Текст книги "Безоружна и очень опасна"

Автор книги: Лев Дворецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Дома было чисто, уютно, на столе свежие цветы, в духовке – мои любимые голубцы.

– Папуля, не домовой ли у нас завелся? – делая удивленное лицо, спросила я, хотя догадывалась, чьих это рук дело. Незадолго до моего отъезда отец пришел домой с девушкой, своей студенткой. Когда они раздевались в прихожей, отец как-то между прочим бросил, что у них важный деловой разговор. Я постаралась показать, что не пропустила его слова мимо ушей и тотчас приняла на себя роль радушной хозяйки. Татьяна произвела на меня хорошее впечатление, и мы быстро нашли с ней общий язык. Но, Боже мой, она ведь почти моя ровесница! У меня ветерок в головушке, а у нее, по-моему, ветрище. Может, я и ошибаюсь, за один вечер человека не узнаешь. Но я чувствовала: она отцу приглянулась. Однако, зная, что папуля у меня однолюб и что к женскому полу у него вообще недоверие, я не придала значения своим догадкам и постаралась убедить себя, что это действительно деловая встреча. И вот теперь, войдя в дом, я поняла, что была не права. Конечно, это хозяйничала Таня, кто же еще мог здесь быть? Вряд ли отец приведет в дом незнакомую мне женщину, не сказав об этом ни слова.

Отец был откровенно смущен и, чтобы не показывать этого, усадил меня на диван, а сам поспешил на кухню, явно избегая разговора на личную тему.

– Ладно-ладно, папуля, успокойся, – по шла я следом за ним. – Я ведь ни о чем не спрашиваю. В конце концов, ты взрослый человек и можешь решать, кому поручить домашние дела, пока я нахожусь в больнице, не так ли?

– Ты права, дочь, не будем темнить, облегченно вздохнул отец. – В конце концов рано или поздно я должен сказать те об этом. Мне очень нравится Таня. Мы встречались, она не раз была у нас дома, я дал ей ключ, видишь, она к твоему приезду навела порядок. Не знаю, что и как будет дальше.

Тут и возраст, и ее мать, и мое окружение – все это не сбросишь со счетов. Но главное зависит от тебя. Как скажешь, так и будет. – Отец посмотрел на меня, обнял, прижал к себе. – Знаю, родная, ты столько пережила, а тут я еще со своими проблемами… Ладно, не бери в голову, идем обедать.

За столом мы продолжили этот разговор уже по моей инициативе. Я сказала отцу, что Татьяна мне понравилась и что если она его действительно любит, то нет причин для переживаний.

– Что же ты предлагаешь? – спросил отец.

– Тебе решать, – коротко ответила я и добавила: – С моей стороны не будет возражений. Ты молод, красив, она тоже ничего. – Мне нравилось, что отец считается с моим мнением. Поэтому я увлеклась назиданием и совсем забыла, кто есть кто. Отец, видимо, тоже почувствовал, что меня заносит, и быстро поставил все на свои места.

– Ну все, хватит об этом, – твердо сказал он, завершая тему. – Завтра же пойдешь в больницу. Пусть врач оценит твое состояние и решит, полежать тебе у них или можно ограничиться домашним уходом. Будь умницей и делай так, как я советую.

Но у меня были совсем другие планы и больничный вариант меня абсолютно не устраивал. Позвонила Ирке, кое-как объяснила ситуацию в промежутках между ее «ах», «ох» и «какой ужас». Через два часа она была уже у меня вместе с матерью, известным в городе врачом по женским делам. Вдвоем они уложили меня в постель.

Недельку пришлось поваляться, зато потом я себя оседлала крепко. В 6.30 утра подъем – и в парк. Первые дни сил хватало лишь на 10—15-минутную ходьбу. Постепенно я увеличивала время и наращивала темп движения. Перешла на бег, вначале легкой трусцой, потом с ускорением. Редкие в такую рань прохожие да собачники с удивлением глядели, как носится по парку девчонка в трусиках и майке. Не знаю, что думали они в тот момент обо мне. Да, если честно, меня это не интересовало. Я чувствовала, что с каждым днем наливаюсь здоровьем и делаю шаги к достижению моей цели, а это было самое главное.

