Текст книги "Жалость унижает ментов и бандитов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Утром о чрезвычайном происшествии было доложено министру.

С самого верху поступила команда:

– Раскрыть чего бы ни стоило! И, главное, быстро!

Столичная транспортная милиция и без команды готова была рыть землю носом. Убийство своего сотрудника полиция ни в одной стране мира никогда не прощала.

В оперативную группу по раскрытию убийства вместе с вокзальными операми вошли наиболее опытные сотрудники уголовного розыска Управления, эксперт-баллист, следователи.

Их направлял начальник розыска Управления, работавший непосредственно под началом генерала Скубилина.

В Министерстве внутренних дел СССР работу по раскрытию убийства милиционера взял под личный контроль заместитель министра Жернаков.

На каждом вокзале был заведен дубликат оперативно-розыскного дела. Результаты работы по поиску убийцы каждый отдел ежесуточно докладывал Наверх.

О раскрытии убийства против обычного объявили по-тихому. Без помпы. Результаты работы оперативной группы до последнего момента держали в секрете.

Было арестовано трое, все приезжие. В том числе один – особо-опасный рецидивист.

На следствии они во всем признались и взяли на себя еще несколько краж в своих областях – по месту прежнего проживания.

Суд состоялся скоро. Трижды судимый рецидивист – организатор убийства – был приговорен к высшей мере наказания. Теперь считал дни до приведения проговора в исполнение...

МЕНТЫ. ИГУМНОВ.

– Как вы тут?

– Ничего. Что у тебя?

В милиции на Белорусском Игумнова встретили как своего и все же настороженно.

Знакомиться с чужим уголовно-розыскным делом, тем более законченным, считалось среди ментов неэтичным.

Одно дело – расспросить, задать конкретный вопрос. Обсудить меж собой за бутылкой или в бане. Другое – лезть на чужую кухню, совать нос в хозяйские кастрюли...

Уголовно-розыскные тома такого рода набивали обычно кучей не относящихся к делу бумаг – специалист мог в этом мгновенно разобраться рапортами, откровенной липой. Лишь бы увеличить объем. Три-четыре тома по 300 страниц макулатуры в каждом гарантировали снисходительность любого самого

строгого проверяющего.

Теперь вот свой же розыскник-коллега с другого вокзала просил раскрыть карты...

Начальник розыска на Белорусском – с землистым лицом, в несвежем свитере под горло, мятом пиджаке – открыто не выказал недовольства.

Для начала обменялись новостями.

"Белорусс" озадачил:

– Слышал? На авгуровского адьютаната дело завели...

– На Саида?!

– Ну! Он как раз приехал к нам. Отсюда и дернули в прокуратуру. "Вымогательство взятки у торгаша..."

– А что его шеф?

– Авгуров? Он и не знал.

Побазарили.

За окном – в аппендиксе площади против отдела милиции непрерывным потоком двигались пассажиры, маневрировали десятки машин...

– Тебе надолго это дело? – Пухлый том уже лежал на столе.

– Я только взгляну.

– Да нет проблем. Смотри. Просто мне уезжать...

Игумнов знал, что ему не позволят загоститься и времени на ознакомление с делом у него окажется немного.

– Читай. Я сейчас, – "Белорусс" пошел к двери.

– Ты далеко?

– Рядом в кабинете.

Ему надо было дать знак своему руководству.

Игумнов не стал терять времени.

Дело раскрылось на фотографиях с места происшествия– черно-белых, подрезанных рамкой. Фотографировал кто-то из оперативной группы. Непрофессионал.

Вагон электички: дощатые жесткие сидения.

Труп в проходе. Раскинутые руки. Форменный полушубок. Пустая расстегнутая кабура...

"Типичные работы младшекурсника по криминалистике..."

Причина ажиотажа вокруг дела лежала на поверхности.

" Убийство милиционера. Похищение огнестрельного оружия, которое еще более опасно, находясь в руках преступников. А тут еще обстановка..."

Приближался съезд КПСС.

Дело было взято на контроль МВД СССР.

Для личного состава на Белорусском настали лихие дни.

Постоянные разносы начальства. Бригада наехавших из Управления проверяющих. Честолюбивый следователь прокуратуры.Нажим Скубилина сверху, наезды заместителя министра, кресло под которым шаталось все сильнее...

Неудивительно, что следствие по делу об убитом милиционере свернули быстро. В кратчайший срок. Об успехе доложили на самый Верх...

Игумнов быстро листал дело.

