Текст книги "Жалость унижает ментов и бандитов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Такая вот обстановка...

Следовательша снова взглянула за окно, потом на часы. Трудно было сказать, что ее беспокоило больше.

" Может утюг забыла выключить?" – думал Игумнов, вычерчивая бесконечные кривые.

Задержание убийцы-таксиста было еще слишком живым в его памяти. Он сидел за рулем патрульной машины, Бакланов рядом связывался по рации с постами ГАИ.

Преступники могли запросто убить Надю. Особенно во время преследования по Кольцевой. Он и Бакланов в любой момент готовы были увидеть сбоку на обочине выброшенное бандитами из машины тело.

– В Генеральной пркуратуре сейчас не будут разбираться, какие он давал показания вначале. Признавался -не признавался... Смотрите, что он пишет сегодня...

Подполковник Картузов – начальник вокзальной милиции – маленький, круглый, напоминавший тугой перекаченный баллон, -надел очки – маленькие, с безцветной оправой. Он стеснялся ими пользоваться.

Лицо в очках сразу стало невыразительным, исчезло проявление самостоятельности, силы. Он поднял одну из бумаг, поднес к глазам.

– Вот...

Начал откуда-то со средины:

– "... Начальник уголовного розыска Игумнов и инспектор ГАИ нагрудный знак "МО-14565" Бакланов сразу после задержания немедленно подвергли меня жестокому избиению, грозили поломать ребра и изнасиловать..."

Картузов отбросил бумагу.

– Да тут, если начнут разбираться, не только в отделе – в Управлении могут головы полететь...

Стало ясно, чью именно голову принесут в жертву съезду.

Бакланов прекратил жевать, однако, промолчал.

– Просто не знаю что делать... – Следовательша прикурила. Не затягиваясь, пыхнула дымком.

– А вы дайте ему очную ставку, – Игумнов не поднял головы – продолжал чертить.

– С кем же? – Она положила сигарету в пепельницу.

– Со сверхсрочником, с мужем этой убитой... Татьяны Зубрун, кажется...

Сверхсрочник – спецназовец, муж одной из убитых, близкий к уголовному миру, поклялся, что не оставит убийцу жены в живых. Имелись агентурные данные, что очень скоро, сразу после дембеля, он попытается перейти на службу в конвойные войска МВД, туда, где будет отбывать наказание убийца его жены. Он передал об этом маляву через знакомых воров в "Матросскую тишину".

Убийца-таксист знал об этом и это было единственным, что по -настоящему могло сереьзно омрачить его будущее.

– В присутствии свехсрочника он бы поджал хвост...

Следовательша удивилась.

– А это еще зачем?

" Ну что можно сказать, если человек не профессионал, не въезжает в ремесло..."

– Да и под каким предлогом провести очную ставку?!

Он пожал плечами:

– Мало ли что можно уточнить?! Например одежду, в которой была убитая... Преступник на первом допросе ее обрисовывал...

Следовательша не дослушала, она была запрограммирована на собственное готовое решение.

– Вот тут он пишет... – Она достала из кейса и другую жалобу. – " Мне предъявили свидетелями двух лиц кавказской национальности – Мусу и Эдика, которые так и не явились ни на одну очную ставку..."

Пора была заканчивать.

– Я послала этим свидетелям не менее десятка повесток. И этим, и третьему – Джону... И никаких шевелений... – Акулий ротик на секунду беззвучно открылся и так застыл.

"Эдик и Муса..."

К Игумнову поступали данные о том, что обоих видели на Арбате.

Эдик по-прежнему тусовался с каталами, Муса, мастер спорта, борец, в прошлом чемпион северо-кавказской зоны ходил в телохранитетелях у кого-то из своих крутых земляков...

Чтобы их найти, надо было хотя бы на пару дней освободить от съездовской повинности нескольких младших инспекторов во главе со старшим опером и отправить на Арбат на поиски...

Следовательша затушила сигарету.

– Закончится тем, что я изменю ему меру пресечения на подписку о невыезде! Пусть выходит из тюрьмы... Что мне больше всех надо, в конце концов ?!

– Что скажешь, Игумнов? – Картузов убрал очки.

– Нужно, чтобы опергруппа находилась постоянно на Арбате, пока мы не найдем обоих...

– Надо подумать... – Картузов умывал руки, он оставлял принятие решения

начальнику розыску.

