Текст книги "Душеспасительная беседа"

Автор книги: Леонид Ленч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Подруга жизни

Когда Ольгу Павловну, жену профессора Снегопадова, знакомые спрашивали, о чем она мечтает, какое у нее самое заветное желание, она быстро и без всяких колебаний отвечала:

– Хочу, чтобы мой муж прожил как можно дольше. Ну, и я, конечно, вместе с ним… потому что я создана быть подругой жизни. Вдовы из меня не получится!

Знакомые смотрели на ее красиво убранные седые волосы, на крепкий румянец еще совсем свежих щек и на пышный бюст и одобрительно посмеивались. А Ольга Павловна продолжала развивать свою мысль.

– А вы думаете, это так просто – не дать сделать себя вдовой? – говорила она, иронически щуря темные глаза. – Это тяжелая работа! Дьявольское напряжение, все время начеку. Нынешние мужчины все какие-то хлипкие. На минуточку отвернешься – у него уже инфаркт…

– Но ведь Игнатий Сергеевич крепыш, здоровый мужик!

– Да, но он уже вступил в тот возраст, который требует бдительности, бдительности и еще раз бдительности! И потом… он, конечно, талантливый ученый, умница, но, между нами говоря, это же абсолютный дикарь и троглодит, когда дело касается его собственного здоровья. Но он не на ту напал! Я поставила перед собой задачу – дотянуть его до сотни. Я этого хочу. И я этого добьюсь! Это мой общественный долг!

Началось с того, что Ольга Павловна уговорила мужа жить на даче круглый год: свежий воздух подмосковных лесов, как известно, сохраняет легкие и расширяет сосуды.

– Уже одно то, что Игнатий Сергеевич не будет слышать телефонных звонков, – говорила она своим громким, властным контральто, – сохранит ему энное количество нервных клеток. Я подсчитала: из десяти звонков, как правило, минимум шесть, а то и семь бывают неприятными или обременительными. Правда, я сама беру трубку, но они все равно прорываются! Все нужно учитывать в этом возрасте, буквально все!..

Однажды, когда Игнатий Сергеевич сидел у себя и писал, в кабинет вошла Ольга Павловна и сказала:

– Извини, Игнатий, я тебе немножко помешаю. Но это даже полезно для мозговых центров. Сделай маленькую передышку. Ты согласен, что возраст – это ограничение?

– Как тебе сказать?.. В известном смысле, конечно, ограничение!

– Ну, так вот. С сегодняшнего дня мы переходим на продуманный, научно обоснованный режим питания. Все, что ты ел до сих пор, – это яд… Сегодня у нас на обед: тыквенная каша, творог и кисель из ревеня! Я вчера была у Черемухова. Он очень милый человек. Он мне помог составить для тебя меню на целую неделю.

– Но он же меня в глаза не видел!

– Это неважно! Я рассказала ему про тебя все, что нужно.

– Знаешь что: пусть твой милый палач Черемухов сам лопает свои тыквы. А я… я объявляю голодовку в знак протеста! И, пожалуйста, не мешай мне!

– Не волнуйся, я сейчас уйду. Но собери все свои нравственные силы, Игнатий, и… давай сядем на тыкву… без этих мелодраматических и пошлых страстей!.. – сказала Ольга Павловна и величественно удалилась.

…Снегопадов страстно любил природу. Он обожал далекие прогулки по лесам и полям. Но он не был ни охотником, ни рыболовом, он был грибником. Бродить ранней осенью по лесу с корзинкой на руке, вороша тростью увядшую листву, вдыхать запах грибной сырости, необыкновенно острый и радостный, по свежести своей не уступающий йодистому запаху морских водорослей, – разве это не наслаждение?!

