Текст книги "Безоружна и очень опасна"
Автор книги: Лев Дворецкий
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
ИЯ
Я сразу почувствовала этот пристальный, тяжелый взгляд, и не поворачивая головы, стрельнула глазами в правый угол зала, где у прилавка маячила мужская фигура. С виду ничего особенного: среднего росточка, худощавый, лет тридцати, по лицу словно утюгом прошлись. Вот только взгляд… давящий, даже поежиться захотелось.
Я не спеша прошла мимо того прилавка. Нет, можно стереть из памяти эпизодик: за день и не сосчитаешь, сколько мужиков на тебя глаза пялили, сколько пытались заговорить, завязать знакомство. Но ведь одно дело – поймать на себе восхищенный взгляд, увидеть, как идущий тебе навстречу молодой парень или зрелый мужчина делает стойку, почувствовать спиной, как обалдело глядит тебе вслед, и совсем другое – ощутить будто тебя простреливают глазами насквозь, как этот ублюдок.
Я продолжала делать покупки, с особым вниманием выбирала овощи, даже встряла в перебранку старушек, выяснявших отношения в очереди в кассу. Но засевшее где-то под левой лопаткой смутное беспокойство не оставляло меня.
Нужно взять себя в руки: чего это я раскисла, ненормальная. Наслушалась у подружки Ирки рассказов про грабежи, убийства, насилия и шарахаюсь от первого встречного. Надо прекращать эти пустые посиделки. Собираемся у нее дома подработать курсовую, подготовиться к семинару, а занятия выливаются в вечера по обмену сплетнями.
Так, мысленно поругивая себя, я прошла к кассе, расплатилась и направилась к выходу. И тут тот самый «гляделкин», будто старый знакомый, кинулся навстречу.
– Разреши помогу, – вполголоса проговорил он и крепко, как клещами, взял меня под локоть, а мою сумку с покупками – в другую руку.
Мне бы закричать, позвать на помощь… Куда там. Открываю рот, словно рыба, а слова застревают в горле.
– Да ты не бойсь, не съем. Провожу до дому и только. – Голос у него низкий, хриплый. – Разве что попрошу отцу твоему несколько слов передать от меня и дружков моих. Постарайся запомнить.
Я закивала головой, мол, согласна, передам обязательно. И тут же, заикаясь, наивно спросила, не хочет ли он сам с отцом поговорить, если ему это уж так нужно.
– Дельная мысль, – хохотнул мой провожатый. Молча протащив меня шагов двадцать, он продолжал:
Можно, конечно, поговорить и напрямую, но пока лучше через тебя. Передай своему предку вот что: ежели он тебя любит и хочет видеть живой и здоровой, пусть добьется для Жухова оправдательного приговора, на худой конец – условного. Вот и все, поняла?
Я опять закивала, уже догадавшись, что не я, а отец им нужен. Сейчас главное – выиграть время, значит, надо успокоиться, на все соглашаться, короче, постараться избавиться от проходимца. Тем временем мы уже подошли к дому. Он отдал сумку, посмотрел на меня, растянул губы в улыбке, обнажив желтые кривые зубы.
– А ты ничего, звать-то как?
– Маша, – ляпнула я первое, что пришло в голову.
– Ха, лапшу мне на уши вешаешь, – пробурчал он, запуская руку в мою сумку. Вытащил университетский пропуск, который я всегда таскаю с собой, раскрыл.
– Ну-ну, значит Ия. – Он ухмыльнулся, довольный тем, что не дал себя провести, повернулся и вразвалочку, слегка загребая ногами, удалился.
Пока я поднималась к себе, окончательно успокоилась, даже сама себя убедила, что все это – просто идиотская шутка придурка, захотевшего «приклеиться». И незачем беспокоить отца, он и так помешан на своей работе, допоздна торчит там.
Потом я, конечно, пожалела, что не рассказала все отцу, не приняла всерьез слова незнакомца. Но что взять с восемнадцатилетней девчонки? Позднее с годами, когда жизнь меня уже обкатала, я стала готова к любым поворотам судьбы. Это был один из первых уроков, за который мне пришлось заплатить дорогой ценой. Но потом, а тогда я скоро забыла о происшествии и даже с Иркой не поделилась.
АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ
Апелляцию рецидивиста Жухова Верховный суд рассматривал без меня. Я был срочно вызван на совещание, успев лишь заглянуть в дело. На фотокарточке молодое, симпатичное лицо – и не подумаешь, что здесь целый криминальный букет: валютные операции, изнасилование, убийство. Я знал, что рассмотрение дела в городском суде уже несколько раз откладывали. Свидетели, словно сговорившись, отказались от своих прежних показаний. Вот это обработка! И все же суд состоялся, вина Жухова была доказана полностью, он был приговорен к высшей мере.
Вернувшись с совещания, я узнал, что республиканский Верховный суд оставил приговор без изменения.
Не успел я зайти к себе в кабинет и сесть за стол, как начались звонки «сверху» с просьбами повлиять на это решение, повнимательней, погуманней отнестись к осужденному. Объясняю: с делом Жухова не знаком, вмешиваться в решение суда считаю себя не вправе. В ответ – раздражение, угрозы, но к этому я уже давно привык, не обращаю внимания.
Пришел на следующий день на работу, смотрю – на столе «дипломат». Полуоткрыт. Пальцем приподнял крышку – доверху набит ассигнациями. Тут же позвонил прокурору, вызвал охрану, пригласил в кабинет всех работников, кто в это время был уже на месте. Составили акт, «дипломат» опечатали. Как оказалось, принесла его уборщица по просьбе некоего мальчугана. Это – концы в воду… Деньги перечислили в государственную казну.
Ладно, на сегодня все. Домой. Ия, наверное, заждалась. Совсем времени нет побыть с девочкой. Так и растет без отцовского внимания. Да что там растет – уже взрослая стала, красавица, в мать пошла.
Вдруг вспомнился тот злополучный вечер, словно вчера все это было. Пришел с работы поздно, удивился: Нади нет дома. Только прилег на диван – звонок, снял трубку, услышал голос жены. Она сразу, без предисловий, сказала коротко: не жди, уезжаю с Виктором, насовсем, береги дочь. Я еще услышал всхлип, потом короткие гудки. И все, словно не было у нас с этой женщиной ничего – ни дома, ни дочери, ни любви.
Я помню, Виктор приходил к нам, как к себе домой. Весело садился за стол, ел, пил, смотрел телевизор, со мной держался запанибрата, с Надей – шутливо-изысканно, Ие обязательно вручал шоколадку. Привела его к нам в дом сама Надя, представила как товарища по работе, страшного неудачника в личной жизни и талантливого изобретателя новых лекарств. Разве мог я тогда подумать, что между ними произойдет что-либо серьезное? Надя – по-девичьи стройна, изящна, огромные карие глаза оттеняли белизну лица и блеск гладко зачесанных волос. Ее так и называли – кареглазая цыганочка. Он – полная противоположность: невысокого роста, широкоскулый, с глубоко сидящими маленькими глазками. Разговоры, которые он заводил, были какими-то пустыми, отвлеченными, он перемежал их анекдотами и первый закатывался от хохота. Я видел, что он старался создать о себе впечатление как о друге дома, человеке легком по характеру, на помощь которого всегда можно рассчитывать. Сейчас-то я понимаю, что он, скорее всего, просто темнил, играл, чтобы и мыслей у меня не было относительно близости его и Нади.
Обиднее всего был этот обман. Допускаю, полюбили друг друга – чего в жизни не бывает. Но скажите честно: так, мол, и так, судьба связала нас. Я понял бы, хоть и больно терять любимого человека. Но тут ведь голову морочили, почти открыто рога наставляли – разве такое прощается? Ну да Бог с ними. В прошлом году я получил от Нади письмо. Это спустя почти десять лет! Пишет: живут в Калифорнии, в Сакраменто, недалеко от Сан-Франциско. Свой дом, две машины, растет сын. Надя просила простить ее да еще отпустить к ней хотя бы ненадолго дочь.