– Понял...

Совещание закончилось.

Вернувшись, Игумнов дал команду старшему оперу ::

– Приступишь к поискам Мусы и Эдика. Если убийцу выпустят из следственного изолятора, я его лично пристрелю...

Генеральная репетиция встречи делегатов на вокзале, начавшаяся затемно, как водится, обернулась очередным Большим Сидением в Ленинской комнате.

Кроме своего состава в зал согнали приданных оперативных работников других дорог, наряды слушателей Высшей школы милиции, солдат внутренних войск.

Игумнов сидел с Цукановым – новым его замом – обрюзгшим, с тяжелым брюшком, со свернутой в трубку газетой, которую он ни разу не развернул. Тут же были оперативные уполномоченные, инспектора.

– Старшего опера не вижу, – забеспокоился зам. – Качана. Могут спросить.

Оба находились между молотом и наковальней. Начальство требовало стопроцентного участия в съездовском действе, а незавершенное дело серийного убийцы, обязывало работать на другом направлении.

– Сошлешься на меня. Он на Арбате. Я в курсе...

Старший опер еще с вечера мотался в поисках исчезнувших шулеров свидетелей...

Народ вокруг изнывал.

– Сколько мы тут еще будем...

Картузов – тугой перекаченный баллон – на небольшой сцене, разогревал зал – тянул время. Ожидали высокое начальство.

– Ну, как, друзья? Сможем мы гарантировать общественный порядок в эти святые для всех дни? Как считаете, друзья?

Другой подчиненный Игумнова – Карпец – жуликоватый симпатичный младший инспектор розыска, однофамилец большого милицейского руководителя лез на глаза начальству:

– Конечно, гарантируем, товарищ подполковник! А как же!

Слушаки Высшей Школы МВД – вышки – поддержали:

– Не подведем!

Картузов разошелся:

– Мы обеспечивали и Двадцать Шестой Съезд! А старички помнят и Двадцать Пятый! И ведь справились!.. Правда? Каждый из сотрудников получил благодарность министра за его личной подписью... Как на фронте...

– Ерунду говорит, – заметил не расстававшийся со жвачкой Бакланов.

Гаишника "МО-14562" закрепили за отделом на время специальных мероприятий на время съезда.

– А пошли они!..

Игумнов блеснул сплошь металлическим рядом зубов.

Картузов тем временем перешел к предполагаемым нововведениям.

В недавнем прошлом прибывавшие с поездами делегаты, приезжая в столицу, сами заботились о своем багаже. Теперь ввели новшество.

– Делегаты налегке выходят на платформу. Чемоданы оставляют в вагонах. Наша задача, друзья, – организовать охрану вещей и их доставку в гостиницы...

Он не успел продолжить.

– Товарищи офицеры!.. – пронзительно, точно его резали, заорал от дверей дежурный.

Картузов подхватил:

– Товарищи офицеры...

Все поднялись.

Руководство уже входило в помещение. Кураторы, проверяющие, инспектирующие. Все, как один в полковничьих папахах.

Впереди, выпрямившись во весь свой гренадерский рост, не глядя по сторонам, вышагивал начальник Управления генерал Скубилин.

Он с хода включился в игру:

– Так как решаем? Провемся или не прорвемся, друзья? – Скубилин поднялся на небольшой подиум. Отсюда он был всем хорошо виден. – Я сейчас еду к заместителю министра внутренних дел генералу Жернакову. Что ему передать? Могу я заверить, что московская транспортная милиция и на этот раз приложит

все свои силы, чтобы...

Его не дослушали – слишком высок был накал скубилинского фальцета. Первыми заорали слушаки Высшей Школы милиции – к такому они еще не привыкли.

– Прорвемся... – заорали.

– А ты что скажешь, подполковник Картузов?

Начальник отдела на Каширском направлении Картузов был когда-то его персональным водителем. На правах своего по первости входил в семью Скубилина, приходилось – ночевал у хозяина на даче. Отвозил генеральскую дочь в детсад, потом в школу.

В свою очередь, Скубилин помог своему любимцу закончить Академию МВД, а потом и вел вверх по служебной лестнице.

Закончилось все непредвиденно: борьба противоборствующих групп в Управлении развела начальника и его бывшего личного водителя. Картузов переметнулся на сторону конкурентов – заместителя Скубилина – Авгурова и его министерского друга – генерала Ильина, выходца из Адмотдела ЦК КПСС.

