Текст книги "Безоружна и очень опасна"

Автор книги: Лев Дворецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Пока мысли крутились вокруг отчима, действительно нагрянула веселая публика. Вмиг засветились прожектора, защелкали фото– и телекамеры. Генрих разрешил снимать только мешки, коробки и их содержимое, арестованных отвел в сторону и журналистов к ним не допустил. До следствия и суда все бандиты должны быть изолированы. Часть из них уже удалось отправить, остальные сидели в ожидании спецмашин. Генрих доложил по рации второму заместителю министра о том, что накрыта крупная банда с товаром и необходимы машины с нарядом милиции, чтобы отправить арестованных. Полковника вначале взбесило самоуправство Генриха, а потом, когда он узнал, что на место происшествия уже прибыла группа журналистов, в том числе и иностранных, взялся лично возглавить дальнейший ход и операцию. Негодяй, в открытую загребает жар чужими руками. А когда Генрих рассказал, как этот полковник его принял и в довершение прислал милицейский наряд, чтобы его арестовать, я сразу предположила, что тут вполне может быть цепочка, связывающая полковника с мафией. Потому и меня подставили, и если бы не Игорь, не знаю, как бы все обернулось. Генрих был согласен со мной. Он и пригласил журналистов, чтоб обезопасить нас. Не сомневался: раструбят на весь свет, такое не каждый день происходит.

Виктор Макарович был в ударе. Перед лучами телевизионных юпитеров он буквально захлебывался от собственного красноречия. Я и не подозревала в нем такого таланта. Говорил аргументированно, оперируя фактами, цифрами. Картина, которую он раскрывал, потрясала своей изощренной и вместе с тем наглой простотой. Это был расчет на американскую доверчивость и порядочность, на то, что вряд ли полиция догадывается, что в самом центре известной и авторитетной фирмы может раскинуть свое гнездышко наркомафия. До такого, пожалуй, только русские мафиози и могли додуматься. Виктор Макарович, по-моему, шел ва-банк. Он оказался не так прост, как мне казалось. Понимаю, ему терять нечего, а своим откровением он может заслужить прощение Фемиды. Но вот как отнесутся к этому его друзья по несчастью, страшно подумать.

– Все, – остановил его Генрих, заметив в дверях полковника, который давно уже подавал Генриху знаки, мол, пора кончать. – Остальное потом, в личных интервью и беседах.

Виктор Макарович замолчал, повернулся и подошел ко мне. В глазах его застыла такая тоска, хоть плачь.

– Что с вами? – не удержалась я.

– Ты понимаешь, чего это стоит? – спросил он.

– Да немало, миллиончиков на двадцать, – ответила я не задумываясь.

Виктор Макарович поморщился.

– Во-первых, если ты имеешь в виду товар, то здесь по самым малым подсчетам миллионов на сто, и не рублей, а долларов, – поправил он меня. – Ну а во-вторых, я говорю о своем выступлении, цены ему вообще нет. Думаю, что теперь возьмут не только Багрова и его команду, но и перекроют каналы, по которым шло сырье. А главное, полностью будет реабилитирована фирма, где все мы работали и пользовались ее мировой славой. Ее шеф Чарльз Венс только и успевал отбиваться от обвинений в адрес фирмы, ведь медицинские товары с наркотиками шли под ее маркой. Теперь он вздохнет свободно. – Виктор Макарович усмехнулся. – Надеюсь, он не забудет выплатить мне гонорар. А теперь я пойду.

– Куда же вы? Подождите. Сейчас поедем ко мне, обсудим, как быть дальше, – попыталась я его остановить. Но Виктор Макарович только махнул рукой.

– Вы меня не видели, я вас – тоже. Хочу пройтись, все обдумать, возможно, и зайду к тебе вечерком.

И ушел. Никто и не заметил. Вниманием всех завладел полковник, который в самых ярких красках расписывал свою собственную и доблесть, проявленную при проведении операции. Слушать его было стыдно, и я настояла, чтобы Генрих со своими людьми во избежание инцидентов потихоньку смотался отсюда. Что и было бесшумно сделано. Я последовала за ними.

