Текст книги "Жалость унижает ментов и бандитов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– Есть вопросы.

– Это всегда можно... – Никола уже понял, что разборка с кавказцами не будет легкой и потребует от него напряжения всех сил. – Только вот. Воры есть среди вас? С ворами я готов всегда объясниться...

– Это на сходке у вас, у воров... А мы поговорим так. Помнишь Алексея, который сидел с нами в Истре? – Катала смотрел чужими нерусскими глазами. – Его должны были освободить, но в последнюю минуту завернули. Сейчас срок тянет...

Никола не отвел взгляд. Бесцветно-желтоватые, как у уличного кабелька, зенки его ничего не выражали.

– Чего ж?! Алеха – фраерок. Это его дела.

– От него записка пришла. Следователь – его земляк. Он ему сказал, кто его вложил...

– Ну?!

– И почему ты на свободе...

" Продажные менты... Вот и помогай вам..."

– Мусору веришь...

Кавказец оставил слова без внимания.

– И за что тебя прописали в Москве. Управление милиции на железке... Так?

На карту была поставлена его жизнь.

– Тогда ответь... – У Николы был существенный аргумент в его пользу. – Тебя с Алексеем посадили ко мне? Или меня бросили в камеру к вам?!

Его посадили к ним.

Это было важным. Менты, как правило, первым сажали своего человека. Обосновавшийся в камере он получал, таким образом, неоспоримое преимущество старожила над вновьприбывшими....

Никола мельком взглянул на "мокрушника".

Его кавказские кенты вряд ли знали, что он провел ночь в камере в 33-ем как залетный из Нерехты...

Никола намеренно обходил его, рассчитывая на ответную помощь.

– Вы ведь уже сидели, когда меня привели?!

Но катала только отмахнулся.

– А как меня самого взяли в гостинице в ту же ночь! Кто мог знать, что я там? Только ты и Алексей!.. Но он сидел! И сейчас еще сидит...

Никола выругался.

– Да в московских гостиницах вертухай на вертухае!

– Менты приехали четко за мной! Знали что у меня пистолет!

– Менты тебе что хочешь скажут!

– У меня там баба – администратор. Я ей плачу... Она все слышала.

Кавказец оглянулся – вокруг по-прежнему никого не было. Что-то негромко добавил по-своему.

– А брали меня как раз транспортные менты. С этого вокзала. Соображаешь? Начальник розыска. Фиксатый. Знаешь его?

Тайное, в конце концов, всегда становится явным.

Никола погибал.

В огромном набитом конторой зале рядом с лестницей ни одна сволочь не смотрела по сторонам – а только на херотень, что шла по телевизору.

Богатый чемодан-ловушка все стоял у стены.

" Хоть бы кто нибудь толкнул..."

Сирена мгновенно бы подняла всех.

Кавказцы взяли Николу в кольцо – даже при желании он не смог бы теперь из него вырваться.

" Вот как бывает..."

Из десятков разборок выходил он невредимым, незапятнанным авторитетом, никогда – с пацанов еще – не знал страха за жизнь.

Что-то в нем дрогнуло.

– Погоди! – он обернулся к "мокрушнику". – Ты -вор! Я вижу людей... Скажи свое слово!

Тот был сейчас его союзниковм по жизни – когда-нибудь его непременно ждало то же.

" И начальство в 33-ем не погладят по головке, если выяснится, что их человек участвовал в мокрухе..."

Никола не сомневался в намерениях бригады.

" Залетный" его понял:

– Я лично к тебе ничего не имею, браток...

Кавказец покосился:

– Помолчи! С тобой тоже будет разговор!

Разборка закончилась тут же, у лестницы.

Эдик взглянул на мужика с зонтом, стоявшего позади.

И тут же короткая металлическая трубка в черном чехле с виду несильно коснулась шеи Николы.

Вор упал, но еще прежде голова Никола свалилась набок, как верхушка на сломаном стебле.

– Уходим! – скомандовал Эдик.

СМЕРДОВ

Подрезанный накануне Николой у винного магазина амбал все еще находился в стационаре. Смердов появился, когда огромная многоэтажная больница уже забылась в тревожном неглубоком сне.

Заместитель начальника 33-ьего и его опер – молодой дембель с Алтая двинулись нескончаемо-длинным узким коридором, в котором им не встретился ни один человек.