По окончанию съезда кого-то из них непременно должны были убрать. Все зависело от того, чья возьмет.

Но сейчас и Скубилин и его бывший водила были естественными союзниками. По крайней мере на время съезда. Случись что, наверху не станут разбирать – ударят по обоим. Да так приложат, что мало не покажется...

– Ты старый опытный волк... – Скубилин обласкал Картузова взглядом. Лучший начальник отдела на дороге. Честь и хвала тебе и твоему коллективу...

– Рады стараться...

– Не подведете меня?! Справитесь? Как считаешь, Картузов, могу я рапортовать от имени всего коллектива, от вашего имени, друзья...

Он едва не сказал – "братья и сестры".

Картузов, как давече жуликоватого вида младший инспектор, поднял обе руки:

– А как же, Василий Логвинович! Какие же мы после этого мужики, коли не справимся?! Так, друзья?! Нам оказана большая честь! И за нее от всех нас большое спасибо державе...

– Спасибо и тебе, подполковник Картузов...– запел Скубилин. – За честную твою бескорыстную службу!

– Ну, артисты... – У Игумнова от злости даже резануло по животу. Свои все хорошо знали сегодняшнюю взаимную неприязнь начальства.

Он оглянулся. Среди приданных сил по другую сторону неширокого прохода мелькнула стриженная светлая головка, китель с майорскими погонами.

" Надя!"

Майор, заместитель начальника курса, сейчас она была здесь со слушаками Высшей Школы. Как он мог подумать, что о н а упустит такой случай – не вызовется дежурить вместе с ним на родном вокзале!

Он подошел едва объявили перерыв:

– Надя!

– Я тебя не видела... Как ты?

Бледное, без кровинки лицо, вымученная улыбка.

Недостает, чтобы она заплакала.

– Ничего. Ты хорошо выглядишь. Наверное, головка болит? – Он знал все про ее мигрень.

– Болела. Но теперь уже проходит.

Они вышли наружу.

От платформы густым потоком двигались пассажиры.

К утру изморозь прекратилась. Невысокие деревца по другую сторону забора вдоль музея "Траурный поезд В.И. Ленина" стояли в снегу.

Перронное радио молчало.

– В деревню давно ездила?

Мать и сестра ее жили в дальнем Подмосковье.

– В воскресенье. Три часа ждала. Черневский автобус сломался. .. Все это он хорошо представлял. Они словно не расставались. – У нас на все деньги найдутся. Даже для террористов из "Красных бригад"! Только не на деревню и на дороги...

– Куда определили твоих слушаков?

– Второе кольцо оцепление... На все время съезда. А ночуем в поезде. Восьмой вагон... Зайдешь?

– Лучше ты к нам!

От входа закричали:

– Второе кольцо! На выход!

– Ну, я пошла!

– Смотри: аккуратнее!

Он подождал, глядел, как они уходят.

Мудрец сказал:

" Есть две вещи, которые ухо не слышит, но чей отзвук разносится от одного конца Земли до другого. Это – когда падает срубленное дерево, которое еще приносит плоды и когда вздыхает отосланная своим мужем женщина, которая его любит".

Из дежурки позвали:

– Игумнов! Телефон!

С Арбата звонил старший опер – Борька Качан.

– Здесь каталы ! – Качан выговаривал тихо и внятно. Вокруг были люди. Его могли слышать. – Я их всех вижу перед собой! Между выходом из "Арбатской" и кинотеатром "Художественный"...

– Эдик там? Муса? Помнишь – здоровый такой, молодой... Мастер спорта...

– Их нет, здесь третий! Джон! Которого ты двинул об шкаф в гостинице!

Во время задержания подозреваемых некто Джон оказал им сопротивление...

– Понял! Мы едем!

– Игумнов! – предостерегающе начал дежурный. – Генерал Скубилин приказал: "Никому с вокзала!.."

Игумнов бросил трубку.

– Цуканов!.. – Его заместитель возвращался в Ленинскую комнату. Поехали!

– А что начальство?..

– Давай, давай!

Игумнов не очень-то его жаловал. Зам попался хотя и опытный, но не из фанатов. Штрафник. Успел прожечь кафтан. Теперь больше не рисковал, работал с оглядкой.

