Текст книги "Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания"

Автор книги: Лев Толстой

Соавторы: Антон Деникин,Петр Краснов,Антон Керсновский,Анатолий Каменев,Александр Редигер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 49 страниц)

Воспитатели в корпусах и офицеры в училищах несут громадную ответственность не только перед своими питомцами, но и перед Царем, Отечеством и армиею! Ни в одной почти интеллигентной профессии человек не становится самостоятельно на жизненный путь со всеми его превратностями в таком раннем возрасте, как офицер. К тому же требования, как я только что упомянул, предъявляемые к этим молодым людям, несравненно серьезнее, чем во всех прочих общественных положениях. Свойственные молодым натурам горячность, заносчивость и ложное самомнение рациональным воспитанием и умственным развитием должны быть умно и толково использованы.

Из сказанного вытекает, что воспитание, а отчасти и обучение в корпусах должны быть поставлены на самых строгих воинских принципах. Способ воспитания и программа обучения должны сводиться к тому, чтобы помимо общего солидного развития своих питомцев развить и укрепить в них любовь к избранной профессии, глубокий патриотизм, осмысленную дисциплину, высшую степень воинского духа и вообще все те нравственные элементы, которые неразрывно связаны с ролью будущего офицера и начальника.

Совершенно не в моей компетенции указывать детально на реформу военной педагогики, но мне кажется, она должна была бы заключаться, между прочим, в постоянных, из класса в класс прогрессирующих требованиях дисциплины; в ознакомлении с самых ранних лет, конечно, в доступной и увлекательной форме, с военной историей в подвигах отечественных героев; в широком развитии общего образования, уделив в программе обучения видное место начаткам главнейших военных наук и, наконец, в самом широком и систематическом применении всевозможных физических упражнений, увлекая этим молодежь, укрепляя и закаляя их тело и дух.

Очевидно, что доминирующий порядок в деле воспитания и обучения должен уступить место глубоко продуманному, чисто военному режиму. Преступно допускать, чтобы роль офицера-воспитателя и преподавателя сводилась только к тому, чтобы выводить средний балл за тот или другой предмет, составлять сухую, казенную аттестацию благонравия своих питомцев, а степени развития психики, соответствие индивидуальных качеств намеченной карьере оставлять без должного внимания.

<…> Быть может, мое мнение на первый взгляд покажется слишком рискованным, но скажу вообще, что тип кабинетного труженика по своему характеру и складу ума не может представить из себя желательного элемента для военной службы. Для подтверждения этого смелого мнения предоставляю противникам его обратиться к характеристикам героев, украсивших своими именами военную историю, или со вниманием присмотреться к военачальникам мирного времени, стоящим на различных ступенях военно-иерархической лестницы.

Спешу прибавить, будет совершенно ошибочно из сказанного выводить заключение, что молодых людей, серьезных и трудолюбивых, надо гнать из военно-учебных заведений. Не может быть и речи, что они так же нужны в военной среде, как и во всякой другой, к тому же из всего изложенного явствует настоятельная необходимость предъявлять более строгие требования к образовательному цензу офицера. Я говорю только о том, если любовь к науке, трудолюбие и способности юноши мешают ему проникнуться морально и физически военными началами, то ему не место в заведении, готовящем исключительно военных людей

Но тут является очень существенный вопрос: куда же деваться всем тем питомцам военно-учебных заведений, которые при отличном поведении и успехах в науках не удовлетворяют качествам будущих офицеров?! Этот вопрос после всесторонней разработки должен свестись к тому, чтобы своевременный переход из корпусов и училищ в гражданские школы производился беспрепятственно, по вполне определенным правилам.

Полагаю, нельзя не согласиться с высказанным взглядом на воспитание и обучение в военных школах и со степенью важности соответствующих преобразований… Но горе наше, как и всегда, заключается в том, что, несмотря на очевидную необходимость реформ, у нас не хватает смелости отказаться от «драгоценной» рутины! Нам кажется чем-то невероятным, чем-то неосуществимым по своей сложности радикальная ломка старого порядка! В большинстве случаев перевес остается на стороне консерваторов, «неопровержимо» доказывающих всю невозможность и даже нелепость предлагаемого новшества.