Игнатий Сергеевич говорил, что у него свой метод сбора грибов – метод «большого невода», поэтому он возвращался домой всегда с полной корзинкой. Феклуша, домашняя работница Снегопадовых, женщина пожилая и дотошная, выбрасывала на помойку девять десятых его добычи, добавляла к остатку прикупленных боровиков и подосиновиков и, подавая их на стол зажаренными в сметане, каждый раз приторным голосом говорила неизменное:

– Ох и грибочки сегодня принесли, Игнатий Сергеевич! Один к одному. Как солдатики! Кушайте – свое-то ведь слаще!

Но вот и это кончилось.

Снова в кабинете появилась торжественно-суровая Ольга Павловна и сказала:

– Извини, Игнатий, я на минуточку. Ты, кажется, собираешься после обеда пойти в лес?

– Да, собираюсь!..

– Я была у Черемухова, он сказал, что при радикулите лесная сырость – яд!

– Но у меня же нет радикулита!

– Нет – так будет! Возраст – это ограничение. Гуляй по поселку! Или по участку.

– А грибы? Я так люблю собирать грибы!

– Грибы – это тоже яд. В особенности те, которые ты приносишь. Собери все свои нравственные силы, Игнатий, и… сделай правильный вывод!

Игнатий Сергеевич молча опустил голову. Лесные прогулки прекратились. Снегопадов стал задумчивым, меланхоличным, на вопросы Ольги Павловны отвечал невпопад и жаловался, что работа не клеится. Ольга Павловна забеспокоилась и поехала в город – посоветоваться с Черемуховым.

Вернувшись, она вызвала к себе свою верную Феклушу и сказала ей доверительно:

– Феклуша, вы заметили, что с Игнатием Сергеевичем плохо, судя по последним симптомам?

– Я так думаю, Ольга Павловна, что симптомы у них оттого, что скучают они очень по грибочкам своим!

– Но в лес-то ему ходить опасно! В общем я все придумала… Надо купить хороших грибов и рассадить их по участку… там, где он гуляет. Понимаете?

– Не привьются они, Ольга Павловна!

– Да вы просто закопайте их поглубже. И утрамбуйте как следует вокруг. Игнатий Сергеевич человек рассеянный, он вашей утрамбовки не заметит. Его нужно хорошо обрадовать. Эти грибы будут тем психологическим фактором, той иллюзией, которая… В общем теперь вы меня понимаете, Феклуша?

– Понимаю! Обмануть их надо, обмишулить. Завтра утром я это дельце утрамбую, Ольга Павловна, комар носу не подточит.

Утром Игнатий Сергеевич – в пальто и в высоких резиновых сапогах, с тростью в руке – вышел на свою обычную прогулку по участку. Вот, поравнявшись со старой березой, на ветвях которой вороны устроили свое горластое общежитие, он вдруг остановился, посмотрел и, как бы притягиваемый гигантским магнитом, решительно шагнул в сторону и нагнулся к земле.

– Как в кино! – шепотом сказала Феклуша. – Это он мой подберезовик схватил! Другие-то увидит, нет?!

Профессор увидел. С сияющим лицом, счастливый, Игнатий Сергеевич шагал к веранде, держа найденные грибы, словно букет, в вытянутой руке, но вдруг опять остановился – на этот раз у цветочной клумбы. Вся его фигура выражала великое изумление. Постояв, он нагнулся, и… Ольга Павловна увидела в его руках большой белый гриб.

– Вы с ума сошли, Феклуша! – процедила сквозь зубы Ольга Павловна. – Зачем вы гриб в клумбу посадили?!

– Боялась, что не увидят они тех-то. А тут на самом ходу!

– Он же догадается теперь!.. Боже мой, ничего нельзя ей поручить!

А Игнатий Сергеевич уже поднимался по ступенькам веранды.

– Посмотри, Олюнчик! – сказал он бодро. – Вот этот красавец – как тебе это понравится! – вырос на клумбе, среди астр. Необычайное явление природы. Надо написать об этом случае в академию, Мирону Ивановичу, он занимается грибами, ему будет интересно.

