Текст книги "Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания"

Автор книги: Лев Толстой

Соавторы: Антон Деникин,Петр Краснов,Антон Керсновский,Анатолий Каменев,Александр Редигер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 49 страниц)

В больших организационных единицах считается необходимым иметь на 25–35 офицеров одного полковника. Взяв во внимание число, офицеров в строевых частях, положенных к выставлению в военное время, окажется число строевых полковников недостаточным (человек на 500).

Этот недостаток иметь особого значения не может, так как он легко пополняется из состоящих налицо, весьма большого числа подполковников (до 5.000). Желательно лишь, чтобы эти подполковники, предназначенные с объявлением войны к получению полковничьих должностей, имели бы особую необходимую подготовку в мирное время.

Рассматривая список полковников по должностям, точно так же почти нельзя указать ни одну строевую должность, где наличность полковника была бы лишней даже в мирное время.

Иная картина представится нам при взгляде на нестроевые должности.

Во-первых, само число нестроевых полковников более чем строевых, а между тем было бы весьма ошибочно думать, что армия есть собрание главным образом небоевых элементов или что должности нестроевые более важны, чем строевые.

Таким образом, уже отсюда можно бы было заключить о неблагополучности числа нестроевых полковников. <…>

Есть полковники, которые состоят ротными командирами (в кадетских корпусах). Несут они весьма несложные обязанности.

Есть, наконец, полковники, которые вообще не имеют никаких обязанностей, порою даже не получают вовсе содержания.

<…> Замечу только, что, вообще, полковником может быть лишь тот, кто командует полком или кто несет службу, близкую по назначению к полковому командиру.

Излишние же полковники пользуются иными правами и содержанием; все, видимо, сознают недостаточную серьезность их работы, что все вместе взятое умаляет не к добру высокий чин полкового командира и создает излишне большое число нестроевых генералов.

Итак, первые выводы моего исследования о полковниках будут: строевых полковников можно бы добавить в армии. В гвардии, где нет чина подполковника, полковников имеется достаточное число и даже избыток.

Нестроевых полковников надо сбавить и примерно на то же число, что добавить строевых. Общее же число полковников во всей армии можно оставить нынешнее.

Таким образом, согласно моему мнению, 2.668 полковников распались бы на 1.752 (66 %) строевых и на 916 (34 %) нестроевых.

Означенное разделение, соответствуя важности дела, было бы истинным выразителем того, что на первом месте в армии стоит строй, и лишь на втором – канцелярия. <…>

Возраст. 2668 полковников имеют в общем от роду 133.107 лет, что дает на одного в среднем 49,8 года.

Колебания же встречаются от 31 до 95 лет. Такая значительная амплитуда возраста, без сомнения, уже указывает на разнородность состава полковников.

Какой же возраст надо считать более всего соответствующим для полковников? Наиболее подходящим возрастом будет тот, достигнув которого человек уже успел приобрести необходимую опытность, достаточно развился умственно и вполне еще бодр физически, дабы при всяком случае нести службу.

Полное умственное развитие для большинства людей бывает между 35–45 годами. <…>

Образование. Условия жизни и борьбы становятся все сложнее и сложнее. Техника изобретает все большее и большее количество способов защиты и поражения. Приобретение полных знаний становится все труднее и труднее, но зато делает образованную армию (при наличии, конечно, прочих данных) все более и более совершеннейшим орудием.

Отсюда, без сомнения, желательно, чтобы военные люди были бы все высокообразованны в молодости и продолжали бы интересоваться наукой по мере прохождения службы. <…>

Военное воспитание при благородстве характера нации и добром желании приобретается весьма быстро.

Товарищеская среда и 2–3 месяца похода могут заменить воспитание школы. Знания же приобретаются медленнее. Они требуют долгой и серьезной работы за столом, к чему люди, оставив школу, весьма мало бывают способны.

Обратимся теперь к цифрам.