Проплутав в больничном подвале, они попали в приемный покой.

– С кем тут можно поговорить? – Смердов наугад открыл одну из дверей. В

кабинете никого не было. На сломанной кушетке спал пьяный бомж, лицо его было в крови.

Наконец Смердов нашел дежурную бригаду.

Врачи только что поужинали, включили магнитофон. Никто не спешил взяться за работу.

Узнав, что требуется ментам, бородач-хирург вызвался помочь, он был чуточку поддатый.

– Сюда...

Лифт поднял их на пятый, к блоку интенсивной терапии. Длинный, метров на триста, коридор был полуосвещен.

Больные спали.

– Идемте.

Бородач и менты двигались мимо неосвещенных столовых и ординаторских. На постах у ночных сестер светились неяркие настольные лампы.

– Сюда. Это здесь...– позвал хирург.

Раненый лежал у окна, под капельницей, он слышал, как скрипнула дверь, открыл глаза. В палате лежали еще двое, тоже с капельницами, они не пошевелились.

– Лежи, лежи...

Все трое подошли к кровати.

– Мы на два слова! – Смердов сказал жестко: – Преступник, который тебя подрезал у магазина, задержан. Он у нас. Надо кое что уточнить.

– Я уже сказал... – чуть прошептал раненый.

– Что именно?

– Упал я!

Смердов прервал грубо:

– Мозги нам не парь, малый!

– Я сказал...

– Доктор, – Смердов обернулся к хирургу. – Вы посмотрите пока других больных. А мы пошепчемся...

– Хорошо... – Бородач растерялся.

– Прикрой дверь, – скомандовал Смердов оперу-алтайцу, едва хирург вышел.

Вчерашний дембель отошел к двери.

– А ну, быстро рассказывай! – Смердов нагнулся над раненым. – А то я сейчас посмотрю, какой ты герой, если тебе швы распустить...

– Я...

– Ну!

Он поднял одеяло. Справа на животе амбала белела наклейка.

– Быстро!

Наклейка была уже в руке у Смердова. Безобразный, большими стежками шов заканчивался коротким шнурком.

– Он молодой, в годах?

Смердов уже держал конец шнурка.

– Ну!

Раненый сдался.

– В годах...

– Высокий? Среднего роста?

– Среднего.

– Худощавый.

– Да.

– А одет?

– В осеннем пальто. Дедок...

– Правильно. За что он тебя?

– Сам я полез, пьяный был.

– Опознать сможешь?

Раненый колебался. Угроза его жизни была вполне реальной.

– Да.

– Ладно, давно бы так.

Смердов прихлопнул наклейку. Раненый застонал.

Появился хирург. Самолюбие его было уязвлено. Он не намерен был больше терпеть бесцеремонность ментов.

– Все! Больному нужен покой!

– Уходим. Где у вас телефон, чтоб поменьше ушей. Фу, черт! – Смердов чуть не сбил капельницу.

– В ординаторской. Но там спят...

– А автомат?

– Рядом с отделением травмы конечностей.

Смердов ответил со смешком.

– Мог бы и сам сообразить: лежачие мало звонят. Тут недалеко?

– В конец коридора.

Из автомата Смердов связался с дежурным по отделению.

– Звони в "скорую". Мне нужна их пленка с записью вызова к винному магазину. По поводу раненного...

– Понял вас.

– И еще подготовь наши магнитофонные записи за сутки...

Смердов хотел сравнить голоса.

В его распоряжении была бобина с записью ночного разговора лже-Анчиполовского из дежурки с его патроном. Не исключено, что один и тот же голос вызывал "скорую" к магазину, а потом и звонил из дежурки своему шефу...

Начали с диктофона, установленного в дежурной части.

Вчерашний дембель – занялся пленкой, быстро привел все в

соответствие. Алтаец оказался рукастым.

– Готово, товарищ подполковник...

– Врубай.

– "Муж буянит, приезжайте..."

В помещение ворвались тревожные звонки, сбивчивые бормотания, всхлипы – весь непременный реквизит ментовской ночной службы.

– "Ушла и не вернулась..." "Пальто из прихожей...""Муж..."

Казалось, так будет длиться бесконечно.

Смердов не выдержал:

– Давай-ка с другого конца метров пятьсот!