К сожалению, значительный процент офицерского состава пополняется офицерами из вольноопределяющихся, т. е. людьми, в большинстве случаев не получившими основательного и систематического военного воспитания и образования. Немалый контингент вольноопределяющихся комплектуется из «неудачников», выброшенных за дверь различных учебных заведений, руководствуясь в данном случае оскорбительной для всей армии формулой: «Коли из балбеса ничего путного не может выйти, так остается последнее офицерство!» К тому же ни для кого не составляет секрета, что нередко молодые люди, тяготясь стеснительными для них порядками военных училищ, опасаясь репетиций и экзаменов, наконец, прямо-таки исключенные из этих училищ, поступают вольноопределяющимися, а затем уже «с воли» держат офицерский экзамен.

Эти печальные факты доказывают, что требования, предъявляемые к вольноопределяющимся по отношению офицерского экзамена, военного воспитания, нравственности и службы, безмерно снисходительны. Подобное положение дела помимо того, что наносит существеннейший вред офицерскому составу, но это легкое приобретение офицерского звания умаляет и, как мы видели, оскорбляет его значение! Во избежание всего этого необходимо: или радикально переработать положение о вольноопределяющихся, или же, еще лучше, совершенно прекратить их производство в офицеры. Пусть лучше некомплект офицеров, чем комплект с такими личностями, каковы офицеры «Поединка»!

Теперь остановимся на роли отдельной части как воспитательном элементе корпуса офицеров.

Эту важную и неотъемлемую роль может легко выполнить та часть, которая крепка корпоративным духом и нравственными началами; та часть, где традиции ее и интересы, мундира стоят выше всякой дружбы и родства, где каждый из сочленов, стоя на страже достоинства своей части, может быть уверен, что он всегда и везде находится под самой надежной защитой своих товарищей и одновременно является ответственным лицом за свои поступки перед их справедливым, но строгим судом.

Наоборот, та часть, где офицеры, ставящие свою дружбу, покой и популярность выше чести мундира, смотрят сквозь пальцы на те или другие дефекты своего товарища; где из-за вредоносной сверхгуманности игнорируя достоинство мундира, провинившийся остается без надлежащего возмездия, та часть не может выполнять роль воспитателя в совершенстве. Отдельным членам подобной корпорации могут быть свойственны воззрения, подобные воззрению Ромашова: он видит, как поручик Арчаковский передернул карту, «хотел было вмешаться, сделать замечание, но тотчас же остановился и равнодушно подумал: „Эх, все равно. Ничего этим не поправлю“»!

Иллюстрировать все сказанное примерами не стану, скажу только, что амнистия, вынесенная «великодушной» корпорацией одному из своих сочленов, в большинстве случаев никакой пользы для провинившегося, в смысле нравственного улучшения, не приносит, а на окружающих действует всегда растлевающим образом. Разве никому не приходилось слышать от согрешившего такого рода фразу: «Я поступил дурно. Но за что судить меня так строго? Поручику Икс за аналогичный проступок было сделано лишь замечание!»

Во всяком случае, к какой бы из вышеописанных категорий ни приближалась та или другая воинская часть, священная обязанность старших товарищей – обращать всестороннее внимание на молодежь, пополняющую «снизу» офицерский состав. Громадный вред не только для части, но и для армии приносят те старшие офицеры, которые свое нравственное влияние на военное и общественное воспитание своих младших товарищей отодвигают на задний план и ограничиваются исключительно ролью сухих строевиков-руководителей! <…>

Но что особенно успешно содействует офицеру потерять интерес к службе, так это рутина. Когда сердце и все помыслы рвутся вперед на разумную, продуктивную работу и вместо того видишь, что способ и цель обучения не отвечают современным потребностям и все благие стремления тормозятся отжившими, рутинными взглядами и требованиями, тогда неизбежно любовь к делу постепенно парализуется. Можно добросовестно заниматься только делом, приносящим очевидную пользу, а не каторжным трудом толчения воды в ступе!! Хотя бы ради того, чтобы избегнуть развития в офицере такого пагубного чувства к службе, нам следует отрешиться от преступной инертности и энергичнее реагировать на все то, что вызывается теми или другими современными требованиями и приводит их в жизнь безотлагательно.