Я ничего тогда Ие не сказал – она готовилась поступать в университет, уже подала документы. Узнай она о письме матери, могла разволноваться, расстроиться, не дай Бог, дело с поступлением сорвалось бы. Сейчас учится на одни пятерки, изучает английский. Недавно попросила, чтобы я рассказал ей о матери. Поборол в себе горечь обиды, сказал, что мать ее – хорошая, заботливая, ласковая. «Почему же она бросила тебя, нас?» – спросила Ия. Голос ее дрожал, я видел – вот-вот заплачет. Тогда я рассказал о письме, дал адрес матери, сказал, что, если хочет, может съездить к ней. «Нет, – отрезала Ия, – пусть будет так, как есть».
С тех пор мы с Ией о матери не говорили ни разу.
Ладно, хватит об этом, а то совсем раскисну. Может, прав был Валентин Сергеевич, наш главный прокурор, когда сказал однажды: «Жениться тебе надо, Андрюша, а то так бобылем и помрешь»?
Чего греха таить, задумывался я об этом уже не один раз. Но, во-первых, стоящей женщины я так и не встретил, а во-вторых, не знал, как отнесется Ия к той, кого приведу в дом, примет ли ее сердцем.
От работы до дому мне рукой подать – минут двадцать неспешной ходьбы. При желании можно добраться за четверть часа. Когда Ия дома, я тороплюсь, чтобы ее застать и успеть перекинуться с ней хотя бы парой слов. Перед уходом я всегда звоню по телефону и если слышу голос дочери, то уже не мешкаю, быстро собираюсь – и вперед на пятой скорости.
Вот и сейчас – набираю домашний номер.
– Папуля, ты? – сразу спрашивает Ия, будто видит меня на противоположном конце провода.
– Я – Бегу, – отвечаю и кладу трубку, чтобы не тратить зря время.
Тут я вспомнил, что обещал вечером позвонить Татьяне и договориться о встрече. Ну, раз дал слово, надо его держать. Таня – моя студентка, третьекурсница. Я ведь еще в институте преподаю, как принято сейчас говорить, на почасовой оплате. Ничего, пока тяну, лишние деньги не помешают. Ия – модница, как все в ее возрасте, а на тряпки денежки нужны. Не хочу, чтобы дочь в чем-либо нуждалась.
Вчера после лекции Таня подошла и сказала, что у нее ко мне серьезный разговор и что она хотела бы встретиться и поговорить тет-а-тет. Я очень тогда торопился и не мог уделить ей внимания. Тогда она попросила меня позвонить ей домой. Естественно, я пообещал. Сунув мне записку с телефоном, она убежала.
Зная, что она живет где-то неподалеку, я решил с ней встретиться и по дороге обсудить ее проблемы. Я набрал ее номер. Таня ответила тотчас и согласилась встретиться на улице у ближайшей трамвайной остановки.
Одеться, выключить свет, закрыть за собой двери и выйти на улицу было делом минуты. Девушка уже ждала меня в условленном месте. Выглядела она очень элегантно, джинсовый костюм плотно облегал стройную фигурку. «Ничего не скажешь, довольно эффектна, – оценил я ее мысленно, и это было для меня неожиданно, ведь в институте я вижу ее не менее двух раз в неделю и никогда ничего особенного в ней не замечал, а скорее, просто не обращал на нее внимания. – Интересно, что ей нужно от меня».
– Спасибо, Андрей Петрович, что позвонили и пришли. – Таня уверенно взяла меня под руку. – Куда пойдем?
Я сказал, что дома меня ждет дочь и, если не будет возражений, мы можем по дороге обсудить вопрос, который ее тревожит.
Таня согласилась и заявила, что готова развить эту идею и принять мое приглашение на чашечку кофе или чая.
Мне ничего не оставалось, как взять предложенный девушкой шутливый тон и пригласить ее домой.
ХРОМОЙ
Вот уж третий десяток лет пошел с того дня, как нарекли меня Хромым. Вроде давно это было, а помню все до подробностей – и события и людей. Взяли нас тогда сразу после ночной вылазки на сберкассу. Я уже почти ушел от преследователей, да пуля, посланная ментом, угодила в ногу. Ну, а потом, после больницы, как положено, был суд. Вкатили мне «десятку», причем в строгом режиме. Прибыл в тюрьму, прихрамывая, опираясь на палочку.