Убийцы признались. Их целью было – табельное оружие милиционера "Макаров" с двумя снаряженными боевыми патронами магазинами.

На месте происшествия нашли гильзу со следами копоти и маркировкой. Орудие убийства обнаружено не было.

В секционной из тела убитого извлекли пулю в металлической оболочке.

" Сегодня есть с чем сравнить..."

За дверью кабинета послышались шаги. Дверь распахнулась.

– Игумнов! А ты каким путем?

В кабинете как бы случайно забрел начальник отдела внутренних дел на Москве-Белорусской – высокий, мосластый полковник.

– Миссия доброй воли?

– Вроде того...

Они поздоровались.

– А дело зачем? – Он кивнул на стол.

– Кажется, мы выходим на пистолет по вашему делу...

– А-а, "вальтер"...

Уточнять он не стал.

– Вот если бы раньше, до суда, я бы лично тебе бутылку поставил! А сейчас, когда приговор вошел в законную силу...

Он и не вспомнил о "ческе-збройовке", на которой настаивал баллист.

– Ну, давай-давай. Читай...

Сразу же появился выходивший начальник кабинета. "Белоруссы" заговорили между собой. Игумнов перелистнул страницу. Снова попал на фотоснимки.

В сильном увеличении еле заметный волосяной покров на теле убитого превратился в грубую поросячую щетину.

" Входное отверстие..."

Тут же находилась фотография освобожденной от кожи черепнной коробки. На ней было уже что-то написано.

Он прочитал:

" Инвентарный номер М-421..." И подпись.

Непрофессионализм фотографа усиливал ощущение тщеты и убогости милицейской жизни, приземленность обстоятельств, при которых мент принимает смерть...

– Как Игумнов уедет, сразу зайди ко мне. – Начальник отдела произнес чуть громче, чтобы Игумнов услышал. – Будешь нужен.

– Есть.

Начальник отдела вышел.

За всем этим что-то стояло.

Игумнов продолжил листать.

Справки, копии официальных бумаг...

" Радиообращение к пассажирам!.. "Всех граждан, ехавших электропоездом... Числа... Отправлением в... часов.. минут...Вас просят зайти в дежурную часть или позвонить по телефону..."

То, как на Белорусском искали убийцу милиционера, оставляло тяжелое впечатление:

" Все темним! Боимся сказать правду. Просим помощи и молчим, что убит сотрудник милиции! Кто же мы сами-то в конце концов?!"

– Ты как, Игумнов? – хозяин кабинета взглянул на часы.

– Еще минут пяток...

Игумнов быстро листал дальше.

Заключения эксперта-баллиста нигде не было.

Где-то в средине неожиданно попала на глаза страница из копии обвинительного заключения:

"... Познакомившись друг с другом, обвиняемые решили совершить нападение с целью завладения оружием... "

В описании объективной стороны состава преступления следователь не блистал логикой:

"... Заметив в электропоезде дежурного милиционера и, зная применяемый соучастником способ нападения на потерпевших, обвиняемый, незаметно приблизившись к Сизову, толкнул его в сторону второго участника нападения..."

" Ну и ну! "

Преступники только познакомились и уже знают "способ нападения, применяемый соучастником..."

Где-то в средине Игумнов нашел материалы судебно-баллистической экспертизы.

Они шли вслед за оперативными материалами. Фамилия чужого эксперта, давшего заключения, была Игумнову незнакома. Как и сама фирма. Эксперт свидетельствовал о том, что выстрел в Сизова был произведен из "вальтера", ни о какой "ческе-збройовке" речь не шла.

Пререлистав несколько страниц, Игумнов сообразил, почему "вальтер" устраивал следователя больше, чем "ческа-збройовка".

Рецидивист, которого считали организатором преступления, однажды похвастался, что у него есть "вальтер"! Это подтвердили двое его подельников.

Для крепости дела важно было то, что Сизова застрелили из пистолета именно этой марки. Все тогда хорошо увязывалось одно с другим.

" В первом акте на стене висит пистолет и в последнем он стреляет!"

Пистолет искали серьезно. К розыскному делу был приобщен составленный Главным Научно – Исследовательским Центром Управления и Информации МВД

СССР список всех неразысканных в Союзе "вальтеров" почти за полстолетия.

Одним из первых шел экземпляр, объявленный в розыск еще в 47 году по факту убийства редактора районной газеты в Литве. С тех пор смертоносное оружие так и не было найдено.

Все, впрочем, оказалось ни к чему.