Ко всему этому прибавлю, что вполне понятное стремление к необходимым преобразованиям, не получая удовлетворения в лице вновь выработанных положений, может отразиться, как это ни странно, отрицательно на дисциплинированности внутренней жизни офицерской корпорации: с одной стороны, молодежь по преимуществу рвется к новшествам и самовольно применяет их на деле; с другой – умеренный элемент в лице старших поставлен в необходимость сдерживать в должных границах эти увлечения. И вот, если вдуматься посерьезнее в такое положение вещей, подрывающее в глазах младших авторитет старших, как «вынужденных рутинеров», то окажется, что такое разногласие исключительно на почве обучения совершенно незаметно может перейти на другие вопросы, касающиеся офицерской корпорации, вся сила которой зиждется на безапелляционном авторитете старших.

Теперь остановлюсь на отношениях офицера к нижнему чину, этому простолюдину, призванному на военную службу.

Назанский в своих рассуждениях, между прочим, говорит, что солдата на службу «влекут на аркане за шею, а он упирается, проклинает и плачет». Что же тут удивительного, когда «товарищи» г. Куприна, в том числе и сельские учителя-семинаристы, по своей «интеллигентности» и «передовому мировоззрению», считают совершенно излишним, быть может, даже низменным, развивать в деревенской молодежи любовь к Богу, Царю и Родине!! Наконец, очень легко представить себе, что эти «культуртрегеры», начитавшись «Поединка», поспешили демонстрировать перед мужиками, а может быть, и перед школьниками, яркие картины всех ужасов, которыми переполнена солдатская «каторга». Поневоле деревенский парень упирается от нее, проклинает и плачет!

Устранить это грустное положение не входит в круг нашей компетенции, но наша непременная обязанность заключается в том, чтобы офицеры своим «правильным» отношением к нижним чинам влияли благотворно на народ, рассеивая в нем ложные и пагубные взгляды на армию, на эту школу духа, ума и тела простолюдина. Надо сознаться, что в данном случае на офицера возлагается нелегкая, но с тем вместе почетная и высоконравственная миссия. Назначение офицера в ней – своего рода апостольство. Я позволю высказать свое решительное мнение: в этой миссии заключается главнейшая роль современного офицера.

Какой наивностью после только что сказанного звучит фраза Ромашова: «Каким образом может существовать сословие… которое в мирное время не приносит ни одной крошечки пользы?!» Подобный взгляд может исходить от разума, не понимающего образовательного значения армии, и от сердца, не преданного родине, а переполненного пропагандой разоружения! Не буду затрагивать эту пресловутую тему, ограничусь только тем, что приведу слова представителя страны свободы Рузвельта: «Та раса, которая теряет твердые воинские доблести, напрасно будет преуспевать в торговле и финансах, в науках и искусствах, и в чем бы то ни было: она уже потеряла свое первое место».

Для выполнения роли примиряющего элемента между армиею и народом офицер должен совмещать в себе все нравственные качества, необходимые для начальника, воспитателя и учителя: непреклонность воли, разумную строгость, справедливость, авторитет, отеческую заботливость и терпение. <…>

Из всего вышеизложенного мы видим настоятельную необходимость тех или других преобразований и самого внимательного и строгого отношения начальников к самим себе и к служебным и общественным функциям офицера. Соответствующие мероприятия не могут немедленно принести желанных плодов, для этого нужны года, а потому надо приняться за дело безотлагательно. Чувство истинной любви к Царю и Родине требует самой энергичной и продуктивной работы; решительные и строго отвечающие переживаемому тяжелому времени меры поднимут достоинство армии и прекратят выпады всех этих «новых, смелых, и гордых людей!»

Военный Сборник. – 1910. – № 1.

М. Галкин. Новый путь современного офицера

Офицеры и нижние чины

Если руководитель прежних времен являлся только специалистом своего дела, то с введением всеобщей воинской повинности он превратился в чернорабочего. Трехлетний срок службы предъявил к нему новые требования, и ныне он – «подвижник», он не только учитель, он воспитатель армии, он принял участие в великом деле воспитания народа. <…>

Отсюда понятно, сколько величия духа, труда, знания, энергии и, наконец, любви к своим младшим братьям требуется ныне от современного руководителя.

