Текст книги "Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов"

Автор книги: Леонид Первомайский

Михайль Семенко
© Перевод В. Михановский

МОМЕНТ

 
Несколько нестройных впечатлений
Проводил на вокзал сестру
Было нежное утро
Мы продрогли на ветру
Ждали поезда часа два
лениво
работала голова.
 
 
Сыро и скользко на Ромодане
Побежал купить билеты
Заодно газету
Небо замутилось было оно так близко
И словно в тумане
Гайдамаки на платформе
с винтовками жупаносвитки
в невиданной униформе.
 
 
Во встречном поезде встретил давнего знакомого
его путь лежит через Азию в горы
мною недавно покинутые места
мне хочется
сесть в вагон
в противоположную
сторону умчаться
хоть дорога крута
к чужим далеким родным милым берегам.
Но мы руки пожали
и я в Кибинце.
 

XII.1917. Кибинцы

МИСТИЧЕСКАЯ МАГИСТРАЛЬ

 
Я жду когда ветер сделает свое дело
Когда рекламно охватит город профанация
Когда вспыхнут огни и погаснет небо
И замигает в глазах праздничная иллюминация.
Я жду минуты когда дороги сойдутся
Пересекутся параллели и сольются спирали
Все пути направленья давно уже рвутся
Все дороги сходятся к мистической магистрали.
 

2. VI. 1918. Киев

МОЛОДЫЕ АВИАТОРЫ

 
Я приветствую вас, молодые авиаторы,
И тепло пожимаю руки.
Сдвинулся искусственный экватор,
У моего порога вырос бамбук.
Я освещаю сердца бензинного блеском
Шум пропеллера и кожаное кепи.
Все огражденное рушьте с треском —
Интернациональте степи!
 

1918. Кибинцы – Киев

ОЖИДАНИЕ

 
Прошло 5 веселых трамваев.
Вас нету.
Ах, как зимно на углу ожидать в мае,
Когда пустота немая
в сердце поэта.
Вышла панна – совсем не похожа на Вас,
Ландышами благоухая.
И долго-долго следил мой взгляд,
Как каблучки блестят,
И мечты качали меня, играя.
 

1918

ПОЭМА ГРЯДУЩЕГО

 
Неведомые грохоты и громы
Изобретений новых и патентов
Блестящей меди солнечные пятна
Строенья гордые железных архитектов —
Душа моя полна соревнованья
Вся сила разума горит в порывах
И кровь моя вся пенится в стремленьях —
Луч ощутить искусственного солнца.
Мой взгляд опередить готов экспресс
Он между склонов каменных проходит
Которые в себе пока что прячут
             богатства будущей реализации
Пересекают горные долины
             усовершенствованные каналы
вдоль тучных стад ухоженной скотины
до волн прозрачно-голубых
а там гранит кончается суровый
и там начало той голубизны
что гордо именуют океаном
он атомным движеньем побежден
микроскопическим необоримым
и кабелем преодолен бескрайним
             который пробирается по дну.
Мой взгляд электроток опережает
моя бессонность зверя побеждает
таящегося до сих пор во мне
мое нечаянное вдохновенье
             аморфность изгоняет из меня
моя же гениальность
             завалы обстоятельств разрушает.
Себя я ощущаю без границ
себя я ощущаю надкультурным
надрасовым я чувствую себя
с бессильем атавизмов я сражаюсь
которые все больше угасают
и становлюсь грядущим я и сильным
и шумы постепенно переходят
в неведомую музыку бетона
и человек что сделан из железа
встает уже слепящим силуэтом
и вот он во весь рост стоит на фоне
материи что им побеждена.
 
 
Недаром электрическая воля
из глаз его распахнутых струится
в ней скрыты необычные приметы
пред нею горы рушиться готовы
простор и время слиты в ирреальность
и мирозданья строгие законы
способна эта воля изменить
вот так великий синтез создается
эгоцентризм и объективность слиты
и апогеи восхода и захода
             свиваются в неслыханный клубок
в своем интуитивном единенье
сошлись я вижу в неизбежной точке
природа порожденная —
с природой
которая другую порождает.
 