Виктор Макарович не пришел. Он улетел Штаты первым же рейсом. Это была еще одна, пожалуй, самая трагическая его ошибка. Он недооценил Багрова. Пахан, являющийся одним из главарей русской мафии в США, раньше других узнал о случившемся и скрылся. Он установил дежурство своих людей в аэропорту, и когда Виктор Макарович прибыл, его «встретили».

Труп нашли на следующий день. Рядом лежал чемодан, в котором, кроме прочих вещей, нашли дневник, который убийцы, вероятно, не заметили. В нем Виктор Макарович день за днем записывал свои злоключения с момента приезда в США и до последнего прилета из России в Сан-Франциско. В заключительной записи в самолете он подвел итог своей жизни, предчувствуя скорую расплату, считал, что совершил много недостойных поступков и самый подлый – разрушил Надину семью. Умолял его простить.

Об этом рассказал мне отец по телефону из Сан-Франциско. И еще сказал, что он и мама с нетерпением ждут моего приезда.

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ

В Сан-Франциско прилетели ночью. Из-за непогоды задержались на полпути в промежуточном аэропорту. Пройдя необходимые формальности, я очутился в огромном здании аэровокзала. И хотя в кармане у меня лежали деньги и адрес дома, куда я мог ехать, я чувствовал себя ужасно неуютно от мысли, что оказался один в чужом, незнакомом городе, без родных и друзей, с запасом в несколько английских слов. Правда, и в Москве у меня, кроме дочери, близких никого не осталось. Но там каждый камень – родной. А здесь сразу стало как-то одиноко и тоскливо.

И вдруг слышу:

– Андрей!

Этот голос я узнал бы из тысячи других. Все еще не веря, я медленно повернулся. Да, это была Надя. Мне показалось, что она ничуть не изменилась, только немного похудела. Ее глаза застилали слезы. В руках она держала букет красных гвоздик.

– Здравствуй, Андрюша, – голос ее дрогнул, она побледнела и пошатнулась.

Я подхватил ее, и мы неожиданно прильнули друг к другу.

– Прости, прости меня, мой родной, – шептала Надя, осыпая мое лицо поцелуями, – все это время я не переставала думать о тебе, очень скучала.

Я молча гладил ее по голове и не мог вымолвить ни слова, спазмы душили меня.

– Ну все, а то сейчас разревусь. – Надя слегка отстранилась и взяла меня под руку. – Поехали, дома обо всем переговорим.

Мы вышли на площадь. Она была буквально забита машинами всех марок мира. Надя подвела меня к шикарному «форду».

– Это моя машина, – скромно сказала она, открыла мне дверцу и сама села за руль. Когда двинулись, Надя предупредила: – Давай договоримся, Андрей. Ничему не удивляйся: ни машине, ни дому, ни здешнему уровню жизни. Здесь все иначе, чем в России: иное качество, иное измерение. У нас это обычный быт, и ты скоро к нему привыкнешь.

– Ладно, постараюсь ничему не удивляться, – пообещал я.

Но одно дело обещать, а другое выполнить. Попробуй не удивись, когда ты вдруг словно на другой планете очутился, и перед тобой наяву чудеса, которые ты мог лишь представить в своем воображении, по фильмам, книгам, рассказам очевидцев. Этот жизненный контраст я ощутил особенно остро еще и потому, что попал сюда, можно сказать, прямо с корабля на бал, то есть из ада советской тюрьмы в ухоженную и сытую Америку. И ведь так и сидел бы за решеткой, если бы не Ия. Никогда бы не подумал, что дочь организует мой побег. Себя я ни в чем не упрекаю, бежал не от правосудия, так как не совершал ничего противоправного. Наоборот, пытался предотвратить преступление. Оказалось, не по плечу задача. Меня легко устранили, как, наверное, и многих других смельчаков-одиночек, пытавшихся бороться со злом. Вот и стал я на родине изгоем. Выбора у меня не было: погибать в тюрьме или воспользоваться единственным шансом. Без колебаний я выбрал свободу. Какие тут, к черту, принципы. Жизнь-то одна.