"Вальтер", из которого, как утверждал следователь и как признались преступниики, был произведен смертельный выстрел в Сизова, обнаружить не удалось.

Заключение, на которое ссылался на эксперт-баллист, было подшито в самом конце среди прочих бумаг.

" Обнаруженные в вагоне гильза и пуля составляли до выстрела единый патрон, стеляный из 9-миллиметрового пистолета " Ческа збройовка" модели 1927 или 1924 года..."

Это был подлинник.

Заключение эксперта в нарушении закона не было приобщено к уголовному делу. С ним не ознакомили ни подсудимых, ни их адвокатов. Ни суд.

Следователю документ мешал, поскольку опровергал все сделанные на следствии признания. То ли убийцы не знали, что за марка оружие была при них, то ли Сизова убили совсем другие люди...

Игумнов покосился на хозяина кабинета. Начальник розыска Белорусского уже несколько минут нетерпеливо посматривал в его сторону.

– Ну как?

– Все. Держи. Спасибо.

– Ладно. Ты того... – Хозяин кабинета поднялся. – Не обижайся, если что не так.

Игумнову показалось, что он знает причины по которым "белорусс" откровенно махнул рукой на себя. На несвежий свитер, мятый пиджак....

Рано или поздно дело, которое лежало сейчас перед ним должно было развалиться как полностью сфальсифицированное. И именно его – начальника розыска вместе следователем – не генерала Скубилина, ни другого из вышестоящих кураторов – сделают крайним. И не начальство, а свой брат такой же начальник розыска – поймет, а потом и принесет ему передачу в " Матросскую тишину"...

– Ладно, чего там... – Игумнов не поднял взгляд.

" И в электричке, и у нас на вокзале стреляла одна и та же "Ческа збройовка"...

Игумнов знал высокую квалификацию эксперта-баллиста -его заключения ни разу не были опровергнуты. Была и другая связь: семья Волкова тоже жила по Белорусскому ходу.

" Убийство Сизова дело их рук..."

И труп мафиози Джабарова следовало искать в этих же местах.

– Как у тебя с твоим убийцем-таксистом? Все пишет? – Белорусс попробывал взбодриться. Игумнов поддержал:

– Не перестает! Я сейчас как раз в Инспекцию. По этому самому делу.

– Смотри: Исчурков, он мужик пакостный...

– Я знаю.

– Может поговорить с ним насчет тебя? Мы вроде по корешам... – Теперь он откровенно заискивал.

– Да нет. Спасибо.

Игумнов взглянул на часы. Пора было ехать. События быстро наворачивались одно на другое.

МЕНТЫ. ИГУМНОВ, ИНСПЕКЦИЯ.

– На тебя тут бумага, Игумнов.

Начальник Инспекции не протянул руки, кивнул, поднял нездоровые, с красными прожилками глаза.

– Очень приятно.

– Приятно или нет – это твои проблемы.

– И твои тоже, Исчурков... – Они вместе учились в Академии МВД. Игумнов всю дорогу его задирал.

– Вот жалоба на тебя, адресованная на имя 27-го съезда КПСС... Исчурков относился к нему неприязненно, при том, что откровенно побаивался. – Можешь ознакомиться. Это – копия...

Исчурков выложил на стол бумагу. Игумнов бегло ознакомился с текстом.

Ничего нового в жалобе не было.

Тюремный адвокат, изложивший претензии убийцы, пользовался теми же оборотами речи и аргументами, что и сама власть. Это был высокий стиль адвокатов из числа осужденных к длительным тюремным срокам.

Пафос, сентиментальность, откровенное вранье.

Надо было быть идиотом, чтобы во все это поверить.

" Дедушка мой прожил доблестную боевую жизнь, поднимая народное хозяйство, защищая советскую власть, интересы молодого советского государства и народа..."

Убийца-садист, ночной охотник на одиноких женщин, явно издевался. Это была дурная нахальная насмешка над теми, кому адресовалась жалоба.

Игумнов прочитал вслух:

– " Дедушку я лично не знаю. Настоящей матерью мне стала слабая здоровьем бабушка..." Ты тоже этому всему веришь, Исчурков? Да камера, должна была подыхать от хохота, когда это писалось...

Исчурков поднял голову, ничего не сказал.

– Зато исполнение какое!

Текст был набран первоклассной машинисткой на отличной бумаге.

– Видно на самом верху перепечатали... Для президиума Съезда!

Игумнов прочитал еще абзац.