ПОЭМА ОТВАГИ

 
Ночно. Пятнит фонарная рама.
Постель белеет – ведь я не сплю.
Стихла, промчавшись по улице, драма.
У-лю-лю.
 
 
В засыпающую мысль
Искры гирляндных слов.
Я хочу, чтобы мне приснилась Гренландия
В брильянтах бескошмарных снов.
 
 
Друзья мои, закройте
энциклопедии и фолианты!
Друзья мои, в экстазе вперед – другого нет!
Пусть каскадно голубятся веранды
И опурпурит вселенная бред.
 
 
Кто вскрикнул: – боюсь —?
Скажи матери, что надежд ты не оправдал всех!
Потому что в душе ее мрачный груз.
И – презираемый – ты услышишь мой смех.
 
 
Неведомыми нитями
Прошиты дали мировые.
Энергия – электрическими ручейками —
Заполонила весь свет —
И исчезнут слабые, исчезнут смешные,
Исчезнут больные
В распаде неиспользованных лет.
 
 
Я электричество включил,
Друзья мои, ночью – для вас это!
Я ко сну и болоту себя не приучил —
Я не могу спать, не могу до рассвета.
 
 
Кто там зажег во мгле неясной
Факел блестящий над маревом стен,
Обнимающих пустоту,
Чтоб осветить дорогу мечте напрасной,
Чтоб осветить руин красоту?
 
 
Сбегайтесь, сбегайтесь, титаны-великаны,
Силуэтами тайными со всех сторон!
Это я зажег электричества океаны!
Это я разбудил звон!
 
 
Бояться вестников не надо,
Не оглядывайтесь, не возвращайтесь назад!
В мусорниках, запоэтизированных цветами,
И там, где кладбищ ограда,
Змеится мистический гад.
 
 
Я люблю, я люблю бульварные взгляды,
Я не подам несмелым руки.
Кого голодом одолженным
Косит смерть без пощады?
Кто отчаянно просит: – кинь —?
 
 
Перейди, перейди разъяренную улицу,
Прямо в глаза сумасшедшему глянь.
Пусть вниманье твое и мозг напрягутся,
А ты рассмейся и стань!
 
 
И когда станет неприветно и холодно —
Зайди в городской сад.
Друзья мои, не бойтесь вестников!
Друзья мои, не возвращайтесь назад!
 
 
И кого крик неожиданный оглушил —
Тот оскорбил существованьем
И эпохи величье, и нас.
Друзья мои, я встал и электричество включил,
Друзья мои, ночью – это для вас!
 

1918

ОСЕННИЕ СКРИПКИ

 
Ночь вздыхала последними каплями
Пришептывая съежился сад
Тоска исходила затененными пятнами
И был таким заброшенным фонтанный каскад.
 
 
Программа завершается скрипичным соло
Листки трепещут на пюпитрах нот
И был слишком болезненным тоскующий голос
И был таким ненужный завершающий гавот.
 
 
Умирали все отблески
Умирали все надежды вздыхая тяжко
И был таким чужим и далеким кафе-ресторан
И казалось – не прикрылит и сердце не обогреет
Пташка
И казались такими неприступными
Тающие силуэты панн.
 
 
Толпа втягивается в электрические ворота
Предстают такими мизерными передэстрадные скамьи
Была такой прозаичной и будничной забота
И так жаль было праздника
И в сердце плакали ручьи.
 