Но Надя, видно, неспроста просила меня беречь нервы и спокойно воспринимать Америку, так как самый главный сюрприз ждал меня впереди.

Мы приехали почти под утро. Вилла показалась мне просто сказочным дворцом. На другой день у меня было время основательно осмотреть двухэтажный коттедж, окруженный кипарисами, с бассейном рядом с домом, с двумя гаражами. В самом доме восемь комнат. Сразу по приезде Надя предложила мне самому выбрать себе комнату. Я сказал, что здесь для меня любая – роскошь. Тогда Надя повела меня на второй этаж и показала, где я буду жить.

– Это спальня, – объяснила она. – Все в доме – в твоем распоряжении.

«Ничего себе спальня», – подумал я. Большая светлая комната, с огромными окнами и балконом, походила скорее на роскошную гостиную, чем, по нашим понятиям, на место для сна. Конечно, для меня все это было непривычно и я чувствовал себя довольно стесненно. Но успокаивал себя тем, что здесь я гость, постараюсь долго не задерживаться и, как только заработаю денег, сразу же найду себе жилье. Надя, видно, заметила мое состояние.

– Знаешь, Андрей, у меня тоже было вначале такое чувство, что все здесь не для меня, чужое и я кому-то обязана за все эти блага. Но потом прошло, я поняла, что и дом, и бассейн, и машина – не одолжение, а самые обычные, необходимые для нормальной жизни вещи. Будь проще, Андрей, хватит комплексовать.

Вначале я ходил сам не свой, прямо-таки на цыпочках, боясь что-нибудь задеть, нарушить. Быстро сдружился с Сережей. Он называл меня запросто: Андрей. Надя не возражала.

Я прилетел в воскресенье, а в понедельник уже позвонил Чарльзу Венсу. Он мне назначил аудиенцию на пятницу. Накануне я решил пораньше лечь спать, чтобы как следует отдохнуть и наутро быть в хорошей форме. Только собрался сыграть себе «отбой», как в дверь постучали. В такой час ко мне ни разу никто не входил. Обычно после ужина, который Надя всегда сама готовила, я уходил в свою комнату и до утра оттуда не выходил. Утром мы завтракали и отправлялись, как говорила Надя, на экскурсию. Она садилась за Руль, а мы с Сережей располагались на заднем сиденье. Надя возила меня по городу, показывала Сан-Франциско. Обедали где-нибудь в ресторане или кафе, возвращались к ужину.

Я открыл дверь. Это была Надя. В домашнем халате, волосы гладко зачесаны, что ей всегда очень шло, глаза смотрели ласково, чуть настороженно. В руках бутылка вина и два бокала.

– Можно к тебе? – спросила чуть слышно.

– Заходи, что за вопрос, – засуетился я. Надя вошла, поставила на стол вино, бокалы.

– Давай поговорим, Андрюша. Но разлей сначала вино.

Меня не надо было уговаривать. С этим я быстро справился.

Надя взяла в руки бокал.

– За тебя, Андрей, за твою порядочность, за твое терпение, за то, что ты есть.

– И за тебя, за твое счастье, – вставил я.

– И еще хочу добавить, – продолжала она, – я пью с надеждой, что ты меня простил.

– Это все позади, Надюша, – успокоил я ее, – жизнь идет по своим правилам, и я поднимаю бокал за твой тост.

– Спасибо, Андрей, – поблагодарила Надя, – а теперь я тебя за это поцелую. – И она чмокнула меня в щеку.

Это было только начало нашего разговора, который окончательно перевернул мою судьбу. Надя просила прощения, как призналась сразу после своего тоста, не просто чтобы облегчить душу. Она пришла к решению вернуться ко мне, так как поняла, что совершила ужасную ошибку и любит только меня одного.

Не знаю, может, в другой ситуации и не получилось бы у нас ничего: слишком глубоко сидела обида. Но после того, что сделали со мной на родине и как подло предала меня Татьяна, поступок Нади казался шуткой. Да и потом, чего греха таить, все эти годы я любил Надю и надеялся, что она вернется.