ГЕНРИХ

Я надеялся увидеть Ию на похоронах Игоря, но она не пришла. Странно, ведь они были друзьями. Неожиданно позвонила ее подруга, назвалась Ирой, спросила, не у нас ли пропадает Ия. Оказывается, она говорила, что ее можно найти по этому адресу. Я ответил, что Ия действительно приходила и мы договорились встретиться через несколько дней, но вот пропала куда-то, видно, занята.

Признаться, за текучкой я забыл об этом разговоре, но Ира позвонила еще раз и сообщила, что Ия находилась в сильнейшем трансе и по совету отца уехала в дом отдыха. Из ее слов я понял, что, когда Ия вернется, она обязательно явится в школу.

Однако Ия появилась лишь через три месяца. За это время произошло немало важных для меня событий. Дважды я ездил в Японию и один раз в Голландию на международные соревнования по каратэ в качестве судьи. По рекомендации начальства вновь стал кадровым офицером, только теперь уже МВД, в звании полковника. Правда, этот «исторический акт» был увязан с моим личным обещанием обязательно, причем в самое ближайшее время, обзавестись наконец семьей. При этом мне даже был обещан ключ от отдельной квартиры.

Чего греха таить, в моей жизни было немало женщин, но ту, единственную, я так и не встретил. Не знаю, видно, дело в моем характере, но я твердо уверен, что женщина, с которой ты рядом, должна уметь жить твоими интересами, заботами, сердцем чувствовать и делить твои радости и печали. Возможно, это звучит эгоистично, но такова моя натура. К тому же профессия моя редко у кого из представительниц слабого пола вызывает энтузиазм. Вот и остаюсь пока бобылем, живу вместе с родителями, которым уже за семьдесят. Обижаются, что я редко бываю дома, мало уделяю им внимания. Что поделаешь – работа!

Ия появилась на следующий день после моего возвращения из Голландии. Я ее не узнал: худющая, бледная, глаза ввалились.

– Вы что, на голодную диету перешли? – поинтересовался я, ответив на ее «здрасьте».

– Хочу выступать в наилегчайшем весе, – съязвила она.

Прекрасно, – одобрил я, стараясь не сбиться с полушутливого тона, чтобы не вспугнуть гостью, ибо слепому было видно, что она больна или только что оправилась от болезни. – Записываю вас в группу, где занимаются одни доходяги, но здесь обязательно требуется справка о здоровье. Завтра принесите ее вместе со спортивной формой, начнем заниматься.

– Что, сразу? – обрадовалась Ия.

– Конечно, ведь мы и так с вами много времени упустили. Придется наверстывать, режим у нас жесткий. Небольшая разминка и занятия четыре часа подряд. Через каждые полчаса – пять минут отдыха, в заключение – теплый душ.

– Это мне подходит, – улыбнулась Ия. – Но я хотела бы уже сейчас начать, вот и костюм спортивный захватила. – Она хлопнула для убедительности ладонью по своей сумке. – А справку завтра принесу.

Я внимательно посмотрел на девушку и задал серьезный вопрос:

– Если честно, как вы себя чувствуете?

– Каждый день бегаю по три километра, делаю зарядку, – ответила Ия и предложила: – Хотите, покажу одно упражнение? – Не дожидаясь согласия, она сбросила легкую куртку, разбежалась, сделала сальто, а затем шпагат.

– Неплохо, – одобрил я, – дайте-ка руку. – Пульс бился спокойно, около 70 ударов в минуту, не больше. Видно, на самом деле бегает. Может, действительно, вес сбрасывает, в ее возрасте все они с ума сходят. – Ладно, идите переодевайтесь, – разрешил я. – Через полчаса начнем.