Его интересовал также звонок высокого начальства из ЦК КПСС с указанием дежурному освобдить лже-Анчиполовского.

Они прослушали всю пленку.

Звонка начальства не было.

Возможно дежурному звонили на другой телефон, звонки на котором не записывались.

"Если дежурному на самом деле звонили..."

Майор-дежурный мог наговорить, что хочешь.

" По смыслу дежурный должен был записать этот разговор в первую очередь..."

Все снова упиралось в фальшивого Анчиполовского и человека, которому он на рассвете звонил домой – в строение, обслуживаемое Управделами ЦК КПСС.

– Ладно...

– Товарищ подполковник, – из дежурки позвонили. – Тут передали из "скорой помощи". В ответ на наш звонок...

– Давай. Что у них?

– Вызов к магазину был... – Дежурный зачитал текст. -" Человека порезали на Новой Башиловке. У винного магазина За домом. Я думаю, у него селезенка задета... "

Смердов оборвал:

– Пусть дадут пленку...

– Я сказал им. Тут одна тонкость. Голос намеренно искажен. Поэтому мало чем может помочь...

" Искушенный..."

Он все больше убеждался, что все происшедшее – дело рук одной команды – покровителя Лже-Анчиполовского.

" И у магазина, и потом, когда его вытащили у нас из отделения..."

Смердов вернулся к бабине с ночными переговорами дежурной части.

– Стоп! – Интересовавший его звонок вскоре нашелся.

"– Это Ефим... Анчиполовский..."

– Вот он! Сделай громче!

Опер включил диктофон на полную мощность. Каждый звук слышен был теперь вполне отчетливо.

– " Вам слышно меня?" – "Да... " -" Я чего звоню? Утром рано подадут вагоны под погрузку, а я тут..."

Бобина медленно переворачивалась.

– "... А ключи от склада у меня дома! Теперь штрафы... – ЛжеАнчиполовский аккуратно подыскивал формулировки. – Ваш друг – заместитель мэра в курсе опять же! А тут такие дела. И выпил-то самую малость..."

Ну кому мог говорить подобное уголовник, ворина?!

– "Я бы не потревожил... Но к чему вам неприятности?! А я бы мог сейчас съездить, привезти ключи... Смена тут , в 33-ьем, хорошая!.."

– Туфта! Пообещал дежурному пару бутылок и... Стоп! Вырубай!

Смердов окунул лицо в ладони, задумался.

" Ключи", "вагоны", "мэр"... Лапша на уши дежурного. Агент – умница. Он сообщил шефу, что задержан. А наш дежурный – осел, пьянь, взяточник..."

– Давай еще раз!

Опер-алтаец был весь внимание.

Бобины двинулись по-новой.

– "... Из второго пакгауза... В последнюю очередь... Посмотрите на кинутого..."

– Стоп! – Смердов подял голову.

Подосланного агента интересовал кинутый...

Внезапно Смердова осенило.

" Иностранец-охотник с Кипра... Георгий Романиди! Вовсе не в Волоке и не в Голицыне дело! И даже не в убитом хозяине "Аленького цветочка" Сергее Джабарове!"

В разговоре со своим шефом он и не упомянул о них.

" Киприот Георгий Романиди! Вот, кто им нужен!"

Все сходилось:

Кто-то копал под Авгурова!

" Под фирму "Байкал"...

Всемогущий милицейский подполковник доктор юридических наук посредничал между иностранными слушателями закрытых партийных курсов и Спецохотхозяйством.

Смердов владел информацией на этот счет.

Виталька Субанеев болтал с иностранцами-охотниками – они разговаривали обо всем весьма откровенно.

Авгуров обладал связями на самом высшем уровне. Виталька не исключал, что от кооператива "Байкал" течет не особо шумный, но никогда непересыхающий полностью ручеек валюты наверх.

У такого человека должно было быть немало врагов и то, что произошло было зтапом происходившей борьбы.

" Кто-то пытается разрабатывать Авгурова через егерей Охотхозяйства. К ним подослали этого "Анчиполовского". В качестве помощника использовали человек, близкого к кавказцам. Отсюда сведения о временном домике..."

К выстрелу на перроне это не имело никакого отношения.

Смердов поднялся. Он принял решение.

– Убирай диктофон. На сегодня все. Свободен...