Проговорили мы почти до утра. Все было решено, мы снова будем вместе. По словам Нади, Виктор Макарович давно уже подготовлен к разводу. Семьи, по сути дела, нет. Он жил сам по себе, она сама по себе. Надя толком и не знала, чем он занимается. У нее успешно шла модельерская работа. Ее модели женских вечерних платьев и костюмов пользовались спросом и щедро оплачивались. Надя ждала приезда Виктора Макаровича, чтобы поставить точки над «i», узаконить свой развод и произвести необходимые процедуры, связанные с ребенком, а также с разделом имущества.

Я не держал на Виктора Макаровича зла ни раньше, ни тем более теперь. Мне стало даже жаль его, что так косолапо сложилась у него жизнь. Связался с жульем, вляпался в довольно темную историю, развалилась семья. Нелегко ему придется.

В эту ночь мы решили, что как только обустроимся и я определюсь с работой, вызовем Ию. Дочь должна быть с нами.

Хотя глаз мы не сомкнули, чувствовал я наутро себя превосходно. И, по-моему, Надя тоже. Она подвезла меня к офису главного управления фирмы, где находился Венс. Сказала, что никуда не уедет и будет в машине ждать моего возвращения.

Чарльз Венс принял меня сразу же, как только ему доложили о моем приходе. Встретил радушно.

– Я знаю все о ваших злоключениях, – сказал он, – и могу вас порадовать: документы, на которые вы затратили столько сил, времени и умения, наконец-то находятся в верных руках и по ним идет большая работа. Уже обезврежен ряд каналов, по которым наркотики поступали в виде медикаментов под маркой нашей фирмы в Россию и другие страны. Вашу заслугу трудно переоценить. В качестве гонорара, как я и обещал, на ваше имя в банке открыт счет на миллион долларов. Надеюсь, он будет расти.

Я поблагодарил Венса, признался, что никогда не рассчитывал на столь высокий результат своей работы. Я лишь старался честно выполнять свой профессиональный долг, однако в условиях, когда нашей страной управляет коррумпированная партократия, мой труд стал не только бесполезен, но и опасен. И мне пришлось бежать с помощью дочери и ее друзей.

– Не бежать, а эмигрировать, – поправил меня Чарльз, – и только по политическим мотивам. – Он нажал на кнопку звонка. В дверях появилась симпатичная девушка и он по-английски бросил несколько фраз. Она с готовностью кивнула и бесшумно удалилась.

Через минуту вошел молодой человек и на чистом русском обратился ко мне:

– Я к вашим услугам.

– Это ваш адвокат, – объяснил Венс. – Он поможет вам подготовить необходимые бумаги в Госдепартамент для получения политического убежища, что для вас очень важно.

Мы тепло попрощались. Венс дал мне свою визитку и обещал подумать над вариантами моего трудоустройства, если я этого захочу.

Конечно же, мне не хватало привычного трудового режима, занятий своим делом. Но прежде всего надо было решать проблему с языком. Надя выразила готовность мне помочь. Она еще в юности увлекалась английским, а здесь быстро его освоила и сейчас говорила совершенно свободно. Но мне нужна была квалифицированная подготовка, если я хочу здесь работать по своей специальности. И я подумывал о поступлении в какое-нибудь учебное заведение. Однако осуществить эту идею, пока не решен мой официальный статус, было невозможно. С помощью адвоката я подготовил документы, они уже находились на рассмотрении в Госдепартаменте с поручительством Чарльза Венса. И каждый день я с нетерпением ждал ответа.

В один из вечеров, когда мы только пришли с прогулки и собирались ужинать, неожиданно позвонил Венс.

– Вы смотрели телевизор? – спросил он. – Нет? Много потеряли. Сейчас показывали, как в Москве накрыли крупную наркобанду с товаром. Подробности об этом мне сообщили еще вчера, но я молчал в ожидании, когда прокрутят по телевизору пленку.