–" Она любила меня, воспитывала в меру своих скромных возможностей и спсобностей честного человека..."

– Ниже там о тебе персонально.

Исчурков готовил какой-то документ начальству – спешил. Разрезал, клеил...

– "Работники уголовного розыска из низменных побуждений и корыстных мотивов стали наживаться на моем горе и набирать служебные очки под видом псевдораследования..." Да это прямо для " Международной амнистии!"

– И дальше...

– " Совершенно пьяные Игумнов и Бакланов, грозя мне смертной расправой, унижали честь и достоинство моей супруги..."

Игумнов щелчком отбросил бумагу.

– Чушь!

– Осторожно! – Исчурков подхватил бумагу. Жалобу полагалось возвратить в ЦК КПСС. – Там еще. В самом низу...

Один из абзацев был отчеркнут.

Игумнов узнал текст – те же обвинения присутствовали в жалобе на имя Генерального прокурора, с которой их знакомила следовательша:

– "... Начальник уголовного розыска Игумнов и инспектор ГАИ нагрудный знак "МО-14565" Бакланов сразу после задержания немедленно подвергли меня жестокому избиению, грозили поломать ребра и изнасиловать..."

– Жалоба взята на контроль, Игумнов. Установлен срок для проверки и дачи ответа...

Игумнов почувствовал, как это с ним уже случалось в последнее время, нога его неожиданно дернулась...

" Становлюсь психом..."

– От меня-то что требуется?!

– Для начала напишешь объснение.

– Объяснения убийце? – В глазах что-то поплыло – серое пятно, закрывшее свет. – Этого не будет!

– Что ты хочешь сказать?!

– Пошли им его собственноручное признание! Как он взял из багажника металлический прут, положил девчонке на горло и встал на него. Наблюдал: как она умирает...

Мутная пленка сейчас уже плотно прикрыла нижнюю часть глаз. Голова Исчуркова была теперь словно отрезана от туловища.

– А то, видишь ли, Съезд всполошился: "Подумайте только: у убийцы в какалке косточка застряла!"

Исчурков едва не потерял дар речи.

– Подумай, что ты позволяешь себе!

– Все! – Игумнов поднялся.

На вокзале было полно дел.

Он уже шел к дверям. Внизу его ждал Бакланов с машиной.

– И больше меня по этому делу не вызывай, Исчурков!

– Знаешь, что тебе за это будет?

– А пошел ты...

Место начальника отделения розыска не было синекурой: низкий оклад, рабочий день до глубокой ночи, постоянный мальчик для битья. Со стороны сюда не шли. Начальники вокзальных розысков были примерно одного возраста, прошли примерно один и тот же путь. Лесенка была одна: опер – старший опер – зам

начрозыска... Если начальника розыска понижали – она падал сразу до старшего опера.

– Смотри, не пожалей, Игумнов! Есть данные: с регистрацией совершенных преступлений у тебя не все чисто!

– Еще бы!

Грехи начальников розысков были все, как на ладони. До времени на них закрывали глаза.

Сверху требовали: "все преступления зарегистрировать и все раскрыть.." Хотя все понимали – требовать полной регистрации преступлений и стопроцентной их раскрываемости, по меньшей мере, безнравственно.

Начальники розысков регулировали возбуждение уголовных дел. А на деле укрывали от регистрации кражи чемоданов, сумок, вещей из контейнеров, раскрытие которых было бесперспективным. Полученным в результате бесчисленных фальсификаций процентом генералы отчитывались перед министром, а тот, в свою очередь, перед ЦК КПСС и это всех устраивало...

Кроме председателя КГБ, боровшегося с МВД за влияние на власть...

У двери Игумнов обернулся:

– Я тебе сам дам список всех незарегистрированных краж. Там сотни три чемоданов! Представляешь? Сразу отличишься! Завалишь показатель всей Федеации. КГБ скажет ли тебе спасибо...

Игумнов пришел в себя уже за дверью.

Впереди по коридору шел генерал Скубилин. Начальник управления шел в туалет. Обгонять его подчиненным не полагалось.

" Делает вид, что ничего не знает! Ни про укрытые кражи, ни про выстрел на перроне. Ни про то, как раскрыто убийство на Белорусском... Какого черта!.."

СКУБИЛИН

– Товарищ генерал... – За Скубилиным бежал его помощник, чудной, напрочь лишенный оперативного чутья статистик, которого готовили на пенсию. – Товарищ генерал...

Он догнал Скубилина у самого туалета.

