Текст книги "Формула смерти"

Автор книги: Лесли Горвиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Глава 13

Наступило двадцать седьмое июня – почти две недели со дня смерти брата, – а ничего не изменилось; Майкл не находил себе места: детектив обещал немедленно действовать, но до сих пор – ни слуху ни духу, и он почувствовал неладное, когда его попытки дозвониться ни к чему не привели. Ему, конечно, было известно, что расследование отнимает уйму времени и Фаррелл распутывает и другие дела, может быть, поважнее его собственного, но ждать уже не было сил.

Рассчитывая, что продажа квартиры Алана займет месяцы, он неприятно удивился, узнав, как ошибался – стоило агенту по недвижимости показать ее нескольким возможным покупателям, тут же пятеро из них пожелали в нее вселиться. Отец остановил выбор на одной молодой женщине, видимо потому, что та только что закончила правовой факультет Гарвардского университета и осенью собиралась работать у Кромвеля и Салливана. Майклу она напоминала мышку-невротичку, и он сразу же невзлюбил ее всеми фибрами души: своих денег заработать она еще не успела, поэтому квартира покупалась родителями в качестве подарка по случаю успешного окончания университета.

Итак, квартиры Алана больше нет, если «мышка» не передумает, оформление бумаг, как ему сказали, займет не более трех недель, таким образом, примерно в середине июля его ждет участь бездомного – придется уехать из Нью-Йорка или подыскать какую-то крышу над головой. И это при его-то доходах!

Время превратилось в злейшего врага и еще по одной причине: по мере того как одна неделя сменяла другую, шансы выйти на нужных свидетелей и установить местонахождение Джинни Карамис катастрофически уменьшались. Ожидая каждый день новостей, пусть плохих, – неизвестность еще хуже, – он надеялся, что вскоре узнает из средств массовой информации о проводимом федеральными властями расследовании финансовых афер с переводом денег с одного счета на другой, но – ни единого упоминания в прессе и по телевидению. Возможно, федеральные инспектора проводят его в глубокой тайне, чтобы в последний момент, когда все доказательства будут собраны, предъявить обвинения. А вдруг Колин все это выдумал?

Внимание прессы и публики сосредотачивалось на всем, что касалось пресловутого Мясника – ни одного упоминания о бесчестных финансистах с Уолл-стрит. Все с содроганием ожидали, что вот-вот в самом невероятном месте вдруг обнаружится расчлененный труп или какие-то его части. Мало кто верил, что полиция города Нью-Йорка способна обнаружить и обезвредить сумасшедшего маньяка. Те, кто еще не стал жертвой, превратили эту щекочущую нервы тему в предмет разговора, и даже совершенно незнакомые люди перебрасывались фразами по поводу «кровавого извращенца».

Майкл то и дело встречал таких людей, более того, они советовали ему на время забыть о смерти брата, уверяя, что летом жизнь замедляется, многие разъезжаются в отпуска, найти того, кто нужен, очень трудно, поэтому на вещи следует смотреть проще, например, ездить загорать на пляж, а после Дня Труда браться уже за дело, имея больше шансов на успех.

Когда подошло время встречи с Амброзетти, Майкл мучился сомнениями: может, не стоит этого делать? Фаррелл, узнав, что за его спиной подыскан другой детектив, взревет от гнева. Однако, поразмыслив, он решил, что ничего не теряет в любом случае, а уж гнев Макса перенесет.

Амброзетти сам предложил ему встретиться где-нибудь по соседству с Бранденбергом. Из последующей беседы Майклу так и не удалось выяснить, есть ли у детектива постоянный офис.

– Мне приходится много времени бывать на ногах, но вы меня всегда найдете, – сообщил ему Амброзетти, для Майкла эти слова прозвучали не слишком утешительно.

Хотя Амброзетти назвал приметы, чтобы его легко узнать, Майкл не ошибся бы без всяких описаний: в баре Мак-Нэлли за самым последним столиком сидел единственный посетитель, не толкавшийся у стойки, где по телевизору транслировался футбольный матч, – толстяк пятидесяти лет с длинными седеющими волосами, в саржевой куртке, которая была ему явно мала, с мешками под черными глазами, напоминавший по внешнему виду пьяницу. Когда Майкл сел за его столик, Амброзетти, обливаясь потом, сказал почти извиняющимся тоном:

– Стараюсь воздерживаться от горячительного.