Венс поздравил меня с успешной операцией, проведенной моей дочерью и ее другом полковником Генрихом Радецким, и показанной только что по телевидению. Он и его коллеги оценивают это как факт чрезвычайной важности. Венс не скрывал, что если мои документы позволили ликвидировать в США несколько крупных подпольных банд по производству и экспорту наркотиков и восстановить в деловых кругах престиж его фирмы, то нынешняя телетрансляция операции по захвату крупной партии героина и марихуаны и выступление перед камерой одного из участников мафиозной группы, к сожалению, его бывшего работника, окончательно укрепляет пошатнувшуюся было мировую известность фирмы. Венс сказал, что он в долгу передо мной и дочерью и в качестве приза фирма финансирует обучение нас английскому языку на специальных курсах. А после их окончания фирма предоставит мне работу в качестве адвоката. И еще он сообщил, что по решению Госдепартамента мне предоставлено политическое убежище.

Откровенно говоря, я не ожидал такого благоприятного для меня развития событий. Порадовались мы с Надей и загордились дочкой. Уму непостижимо, как ей удалось так удачно провести мою «эвакуацию», ведь и переговорить с ней толком не удалось в той бешеной спешке, но еще более загадочным было то, как ей удалось накрыть преступную банду. Знаю, у нее есть близкий и надежный друг – Генрих. В те немногие дни, когда удавалось видеть ее, я каждый раз убеждался, что дружба с ним очень благотворно на нее действует. Она стала смелой, волевой и физически очень крепкой.

Надя просила срочно позвонить Ие и убедить ее приехать хотя бы на время.

Ия ужасно обрадовалась моему звонку. Я сказал, что мы с мамой с нетерпением ждем ее, что сейчас есть все возможности хорошо здесь устроиться и вместе жить. Ия обещала приехать. Может быть, даже не одна.

ГЕНРИХ

Наш министр попал в госпиталь с острым инфарктом, и его функции полностью перешли к полковнику Изюмову, который неожиданно для всех и, наверное, для себя оказался героем дня. Он долго красовался перед камерами и юпитерами телевизионщиков, оттеснив Виктора Макаровича, и представил дело так, будто это он со своими людьми давно следил за этой бандой и сегодня – кульминационная точка всей подготовленной им операции. Изюмов, кажется, сам поверил в это, ибо буквально на следующий день издал приказ, в котором объявлялась благодарность с поощрениями большому кругу лиц за смелость и находчивость, проявленные при выполнении ими важного задания под его руководством. Об Ие ни слова. Зато мое имя фигурировало более чем на половине всего текста приказа. Оказывается, это я чуть было не испортил все дело, неожиданно вмешавшись со своими людьми в тонко задуманную операцию. Более того, я даже хотел под предлогом окружения банды предупредить главарей мафии и дать им возможность уйти от возмездия. Кроме того, я оказал сопротивление офицерскому наряду, посланному меня арестовать. За попустительство и даже содействие вкупе с бывшим заместителем министра побегу опасного преступника, я отстранялся от должности, школа моя закрывалась, а на меня заводилось уголовное дело. Все время, пока будет проходить расследование, я должен находиться под домашним арестом.

По настоянию Ии мы на время укрылись у ее подруги Иры. Она с мужем уехала в свадебное путешествие, а ее мать отдыхала в санатории. Так что мы пока могли пожить у нее. А когда она приедет, решим, как поступить дальше. Оставаться дома у меня или у Ии было опасно: неизвестно, что придумает мой новый начальник. Он уже наломал столько дров, что будет теперь идти до конца. Дороги назад для него нет. Это грозит ему крахом всей карьеры, к вершинам которой он шагает напролом, по принципу: для достижения цели все средства хороши. Конечно, без поддержки сверху он не решился бы на такие авантюры. Все здесь шито белыми нитками, мало-мальски объективное расследование раскроет откровенную ложь и цинизм в его словах и поступках. Но полковник уверен в себе. Вокруг расставил подхалимов, готовых говорить и делать все, что он пожелает. А «наверх» отправляет реляции и более ощутимые вещи, которые ублажают власть имущих, еще надежнее «упаковывают» их быт. Вот так они живут и действуют, отбрасывая в сторону тех, кто путается у них под ногами. Каждый день можно ожидать и ареста, и суда, и высылки, куда Макар телят не гонял. Андрей Петрович – свежий пример.