В нашей школе три группы: начинающие, средние и старшие. В каждой – по десять человек. Весь курс рассчитан на три года, затем экзамен, определение пояса и работа в отрядах специального назначения в различных городах страны. Ия была зачислена в группу начинающих, к ребятам ее возраста. Они у меня уже работали около месяца, постепенно втягиваясь в напряженный ритм тренировок. Я решил сразу ввести Ию в процесс занятий и посмотреть, что из этого получится. На удивление, она никому ни в чем не уступала, быстро схватывала показанные упражнения и без особых усилий их выполняла. Ия вела себя на занятиях независимо и держалась со всеми на равных, никогда не обращалась за помощью или поддержкой, наоборот, старалась быть в чем-то полезной другим. Я видел, что ребята относятся к ней совершенно спокойно, по-товарищески, и в этом была заслуга самой девушки.

Шли дни, Ия на глазах преображалась – поправилась, похорошела, а главное, по-настоящему увлеклась каратэ. Она занималась с каким-то неистовством, часто просила разрешения остаться, чтобы отработать очередной прием, и мне приходилось попросту выгонять ее из спортзала.

Скоро Ия обогнала ребят, и никто в группе не мог сравниться с ней в быстроте реакции, в чистоте нанесения ударов. Через полгода она была уже во второй группе, а еще через три месяца – в третьей. Это было непостижимо, подобное впервые встречалось в моей практике. Разумеется, у меня занимались способные ученики, ставшие большими мастерами, но это были ребята с талантом от Бога, да к тому же с накачанными бицепсами, ладонью прошибающие кирпичную стену, в ловкости не уступающие пантере. Но чтобы вровень с ними шла девушка, легкая как пушинка, тоненькая, словно весенний стебелек? Поистине Ия – феномен, а как назвать ее иначе, если буквально с первых дней занятий уже в старшей группе она легко одолевает любого парня, готовящегося сдать экзамен на коричневый пояс?

Начав заниматься с ней отдельно, я увлекся. Теперь для меня было делом чести сделать Ию мастером высшего класса. И пусть впервые в истории восточных единоборств русская женщина наденет черный пояс.

ИЯ

Генрих уделяет мне массу времени, кажется, он хочет сделать из меня профессионала. Это отвечает моим планам. Отдаю тренировкам все силы, дома почти не бываю, с отцом вижусь редко. Он занят работой и своей Таней, мы только по телефону иногда разговариваем. О своем увлечении каратэ я не распространяюсь, для всех – занимаюсь в общеоздоровительной группе. И все. На самом же деле буквально доползаю до кровати и проваливаюсь в сон. Из пушки стреляй – не разбудишь. Зато тело налилось силой, я чувствую себя превосходно, уверенно и вместе с тем необыкновенно легко. Ежедневно бегаю в своем парке. Три километра – утренняя норма, потом физические упражнения. Вначале я занималась по расписанию, которое выдал мне мой врач, а после того, как пришла в школу, Генрих все взял в свои руки, составил специально для меня методику упражнений по нарастающей сложности.

С восьми утра я уже на тренировке. Генрих руководит: он измеряет пульс, давление и заставляет снова и снова работать. Только в короткие минуты отдыха да в перерыве на завтрак, обед и ужин позволяется ему перечить, говорить что угодно, даже ругать его. Но стоит начаться занятиям, как в силу вступает режим настоящего диктата. Теперь он для меня и бог и царь, не терпящий ни малейших возражений. Таково главное условие пребывания в школе, кто его нарушает, немедленно и навсегда покидает ее, и никакого снисхождения к кому бы то ни было. Даже ко мне, единственной здесь женщине, которой сам Всевышний предначертал особое расположение со стороны сильного пола. Без преувеличения скажу, в школе все без исключения относятся ко мне с уважением и подчеркнутой предупредительностью. Думаю, не обошлось без вмешательства Генриха. Только он один не выделяет меня из остальных, не удостаивает особым вниманием. Вернее, так было до определенного времени. И вдруг я почувствовала, что его отношение ко мне меняется. Он начал заниматься со мной персонально и даже сверхурочно. Во время коротких передышек похваливал, расспрашивал о житье-бытье, о планах на будущее, даже несколько раз провожал домой после тренировок. А однажды – я чуть не упала – пригласил в ресторан поужинать.