И действительно, перед ним одиноко стоял стакан фруктового сока. Говорил он немного в нос, так произносят слова выросшие на улицах Нью-Йорка.

Они поговорили о Стопке, которого Амброзетти помнил постоянно нуждающимся в деньгах пьяницей, да к тому же еще и бабником, хитрость и сообразительность которого люди недооценивали.

– Он рассказывал, что вы вернули его беглую жену, вернее одну из них.

– Нетрудно вернуть жену, и не только ее, – сказал Амброзетти с такой убежденностью в голосе, что Майкл ему сразу доверился. – Вы сообщили по телефону, что дело касается убийства вашего брата?

– Официально это преподнесено как самоубийство.

– А вы этому не верите?

– Я узнал, что брат влип в одну скверную историю, но не верю, что он мог решиться на самоубийство, даже попав в трудное положение.

– Так. И что за скверная история?

Майкл ввел в курс дела Амброзетти относительно нелицеприятных делишек брата, рассказал о встрече с судьей Ватерманом, о том, как вышел на сыскное агентство Рэя Фонтаны. Он ждал от Амброзетти какой-то реакции, но тот оставался невозмутимым.

– Знаю, кто такой Фонтана, – только и произнес он, но из этих слов и, главное, из того, как они прозвучали, Майкл заключил, что Амброзетти не очень-то высокого мнения о Рэе.

– Хочу быть с вами откровенным, – сказал Майкл, закончив повествование. – Не хотите браться – в претензии не останусь. Не уверен, что агентство Фонтаны заинтересовано в моем деле, и если в ближайшее время Фаррелл не представит доказательств серьезности своих намерений, придется с ними расстаться. Но пока подожду еще немного и посмотрю, что к чему, а потом свяжусь с вами.

– Не вижу смысла ждать, – заявил собеседник. – Скажу так, можете нанимать хоть дюжину детективов, вот только кто окажется на высоте?

Он ничуть не сомневался, что на высоте окажется он, Амброзетти.

– Вы видели заключение судмедэкспертизы?

Майкл кивнул головой:

– Видел, но копии у меня нет.

– Это не проблема. Они имеются в архиве. А как насчет результатов химической экспертизы?

– О чем вы?

– Эта экспертиза проводится на предмет остаточных веществ сгорания пороха: парафин, сурьма и еще что-то. Таким образом определяется, стрелял ли человек из огнестрельного оружия или нет. Они должны были проверить обе руки Алана.

– И если бы эта экспертиза имела положительный результат?

– Тогда ничего не попишешь: ваш братец застрелил себя самолично. Иногда люди стреляются, хотят этого или нет их родственники.

– Откровенно сказать, не знаю, проводилась ли такая экспертиза.

– Тогда это еще один вопрос, который предстоит прояснить, – Амброзетти делал записи в блокноте. – Что известно об этой женщине, кажется, Карамис, о которой вы упоминали?

– Не знаю, где она, и не имею представления, как найти.

– Насколько я понял, ею, почти уверен, интересуются и другие. Возможно, мне удастся напасть на ее след, – Амброзетти захлопнул блокнот. – Теперь о гонораре…

– Много предложить не могу.

– Тогда сделаем так. Даете для начала, скажем, три сотни долларов, а дальше будет видно. Идет?

Майкла это устраивало. Триста вполне потянет.

Он какое-то время оставался в баре после ухода Амброзетти – привлекла оставленная кем-то на столе газета: Берни Кук в своей колонке яростно поносил полицию и призывал мэра подыскать комиссара получше, кто сможет освободить улицы города от торговцев наркотиками, грабителей, хулиганов и другой сволочи, превратившей улицы Нью-Йорка в свои частные владения. Газета пестрела множеством объявлений о предпраздничной распродаже товаров. За всеми заботами Майкл забыл, что приближался праздник, Четвертое июля [5]5
  Четвертого июля в США празднуется День независимости.


