Текст книги "Формула смерти"

Автор книги: Лесли Горвиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 20

Гейл бушевала, и от ее ярости, казалось, некуда было спрятаться: тяжело дыша, она металась из угла в угол, останавливаясь, чтобы взглянуть в окно. Майкл, сидевший за кофейным столиком в ее гостиной, не ожидал подобного всплеска эмоций, такой он ее видел впервые, поэтому принял единственно разумное решение, дабы не попасть под горячую руку, – сидеть тихо, задраив люки и поджидая, пока шторм не утихнет.

Он пришел сразу же, как только она позвонила, впрочем, не надеясь, что ей удалось так быстро просмотреть документы, о которых шла речь. Однако Гейл сняла не только копии с заключения о смерти его брата, но и документов, имеющих отношение к Охьеде и Эпштейн. Папку с делом Лукаса Като обнаружить не удалось.

Время от времени она выпивала рюмку «Абсолюта», но водка не действовала на нее, потому что нервы возбудились до предела.

– Черт его подери! – твердила она, обращаясь то ли к Майклу, то ли к самой себе. – Черт подери этого сукина сына! Что обо мне вообразил? Хорошенькая, пустоголовая девица, которой можно пудрить мозги?

Майклу показалось, что предают ее уже не в первый раз: раньше, наверное, это были любовники, друзья или коллеги – ему хорошо известно, что чувствует человек в такие моменты. Однако, если не кривить душой, можно радоваться, что все обернулось таким образом – Магнус стал ей ненавистен больше, чем ему самому.

Оглядев комнату рассеянным взглядом, Гейл остановила его на Майкле.

– Черт с ним, – заявила она. – Я не так уж нуждаюсь в деньгах, чтобы плясать под их дудку. Есть другие способы заработать деньги. Правильно?

– Конечно, – поспешно согласился Майкл, но на самом деле ему не хотелось, Чтобы Гейл выходила из игры, тем более теперь, когда они идут по горячему следу. Обстоятельства сложились так, что они – союзники, значит, заодно, и было бы лучше, если бы Гейл продолжила сотрудничество с Бюро судмедэкспертизы.

– Нужно вымыться, провоняла формальдегидом, этот запах в последнее время не переношу.

Гнев ее немного утих, и она начала успокаиваться. Расстегнув две верхние пуговицы блузки, предложила Майклу чувствовать себя как дома и направилась в спальню, включила музыку – Дженис Джоплин. Он не помнил, когда в последний раз слышал Дженис, и сейчас ее голос напомнил давно минувшие времена.

Он встал, налил немного «Абсолюта» и на мгновение увидел Гейл, стоявшую в тени своей спальни с распущенными волосами, упавшими на голую спину. Еще мгновение, и она скрылась в ванной комнате.

Пока Гейл плескалась, Майкл просмотрел принесенные ею копии документов, начиная с заключения о смерти Алана Фридлэндера. Конечно, он не надеялся обнаружить в них какое-то откровение, прямое признание факта невозможности самоубийства или хотя бы легкий намек на то, что это могло быть и не самоубийство. Все в деле, включая и заключение Гейл, подтверждало выводы Магнуса и департамента полиции, а многого вообще не оказалось: не было результатов нейтронного и парафинового анализов, химической экспертизы одежды, а также исследования ее под электронным микроскопом и просвечивания фрагментов пули рентгеновскими лучами.

Ничего определенного не нашел Майкл и в деле торговца наркотиками Тино Охьеды. Не проучившись и двух лет на медицинском факультете, Майкл не мог разобраться: заключение о смерти оказалось так напичкано медицинскими терминами, что простому смертному нечего было пытаться что-нибудь понять, как, впрочем, и в написанном простым английским языком.

Обстоятельства неясны. Требуется дальнейшее изучение свидетельств и повторное расследование.

Какое-то сумасшествие. Создавалось впечатление, что с таким трудом собрав все свидетельства того, что торговца наркотиками задушили, Магнус вдруг заявляет, что не имеет ни малейшего представления о причинах его смерти.

Еще более загадочной оказалась приписка внизу листа.

