Текст книги "Формула смерти"

Автор книги: Лесли Горвиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава 17

Передавая содержание своего разговора с Фарреллом, один или два раза Майкл заметил, что Амброзетти его не слушает. С тех пор как они встречались в последний раз, он простыл и сейчас шмыгал красным носом, кашлял и тер ладонью лоб. Может быть, состояние здоровья и явилось причиной его невнимательности, но Майклу от этого легче не становилось: на этого человека он возлагал последние надежды, и ему хотелось видеть внимательного собеседника.

Когда Майкл закончил рассказ, Амброзетти поднял на него мутный взгляд:

– И только-то?

– Разве этого недостаточно?

Детектив будто бы не слышал, призывая официанта принести еще один стакан содовой.

Амброзетти был своим в этом баре, расположенном в центре Манхэттена, и чувствовал себя так же уютно, как дома.

– Ну? – Майклу не терпелось услышать мнение сведущего человека по поводу всей этой истории.

– Что «ну»?

– Скажешь ли что? Как мне поступать?

– А ты что сказал этому Фарреллу о своих намерениях?

– Пообещал подумать и прийти к нему в офис, когда решу.

– Не спеши с визитом. У нас наметился определенный план. Нет смысла позволять какому-то шуту испортить такую работу. А пока пускай думает, что ты с ним заодно.

– А что ты скажешь по поводу Джинни Карамис?

– Спроси-ка себя сам, веришь ты в то, что наплел тебе Фаррелл, или нет. Возможно, это всего лишь пошлый блеф, а я поинтересуюсь, кого там выловили из лужи в Брод-Ченнел. В чем твоя проблема, Майкл? Она в том, что ты слишком много берешь в голову. Не надо волноваться! Когда действительно наступит время для этого, я тебе дам сигнал. Пока оно не наступило.

Майкл кивнул, но теперь его волновало уже то, что Амброзетти, казалось, совсем не волнуется: он видел, как работает детектив, и оценил его – если уж влез с головой в это расследование, то доведет его до конца и не позволит никому вмешиваться в свои действия, даже клиенту. Возможно, у него нет никакой определенной стратегии, никакого плана, но он умело делает вид, что таковые у него имеются, и Майклу этого вполне достаточно.

Теперь, когда Амброзетти решил, что успокоил расшалившиеся нервы своего клиента, он перешел к делу.

– Я проверил еще кое-что, – начал он, раскрыв перед собой засаленный блокнот. – И то, что я обнаружил, заставляет меня думать, что у нас возникнут более серьезные проблемы, чем твой Фаррелл. Да может быть, ты помнишь, я упоминал раньше о расписке, заполненной на получение вещественного доказательства, а именно пуловера твоего брата?

Что-то такое Майкл припоминал, но он уже свыкся с тем, что если какой-то факт казался важным в один момент, то в следующий он превращался в совершенно незначительный: пробитый пулей пуловер мог стать отгадкой тайны смерти Алана или оказаться никчемным в свете их расследования.

– Его должны были подвергнуть химическому анализу, – продолжал Амброзетти. – По крайней мере, его запрашивали на анализ, но никакого анализа не проводилось.

Он перевернул страницу блокнота:

– Кроме того, исчез спортивный костюм Алана. Таким образом, важные вещественные доказательства исчезают в какой-то черной дыре манхэттенской системы уголовного права. Нехорошо!

– Что еще пропало?

– Если бы я хоть одним глазком увидел копию заключения судмедэксперта, осматривавшего место происшествия…

– Я с ней встречался, с судмедэкспертом, имею в виду.

Амброзетти удивленно вскинул густые брови:

– Действительно? И что же она тебе сообщила?

– Ничего особенного. Сказала, что попытается найти свое заключение.

Конечно, Амброзетти покоробил тот факт, что Майкл обошел его как профессионала, но он вздохнул с облегчением.

– Посмотрим, посмотрим… – проворчал он, не пытаясь даже скрыть своего сомнения, и снова уткнулся в блокнот.