Когда Ия рассказала мне о разговоре с отцом и о его приглашении приехать в Штаты, я готов был собираться хоть сейчас.

Однако нам предстояло выполнить кое-какие формальности. Первое – как можно быстрее оформить наш брак. Затем – получить официальное приглашение, о котором Ия предусмотрительно уже намекнула отцу. Наконец, получить визы, и все это надо было делать без промедления, чтобы сведения о наших намерениях не просочились в ведомство Изюмова. Иначе – пиши пропало.

Я сел за телефон. Несколько звонков – и получены твердые обещания друзей, что проблем у меня ни с одним вопросом не будет. Действительно, уже через три дня нам принесли свидетельство о браке и паспорта с визами. А приглашение передали из Сан-Франциско самолетом Аэрофлота. В кармане лежали и билеты. Оставалось самое трудное – прощание с родителями. У нас с Ией был такой уговор: если удастся нормально устроиться и с работой, и с жильем, тотчас вызовем их к себе. Если нет – вернемся и полной чашей изопьем то, что уготовано судьбой. Но им от этого не будет легче. Лучший вариант – первый.

Чтобы не рисковать – вдруг следят за квартирой и прослушивают телефон, – решили поступить таким образом: Ия возьмет такси и подъедет к молочному магазину, куда мои отец и мать приходят каждое утро за покупками, там их перехватит и привезет сюда.

Все получилось очень удачно, и мои старики, привыкшие никогда и ничему не удивляться, очень даже обрадовались предложению Ии проехаться с ней на машине. Они доехали без всяких происшествий и спокойно, как будто каждый день видят меня в новой обстановке, поздоровались, уселись за стол и попросили чаю. Ия умчалась на кухню, а я без подготовки обрисовал им сложившуюся ситуацию и назвал всего два возможных варианта: я уезжаю, а вслед за мной через некоторое время трогаются с места и они, мои родители; или же я остаюсь вместе с ними здесь и тогда хожу по лезвию бритвы, готовый каждую минуту сорваться и сломать себе шею.

– Надо ехать, – сказал отец.

– Я тоже так думаю, – поддержала мама.

Вместо чая Ия принесла шампанское и пирожные, которые ухитрилась прихватить по дороге.

– За что будем пить? – обрадовался отец. Вино всегда ассоциируется у него с праздниками. В будни он никогда спиртного в рот не возьмет. Но сейчас он на самом деле приготовился осушить свой бокал, который я наполнил.

– Ну что ж, за ваше счастье, дети, – это сказала мама.

Отец добавил:

– Пусть сбудется все, о чем вы мечтаете. Старики остались у нас ночевать.

Наутро мы уезжали. Но сначала проводили родителей. Вызвали им такси, распрощались.

– Готовьте чемоданы, – напутствовала их Ия.

– Она дело говорит, – поддержал я ее, – не теряйте даром времени, скоро пришлем вызов.

Следующее такси пришло через пять минут после отъезда стариков. У нас два чемодана – и все. Взяли только самое необходимое. Ия оставила подруге длиннющее письмо, в котором просила распорядиться ее мебелью и вещами, как та сочтет нужным.

Ия была уверена: обратно мы не вернемся.

Мы благополучно добрались до Шереметьево, прошли все формальности. Скоро наш самолет взмыл в небо.

В аэропорту Сан-Франциско нас встречали Андрей Петрович и Надежда Павловна – отец и мать Ии. Я подивился молодости, свежести Надежды Павловны. Она была очень красива. Ия вся в нее. Нас расцеловали, поздравили с законным браком, с прибытием в США и началом новой жизни. Правда, встреча была омрачена печальной вестью о гибели Виктора Макаровича. Его уже похоронили. Судя по записям в дневнике, который нашли у него, он ожидал расплаты за признания и разоблачения, которые сделал во время захвата в Москве главарей мафиозных групп. Убийцу не нашли. Полиция ведет расследование.

Пока ехали в машине, Андрей Петрович похвастался, что уже посещает курсы английского языка, делает успехи и продемонстрировал это, объясняя по-английски, какие улицы, площади, отели мы проезжаем.