У Ольги Павловны отлегло от сердца. Она поцеловала мужа в щеку и сообщила, что сегодня к обеду будут морковные оладьи, капустное суфле и «так уж и быть, твои грибы».

И тут произошло чрезвычайное происшествие, «чепе».

Игнатий Сергеевич снял очки, потом снова надел их – это всегда было у него признаком сильного волнения – и вдруг сказал высоким, срывающимся на фистулу тенором:

– Ну, вот что, матушка, хватит! Мне это надоело! Ты могла посадить гриб в клумбу, но превращать меня самого в старый, червивый подберезовик среди астр я не поз-во-лю!

– Опомнись, Игнатий! Что ты говоришь?!

– Да, да, не позволю! Я не старик! И не собираюсь раньше времени записываться в старики. А ты меня уже записала! Я требую, чтобы меня кормили по-человечески, иначе я буду обедать в чайной на станции. Я хочу ходить в лес за грибами, и я буду ходить в лес! И вообще… я переезжаю в город. И на телефонные звонки я буду отвечать сам. Я не тепличный шампиньон, я человек, а человек – это животное общественное!.. И вообще… чтобы сегодня же мне дали к обеду кильки… И рюмку яду… то есть водки!..

Произнеся залпом все это, Игнатий Сергеевич круто повернулся и ушел к себе. Ольга Павловна посмотрела на окаменевшую Феклушу и сказала с искренней, идущей из самой глубины сердца горечью:

– Вот что наделала ваша клумба, Феклуша!

Со скрипом

Братья-близнецы Беспалины Владимир и Петр, шоферы, мужики богатырского сложения и роста, жили в пригородном поселке, в ветхом деревянном домике, принадлежавшем их отцу Алексею Ивановичу.

Алексей Иванович много лет проработал слесарем в инструментальном цехе на одном большом заводе, «не слезая с доски Почета», как он сам с законной гордостью о себе говорил.

Человеческие руки – не то что золотые, а даже и стальные – со временем устают. Старик Беспалин стал слабеть на заводской работе и ушел на пенсию.

Казалось бы, отдыхай! Но, как выяснилось, Алексеи Иванович без дела не мог и дня прожить. Он устроил у себя в сараюшке маленькую вроде как бы мастерскую, поставил тиски, обзавелся нехитрым слесарным инструментом и с утра отправлялся в сарай – «на работу». Вставал по будильнику, как и раньше, когда работал на заводе. В сараюшке он чинил испорченные замки, делал новые ключи взамен утерянных или сломанных, изобрел какую-то необыкновенную беспалинскую соковыжималку для яблок и вишен, какие-то особого типа крышки для герметического закупоривания банок с плодами и ягодами, отобранными для домашнего консервирования, чем и заслужил уважение и любовную признательность у местных женщин, тем более что денег за свою работу не просил, дадут рублевку – брал, не дадут – не обижался.

Владимиру и Петру не нравилось, что Алексей Иванович с утра до вечера торчит у себя в сарае в замызганном комбинезоне, колдуя над жестяными обрезками. А он в ответ на их воркотню, посмеиваясь, говорил:

– По конституции каждый человек имеет право на труд!

– Вы, папаша, по конституции должны отдыхать, а не вкалывать, как чумовой! – гудели шмелиными басами близнецы, перебивая друг друга.

– Должен? – иронически щурился Алексей Иванович. – Нет, ребята, принуждать человека к отдыху никто права не имеет. Ни бог, как говорится, ни царь и ни герой. И тем более не вы, кутята желторотые. Одним словом – цыц! И брысь отсюда!

Братья затеяли строиться. Отцовский домик совсем обветшал, скособочился, почернел, – не дом, а старый, червивый подберезовик с жухлой шапкой. К тому же Владимир женился, и жить стало тесно – невмоготу.