– Ага, вот, – воскликнул он, барабаня толстым пальцем по следующей странице. – Это мне нравится. Еще один запрос на получение вещественного доказательства – револьвера тридцать второго калибра и патронов – для снятия скрытых отпечатков пальцев. Есть приписка: «В распоряжении детектива Мэкки. Отдел убийств». Однако револьвер не подвергался никакой экспертизе. По крайней мере, результатов ее не нашёл. Что это значит? А вот что: если на револьвере были другие отпечатки пальцев, кроме Алана, мы об этом уже никогда не узнаем. Возникает вопрос… впрочем, в твоем деле они – на каждом шагу. Для пущей убедительности он вынул огромный носовой платок и, сотрясаясь всем телом, чихнул.

– И к каким же выводам ты пришел?

– Пока на этот вопрос ответа нет, Майкл. Мы находимся на стадии собирания кусочков, позже сможем составить из них более или менее полную картину событий.

– Мне нужны копии всех документов, которые ты обнаружил.

– Нет проблем. Ты мой клиент, и в конце концов, ты мне платишь, – Амброзетти чихнул еще раз и добавил: – Здесь прослеживается определенная система.

– Что еще за система?

– Не в первый раз Бюро судебно-медицинской экспертизы, можно сказать, закрывает дело. Я проделал кое-какую работу и нашел еще три дела, с которыми не все чисто. Уверен, покопайся еще – обнаружил бы и другие. Вот дело Лукаса Като, панка, застреленного в Бронксе в декабре прошлого года. Магнус представил заключение, в котором говорилось об осмотре им места преступления, но полицейские, бывшие там, свидетельствуют, что они его не видели. Пятна крови и выбитые зубы, найденные в квартире убитого, никто не подвергал экспертизе, и даже неизвестно, принадлежали они ему или нет. Но самое главное: Магнус не пытался установить время, когда наступила смерть.

– И какое это имеет значение?

– Это значит, что он помог подозреваемому организовать себе алиби, а это уже кое-что.

Амброзетти перешел к следующему делу:

– А вот дело Тино Охьеды – печально знаменитого торговца наркотиками, не заслуживающего жалости, потому что в отдельных случаях он не останавливался перед убийством целой семьи, включая детей. Его задушили в психиатрическом отделении больницы Белвью два охранника и, несмотря на неоспоримые доказательства, вышли сухими из воды. В заключении Магнус определил причину смерти: пневмония дыхательных путей и гиперпирексия.

– Как ему удавалось каждый раз проделывать эти трюки?

– Разве это не очевидно? Никто не хотел, чтобы охранники попали под суд. И, стараниями Магнуса, не попали.

– Третий случай имел место в апреле этого года, когда застрелили молодую женщину по имени Кэсси Эпштейн. Ее убийца утверждал, что это – несчастный случай: револьвер выстрелил самопроизвольно, когда он взял его, чтобы почистить. Не вдаваясь в неприятные подробности, скажу, что все обвинение строилось на траектории полета пули, местоположениях убийцы и жертвы в момент выстрела и входного отверстия пули на теле жертвы. В своем заключении Магнус «поместил» входное отверстие на полдюйма ниже, чем в действительности. Даже давая показания под присягой, ему удалось-таки убедить жюри присяжных в том, что выстрел – случайный.

– Убийца ушел от наказания?

– Именно это он и сделал!

– Итак, ты утверждаешь, что Магнус умышленно фальсифицировал результаты вскрытия?

– Похоже, что так. Тебе не кажется? Конечно, следует задать вопрос, зачем это ему нужно? Какая нужда подделывать медицинские заключения или скрывать результаты экспертизы? Магнуса не назовешь некомпетентным, напротив, у него репутация одного из лучших паталогоанатомов в стране. Отсюда вывод: все свои штучки он проделывал не иначе как умышленно. Но остается открытым вопрос – зачем?

– Как ты собираешься искать на него ответ?

– Нужно еще раз просмотреть эти дела. Кстати, могут обнаружиться еще и другие, которые я пропустил. Просмотрев их, мы попробуем установить, как они соотносятся друг с другом. И самое главное – мы раскроем преступную систему, по которой работает доктор Магнус, и на кого он работает.

– А потом?

– А потом нам придется уносить ноги и поглубже залечь.

Глава 18

Выдалась ужасная ночь: сначала никто не знал, что делать с Тони Моргантини – днем он пытался отравиться и, наконец, справившись с собой, надоедал всем душеспасительными разговорами. Гейл обрадовалась, что удалось отделаться от него, спровадив в психиатрическую палату, но он оттуда сбежал и снова явился к ней. Она еще раз отправила его к психиатру, наконец тот, не долго думая, выпер неугомонного пациента на улицу.