Оставшись один, Смердов позвонил Голицыну:

– Не спишь?

– Ждем-с!

Смердов не стал больше томить. Сказал, как выдохнул:

– Завтра...

МЕНТЫ.

Съезд закрыли торжественно. Заключительным словом. Коллективным пением "Интернационала". Бурными, долго несмолкавшими аплодисментами.

Дальше все пошло своим порядком.

Зарубежным делегациям предстояли поездки по стране – встречи с коллективами трудящихся Страны Советов. Представительство.

Основная масса своих сразу возвращалась домой.

Для статистов съезда – передовых рабочих, доярок, учителей – праздник закончился в тот же час – одномоментно и навсегда. Никто из них не задержался в столице хотя бы на сутки. Отъезд был зараннее расписан. Повагонно, пополочно.

Вокзал снова был выдраен, вычищен, оцеплен.

Снова черные "чайки" и "волги" провожающих, представители ЦК КПСС, профсоюзов, кагебешники в штатском...

Транспортная милиция отсвечивала парадными белыми кашне и белыми сорочками.

– Игумнов! Качан у тебя? – В трубке слышались еще голоса. Картузов звонил из дежурки. Начальник отдела был чем-то обеспокоен. – Никуда не посылал?

– Нет. Что-то случилось?

– Подобрали твоего человека...

– Николу?

– На лестнице. В бессознательном состоянии. Перелом шейных позвонков. Черепная травма. Вызвали "скорую"...

– Я еду!

– Нет! – У Картузова было все продуманно – он потому и звонил. Поедет Качан или Карпец! Ты тут нужен! Скубилин, министерские... Не отговориться!

– Куда наряд у "скорой"? – крикнул Игумнов.

– В 7-ую больницу! На Каширку! Ищи Качана! – Последнее относилось уже к дежурному.

– Я искал. Нет его.

– Ищи Карпеца! – Картузов бросил трубку. – Остальным общий сбор!

Личный состав загнали на инструктаж часа на полтора раньше назначенного– чтобы к приезду проверяющих все были на местах. После появления большого начальства в зал и муха не должна была влететь.

Игумнов медленно зверел.

Ленинскую комнату наполнили менты.

Большинство постов на вокзале осталось открытыми.

– Товарищи офицеры! – прозвучала команда.

Все поднялись.

Большое начальство прибыло. Скубилин, проверяющие из Министерства. Прошли на сцену.

Внезапно Игумнов почувствовал чей-то взгляд, осторожно повернул голову. Среди сопровождающих мелькнула рыжая шевелюра.

" Начальник транспортного КГБ Козлов!"

Рыжий не успел отвернуться. В глубине глазниц зеленью сверкнули крохотные зрачки.

Картузов взошел на трибуну. Он был снова в ударе.

– У делегатов сегодня большой день , друзья!.. Съезд это – оч-чень тя-я-жкий труд! – Картузов было совсем закручинился. Но не надолго.

В Ленинской комнате стояла полная тишина.

– Они потрудились и выработали ис-то-ри-че-ские, – он произнес это слово по слогам, чтобы все оценили значение проделанной делегатами работы, – решения, которые нам с вами претворять в жизнь... Но сейчас трудная работа их уже позади

– у них праздник. И теперь – наш с вами черед – праздник делегатов ничем не должен быть омрачен!

Игумнов снова поймал на себе взгляд начальника КГБ, ему показалось Козлов следит за ним, присматривается внимательнее обычного.

" Что-то готовит. Или приготовил..."

" Чао, бамбино! Мы еще встретимся!.." – пообещал ему комитетчик во время их последней встречи.

" Да хрен с ним, с Козловым!" – Он отвел взгляд от своего недруга.

– Кто-то из делегатов съезда сегодня может и оказаться выпивши... Да!

Начальник отдела, наконец, выбрел на прямую дорогу.

– Надо его понять. И может закрыть на это глаза. А то ведь у нас как? Увидят – порядочный человек выпил и сразу рычат! Словно никогда и не нюхали! А сами – в праздник и не в праздник – нальют бельма!..

Личный состав развеселился.

Картузов почувствовал настроение.