Я недоумевала: что стоит за этим – особый подход воспитателя к своей ученице или же возникшее чувство симпатии ко мне как к женщине. Признаться, второй вариант мне нравился больше.

Не скрою, Генрих давно восхищал меня – и не только как великолепный педагог и ма стер восточных единоборств. Я увидела в нем идеал мужчины, который всегда рисовала в своем воображении, – умный, сильный, справедливый, умеющий постоять за себя, за других, за доброе дело. Его внешность уходила как бы на второй план. Ради объективности должна отметить, что на первый, взгляд внешность Генриха, его лицо, фигура могли показаться невзрачными. В своей неизменной спортивной форме и даже в модном костюме с галстуком, который он надел по случаю нашего совместного выхода в ресторан, он выглядел далеко не суперменом. Мало кого могли привлечь его глубоко сидящие глаза, крупный с горбинкой нос, худощавое лицо, которое он то и дело хмурил, придавая ему недовольное и даже рассерженное выражение. Но я-то знаю, его внешность обманчива, за ней – доброе, отзывчивое сердце. Не говорю уже о стальных бицепсах, ловкости и других физических качествах, которые присущи каратисту с черным поясом третьего дана. Одним словом, я была весьма к нему расположена и, чего скрывать, ждала его ответной реакции. Поэтому, повторюсь, приглашение в ресторан было действительно приятным для меня сюрпризом.

Официант провел нас к столику, уставленному всевозможными закусками, над которыми возвышался букет чудесных красных роз. Нас усадили, разлили по бокалам шампанское и пожелали приятного аппетита.

– Ну, за тебя, за твои успехи, – произнес Генрих и чуть пригубил вино.

– Спасибо, – поблагодарила я и сделала хороший глоток райского напитка.

– С чего начнем, с икры?

– И с салата, – рассмеялась я и подставила свою тарелку.

Мы пили шампанское, закусывали, говорили о чем-то веселом. Я слегка захмелела и думала, замечает ли Генрих, что сидящие по соседству парни все время пялят на меня глаза. Потом забеспокоилась: одна шумная компания стала проявлять к нам повышенный интерес, бросать колкости в наш адрес, причем с расчетом быть услышанными.

Генрих, казалось, ничего не замечал. Он спокойно разговаривал, подливал мне вино, предлагал закуски.

Заиграла музыка. «Вот хороший повод отвлечься от неприятного соседства», – подумала я и предложила:

– Потанцуем?

Он поднял руки вверх.

– Последний раз я танцевал, когда мне было шесть лет, на новогодней елке.

– А может, попробуем? – робко настаивала я.

– Нет и нет. – Генрих был категоричен. – Ну а если тебе очень хочется попрыгать, – мне показалось, что Генрих сдается, и я уже приподнялась со стула, – то вот идет кавалер. Я не буду возражать.

К столу, ухмыляясь, приближался верзила, один из соседней компании. Со стороны Генриха это было настоящим предательством, и, чтобы ему досадить, я приняла приглашение парня, который подошел к столу и, ухмыляясь, обратился к Генриху:

– Можно, папаша, станцевать с твоей дочерью?

Генрих ответил в тон:

– Конечно, сынок, топайте.

Я встала и пошла впереди парня на круг, где танцевали пары. Здесь мой партнер сразу же облапил меня, крепко прижал к себе и стал раскачивать в такт музыке.

– Отпусти, – сказала я.

Он не ответил, его руки стали сползать ниже, при этом он зашептал мне в самое ухо:

– Сейчас танец закончится, поднимемся в номер. Получишь удовольствие, нельзя, чтобы такой товар пропадал. Сможешь сравнить, кто лучше – мы или этот твой старый хлюст.

– Отпусти, подонок, пожалеешь, – уже открытым текстом предупредила я. Он только хмыкнул в ответ.

Резким взмахом локтей я сбросила с себя его руки.

– Ах ты, сучка, шутить со мной вздумала! – рыкнул он, видимо решив, что проведенный прием – чистая случайность, и снова попытался обхватить меня своими ручищами.