Из всех 2.668 полковников окончили академию Генерального штаба – 343 человека, юридическую – 137, артиллерийскую – 118 и инженерную – 177, а всего – 775 человек или 29 % всего числа полковников. Число это, само по себе небольшое, в действительности еще непременно требует уменьшения на цифру окончивших юридическую академию, каковая академия в силу своей узкой небоевой специальности почти не играет роли в деле определения силы сопротивления армии на поле брани. <…>

Академики достигают скорее и всей массой чина полковника. Казалось бы, это так и должно быть, но и в известных законных рамках и при наличности подходящих условий. Таковыми условиями я считаю превосходство людей образованных над прочими, из которых многие имеют даже общее образование ниже среднего, а из военных предметов ограничиваются чуть ли не знанием только буквы уставов. Ясно, что раз наличность подобных условий начнет исчезать, то необходимо будет и производство сделать более равномерным. <…>

Очень печально, что у нас вообще немного людей образованных, а в строю и очень мало служит академиков. <…> Помимо небольшого числа образованных людей, находящихся у нас в армии, конечно, большую роль играет и само качество образования и воспитания, получаемого академиками.

Качество же, по-моему, невысоко. Недостатки военного образования и воспитания академиков зависят от следующих причин. Во-первых, от общих недостатков жизни и воспитания русского общества… Во-вторых, от своих частных, как-то – все академии разъединены. У них нет общего направляющего начала, общей программы, во многих частях, требующих таковой общности. Такое разъединение образования и воспитания наблюдается отчасти и между училищами. Пажеский корпус, кавалерийское училище, артиллерийские училища, инженерное, пехотные военные, пехотные и кавалерийские юнкерские тоже смотрят друг на друга не очень дружелюбно.

Это разъединение образования и воспитания является затем одной из причин наблюдающегося у нас резкого разъединения между родами оружия. Разделения не только внешнего, как думают некоторые, но и внутреннего, чему можно привести примеры мирного и военного времени.

Сама военная наука во многом оторвана от жизни. Мало метода преподавания. Много схоластики, лишнего балласта, неважному уделено слишком много времени. <…>

В академиях очень большие курсы, почему изучение поверхностное. Вообще выходит погоня за количеством, а не качеством, Профессора успевают порой прочитать лишь 1/2-1/3 своего предмета.

На первом месте поставлена память, а потом – соображение. Профессора, кому должно, не имеют общения с практикой войск. Некоторые набирают в погоне за наживой денег очень много работы, почему каждому из учащихся могут отдать лишь немного времени.

Общения с учащимися не имеют. Самый способ выбора профессоров, как я, по крайней мере, знаю, для академии Генерального штаба неудовлетворителен. Воспитания в академии нет, надзор слабый, конкуренция велика, а общие понятия этики у многих учащихся недостаточно прочны, почему зачастую наблюдается изготовление чужими руками, за деньги, обязательных практических работ. Академики обособляются в касту и порою относятся к своим товарищам неакадемикам свысока.

Академии артиллерийская и инженерная резко оторваны от строевой деятельности. Все академии очень малы по количеству слушателей. Разделение по разрядам, а следовательно, и дальнейшая карьера по службе много зависят от случая. <…>

Боевой опыт. Взглянем теперь на боевой опыт полковников и выведем влияние боевого опыта на их прохождение службы.

Из общего числа 2.668 полковников было в одной или нескольких кампаниях 1.337 человек, или 50 %. Генералов же участвовало в войнах 58 %. <…> Орден Св. Георгия получило всего 44 полковника, т. е. 4 % из числа бывших в кампаниях (генералов – 14 %). Ранено и контужено полковников – 132, т. е. 5 % общего числа полковников (генералов – 8 %), и 10 % от числа бывших на войне (генералов – 14 %). <…>

Командиры частей. Воспитание и обучение армии главным образом зависит от командиров отдельных частей (полков, батальонов и дивизионов). Командиры этих частей в огромном большинстве состоят в чине полковника. <…>

Всего командиров полков: Генерального штаба – 85 (21 %), из гвардии 104 (25,5 %) и из армии – 201 (49 %). Таким образом, абсолютное большинство командиров полков из армии, но если взять во внимание число офицеров из армии, Генерального штаба и гвардии, то в наилучших условиях оказывается гвардия, потом Генеральный штаб и, наконец, армия. <…>

Семейное положение. Вот главнейшие данные: женатых – 2.098 (78,6 %), вдовых – 98 (3,3 %), холостых – 452 (17,3 %), разведенных – 20 (0,8 %), детей на одного женатого, вдового и разведенного – 2,7. <…>

Закончив изложение, сделаем теперь сводку выводов.

Общее наличное число полковников соответствует надобности в них, но строевых недостаточно, а нестроевых излишек.