Предписано доктором Магнусом причину смерти считать таковой, как она отражена в заключении о смерти, вплоть до получения отчета из департамента полиции.

Приписка не имела подписи, а отчет полиции в деле отсутствовал.

Наконец Майкл обратился к делу Эпштейн и оказался полностью сбитым с толку – голова пошла кругом и сразу же заболела.

То, что он прочитал в деле Эпштейн, мало чем отличалось от рассказанного ему Амброзетти: полстраницы посвящалось местоположению входного и выходного отверстия пули. В деле не было ничего, что ставило бы под сомнение выводы доктора Магнуса. Заключение о смерти написано сухим техническим языком, который Майкл так и не смог расшифровать, но потом вдруг обнаружилось нечто такое, чего Майкл даже не пытался узнать, – имя убийцы Эпштейн. К его великому изумлению, им оказался глава компании, занимающейся грузовыми перевозками, – Фрэнк Брайс, которого он уже встречал в окружении Рэя Фонтаны.

Что касалось Майкла, сомнений у него не осталось: результаты вскрытий фальсифицировались по приказу Рэя Фонтаны – доказательства налицо, и они неопровержимы. Само присутствие Фонтаны перед зданием, где находилось Бюро судмедэкспертизы, говорило о многом. Наверное, Майклу удалось раскрыть преступную систему, о которой говорил Амброзетти.

Не мешкая, он позвонил Амброзетти и выложил ему свою теорию. Говорил он взахлеб и путано, поэтому детектив несколько раз прерывал и переспрашивал его.

К вящему удивлению Майкла, о Фрэнке Брайсе Амброзетти уже знал: по-видимому, в Нью-Йорке он был не такой уж незаметной фигурой, как ему показалось во время их встречи.

– В определенных кругах Загребатель очень хорошо известен, – сообщил детектив.

– Извини, не понял, кто?..

– Загребатель, от слов «загребать деньги» – жаргонное словечко, обозначающее человека, умеющего легко и быстро зарабатывать большие деньги. Насколько я знаю, он контролирует аэропорт Кеннеди.

– Он говорил мне, что управляет транспортной фирмой.

– Ты с ним знаком?

– Я видел его однажды. Он числится среди друзей Фонтаны.

– Его транспортная фирма – крыша для бандитской шайки, занимающейся грабежом грузовых автомобилей на трассах. Водители, работающие на Брайса, оставляют ключи в кабине, а потом говорят полиции, что не знают, куда подевался груз. Вот так он зарабатывает большие деньги и по праву заслужил прозвище «Загребатель». Когда ему было шестнадцать лет, угодил в тюрьму, там познакомился с нужными людьми и, выйдя на свободу, уже знал, чему посвятить жизнь и как делать большие деньги.

– О Господи! – Майкл не думал, что Брайс может оказаться таким прытким дельцом. Уж если он сам по себе имеет такую власть и влияние, то что говорить о Рэе Фонтане? – Всем заправляет Фонтана. Он собрал вокруг себя много обязанных ему людей и держит их на крючке. Это же ясно как день!

– Нет, в этом деле не все так однозначно, как тебе кажется. Попробую разобраться. Если появится что-то новенькое, позвоню.

Майкл был разочарован. Он надеялся, что Амброзетти с энтузиазмом ухватится за его гипотезу, но тот оставался спокойным в течение всего разговора и не давал увлечь себя новыми теориями.

Появилась Гейл в шортах, майке без рукавов с рекламой пляжного клуба в Ла-Джолле.

По ее грудям, четко обозначившимся под тонкой тканью майки, мчался на гребне волны улыбающийся дельфин. Майкл опустил взгляд. Какие у нее длинные и мускулистые ноги! Наверное, результат пробежек от одного пациента к другому. Без больничного халата она казалась совсем другим человеком – пахла мылом и шампунем, ненавистный запах формальдегида исчез, волосы упрятаны под тюрбаном, сооруженным из полотенца.

– С кем ты только что разговаривал?

– С Ником. Мне кажется, я нашел в документах что-то стоящее.

Он протянул ей рюмку с «Абсолютом» и налил себе.

– И что же ты обнаружил? – спросила она с сомнением в голосе.