Игумнов обернулся к дежурному:

– Мы погнали!

– Игумнов!

– Поручение следователя прокуратуры!

Игумнов и Цуканов оставили "газик" в стороне.

Борька Качан уже встречал их.

Старший опер работал под крутого арбатского парня. Косуха. Брюки в крупную клетку. Накачанная шея. Очки.

– Вон они! За палатками!

– Показывай.

Из метро непрекращающимся потоком шли люди. Народ с трудом протискивался в узком проходе между киосками. Под ногами хлюпало жидкое месиво. Народ вокруг был пестрый. Приезжие, фирмачи, наперсточники. На витринах – матрешки. Цветы.

Год этот был обозначен как Год Арбата.

Качан прояснял ситуацию:

– Бригада у них не особенно большая. Сторож – в голубой куртке. Справа...

Спортивного вида кавказец в куртке у угла просматривал прохожих. Игумнов не встретился с ним глазами и вроде как не засветился. Цуканов брюхатый, все с той же "Правдой", свернутой в трубку, – старая ментовская привычка – вовсе не смотрел по сторонам.

– А вот и они сами...

Шулеры работали спокойно.

Бригада была сборная – с Кавказа и Средней Азии. Местные менты с Арбата с ними дружили.

Банковал Джон – гибкий загорелый азиат в армейской сорочке под бушлатом.

Перед ним лежала перевернутая картонная коробка из под сигарет, на которую он бросал карты.

– Две красные – проиграл. Черная – выиграл! Игра для крутых мужчин... Пятьдесят ставишь – сто выигрываешь... Ставишь сто – выигрываешь двести...

Джон бросил карты, смешал, выстро меняя местами.

– Черная выигрывает, две красные карты проигрывают...Где черная? Кто заметил? Ваше мнение?

Джон ткнул в парня в шапке из своей бригады, игравшего роль случайного прохожего. Как и у Джона-банкомета, у того был такой же южный загар. Нужно было вовсе не иметь глаз, чтобы этого не заметить. Бригада, видимо, только что вернулась из вояжа по

Кавказу или Средней Азии...

– Тут лежит черная!.. – Парень нагнулся, положил руку сверху на карту, другой – достал деньги. – Ставлю сотню!

Джон перевернул карту.

– Вот и програли, молодой человек!

Молодой человек расстался с деньгами до неправдоподобности легко. Распрямился. Сразу смешался с толпой. Через несколько минут он снова подошел – но уже с другой стороны. На этот раз он был уже без шапки.

Минут через десять Игумнов с Цукановым и Качан знали уже всю бригаду.

Увы! Ни Эдика, ни Мусы в ней не было.

– Что делать будем? – Цуканов постучал себя свернутой трубкой газетой по голени.

– Брать все равно! Борька!..

Качан знал свое дело, поправил очки. На нем было – снять сторожа.

Вскоре он вернулся, кивнул.

Джон продожал раскидывать карты. Из-за толпы он не сразу заметил исчезновение голубой куртки сторожевого в конце тротуара.

Не сговариваясь, оперативники поделили бригаду между собой.

Джон достался Игумнову.

– Начинаем...

" Газик" попятил кузовом вперед между палатками. Над кабиной сверкнула тревожная круговерть огня. Прохожие нехотя сдвигались, уступая дорогу...

Игумнов и Качан бросились вперед, словно выпущенные из рогатки.

"Газик" еще двигался, а они уже вели к нему – каждый двоих.

– Дорогу! Милиция... Быстро в машину! Быстро!

Цуканов прикрывал сзади.

Народ уступал, огрызаясь:

– Менты поганые...

Снаружи кто-то шарахнул кулаком по кузову.

В неразберихе Игумнов успел схлопотать по челюсти – такое случалось с ним нечасто – честь эту, не разобравшись в обстановке, оказал ему лично Джон.

– Не пожалеешь потом? – Руки Игумнова были заняты.

Катала отвел глаза.

– Едем! – Игумнов захопнул за собой дверцу.

Выбравшись из толпы, покатили просторным Проспектом Калинина.

Первым делом в машине Игумнов предпочел разобраться с Джоном.

– За мной вроде должок... А?

Каталы в машине молчали.

Игумнов выдернул у Цуканова свернутую трубкой "Правду", с оттяжкой протянул каталу по лицу.