[Закрыть], который никогда его не радовал – он не любил такие дни, ставшие для многих людей удобным предлогом побездельничать, а у него не было причин предаваться ликованию. На пятнадцатой странице его внимание привлек заголовок, гласивший:

УТОНУЛ БРОКЕР С УОЛЛ-СТРИТ

Не дочитав до конца первое предложение: «Тридцатидвухлетний брокер из фирмы „Колони Сэксон Секьюритиз“ утонул вчера в Квоге, Лонг-Айленд…», он уже знал, о ком идет речь. Покойный, говорилось дальше, заплыл слишком далеко. Будто торопился, уплыть в Ирландию, как съязвил один из свидетелей.

Глава 14

Манхэттен давным-давно забыл, что со всех сторон окружен водой: огромные океанские лайнеры и грузовые корабли перестали сюда заходить, и здешние доки и пирсы пришли в полное запустение. Обширные пустынные пространства, протянувшиеся вдоль Вест-Сайда, превратились в пристанища бездомных бродяг и безнадежных сумасшедших.

В конце Четырнадцатой улицы, когда идешь в южном направлении, виднелись старые пирсы, далеко выдававшиеся в Гудзон. Из-за крайней ветхости находиться на них было опасно, о чем свидетельствовали установленные вокруг щиты с предупреждающими надписями и заградительные барьеры. Однако беспечные солнцепоклонники, не обращая внимания ни на надписи, ни на барьеры, облюбовали их для принятия солнечных ванн и частенько со своими одеялами и радиоприемниками появлялись здесь. Пирс, которым заканчивалась Мортон-стрит, служил местом сборищ как мужчин, так и женщин, зато другой, в конце Бэнк-стрит, принадлежал только мужчинам, о чьих сексуальных наклонностях знали близлежащие районы. На самом краю пирса они чувствовали себя настолько свободными, что разгуливали совершенно голыми, шокируя наготой пассажиров проплывавших мимо яхт и экскурсионных катеров.

Субботним днем, в начале лета, здесь появился молодой человек, влекомый тем же извечным инстинктом, с перекинутым через плечо одеялом и книгой в руке, которую и не собирался читать, отлично зная, что его появление взволнует всю здешнюю компанию и разожжет в каждом из мужчин страстное желание. Притворяясь безразличными, они краешком глаза следили за передвижениями незнакомца. Их реакцию на его появление можно было предсказать заранее. Взволновались мужчины не потому, что он превосходно сложен и красив лицом, речь шла о другом: обладая таким красивым телом и выставляя его напоказ, юноша вселял в их сердца трепетные надежды, давая понять, что любой из них может, пусть на короткое время, обладать им.

На нем были только джинсовые шорты и футболка, которые он проворно сбросил, как только достиг края пирса. Зная, что все оценивающие взгляды прикованы к нему, не обращал ни на кого внимания – это никогда не вызывало особой проблемы: в любой момент можно полностью отстраниться от окружающего мира. Расстелив одеяло, улегся на него навзничь, позволив солнцу обласкать его уже покрытое золотистым загаром тело.

Притворившись спящим, он сквозь полуприкрытые веки быстро осмотрел всю компанию, надеясь найти среди этих мужчин того единственного, кто даст ему любовь, которую он ищет по всему миру – в Рио, Гамбурге, Порт-о-Пренсе и Сан-Франциско. Однако в последнее время его мучили переживания: однажды упустив настоящую любовь, больше ее не найти. От осознания этой неизбежности ему становилось горько и одиноко, но ничто в мире, даже мысли о смерти, не могли заглушить в нем всепоглощающую страсть.

Еще раз пробежав взглядом по лицам и отчаявшись найти среди них того, кто дал бы ему любовь, принялся искать нечто совсем другое – того, кто хотел бы умереть.

