Текст книги "Американец"

Автор книги: Лесли Уоллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Глава 24

Портье, вежливо постучавшись и дождавшись ответа: «Не закрыто», – ровно в восемь пятнадцать вошел в номер Палмера, чтобы забрать его вещи и отнести их в машину.

Уже сидя на заднем сиденье лимузина рядом с Элеонорой, Вудс увидел подходящего Фореллена.

– Снова вы? – брюзгливо спросил он, даже не стесняясь своей нарочитой грубости.

– Ради бога, простите нас за вчерашнюю встречу, – немедленно начал тот, не дожидаясь неприятного продолжения. – Это было просто недоразумение, не более того. И к тому же…

Жестом руки Палмер не дал ему договорить.

– Ладно, проехали. – И повернулся к девушке. – К Франкфурту все готово?

– Да, само собой разумеется.

– Хорошо. Добер, пожалуйста, побыстрее садитесь и поехали. Чего нам здесь ждать?

– Конечно же, сэр. Я уже здесь.

И «мерседес» тут же устремился вперед.

– Все-таки, мистер Палмер, позвольте вернуться к вчерашнему, – робко, но настойчиво продолжил Фореллен. – Послушайте…

– Скажите, вы что, собираетесь сопровождать нас до самого аэропорта? – бесцеремонно перебил его Палмер. – Зачем?

– Ну, вообще-то мне казалось…

– Казалось, что можно заставить меня всю дорогу выслушивать вашу версию того, что и почему вчера с Кассотором пошло не совсем так? Ни для вас, ни для меня это не самый большой секрет. И, знаете, лично я готов забыть обо всем этом, но только при условии, если вы замолчите и тоже забудете.

– Да, но в этом-то все и дело, – упрямо настаивал Фореллен. – Простите, мистер Палмер, но мне до сих пор не совсем понятно, что именно пошло, как вы выразились, не совсем так, поэтому я искренне надеялся на вашу помощь. Мне же надо знать…

Палмер согласно кивнул.

– Хорошо, Стэнли, считай, что уговорил. Я сделаю даже больше. – Он резко постучал по стеклянной перегородке к водителю. – Остановитесь у следующего перекрестка. – Затем собственными руками открыл заднюю дверь, еще до того, как лимузин остановился. – Adios, Стэнли. Когда я вернусь в Штаты, то непременно доведу до сведения мистера Матера, вашего непосредственного шефа, все, что тут произошло. Естественно, со всеми необходимыми разъяснениями. Надеюсь, они, так или иначе, дойдут и до вас. Обычно так и бывает.

Фореллен бросил на него обиженный взгляд.

– Простите, но должен заметить, что я не привык к подобному обращению.

– Имейте в виду, я тоже, – равнодушно заметил Палмер, помогая ему выйти из «мерседеса». Затем, когда они тронулись, уже совсем другим тоном спросил у Добера: – Как он, черт побери, узнал о нашей поездке и, более того, оказался у нас в машине?

– Он поджидал меня у подъезда моего дома, где-то около восьми утра. Сел в машину. Ну и что я мог сделать? Простите.

– Ну а откуда, интересно, ему могло стать известным, где и, главное, когда надо быть вовремя?

– Боюсь, я проговорился о времени отъезда вчера по телефону.

– Что ж, спасибо. По крайней мере, прямой ответ. – Палмер одобрительно кивнул. – Считайте, вы прощены. В какой-то степени это и моя вина тоже. Мне следовало бы предупредить вас о возможных последствиях нашей встречи. Что, кстати, мне кое о чем напоминает. – Он сунул руку в правый карман своего пиджака, достал миниатюрный магнитофон и передал Доберу. – Вот, при случае верните его кому положено. Вы знаете кому. Кассету я пока придержу у себя. Так сказать, на всякий случай. Ну а там будет видно…

Трехмоторный «Боинг-727», как и положено, вылетел из аэропорта Орли точно по расписанию. Палмер сидел у левого иллюминатора салона первого класса. Элеонора там же, но на противоположной, правой стороне, положив на соседнее сидение свою сумочку, атташе-кейс и фотоаппарат. На всякий случай, чтобы не возникло ненужных подозрений. Не говоря уж о возможной слежке. Кто знает, кто знает…