– Живи и помни, Джон! И скажи, если это – несправедливо!

Разговор продолжил в отделе.

На инструктаж в Ленинскую комнату ни он, ни Качан с Цукановым больше не вернулись.

– Как живешь, Джон?

– Ничего вроде...

К самому Джону претензий не было.

Игумнов был вроде с ним по корешам – металлический ряд в его рту блеснул тускло. По-блатному. Игумнову нужны были его кенты – Эдик и Муса...

– Почему по повесткам не являетесь?

Катала разыграл изумление.

– По каким, начальник? Мне никаких повесток не было.

Игумном аппелировал к Качану и Цуканову, сидевшим тут же, в его кабинете.

– Следователь отправила им гору повесток... А он и в ус не дует... "Какие повестки?!"

Качан и Цуканов издевательски разыграли изумление:

– Только подумайте! Вот люди...

Игумнов вернулся к Джону.

– Выходит, и не знаешь, что ты свидетель, что тебя допросили и ты дал показания...

– Почему? Я помню. Но...

Игумнов посетовал:

– Не хочет являться и ничего с ним не сделаешь! Пусть садиста выпускают на свободу, пусть тот продолжает убивать... Джона вызывают. Но на ментов Джон положил... Он покупает их на Арбате пачками. Так?

– Почему?! – Катала оглянулся на Качана и Цуканова. Они сидели вокруг, близко сдвинув стулья.

Игумнова уже тащило:

– Смотри! Вот, что собственноручно пишет убийца, которого вы отмазывете. – Он взял копию протокола со стола. – "... Остальных убитых нами женщин мне жалко, но эту – жену прапорщика – можно было бы удушить еще раз..." А эта жена прапорщика – мать двух малолетних детей. Она умоляла оставить ей жизнь...

– Понимаю, начальник...

– Да кто он такой, скотина, чтобы судить, кому жить, кому умирать...

– Я понимаю.

– Понимаешь, да не все. Я поклялся. Если прокуратура убийцу освободит, я его лично уничтожу...

– Давай поедем в прокуратуру, начальник, – Джона не прельщала перспектива оказаться между прокурорско-милицейскими жерновами.

– Теперь-то ты поедешь. Мы тебя отвезем, а как же с Мусой и Эдиком? Где они? – Игумнов переставил стул ближе, сел рядом с каталой.

– Про них не знаю! Клянусь!

Джон предпочел бы, чтобы мент разоваривал с ним через стол. Одно дело – отбиваться от ментов на улице и совсем другое остаться потом против них же один на один у них в кабинетах...

– Может, сведешь нас с Эдиком и Мусой?

– Я не знаю, где они, начальник! Они теперь редко появляются... Катала заговорил искреннее, это сразу стало заметно. – Я сам их не вижу.

– А чем занимаются?

– Кого-то охраняют...

– Кого?

Джон помялся.

– Я слышал – хозяина кафе.

– Мне нужно только, чтобы они явились по повесткам и подтвердили свои показания. Понял? Я не хочу, чтобы убийца гулял на свободе. Как называется кафе?

– Не знаю.

– Где оно?

– На Арбате.

– Хозяин -кавказец?

– Ну!

– А зовут?

– Сергей, вроде, – катала спохватился: он и так сказал слишком много. – Все, Игумнов, больше не спрашивай. У него там в кафе своя крыша. Тоже менты...

ДЖАБАРОВА

– Люся! Джабарова! Там к тебе... – В дверь кабинета просунулся молоденький старлей из милиционеров, несших охрану " Аленького цветочка". Девушка... Эта из ансамбля. С ней трое. Они насчет Сергея...

Люська сразу догадалась:

" Нинка-стриптизерша! Разыскивает Джабарова...

Ее фиктивный супругон же хозяин кафе исчез неожиданно, не оставив никому никаких указаний на время отсутствия.

Дела в " Аленьком цветочке" тем временм шли своим чередом. В бригаде никто ничего не понимал: исчезновению мафиози произошло внезапно, тому не предшествовало ни угроз, ни разборок...

– Привет, Люся... – Стриптизерша уже входила.

Находящуюся на сносях несовершеннолетнюю подругу мафиози сопровождали молодые телохранители Джабарова – Иван и кавказцы, осевшие в Москве, коренастый, с усиками Эдик и неохватный, в куртке 68 размера, Муса. Пропорции торса и шеи выдавали в нем борца профессионала.

