лаомедонта.

Из наличия в генеалогии Ила и Троя можно сделать вывод, что все создание нового генеалогического древа, то есть реконструкция генеалогии Приама ради вписания в нее Энея, было произведено в Троаде. А из включения Эрихтония следует, что это было сделано тогда, когда Троада находилась под сильным воздействием Афин – возможно, в эпоху борьбы их за Сигей, расположенный в нескольких километрах от Илиона, то есть в конце VII века. Как известно, тогда митиленцы с Лесбоса, сражавшиеся против афинян, построили напротив Сигея крепость Ахиллион (Геродот, IV, 65, 91, 94, 95). В этом свете сражение Энея, имеющего афинского предка, против Ахилла приобретает особую связь с позицией афинян в Сигее и с их притязаниями на власть в Троаде.

Может возникнуть вопрос: почему же Энею певцы не дали победы в этой битве, как и в остальных? Но это же ясно: вводя нового героя, пусть самого им дорогого, певцы должны были считаться с тем, что в поэме роли победителей уже заведомо отданы другим – тем, кто станет его противниками. Ни убивать, ни унижать их нельзя: они действуют в последующих эпизодах и поэмах как победители. Оставалось лишь непомерно восхвалять нового героя и все время спасать его от гибели в сражениях, где он выступает против обладателей неотчуждаемых побед.

С тем, что сообщает об Энее «Илиада», особенно с генеалогией, совпадает многими признаками отдельный гимн Афродите, входящий в число так называемых гомеровских (большей частью они явно не написаны тем же автором, что «Илиада»). В гимне есть и пророчество Энею, и предки Энея Дардан с Анхизом, и Ганимед. Афродита, скрывая свой статус богини от Анхиза, выдает себя за дочь фригийца Отрея – этот Отрей упоминается в «Илиаде» (III, 186). Богиня рассказывает Анхизу, что якобы была похищена Гермесом – похищение другой девы Гермесом упоминается в «Илиаде». Афина выступает в гимне врагом Афродиты – как в «Илиаде». К. Рейнгардт пришел к выводу, что генеалогию Энея в «Илиаде» и гимн Афродите сочинил один автор, преследуя одну и ту же цель.

Роль Анхиза в гимне какая-то обрывочная. Анхиз появляется в нем без отчества, поэт не знакомит читателя с ним, как будто Анхиз уже хорошо известен. Открывшись Анхизу, богиня запрещает ему рассказывать об их любви. Как и во всяком фольклорном произведении, запрет дается для того, чтобы его нарушили. И тогда последует наказание – слепотой или хромотой (так мыслит У. Виламовиц). В гимне этого не происходит. Но, как заметил М. Мальтен, и Анхиз, видимо, все-таки был наказан: в «Гибели Илиона» (киклическая поэма) Эней уносит своего отца на плечах из горящего города – почему на плечах? Ответ напрашивается: потому что Анхиз хром. А почему же это не указано в гимне, почему сюжет оборван? Да потому что для гимна это неважно, смысл гимна не в рассказе о прегрешении Энея, а в чем-то другом.

Вообще, весь гимн необычен. Действие его происходит на горе Иде в Троаде, а не в каком-либо известном святилище Афродиты. Оканчивается гимн не апофеозом богини, не принятием ее на Олимп, а ее жалобой на печальный удел – стать женой смертного и родить смертного – Энея. В сущности, как справедливо оценил гимн К. Рейнгардт, это гимн не богине, а происхождению Энея.

Многие ученые считают, что род Энея был покровителем тех певцов (или певца), которые сочинили гимн Афродите и ввели в «Илиаду» образ Энея, что эти певцы кормились при дворе в Троаде и пользовались его благодеяниями.

Как всегда, о тайнах дворцовой политики легче узнать не от самих государей, а от их приближенных – те если не более откровенны, то уж во всяком случае (по данному предмету) более разговорчивы. Во всех трех местах «Илиады», где действует Эней, рядом с ним оказываются сыновья Антенора, или если не рядом, то имена их упоминаются неподалеку от рассказов об Энее. Об Антеноре же в «Илиаде» сообщается, что он гостеприимно принимал у себя дома Менелая с Одиссеем, когда те приезжали на переговоры в Илион, и предлагал троянцам выдать ахейцам Елену и кончить войну миром. В киклических поэмах есть еще более прямые указания на его склонность к миру с ахейцами. Очевидно, тяга к союзу с ахейцами присуща и роду Энея. В этом тоже можно видеть «политику, обернутую в прошлое» и ориентированную на афинян в Сигее.

Скепсис, Сигей – это поздние привязки Энейадов к Троаде, так сказать, по ассоциации. Нет ли возможности уточнить происхождение образа по имени героя?

Давно оставлены попытки истолковать имя Эней исходя из греческого языка, производя его от слов эн(ос) – «хвала» или эн(ос) – «сильный», «могущественный», «громадный». Оставлены, несмотря на простоту и, казалось бы, очевидность этой этимологии: в греческом обиходе не было имен подобного типа. На греческом языке имя звучит «Энейас» (точнее – «Айнейас»). Как определил известный языковед Я. Вакернагель, суффикс имени указывает на то, что оно оформлено в эолийском диалекте и родственно таким эолийским именам, как Авгейас, Сфенейас, Гермейас. Значит, имя образовалось в Средней Греции или, скорее всего, на севере Малой Азии – в ареале, включающем в себя Троаду. Тот же корень есть в названии города Эн, греческой колонии в Южной Фракии, а город назван так по имени фракийского племени энеев. Эней – эпоним этого города и племени энеев. Возможно, род Энейадов происходил из этого города или из этого племени. Такой же местный эпоним, как вплетенные позже в генеалогию обеих ветвей илионской династии Асканий и Скамандрий.

Правда, Э. Бете разыскал в источниках памятные места, святилища и культы Анхиза и других предков Энея по генеалогии (представителей «орлеанской ветви»), и они оказались в материковой Греции – в Аркадии на Пелопоннесе. Там и святилище Афродиты, которого в Трое и Троаде нет. Но аркадские привязки локализуют там всех представителей «орлеанской ветви», кроме… самого Энея. Да и эолийское оформление его имени говорит против его происхождения из Аркадии. Анхиз и другие предки – оттуда, Афродита – тоже, Эней – нет. А это значит, что Энею подобрали отца и мать столь же искусственно, как сконструировали и всю родословную.

Итак, в результате продвижения к истокам образа перед нами совершенно неосязаемый герой, нежить – без отца, без матери, без царственных предков, без подвигов, без человеческого имени. Просто местный эпоним – бесплотная фигура. Все в нем создано политическими интересами певцов и отражениями других героев эпоса.