Он поведал, что установил непосредственную связь между Эпштейн и Брайсом и далее между Брайсом и Фонтаной.

– А как насчет твоего брата? Есть там что-нибудь новое? – она села на кушетку, приготовившись услышать нечто возмутительное о докторе Магнусе.

– Ничего.

– Ты думаешь, что Фонтана имеет какое-то отношение к смерти твоего брата?

– Возможно. Почти уверен, что существует какая-то связь между ним и Аланом, а все дело упирается в деньги. Да, вот еще Джинни…

– Джинни? Кто это?

Он рассказал ей вкратце все, что знал о Джинни Карамис, а знал он о ней до обидного мало. После смерти, если она умерла, Джинни оставалась для него такой же тайной, какой была при жизни.

– У тебя есть доказательства причастности Фонтаны к убийству твоего брата? Я имею в виду доказательства, которые смогли бы удовлетворить законников?

– Пока не знаю, и мне необходимо обстоятельно обговорить все это с Ником.

– А доктор Магнус? Зачем ему подыгрывать Фонтане? Какие у него мотивы?

– Полагаю, Фонтана держит его за глотку.

Гейл смотрела на него скептически.

– Не знаю, Майкл. Мне кажется, ты слишком спешишь с выводами.

– Я всего лишь заполняю в картине событий пустующие места, и этих мест ох как предостаточно! Что случилось? Ты смотришь на меня так, будто у меня на лбу вырос рог. Считаешь меня сумасшедшим?

– Дело в том, что я не представляю себе, каким образом ты собираешься восстанавливать справедливость. Если Фонтана действительно причастен к убийству твоего брата, даже имея доказательства, ты с ним не справишься. И не говори, что твой детектив тебе в этом поможет – он не волшебник!

– Где-то в его непробиваемой броне есть щель. Моя задача – найти его самое уязвимое место, – Майкл не сомневался, что это ему удастся сделать. – Даже самые крепкие структуры имеют обыкновение разваливаться, если они прогнили и из них вынуть связующий кирпичик. Вспомни Уотергейт.

– Ну, – их разговор забавлял Гейл, и она не преминула подразнить Майкла, – создается впечатление, что ты долго размышлял о судьбах страны и, в частности, президента Никсона и теперь можешь обучать студентов политической теории, разжигая в них революционный пыл.

Майкл осторожно сел рядом с ней на кушетку. Она не возражала.

– Ты считаешь, что сейчас мною движет революционный пыл?

– Я не против, мне твое рвение в деле восстановления справедливости даже нравится, но мне кажется, что тебя иногда здорово заносит. Ты из тех, кто позволяет эмоциям увлечь себя, и вместо того, чтобы все тщательно взвесить, делаешь скоропалительные выводы. Ты немного чокнутый!

– А ты?

– Я? – она откинула голову назад и расхохоталась. – При чем тут я? Но если уж на то пошло, то рядом с тобой сидит еще одна чокнутая. Кто из нас более чокнутый, стоит еще посмотреть. Хотя у меня есть одно преимущество: когда люди узнают, что я врач, они думают, – ах какая серьезная, ответственная и трезвомыслящая женщина! Если бы они догадывались!..

– Еще от одной рюмки водки трезвомыслящая женщина, надеюсь, не откажется?

– И от двух тоже.

– Ты же сильно опьянеешь!

– А почему бы нет? Какие у тебя могут быть возражения?

– Никаких. В данной ситуации выпивка – самое разумное времяпрепровождение.

Только сейчас Майкл вдруг осознал, что испытывает удовольствие от встречи. Давненько же с ним такого не бывало!

– Твое здоровье! – она подняла рюмку. – За твое предприятие!

– Я бы поправил – наше.

Она рассмеялась:

– Пусть будет так.

Они громко чокнулись и выпили.

Трудно сказать, кто из них сделал первое движение – он или она: Майкл вдруг понял, что хочет ее поцеловать, призыв к действию настоятельно зазвучал в нем. Она, казалось, тоже ждала, что должно что-то произойти, и ожидание читалось в ее глазах и позе. Они были уже пьяны и пьянели еще больше. Майкл, хоть убей, не помнил, о чем говорили, над чем смеялись, но какое это имело значение? Ему казалось, что он опьянел скорее от ее близости, чем от водки.