– Еще одна тонкость. Делегаты везут сувениры. Для них в Кремлевском дворце работали магазины. Киоски. Некоторые непременно что-то приобрели на память о съезде, о Москве. Их можно понять. Так что вещей окажется побольше, чем когда они ехали сюда. Надо это тоже учесть!

– Кубинцы справятся! – выкрикнул кто-то.

– Кубинские слушатели, которые повезут вещи из гостиниц, уже получили подкрепление...

– А много у них вещей? – интересовался все тот же голос.

– Поставь себя на их место и сам ответь!

– Я на их месте никогда не буду!

Картузов не ответил. Начальник Управления генерал Скубилин был краток. Взглянул на часы, предоставил слово министерскому генералу в штатском. Тот был тоже немногословен. Обращался он к Скубилину, но текст предназначен был всем.

– Начинайте готовить приказ о поощрении личного состава, Василий Логвинович.

Обязательно дойдите до каждого милиционера, сидящего здесь. Он тоже внес свою скромную лепту... Никого не забыть!

В зале задвигались.

– Все по полной программе. Денежные премии, ценные подарки, грамоты. Особенно отличившихся представьте в приказ для поощрения министром. Все...

Он уже шел к дверям...

– Товарищи офицеры!..

После инструктажа с хода двинулись к местам дислокации.

Автобусы с делегатами были уже на подходе.

"Рафики" кубинцев, доставлявших вещи, еще задерживались.

Вокзальные носильщики, начищенные, причепуренные, держали наготове вместительные тележки Отделения перевозки почты, запряженные электрокарами.

Неожиданно Игумнов увидел Качана, тот стоял в стороне – притихший, неулыбчивый. Что-то изменилось в нем – Игумнов не мог понять.

– Как ты? – Спрашивать, где тот был, не стал.

" Может с Веркой что..."

– Не болеешь?

– Настроения нет.

Так и было.

Без Верки родной вокзал сразу стал скучен, пуст. Веркина мать сообщила последние новости. Они оказались неутешительными.

Вернувшись в камеру хранения, Динка все рассказала в служебке. Кто-то тут же стукнул начальнику станции. Еще кто-то, а может и сама Динка, тут же позвонил Верке домой, рассказал супругу о скандальном поведении жены.

Зареванную Верку после бессонной ночи в Барыбине на станции встречал разъяренный муж. Он не пошел на работу, ждал жену. Верка не была готова к разговору, во всем призналась.

– На вокзале она теперь не появится, – заключила мать. – Уволится. Но, кажется, и муж ее бросит. Сегодня поехал к своей матери. Что та посоветует...

Игумнов, разумеется, ничего об этом не знал.

Спросил еще:

– Насчет Николы – в курсе?

– Да. Я думаю, это кто-то из черных.

Игумнов был в этом уверен:

– Я видел Эдика с кодлой. Там был один. С металлической

трубкой. Маленький, метр с кепкой.

– Он из охраны "Аленького цветочка".

– Таймасхан. Когда отправим поезд, я дам ориентировку.

Качан сам спросил:

– К Николе в больницу поехали?

– Тебя не нашли – Картузов обещал послать Карпеца.

– Да? – Качан удивился. – Я видел Карпеца у депутатской. Он там за адьютанта. С рацией. Может уже вернулся?

Игумнов по-блатному заскрипел зубами. Все шло не по-людски.

" Сейчас у нас главное – избранники! А Никола?!"

Телефоны в дежурке снова накалились от звонков. Трубка жгла ухо.

Сведения о передвижениях депутатов все, даже КГБ, предпочитали узнавать у дежурного – из первых рук...

– Алло! Игумнов там далеко?..

– Да вот только вошел! Игумнов возьми трубку...

– Слушаю!

Он только успел переговорить со справочной больницы, потом с экстренной хирургией. Никола все еще был на операционном столе.

– Ну как там, в Инспекции? – У телефона был начальник розыска с Белорусского. – Отбился от Исчуркова?

– Все нормально, – Игумнов уже успел остыть.

– Я чего звоню? Может встретимся, посидим? – Ему еще казалось, что Игумнов может остановить надвигающуюся беду. Что-то притормозить. У вас когда проводы?

– Уже идут.

– Жаль. А то хотел тебя позвать.

– Ты где?

– Паримся. Место отличное. И машина есть. Может послать за тобой?