Алексей Иванович задумку близнецов одобрил, сказал, что и он руки свои знаменитые приложит к сооружению нового, как он выразился, беспалинского ковчега. Но тут близнецы встали на дыбы:

– Нет уж, папаша, ваше дело – сидеть и ждать. Сами все сделаем, без вас, а в доме вам будет отведена лучшая комната с видом на цветущую сирень. И даже сараюшку новую вам поставим. Управимся без вас!

Алексей Иванович усмехнулся и сквозь зубы процедил:

– Ну, посмотрим!

Сначала все шло у братьев Беспалиных лучше не надо. Но когда дело дошло до крыши, все застопорилось. А ведь дом без крыши все равно что рюмка без донышка!

Кто-то надоумил их: в другом таком же поселке, через станцию от них, по той же железной дороге, есть некое строительное управление, надо найти ход к директору и из его запасов добыть за наличный расчет если не листового железа, то хотя бы шиферу.

Близнецы пошли к депутату, отзывчивому человеку, и он на их заявление на имя строительного директора написал резолюцию: так, мол, и так, прошу вас, дорогой Сергей Серафимович, помочь братьям Беспалиным, честным труженикам, в их нужде.

Дорогой Сергей Серафимович внял просьбе депутата и отпустил близнецам за наличный расчет по магазинной цене 60 листов шифера. А им нужно было таких листов 120–130, не меньше. Когда полученные 60 листов были израсходованы, близнецы снова двинули к депутату, и тот снова написал дорогому Сергею Серафимовичу резолюцию-просьбу: подкиньте честным труженикам Беспалиным еще 60 листов шифера, не могут же они, сами понимаете, жить в доме, покрытом крышей наполовину!

На этот раз близнецы вернулись от строительного директора чернее тучи. Когда Алексей Иванович зашел в дом, братья-богатыри сидели за столом и свистящим шепотком, даже не шепотком, а каким-то змеиным шипом ругмя ругали дорогого Сергея Серафимовича. Алексей Иванович, не любитель крепких слов, нахмурился, прикрикнул на братьев:

– А ну, цыц! Рассказывай ты, Владимир, в чем беда!

– Не дает, паразит, шиферу! – сказал Владимир.

– Заходим в кабинет, дверь ужасно заскрыпела, – перехватил эстафету Петр, – смотрим, – он сморщился так, будто у него все зубы сразу заболели, – взял нашу бумагу, прочитал. «Нет, говорит, больше не могу!»

– «И попрошу, говорит, больше у меня не скрыпеть!» – вставил Владимир.

– А дверь сильно скрыпит?!

– Скрыпит! Как пилой по стеклу! И все двери у них почему-то скрыпят, в конторе ихней.

Близнецы снова зашипели неприличным шепотком, Алексей Иванович махнул рукой и пошел к себе в сарай.

На следующий день он надел новый черный костюм, свежую белую сорочку, повязал галстук, на седую голову чертом посадил летнюю шляпу из прозрачной серой соломки, прихватил обшарпанный дерматиновый чемоданчик и отправился на станцию, к утреннему поезду.

Через двадцать минут он был уже на месте – в строительном управлении у дорогого Сергея Серафимовича.

Дверь в кабинет открылась с ужасным скрипом. Звук был точно такой, как рассказывал Владимир, – пилой по стеклу.

Сидевший за письменным столом в кабинете рыхлый, полный мужчина поднял голову. Его лицо страдальчески сморщилось.

– Что вам нужно?!

– Вы, извиняюсь, очень скрыпите! – вежливо сказал Алексей Иванович, вошел в кабинет и несколько раз открыл и закрыл дверь, которая теперь уже не скрипела, а визжала, как свинья, влекомая на убой.

– Не я скриплю, дверь скрипит! – почти закричал Сергей Серафимович. – Но вам-то какое дело до этого?!

– Меня прислали наладить, чтобы вы тут не скрыпели! – сказал Алексей Иванович.

– От кого вас прислали?