Он поцеловал ее и понял, что она ждала и желала этого поцелуя. Хороший знак! Он услышал, как она пробормотала что-то вроде: «Не слишком хорошая идея, Майкл».

– Нет, великолепная! – не согласился он.

Они снова поцеловались; на этот раз поцелуй длился гораздо дольше.

– Майкл, ты ведь не знаешь сам, чего хочешь. Может быть…

Нет, он знал, чего хотел. И она знала. Так в чем дело?

– Что «может быть»?

Если она и собиралась что-то ответить, Майкл не дал ей этого сделать, закрыв рот поцелуем. Его руки гладили ее спину, шею, руки. Кожа у нее была влажная и теплая. Тюрбан-полотенце упал с головы, волосы рассыпались по плечам, набились ему в рот, но это только распаляло в нем желание, и когда Гейл нашла своим языком его язык, они вдруг покатились.

– Эй, – засмеялась она. – Что это с нами?

Он попытался удержаться на кушетке, но в следующий момент они с грохотом приземлились на пол. Приземление было удачным, и Майкл, приподнявшись, накрыл ее груди своими ладонями, а Гейл обхватила его ногами. Он всматривался в ее лицо – оно показалось ему не таким, как раньше, было незнакомым. А как же иначе, подумал он, если они знают друг друга всего двое суток.

Единственная пуговица, удерживавшая ее шорты на бедрах, безропотно поддалась. Гейл ничего не надела под шорты, и рука Майкла беспрепятственно скользнула между бедер и стала влажной. Гейл задохнулась, на глаза набежала поволока, она забормотала что-то невнятное.

– Что?

– Не кажется тебе, что лучше в постели?

Они поднялись и поспешили в спальню.

* * *

Начало революции Майкл проспал: орудийный грохот, разрывы гранат и бомб – это не был сон, он явственно слышал грохот канонады, от которой у него вдруг разболелась голова. Гейл, лежавшая рядом с ним, заворочалась и проснулась, удивленно посмотрела на него, но Майкл не соображал, что удивило ее больше – грохот за окном или странный незнакомец рядом.

Она выпрыгнула из постели, подбежала к окну и раздвинула шторы. На ее голые плечи упал свет уличного фонаря, но лицо оставалось в тени. «Какая женщина!» – подумал Майкл восхищенно. Не столько ее нагота вызвала у него эротические ощущения, сколько отсутствие стеснительности. Как будто его вообще не было в комнате! В этот момент о революции Майкл напрочь забыл.

Да, это была революция, но случившаяся два столетия назад. Майкл выпрыгнул из постели, подошел к окну и встал рядом с ней.

– Господи, совсем забыла, – сказала она. – Завтра Четвертое июля.

Темное небо разрывалось красными и розовыми огнями, за которыми следовали звуки разрывов. Майкл решил, что какой-то толстосум закупил целый арсенал и устроил предпраздничный фейерверк над Ист-Ривер. Фейерверк был не то чтобы очень красочный и зрелищный, но продолжался довольно долго.

Майкл вскоре устал от вспышек света и хлопанья разрывов и вернулся в постель, надеясь, что Гейл последует его примеру, но та замерла у окна, видимо, боясь пропустить что-нибудь интересное.

Майкл скосил глаза на часы – час двадцать. Тут его взгляд упал на фотографию молодого человека с белокурой ухоженной бородкой и голубыми, как у Гейл, глазами.

– Кто это? – спросил он, уже боясь услышать ответ.

Медленно повернувшись к нему, Гейл ответила:

– Мой муж.

– Муж?

– Его зовут Вильям.

– Где он сейчас?

– Умер.

Глава 21

В тот же вечер Магнус взялся за сравнительный анализ волосков женщины, убитой в квартире на Западной двадцать пятой улице, личность которой до сих пор оставалась неизвестной, и страшно изуродованного мужчины, обнаруженного утром в Риверсайдском парке и установленного усилиями Бюро по розыску пропавших лиц – его звали Патрик Нельсон, двадцати двух лет, в последнее время проживал в многоквартирном доме в Театральном районе.