Потом битый час она останавливала кровотечение из ножевой раны, полученной в драке парнем по имени Винни Сензел, которому было безразлично, что он может умереть от потери крови; его волновало одно – трубка, вставленная врачами в нос.

– Дайте мне умереть! – орал он. – Мне на все наплевать! Выньте у меня эту чертову трубку! Хочу домой!

Если дело с Винни не вызывало беспокойства, то By Чанг требовал внимания: при диагнозе – рак поджелудочной железы – кто-то несколько часов назад сделал бедному старику бариевую клизму. Он не имел представления, кто и зачем, тем более не мог об этом сказать, так как не знал ни слова по-английски. От этой процедуры разлилась желчь и, будучи желтолицым от рождения, By Чанг стал желтее желтого. Гейл боялась, что он умрет прямо у нее на глазах, но все обошлось.

Окончательно доконала доктора Джозефина Перес, попытавшаяся отравиться. Когда в нее влили достаточно соляного раствора и напичкали активированным углем, она вдруг пришла в себя, обозвала Гейл сучкой и заявила, что лучше бы ей дали умереть. И это вместо благодарности!

В понедельник в семь тридцать утра Гейл вышла наконец из больницы. Яркий солнечный свет ослепил ее: она остановилась, зажмурила глаза и вдруг услышала свое имя. Повернувшись в сторону голоса, увидела мужчину с вьющимися черными волосами, в майке и джинсах. Прищурившись, чтобы лучше разглядеть, она наконец узнала его. Да ведь это тот парень, который приходил к ней вечером и выспрашивал о деле Фридлэндера. Как его зовут? Вспомнила – Майкл Фридлэндер.

Он подошел к ней:

– Я ждал вас.

– Успела догадаться. Но очень жаль – не нашла того заключения.

На самом деле она забыла о нем.

– Вы говорили, что не знаете, когда вас попросят поработать на Бюро судмедэкспертизы следующий раз.

– Так что вы теперь хотите? – спросила она грубо. Она валилась с ног от усталости, и ей было не до вежливых изъяснений. Потребуется время, чтобы успокоиться после этой безумной ночи, и только тогда она сможет наконец заснуть, а сейчас не до разговоров, тем более с незнакомцем.

– Могли бы мы пойти куда-нибудь и поговорить? – спросил Майкл почти заискивающе.

Она покачала головой и ускорила шаг. Неужели она надеется от него убежать, подумал Майкл.

– Нельзя, что ли, подождать? – Гейл задыхалась от быстрой ходьбы. – Я валюсь с ног от усталости.

– Если бы это было не так важно, я бы вас не побеспокоил, поверьте мне.

– Важно для вас, вы хотите сказать, – Гейл злилась, но она уже поняла, что от Майкла так легко не отделаешься.

– Не только для меня – для многих. Хочу поговорить с вами о Магнусе.

Почему-то последние слова Майкла ее не удивили. Этот Фридлэндер – псих, параноик, каких полно в городе. Если бы он поджидал ее ночью, она бы при виде его запаниковала: кто знает, какими мотивами он руководствуется, что у него на уме? Но сейчас, солнечным утром, он не казался ей таким страшным. Рассеянным и сумбурным – да, но ни в коем случае – опасным.

– Я не могу вам помочь, – сказала она твердо, надеясь, что он от нее наконец-то отстанет. – Я постараюсь отыскать это злосчастное заключение, но на этом все! Надеюсь, тогда вы меня оставите в покое?

– Давайте позавтракаем.

– Я не голодна.

Свернув за угол, она вышла на Двадцать вторую улицу, намереваясь через два квартала распрощаться – не хватало еще, чтобы он преследовал ее до квартиры.

– А как насчет кофе, доктор Айвз?

– Я не на работе, зовите меня Гейл.

– Послушайте, Гейл, дайте мне пять минут, нет, десять…

– И вы обещаете потом исчезнуть? – Гейл была уже вне себя от злости, поняв, что иначе от него не отвяжешься.

– Тогда – да, обещаю, – улыбнулся он, потом добавил: – На время.

– Хорошо, давайте найдем какое-нибудь кафе. Там и поговорим.