Он бросил взгляд в иллюминатор, как бы прощаясь с падающим вниз Парижем. Затем самолет на какое-то время выровнялся и снова продолжил подъем через мрачные свинцовые облака. Что ж, может, они не дойдут до Парижа. Он ведь обещал привезти с собой солнце. Наверное, надо было бы быть с Добером чуть потеплее. Похоже, молодой человек вполне заслужил это. Даже не пытался лезть в его личные дела, не интересовался загадочным отсутствием в рабочее время. Особенно в условиях спецкомандировки. А это многого, ох, многого сто́ит!

– Мсье, вам кофе? – донесся до него мелодичный голос стюардессы.

– Nein, danke.

– Sie, Fraeulein?

– Ja, mit Milch, bitte. [38]38
  – Нет, спасибо.
  – А девушке?
  – Да, с молоком, пожалуйста (нем.).


[Закрыть]

Палмер закрыл глаза. Теперь они в маленькой лодочке, качающейся в волнах посреди океана. Чья-то невидимая, но могучая рука тащит их все дальше и дальше. А вокруг брызги, брызги… Затем яркая вспышка молнии, раскаты грома…

– Nach Dachgarten… [39]39
  В сад на крыше (нем.).


[Закрыть]

Механический голос стюардессы, на трех языках объявившей по интеркому о посадке во Франкфуртском международном аэропорту, разбудил его. Он неохотно открыл глаза. Бросив взгляд влево, заметил, что Элеонора деловито перебирает свои записи, очевидно, восстанавливая для себя ход событий и приводя их в порядок перед предстоящими встречами во Франкфурте. Вот она на несколько минут остановилась, внимательно рассматривая попавшуюся цветную фотографию их двоих, снятую накануне на том самом прогулочном катере. В Париже, на Сене. Там он сначала слегка прищурился. Наверное, в ожидании вспышки, но фотограф почему-то слегка замешкался, поэтому на снимке его глаза выглядели почему-то удивленными. Да и весь вид был каким-то странным. Он нахмурился, протянул руку и, не спрашивая разрешения, взял у нее фотографию.

От неожиданности она тихо взвизгнула:

– Mein Gott! Мне казалось, вы все еще спите.

– Можно это сжечь?

– Никогда. Вы здесь выглядите таким красивым. Давно проснулись?

– Только что. Всего пару минут тому назад.

– Отлично!

– Что?

– Я сказала, отлично. Имея в виду, что вам, наконец-то, удалось хорошо поспать. Не более того.

Хотя ее откровенный взгляд говорил, нет, просто кричал: «я тебя хочу, хочу, хочу»! Интересно, невольно подумал Палмер, сколько времени после регистрации в отеле потребуется, чтобы пригласить ее в свой номер…

Он выглянул в иллюминатор – да, такие же тяжелые, свинцовые облака, как и над Парижем. Почему-то они напомнили ему о маленькой лодочке посреди неспокойного океана. И в ней кто-то все время говорил по-немецки. Но кто? Зачем? И, главное, почему?

Ответа на все эти вопросы пока, увы, не было…

Глава 25

Во Франкфурте, прямо у выхода из аэропорта их ожидал огромный «кадиллак». Усаживаясь в него, естественно, пропустив вперед свою помощницу, Палмер невольно подумал: и почему это лимузины для важных гостей обязательно должны быть иностранного производства? Во Франции «мерседесы», в Германии «кадиллаки», und so weiter. [40]40
  И так далее (нем.).


[Закрыть]Он повернулся к Элеоноре, чтобы поделиться с ней этим, на его взгляд, любопытным соображением, но она была занята куда более важным делом – вытирала носовым платком почему-то потекшие тени под левым глазом.

– Элли, с тобой все в порядке?

– Да-да, все хорошо.

– Точно?

– Точнее не бывает, – подчеркнуто спокойно ответила она, отвернувшись, чтобы посмотреть в окно на проносящийся мимо на редкость аккуратный немецкий ландшафт, и убирая в сумочку платок.