– Звонил заместитель транспортного прокурора...

Скубилин приостановился, повернул голову.

– У него новость по поводу нашего сотрудника Саидова. Помните? Ну, который родственник... – Помощник намекал на Авгурова. Он все-таки успел докричать свое. – Вымогательство у мясника. Вы в курсе..

– Ты бы еще на колокольню забрался... – Скубилин остановился, досадливо повертел пальцем у виска. – Вот уже поистине " заставь дурака богу молиться..." Все?

– Еще заместитель министра генерал Жернаков...

– Ты сказал, что я здесь, в Управлении?

– Да. Он перезвонит...

Звонок раздался минут через десять после того, как Скубилин возвратился к себе. Генерал наскоро пил жидкий чай, заваренный все тем же помощником.

Звонил заместитель министра:

– Ты радио слушал днем?

– Нет, Борис Иванович. А что? – Скубилин уменьшил звук работавшего сбоку на столике телевизора.

Жернаков помедлил:

– Иногда надо не только телевизор, но и радио включать. Про твоего Саида Саидова речь вели. В курсе?

– Первый раз слышу!

– Транспортный прокурор освободил его из под стражи.

Скубилин не поверил своим ушам.

– Саидова?!

– Транспортный прокурор сам приехал к нему в Бутырку – извиняться! Представляешь, как сейчас Ильин с Авгуровым торжествуют... Какое у них настроение!..

– Ничего не понимаю! А что с мясником?

– Уже в Бутырке! Санкцию дал Московский прокурор...

– Сейчас я свяжусь с его заместителем. Узнаю...

– И сразу перезвони.

Через минуту на проводе у Скубилина уже был все тот же заместитель транспортного прокурора Дороги.

На этот раз судачили не о парилке, ни о деликатесах. Ни о детективах.

Зампрокурора был в полной прострации от случившегося.

– Я звонил на Радио. Там все тоже в недоумении...

– Что за эфир?

– "Человек и закон".

– Что они там? Оборзели?!

– Ну, вообще-то, это сейчас модно – лить грязь на правоохранительные органы. Такое время. Играют на низменных чувствах толпы...

Зампрокурора терялся в догадках:

– Но, главное, ракурс! Вы бы слышали! Звучало примерно так. Я записал: "За бесчестного работника торговли, которого давно надо было гнать грязной метлой вступился прокурор!.. Молодого оперативного уполномоченного – комсомольца – упекли в следственный изолятор...Его матери – заслуженной сельской учительнице, воспитавшей не одно поколение советских труженнников – даже не сообщили..."

– Это кто-то подготовил!

– Тут же вмешалась Генеральная прокуратура... Прокурору позвонили. "Хочешь дальше работать – срочно принимай меры..." Наш откровенно струсил... Тут кто хочешь накладет в штаны...Тут же поехал в Бутырку с постановлением об освобождении, с цветами. Принес извинение...

– Ну, бардак! – Скубилин все еще ничего не понимал. – И что теперь?

– Ждем-с.

– А кто поставил этот материал в эфир да еще в дни работы съезда? Узнали?

– Нет. Но думаю, такое решают на уровне зампреда с подачи ЦК! Поэтому совершенно непонятно, откуда ветер...Пришла беда, открывай ворота...

Жернаков, которому Скубилин тут же перезвонил, тоже не мог даже предположить, какие силы стоят за молодым горцем. Грешил на Ильина:

– Шибко надавил сверху. Через ЦК.

– А что делать?

– Придется Саидова восстановить, Василий. Дать срочный отпуск для поправки здоровья, путевку в санаторий... Другого не дано...

– Ну дела...

– Мы тебя конечно накажем, для примера. Не без этого... И будешь работать дальше. Выговор – не туберкулез, как говорили, жить можно...

– Что делается, Борис Иванович?! – фальшиво пропел Скубилин. – Что же такое происходит?

– Все интриги Ильина и Авгурова. Но сегодня не это главное. Сначала надо довести до конца со Съездом. Чтоб никаких претензий со стороны гостей, делегатов... Потом будем разбираться!

– С жалобой насчет моей бывшей дачи не решили?

– Ильин взял ее себе. " Для подготовки проекта заключения..." замминистра круто перевел стрелку. – Где у тебя вечером поезда с избранниками?

– По Каширскому ходу... – Скубилин пустил скупую мужскую слезу.– Надо ехать. Служба есть служба! А что еще остается, Борис Иванович. Хочешь, не хочешь, а надо, хоть прошлая ночь вся была на ногах!