Каков должен быть нравственный облик офицера-воспитателя?^[102]

Офицер, чтобы оправдать выдающееся свое положение, должен выдвигаться из толпы. До установления сословного равенства, одна принадлежность к высшему сословию и блеск его положения уже доставляли ему почет и уважение. Ныне он может занять то же положение только в силу редкого благородства своих побуждений и возвышенности нравственной натуры. Офицеру необходимо выделяться теми нравственными качествами, на которых основывается личное величие бойца, ибо с ним связано обаяние над массой, столь желательное и необходимое руководителю.

Твердость воли и неустрашимость – эти два требования остались неизменны. Воля, характер офицера сделались более необходимыми, чем прежде, так как новые требования от руководителя тесно связаны с самодеятельностью, инициативой, на что слабовольный, бесхарактерный претендовать не может.

Верность слову, не только клятва, всегда отличала офицера. Измена слову, фальшь, низость недостойны звания его. Нигде жажда славы и истинное честолюбие, а не тщеславие, так не важны, как в офицерском кадре. Служба военная в денежном отношении, безусловно, невыгодна и вознаграждает лишь того, кто увлечен военной славой и для кого роль руководителя кажется заманчивой и соединенной с ореолом величия.

Маршал Бель-Иль, напутствуя сына перед вступлением его на службу, говорит: «Люби славу, желание достичь ее должно всегда пламенеть в твоем сердце. Эта любовь к славе поддерживала меня на трудном пути, мною пройденном; она заставила меня забывать, что я родился со слабым здоровьем… Слава ведет передовых людей, которые указывают путь вселенной. Слава – жизнь армии».

Любящий славу не может быть не самолюбив, но его самолюбие не мелкое, не то, которое вызывает в нас зависть и заставляет нас раздражаться возвышением даже ближайшего товарища. Начальник же, не щадящий самолюбия своих подчиненных, подавляет в них благородное желание прославиться и тем, без сомнения, роняет их нравственную мощь.

Обладать честью во все времена было признано необходимостью для офицерского кадра. При всех остальных хороших служебных качествах, офицер не может быть терпим, если он неразборчив в добывании средств для жизни и марает мундир. Кто не может возвыситься до истинного понимания чести, тот пусть лучше откажется от звания офицера, необходимейшему и первому требованию которого он не удовлетворяет.

Честь – святыня офицера, она высшее благо, которое он обязан хранить и держать в чистоте. Честь – его награда в счастье и утешение в горе.

Честь закаляет мужество и облагораживает храбрость.

Честь не знает ни тягостей, ни опасностей; делает лишения легкими и ведет к славным подвигам.

Честь не терпит и не выносит никакого пятна.

Офицер должен уважать человеческие права своего собрата, нижнего чина, опорой его достойного поведения должна быть справедливость, она сдерживает зависть, ведущую нас на низшие поступки.

Кроме перечисленных нравственных качеств, требуемых от офицерства, последнему необходимо сознательное, любовное отношение ко всем солдатским добродетелям. Ему, как специалисту военного ремесла, легче понять, зачем необходимы и строгая дисциплина, и взаимная субординация, и прочный войсковой порядок, стройность и т. д., и потому хороший офицер не только являет пример исполнительности во всем, что требуется солдатским режимом, но и вкладывает всего себя в это дело.

Только при таких условиях офицер может расположить к солдатскому режиму нижних чинов, несмотря на короткий срок службы их под знаменами. Ныне на кадр унтер-офицеров положиться нельзя: они часто сменяются, притом недостаточно развиты. И так как чрез ряды армии проходят теперь все возрастные классы населения, то влияние офицерского корпуса, как было уже выше указано, распространяется на весь народ.

Горе стране, если уходя со службы, солдат выносит отвращение к, солдатским рядам вместо возбуждения или закрепления здорового, героического духа и с ужасом думает о том времени, когда ему снова придется вступить в эти ряды. Проявление в войсковых частях общего духа, стремящегося к увеличению благосостояния части и к подавлению низких стремлений отдельных лиц, всецело зависит от духа и стремления офицерского состава.