– Точно такой же, как по дороге из Орли. Или из нью-йоркского Дж. Ф. Кеннеди, – пожав плечами, заметил Палмер. Даже дорожные знаки и указатели выглядят одинаково. Различаются разве только языки.

– Не волнуйся, подожди, скоро и они станут как близнецы-братья, – многозначительно пробормотала она. – Всего несколько лет, и моя работа станет никому не нужной.

– Какая работа? Переводчика?

Она чуть нахмурилась.

– А что, есть иная? – Затем, бросив на него озорной взгляд, добавила: – А… та, другая… Но это же не работа.

– Разве нет?

– Нет, это увлечение, пристрастие, хобби, все, что хочешь, но только не работа.

– Значит, всего лишь хобби? Не более того?

– Нет-нет! Как это у вас по-английски? В отличие от профессионала, для которого самое важное – это сегодняшние дела, любитель предпочитает тратить свою жизнь на наслаждения.

– Вот оно что. Страсть на всю жизнь. Так?

– Что-то вроде этого. Ты прав. Страсть на всю жизнь. На всю оставшуюся жизнь. Какой бы долгой или короткой она ни была.

– На самом деле? – тихо, почти шепотом переспросил Палмер, сжимая ее внезапно вспотевшую ладонь. – На всю жизнь? На всю оставшуюся жизнь?

Она слегка пожала плечами.

– А почему бы и нет?

– Потому что обычно страсть на всю оставшуюся жизнь выбирают в более солидном возрасте.

Элеонора покачала головой.

– Не совсем так. Просто страсть не выбирают. Она сама выбирает тебя… Что же касается возраста, то здесь, скорее, вопрос накопленного опыта. На каком-то этапе надо иметь его достаточно, чтобы сказать самому себе: «Правильно, так и надо!» И к хронологическому возрасту это не имеет никакого отношения.

Их мощный «кадиллак» пересек длинный мост через реку.

– Добро пожаловать во Франкфурт-на-Майне, – чуть ли не торжественно произнесла его помощница. – Здесь ты будешь чувствовать себя как дома. Это ведь один из банковских центров мира.

– Отсюда и пошли Ротшильды? – не без иронии поинтересовался Палмер.

– Ты имеешь в виду «пятерых франкфуртцев», сыновей Ротшильда? Что-нибудь знаешь о них?

– Скажи, а Папа Римский знает что-нибудь о Святом Петре?

Она невольно нахмурилась.

– Что ты сказал?

– Да нет, ничего. Что-то вроде шутки. Может, не совсем удачной. Прошу меня простить. – Он бросил мимолетный взгляд на изгиб величавой реки. – Да, знаю я, знаю все об этих пятерых сыновьях. Все серьезные банкиры об этом знают. Сначала они здесь обосновались, а потом разлетелись в Париж, Лондон, Вену и Рим.

– И, кажется, в Неаполь, – деликатно поправила она его. – Кстати, а вот и наш отель, – указав пальчиком на огромное стеклянное чудовище. Оно возвышалось, совсем как уродливая вафельница со вставленными стеклами. Иначе не назовешь.

«Кадиллак» плавно затормозил у входа в отель. Через улицу напротив высился знак «Стройка!». Похоже, возводилась восемнадцатиэтажная пристройка к отелю. Естественно, со всеми дополнительными службами. Водитель моментально выскочил и открыл им дверь. На пять секунд опередив швейцара, который не успел это сделать только потому, что в это время говорил по телефону.

Палмер, как истинный джентльмен, помог своей помощнице выйти из машины и довел до холла отеля. Увидев их, из-за стойки администратора тут же выскочил моложавого вида человек в темном деловом костюме и белоснежной накрахмаленной рубашке. Он приветливо распростер руки.

– Герр Палмер, как мы рады вас видеть! Для всех нас это большая радость приветствовать вас. И во Франкфурте, и, само собой разумеется, в нашем элитном отеле. Мы искренне надеемся, что ваш визит будет интересным и продуктивным. От всей души желаем вам успеха!