Вообще же средний возраст нашего высшего командного элемента не более чем на западе, что все-таки, конечно, не должно служить нам безусловным утешением.

Образованию всегда у нас придавали значение. Лица, окончившие академию, ускоренно и всей массой двигаются по службе. К сожалению, многие, окончив академию, затем уже почивают на лаврах.

Людей образованных еще очень мало и особенно мало их в строю. Образование страдает от многих общих причин нашей жизни. В нем нет воспитания.

Значение религии для армии весьма велико. Важно в большинстве случаев, чтобы начальствующие лица были бы той же религии, что и их подчиненные.

Боевой опыт полковников значителен. К сожалению, он зиждется на войне 1877 года. Обучение нашей армии сущности военного дела недостаточно. <…>

Роль офицеров

Деятельность каждого общества более всего зависит от его руководителей. Эта психологическая аксиома тем более довлеет в армии, где царит дисциплина.

Одни офицеры служат теперь долго, они воспитывают, они источник знаний, они высшие начальники и в них залог побед и поражений.

Основой всей жизни и боевой деятельности армии должны быть ее офицеры.

Если характер нации падает, то и великие чувства, одушевляющие воинов, понижаются: на первое место выдвигаются материальные блага мира.

Счастливы те нации, где есть сознание, что не все покупается за деньги, счастливы те, где есть сословие рыцарей, которые ценят железо и сталь дороже серебра и золота.

Такое сословие всегда дает энергию от идеи, сословие мучеников, которое не чета энергии процента, сословию от мещан. Усилия лжефилософов и подчиненных народов, мечтающих о самостоятельности, всегда будут направляться к уничтожению основ армии.

Наконец, многие штатские люди не любят еще офицеров просто из-за житейских мелких причин.

Таким образом, с различных сторон, и внешних и внутренних, пытаются помешать, сознательно и бессознательно, развитию армии и улучшить состав ее офицеров.

А между тем кто не знает аксиомы, что для государства проигранная кампания всегда будет дороже, чем подготовка к победоносной войне. Да и кто посмеет воевать с нами, когда будет знать нашу силу и готовность.

Еще до несчастной Русско-японской войны казалось, что в жизни нашей армии и ее головы – офицеров – много есть сторон, где необходимы и возможны улучшения.

В начале 1903 года я выпустил свою работу «Статистика генералов» где, исследуя условия прохождения службы высшего командного элемента, старался найти пути к усовершенствованию.

Хотя книга была написана весьма сдержанно и, как мне казалось, справедливо, тем не менее пришлось претерпеть неприятности. Суть же заключалась в том, что какой-то неизвестный осмелился искать новых путей в подготовке корпуса офицеров и не говорил, что все благополучно.

Мне казалось, что наша армия уклонилась с пути, указанного великими полководцами, великими знатоками человека. Ее стали не так воспитывать и учить не тому, что надо для войны.

В ней было обращено главное внимание на внешность, частью – на быт солдата, но в ней было мало обращено внимания на сущность усовершенствования офицера.

Исчезла духовная сила, великая связь отцов-командиров со своими подчиненными детьми. Умение руководить и управлять, умение заставить всех и все пойти на смерть перестало цениться на деле. Надобности не встречалось, а в будущее глядеть не хотелось. Обращалось более внимание на точное знание форм, на умение вести хозяйство, одним словом, на доблести мирного гражданина и хорошего хозяина.

Повторяю, хороший состав офицеров – основа хорошей боевой деятельности армии. Русская армия никогда не имела лучшего солдатского материала, чем в настоящее время, и тем не менее испытала только поражения. <…>

Численность и состав корпуса офицеров

К 1 января 1908 года состояло по списку в нашей армии всего на действительной службе офицеров около 44.800 человек, из них 1.300 генералов, 7.811 штаб-офицеров и 35.689 обер-офицеров.

Считая нашу армию мирного состава к концу 1907 года с небольшим 1.100.000 человек, на одного офицера списочного состава приходилось 24 нижних чина. Однако эта общая цифра далеко не одинакова для различных родов войск. Так, для пехоты, этого главнейшего рода войск, можно полагать на 1 офицера до 50 нижних чинов. <…>

Всего строевых, считая и штабы до корпусного штаба включительно, 37.322 человека.