– Ха, хромой! – радостно встретили меня в камере. Народ, видимо, надеялся потешиться.
– Цыц! – остановил «брательников» высокий парень с черной бородкой, одетый в серую рубашку с закатанными рукавами. Бросались в глаза его накачанные бицепсы тяжелоатлета. Пахан вышел на середину камеры и оглядел меня с ног до головы. – Слышал о тебе. – Он протянул руку. Пожатие его было легким, хотя при желании ему ничего не стоило раздавить мою ладонь. Он широким жестом показал на койку, что стояла у окна. – Будешь рядом.
Это был приказ. Вмиг к этой койке подскочил один из обитателей камеры, свернул постель и унес куда-то в угол. Через минуту койка была застелена совершенно чистой простыней.
Кличка Хромой так и осталась за мной. Вначале я оказался вроде как учеником Пахана, а потом стал его правой рукой во всех делах.
Десять лет мы провели вместе за решеткой. Вышел Пахан на волю раньше меня на месяц. Многому я у него научился: главное – я теперь знал, как жить, как приспосабливаться к любым обстоятельствам.
«В миру» я Валерий Николаевич Сизов. Фирма наша, где я работаю коммерческим директором, процветает. Для всех мы – благотворительная ассоциация, оказываем помощь пострадавшим в катастрофах, природных катаклизмах, эпидемиях, но это фасад, а точнее – крыша. Главное же, чем мы занимаемся, это, как модно сейчас говорить, теневая экономика. Тут закручен мощный бизнес, задействована масса людей, среди них и довольно известные персонажи, и те, по кому тюрьма плачет. Особенно радует зарубежный филиал, там наш партнер – тот самый Пахан. Но, естественно, знают его не как Пахана, а как коммерсанта – Николая Елисеевича Багрова. В свое время благополучно отчалив от родных берегов, он успешно обосновался на «чужбине». Ему удалось развернуть довольно выгодное дельце, связанное с куплей-продажей лекарственных препаратов, главным образом наркотических, и отправкой их в Россию. Через одного знакомого туриста Пахан вышел на меня и пристегнул к делу. Работает он с неким Виктором Макаровичем Холодовым, тоже из бывших наших, в одной из фармацевтических лабораторий США.
Все шло более или менее гладко до того дня, когда взяли Василия Жухова, или Борзого, как мы его прозвали за умение удирать от ментов. И хотя за ним тянется добрый десяток дел, каждое из которых тянет на «вышку», именно ему поручались особо ценные грузы – и всегда он выходил сухим из воды.
Жухов был дока по челночным рейсам: отвозил деньги на таможню для вручения «нужным» людям, получал там груз и доставлял на фирму. И каждый раз, словно артист, менял внешность: то бороду наклеит, то усы, а то и парик нацепит. Да и одеваться ухитрялся всегда по-новому, но всегда с шиком, изысканно. Где он поднабрался такого – загадка. Видно, пращуры были из княжеского или графского рода. А ведь подкидыш он, о родителях ничего не знает и не ведает, воспитывался в уголовном мире. Словом, можно было на него положиться, человек надежный, во всяком случае, никогда не подводил и все задания выполнял исправно.
А тут вот взял и изменил своему правилу. Накануне гулял допоздна в ресторане, с кем-то бабу не поделил, подрался и пырнул ножом собутыльника. Утром еле продрав глаза, подхватил приготовленный заранее кейс с деньгами и как был, в рваных джинсах, с синяками на морде, помчался в Шереметьево на своем «мерседесе».
В аэропорту, ожидая клиента, чтобы расплатиться с ним, он затаился в условном месте и ничего плохого не ожидал, когда к нему подошли трое. Ни слова не говоря, заломили руки, надели наручники – ив машину. Как узнал я потом, опознала его ресторанная девка.