Коротким апперкотом я согнула его пополам, повернулась и спокойно пошла к своему столику. Все случилось в считанные секунды, и мало кто из окружающих понял, что произошло.

Однако я недооценила своего партнера. Он оказался довольно крепким, быстро пришел в себя и кинулся за мной. Я обернулась, шагом левой вперед ушла с линии атаки, выполнила защиту левым предплечьем внутрь. Захватив руку парня, пытавшегося схватить меня, я нанесла кулаком прямой удар в челюсть, затем ногой в живот.

Это был нокаут, парень рухнул без звука. Теперь это произошло на виду у всего зала, все сидящие и стоящие замерли от неожиданности, потом вдруг раздались аплодисменты.

Я видела, как повскакивали со своих мест его друзья, и вся напряглась, наливаясь силой, мобилизуя готовность среагировать на любой выпад с их стороны. Они окружили меня и молча, с откровенным изумлением разглядывали.

– Это ты его так отделала? – спросил один из них.

– Нет, святой дух. Пропустите. – С этими словами я прошла мимо расступившейся ошарашенной компании, которая, по-моему, еще долго не могла прийти в себя.

Я села на свое место и посмотрела на Генриха. Он сосредоточенно ковырял вилкой в тарелке. Неужели он действительно ничего не видел или просто делает вид?

– Положить что-нибудь еще или подождешь горячее? – спросил он спокойно.

Подобное безучастие привело меня в шоковое состояние. От возмущения я не могла вымолвить ни слова, только отрицательно качнула головой. Потом попросила:

– Пойдемте домой, я очень устала.

– Устала? – переспросил он и отрубил: – Тогда ты как боец – пустышка и время, затраченное на тебя, потеряно даром.

– Вы меня не так поняли, – попыталась я объясниться.

Генрих перебил меня.

– Что, обиделась? Зря. Я все видел и должен отметить, что действовала ты, в общем, неплохо. Мое вмешательство было лишним, ты сама прекрасно справилась.

Такое мне еще не приходилось слышать от своего наставника, и это было для меня высшей оценкой. Конечно, настроение мое стало подниматься, я заулыбалась. А Генрих между тем продолжал:

– Ситуацию я контролировал и в случае необходимости незамедлительно пришел бы на помощь. В одном ты допустила ошибку. – Генрих опускал меня на землю. – Следовало вырубить противника с первого раза, чтобы исключить повторное нападение с его стороны. Тут эксперименты совершенно неприемлемы, это не тренировочный зал, а передовая полоса, где подчас решается вопрос жизни и смерти. Ведь если ты окажешься одна против всей этой компании, то вряд ли одержишь верх, если нанесенный удар не будет силен.

Мы сразу оказались в родной стихии – нам было о чем поговорить. Неожиданно подошел милиционер и грубо потребовал у меня и у Генриха документы, стал допытываться, кто мы и откуда.

Генрих поднялся и предъявил свое удостоверение. Милиционер вытянулся в струнку.

– Виноват, товарищ полковник, меня ввели в заблуждение, разберемся, накажем виновных.

– Ладно, идите. Завтра доложите своему начальнику о происшествии и заодно объясните ему, почему оказались на службе в нетрезвом виде. Я проверю. – Генрих брезгливо поморщился и вернулся к столу. Милиционер как побитый, опустив плечи, поплелся к выходу.

Скоро мы закончили ужин, и Генрих проводил меня домой.

– А ты молодец, – сказал он на прощание. – Не ошибся я в тебе. – Он чмокнул меня в лоб и пошел, не оборачиваясь.

В тот вечер я так и не поняла, как Генрих ко мне относится. Однако мне было чертовски приятно, что первое испытание я выдержала неплохо.