Из них 524 генерала, 4.747 штаб– и 32.051 обер-офицера.

Офицеров высших штабов, учреждений и заведений всего 7.478 человек и из них 776 генералов, 3.064 штаб-офицера и 3.638 обер-офицера.

При этом оказывается, чем выше чин, тем более нестроевых должностей; так строевые обер-офицеры относятся к нестроевым как 9 к 1, штаб-офицеры как 1,5 к 1 и генералы как 0,7 к 1.

Едва ли это справедливо в такой степени. Как будто неловко видеть столоначальника полковника, а делопроизводителя – генерал-майора.

Однако необходимо иметь всегда в виду особенности жизненного уклада каждого государства, в России же вообще допускается весьма большой чин и сан при исполнении небольших дел. Истинное число нестроевых офицеров необходимо для верности вывода увеличить на тех многочисленных чинов, которые, состоя в строевых частях, несут службу нестроевую. Например, командиры нестроевых рот, заведующие швальней, хлебопекарней, казначеи, квартирмейстеры, хозяева собраний, заведующие хозяйством, лавкой, обществом и т. д. Таких лиц найдется всего человек 6 на полк или на отдельный батальон и 1 – на батарею.

В списках строевых частей состоят также командированные, которые также не несут строевой службы: академии, курсы, заведения, комиссии, управления, штабы, школы, госпитали, полигоны и т. д.

Обе эти причины, т. е. хозяйство частей и командировки, отнимают в действительности от строя около 1 /4 состава или 10.000-12.000 человек.

Следовательно, к 1 января 1908 г. правильнее считать строевых офицеров около 25.500 и нестроевых – 19.000. Прохождение нашей всей службы все еще построено на огромной переписке и различных работах хозяйственного характера. Канцелярия полка, помимо разного рода распоряжений и приказов, в день исполняет до 25 бумаг.

Штаб дивизии исполняет в год тысяч около 8 бумаг, из которых немало есть весьма хитрых ведомостей и отчетов, которые составляют сводку полковых данных. Эти ведомости редко когда бывают нужны, и, конечно, без них обойтись легко можно.

Характерно, что в военное время переписка не уменьшалась, а даже увеличилась, достигнув до 70-100 номеров в день в штабе дивизии. Освобождение строевых начальников от хозяйственных работ и переписки возможно, конечно, лишь с реформой интендантства, проведение которой в жизнь тормозится, между прочим, и строевыми начальниками и штабами. Причем указывается на какие-то трения, неудобства, и великая реформа грозит заглохнуть. Наша страсть к разного рода хозяйству характеризуется и разного рода смотрами, где собственно поверяется только выправка, маршировка, пища и т. д., но не тактическое или специальное обучение части. <…>

В жизни приходится всегда жертвовать одним в пользу другого. Для того чтобы иметь хороших офицеров на службе и в запасе надо сделать так, чтобы их положение во всех смыслах было бы хорошо и прямо, и относительно к обыкновенным гражданам, тогда забудется старая поговорка, что лучшего сына отдам в инженеры, второго – в адвокаты, а третьего – в офицеры. <…>

Уход в запас уменьшился к 1909 году почти в два раза сравнительно с 1907 годом. Цифра 1909 года весьма благоприятна, если даже ее сравнивают с прошлым, например 1887–1889 годами, вполне нормальными для жизни русской армии. Среди уходящих в запас молодых офицеров наблюдается часто обратное поступление на службу в пограничную стражу, другими словами, можно думать, что уход в запас совершается лишь как средство перехода в иную службу, когда почему-либо начальство не позволяет обычный перевод. Пограничная же стража, имея некомплект, конечно, хлопочет о своем пополнении.

Как же быть? С одной стороны, для армии неприятно готовить себе офицеров и потом их терять, с другой стороны, офицеры нужны и для пограничной стражи, а равно и для других ведомств.

Вопрос этот весьма сложный и серьезный для государства, и мы рассмотрим его вообще в связи с уходом офицеров из строя куда бы то ни было. <…>

Польза службы требует, чтобы состав офицеров части менялся возможно реже. Желательно, чтобы старшие постепенно уходили бы, а на их место прибывала бы молодежь из училищ.

Тогда лишь будет преемственность воспитания, обучения, традиций и привычек, а порою хотя бы даже и предрассудков, но которые тоже составляют единение части, частицу основы ее стойкости и упругости.