Да, по-дурному попался Борзой, теперь все делаем, чтобы его вызволить, ведь если, не дай Господи, расколется, пиши пропало: раскрутят нашу фирму на всю катушку, а тут же не тысячи – миллионы; голов полетит – не сосчитаешь. И моя в первую очередь.
Пахан, как про все узнал, разъярился так, что трубка телефонная чуть не задымилась от мата. Приказал Жухова убрать, назвал людей, которые могут это сделать. А буквально через полчаса снова позвонил, сказал, что погорячился, что такие, как Жухов, на дороге не валяются, у него, мол, опыт, связи, сноровка, и надо обязательно ему помочь. Дал наводку на следователя по особо важным делам Филатова Андрея Петровича, бывшая жена которого живет в Америке со вторым мужем. Этот ее муж – одна из ведущих фигур фирмы, думаю, что от него Пахан и получил адрес следователя.
Мы пораскинули мозгами насчет обработки Филатова и решили начать с его дочки. Нам уже было известно, что он в ней души не чает. Ну, а если на угрозы не поддастся, пусть пеняет на себя: применим к ней более жесткие меры, это срабатывало всегда в таких случаях. Ничего, деваться ему некуда, освободит Жухова.
Поначалу я послал одного парня, чтобы припугнуть девчонку, он доложил потом, что все сделал как надо: подстерег в магазине, познакомился, проводил до дома и попросил ее передать отцу наше пожелание. Послушная, говорит, девочка, симпатичная, Ией зовут, обязательно выполнит поручение, потому что чуть не вырубилась от страха. А такие пугливые, как правило, готовы на все, лишь бы больше не встречаться с нашим братом.
Если по правде сказать, мне слабо верится, что предпринятые мной действия с первого раза сработают. Что ж, поживем – увидим, в жизни всякое случается.
ГЕНРИХ
– Меня зовут Ия. Научите меня каратэ. Я оторвался от графика занятий, который составляю еженедельно для своих орлов, и поднял голову. Девушка лет восемнадцати внимательно, даже с вызовом, смотрела на меня.
– Что вы сказали? – переспросил я, хотя отлично ее понял. Просто нужна была пауза, чтобы мой ответ не показался слишком поспешным и дал повод для упрашиваний, которых я не терплю. За день ко мне приходит немало мальчишек с подобными просьбами. Каратэ для них романтика, им кажется, стоит только захотеть, и они тотчас станут мастерами. Мало кто задумывается, что это прежде всего тяжкий труд, добровольное отречение от многих земных благ и подчинение всего себя избранной цели. Только полная самоотдача может принести успех. Бывает, что и принятые в школу ребята выдерживают лишь месяц-другой и уходят. Поэтому отбору нас очень тщательный. К тому же школа специализированная, рассчитана на то, что лучшие ее выпускники могут быть зачислены в систему МВД для дальнейшей учебы и службы в отрядах спецназа или для укомплектования оперативных отделов. Словом, нагрузка в школе ориентирована целиком на сильных и выносливых, причем только на мужчин. А тут девушка, да такая, что хворостинкой перешибешь.
– Ией меня зовут, – повторила она и замолчала.
– Ну и что, разве это причина для занятий каратэ? – спросил я как можно мягче. – Почему бы вам не попробовать себя в гимнастике, плавании, волейболе? Для женщин спорт – это грация, здоровье, молодость. А занятия каратэ связаны с большими физическими нагрузками, которые не каждому парню по плечу.
– Хочу в вашу школу, – упрямо повторила она, терпеливо выслушав мои доводы.
– А кто вам ее рекомендовал? – поинтересовался я.
– О вашей школе и о вас – кстати, как о прекрасном педагоге и профессионале – мне рассказывал ваш ученик Игорь. Он обещал поговорить с вами насчет меня.
Я вспомнил: действительно Игорь упрашивал меня принять в школу в порядке исключения его знакомую девушку, отличавшуюся, по его словам, прекрасными данными. Я тогда ничего не ответил, но после неоднократных напоминаний, в конце концов сказал, что пусть придет, поглядим.