Пожимая протянутую ему руку, Вудс попытался изобразить на своем лице доброжелательную улыбку. Удалось ему это или нет, история, конечно, умалчивает, но…

– От имени моего банка и Фонда, интересы которого я уполномочен здесь представлять, – как можно торжественнее произнес он, – позвольте заверить вас, что для меня крайне приятен сам факт присутствия в великолепном городе со столь славной историей.

– Ну а я считаю необходимым принести самые искренние извинения за отсутствие нашего достопочтенного генерального управляющего, – продолжил молодой человек на своем безупречном оксфордском английском. – К сожалению, его сейчас нет в городе. Хотя он очень, поверьте, очень хотел присутствовать на сегодняшнем приеме и лично проследить, чтобы все, абсолютно все было в полном порядке.

– Приеме? – переспросил Палмер. – Каком приеме?

– Сегодня в вашу честь состоится торжественный прием, сэр. В три тридцать, в Dachgarten.

«Dachgarten, Dachgarten…» – слово какое-то знакомое, он его наверняка уже слышал, но почему-то непонятное.

– А где это?

– Это крытая терраса на крыше отеля, герр Палмер. Не сомневаюсь, вам там очень понравится. Не говоря уж о великолепной панораме. Есть на что посмотреть, скоро сами убедитесь в этом. – Его взгляд метнулся к дверям холла. – Простите, похоже, ваш багаж уже́ прибыл. Вы позволите мне проводить вас до вашего номера, сэр?

– Да, пожалуйста.

Они прошли к лифту в противоположном конце холла, по дороге жестом пригласив с собой трех носильщиков с его багажом, затем водителя лимузина и, наконец, мисс Грегорис.

– А где духовой оркестр? – шепотом спросил ее Палмер.

– Хотите, чтобы я узнала?

– Nein, Dummkopf. [41]41
  Нет, болван (нем.).


[Закрыть]

– Женщину никогда не называют Dummkopf. Это слово используется исключительно для мужчин.

Почти бесшумно спустились два лифта. В один зашли носильщики с багажом и шофер. В другой молодой помощник менеджера пригласил Палмера и, чуть поколебавшись, его спутницу.

Люкс на семнадцатом этаже располагался в угловой части здания. Окно в просторной гостиной выходило на запад, терраса в спальной комнате – на юг, откуда тоже открывался прекрасный вид на реку.

Вудс одобрительно кивнул.

– Что ж, неплохо, совсем неплохо.

– Как же мне приятно слышать, что вам это нравится, герр Палмер, очень приятно. – Он молча показал носильщикам, куда ставить вещи, каждую в отдельности, дал им положенные чаевые и отпустил. Когда они ушли, в номере практически немедленно, как по сигналу, появились две горничные – молодые, привлекательные блондинки в белых накрахмаленных фартучках – и начали распаковывать его вещи, аккуратно раскладывая белье по полочкам и развешивая костюмы на вешалки в шкафу.

Вернувшись в гостиную, Палмер обратил внимание на шофера, терпеливо стоявшего у закрытой двери и, очевидно, ожидавшего дальнейших инструкций.

– Скажите ему, пусть немного отдохнет и будет здесь ровно в два, – попросил он Элеонору. – Впрочем, подождите. Ведь прием в три тридцать, так ведь? Тогда… Тогда пусть подъезжает туда в семь вечера.

– Ресторан нашего отеля, поверьте, герр Палмер, один из самых лучших во всем Франкфурте, – поторопился заметить молодой человек. – Зачем ужинать где-то еще?

– Да я в этом нисколько и не сомневаюсь, – успокоил его Вудс. – Просто… просто нам может захотеться прокатиться по городу, посмотреть его достопримечательности…

– Да, сэр, само собой разумеется. – Он обошел вокруг массивного столика для коктейлей, на котором стояла большая корзина с фруктами, ведерко со льдом, несколько пустых бокалов, бутылка фирменного коньяка «Наполеон» и бутылка всемирно известного виски «Джек Дэниэлс». – Это все для вас, герр Палмер. От чистого сердца. Что ж, буду счастлив снова увидеться с вами в Dachgarten и, пожалуйста, не сомневайтесь, я лично прослежу, чтобы все прошло на высшем уровне и в полном порядке. Кроме того…

– Кстати, а где разместили мою помощницу мисс Грегорис? – перебил его Палмер.