Всегда и везде следует помнить, что в организме армии роль сердца выполняет офицерский корпус.^[103]

Проанализируем чувства офицера в наши дни. На первом месте стоит неудовлетворенность, которая рельефно проглядывает в армии. Откуда она явилась, и какие причины содействовали появлению и развитию этой нежелательной данной, дошедшей до болезненно-острой формы?

До Русско-японской войны армия находилась в состоянии покоя 26 лет, т. е. другими словами, целое поколение успело пройти и оставить ряды вооруженных сил.

В этот долгий период мира армия исполняла свое назначение и подготовку к войне. Она училась, она истратила силы и средства, она готовилась к бою. Вооруженный мир рассматриваемой эпохи требовал, чтобы в каждую минуту наша военная сила могла стать в ружье. Сколько энергии и труда было потрачено на боевую правоспособность!

Первый выстрел на полях Маньчжурии был неудачен, второй и последующие – еще хуже, а затем с головокружительной быстротой промелькнули Ляоян, Шахе, Сандепу, Мукден и, наконец, роковой день Цусимы.

Армия оцепенела от неожиданности.

Катастрофы не ждали, но она наступила. Офицерам стало ясно, что вся их работа мирного времени бесплодна, скажем более, – отрицательна. Армия шла по ложному пути, и теперь настала расплата. <…>

При таких ужасных условиях у офицера неминуемо должно было возникнуть чувство нравственной отчужденности от своих сограждан, известный разлад с ними.

Мир изолирует офицера от общества, которое ненавидит войну. Но он человек войны – не только не может, но даже не должен ее ненавидеть.

Чем сильнее офицер любит свое дело, тем более представляется он своим глубоко мирным согражданам каким-то пережитком средних веков. Офицер видит, что общество начинает его понимать все менее и менее. Его собратья начинают презирать высокие воинские доблести, составляющие сущность военного дела и которыми офицер так гордится. Мы не преувеличиваем, сказав, что многие офицеры, и даже наилучшие из них, понемногу начинают себя чувствовать чужими среди своих столь мирно настроенных граждан, благодаря стремлению общества к новому строю.

Полная гармония между армией, постоянной, сильной, дисциплинированной, и нацией наступит тогда, когда наш корпус офицеров проникнется следующими идеями.

Подготовка к. войне остается главной, но не единственной обязанностью офицера; кроме своих обязанностей специальных, офицер должен взять на себя роль воспитателя.

<…> Помимо подготовки к войне необходимо служить и целям прогресса, подъемом умственного и нравственного уровня вступающих в ряды армии. Если этого нет, армия – тормоз, отрывающий сотни тысяч людей от общей культурной жизни. Ныне для создания истинно военной силы необходимо солдата очистить от моральной грязи, дабы она не задерживала правильного духовного развития. Нечего говорить о том, что шумные пиры наших дедов, служившие будто бы выражением необходимого воину удальства, должны отойти в область преданий и уступить место непрерывному и напряженному труду.

Таковы две данные нравственного бытия руководителя армии, которые явились как последствия Русско-японской войны, с одной стороны, так и изменения политической и общественной жизни – с другой. Эти условия временные, они сгладятся, пройдут как только притупится боль от проигранной кампании, как только жизнь войдет снова в спокойную, разумную колею.

Но есть еще обстоятельство, смущающее покой офицера, не позволяющее ему спокойно и с пользой работать, а именно: материальная необеспеченность (я говорю о подавляющем большинстве армейских офицеров), в особенности обремененных семьей.

Если современная армия требует, как было выяснено, от руководителей апостольского труда, то справедливость требует, чтобы с нее были сняты заботы о насущном куске хлеба. Дороговизна жизни прогрессирует, оклады жалованья на долгое время обречены на состояние покоя. Над этим вопросом следует подумать серьезно, кому этим делом надлежит ведать.

Далее необходимо отметить трудность дальнейшего повышения. Я говорю о чинопроизводстве. В силу многих причин в нашей вооруженной силе офицеры различных категорий имеют все шансы на движение по службе, кроме главной массы, т. е. армейских офицеров, для коих капитанский чин в большинстве случаев мертвая точка их дальнейшей служебной деятельности. Это ненормально.

Производства в следующий чин жаждут главным образом из-за увеличения командных прав, т. е. права власти, а вовсе не из-за сравнительно ничтожной прибавки содержания.