Для удобства волоски укладывались на стеклянную панель и заливались воском, на каждом из них делался поперечный срез. Они сравнивались по следующим параметрам: длина, цвет, структура. Фолликула каждого волоска имеет три слоя: сердцевину, или медуллу, кору, окружающую сердцевину, и внешний слой, или кутикулу, покрытый микроскопическими чешуйками. Именно по ним легче всего определить принадлежность волоска тому или иному человеку.

Анализ проводился в лаборатории, расположенной на шестом этаже здания. Перед Магнусом на стеклянной панели находилось шесть волосков: три, взятые с убитой женщины, и три – с мужчины из Риверсайдского парка. Магнус легко определил принадлежность четырех волосков – они брались с головы и половых органов обеих жертв. Оставшиеся два волоска принадлежали, несомненно, убийце: один найден во влагалище женщины, другой – в заднем проходе мужчины.

Они оказались идентичными. И мужчина, и женщина убиты и изуродованы одним и тем же человеком. Итак, Мясник существует на самом деле!

* * *

– Доктор Магнус, кроме волосков, вы располагаете другими уликами, которые помогли бы полиции выйти на убийцу?

Магнус окинул взглядом знакомые лица репортеров, собравшихся в вестибюле: его появления ждали с самого раннего утра, и это обстоятельство лишний раз укрепляло его веру в собственную значимость. Рядом с ним стоял человек, которому департамент полиции поручил вести дело Мясника, его звали инспектор Лоренс Колер – плотный невысокий мужчина средних лет с шевелюрой рано поседевших волос.

– Не стану опережать инспектора Колера, надеюсь, он сообщит вам о ходе расследования. Могу лишь уверить, что Бюро судмедэкспертизы располагает дополнительными уликами, которые, несомненно, помогут установить личность убийцы.

– Уточните, что за улики?

– На данном этапе расследования я бы воздержался от дальнейших комментариев. Нет нужды раньше времени настораживать преступника.

Он говорил так, словно в руках полиции оказались совершенно неопровержимые улики, а на самом деле, кроме следов зубов и единственной шерстяной нитки рыжего цвета, найденной под ногтями убитой женщины, полиция ничем не располагала. Весь спектакль затевался для того, чтобы убедить убийцу и публику, что расследование успешно продвигается вперед.

– Доктор Магнус, вы сообщили, что волоски найдены во влагалище женщины и заднем проходе мужчины. Значит ли это, что они были изнасилованы?

– Изнасилованы? Нет, я так не говорю. В случае с женщиной процесс разложения влагалища зашел слишком далеко, чтобы представлялось возможным определить, изнасилована она или нет, но что касается Патрика Нельсона, мы не обнаружили недавних повреждений стенок прямой кишки, поэтому можно говорить о том, что половой акт совершался с его согласия.

Репортеры заволновались: вся эта история обрастала новыми сенсационными деталями.

– Теперь, леди и джентльмены, я должен идти. Инспектор Колер ответит на другие ваши вопросы.

– Последний вопрос, доктор Магнус.

– Да? Что еще? – он повернулся к Сэлу Мартину, репортеру городского кабельного телевидения.

– Многие убийцы имеют обыкновение выбирать себе определенный тип жертв – проституток, например, или пожилых женщин. Какой тип жертв предпочитает, по вашему мнению, Мясник?

– Не могу сказать определенно. Пока налицо только две жертвы, которые мы можем с уверенностью приписать Мяснику.

– Но, доктор, если основываться на ваших уликах, он ориентирован двояко.

– Вы имеете в виду сексуально? Ответ положительный.

* * *

Вернувшись в свой кабинет, Магнус обнаружил по автоответчику, что звонила жена, и тут же позвонил домой.

– Что случилось, Барбара?

– Валери… – ответила жена, стараясь унять дрожь в голосе.

– Боже мой! Неужели это не может подождать? У меня по горло работы!

– Нет, Курт, не может ждать! Я бы тебе не позвонила, если бы дело не обстояло так серьезно.

– Она не?.. – он не закончил предложение, но Барбара поняла, что имеет в виду муж.

– Нет, слава Богу, но час от часу не легче. Замешана полиция!