Искать пришлось недолго: стройный блондин, красавец со Среднего Запада, сидел с другом, который что-то ему говорил, а он его не слушал, думая о чем-то своем и представляясь таким одиноким. Ему едва перевалило за двадцать, и по всему было видно, что в городе он новичок, приехавший в поисках новых горизонтов. Наметанным глазом можно было распознать в нем человека, который уже раз или два совершал попытку самоубийства, и сейчас находился в подавленном состоянии, время от времени закрывая глаза, подставлял лицо солнцу. Его друг выглядел лет на десять-пятнадцать старше и, наверное, до сих пор не верил своему счастью. Но не было никаких надежд, что блондин задержится с ним надолго: этот день может стать последним, когда они вместе – блондин уже присматривался к окружающим в поисках альтернативы, пока ослепленный страстью любовник растирал его спину лосьоном.

Неожиданно глаза блондина встретились с глазами человека, задумавшего отнять у него жизнь, но он пока ни о чем не догадывался, видя только приглашение к большому сексу. Блондин улыбнулся, и его будущий любовник и убийца ответил ему тем же.

Незнакомец не стал искать более подходящего предлога завязать беседу и попросил у блондина немного лосьона.

– Не думал, что солнце будет сегодня припекать так сильно, – объяснил он.

Видно было, что блондин едва скрывал радость, а его друг, поймав взгляд, которым они обменялись, сердито нахмурился.

– Не могли бы вы помассажировать мне спину? – попросил блондина незнакомец.

Тот только этого и ждал.

– Меня, между прочим, зовут Деррил, – представился незнакомец. Самое подходящее имя, по крайней мере на сегодня, подумал он.

– Я Патрик, а это Митчелл.

Митчелл кивнул головой, с несчастным видом наблюдая, как Патрик медленными ритмичными движениями втирает лосьон в спину Деррила.

Когда Патрик закончил, тот еще некоторое время лежал неподвижно, однако был начеку, зная, на какой путь только что вступил.

Митчелл сделал слабую попытку предотвратить неизбежное:

– Пошли, Патрик, надо отсюда побыстрее убираться. Посмотри, я, кажется, совсем обгорел.

– Иди один, Митч. Встретимся у дяди Чарли.

– Что такое? Пошли же, Патрик!

– Нет, хочу побыть здесь еще немного. Все будет хорошо, Митч. Поверь мне. Через час увидимся.

Митчелл оказался в двойственном положении. Теперь, когда он заявил, что хочет уйти, оставаться здесь было бы крайне унизительно. Бросив злобный взгляд на Деррила, он молча оделся и ушел.

– Ну вот, теперь мы остались наедине, – сказал Деррил, за что заслужил благодарный взгляд своего нового друга.

История Патрика походила на сотни других, которые доводилось слышать Деррилу. Тот начал рассказывать ее еще на пирсе и, когда они пришли в Рэмрод, бар, расположенный на Бэнк-стрит и облюбованный гомосексуалистами, продолжил ее. Деррил заказал ему виски и немало удивился тому, как быстро Патрик опьянел.

Патрик рассказал, что работает в кафе «Двадцатый век Фокс» в театральном районе и, естественно, стремится стать актером. Деррил понял, что Патрик прибыл в Нью-Йорк из Индианы, которая тому до чертиков надоела. Здесь он снимает на двоих с другим безработным актером квартиру за двести пятьдесят долларов в месяц. Актер был его любовником. Сегодня вечером домой Патрику идти не хотелось, потому что атмосфера там была гнетущей.

– Я подыскиваю себе другое жилье, и если ты знаешь…

Деррил заверил, что будет иметь его в виду.

Пьянея все больше, Патрик совсем разоткровенничался и признался Деррилу в том, что чувствует себя несчастным, разочаровался в Нью-Йорке и актерской карьере, и не часто бывает так, чтобы он рассказывал кому-нибудь о том, что у него на сердце. Здесь у него так мало друзей, которые по-настоящему понимали бы его.

Деррил сообщил, что ему неожиданно привалили деньги, и пригласил Патрика в одно известное ему французское кафе. Он, сам не зная почему, решил устроить для Патрика интимный романтический вечер.

В кафе Патрик был уже совсем пьян.

Ему не стоило больше пить, но Деррил не останавливал его.

– А чем занимаешься ты, Деррил? Я о себе все рассказал, – спросил Патрик, еле ворочая языком.