* * *

Он – сумасшедший, нет сомнений. Конечно, не такой, как например, Рауль де Лео, страдающий от эпилептических припадков, и не как тот идиот, который выпил бутылку йода и потом отказался принимать крахмальный раствор на том основании, что это противоречило догматам его иудейской веры. Нет, он определенно сумасшедший, но болезнь его еще не описана в психиатрических учебниках. У него есть цель, и она завладела всем его существом и не оставила в его душе места ни для чего другого. Она даже восхищалась им, хотя знать он этого не должен.

Отупевшая после тридцати семи часов пребывания в темной яме, именуемой отделением скорой помощи, Гейл едва ли понимала, чего добивался от нее Майкл. Ее внимание целиком сосредоточилось на нем самом: как он жестикулирует руками, двигает губами и вращает для пущей убедительности глазами – непоколебимая страстная убежденность восхищала ее. Но о чем он толкует? Она заказала еще одну чашку кофе, две предыдущие ее не взбодрили, может быть, третья выведет ее из состояния отупения, и она станет понимать, о чем говорит этот человек.

– Три дела, даже четыре, если считать и дело моего брата. А кто знает, сколько их было раньше? Если бы вам удалось просмотреть медицинские заключения, вы бы оказали мне неоценимую услугу.

– Это незаконно, не могу этого сделать, – не было уверенности, что это действительно так, но в этот момент ей так казалось. Следует быть предельно осторожной, чтобы этот парень не втянул ее в какую-нибудь грязную аферу.

– Заключения о вскрытии доступны для всех, – запротестовал Майкл. – Если нельзя вынести их, можно просмотреть на месте или сделать копии.

– Но какая от всего этого польза? – может, он уже говорил о том, что собирается делать с копиями, но она прослушала?

– Пока не посмотрю этого, я не знаю.

– Мне показалось, вы говорили о каком-то детективе, работающем на вас? Зачем тогда я?

– Вы работаете с Магнусом и имеете доступ в святая святых. Вам гораздо легче добыть копии документов, чем любому детективу, – он вдруг весь поник. – Но я чувствую, что вы хотите мне отказать.

Именно это она и собиралась сделать. Она, конечно, допускала мысль, что Бюро судмедэкспертизы иногда давало некомпетентное или ошибочное заключение о причинах смерти того или иного человека, но ей казалось совершенно непостижимым, что под этой вывеской скрывается обыкновенная уголовщина.

С другой стороны, она не любила делать то, что от нее задали другие.

– Я пока ничего не говорила и не сказала ни «да», ни «нет». Дайте названия дел, о которых идет речь, может быть, найду что-то для вас полезное, но никаких гарантий. Договорились? – сказав все это, она сразу поняла, что сама же копает для себя яму, почувствовав, что ее участие в этом деле сулит только неприятности.

– Мне не нужны гарантии, – обрадовался Майкл. – Я ни от кого их не требую. Если у вас с этим не получится, ни в чем не упрекну! Уже хорошо, что вы согласились хоть попытаться.

Он протянул ей листок бумаги с именами. Лукас Като. Тино Охьеда, Кэсси Эпштейн и Алан Фридлэндер.

В конце концов она капитулировала и позволила Майклу проводить себя до дома. Пришла она как раз вовремя. Как только открыла дверь своей квартиры, зазвонил телефон – как будто кто-то знал с точностью до секунды, когда она вернется домой. Подняв трубку, сначала не поняла, удивляться ей или радоваться – на другом конце провода находился Курт Магнус.

Глава 19

Неопознанные останки, найденные в южной части Риверсайдского парка, Магнус стал вскрывать через три часа после того, как их привезли. Ассистировали неизменные Фрэнсис Холмс и Гейл Айвз.

Обычно Магнус не спешил со вскрытием: сто двадцать восемь морозильных камер могли принять и хранить трупы до тех пор, пока он или другой его подчиненный не находил время для их осмотра, но этот труп, кажется, особенный – похоже на работу Мясника.

Магнус пригласил Гейл ассистировать ему. Почему? Может быть, потому, что она вместе с ним осматривала последнюю жертву Мясника, а возможно, у него на нее были какие-то виды? Как бы то ни было, на его просьбу присутствовать при вскрытии она откликнулась очень неохотно. Снова и снова присматривалась к Магнусу. У преступников и заговорщиков не написано на лбу, кто они такие. И все же она пыталась найти в нем хотя бы внешние признаки вины: нервную суетливость, бегающий взгляд, неуверенную походку…

Доктор Магнус, напротив, был уверен и вел себя как всегда, сосредоточив внимание на лежащем перед ним трупе. Облаченные в резиновые перчатки руки держали скальпели, и было видно, что доктору не терпится пустить их в ход. В его меланхоличных глазах Гейл видела только страшное знание мира, – но ни вины, ни жестокости настоящих преступников. Она даже затаила на Майкла обиду за то, что тот оговорил такого человека.