ХРОМОЙ

Мы не смогли помочь Жухову, просчитались, решив купить Филатова. До сих пор он ломает голову, кто ему подложил чемодан с деньгами, целое расследование провел. Наш человек, который там у них сидит, рассказывал, что всех по одному к начальству вызывали, допрашивали, где был, что делал в течение суток. Так ничего и не узнали. Мы своего человека в такие мелочи не впутываем. Он работает по-крупному, и то при условии, что риск будет минимальный. Главная его задача – информация. Тысчонку баксов каждый месяц ему за это отстегиваем. Он доволен, а мы – тем более. Тут мы старушку использовали, уборщицу, она единственная, кто может зайти в любой кабинет до того, как рабочий день начнется. Вот она и принесла чемоданчик с деньгами. А чтобы у нее никаких сомнений не возникало, подослали пацана. За трешку он передал чемоданчик бабушке для дяди Филатова. Отдал и ушел. Мы, конечно, следили за мальчишкой. Он сделал все, как инструктировали. Пока бабка удивленно рассматривала посылку, вертела ее со всех сторон, пацан скрылся. Она обернулась, а никого уж нет. Удивленно пожала плечами и отнесла чемодан в кабинет следователя.

Обидно, конечно, что приманка не сработала. Принципиальный, честный товарищ оказался, ну ничего, не таких скручивали. Жаль только, деньги зря пропали да время потеряли. Надо было сразу за девчонку браться, подействовало бы безотказно. А то понимаешь, дипломатию развели «с последними предупреждениями». Возможностей-то было сколько хочешь прижать ее как следует. Правда, в парке получилось все, как задумали, с дочкой Филатова – тоже по плану. Выследили и в поезде поигрались с ней, хотя и перегнули немного палку, но урок для папаши хороший. Вот только раньше надо было, раньше. Тогда и избежали бы волн, которые пошли после допросов Жухова. Не думаю, чтоб раскололся он сразу, мужик крепкий, да и знает, что говорить в таких случаях. Хотя, если прижмут да пообещают статью заменить, вряд ли кто устоит. Но меня пока Бог миловал, остаюсь на плаву, значит, Жухов обо мне не заикался. И все же фирму нашу слегка пощипали.

Мешкать нам уже нельзя. Надеюсь, Филатов будет теперь посговорчивей, предложим ему для начала спустить на тормозах все жуховские дела, ему это ничего не стоит. После этого надо, чтобы он добился освобождения из-под стражи хотя бы части наших людей – имена ему назовем. Потом можно будет подумать и насчет совместной работы на общее благо. Посулим ему золотые горы и кисельные берега, пообещаем полную безопасность. Пообещаем даже найти и наказать насильников его дочери. Ну, а если он откажется сотрудничать с нами? Что ж, заберем его дочь как заложницу, так ее упрячем – сам черт не найдет. Ничего, дрогнет отцовское сердце, не такие ломались.

Пока же, признаться, у фирмы только убытки от наших проколов. Недавно пришлось тормознуть крупную партию товара из США. Милиция ударила по «болевым точкам» – нет главного экспедитора Жухова, арестованы провизоры двадцати двух аптек в шести городах страны. В общей сложности описаны полторы тонны „левого» товара на миллионы рублей. Заблокированы финансы кооператива «Омега», который расплачивался валютой. Не ясно, чего еще ожидать. «Барометр» – так зовут нашего человека, что служит в Главной прокуратуре, – информацию дает регулярно, но она зачастую опаздывает, и потом, ему далеко не все известно о готовящихся операциях. На днях из Нью-Йорка звонил Пахан. Грозил самыми суровыми карами, если в ближайшее время не сумею разрядить обстановку и не вызволю наших людей, попавших под следствие.

Я решил начать с команды исполнителей. Всем, кого видела дочь Филатова, приказал временно «лечь на дно» и не высовываться. Те четверо в поезде благополучно возвратились домой. Пока милиция прочесывала район станции, где они сошли, мальчики на попутных машинах вернулись и подробно мне обо всем доложили. Получив по пять кусков, они разбежались по хатам.