– Я собиратель.

– Собиратель чего?

– Предметов искусства, антикварных вещей, монет, марок, в общем, всего, что мне нравится, – он посмотрел в глаза Патрика взглядом, полным любовного томления.

– А где хранится твоя коллекция?

– Могу, если хочешь, тебе показать.

– Конечно, хочу! – расцвел от счастья Патрик. – Очень хочу!

Так бывало всегда и со всеми жертвами: им так не терпелось умереть.

Глава 15

– Друг мой, все это кажется очень странным, потому и тревожит, – Амброзетти, однако, не производил впечатления обеспокоенного чем-то человека, наоборот, казался довольным собой.

Ему вздумалось лично осмотреть квартиру, в которой жил Алан, и сейчас, тяжело опустившись на кровать, он меланхолично уставился на то место, где несколько недель назад Стопка обнаружил мертвое тело Фридлэндера.

– Сказать по правде, – начал Майкл, пододвигая плетеный из пальмы стул к кровати, – я почти не надеялся, что тебе удастся что-нибудь узнать. Не имею в виду твои профессиональные качества. Порою начинает казаться, будто время застыло, и ничего уже не произойдет. Мне всегда представлялось, что в Нью-Йорке жизнь вертится намного быстрее, чем в других местах, но теперь я в этом не уверен.

– И не сомневайся – так оно и есть, когда это в чьих-то интересах, поверь мне. А что касается меня, Ник Амброзетти свое дело знает, будьте в этом уверены.

Он оторвал взгляд от злополучного места на полу и принялся листать свой засаленный блокнот.

– Помнишь, вчера я говорил тебе о химической экспертизе?

– Это же было вчера. Конечно, помню. Только не говори, что ее не проводили.

– Проводили, но очень поверхностно. Непонятно! Экспертиза на предмет продуктов сгорания пороха имела положительный результат для левой руки или для обеих? Никакого упоминания о правой руке, что само по себе кажется очень странным. Насколько я знаю, Алан был правшой?

– Да.

– Достоверно лишь то, что экспертиза дала положительный результат только для тыльной стороны ладони левой руки.

– Объясни, как это понимать.

– Это имеет одно название – дерьмо. Доктор Магнус не исключает, видите ли, возможности того, что Алан держал револьвер левой рукой и выстрелил дважды. Такое бывает. Но, исходя из известных мне фактов, это невозможно, тем более, что Алан всегда был правшой.

Майкл почувствовал волнение: уже кое-что!

– Почему же для левой руки результаты оказались положительными?

– Допустим, он держал револьвер левой рукой. И все же положительный результат еще не доказывает, что выстрел произведен в себя самого. Есть и другой вариант.

– Какой?

– Алан находился близко от оружия, из которого стреляли.

– А что это нам дает?

– Пока не знаю. Позволь продолжить. В заключении есть и другие интересные места. Например, знаешь ли ты, что большинство самоубийц, стреляющих в себя дважды, обычно делают это в одно и то же место?

– Предположим, Алан выстрелил себе в грудь, остался еще жив и от страшной боли?..

– Приставил револьвер к голове, чтобы уж наверняка… Не стану отрицать возможность и такого варианта, но, честно говоря, мне это кажется абсурдом, – Амброзетти еще раз пролистал блокнот. – В какое время Магнус позвонил твоим родителям и сообщил о результатах вскрытия?

– Я уже говорил. Примерно полтретьего.

– Пришлось проверить правильность записи. Согласно официальному медицинскому заключению, подписанному Магнусом, вскрытие тела закончилось в три сорок. А вот еще кое-что, заслуживающее внимания. Репортер «Таймс» Том О’Нил связался по телефону с бюро судмедэкспертизы, когда еще не было и часа, – тоже узнать о результатах вскрытия, – звонок зарегистрирован в журнале. Ему ответили, что подтвердился факт самоубийства.

– Полиция же утверждала это сразу.