Его белесые брови резко метнулись вверх.

– Простите, сэр, в суматохе вашего приезда я совершенно забыл сообщить молодой мисс, что ее номер… – Он слегка поклонился Элеоноре, хотя продолжал обращаться к ней в третьем лице. – Ее номер 1702, прямо против вашего. Мы постарались поместить ее как можно удобнее и ближе. На тот случай, если вам вдруг потребуются ее услуги. Надеюсь, вы не возражаете?

– Нет, не возражаю. С вашей стороны очень мило позаботиться об этом. Спасибо… Да, вот еще что, – он достал из кармана смятую десятифранковую банкноту. – Раздайте это, пожалуйста, вашим носильщикам. Дополнительно. Так сказать, в виде поощрения.

– Да, но в этом нет ни малейшей необходимости, сэр. Ведь они свое уже получили.

– Нет-нет, возьмите, возьмите и сделайте, как я прошу.

Вежливо выпроводив молодого человека, Палмер вернулся к столику для коктейлей, обратил внимание на два массивных ключа, лежащих на нем – его и Элеоноры. Чуть усмехнулся, положил в бокалы из ведерка несколько кусочков льда. Выразительным жестом указал на бутылку скотча. Она согласно кивнула. Вудс неторопливо открыл бутылку, наполнил бокалы до половины, протянул ей ее и поднял свой.

– За максимальную эффективность!

Она, улыбнувшись, чокнулась с ним.

– За то, чтобы мои услуги были максимально востребованы.

– Само собой разумеется.

Они отпили из своих бокалов. Элеонора бросила выразительный взгляд в сторону спальни.

– Ну так как?

Палмер, чуть помолчав, согласно кивнул головой.

– В общем, почему бы и нет? Но ведь мы пока не одни.

Она подошла к входу в спальню, заглянула туда. Обе горничные, как по команде, прекратили распаковывать вещи и, приветливо кивая своими блондинистыми головками, направились к выходу. Палмер сунул им в карманы накрахмаленных фартуков остаток своей французской наличности, выпроводил из номера и закрыл дверь на ключ изнутри.

Повернувшись, он заметил, что Элеонора рассматривает что-то в его тоненькой черной папке.

– Забавно. В твоем расписании нет никакого упоминания о сегодняшнем приеме, – заметила она, закрывая папку и кладя ее на коктейльный столик. – Кстати, тебе не кажется несколько странным, что здесь не было никого из твоего ЮБТК? Так открыто проигнорировать приезд хозяина? Даже не встретить, не поприветствовать…

Палмер покачал головой.

– Ничего страшного. Это нормально. Просто здесь, во Франкфурте у нас нет своего отделения. – Он отхлебнул из своего бокала. – Хотя насчет приема ты, боюсь, совершенно права. Насколько я помню, до завтрашнего дня у меня вроде бы не запланировано никаких встреч, так ведь? Или я ошибаюсь?

– Нет, все именно так. Никаких. Во всяком случае, официальных… Сейчас проверим, одну секундочку. – Она сняла трубку телефона, быстро пробежала глазами по списку номеров внутренней связи, набрала один из них, тут же заговорила по-немецки, но, видимо, не получив нужного ответа, нажала на рычаг и набрала другой номер. На этот раз ее звонок, судя по всему, оказался более успешным, поскольку, поговорив несколько минут, Элеонора поблагодарила невидимого собеседника, положила трубку и довольно ухмыльнулась. – Похоже, ты являешься почетным гостем какого-то бюро или агентства Боннского правительства. Они-то и спонсируют весь этот прием. Правда, совместно с одним из местных деловых сообществ.

– Торговой палатой?

– Да, что-то вроде того. Там ожидается свыше пятидесяти важных гостей.