– От организации… по борьбе со скрыпом… Позвольте приступить?

Директор откинулся на спинку кресла, посмотрел на Алексея Ивановича шалыми глазами.

– Приступайте!

Алексей Иванович открыл свой чемоданчик, извлек из него металлическую пузатую масленку и бутылку с машинным маслом и приступил к работе.

Когда все ржавые петли и задвижки всех дверей в конторе были смазаны и проверены, он снова появился в кабинете директора. Дверь в кабинет на этот раз открылась бесшумно, как в сказке.

– Шелковой стала! – объявил Алексей Иванович. – Вот, прошу убедиться!

Он открыл и снова закрыл, опять открыл и опять закрыл. Усмиренная дверь даже не пискнула.

– Все нервы из меня выскрипела, проклятая! – залепетал счастливый директор. – Столько народу в управлении болтается без дела – ни один не догадался! Спасибо вам большое, товарищ… из борьбы со скрипом!

…Вечером, когда близнецы вернулись домой с работы и, умытые, с мокрыми еще волосами, сели ужинать, Алексей Иванович положил на стол перед Владимиром бумагу и сказал:

– Читай вслух, где резолюция!

Владимир прочитал: «Отпустить подателю за нал. расчет 70 (семьдесят) листов шиферу. С. Баранников». Посмотрел на застывшего Петра.

– Да как же вам это удалось, папаша?!

Алексей Иванович подмигнул ему и сказал:

– Кутята вы и есть кутята! Скрып скрыпом не проймешь! Недаром говорят: не подмажешь – не поедешь!

И показал близнецам свою масленку.

Ее хрупкий сон

Они стояли на асфальтовой дорожке, ведущей на пляж к морю, и разглядывали друг друга.

Она – красивая женщина! – смотрела на него, щуря прелестные темно-карие глаза, неприязненно и даже враждебно, он – безразлично и чуть надменно.

Он первым нарушил молчание. Переступил с одной тощей желтой ноги на другую, вскинул голову, увенчанную алым, высоким, как гусарский кивер, гребнем, и хрипло заорал:

– Ку-ка-ре-ку!..

Она обернулась к своему спутнику – это был мужчина пожилой, но еще крепкий, осанистый и, в отличие от петуха, очень некрасивый, – и сказала:

– Какой-то сумасшедший петух! Нормальные петухи поют по утрам, когда солнышко встает, правда? А этот вопит, когда ему заблагорассудится. Даже ночью. У меня очень хрупкий сон, он завопит среди ночи, я проснусь и… все! Не сплю до утра, лежу с открытыми глазами и жду…

– Чего?

– Когда он снова завопит! Он меня совершенно замучил, негодник!

– Будет сделано! – сказал некрасивый мужчина.

– Вы опять?! Что «будет сделано»?

– Будут приняты меры, чтобы этот негодник вас больше не тревожил… Кыш отсюда, пакость этакая!..

Женщина и мужчина пошли к морю. Перед спуском к пляжу они обернулись.

Петух стоял на дорожке и глядел им вслед.

– Какой он красавец все-таки! – сказала женщина.

– Кондиционная птица! – сказал мужчина.

…Столик на застекленной веранде прибрежного ресторана был для него оставлен и уже накрыт. Он заказал самое дорогое, что было в меню, велел подать коньяку и шампанского. Она почти ни к чему не прикоснулась, только пила ледяное вино из длинного, узкого бокала маленькими глотками.