– Речь идет не о полиции, а о бюро судмедэкспертизы, о чем говорили или думали полицейские, в данном случае неважно. Документы свидетельствуют, что бюро судмедэкспертизы сделало заключение о самоубийстве за три часа до окончания вскрытия, из этого следует одно: нужная версия готовилась заранее, а это обстоятельство, в свою очередь, наводит на мысль – полиция и бюро судмедэкспертизы скрывают истинные причины смерти твоего брата.

– О Господи! И что же теперь делать?

– Прежде чем что-то предпринимать, нужно проверить кучу фактов: проследить всю цепочку доказательств, узнать, например, что стало с одеждой Алана – я видел запрос на химическую экспертизу рубашки, в которой его нашли, но так и не смог узнать, проводилась она или нет. Сейчас мы в самом начале пути, но из того, что стало известно, можно заключить – во всей этой истории, действительно, что-то нечисто, а что именно, предстоит разобраться.

– А как насчет Джинни Карамис? Что-нибудь узнал о ней?

– Пока не было времени. Все отнимает работа с документами.

Глаза Амброзетти снова сосредоточились на злополучном месте на полу.

– Детектив Мэкки, о котором ты говорил, уехал из города отпраздновать свою отставку. Единственное официальное лицо из тех, кто осматривал тело на месте преступления, – Айвз, Гейл Айвз, которая работает в Белвью в отделении скорой помощи. Я не обнаружил ее заключения. Не знаю, поможет нам это или нет, но я хотел бы взглянуть на него.

– А с ней самой не хочется поговорить?

– Пытался, наотрез отказывается.

– Неужели работает на Магнуса? Если так, то тоже замешана и говорить с нами не станет.

– Этого не знаю, ведь она сотрудничает с Магнусом только время от времени, когда из-за нехватки штатных судмедэкспертов Магнус приглашает временных – обычно это молодые врачи близлежащих больниц. Однако, думается, вряд ли они пользуются ее услугами, если дело нечистое.

– Нужна ли она нам вообще?

– Могла бы, конечно, помочь, хотя можно обойтись и без нее. Она не единственный источник информации. – Он грузно поднялся с кровати. – Найду тебя сам, когда появится стоящая информация.

* * *

Ранним вечером Майкл отправился прогуляться, надеясь развеяться и успокоить взбудораженные нервы: рассказ Амброзетти вначале воодушевил его, но это чувство проходило, приближая то душевное состояние, которое он определял как глубокую депрессию. Если поддаться ей, то сбросить с себя будет очень трудно. Он знал по опыту, что глубокая депрессия продолжается долгое время и отнимает уйму душевных сил.

Его преследовала одна и та же картина: Колин Грей, уплывающий в Ирландию.

В его смерти Майкл винил только себя: зачем открыл его имя Максу Фарреллу? Сделав это, он, по сути дела, приговорил Колина к смерти. О чем тот думал в последний миг, прежде чем скрыться под волнами? Майкл гнал от себя эти мысли. Если позволить им взять над собою верх, они доведут до сумасшествия и ускорят приход депрессии. Нужно выйти из этого состояния, заняться чем-нибудь, а не сидеть в темной квартире брата и копаться в себе.

Майкл шел, казалось, решительным и твердым шагом человека, знающего куда и зачем, а на самом деле, – как заведенная кукла, пока не оказался на Тридцать четвертой улице. И тут его осенило: а что, если наведаться в отделение скорой помощи больницы Белвью и попробовать достучаться до Гейл Айвз – вдруг получится то, что не удалось Амброзетти?

* * *

Приемное отделение скорой помощи представилось Майклу настоящим бедламом, впрочем, именно таким он и ожидал его увидеть в этот душный субботний вечер: куда ни взглянешь, обязательно наткнешься на полицейских, устало прислонившихся к стене или шутивших и заигрывавших с медсестрами в ожидании медицинских заключений по тем пациентам, которых доставили. Сестры и врачи в запачканных йодом и кровью белых халатах носились как угорелые, не видя ничего перед собой; кругом толпились родственники пациентов; в приемном помещении скорой помощи негде было яблоку упасть. Санитары толкали каталку, на которой лежал залитый кровью чернокожий юноша, порезанный ножом. Он орал дурным голосом, требуя к себе максимум внимания, но откуда его было ожидать? Все занимались своим делом, своими проблемами, своей болью. Майкл и раньше бывал в отделениях скорой помощи, но не в этом и не в такой жаркий летний вечер. Немудрено, что люди, обезумевшие от духоты, выплескивались на улицы, срывая друг на друге свою злость.