– Мы дружили с Игорем, – продолжала Ия. И как бы предупреждая мой вопрос, заторопилась: – Нет, мы были просто товарищами, вместе гуляли, катались на лыжах, ходили в турпоходы по горам. Но не больше. Мы были очень разные.
– Были? Что случилось с Игорем? – спросил я ее.
– Это ужасная трагедия, – девушка закрыла ладонями лицо и всхлипнула.
Я подвинул ей кресло, налил из термоса горячего кофе. Ия послушно села, достала из сумочки платочек, приложила к глазам.
– Все произошло буквально в течение нескольких минут, – стала рассказывать она. – Мы с Игорем гуляли по парку. Живу я рядом, в микрорайоне Воронцово, и парк как бы примыкает к нашему двору. Прохаживались мы тут по аллеям, бывало, допоздна, и никогда не было никаких происшествий.
– В какое же время вас понесло туда? – спросил я.
– Часов в одиннадцать, кажется.
– Почему так поздно?
– Игорь позвонил, предложил пройтись по парку. У него ко мне был какой-то разговор.
– Действительно важный разговор?
– Абсолютно никакой. Когда прогуливались, я несколько раз напоминала Игорю о его намерении поговорить, но он только отшучивался.
Ия снова взялась за платочек. Сделав глоток кофе, она продолжала:
– Эти трое выросли будто из-под земли, я даже закричать не успела. Игорь вмиг разметал их, они оказались на земле. Мы побежали и уже были далеко, когда у нас за спиной загремели выстрелы, Игорь упал. Я попыталась его тащить, но не смогла. Вокруг никого не было, даже те, кого Игорь уложил, исчезли. Я закричала: «Помогите!», побежала к ближайшему автомату, позвонила по 03, объяснила, что произошло. Не успела повесить трубку, как увидела машину «скорой помощи», подъезжающую к парку. Из нее выскочили двое в белых халатах с носилками и направились к тому месту, где лежал Игорь.
– Значит, кто-то раньше вас предупредил врачей? – предположил я.
– Видимо так, – согласилась Ия. – Может быть, услышав выстрелы, позвонили в «скорую» жильцы ближайшего дома.
– Почему же вы не поставили в известность милицию, они ведь наверняка с ног сбились в поисках свидетелей? – упрекнул я девушку.
– Не хотела связываться. Замучают с вызовами. Что я могла им сказать, когда сама ничего не знаю и не понимаю? В темноте я и лиц не запомнила.
– Все равно, надо пойти к ним или пригласить следователя к себе. Вдруг найдется зацепка, о которой вы сами и не подозреваете, – посоветовал я.
– Ладно, – согласилась Ия, – сделаю.
Ничего она, конечно, не сделала, упрямая девчонка. Это я потом выяснил. А в тот день она показалась мне мягкой, уступчивой, откровенной. Мы долго разговаривали. Ия рассказала о родителях, о жизни, об учебе, о своей мечте овладеть каратэ. Я не скрывал, что школа – на особом дисциплинарном режиме, подведомственна МВД, и тот, кто учится здесь, подчиняется строгим правилам и законам. Ия отвечала, что готова на все условия, лишь бы ее приняли.
Не знаю, искренне она говорила со мной или иные помыслы владели ею, но я все же обещал подумать, как с ней быть, и, прощаясь, сказал, чтобы она позвонила или зашла дней через пять.
Почему я осторожничал? Научен горьким опытом. Однажды я поддался на увещевания начальника одного из отделов МВД и принял в группу дочь его приятеля. Тотчас все пошло кувырком. Девчонка была смазливая, фигуркой Бог не обидел. На занятиях она старалась быть в центре внимания ребят. А те вместо того, чтобы упражняться, пялились на нее во все глаза. Потом из-за нее начались ссоры и даже произошла драка. В итоге два месяца по нулям, ни малейшего прогресса на тренировках, шесть человек пришлось исключить, в том числе и эту красотку. С тех пор я зарекся: ни одной женщины в школе!
Школа каратэ – мое детище. Это единственное в своем роде учреждение, где готовят профессионалов. И мне совсем небезразлично, какая здесь обстановка.