Предложил поработать у себя проверенным людям. Самые надежные – это бывшие спортсмены, которые ничего другого не умеют, кроме как набить морду. Как-то забрели ко мне на огонек два «афганца», у которых ни кола ни двора. Они успели уже приобщиться к блатному миру и были готовы на все ради бутылки. Даже трех бывших ментов подобрал – тоже из числа тех, кто обижен на весь мир и может любому, на кого укажут, шею свернуть. Но все они годятся лишь для мелких дел, простые исполнители. Жаль, настоящих профессионалов мало. Жухов хоть и алкаш, но любого мог купить и продать, ас в своем деле. Преображался по мере надобности и в купца, и в ученого, и в бизнесмена. С блеском проводил переговоры и заключал выгодные сделки. Потому и поручали ему самые серьезные дела: доставку и сбыт товара. Но беда его – пил, кололся. В этом состоянии был невменяем и мог ограбить, убить, изнасиловать. На том и попался. К сожалению, заменить его пока некем, но будем искать. А поскольку главные нити фирмы я держу в своих руках, на первых порах придется самому возиться с товаром. Пропадет – Пахан живьем съест. Его не колышет, кто и как это будет делать. Он отправляет к нам товар из-за бугра, остальное – наше дело.

Только что позвонил Барометр, сказал, что есть информация и надо встретиться. По-моему, врет, просто понадобились бабки. Но я все равно пригласил. Как всегда, встретились у меня дома. Я тут недавно купил себе трехкомнатную кооперативную квартиру, обставил финской мебелью, провел телефон. Теперь живу в Ясенево, вот Барометр и приехал ко мне туда поздно вечером после работы. Дал ему три сотни за довольно любопытное сообщение. Наш общий знакомый завел себе пассию, совсем молодую девицу, и вовсю крутит с ней любовь. Зовут Татьяной, учится в институте, там Филатов подрабатывает чтением лекций. Выходит, недооценил я нашего человека – клад да и только, беречь его надо. Похвалил, налил ему полный стакан водяры, он хватанул одним глотком и, чмокая, закусил лимоном. «Где тренировался?» – спрашиваю. Он хмыкнул: «Могу и спиртягу такой же дозой. – И пояснил: – На севере пятнадцать лет отслужил». «Понял, учту», – сказал я, и мы попрощались.

После его ухода я долго размышлял о различных вариантах подхода к Филатову, и в них Татьяне отводилось не последнее место. Конечно, крайние меры, какие мы применили с его дочкой, здесь нежелательны, получается прямолинейно и однообразно. Все будет зависеть от того, насколько близка станет ему эта деваха. Посмотрим, понаблюдаем, все взвесим и примем решение. А пока оставим ее в резерве, будем дожимать папашу.

Снова звонил Пахан. Обругал за то, что спрятал свою «четверку». Все равно, мол, менты их найдут. Поэтому их надо использовать на полную катушку и любыми путями отправить к нему. А уж он им найдет дело.

Пришлось всех четверых, кто занимался дочкой Филатова, вызвать и подключить к операции, тем более что появилась интересная идея. Дело в том, что нам подфартило с квартирой, что на этаж выше филатовской. Чтобы соблюсти законность, официально по ордеру вселим туда Слона, добавим ему еще кого-нибудь для компании и будем пасти эту семейку, пока не получим результат.

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

За несколько месяцев работы у комиссии собралось криминального материала на несколько томов, а конца-края не было видно. Ниточка потянулась за рубеж. «Наверху» зашевелились, задергались, стали проявлять повышенный интерес к моей персоне, к моим делам. Звонки вроде бы невинные и даже заботливые – как идет работа, кого еще удалось зацепить, не нужна ли помощь, но, понятно, с явной надеждой получить информацию о деле, которое раскручиваем.

Удивил Валентин Сергеевич, главный прокурор. Зашел в кабинет, когда я разбирал очередную папку с протоколами допросов свидетелей. Уселся в кресло, закурил свою неразлучную трубку. Жду, когда начнет разговор, он ведь запросто никогда не заходит. Если уж появился, значит, на то есть веская причина. Так оказалось и на этот раз.

– Слышал, тебя выдвигают на новую работу, станешь моим начальником, – буднично изрек он, словно каждый день сообщал мне об этом.