Особенно близки они никогда не были. Еще утром он листал уголовно-розыскное дело. Оба знали, что в нем липа. Не только они. И его начальник, и Скубилин. И транспортный прокурор...

"Вот как обернулось..."

– Спасибо. В другой раз.

– Смотри. Мой шеф может отпросить тебя у Картузова.

– Хотел поговорить?

– Да. Есть нюансы...

"Белорусс" был свой брат – розыскник. С ним было хоть на задержание, хоть в парную...

Теперь все менялось.

Дело об убийстве милиционера выглядело первой ласточкой.

До многого можно было дойти, чтобы угодить начальству, чтобы генералу и транспортному прокурору, и заместителю министра было чем отчитаться перед министром, перед ЦК КПСС, перед Съездом.

– Ладно. Бывай. Может еще обойдется...

– Не думаю. Транспортного прокурора всегда вытащат. А крайнего найдут среди нашего брата. Да что я тебе говорю... Сам знаешь...

Пора было возвращаться на платформу.

– Внимание! – раздалось одновременно во всех рациях.

По вокзальному радио грянули "Прощание славянки".

С площади показался въезжающий на перрон "Икарус" с депутатами. Впереди шла патрульная машина ГАИ. Стреляя вращающимся светом над кабиной, описала полукруг.

" Бакланов прибыл..."

За первым показались и другие автобусы. Партийные избранники ехали весело. С песняками.

Цепочка милицейского охранения развернулась, пропуская "икарусы".

Блестящие, только что из мойки, автобусы выстраивались в безупречную линию, бампер к бамперу. От депутатской, от черных "чаек" с цветами и улыбками к "икарусам" потянулись провожающие.

– Делегатам исторического Двадцать седьмого... – заорали в мегафон.

– Га-га-га... – отбило от стен.

– Ура-а-а!

– Ма-лад-цы!.. Ма-лад-цы... – наддала многоголосая группа скандирования.

А в это время от выходного светофора чистенький отдраенный электровоз уже подавал к перрону фирменный состав.

Первым подрагивал на стыках вагон члена Политбюро -Первого республиканского секретаря – проверенный, простуканный, пронюханный специально тренированными собаками.

В пути следования спецвагон автоматически становился последним внешне ничем не отличающийся от других – не знающий толчков, бронированный, с салоном, спальней, автономной системой электропитания и связи.

– Внимание, внимание... – билось в милицейскмих рациях. – внимание...

Делегаты уже покидали автобусы -разгоряченные, довольные, с одинаковыми новыми кейсами-"дипломатами" – подарками участникамсъезда, со свертками из Книжной Экспедиции; с сумочками, баулами, цветами. Направлялись к составу.

Остальные вещи должны были привезти кубинцы. Они все еще не подъехали.

– Товарищи депутаты... – гремел магфон распорядителя. – Не будем спешить в вагоны...

Дальше шло ставшее уже привычным надоевшее словоблудие:

– Давайте еще раз насладимся обликом любимой столицы... Перед нашим мысленным взором снова возникает незабываемая панорама Кремля... – В конце прозвучал неназойливый совет. – Дадим возможность охране и сопровождению принять вещи, которые сейчас доставят из гостиниц и разнесут по купе...

На короткий момент волна сановных провожающих двух ведомств накрыла вместе Картузова с начальником Управления Скубилиным. Встречи и проводы делегатов были их общим ярмом. В отсутствии подчиненных они были избавлены от того, чтобы кривить душой.

– Баба с возу... – Генерал Скубилин покосился на "икарусы".

– Быстрее бы уж!

– Товарищ подполковник! Смотрите... – Младший инспектор Карпец, таскавший за Картузовым рацию, показал куда-то в сторону. От него ничего не ускользало. – Саид Саидов !

Картузов обернулся. Вслед за ним замедлил шаг и Скубилин. Повернул голову.

– А говорили он в Бутырке...

От автобуса вместе с республиканскими делегатами– земляками шел и адъютант Авгурова.

Карпец помахал ему рукой, но тот не увидел.

У спецвагона Первого секретаря Саид Саидов остановился, хорошенькая проводница в тамбуре, видимо, предупрежденная о нем зараннее, открыла дверь.

– Да-а...

Скубилин озадаченно крякнул:

– Вон откуда ветер дует...

– Игумнов!