«Какой он некрасивый все-таки! – думала женщина. – Челюсти как у оранжутана!.. Кажется, эти обезьяны называются не оранжами, а орангами?.. Впрочем, как ни называй, все равно обезьяны!.. А что, если взять и выйти за эту обезьяну замуж?.. Это даже хорошо, что он такой некрасивый. Владимир был у меня красавчиком, а что толку?! Кажется, он в меня влюбился не на шутку… „Я бы вас всю жизнь носил на руках, милая Наталья Сергеевна“. „Довольно отсталый способ передвижения для женщин в наш век технического прогресса!“ – это я ему тогда здорово врезала! „Будет сделано!“ – „Что будет сделано?“ Он покраснел и сказал: „Куплю „Жигули“!..“ У него, у бедненького, нет юмора!.. Юмора нет, но зато деньги есть!.. Откуда?.. Может быть, он жулик? Не похоже – он какой-то такой… слишком старомодный и скучный для жуликов… Говорит, что работает в проектном институте… большая зарплата, премии… Да мне-то, в конце концов, наплевать на его деньги, я, слава богу, женщина современная, самостоятельная, сама себя могу обеспечить!..» (Тут она не самообольщалась, она была художницей, работала в прикладном искусстве и зарабатывала очень неплохо!)

…Через три дня они снова встретились. Вечер был холодный, как здешнее седое, вежливое, мелкое море. Оно что-то вкрадчиво бормотало, почти бесшумно накатываясь на плотный, влажный песок.

Они пошли вдоль берега, по его приятной, ровной плотности.

С загадочно-торжествующей улыбкой на лице он спросил ее:

– Как вам сегодня спалось, Наталья Сергеевна?

– Вы знаете, хорошо! – сказала она. – Петух ночью не кричал. И днем его что-то не слышно было!

– С петушком – все!

Она насторожилась:

– Что вы с ним сделали?

– О, это целая история! – стал он бойко рассказывать. – Его хозяйка одинокая женщина, уборщица из вашего дома отдыха, поэтому она и живет на вашей территории. Петуха этого она выиграла на какой-то лотерее и, представьте, привязалась к нему! Живет себе красивый петька при доме – и пусть живет! Он почему так часто кричит? Потому, что живет один, без курочек. И очень скучает на почве любовной меланхолии. Станет ему скучно – он и завопит!

Она нервно повторила:

– Чего вы с ним сделали?

– Сначала просил ее куда-нибудь убрать петуха, потом пригрозил пожаловаться директору – никакого впечатления. Пришлось сунуть ей некую сумму, дрогнула и приняла… А я взял петуха и отнес его в мешке своей квартирной хозяйке. Она обрадовалась – я ведь у нее столуюсь…

Она молча повернулась и пошла прочь от него.

Он растерянно окрикнул ее:

– Куда вы, Наталья Сергеевна? Что с вами?

Она остановилась:

– Не смейте ко мне подходить! Вы мне гадки! Сожрать такую красоту!..

Он обиженно сказал:

– Что вы, Наталья Сергеевна! За кого вы меня принимаете? Петушок ваш цел и невредим, второй день живет у нас в сарайчике и так орет, что мне, кажется, придется искать себе другую квартиру. Хозяйка уже намекала!..

Ей стало смешно и неловко. «Вот налетела на рыцаря! Господи, какой же он услужливый! До противности!»

Она сказала:

– Нужно достать для него курицу. Я вам дам денег!

– Как вам не совестно, Наталья Сергеевна… про деньги! А вообще это идея!

– Достаньте две курицы и отдайте петуха с его гаремом назад этой уборщице.

– Будет сделано!

Когда он еще через три дня пришел к ней в дом отдыха, ему сказали, что Наталья Сергеевна неожиданно уехала домой, не дожив восьми дней до конца своего путевочного срока.

– И письмеца не оставила? – Он робко назвал пышной блондинке – дежурной по вестибюлю – свою фамилию.

Дежурная посмотрела на него с насмешливым сочувствием:

– Ничего не оставила. Ни для вас, ни для кого-нибудь еще: поднялась и упорхнула!

Он поплелся к себе. У спуска на пляж, к морю, на лужайке, среди сочно-зеленой травы, бродили две рябенькие курицы под надзором петуха радужно-палехской расцветки.

Когда он проходил мимо, петух даже не оглянулся на него.