– Сейчас выезжаю.

Что опять натворила эта шалопайка? Когда же она успокоится? Когда же, наконец, наступят хорошие времена?

* * *

Курт и Барбара Магнус прожили в браке уже двадцать семь лет, когда его назначили главным судмедэкспертом. Этому предшествовал ряд важных постов по возрастающей: заместитель главного судмедэксперта Бруклина, заместитель главного судмедэксперта графства Нассау, главный судмедэксперт графства Дейд во Флориде. Последнее назначение, по сути, спасло их брак. В течение всего года, пока находились в ссылке – так они расценивали назначение во Флориду, – Барбара грозилась от него уйти. Именно последнее назначение мужа заставило ее передумать и остаться с ним: сто двадцать пять тысяч долларов в год – не так уж мало, плюс миленький кирпичный домик на обсаженной кленами улице Форест-Хилз и летний дом на Файр-Айленд. Его никогда особенно не волновали деньги. До сих пор. Обзаведясь новыми привычками и усвоив новый стиль жизни, Магнус понял, что на сто двадцать пять тысяч долларов он не протянет, тем более с такими высокими налогами.

На сорок шестом году жизни Барбара Магнус не только не утратила своей привлекательности, но приобрела шарм, изящество и стиль. Хотя в ее волосах кое-где поблескивала седина, время милостиво пощадило лицо – ни единой морщинки, – живость и блеск глаз! Магнус понимал, почему мужчины так и липнут к ней. Сам он давно потерял сексуальный интерес к жене.

Когда Магнус вошел в дом, Барбара говорила по телефону и повесила трубку, как только увидела его.

– Это был Эл.

Эл Сильверстейн – их адвокат.

– Что она опять натворила?

– Валери была на вечеринке в доме своего друга в Манхэттене, его родителей дома не было – полная свобода, и вечеринка перешла за рамки дозволенного. Соседи позвонили в полицию, и с полдюжины детей арестованы.

– Лишь за то, что они слишком шумели?

Родители категорически запретили Валери посещать какие бы то ни было вечеринки без присмотра старших.

– У них оказались наркотики… – Барбара говорила ровным голосом, успев взять себя в руки. Магнусу показалось, что она вообще хочет переложить воспитание дочери на его плечи.

– Какие наркотики?

– Кокаин, наверное. Или травка, а может быть, таблетки. Какая разница? – разозлилась она.

– Но что совершила Валери? За что ее арестовали? – если бы у него были факты, он смог бы оценить ситуацию и сделать соответствующие выводы. Может быть, все не так плохо, как говорит Барбара. Он почувствовал боль в груди и сел.

– Хранение запрещенных законом веществ. Сопротивление представителям закона. Непристойное поведение, – она избегала его взгляда.

– Что? Что это должно означать? – последнее обвинение показалось ему более серьезным, чем два первых.

– Так сказали Элу полицейские, когда он позвонил туда. Они не сообщили подробности, но ведь мы все равно их узнаем, – лицо Барбары потемнело от злости, и когда он промолчал, она накинулась на него с упреками:

– Это ты во всем виноват, Курт. Не следовало с ней либеральничать. Именно ты избаловал ее. Я пыталась тебя переубедить, но ты не слушал.

– Что ты несешь? Я с ней либеральничаю? Где ты была, когда она без разрешения взяла машину? Почему ты не узнала, куда она направляется? – Магнус налил себе водки с содовой, выпил и снова наполнил стакан. В груди болело, нервы – на пределе.

– Конечно же, ты во всем винишь меня! Она и ее подружка, эта потаскушка Карла, сказали мне, что собираются в кино. Что я должна была делать? Запретить? Я не тюремщица, а ей уже семнадцать. Вложить в ее голову хоть чуточку здравого смысла нужно было гораздо раньше – после того, что тогда случилось, тебе не следовало вмешиваться, пусть бы она понесла наказание. Сейчас все это было бы позади.

«После того, что тогда случилось!» – обычно Барбара только в таких словах упоминала, что произошло три года назад. Он понимал ее чувства – именно из-за Валери им пришлось на время уехать из Нью-Йорка и затаиться во Флориде. Тогда им пришлось приложить громадные усилия, чтобы историю замяли, и они упоминали о ней тогда, когда хотели побольнее задеть друг друга.