Рыцари правильно смотрели на вещи. С трудом они принимали к себе новых сочленов и неохотно от себя отпускали.

Чем более в армии переездов офицеров из одной части в другую, тем безошибочней можно сказать, что армия живет все еще ненормальной жизнью. Повторяю, часть – это семья, а где же видно, чтобы члены семьи сменялись часто. <…>

Уход на нестроевые должности

Мне кажется, что никто не будет спорить о главном назначении армии. Защита от врагов, война и сражение, победа и самая смерть – вот удел доблестной армии, призыв для храбрых.

Отсюда – первое место строевым офицерам.

Удовлетворение всех нужд армии хотя и важная, но, конечно, работа в этой области, порой и очень почтенная, все-таки должна стоять ниже боевой деятельности. Даже первые циники еще не осмеливались открыто призывать армию для пролития чернил, просиживания стульев и ломания перьев. Благо тем государствам, где крепкий меч считается всеми выше бойкого пера.

Горе книжникам и фарисеям, которые, утверждая это, в то же время способствуют увеличению нестроевого элемента, возвышают его над строевыми.

Издревле была борьба между полем и канцеляриею, но, увы, нередко побеждала последняя. Оно и понятно. Законы и приказы пишутся нестроевыми людьми, а подняться, возвыситься до самоотречения не хватало духа. Заботились о себе, а не о пользе Его Величества.

Да что говорить. Всем известны многочисленные тому факты как, например, начальники отделений обгоняют своих боевых и доблестных товарищей. <…>

Стремление устраиваться на нестроевые должности более всего объясняется невыгодностью службы в строю, ее тягостью и однообразием, возможностью уходить из строя и вновь в него возвращаться, спокойствием нестроевой службы, расположением учреждений в больших городах, возможностью носить красивый военный мундир, не неся военной службы, наконец, более быстрым движением по службе.

Опять-таки и в этом ни для кого нет секрета. Как ни неприятно об этом говорить, но надо, ибо ведь мы хотим видеть русскую армию победоносной, а без отличного корпуса офицеров нет успеха. Служба в строю должна быть так поставлена, чтобы из него не было бы бегства сотен молодых, здоровых и полных сил офицеров. Траурные дни великой службы, дни Мукдена и Цусимы уносят менее офицеров, чем уход на нестроевые должности и командировки.

Всегда, конечно, найдутся люди вялые, неэнергичные, предпочитающие комнату полю, и пусть они, но только они одни, и уходят из армии.

Канцелярия должна иметь отборных работников, но среди них лишь строго необходимое число офицеров.

Строжайше должно быть проведено в жизнь, что никто и ни при каких обстоятельствах из нестроевых не может обгонять в чинопроизводстве своих строевых товарищей, а если обогнал, то в строй не возвращается.

Никто из нестроевых не может ни в чем бы то ни было иметь более прав, содержания и наград, чем его отличные строевые сверстники.

Неприятно утверждать мне, нестроевому офицеру, такую истину, но это так должно быть и пусть будет на пользу дорогой армии.

Ряд запретительных мер сыграет гораздо меньшую роль, чем превосходство быта строевых офицеров.

Наряду с этим все, кто пострадал на службе в строю или потерял на ней здоровье, но годен еще к административной службе, обязательно имел бы право на получение службы в военном или ином министерстве.

Тогда, очевидно, каждый строевой офицер может служить, большим рискуя и без тревоги взирая на будущее. <…>

Уход в невоенное ведомство с сохранением мундира

Офицер уходит из военного ведомства, перестает быть защитником отечества и в то же время носит тождественную эмблему рыцарского служения отечеству. Вопрос этот большой сложности, и здесь надо посмотреть, нет ли службы вне военного ведомства, которая походила бы на военную.

Мне кажется, что есть, но все-таки эта служба не столь рыцарская. Устав ее, быть может, и очень строгий, но все-таки другого разряда.

Быть может, еще в России рано отказаться от приставов в чине полковника или начальника тюрьмы в чине капитана, но, без сомнения, своевременно отличить и безусловно отделить службу в военном министерстве от службы в иных ведомствах.

Службу в любом министерстве, хотя бы внутренних дел, тоже разделить так, чтобы у него офицерские должности были бы редким исключением и приравнены были бы к нестроевой службе военного ведомства, не выше.