 
Седовласый дед вспоминал о далекой молодости
Окрыленность
Механически офутляривая предназначенную виолончель
На музыкантах печатью лежала
Усталость и отрешенность
И так нереально грустил за киоском Боттичелли.
И казалось с самым дорогим на свете
Связующие рвутся нити
Там где скрипок осенних
Затерялись звуки печально
Оглядываясь на трамвай
Думаешь о гогеновском Таити
И шагая по тротуару
Приглядываешься к трепету точек дальних.
Вспоминаешь что завтра идти на лекцию
Английского языка Берлица
Зима минует кровь за океаны
Всей молодостью властной позовет
А то что было навсегда исчезло
И не вернется больше безусловно
И ты уже без жадности особой
Взираешь на зеркальные витрины
Кондитерских закрытых и кафе.
Проходят мимо людные кварталы
Безудержны огни и грохотанье
И от мечтаний на плечах свисает
Уставшая сверх меры голова
И вспоминаешь слышанные прежде
Ты всплески что нежны были как голос
Какой-то позабытой русодевы
И вспоминаешь теплые – но чьи же? —
Недавно отзвучавшие слова.
 

1918

МАЛЬЧИК

 
Молод я, но многое познал,
Мир и жизнь постиг довольно рано.
И душа еще желает ласки,
Я еще ребенок – и когда же
Взрослым умудрился стать?
Я желаю друга, как когда-то,
Когда был еще идеалистом,
И к тому – достаточно наивным.
Пусть меня хоть кто-нибудь поймет!
Мальчик я еще – о встрече с панной
Я мечтаю, до сих пор желанной.
Ко всему еще – я непрактичный,
И пугает женщина меня.
Что еще сказать? Непостоянен.
Жизнь моя – как будто белый круг.
Погодите – завтра Арлекином
Стану я,
И зазвенят на шее
Маленькие чудо-бубенцы.
Жизнь меня, похоже, обогнала,
Только я романтиком остался,
Мне трагедия – любая малость,
А мечтанье – вражеский огонь,
И любая искренность – ошибка,
И стремленье означает рабство.
Так и попадаю я в неволю —
Создавая для себя свободу,
Раб свободный – так меня зовут,
Смелости моей не удивляйтесь,—
Замешательство ее сменяет.
И бездарность сменит гениальность.
И, порой бывает, слезы друга —
Вот доброжелательность моя.
Я своих дорог совсем не знаю,
Я творю,
Во мне творится мир,
Он не существует без меня.
Ночь пройдет,
Тогда я – снова ваш.
В общем, я такой обыкновенный,
Опаленный жертвенным огнем,
Всю свою свободу подаривший
Собственным созданиям своим.
Сколько будет тех ночей – не знаю,
Сколько дней – не ведаю я тоже.
Никому я не принадлежу,
И ничто мне не принадлежит.
Мальчик я еще,
И не дивитесь
Силе необузданной моей.
Три седых, глядите, волоска
Тоже в шевелюре у меня.
 

1919

ПРИЗЫВ ВЕКОВ

 
Зовет меня очерченность стальная,
Влекут бетонные мосты,
Перила из цепей
И каменные баррикады.
И примет в пасть свою беззлобный гнев,
Что ко всему на свете безразличен,
И примется судьба моя бессильно
Тот круг, что спаян, размыкать.
И трубы черные разрисовали небо
Каким-то адским содержаньем,
И лесом, издали манящим,
Подчеркивают дальний окоём.
Ритмические птицы,
Сталь ослепительную рассыпая
Над городом, хотят разбить на части
Эфир, что метафизики лишен.
Зовут, зовут меня – железный грохот
И неумолчный шум огромных толп,
Идущих под бетонною защитой.
Зовут меня поэмы,
В которых память не волнует душу,
Где интересы с замыслами вместе
Пересеклись крест-накрест.
 

1919

ПРИЗЫВ

 
Не будьте, не будьте такими озабоченными —
По Крещатику ночью не бродит хмарь.
Не делайте, не делайте лица сосредоточенными,
Выбросьте карманный словарь.
 
 
В черную ночь – электричество беззаботное засветите,
Представьте, что вокруг вас – храм.
Разрушенность стенную полюбите, полюбите —
Больше нету, нету драм.
 
 
Освободитесь осторожно от хмурости банной,
Задерите голову ввысь,
Где размах аэропланных препон.
Не признавайте мудрости
И от тоски непрестанной
Заведите граммофон.
 