– Ты, наверное, забыла, Барбара, если бы эта история вылезла наружу и Валери понесла бы наказание, с моей карьерой было бы покончено раз и навсегда, и у тебя бы не было этого дома и твоих автомобилей!

Барбара фыркнула и загремела в мойке посудой. Она устала быть опорой семьи, без ее любви и мужества этот дом уже давно бы развалился, и где бы они все сейчас очутились…

– Забываешь, Курт, что и без твоей помощи у меня могут быть и дома, и автомобили. Только тебя со мной не будет!

Не будучи готовым к такому резкому выпаду, Магнус расстроился еще больше и ничего не ответил. Она включила воду, намочила губку и принялась резкими движениями вытирать кухонный стол. Увидев, что муж наливает себе еще один стакан виски с содовой, Барбара взорвалась.

– Собираешься напиться? В создавшейся ситуации это вряд ли поможет.

О Господи, как ему хотелось снова оказаться в своем кабинете! Там у него власть, авторитет и уважение окружающих, здесь же – сплошные унижения.

– Давай не будем заводиться, а лучше подумаем, как выручать Валери. Где они ее содержат?

– В девятнадцатом участке на Западной девяносто четвертой улице.

– Ты говорила Элу, чтобы он попросил выпустить ее под залог?

– Нет, и не собираюсь. Нужно наконец преподать ей урок!

– Ну что ты, Барбара! Черт меня подери, если я позволю Валери провести ночь в камере! Что ты такое говоришь? Какой урок она может из этого вынести? Родители ее в грош не ценят?

– Я придерживаюсь другой точки зрения. Да и вообще, что ты так волнуешься за Валери? Да и за Валери ли? А не за себя? Ты не хочешь, чтобы эта история попала в газеты, вот что тебя больше всего беспокоит!

– Послушай, Барбара, конечно, черт побери, меня беспокоит и это! Но это не значит, что я не люблю свою дочь. Я не хочу, чтобы у нее появился привод в полицию. Да и за что? За то, что миллионы подростков делают изо дня в день по всей стране.

– Миллионы других подростков никого не убивают, Курт! – лицо Барбары стало пунцовым. Надо же было такому вырваться! Она не хотела заходить так далеко, эти слова висели в воздухе, как проклятье. – Кроме того… – ее голос прозвучал хрипло и приглушенно.

– Что «кроме того»?

– Кроме того, Эл говорит, она порядком влипла. Они ведь проверят, если уже не проверили, и обнаружат, что у нее уже были неприятности с законом раньше.

– Что ты говоришь?

– Я говорю, Эл не уверен, что сможет ей помочь… Нам помочь.

Магнус погрузился в размышления.

– Курт, почему ты молчишь? – внутри у нее что-то как будто сломалось. – Что нам делать?

– Спокойно, Барбара. Предоставь все мне.

– Куда ты направляешься?

– Мне надо позвонить.

Магнус поднялся по лестнице, вошел в спальню и плотно закрыл за собой дверь. Он давно ожидал, что Валери выкинет какую-нибудь штуку. Он не заметил, как дочь вышла из-под его контроля и теперь находилась в состоянии войны с собственными родителями. Она – такая же увлекающаяся, как и ее отец. Жена была права, когда говорила, что он боится потерять все из-за какой-то выходки Валери. Его положение и карьера висели на волоске, но Магнус знал, как поступит в следующий момент. Он понял это сразу, когда жена сообщила об аресте дочери. Ведь у него не было выбора, он не мог позволить, чтобы его будущее зависело от Эла Сильверстейна, зная, что каждая минута промедления чревата фатальными последствиями.

Не было надобности заглядывать в записную книжку, чтобы узнать номер телефона. Магнус знал его наизусть. Но сейчас он находился в таком взвинченном состоянии, что не надеялся на память. Набрал номер и, когда кто-то поднял трубку, сказал.

– Это Курт Магнус, доктор Курт Магнус. Скажите мистеру Фонтане, что мне необходимо с ним поговорить.