– Привет. Как себя чувствуешь?..

Нинка демонстировала тяжело проходящую беременность – в кресло садилась тяжело, широко расставив колени.

" Может и впрямь так..."

Джабаров был мужчина плодовитый – платил алименты на троих детей – в Махачкале и в Тбилиси.

Люська это знала, поэтому первым условием их отношений поставила отсутствие даже самого намека на близость – ей хватало забот со своими двумя отморозками.

Нинка, наконец ,села.

Иван – северянин, русак, приближенный Джабаровым из уголовников подошел к подоконнику, Муса и Эдик устроились на письменном столе.

– Сергей не появлялся?

Нинка не ответила, достала пачку сигарет " More". Закурила.

– Нет, так и не был.

Это был их второй визит.

Первый можно было считать чисто формальным – никто особенно не встревожился. Джабаров мог уехать, загулять, снова возникуть – также внезапно, как и исчезнуть, ничего никому не сказав.

На этот раз Нинка была настроена на проведение дознания:

– Когда ты его в последний раз видела?

Джабарова задумалась.

– Недели две назад? Может больше... Не помню.

– Он что-нибудь говорил?

– Да нет. Все, как обычно. " Шпана в кафе набивается..." "Вся арбатская шушера здесь..."

– Меня интересует его квартира.

– А что насчет квартиры?!

– Что там насчет развода? Выписываться думаешь?

Люська это уже проходила.

– Ты ведь знаешь, Нина! Если сейчас развестись, брак точно признают недействительным. А квартиру и деньги за нее отдадут государству. В казну...

Нинка внимательно взглянула на нее. Девочка была молоденькая, но, как говорится, "со сдвинутой крышей". От нее можно было ждать чего угодно.

– Мне точно известно: Сергея вызывали на Петровку...Ты в курсе?

– Мне он не говорил.

– Не темни.

– Абсоолютно.

– И ты не знаешь, где он?

– Я уже думала. Может, подать в розыск?

Эдик со стола заметил:

– В розыск не надо! Хозяин вернется – голову отвернет всем и каждому...

" Вернется!" Долго ждать будете..."

Люська нагнула голову – вроде что-то стряхнула с юбки – хотела укрыть лицо. Ее друг подполковник Смердов в разговорах больше ни разу не вспоминал о Джабарове, и Люська его больше ни разу ни о чем не спросила.

" Меньше знаешь – дольше живешь!"

Нинка поинтересовалась:

– Дубликаты ключей от квартиры есть?

– Откуда?! Я про дубликаты вообще не знаю! У меня своя пара... А что – он тебе не оставил? – Люська уставилась на несовершеннолетнюю подругу Сергея.

Та только еще похабнее развела колени.

– У меня ключей нет.

Эдик снова подал голос:

– А что за человек живет сейчас в квартире?

Все четверо уставились на Люську.

" Так вы вот что пришли узнать!.."

– Первый раз слышу!.. – Люська, в свою очередь, поперла на них. – Вы говорили с этим человеком? Кто он? И что сказал?

– Тебя не касается, – катала сказал, как отрезал.

– Как это не касается! Я там прописана... – Люська была не из пугливых. – Менты, в первую очередь, ко мне придут! Не к вам! Спросят-то с меня!

Нинка сочла ее довод обоснованным.

–Скажи ей, Муса!

Второй телохранитель спрыгнул со стола. Несмотря на свой объем и вес, двигался он легко– вчерашний студент, ушедший в профессиональный спорт, а потом и в рэкет.

– Я говорил с соседями. Они что сказали? – Спросил и сам ответил. Квартира сдана в аренду... Какое-то военно-спортивное общество поселило своего человека...

Люська взорвалась:

– Я должна его срочно увидеть!

– Не надо! – Нинка подняла ладонь. – Мне передали конверт квартирант уплатил аванс вперед . В валюте. Пусть живет...

– Сергей мне об этом не говорил! – Люська имитировала возникшую внезапно тревогу. – За квартиру-то я плачу! За свет, за газ... За телефон! Денег мне Сергей пока ни рубля не отдал. Самого его нет! А теперь и вовсе чужой человек в

квартире. Где гарантия?!

Взять верх ей, однако, не удалось.