Такие должности, как член совета министерства земледелия что ли, никогда бы не видели офицерского мундира, а буде кто из нас обнаружит желание и способности к земледелию, пусть переименуется в действительные или агрикультур-советники.

<…> Если не будет еще принято ряда поощрительных и понудительных мер к уходу отслуживших, имея в виду необходимость молодого состава, то опять-таки через несколько лет совершается естественная эволюция событий.

Одна часть молодежи, видя невозможность дослужиться до чего-нибудь сравнительно высокого, заражается апатией и падает духом.

Другая – начинает усиленно уходить с военной службы, стараясь пристроиться к иной деятельности.

Строгое требование исполнения служебных обязанностей всех чинов, полевая деятельность, требование стоять на уровне современного военного искусства, возрастной ценз, уход обойденных, хорошие пенсии, возможность быть принятым на нестроевую и невоенную службу – вот главнейшие меры, которые заставят уходить стариков и дадут соответствующий молодой, энергичный и знающий состав офицеров по всей иерархической лестнице, начиная от прапорщика и кончая генералом. <…>

Подготовка к офицерскому званию

У нас всего тридцать кадетских корпусов с общим числом учащихся в 12.000. В среднем ежегодно оканчивает около 1.300 человек, но из них идут в училища лишь 90 %, 10 % уходят на сторону, причем из них очень ничтожное число – по состоянию здоровья, а прочая – по нежеланию посвятить себя военной службе.

Лучшие кадеты выбираются для специальных училищ, а более состоятельные идут в Николаевское кавалерийское. Один лишь Пажеский корпус имеет свои специальные классы, откуда выходят во все рода оружия.

Все кадетские корпуса и военные училища, кроме артиллерийских и инженерного, подчинены одному Главному управлению Военно-Учебных заведений.

Принцип объединения дела не проведен еще полностью.

Дальнейшее усовершенствование своих познаний на службе офицеры получают в академиях, которые точно так же не имеют общего направляющего начала и не подчинены главному начальнику Военно-Учебных заведений.

Таким образом, среди военно-учебных заведений нет единства доктрины, нет той связи и преемственности от высшего к низшему, что дает спайку и силу. <…>

Умозрительный метод преподавания царит у нас и у латинских народов. Гораздо жизненнее обучение стоит у германцев и англичан.

Там все преподаватели сами проходят основательный курс методики преподавания.

Затем многие живут в качестве репетиторов вместе с учениками.

Ранее всего гонятся за основательностью усвоения и полезностью знаний. Гонятся за умением самостоятельно работать, развить наблюдательность, умение находить причины и следствия, а не повторять чужие и заученные фразы.

Всем ведь известно, что русские люди способны к изучению языков. Блистательно это доказывается в женских учебных заведениях и в некоторых мужских. В кадетских же корпусах после 7-летнего изучения языков почти нет кадетов, кто бы мог на них говорить и весьма мало, что даже важнее, способных хорошо понимать прочитанное.

Это ли не доказательство несостоятельности методов преподавания языков в кадетских корпусах.

Характерно, что дети начинают хорошо говорить в 3–4 года, а кадеты, затем юнкера и академики половину жизни учат иностранные языки и не умеют переводить прочитанного.

При ведении практического метода работа будет лишь тогда возможна, если на каждого обучающего будет поменее обучающихся, что сопряжено, конечно, с расходами.

Между тем у нас многократно пытались изменить систему преподавания, но без расходов от казны, меняя лишь программы, но не методы и систему.

В последнее время обращено внимание на физическое воспитание кадет. Хотелось бы быть уверенным, что гимнастика не есть цель для акробатов, а только средство для получения крепких телом и духом людей. <…>

Из кадетских корпусов и со стороны пополняются военные училища. Туда стекаются молодые люди и юноши, чтобы через 2–3 года стать господами офицерами. В 2–3 года должен совершиться величайший акт. Кадет и гимназист должны стать отборными гражданами, которым вверяется зачастую не только воспитание солдат, их обучение, но даже и сама их жизнь.

В 2–3 года надо приобрести необходимые познания и характер рыцаря, способного на великие подвиги. Есть ли что-нибудь важнее, выше, а в то же время и труднее задачи.

Ясно, что даже некоторое приближение для достижения цели возможно лишь при отличной постановке дела в училищах.