Нет другой отрасли деятельности, в которой при данных требованиях от офицеров относительно образования и внешней обстановки, которая бы так скудно оплачивалась, как в профессии военной. Со служебным повышением связано не только увеличение числа подчиненных, но, что важнее, уменьшение числа начальников, что чрезвычайно ценно для строевых офицеров.

Безнадежная медленность производства навевает офицеру невеселые мысли, подрывает в нем энергию, заставляет сомневаться в своих силах и способностях, не отмечаемых и не поощряемых начальством. Это вредно для блага армии. Вредно потому, что именно теперь напряжение силы руководителей должно быть использовано полностью; ясно, что эти силы надо поддерживать и укреплять. Путь для этого – поощрение, одним из видов которого является чинопроизводство. Бесконечный мир страшно замедляет движение по службе, но Русско-японская война только что кончилась, и в этом смысле ее необходимо использовать, двинув вперед по иерархической лестнице нужные армии достойные силы. <…>

Дюрьи собрал отличный материал, превосходно иллюстрирующий требования, предъявляемые ныне к современному офицеру. Вот его мысли: 1) Военное воспитание – прежде всего воспитание нравственное. Назначение офицера своего рода апостольство… Он несет ответственность за души; 2) Культурный человек имеет свои личные обязанности, они запрещают ему накапливать знания и ничего с ними не делать, они возлагают на каждого роль обучающего пропорционально размерам его культурности и количеству знаний; 3) Монотонность казарм сделали душу солдата пустой. Никто не заботится им руководить, ограничиваются лишь одними наказаниями; 4) Нижний чин, находясь на военной службе и уходя домой, несет с собой отпечаток от тех начальников, которые им руководили; 5) Современный нам офицер должен стать воспитателем армии.^[104] Но для этого ему необходимо проникнуться любовью к низшим, сознанием своих обязанностей, возлагаемых на всех общественных деятелей. Он должен быть убежден в необходимости своей роли воспитателя и полон решимости и энергии, строго исполняя закон, одухотворить его живительной струёй своего призвания. Наконец, заканчивает автор, офицер ныне имеет слабое влияние на душу армии.^[105]

Как некогда покойный генерал Драгомиров требовал, чтобы последняя страница полевого устава «Поучение воину перед боем» была написана на стенах казарм большими буквами, чтобы каждый нижний чин имел их постоянно перед глазами, так ныне остается пожелать, чтобы приведенный выше офицерский катехизис украсил собою стены офицерских собраний и был бы постоянно на глазах тех, которым предстоит гигантский труд перевоспитания армии. Слова эти врежутся в память молодого офицера, и поневоле порой он задумается над ними и, быть может, придет к твердому, неуклонному решению принять участие в новой, духовной, отрадной для армии работе.

Подготовлен ли офицер к роли воспитателя армии?

Тридцать два года назад М. И. Драгомиров в «Военном Сборнике» писал следующее:^[106] «С введением общеобязательной воинской повинности весьма излишне думать о том, приготовлены ли мы, офицеры, к тому положению, которое эта повинность создаст нам? То золотое время, когда офицер служил за фельдфебелями, унтер-офицерами, рядовыми, считавшими время своей службы в этих должностях десятки лет, когда пяти-шестилетний солдат считался чуть ли не молокососом, – прошло безвозвратно. Как часто случается на вопрос о причине какого-либо упущения получать в ответ: „Я приказывал“. Подобный ответ обнаруживает убеждение, будто обязанность офицера только приказывать, а воспитывать в исполнительности – не его дело».

«Прежде для солдата офицер был „барин“; этим определялись их отношения и сфера деятельности, слагавшиеся во многом совершенно помимо и даже вопреки закона писанного… Теперь бытовые условия нашего общества изменились, да и в воинском организме – переворот полный: весьма мало учителей, весьма много учеников. Выход из подобного положения один: офицеру нужно беспрерывно и постоянно работать…»

«В наше время офицер должен много, беспрерывно и без устали работать, если хочет быть достоин своего звания; в наше время он не только военный чин, но нечто большее: он – общественный деятель в гражданском смысле слова, потому что призван играть не последнюю роль в народном воспитании».