Мне очень понравился их дом, в котором нам предстояло какое-то время жить, хотя и Андрей Петрович и Надежда Павловна в один голос заявили, что нас отсюда ни за что не отпустят. Сынишка Надежды Павловны – Сережка сразу же «оседлал» Ию, призывая и меня присоединиться к нему, чтобы всем вместе играть в войну.

Несколько дней пролетели как прекрасный сон, без забот и тревог. Я стал теребить Ию, что так продолжаться не может и что нам уже нужно приниматься за дело. Ия вполне резонно возразила:

– Успеется, мы в отпуске, в нашем распоряжении месяц, как и положено новобрачным. Будем купаться в блаженстве.

Я поймал себя на мысли, что Ия всегда оказывается права и с ней просто нельзя не согласиться из-за ее железной логики. А тут еще Надежда Павловна вмешалась:

– Сегодня мы будем ужинать в лучшем ресторане города, – объявила она. – Андрей Петрович скоро приедет после своих занятий на курсах, и мы все отправимся пьянствовать.

– В честь чего, мама, можно узнать? – поинтересовалась Ия, рассчитывая, видимо, услышать, что это стоит в плане нашего «купания в блаженстве», но была разочарована.

– В честь того, что я получила большие заказы и могу уже открывать свое ателье, – с гордостью ответила Надежда Павловна.

Мы ее поздравили и принялись за подготовку к вечеру. Ия сказала, что в здешние рестораны пускают только одетых с иголочки, поэтому нам надо постараться не ударить лицом в грязь.

– Не слушайте ее, – засмеялась Надежда Павловна. – Ия фантазирует. Подумаешь, однажды была в ресторане и уже составила себе мнение. На самом же деле здесь ходят в ресторан кто в чем горазд, никто никому ничего не навязывает. Как вам удобно, так и одевайтесь. – Это дополнение к фантазии Ии было очень кстати, так как в моем гардеробе был пока всего один более или менее приличный костюм, а приобрести новый еще не было возможности. Зато у Ии платье – последней писк моды. Надежда Павловна постаралась.

– Это будет моей рекламой, – с гордостью заявила она, имея, конечно, в виду свою новую модель, доверенную дочери. Но я не сомневался, в ресторане будут обращать внимание не на платье, а на Ию. Во всяком случае, на конкурсе «мисс Америка» Ия заняла бы первое место. Рядом с ней я казался себе просто замухрышкой, недостойным быть рядом С такой очаровательной женщиной. Ия, конечно, не могла не заметить в моих глазах восхищение и, довольная произведенным эффектом, покровительственно, как полагается королеве, улыбнулась, взяла меня под руку и повела к машине.

Андрей Петрович явился со своих занятий и был очень разочарован, не застав накрытый к ужину стол. Однако настроение его улучшилось, когда он узнал про ресторан. Мы все свободно разместились в салоне автомобиля. Андрей Петрович сел рядом с водителем, роль которого взялась выполнять Надежда Павловна. Мы с Ией устроились на заднем сиденье. Уже смеркалось. До города примерно километров двадцать, из них шесть ехать проселочной дорогой до шоссе. Надежда Павловна пожаловалась, что никак руки не доходят проложить здесь асфальт да как следует осветить проезжую часть. Ездят они обычно в светлое время, потому и нет вроде особой нужды. Видимо, срабатывает русский обычай: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». И когда машина вдруг резко тормознула, я, даже не зная причины остановки, почему-то сразу подумал: «Вот гром и грянул».

– Кто это?! – испуганно воскликнула Надежда Павловна.

Впереди дорогу загородил серый лимузин. Четверо мужчин стояли рядом, прислонившись к борту автомобиля. Трое были в черных плащах, один – в кожаной куртке. У всех руки в карманах. Глядят пристально, кажется, даже не мигая. Агрессивность – налицо.

– Всем сидеть на месте, я выйду, узнаю в чем дело, – приказал я своим.

– Я с тобой? – как бы между прочим спросила Ия.

Мне понравился ее абсолютно спокойный тон, и я повторил:

– Оставайся на месте.