 
Я не люблю видеть вас сосредоточенными,
Вас связывает карманный словарь.
Почувствуйте душу душой неозабоченной,
По Крещатику ночью не бродит хмарь.
 

1919

ПРИГЛАШЕНИЕ

 
Я покажу вам множество миров —
Оригинальных и капризных.
И множество дорог – как бы даров —
Кто хочет дух мой вызвать?
 
 
А мы приходим к финишу без сил.
Стихии победили мы с тобой.
Я двери отомкнул и отворил —
Кто хочет ночью погулять со мной?
 

1919

ПОЭТ

 
Я жду, когда волна обрушится адом
И душу мою подхватит бурун.
Я не люблю, когда милая рядом,
А под моими ногами – грунт.
 
 
Мое сердце жаждет несуществующих цветов.
Мое сердце расцветает в поисках, боль затая.
Не один я на свете – присягнуть готов! —
В красках рассветов буря моя.
 
 
Я любуюсь бессюжетностью бури,
Сила – мой динамичный сюжет.
Мой мир – в тонкой миниатюре,
Я – безобразцовости поэт.
 

СТИХ («фффф»)

 
фффф
дуло кашляло
шшшш
шипело шумно за машиною
грязеснег —
в тумане
сани – сани
колыхали хрустенья
смягчали сипеньем
злились фигурно
ветки
нежные кокетки
сверкающими взглядами
кхе кхе кхе
!Вы.
 

1919

Я ПРИДУ

 
Воды мне на голову, да поскорей!
Налейте живей без обмана.
Ища с вами общий язык, ей-же-ей,
Запутался я, как ни странно.
 
 
С горы я высокой окрест погляжу,
Мечту отыщу – не покину!
Про крики неслышные я расскажу —
Так дуй же ты, ветер, мне в спину.
 
 
Так станьте же издали, дух затая,
Приду, сам приду я с приветом.
И не повстречаюсь на кладбище я,
Приду я к вам будущим летом.
 
 
И мне поцелуев припомнится пыл,
И смех, и слепящая даль.
С тобой отношенья я возобновил…
Мне первую дали медаль!!!
 

1919. Киев

НОЧЬ

 
Ночь прислушивается к пустым улицам
И к тротуарам немым
Когда на тумбе сидит красноармеец
И целится в месяц —
Когда город замрет после 2-х часов ночи
Изредка по мостовой простучит
Затихнет холодным электричеством облит
Подшучивая над звездным небом —
Тихо в стенах комнаты
Капает из водопровода
Работа закончена —
Спать —
Не хочется —
Словно недоделал чего-то —
Утро.
Газеты чай и обед
И суета на вечерних улицах
Оседает и шумит в ушах
Пока не закапает из водопровода.
 

23. III.1920. Киев

РАНА

 
Ранила меня
Прямо в сердце —
Я не прощу.
Я найду тебя —
Я найду.
Я запрячу боль —
Я запрячу в себе.
Я закушу печаль —
Я закушу.
Ранила меня прямо в сердце —
Ты.
 

24. II.1921. Москва

ЛАСКАЛА МЕНЯ

 
Ласкала меня,
Шептала:
Хорошо.
Шептала в ухо:
Мой.
Гладила и шептала:
Скажи.
А после говорила:
Ты – чужой.
Прощались —
Целовала, целовала.
Я сержусь:
Ты знала,
Что я не забуду тебя.
 

24. II.1921. Москва

ЛЮБОВЬ

 
Осень – зима – весна – лето
И она – все другая – она
Все дальше – за нею – лететь
И весна – зимою – весна.
 
 
Неделю назад – вчера
И сегодня – любви боль
И сегодня – предчувствие больное
Завтрашней недели люболь.
 