– Mein Gott! Надеюсь, не обязательно быть в смокинге и с черной бабочкой? Или все-таки…

– Да нет, не беспокойся, совсем не обязательно. Вполне сойдет то, что сейчас на тебе. Во всяком случае, для этого приема. Но ведь до него еще несколько часов. – Она нежно погладила его по лацкану дорогого темно-коричневого пиджака, затем, не спрашивая разрешения, стянула его и бросила на спинку стоящего рядом стула.

Позже, в темноте зашторенной спальни Элеонора тихо выбралась из постели и, думая, что Вуди крепко спит, на цыпочках прокралась в гостиную. Он же просто лежал с закрытыми глазами, мысленно рисуя себе картинки, как его любимая девушка разгуливает по комнатам. Не стесняясь и совершенно голая! Впрочем, буквально через пару минут она вернулась с корзиной фруктов в руках, поставила ее на ночной столик.

– Прости, если разбудила. Тебе надо вздремнуть. Все остальное пото́м…

– Да нет, все в порядке. Как ты думаешь, сексуальное удовлетворение может заменить сон?

Элеонора взяла из корзины апельсин, медленно повертела его в руках. Затем решительно и категорически заявила:

– Может. Но только в постели. Прямо здесь! – И игриво швырнула в него апельсин. Причем так быстро, что он едва успел прикрыть свои гениталии. – Эй-эй, полегче!

– О, pauvre petit choux! [42]42
  Бедняжка! (фр.).


[Закрыть]– Она начала ласкать его и целовать. – Ну и где у тебя болит, мой маленький?

– Твой сарказм неуместен. Он не всегда такой маленький.

– Где? Вот здесь?

– Нет, не совсем…

– Здесь? – Она прильнула губами к его паху. Несколько раз куснула, потом подняла глаза. – Вообще-то мог бы лучше начать есть свой апельсин, чем, как вульгарный вуайерист, глазеть на голую женщину.

– Вообще-то я об этом и не помышлял. – Он поднял апельсин с ярко-красной маркировкой на боку «Produkt von Israel». [43]43
  Произведено в Израиле (нем.).


[Закрыть]

– Похоже, ты все-таки предпочел этот чертов апельсин своей любимой женщине, – не скрывая откровенной иронии, заметила Элеонора.

– Увы, женщины полны противоречий, – ответил Палмер. – Разве не это ты сама предложила мне минуту назад?

Она неопределенно кивнула.

– Сама идея попахивает откровенным сладострастием. Заставляет меня считать себя проституткой, сексуальным объектом, рабыней…

– И это тебя возбуждает?

– Ешь свой апельсин, – приказала она. – Ну а мне хватит твоей маленькой сосисочки.

Глава 26

Ровно в три часа Элеонора ушла к себе в номер, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Палмер принял душ, неторопливо выбрал костюм для приема – строго деловой с белой рубашкой и соответствующим галстуком. Из своего многолетнего опыта общения с французскими бизнесменами и официальными лицами он прекрасно помнил, что в их стиле выглядеть как можно более одинаково – аккуратно, чистенько и, что самое главное, не очень броско.

Есть, конечно, и другие формы одежды для деловых тусовок: не совсем традиционный покрой пиджака, какая-нибудь рубашка с необычным покроем воротника или формой пуговиц, не слишком коротко подстриженные волосы. То есть все, что угодно, лишь бы как можно больше отличаться от других, не быть на них похожим…

Выбрав из стопки белых рубашек, аккуратно сложенных горничными, именно ту, которая показалась ему наиболее подходящей для данного случая, Палмер отнес ее в гостиную. Сел в кресло у коктейльного столика, внимательно рассмотрел при свете торшера. Вроде бы обычная, как и все остальные, и все-таки что-то в ней было странным. Что?

С тех пор, как они с Эдис расстались, он, естественно, перестал пользоваться услугами ее домработницы миссис Кэйдж и начал отправлять свои рубашки в прачечную. Поэтому за последние несколько месяцев на всех из них появилась метка «ПАЛМ». На всех, кроме этой! Интересно, почему? Кроме того, уголки ее воротничка были несколько длиннее, чем обычно, и расставлены чуть шире.