Юная джабаровская сучка заметила с ужасающей прямотой– успела уже нахвататься от рэкетиров:

– Лучшая гарантия – это жизнь, Люся... Запомни!

Люська прикусила язык: народ крутой!

Она проводила их до дверей, подошла к окну. Балкон был соединен с пожарной лестницей, поэтому шторы были постоянно опущены. Джабарова нашла отверстие между полотнищами. Окна выходили во двор.

Еще через пару минут во дворе показалась вся компания. Нинка впереди что-то обсуждала с Эдиком и Мусой. Уголовник Иван шел отдельно – худой, с вытянутым черепом, с грубыми, выдавшимися вперед надбровьями.

Люська не очень-то испугалась.

" Ничего! Смердов размотает вашу шарагу и быстрее, чем вы ожидаете!"

ГОЛИЦЫН, СУБАНЕЕВ, ВОЛОКОВ

Голицын открыл дверь, прошел по квартире. Волока дома не было.

С тех пор, как жена Волока, обидившись, укатила с детьми к матери в деревню, у Голицина появился от квартиры свой ключ.

Голицын взглянул на часы. Время еще было.

Он не видел Волока с того дня, как они разобрались с кавказским мафиози, с Джабаровым.

Голицын обследовал холодильник: в морозилке – заледеневшая бутылка "московской", вторая – начатая– стояла на внутренней стороне дверцы.

Он скинул куртку, прошел в гостиную, к тахте.

Сегодня предполагали собраться всей командой. Поговорить.

Волок должен был привезти Смердова.

Кроме Волока и начальника криминальной милиции , должен был приехать и еще один корефан – Виталька Субанеев. Тот был тоже на колесах...

Съезд КПСС был уже на носу.

Подготовка к налету шла полным ходом.

Вечером в Столешниковом переулке была назначена встреча с водителем черной "волги", которую он, Голицын, подыскал.

Он мельком оглядел книжные полки. Он и сам тоже жил один. Точнее, с родителями...

Литературы в квартире Волока практически не было. Голицын это знал, поэтому возил чтиво с собой: издания с мудренными названиями, психологические практикумы. Романы, детективы его мало интересовали.

Он растянулся на тахте, раскрыл брощюру, которую уже несколько дней таскал в кармане.

"Научные проблемы снятия агрессивности в отношении близких. Родителей, супруга, детей." Очень интересно..."

Почитать, однако, не удалось. В дверь позвонили, как было условлено. Три раза.

" Субанеев..."

Виталька появился не один. С двумя стройными телками.

– Прошу, девочки. Входите...

– Пожалуйста. Очень приятно, – Голицын, приглашая, отступил в прихожую.

– Знакомьтесь...

– Римма.

– Ксения. – На этой была мужская шляпа.

Субанеев – мужчина в самом соку – плотный, лобастый, признанный душа общества – помог им снять шубы. Под ними оказались модные фирменные кофты, короткие юбки. Бусы и сережки были тоже дорогие, подобраны со вкусом.

Внешность девиц и их одежда Голицына озадачили.

" Где же Виталька их снял? – На обеих были шубки, практически не встречавшиеся за "деревянные". – И как собирается расплачиваться?!"

Голицын достал из серванта скатерть. Из холодильника пояилась початая бутылка.

Пока девушки устраивались, Голицын вызвал Субанеева в прихожую.

– Витальк! Ты поинтересовался, сколько они с нас за это возьмут?

Субанеев словно с Луны упал.

– То-есть?

– Какая у них цена?

– Ты считаешь, что...

– Безусловно. Как ты с ними договорился?

– О цене и разговора не было...– Субанеев объяснил, как ему все представлялось. – Они отдыхают... И мы тоже! Почему бы нам не отдохнуть вместе?!

– Где ты с ними познакомился?

– В Центре. Выскочил из машины, беру сигареты. Они – тоже. " Скучаете, девушки?" – спрашиваю. "Есть немного." Слово з слово. "Я еду к приятелям, хорошие ребята... Вы – как?" Вроде непротив... – Субанеев еще надеялся что-то придумать.– Пойдем в комнату– неудобно...

Голицын подумал.

– Сейчас Волок должен подъехать со Смердовым. А потом

надо ехать в Центр. На Столешников.

– Разберемся.

– Ну что ж!

Голицын достал колбасы, маринованного чеснока, черемши. Перенес в комнату. Налил по пол-юмки.