«…Велика и почетна роль офицера, понимаемая таким образом, и тягость ее не всякому под силу. Много души нужно положить в свое дело для того, чтобы с чистой совестью сказать: „Много людей прошло через мои руки и весьма мало было между ними таких, которые от того не стали лучше, развитее, пригоднее для всякого дела. Ни одного я не сделал негодяем; ни одного не заморил бестолковой работой или невниманием к его нуждам; ни в одном не подорвал доверия к собственным силам. Все привыкли подчинять свою волю достижению одной общей цели по сознанию долга, а не из-под палки; из неграмотных столько-то сделал грамотными, из незнающих никакого мастерства – столько-то портными и сапожниками…“»

Так определял маститый писатель социальную роль офицера более тридцати лет назад. Ныне чрез ряды армии успело пройти целое поколение руководителей. Изменился ли за этот громадный промежуток времени офицерский корпус? Несомненно, потому что тридцать лет умственная и нравственная жизнь не переставала развиваться и совершенствоваться.

Шла ли армия по пути, указанному Драгомировым в 1874 году? Да, но крайне медленно, вяло, ощупью, частью бессознательно, встречая на пути одно препятствие за другим, как неминуемый результат рутины, которую нелегко было преодолеть. Подвигался вперед и по тому же пути офицер-ремесленник, вводя постепенно, нехотя и как бы уплачивая дань требованиям времени, новую недостающую данную в армии – воспитательные начала.

Духовная работа руководителей получила начала, но была рассеяна по нашей вооруженной силе как, бы спорадически. скрытая, поглощенная обилием солдатской муштры. Это была уступка данной эпохе, но военная педагогика, как догмат, не получила права на открытую жизнь, она не была введена в систему при превращении пахаря в воина, ее снисходительно допустили, но, повторяю, крайне вяло и неуверенно развивали, не сознавая вполне, что в ближайшем будущем это составит краеугольный камень при перерождении части народа в армию, и это ближайшее будущее наступило. Ныне оно властно требует иного плана, иной системы, и, следовательно, и иных приемов при работе в армии.

И если Драгомиров более тридцати лет назад доказывал, что появление в армии офицера-воспитателя, исполняющего социальную роль, неизбежно, то ныне приходится сказать, что указанная деятельность – единственная, и офицерам-ремесленникам современный мундир не по плечу, и лучше снять его и отойти в сторону <…>

Вложить зачатки основ нравственного воспитания будущего офицера должна семья и военная школа. Лица. стоящие у дела подготовки будущих офицеров, должны особенно внимательно продумать свои обязанности, а вся система военно-учебных заведений должна заключать в себе такие положения, которые явились бы контролем деятельности этих лиц.^[107]

В военно-учебных заведениях подготовка нравственной стороны обязанностей офицера занимает очень мало места. Все внимание обращено на ремесло, на техническую сторону (т. е. на солдатскую муштру), на науки. До последних дней даже идея о необходимости подготовлять военную молодежь к роли воспитателя отсутствовала.

Будущий офицер, не зная, что часть его обязанностей состоит в развитии ума и сердца подчиненных, сам не приготовлялся к исполнению задачи, к которой не был подготовлен своими начальниками и учителями. Молодой офицер даже не подозревал важности этой обязанности и потому не исполнял ее, считаясь лишь с технической частью образования армии. Если же, прибыв в полк, он и отдавал себе отчет в исполнении новой для себя роли, то не знал, как взяться за дело, действовал неуверенно, ощупью, убеждаясь подчас с грустью, что вследствие недостатка специальной подготовки его добрая воля бессильна.^[108]

Галкин М. Новый путь современного офицера. (Составлено по книге L'officier eduncateur. G. Duruy.) – СПб., 1907. – С. 18–33, 53–65.

А. Дмитревский. Идеал офицера

Нация может существовать некоторое время без идеала, но история нам показывает, что при таких условиях жизнь ее недолговечна.

Лебон

Тем более это можно сказать про армию, скелет нации, и еще более – про офицерский состав, душу армии. Идеал нации – счастье, благополучие, процветание ее и всех ее членов. Идеал армии – сила, могущество, способные защитить свою нацию, свою родину, ее спокойное существование, культурное развитие, возможное благополучие, счастье.