Я ошарашено уставился на него: шутит или говорит серьезно? Вообще-то розыгрыши не в его правилах, но тогда откуда у него эта новость? Обо всех намечаемых должностных подвижках в нашем управлении я узнаю, как правило, первым. В кадрах сидит мой однокашник по институту, с которым мы в свое время крепко дружили, и он считает своим долгом позвонить мне и дать на эту тему подробную сводку, прежде чем кто-то другой узнает о ней. А тут, когда речь идет обо мне, он наверняка сообщил бы. Поэтому в ответ я неопределенно пожал плечами, давая понять, что не очень доверяю слухам.

– Это не слухи, – будто прочитав мои мысли, обиделся прокурор. Потом многозначительно улыбнулся: – Секретная депеша.

– А за какие заслуги мне такая честь? – поинтересовался я.

Валентин Сергеевич посерьезнел, постучал трубкой о пепельницу.

– Очень уж ты, Андрей, муравейник растревожил.

– В таком случае логичнее было бы задвинуть меня куда-нибудь подальше, – сказал я.

– Э, нет. – Валентин Сергеевич насмешливо поглядел на меня. – Принимаешь их за дураков? Убрав тебя, они себя подставят. Зачем же им рисковать? Лучший способ избавиться от тебя – повысить в должности, тут уж комар носа не подточит.

– Ну, хорошо, допустим, меня уже здесь нет, но ведь придет другой и продолжит эту работу, – порассуждал я вслух.

Валентин Сергеевич покачал головой.

– Не будь наивным, Андрей. Если тебя убирают отсюда за непослушание, то пришлют человека, готового выполнить любое их указание. В противном случае его постигнет та же участь, а может, и хуже.

Валентин Сергеевич снова запыхтел трубкой, встал, протянул руку со словами:

– Уважаю тебя, Андрей, ты это знаешь, поэтому советую: беги отсюда, и побыстрее, не то пропадешь. И учти, прутиком стену не прошибешь. – Он вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

Разговор оставил на душе тяжелый осадок. Прав, конечно, Валентин Сергеевич, в одиночку ничего не сделаешь. Тут требуется атака всем миром. Преступность растет, становится все более организованной, все глубже проникает в государственные структуры, мы же пытаемся обуздать ее растопыренными пальцами – и те отбивают. Прокуратуры, суды работают «по звонкам», «по указаниям сверху». Стоило нам чуть-чуть задеть мафию, как заработала «система». Недавно узнал, что Жухову заменили высшую меру на пятнадцать лет. Глядишь, не сегодня – завтра отпустят по амнистии.

Затылком чувствую, что они сидят у меня на хвосте, очень я им нужен. С моими возможностями, связями, авторитетом я для них настоящий клад. Потому и не стесняются в средствах, чтоб добиться своей цели. Надругательство над Ийкой, чемодан с деньгами, переброска на другую работу – все это звенья одной цепи.

Очень боюсь за Ию, да и за Татьяну. О себе не говорю. По краю пропасти хожу каждый день, не знаю, надолго ли меня хватит. Рассчитывать не на кого. Даже члены комиссии, с которыми я работал, под различными предлогами просят освободить их от дальнейшего разбирательства. Не трудно догадаться – одного посулами, другого угрозами заставляют пойти на это. И Валентин Сергеевич не ангел, не предложил своей поддержки, не проявил готовности оказать содействие. Пришел, сообщил новость, признался в дружеских чувствах – весь он в этом. Что ж, и на том спасибо, что мешать не будет. А не будет ли? Пригрозят – и он как миленький утопит любое дело.

Только вышел прокурор, позвонил Алексей, тот, что в управлении кадров сидит, и заговорщическим тоном сообщил, что меня вызывают в ЦК на переговоры. Прозрачно намекнул: готовься занять руководящее кресло.

Я поблагодарил приятеля, пообещал не остаться в долгу за его дружеское участие. Он с пониманием отнесся к моему обещанию. Эти два сигнала, полученные почти в одно и то же время, свидетельствовали о том, что взялись за меня серьезно. Я подумал: а стоит ли ломаться, капризничать, если действительно предложат интересное дело? Здесь работать мне все равно не дадут. С другой стороны, столько времени, нервов, сил потрачено, и выходит – зря? Ладно, буду принимать решение, когда узнаю что-либо конкретное.