Я открыл дверцу. Теперь главное – правильная тактика. Как можно дольше тянуть резину, не показывая своих намерений. И притворяться для них неопасным, даже немощным, делать все, чтобы притупить их бдительность.

Я вышел из машины весь скособочившись, прихрамывая, громко кряхтя и охая, и мелкими шажками направился к ним.

– Стой! – на чистом русском скомандовал тот, что в кожанке. В его правой руке уже был пистолет, которым он поигрывал.

Я вроде бы подчинился, присев на землю, а по сантиметру, почти ползком, – к ним.

– Ребята, что за шутки, меня сломал радикулит, едем к врачу, что я вам сделал плохого, чтоб меня задерживать… – У меня был такой заискивающий и жалостливый тон, что я сам чуть не заплакал.

– Заткнись! – рявкнул, распаляясь, все тот же с пистолетом. – Все вон из машины! Надо наконец рассчитаться! – Видя, что никто больше из «мерседеса» не выходит, он кивнул своим, и двое тотчас направились к машине, одновременно вытащив из карманов пистолеты.

Да, дело нешуточное. Надо действовать. Я крикнул Ие, чтоб она показалась «ребятам». Ей не надо было повторять команду. Во всем своем блеске она появилась перед этой аудиторией. Те, двое, которые уже почти подошли к машине, вытаращили глаза и, не зная что дальше делать, обернулись вопросительно к «кожаному».

– Ого, вот это девочка! – восхитился он. – Тебя сразу и не узнать. Давай двигай сюда, ты заслужила, чтоб я с тобой побаловался. А у вас что, столбняк? – это он уже к своим. – Вон ваша дамочка, в кабине, – поработайте. А мужички пусть посмотрят, мыс ними потом потолкуем.

Пока он разглагольствовал, я незаметно подполз к лимузину. На меня главарь уже не обращал внимания. По-моему, он и удивиться не успел, когда я вдруг вырос перед ним и ударом ребра ладони раскроил ему череп. Стоящий рядом в черном плаще моментально среагировал, выхватил из кармана нож и занес надо мной. Это пустячок. Я перехватил его руку, вывернул, и нож оказался в моей руке. Удар в пах – и он согнулся до самой земли. Затем я ударил его кулаком по затылку и ногой отбросил в сторону. Кинулся на выручку Ие. Однако помощь моя не потребовалась, Ия уже заканчивала со вторым. Ах, какая молодец Надежда Павловна, что скроила модель мини-платья! Ия действовала совершенно свободно, как на тренировке в своем костюме. Один уже лежал без движения. Второй еще стоял, покачиваясь из стороны в сторону, словно маятник. Ия отошла в сторонку и с небольшого разбега в прыжке двумя ногами в грудь прочно уложила и его.

– Жаль платья, – сказала она, когда я подошел, помогая ей подняться после нанесенного триумфального удара.

Новое сошьем, – успокоил я ее и похвалил: – Чистая работа.

Андрей Петрович и Надежда Павловна вышли из машины. Они уже пришли в себя, обнимали и ощупывали Ию, не веря глазам, что она осталась цела.

– Как же вам удалось так расправиться с бандитами? – недоуменно спрашивала Надежда Павловна, обращаясь сразу ко мне и к Ие. Этот вопрос застыл и в глазах Андрея Петровича.

– Мы давно занимаемся с Ией, чтобы уметь за себя постоять, – ответил я. И чтобы уйти от дальнейших расспросов, сказал: – Надо срочно сообщить обо всем полиции.

– Это Багров со своими дружками, – узнала его Ия.

Визит в ресторан пришлось отменить. Надежда Павловна съездила домой и вызвала по телефону полицию. Багров был мертв. Трое все еще находились в шоке. Но, как сказал врач, опасности для жизни нет. У нас в России затаскали бы до смерти, выясняя степень необходимой самообороны. Здесь же пригласили все семейство в полицейское управление города и объявили, что мы помогли обезвредить крупную и опасную банду, и теперь они хотели бы вручить нам награду, назначенную за их поимку. И мы получили двести тысяч долларов.