25. II.1921. Москва

ОТДОХНИ

 
В жилы влит огненный яд давно
Не забыть запаха борьбы
Не миновать того что суждено
Не повернуть колеса судьбы
 
 
Ты не свободен ты не сам
Клочок земли далекой не спасет шалишь
Все прошлое относится к небесам
А ты земле принадлежишь
 
 
Не думай что ты великий
Это комично а поясненья – что дадут они
На́ тебе в гроб гвоздику
Отдохни.
 

10. III. 1921. Рига

ПОИСК

 
В глаза бьет пыль
Ветром весенним
Тротуарами
и ариями веснит сердце
ищет существующей
и ее запах
в цветах в витрине
стоя с ней рядом
и спрашивает сердце влюбленно
где она?
и говорит что она тут
и ласково в ухо бормочет
а ночью жгучим шепотом
шепчет
и веснит сердце
кричит загнанное в угол.
 

19. IV. 1921 Москва

МЕРИДИАН

I

 
О шар земной
шар земной
Прекрасен ты и велик
как последний поэт на тебе —
я.
 
 
О шар земной
шар земной
 
 
прекрасен ты и могуч
и хоть к несчастью и поэт я
но не буду рифмой
думать я
не буду слюнявить твои
континенты и
моря
 
 
О шар земной
шар земной
может вместо морей
стальной гамак покроет тебя
исчезнет навек
современный корабль
а вместо материков
будет сплошное железо —
о что ж!
не погибели знак!
все ж наша отчизна
шар земной
и тебе в самом деле поет
последнюю песню
последний на тебе поэт —
то есть я —
лирик океанов
и континентов —
о шар земной
шар земной мой!
 

II

 
Экватор и меридианы
полярные круги и тропики
все эти воображаемые линии
и радианты —
слушайте поэты-эзопики
и вы академики-комедианты!
В те поры когда вы
будете воображаемыми и
                          абстрагированными —
меридианные знаки
градусы
по железному полу земли
проведут инженеры истинные.
Вместо границ меж державами
шар земной поделен будет
параллелями и меридианами!
Кто ж виноват
или я —
или шар земной —
что сын родителей нерожденных
рисует грядущего панорамы
сидя здесь с вами —
и крутится
и дергается
и плюет
и плачет
и смешит людей
бродит и вопрошает —
где я?
однако хорошо знает
он не злой и
усмехается:
так где же?
в Киеве.
 

15. Х. 1922. Киев

1 №

 
Женщина которая отдается не часто
и таит в себе сдержанности красу —
словно тебе самому – говорит – что свою любовь
я тебе – я тебе несу —
и почему только мне – не знаю я —
и удивляюсь – и не понимаю – и не верю —
и ее жизнь – и свою с пятнами —
печально и молча меряю —
и зачем мне – еще одна
и зачем болезненная – мне – рана
и хочется чтоб это была последняя
и хочется чтоб она была последняя…
 

КРЫМ
(Одиночество)

 
Луна
восходит над кипарисами
ночью —
водит
ветер
полосы по морю —
а днем от Ай-Петри
из открытых пригоршней
разноцветные
веселые
изменчивые
пятна —
             и до самого
             берега
             где Ирочка ходит
             по склонам
             зеленым
             в свитере.
В виноградниках
в букетах
зелени
брошены белые дворцы —
чужие —
скучные —
а ночью глубокой
когда ничего не видишь —
сны пустые.
Пустопорожня лирика под солнцем
нудна под луною
над бутафорским ландшафтом-морем
Крыма —
и ходишь один
и ловишь зовы в жилах
и молишь
беззвучно и
скулишь:
Гори —
Камень —
Лес —
Берег —
если бы
черт принес
хоть какого
в дверях
Ялового![5]5
  Михайло Яловой (Юлиан Шпол) – украинский писатель, некоторое время принадлежал к аспанфутам.