Замполит отдела – молодой одышливый подполковник из райкомовцев отвел в сторону, шепнул:

– "Рафики" кубинцев опаздывают. Оказалось, что делегаты везут очень много. Сейчас позвонили из штаба съезда. Один, к примеру, заказал двадцать ящиков "казачка". Один "рафик" целиком идет сюда с его водкой. Так что...

– У меня грузчиков нет.

Замполита заботило другое.

– Грузчиков вокзал найдет. Надо только весь народ бросить на обеспечение сохранности вещей. Представляешь, что будет, если хоть одного предмета не досчитаемся!

– Пошли они!..

Увы! Резерв его ответных реплик в последнее время заметно сузился. Он и сам это заметил.

– На вокзале не только одни делегаты!

Замполит обидчиво поджал губы:

– Я передаю приказ начальника отдела...

Игумнов вызвал по рации дежурного.

– Не проворонь инкассацию! Время уже подходит. Как там с усилением?! Не забыл?

Дежурному было не до инкассаторов:

– Тут свою фамилию забудешь, Игумнов!

В дежурке продолжался кавардак: все так же звонили телефоны, стучал телетайп, слышались возбужденные голоса.

В разговор вмешался Картузов – он находился рядом – на дежурном приеме:

– Милиционеров с перрона брать запрещаю...

Дежурный ничего не понял:

– А на инкассацию?!

– Найди кого-нибудь...

Картузов на секунду запнулся.

– Выдели из дежурки. Кто не при деле...

– Все задействованы...

– Инспектора по делам несовершеннолетних отправь. Кузанкову!

– Она ж не видит!

Молоденькую симпатичную деваху прислали недавно – неопытная, близорукая, отказывающаяся при том носить очки – она просиживала вечера в Инспекции...

– Посылай! Все равно только юбку протирает...

Игумнов вырубил рацию. Выматерился.

ИНКАССАЦИЯ

Машина с инкассаторами уже подъезжала.

Сборщиков было трое, все трое – вооружены.

Действия каждого были детально расписаны, многократно отработаны.

В кассу сборов за уже приготовленными для него инкассаторскими сумками шел самый молодой, бывший десантник, на днях подавший заявление в ЗАГС. Если сумок было много, ему обычно помогал один из милиционеров, которых выделял дежурный наряд.

Второй сборщик – старший и самый опытный, без пяти минут дедушка – на заднем сидении охранял собранную выручку – уже опечатанный мешок с деньгами.

Оружия раньше времени он обычно не вынимал, внимательно наблюдал за тем, что происходит вокруг. После возвращения молодого сборщика он же складывал принесенные сумки во второй мешок.

Третий – бывший афганец, водитель-инкассатор – тоже присматривал за окружающим.

Все трое работали вместе не первый месяц, были знакомы семьями. Понимали друг друга с одного взгляда.

– Взгляни, что тут сегодня делается, – въезжая под знак, водитель головой показал вперед, на перрон. – Сколько мужиков...

– И на всех пыжиковые шапки.

Старший заметил:

– Делегаты. Там у них были ларьки в Кремле. По-дешевке...

– Вот куда бы попасть...

Молодой вздохнул. Был он лимитчик, жил в общежитии, как и его невеста.

– Перебьешься, – старший зевнул.

Свой инкассаторский объезд они начали еще засветло и приехали на вокзал притомленные. Это была их пятьдесят первая – и последняя – точка...

Обычный рядовой маршрут...

К финалу, как обычно, собранная сумма выглядела астрономической. На вокзале к ней должна была прибавиться выручка билетных касс пригородного и дальнего следования.

Ничего необычного не предстояло.

Глава четвертая.

ГОЛИЦЫН, ВОЛОКОВ, СУБАНЕЕВ

Инкассаторов ждали.

Голицын – без шапки, в куртке-"аляске" с синтетическим подбоем, руки в карманах – показал Волокову на их машину. Между "икарусами" машина с уже известным им номером проскользнула на перрон.

Волок отозвался:

– В самое времячко...

На нем была видавшая вида милицейская шинель с погонами лейтенанта и форменная фуражка.

Оба прохаживались вдоль торца здания.

Вокзальное радио доносилось сюда лишь изредка – обращения к депутатам, марши... В какую– то минуту оба сразу поняли:

– Началась посадка!

– Дел теперь у них хватит...