Наблюдая за толкотней в приемном покое, Майкл решил, что во всем этом столпотворении должна же быть какая-то упорядоченность, но его нетренированный глаз не видел даже намека на нее.

К Майклу обратился мужчина с причудливым родимым пятном в пол-лица, горделивой осанкой и женской сумочкой в руках. Ему не терпелось поделиться с кем-нибудь своей бедой.

– Я искал ее везде, – сказал он мрачно.

– Извините?

– Мою жену. Я привез ее сюда два года назад, она жаловалась на боли в желудке. А теперь не могу нигде найти, – говорил он спокойно, видимо, уже смирившись с потерей. – Искал везде, у всех о ней спрашивал, но никто не говорит, где она и что с ней. Видите, у меня ее сумочка – у нее же нет денег даже на метро. А ехать надо до Бруклина.

Ответа от Майкла он не ждал, да и что тот мог ответить? Излив свою боль, мужчина отошел.

В его глазах застыла прежняя безысходность.

Майклу с трудом удалось привлечь внимание одной из медсестер в регистратуре и спросить о докторе Айвз. Сестра принялась было выписывать направление, но Майкл остановил ее, заявив, что не собирается на прием.

– О, так вы ее друг?

– Друг ее друга, – ответил он, и это ее удовлетворило.

– Подождите прямо здесь, сэр. Она в одной из комнат для осмотра больных, скоро выйдет.

– Пожалуйста, укажите мне ее тогда.

Майкл настроился на долгое ожидание, но не прошло и десяти минут, как сестра обратилась к нему.

– Вон доктор Айвз.

Майкл рисовал в своем воображении образ доктора – бледная, худая, усталая женщина, которую не назовешь ни красивой, ни дурнушкой.

Реальная доктор Айвз не оправдала ожиданий: длинные ноги в стремительном движении несли ее с поразительной быстротой, светлые волосы растрепались, одна прядь упала на глаза, и она нетерпеливо отбросила ее в сторону, продолжая размахивать руками и не оглядываясь по сторонам. Майкл успел рассмотреть ее лицо, и оно ему понравилось, хотя голубизна глаз резко контрастировала с темными кругами под глазами – результатом недосыпания.

Майкл, не отрываясь, смотрел на нее, но она не обратила на него внимания, как и на других из этой толпы, набившейся в приемное отделение скорой помощи. Ее внимание сосредоточилось на медицинской карточке, которую она держала в руках. Подойдя к регистратуре, заговорила с уже знакомой Майклу сестрой. Он не слышал всего, о чем они говорили, но кое-что уловил: речь шла о некой миссис Херш.

– Я пока не знаю, что предпринять. Думаю, пусть она побудет у нас, мы посмотрим за ней и, если ее состояние улучшится, решим, что делать.

Когда она закончила говорить, сестра указала на Майкла:

– Этот джентльмен хотел вас видеть. Он говорит, что он друг вашего друга.

Айвз повернулась и только сейчас увидела Майкла. Ее глаза выражали недоумение.

– Итак, чем могу служить? – она не сделала ни шага в его направлении, поэтому Майкл двинулся к ней сам.

– Я Майкл Фридлэндер.

Имя не произвело на нее никакого впечатления.

– Я вас знаю?

Он покачал головой.

– Нет, но вы… – у него из головы вылетели все слова. – Вы осматривали моего брата… Алана.

Но и теперь она смотрела на него непонимающе.

– Он был моим пациентом? Передо мною проходит множество людей, всех упомнить не могу.

– Нет, он не был вашим пациентом. Он был убит, и вы проводили осмотр тела на месте происшествия. Так, по крайней мере, мне сказали.

Наконец она поняла, о ком он толкует.

– Ах да, извините. Вспомнила. Я сказала человеку, который приходил сюда вчера…

– Его зовут Ник Амброзетти.