[Закрыть]
 

1925

6 №

 
Тебе – дитя мое – что завтра на аборт пойдешь —
Тебе – которому лишь только месяц —
Тебе – что месяц лишь как зародился, а живешь
столетий миллионы в животе
вот этой женщины, что я люблю —
Тебе уж месяц,
завтра ты – ничто
и выбросят кусочек твой в ведро
с помоями —
тогда ты поплывешь
канализационною трубою
далече, в море Черное, где ты
и зародилось от меня.
Тебе —
Тебе —
Тебе это.
Неведомо, никто и не узнает —
ни мать твоя, ни я – отец твой —
ты было б мальчик или девочка —
любило б маму ты свою и говорило б: мама!
Отца б любило своего и говорило б: папа!
Сосало из грудей бы молочко
И щурило на солнышко глазенки.
Но миновали б годы —
И ты пошло бы в детский садик —
И выросло бы,
И соревновалось бы,
И зачинало б…
Так будь же вечным ты,
Что завтра же очутишься в ведре,
Чтобы беспомощно там плавать:
Твою я маму завтра прогоню,
Она из моего исчезнет сердца,
Как ты из тела матери исчез.
Будь вечным ты, бессильное, но все же —
Разумное, жило ты ровно столько,
Как было и отмерено тебе.
Будь вечным ты, поскольку ведь известно —
И я в свой час положенный умру,
И мать твоя умрет,
И не одно ты
Назавтра в белом поплывешь ведре.
 

1926

МОЙ РЕЙД В ВЕЧНОСТЬ – II

 
Слушайте шепот хвои на хребтах,
Слушайте, как шумят
вековые ветви-плети.
Нельзя заслонять нынешней жизнью
Жизнь
Тысячелетий.
 
 
Будьте благодарны вечности, что живет
в вас,
оживляйте каждую
вещь.
 
 
Когда найдете в земле полусгнивший
человека таз —
вы с человеком
с глазу
на
глаз.
 
 
Не будьте мертвыми археологами,
прошлое не раскладывайте
номенклатурою
механистической!
Посмотрите:
в гробнице лежит мумия фараона,
и возле нее – его
зубочистка.
 
 
Миллионные когорты лежат косяками
таких же футуристов, какими
мы были.
И они возводили «вечные» стены и
с оградами ворота
и в борьбе
головы сложили.
 
 
А вы желаете сделать из человека
какую-то платоновскую идею,
когда каждый человек —
полон вечности, поверьте.
Миллионы нынешних и грядущих людей —
миллионы людей
смерти.
 
 
Так не умирает жизнь.
Так мы идем в вечность.
Атланто-гэс,
Нило-гэс —
сменяет наш
Днепро-гэс.
Вот почему, когда я умру —
положите со мною вместе
мой чемодан
и мою зубочистку наперевес.
 

1. VIII. 1928. Злодеевка

Гео Шкурупий
© Перевод А. Лашкевич

МОРЕ – 1

 
Пусть в море ночь…
Пусть шторм ревет…
Пусть тьма мешается с водою!
Горами волны пусть несет,
Как черный призрак,
Скрытый мглою.
 
 
Корабль в безвестность унесет,
Вчерашний день наскучил впору,—
Граница скал впотьмах встает
Да гривы вспененного моря…
 
 
Как нерв, распахнутая муть
Под сводом бьет неутомимо;
Неведом мне глубинный путь
И где родная Украина…
 

МОРЕ – 2

 
Вспенятся гривами скакунов
Волны морские, и сто моряков
Выйдут из них, оседлают коней —
Вдаль полетят, где не видно путей.
 
 
Ветер над морем сорвется на крик,
Пеной глаза им ослепит на миг,
Всадники черные выстроят ряд —
Словно на море проходит парад.
 
 
Бездны услышат призыв, а над ней
Страшный и жалобный скрип кораблей,
Мачта трещит и качается там,
Парус разодран уже пополам.
 
 
Волны сойдутся,
Гром грянет над ним —
Всадником больше станет одним,
Голос ужасный во тьме прокричит,
Страшное эхо луна повторит,
Ветер в простор этот крик унесет,
Где море бушует, море ревет.
 

МОРЕ – 3

 
Тьму ночи разорвало утро,
Ударил луч,
Сверкнул он позолотой тускло
В разрывах туч.
 