– Хорошо сидим! – провозгласил Субанеев, опытный тамада, красавец мужчина. – Со знакомством...

Девицы пригубили, взяли по кусочку колбасы. Маринованный чеснок и черемшу не удостоили вниманием.

Улучив момент, Голицын поймал взгляд сидевшей напротив Риммы, поднимаясь, кивнул на дверь.

Римма не заставила ждать. Они проли в кухню. Закурили. В кухне у Волока был обычный беспорядок.

Голицын уселся на подоконник.

– Девушки вы красивые. Тут, пожалуй, одной выпивкой не обойдется. Так ведь?

– Пожалуй.

Она поддернула и без того короткую юбку, поставила ногу на табурет, чтобы подтянуть колготки. Голицыну открылась классическая модель женского бедра – затянутая тончайшим эластиком зовущая плоть.

– В таком случае мы, наверное, вам задолжаем, – продолжил Голицын.

Римма тоже высказала уверенность в том, что это так.

– И много?

Она пожала плечами,

– По Москве одна цена, – она показала на пальцах.

– Зелеными?

Она не удостоила его ответом.

Они докурили, вернулись в комнату.

Ксения за столом взглянула вопросительно. Субанеев ничего не заметил, рассказывал об охоте. В последнее время он руководил хитрым сецохотхозяйством некоего военно-спортивного ведомства.

Голицын прошел к столу.

– Ну, еще грамм по двадцать... – Он разлил водку по рюмкам. – Жаль, конечно, что нам с другом надо ехать...

Субанеев все понял, промолчал.

– Что ж как-нибудь в другой раз! – Девицы встали, направились в туалет. – На дорожку...

Пока их не было, Субанеев успел спросить:

– Сколько они хотят?

– Это путаны. Сам знаешь...

Когда девицы уже одевались, входная дверь открылась – появились Волок со Смердовым.

Увидев девок, Смердов повернул назад, на лестницу – положение начальника криминальной милиции обязывало его избегать встреч с людьми малознакомыми либо сомнительными.

– Я подожду внизу...

Волок, напротив, бросился к телке в мужской шляпе. Они знали друг друга.

– Ксения!

– О-о!.. Волок, блин! – Они расцеловались. – Вот это встреча!

– Как жизнь?

– Нормально! А ты? Все музеи инспектируешь?

Он как-то объяснял ей суть своей работы. Большей частью она, якобы, проходила в командировках, в разъездах. Основным в ней было обследование культурных памятников и исторических мест на территории Московской области.

– Хоть бы пригласил когда-нибудь! – Она поддразнила. – Такой мужчина...

– Это обязательно! А ты, Ксения? Кулинаришь?

– Фотомоделью устроилась, -она подмигнула. – Вот едем с подругой в студию...

– Далеко?

– В Центр.

Виталька Субанеев встрепенулся: не хотел упускать случай. Девки ему понравились. Он еще тешил себя мыслью, что все каким-то образом устроится.

– И нам в Центр! Ты на колесах, Волок?

– А как же?!

– Вот и поехали! Девчонки! Давайте ко мне в "жигуль"!

Смердов ехать с девицами отказался.

– Давайте сами. Я подъеду.

– Ладно. Там встретимся.

В Центр пригнали на двух машинах.

Девчонок доставил Виталька Субанеев в своей машине, по дороге болтали о всяких пустяках. На Столешниковом переулке распрощались.

Пока Субанеев еще кадрился, Голицын с Волоком отошли к ближайшей автостоянке. Тут у Голицына была намечена встреча с водителем черной "волги".

Стоянка была номенклатурной.

Неподалеку располагалась Прокуратура Союза, черных "волг" с престижными номерами было достаточно.

– Смотри, Волок. Вон та...

Голицын показал незаметно:

– Тридцать первая модель.– Машина была припаркована против магазина "Меха". На углу. – Она отличалась от остальных – Новенькая. Прямо с конвейера.

– Не вижу... – Волоков провел взглядом.

– Куда смотришь! Вон – скошенная впереди! В Совмине раньше предпочитали "двадцатьчетверку". А сейчас перешли на последнюю модель...

– Крайняя!.. – Волоков перевел взгляд на номера, ахнул. – "00– 10". Черт возьми! Два нуля впереди! То, что надо! А как водитель?