Я сам с детства воспитывался в атмосфере восточных ритуалов, с малых лет жил в Японии. Отец, тогда первый секретарь нашего посольства, увлекался традиционными видами японской борьбы. Не было случая, чтобы он пропустил мало-мальски значительные тренировки, встречи, соревнования мастеров боевых искусств – дзю-дзюцу, кэн-до, иаи-дзюцу, кун-фу, каратэ. Почти всегда он брал меня на эти зрелища. Мать вначале противилась его увлечению, сердилась, когда отец уводил меня с собой, но в конце концов смирилась и даже, помню, стала немного разбираться в символике и терминологии, радовалась вместе с отцом, когда он рассказывал о победе своих кумиров. Ну, а я был всецело поглощен великолепием бойцов, ведущих поединок. В эти мгновения я забывал обо всем на свете, ставя себя на место то одного, то другого из них, в зависимости, разумеется, от того, кто был более ловким, наносил больше прицельных ударов, кто побеждал.
В двенадцать лет я стал учеником знаменитой в Японии школы каратэ, которой руководил Дзен, известный в стране мастер, одержавший в свое время немало ярких побед на соревнованиях по кэмпо, представляющего собой совокупность разных направлений и школ восточных воинских искусств. На вид ему было за семьдесят. Сухонький старичок, с острой серебристой бородкой и слезящимися щелочками глаз, опирался на палку. Казалось, он вот-вот упадет, но как обманчива была его внешность! На занятиях он преображался. Это был уже другой человек – молодой, ловкий, полный сил и энергии, с твердым, звонким голосом. Каждое движение он вначале показывал сам, а затем заставлял нас часами его повторять. Следить за правильностью выполнения упражнений он поручал своим помощникам. Особое внимание уделялось точности нанесения ударов, но не дай Бог было перейти грань – допускалось только легкое касание противника. Выработка в себе чувства меры занимала большую часть времени, особенно в первые месяцы учебы. Вместе с тем Дзен буквально вбивал в каждого из нас готовность и умение в любой миг перейти эту грань в случае необходимости отразить нападение, встать на защиту слабого, наказать зло. Но при всех обстоятельствах следовало руководствоваться соображениями справедливости, чести, здравого смысла.
После пяти лет занятий в школе я получил черный пояс. Вручил мне его сам Дзен, после того как я выдержал все восемь степеней экзамена. Особенно трудной была последняя, восьмая степень. Я должен был голыми руками справиться с пятью отменными бойцами, которые были вооружены палками, а также метнуть точно в цель кинжал с двадцати пяти метров. Но и это испытание я преодолел успешно и был принят в ранг мастера. Через год я стал обладателем черного пояса третьего дана.
Вскоре отца отозвали на родину. Я поступил в институт, потом была армия, воздушно-десантные войска. Все это время я старался не потерять форму, руководил физической подготовкой десантников. Не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, но тот злополучный прыжок, когда парашют удалось раскрыть почти у земли, решил все однозначно: госпиталь, а затем увольнение в запас.
Когда я пришел к командиру дивизии за документами, я увидел в кабинете незнакомого генерала. Меня, оказывается, ждали. Представитель Министерства внутренних дел республики пришел, чтобы пригласить меня на работу в их ведомство. Надо было наладить у них систему подготовки бойцов отрядов специального назначения. Я согласился – при условии, что мне разрешат открыть свою школу, где наряду с работниками милиции овладевали бы искусством каратэ молодые люди из числа демобилизованных, а также юноши, закончившие среднюю школу, и студенты. Генерал не возражал и обещал всяческую поддержку, ибо увидел в моей идее прекрасную перспективу постоянного пополнения рядов спецназа квалифицированными кадрами.
Так стал я начальником школы восточных единоборств, а точнее – каратэ. Стараюсь передать своим питомцам все, что сам знаю и умею, и пока вроде получается. Из стен школы выходят отличные мастера.