Когда она вошла в комнату для вскрытий, Магнус приветствовал ее слабой улыбкой. На этот раз, решила Гейл, не будет никакого висельного юмора, каким грешат все патологоанатомы – случай очень сложный и серьезный. В прохладном, хорошо вентилируемом помещении для вскрытий она ощутила атмосферу некоторой торжественности. Новость о страшной находке в Риверсайдском парке уже стала достоянием общественности; о ней сообщили по телевидению в бюллетене новостей. В вестибюле Гейл видела собравшихся там репортеров и фотографов: как всегда в таких случаях, они находились в крайней степени возбуждения и горели единственным желанием – поскорее узнать результаты вскрытия.

Когда Холмс убрал простыню, прикрывавшую останки, под нею оказались только голова и туловище. Голова была ужасно изуродована, но туловище, за исключением нескольких ссадин и синяков, осталось неповрежденным. В местах ампутации рук и ног кожа была слегка подпалена, и это говорило о том, что раны прижигались. Только то место, где находился пенис, осталось открытой раной.

– Прекрасно, – сказал Холмс, не изменившись в лице. Выражение его лица всегда оставалось бесстрастным, за исключением тех случаев, когда его взгляд падал на Гейл – бесстыдно похотливый, будто она представляла собой еще одно тело для осмотра и вскрытия, только по чистой случайности сохранявшее жизнь.

– Смерть, по всей видимости, наступила примерно двенадцать-четырнадцать часов назад, – сказал Магнус.

– Что вы видите здесь, на коже? – спросил он Гейл, оторвав взгляд от трупа.

– Гусиную кожу.

– Почему здесь появилась гусиная кожа?

– Вода… может быть, грязь…

– Итак, предполагаем, тело некоторое время находилось в воде. Как долго?

– Я бы сказала, всего несколько часов. В противном случае кожа была бы более сморщенной.

Магнус кивнул. Сообразительная ученица!

– О чем вам говорят синяки и ссадины под веревкой, которой связан труп?

– Покойный оставался живым, когда его связали. Если бы не было кровообращения, не осталось бы и синяков.

– Отлично, – Магнус потер руки в резиновых перчатках и улыбнулся Гейл. – А теперь приступим.

Работая руками, доктор Магнус не переставал изводить Гейл вопросами: иногда ласково, а то и требовательно; когда она оказывалась в тупике, – насмешливо, упорно стараясь втянуть ее в дело, которым занимался сам, прививая ей вкус к работе с мертвецами. Однако зачем он это делал, Гейл совершенно не понимала, и только постепенно проникалась ощущением – присутствуя на вскрытиях доктора Магнуса, становится его сообщником.

В течение следующего часа восстановилась картина убийства. Обнаружив следы ногтей на шее, они решили, что убийца в первую очередь хотел задушить жертву, но четких следов удушья не обнаружили. По-видимому, он решил прибегнуть к другим средствам умерщвления. Причиной смерти явилась, скорее всего, травма головы, нанесенная тяжелым предметом – вся левая сторона лица была разбита и провалилась внутрь черепа, образовав кратер, из которого на них смотрел уцелевший глаз.

– Это был прямой удар. Рана имеет рваные края, лицевая кость измельчена и провалилась. Осколки попали внутрь черепа и повредили мозг.

Лицо Магнуса покрылось потом: вскрывал череп, работая дрелью, пилой и стамеской, наконец, потеряв терпение, – собственными пальцами. Когда крышка черепа отошла, и в образовавшемся отверстии зарозовел мозг, Гейл сказала, что ей очень жаль, но вынуждена их покинуть.

Нет, ее не тянуло на рвоту, – к таким вещам она давно привыкла. Но если она хочет когда-нибудь просмотреть дела, о которых просил ее Майкл, лучшей возможности в ближайшее время вряд ли можно ожидать. Магнус, бросив на нее укоризненный взгляд, решил, что у Гейл сдали нервы.