Разорвав голубенькую бумажную ленточку, он взял рубашку за воротничок и, резко тряхнув, полностью раскрыл. Из нее выпала подложенная внутрь легонькая упаковочная картонка, но не полетела, как обычно, а просто рухнула на пол. «Совсем как свинец», – подумал Палмер, поднимая ее. Да, на вид толще, чем кладут в нью-йоркских прачечных. И явно тяжелее. Он взял со стола фруктовый нож, осторожно взрезал один край, раскрыл картонку как книжку. Неужели там что-то есть? Что-то настолько важное, чтобы прятать таким сложным образом?

Оказалось, да, есть, тридцатипятимиллиметровые негативы фотоснимков! Целых два, лежащих рядом друг с другом. И на каждом – шесть изображений размером с почтовую марку.

Уголком бумажной салфетки Вудс аккуратно вынул один из снимков, поднес к свету: несколько страниц стандартного формата со следами дырокола на левой стороне. Шрифт, как и положено при такой съемке, был, само собой разумеется, уменьшенный до предельного минимума, но Палмеру хватило даже беглого взгляда, чтобы понять – это наверняка копии какого-то секретного правительственного или даже разведывательного документа. Но зачем? Для чего и с какой целью?

Отложив рубашку со снимками в сторону, он задумчиво посидел, пытаясь разобраться в том, что, собственно, происходит и, главное, каким образом эта рубашка попала в его личный багаж. Ее ведь там точно не было, когда он сам распаковывал вещи в парижском «Рице». Так откуда?

Да, жаль, что нет лупы. Хотя в данный момент его не столько интересовала суть этих документов, сколько возможность понять, кто именно пытается использовать его в качестве курьера. Или, наоборот, что еще хуже, подставить…

Скорее всего, белая рубашка со столь откровенно спрятанными в упаковочной картонке негативами была подложена ему в Париже. Так сказать, на всякий случай. В тот самый день, когда Кассотор и Фореллен всеми правдами и неправдами пытались вытащить из него нужную им информацию. Что ж, для двойного блефа проделано вполне грамотно и профессионально. Полностью отвлечь его внимание, направив совершенно в противоположную сторону. И это, надо признаться, им почти удалось, если бы не случайность. Ох уж эти случайности. Вечно они мешают, путают все карты.

Палмер нахмурился. Так, сначала надо копнуть проблему чуть поглубже и постараться понять, кто, что, зачем и почему. Значит, рассуждая логически, его давно уже «пасут». Причем с разных сторон. Сейчас, в Германии, всего через несколько дней после встречи с герром Ширмером в Бонне, ему предстоит принять решение – допускать ли «маленькую ошибку» Г.Б. или нет? Ведь если наблюдение за ним – дело рук самого Гарри, то тогда об операции «Овердрафт» лучше сразу же забыть и немедленно вернуться в Нью-Йорк, к своим обычным делам.

Вариантов рационального решения было много. Похоже, даже слишком много. И еще больше мотивов, в том числе чисто личных кого-то из его «друзей» оттуда, из Штатов.

Вообще-то вряд ли в стиле Гарри Баннистера было подкидывать явно компрометирующий микрофильм тому, в ком он так сильно, если не сказать жизненно, нуждался. Хотя, с другой стороны, может, он тем самым хотел каким-то образом обеспечить его лояльность и сотрудничество? Но ведь бандиты практически никогда не прибегают к таким изощренным методам давления. Обычно они предпочитают проверенную ручную гранату. Так намного надежнее. Впрочем, это относится, скорее, к мафиози старого поколения. Современные намного умнее и сообразительнее.

Значит, сейчас его главная задача – не быть пойманным с этими чертовыми негативами. Он торопливо положил их в большую пепельницу, добавил туда несколько кусочков бумаги, поджег и внимательно проследил, пока все это полностью сгорело. Затем тщательно перемешал пепел. Так, все! Теперь никаких следов. Осталось только как можно быстрее отнести все это в туалет и смыть…

В принципе, он, конечно, дорого дал бы, чтобы прочитать эти документы, но… это давно уже не его дело.

«А так ли это на самом деле?» – невольно подумал он и непроизвольно пожал плечами.