Конечно, воспитание и обучение офицера не оканчивается в училище, а должно продолжаться и во время службы, но основание, закваска, получается в стенах школы. Кроме того, многие со школьной скамьи в случае войны прямо пойдут в бой.

Напомним, что в настоящее время все юнкерские училища приравнены к военным.

Из кадетских корпусов ежегодно идет в училища около 1.300 человек, а всего производится в офицеры около 2.500, другими словами, половина офицеров получает свое воспитание и образование в разных гражданских учебных заведениях.

По результатам занятий видно, что юнкера второй категории стоят выше своих товарищей из корпусов. Однако и они обучены по отвлеченным учебникам, хотя и с большей самостоятельностью к работе.

Все военные училища (а равно сравненные с ними юнкерские) разделены у нас по родам оружия.

Всего у нас училищ: пехотных – 7; кавалерийских – 4; артиллерийских – 2; инженерных – 1; топографических – 1; пажеский корпус – 1.

Если бы между ними существовало бы только разделение внешнее, то это было бы полбеды, но, к сожалению, между ними царит разделение по существу, по взглядам и традициям, что, конечно, в будущем одна из причин разделения у нас родов оружия и даже частей того же рода оружия.

Представляется мне весьма полезным иметь всего одно военное училище.

Место ему я выбрал где-нибудь около Царицына или Самары.

Первый год или полгода все бы юнкера проходили бы общий курс, а затем разделились бы по отделам. Столица и Красное Село вредны, как места слишком людные для воспитания и обучения юнкеров.

Такое соединенное училище давало бы единение армии.

Роты получились бы военного состава – и свой отряд – из всех родов оружия.

Занятия можно было бы вести более в поле. Такое училище можно было бы всем обеспечить и снабдить. Специальные училища теперь весьма балуют роскошью воспитания юнкеров и в то же время в них царит изучение наук для науки.

Требования боевые, практика и жизнь находятся в забвении.

Например, на младшем классе артиллерийских училищ из 8 предметов – 4 невоенных и на старшем из восьми – 4 невоенных. Все училища не обеспечены преподавательским персоналом, а при мобилизации их положение станет трагическим.

Преподавать в училище не считается за честь или священный долг, так как кто преподает, тот отрывается от исполнения своих прямых обязанностей. Штатных же учителей училища не имеют. Постановка курсов, невзирая ни на какие новые программы, долго еще будет отвлеченная, ибо нет средств и не разработано методов ведения занятий.

Исключение сделано в методе преподавания тактики для пехотных училищ, которую есть желание и толчок извне поставить жизненно. Однако без общей и коренной реформы, без подбора соответствующих своих училищных преподавателей, отпуска средств, участков, полей и т. д. дело далеко не двинется.

Большое также заблуждение начинать все предметы с начала года одновременно. Этот вопрос надо разработать в зависимости от связи между предметами, и тогда окажется особая последовательность.

Надо чтобы училища имели бы свои участки для учений и стрельбы, тиры, музеи и все пособия.

Работать надо поболее в поле и поменее в классе.

Училищам не должно мешать в работе, а то в настоящее время из короткого лета отнимается много времени на разные побочные смотры и упражнения. Свою же программу не успевают пройти наполовину.

У юнкеров почти нет свободного времени для самостоятельной работы. Весь день строго по часам или наоборот право идти в отпуск.

Юнкера не получают жалованья, хотя они находятся на действительной военной службе, а между тем среди них есть много людей бедных, для которых унтер-офицерское жалованье было бы весьма кстати. Теперь даже бережливый юнкер, не получая ниоткуда денег, принужден должать и скоро заражается горестным пороком, вообще распространенным среди европейских армий, пороком безусловно понижающим характер воина.

Отношение между воспитателями и учащимися в некоторых училищах бывают чисто формальные.

За этакое-то неисполнение – такое-то наказание, нет обучения нравственности, нет еще общения с подчиненными, нет иногда личного примера, нет обучения господству над страстями, а порою сухость, наказание, сопряженное с обидой.

На юнкера за год накладывается 40 взысканий, записанных в журнал, и потом такой молодой человек становится офицером. За дурные успехи не все кончают училище, а за более важное, несоответствие своего характера офицерскому званию, большинство благополучно надевает офицерские погоны.