Только бы наш комитетчик не сменжевался...

В проведение операции внесли коррективы.

От черной "волги" с престижными номерами отказались.

Виталька Субанеев теперь находился в своем зеленоватом "жигуле" по другую сторону вокзала, на багажном дворе. У заднего стекла лежала милицейская форменная фуражка.

На гаишников вид милицейской атрибутики в автомобиле, рядом с дорожной аптечкой, всегда действовал успокаивающе. Субанеев обычно разъезжал с нею .

Он сидел спокойно. Ему не были видны ни его кенты, ни служебный вход в кассы. В любую минуту он мог быть востребован.

– Думаю, сегодня не подведет...

Волок по обыкновению был надежен и невозмутим.

Напряг у Голицына, напротив, выражался в непривычной для него говорливости. Непрерывно острил.

– Тут наш Клондайк, Волок... Ты, конечно, слышал, что это такое... Он поигрывал мускулами под курткой.

– Джек Лондон?..

– Точно. Главная выручка наша идет отсюда. Собранная инкассаторами сумма тут удваевается.

– Прекрасно.

Так же невозмутимо Волок вел себя и раньше – в прокуратуре, когда следователь запугивал его общей с уголовниками камерой в тюряге, требуя, чтобы он назвал, кто вместе с ним избил вора-домушника на допросе...

– Иначе и быть не может...

В обстановке, когда вокзал наполнен спецслужбами, инкассаторы должны были расслабится еще больше обычног.

– Вот они...

Автомашина "ГАЗ-24" отделения Госбанка прошла перрон узкой протокой между спецтранспортом, свернула к кассе доходов. Инкассаторы остановилась метрах в десяти от служебного входа, за цементным бордюром.

Голицын мигнул.

– Расходимся...

Оба переместились.

В закутке, между вокзалом и багажным двором, было тихо и пусто. С места, у которого Волоков оказался теперь, инкассаторская "волга" была видна целиком.

Волок украдкой наблюдал.

Ничего особенного в машине не произошло.

Сборщик, сидевший рядом с шофером, быстро вышел, с сумками направился в кассу. На вид ему было не более двадцати трех– двадцати пяти, он был без кашне, под курткой мелькнула защитного цвета сорочка и тельник под горло.

" Десантник или моряк..."

Старший инкассатор на заднем сидении – с крупным одутловатым лицом, с усиками – откинулся на мешок с выручкой, что-то сказал водителю. Тот засмеялся.

В горле у Волока запершило: для крепости духа они с Голицыным долбанули по стакану коньяка.

" Надо было еще! На посошок!"

Их черед наступал в последний момент, когда первый сборщик с сумками, полными денег, возвратится из кассы назад, в машину.

От волнения ли или от пронизыввающего ветра Волок не почувствовал выпитого.

В голове было пусто. Быстро бежали секунды.

Вспомнилось вдруг. На занятиях по философии в Академии МВД СССР вбивали:

"Движение и время как способы существования материи..."

А он сидел перед преподавателем пень-пнем...

А все, оказывается, как просто!

Время, которое он, Волок, ждет с пистолетом, с патроном в патроннике. И движение молодого сборщика к выходу из кассы...Вернется сборщик и начнется его, Волока, и Голицына движение. И одновременно потянется время, которое им

отпущено от первого их выстрела и до секунды, когда за ними начнется погоня.

" Успеем добежать до Субанеева и его машины -все будет хорошо..."

Не хватит времени – и сразу прекратится движение. И исчезнет материя, которая называлась Волоков и Голицын...

" Диалектический материализм..."

Все наглядно. Волок и не представлял, что в состоянии размышлять о таких высоких материях.

" Вот Голицын бы удивился, если бы узнал!"

Посыпал легкий снежок, он давно уже порывался идти, но тут же стихал. Погода менялась. С Садового Кольца долетали яркие сполохи света. Там была жизнь. Обгоняемый быстроходным транспортом медленно тащился мощный грузовик с тяжеловесными трейлерами...

Волок едва не загляделся – так было интересно.

Внезапно легко хлопнула дверь.

На тротуаре показался молодой инкассатор. Он шел быстро. Сборщик нес три сумки – две в руках и третью под мышкой.

Четвертую тащила женщина лейтенант, худосочная, с бледным лицом.