Ну, а как же быть с девушкой, у которой загадочное имя – Ия? Может, действительно она «загорелась», и поступить в нашу школу стало мечтой ее жизни? Чем черт не шутит, вдруг выйдет из нее толк. Рискну. А членов приемной комиссии попробую убедить, обычно они прислушиваются к моему мнению. Думаю, и на этот раз получится. Вначале пойдет в группу начинающих, а там посмотрим. С ребятами поговорю, чтобы относились к ней как к товарищу, которому нужна поддержка.
ИЯ
После того, что произошло в парке, я несколько дней вообще не выходила из дома, никого не могла видеть и слышать. Перед глазами вновь и вновь разворачивались события того вечера.
Что было дальше, после того как «скорая» увезла Игоря? Зареванная, я помчалась домой. На углу моей улицы дорогу преградили двое парней. Заговорили тихо, вкрадчиво:
– Не торопись. Успокойся. Мы твои друзья и не хотим тебе плохого. С Игорем – случайность. Он сам виноват, полез в драку. Наш тебе совет: посиди с недельку дома, пока все образуется. Всем скажи, что заболела. О наших встречах – ни гугу. Если придется давать показания, скажи, мол, приставали в парке хулиганы. Дружок заступился, и вот финал. Ну, а ежели растрезвонишь, пеняй на себя. И знай, у нас везде свои люди – и в милиции, и в прокуратуре. Кстати, поторопи отца с Жуховым. Не сделает он, попросим других, но тогда не обессудь.
Мне стало страшно от их угроз. Я чувствовала себя совершенно беззащитной, не зная, как поступить – бежать ли в милицию или поспешить домой к отцу, а может, позвонить Ирке, посоветоваться, как быть. Они ушли, а я все стояла посреди улицы в какой-то прострации. Очнувшись, что есть силы помчалась домой, открыла дверь – на столе лежала записка. Отец сообщал, что неожиданно уехал в командировку. Что ж, это даже к лучшему, не буду его расстраивать. Теперь есть время успокоиться и обдумать случившееся. Прежде всего надо узнать, куда увезли Игоря и в каком он состоянии, может, все еще обойдется.
Звоню по 03. Через минуту я набрала номер телефона больницы, там ответили: «Покровский скончался».
С Игорем мы познакомились несколько месяцев назад в турпоходе в Крыму. Он тоже оказался большим любителем гор, объяснил, что путевку получил за победу в соревнованиях по каратэ. И там, на турбазе, и потом, в Москве, когда встречались, каратэ было его любимой темой. Я узнала, что Игорь – бывший детдомовец, уже пять лет занимается в специальной школе, которой руководит Генрих, легендарный человек, единственный в стране каратист, имеющий черный пояс высшей категории. Игорь казался мне примитивным со своими бесконечными разговорами о спортивных занятиях. Я просто уставала от него, мне все время казалось, что он чего-то недоговаривает, не раскрывается полностью. Он постоянно сорил деньгами, делал мне богатые подарки, которые я старалась не брать. Было непонятно, откуда у него, нигде не работающего, такие деньги, а на все мои вопросы он отделывался шутками. Однажды, правда, он заинтересовал меня, пообещав поговорить с Генрихом насчет моего поступления в эту школу. Дело в том, что я давно ходила в гимнастический зал местного клуба, и это стало надоедать. Захотелось нового. Но я сразу остыла, когда узнала, что у Игоря относительно меня далеко идущие планы, и он питает ко мне «большое и светлое чувство». Я твердо решила порвать с ним, так как ничего, кроме раздражения, он у меня не вызвал. Встречалась с Игорем скорее по инерции, не хотелось его обижать. Тем не менее гибель Игоря я ужасно переживала.
Я бухнулась в постель, но какой там сон! Как в кино, мелькают кадры: парк, полутемные аллеи, три зловещие фигуры, выстрелы, «скорая». Слышу будто с удаляющегося поезда: «Смотри не проговорись».
Просыпаюсь от солнечных зайчиков в лицо. Те же вчерашние картинки, как наяву. Ужасно раздражает ощущение того, что так раскисла. «Плевать я на вас хотела, будете мне еще угрожать», – говорю вслух, громко, сама себя подзадоривая.
Решение созревает мгновенно: научусь каратэ. Пусть тогда попробуют сунуться, я сумею за себя постоять.