– Да, именно так. Я сообщила ему, что не желаю обсуждать это дело.

Майкл подумал, что ей редко приходилось встречаться непосредственно с родственниками умерших. Этим занималась полиция.

– Мне очень жаль, что так случилось с вашим братом, но, боюсь, ничем не смогу вам помочь.

Конечно же, она спешила к следующему пациенту и хотела, чтобы он поскорее ушел. Майкла интересовал другой мир, мир умерших, а рядом люди еще хотели жить.

– Не могли бы вы уделить мне всего несколько минут вашего времени? – до боли сознавая, в какое неловкое положение ее ставит, попросил Майкл. – Всего несколько вопросов. Буду вам вечно признателен.

– Послушайте, разве вы не видите, как я занята? Мне надо осмотреть еще сотню пациентов. Уверена, если вы обратитесь в бюро судмедэкспертизы, они…

– Нет, дело именно в них. Это действительно не займет много времени. Несколько минут, и я угощаю вас обедом.

– Нет, спасибо.

– Вы берете взятки?

Она рассмеялась. Какой у нее необычный смех!

– Послушайте, я бы с удовольствием вам помогла, но не могу. Я написала все, что имела сказать, в своем заключении.

– Ваше заключение никто не может найти.

Она пожала плечами:

– Такое случается не так уж редко.

– Сделайте одолжение. Скажите, что вы написали в заключении. Иначе буду торчать здесь до тех пор, пока не услышу этого, и изведу вас своими просьбами. Иногда я бываю очень настырным сукиным сыном. Могу поклясться.

– Верю. Не сомневайтесь.

Итак, кое-чего Майкл добился. Она была готова сдаться, лишь бы отделаться от него.

– Хорошо, – произнесла она устало. – Но вам придется сопровождать меня при осмотре пациентов или ждать, пока закончу.

– А это когда?

– Завтра, в семь утра.

– Позвольте сопровождать вас при осмотре больных.

– Почему нет? Я дам вам белый халат. Если кто спросит, вы – мой ассистент.

– Ваше начальство не будет возражать?

Она удивленно посмотрела на Майкла:

– Где вы видите начальство?

* * *

Ее следующий пациент, обложенный льдом, выглядел так, будто только что вернулся из путешествия за миллионы световых лет. Айвз потрогала ладонью его лоб и стала трясти, пока он не проснулся.

– Мистер Альфано, как вы себя чувствуете? Вам лучше?

Альфано еле слышно пробормотал ответ, из которого Майкл не разобрал ни слова. Гейл сделала пометку в медицинской карточке.

– Что с ним случилось?

– Сегодня утром принял изрядную дозу героина, а потом уснул на радиаторе машины. Когда поступил сюда, у него была температура 107 градусов по Фаренгейту [6]6
  41,6 градуса по Цельсию.


[Закрыть], поэтому мы обложили его льдом. – Айвз хотела сказать Альфано еще несколько слов, но тот уже заснул.

Она взглянула на бесконечный список больных, подлежавших осмотру.

– Теперь послушаем, на что жалуется Луиза Марчадо, – по пути в другую палату Гейл произнесла: – Говорите.

Майкл понимал, что следует формулировать вопросы осторожно, чтобы в них ни в коем случае не проскользнули злоба или обвинение. Если дело замяли или кто-то из полиции допустил грубую ошибку при расследовании, это могло касаться и ее. Об этом нужно помнить.

– Официальное заключение о вскрытии гласит: мой брат покончил жизнь самоубийством. А как считаете вы?

– Это широкий вопрос, не так ли? Кажущееся может быть совершенно отличным от реальности. Я уверена, что вы понимаете.

– Вы не ответили на мой вопрос.

Айвз чуть заметно улыбнулась. Они стояли перед дверью в другую палату.

– Все несколько сложнее, чем вы себе представляете.

– Да или нет? Никто не станет использовать то, что вы скажете, против вас.

Она испытывающе посмотрела на Майкла:

– Вот как вы ставите вопрос. Знаете, я раскаиваюсь, что согласилась на этот разговор.