 
Там горизонт – доплыть не пробуй,
Волне не верь,
Ведь море – миллионогорбый
Усталый зверь.
 
 
Туда, туда, где солнце встанет,
Где свет и жар,
И пропадет в сыром тумане
Ночной кошмар.
 
 
И утро, как стрелок отважный,
Своей стрелой
Сожжет предательский, бумажный
Покой ночной.
 
 
Пронзит зеленую пучину
И ил под ней,
Покажет всем шальную силу
Своих лучей.
 
 
Где море с берегом играет
В свою игру,
Туда, где солнышко играет,
И я иду…
 

МОРЕ – 4

 
Шумит в тумане порт родной,
Стреляет глазками красавица,
Борт от жары блестит смолой,
Смолистый запах поднимается,
А в сердце – образ дорогой
Былых мечтаний не стирается.
 
 
Над головою – Южный Крест,
Вода здесь бархатом слепит
И ветер дует – зюйд-зюйд-вест,
Шкипер спит.
 
 
Стройны все мачты у судов,
Но их стройнее стан Марии…
Как пальма с дальних берегов,
Как будто грезы золотые,
И сон отважных моряков
Волнует девушка Мария…
 
 
Над головою – Южный Крест,
Вода здесь бархатом слепит
И ветер дует – зюйд-зюйд-вест,
Шкипер спит.
 

МОРЕ – 5

 
Нас снова край земли зовет,
Где зреют сочные бананы,
Где дни и ночи напролет
Грохочут и поют тамтамы.
 
 
Сверкает лучезарный день,
И море словно луг зеленый,
И в томной неге млеет лень
Под печью солнца раскаленной.
 
 
Журчит вода под кораблем,
Напополам он режет глыбы,
Дельфинов рай… И мы плывем…
То тут, то там порхают рыбы.
 
 
И вдруг – далекий где-то гром,
Теченье мощным водопадом
Встречает нас, и дым столбом,
Курчавый дым, и пальмы рядом.
 
 
Прилива шум и рифов рык,
И мы ему с тревогой внемлем
И слышим с мачты бодрый крик:
«Земля, земля! Я вижу землю!»
 

ГОЛОД

 
Накормите меня, согрейте!
Поднимите с моих очей
Веки, выцветшие от смерти,
Той, что смотрит в глаза людей.
 
 
Я полуночный волк матерый,
Хлеб сухой, выбиваясь из сил,
Раскаленной топтал подковой
И ночами над мертвыми выл.
 
 
Завернувшись в лохмотья, незримо,
Словно римский патриций, точь-в-точь,
Я в груди своей прятал зиму
И носил в своем сердце ночь.
 
 
Я о солнце хочу потереться,
О горячее солнце спиной,
Чтобы холод проник в его сердце,
Чтобы лето стало зимой.
 
 
В одеяло рваное, в холод,
Словно римский патриций, один,
Завернусь – я, всемирный голод,
Умирающих властелин.
 

ПОКУШЕНИЕ НА РЕВОЛЮЦИЮ

 
Гадом черным 18-й год
Окружил Республику белыми:
Белочехи, Колчак и деникинский сброд —
Вот кого в шею гнали и били мы.
 
 
И вдруг стоны радио в степь,
Выкрик телефонного известия…
Взволнован каждый Совдеп
Жестокой, печальною вестью.
 
 
Выстрел в народную грудь —
На Ленина покушение,
Пуля врага – это страшная суть —
Рана и потрясение.
 
 
В мир и космос – радиоволн поток:
Крепче ряды, острее взоры!
На белый террор, чей удар жесток,
Ответим красным террором.
 
 
И каждый гудок кричит теперь,
Как всемирный рабочий рот —
Навеки позорно названье «эсер»!
И проклято прозвище Ройд!
 
 
И сквозь гуденье и грохот труда —
В стране рекою искристый дождь —
Повсюду слышится – Ленину – да!
Да здравствует мировой вождь!