Найти нужные заключения о смерти было не так-то просто, и не потому, что они тщательно охранялись, а из-за полного беспорядка в офисе Бюро судмедэкспертизы, за который не в малой степени нес вину доктор Магнус. Люди, работающие с ним, утверждали, что он очень требовательный начальник. Она же слыхала множество смехотворных историй о крови, капавшей из шкафа с документами, о найденной в ящике стола отрубленной руке, о том, что однажды все холодильные камеры оказались заполненными до отказа, и части тел пришлось хранить прямо в коридоре. Ну и вонища же была! Возможно, многие из этих историй – чистый вымысел, но Гейл верила, что в них есть доля правды: сама не раз видела здесь тараканов, а однажды столкнулась нос к носу с огромной крысой, обследовавшей помещение с образцами, да так нагло и спокойно, будто орудовала в собственной вотчине. Кроме того, ей попадались мусорные ящики с пластиковыми мешками, полными шприцев, пузырьков с кровью и другими жидкостями, наполнявшими человеческое тело. Она тогда очень испугалась, столкнувшись с грубейшим нарушением существующих правил, но, подумав, решила: она – всего лишь повременный работник, и все это не ее забота.

С документами в Бюро возникла еще одна проблема: проходили месяцы, прежде чем подготавливались полные заключения о смерти. За последний год образовались огромные завалы незаконченных дел. Полиция требовала кратких и ясных заключений о смерти; иное дело с семьями погибших и страховыми компаниями – полных заключений о смерти им приходилось ждать месяцами, хотя в среднем по стране на их оформление уходило несколько недель. Поэтому Гейл не была уверена, что ей удастся обнаружить нужные папки, а если и получится, то еще не известно, в каком состоянии находятся документы.

Вся их масса в Бюро судмедэкспертизы хранилась на третьем этаже, но некоторые, совсем недавние, временно – на первом, рядом с узлом связи, в разгороженном на отдельные ячейки помещении, где расшифровывались и записывались результаты вскрытий. Здесь же работали статистики, анализировавшие и классифицировавшие данные и определявшие причины и тенденции смертности народонаселения: наркотики, алкоголь, транспортные происшествия, болезни и убийства.

Комната, которую она разыскивала, была открыта. За столом сидел мужчина в рубашке с короткими рукавами и с полузавязанным галстуком.

Гейл оставалась в той же одежде, которую она надела для вскрытия – майка с коротким рукавом, свободные брюки и пластиковый фартук. Свои непослушные волосы она упрятала под кепку, а те, что выбивались из-под нее, были припудрены костной пылью. У нее не было времени переодеваться, да в этом наряде она больше приходилась к месту. Мужчина кивнул ей и начал вводить данные в компьютер.

Гейл нервничала, сердце билось учащенно. Нет, она не боялась, что ее застанут за просматриванием документов, этим правом она пользовалась, хотя доктору Магнусу ее интерес может показаться более чем странным. Чувство опасности только воодушевляло ее, она принялась лихорадочно просматривать имена на папках: Фрэнкс, Фраскалл, Фрейер, Фрейзи, Фредерик, Фредман, Фриман, Фрейд, Фриденберг, Фридлэндер…

Вот она! Слава Богу, еще здесь. Она окинула комнату взглядом – кроме мужчины за компьютером, никого нет, а тот казался слишком занятым работой и не обращал на нее внимания.

Открыв папку, Гейл нашла собственное заключение об осмотре места происшествия. Прочитав первые строчки, с удивлением обнаружила фразы, которые никогда не писала. Под документом стояла ее собственноручная подпись, но текст был изменен. Кто это сделал, она не знала, но тем не менее вывод гласил: «Алан Фридлэндер покончил жизнь самоубийством в собственной спальне».

– Ублюдки! – прошипела она, но не так тихо, как ей показалось, поскольку статистик, оторвав свой взгляд от клавиатуры компьютера, взглянул на нее с недоумением. Она мило улыбнулась и прошла к копировальной машине.

И до нее дошло, почему ее послали одну осматривать тело Алана Фридлэндера в его спальне. Это не бюрократическая ошибка, как она тогда подумала: Магнусу был нужен кто-то неопытный, кому не особенно доверяли, и кто, вероятнее всего, никогда не поставит под вопрос его выводы. Теперь понятно, почему он ее так опекает, считая, что она всегда уступит. Итак – ее использовали и собираются это делать и дальше.