– Тут ты прав, Василий! Держись.

Скубилин положил трубку. Оставил остывший чай.

По телевизору давали дневник съезда. На экране возник председатель мандатной комиссии.

Скубилин прибавил звук.

Оратор привычно рубал:

– Убедительно раскрыты... научный анализ... по-ленински откровеннно и глубоко... – Покадив генсеку, оратор дальше курил фимиам всем подряд. Нерушимая дружба... Совершенствование социализма на многие годы вперед...

Скубилин вырубил съезд, подошел к шкафу, принялся экиппироваться по-генеральски.

Звонок замминистра его расстроил. Но не настолько, как можно было предположить.

После разговора с начальником КГБ Скубилин первым делом встретился с милицейским хозяином аэропорта "Шереметьева". За бутылкой коньяка было выработано судьбоносное решение...

Расстановка сил в борьбе с Ильиным и его командой вот-вот должна была круто измениться. И не в пользу Авгурова и Ильина.

Очень скоро! Сразу после прилета Авгуровой с Кипра...

АВГУРОВА

Самолет из Ларнаки в Москва вылетал поздно ночью.

Новые друзья Авгуровой – Сократис и Нина Романиди – приятные, интелегентные люди – привезли ее в аэропорт с вечера. Прямо из ресторана.

В аэропорту супруги извинились. Они не могли ждать начала регистрации и посадки. Утром обоим следовало быть на службе: ему – в отделении Общества дружбы "Кипр-СССР", ее ждали в партийной школе в Никосии, она преподавала тамошним слушателям основы марксистской философии.

– К сожалению, нам никак не удалось подыскать себе замену на завтра... – Выпускники Университета Лумумбы, они говорили по-русски с едва заметным акцентом.

– Ничего, я одна прекрасно уеду!

Она действительно не нуждалась в них.

Днем вместе с Сократисом и Ниной они зашли в небольшой ювелирный магазин, поблизости от их дома, на Платия Элэфтэрияс – с неброской вывеской и с перламутрово-белой, похожей на рис, крупчаткой на витрине, нанизанной на нити и уложенной кольцами.

Здесь продавался самый крупный дорогой жемчуг.

– О, Нина! Сократис! – В магазине их уже ждали.

Романиди проверили отобранный заранее товар.

Авгурова отсчитала требуемую сумму.

Жемчуг упаковали в целофановые пакеты. Теперь они были с ней здесь, в аэропорту "Ларнака", в сумке...

Было начало марта, вечер выдался исключительно теплый.

Они еще посидели втроем за столиком в открытом кафе, на крыше здания аэропорта.

Красные черепичные крыши вдали напомнили Авгуровой Израиль. Как и смуглые кипрские школьники. Они садились в автобусы. В руках дети несли транспаранты.

Сократис объяснил:

– Школьники протестуют против турецкой оккупации острова... Но туркам это как дробь слону! Турция и Израиль – сейчас два главных мировых палача на Ближнем Востоке!

Новые друзья придерживались жесткой ориентации времен Московского фестиваля демокатической молодежи в Москве, на котором они познакомились. Теперь многое из того выглядело как анахронизм. В Союзе этого особо не придерживались.

Авгурова попыталась сменить разговор:

– И это не опасно для детей? Вот так... С плакатами!

– Вообще – то у нас спокойно. По крайней мере так было. Пока не открылся великий этот морской путь из Лимасоли в Хайфу... Ты уж нас извини!

Супруги неодобрительно относились к последним веяниям в регионе, к транзитникам из Союза в Израиль, к заигрыванию Комитета сторонниц антивоенного движения с сионистским государством.

Сократис заметил серьезно:

– Им дай палец, они всю руку отхватят! Я эту публику знаю. Поставили всех под ружье! Вы небось насмотрелись...

– Было...

Она сидела расслабленная. Ни о чем серьезном думать не хотелось. На израильских военных она действительно насмотрелась. И в Иерусалиме, и в Тель-Авиве...

В субботу они заполняли центральные улицы – солдаты, офицеры – все, до генерала, в одинаковой форме, все друг с другом на "ты" и по имени.

Горбоносый гид все об этом рассказал.

" Йоси ..." – так мог обратиться солдат к генералу Иосифу Пеледу, которого из-за его фамилии русскоязычная печать называла не иначе, как Иосиф Сталин.

" Арик" – к легендарному Ариэлю Шарону.

Гид объяснял им все очень подробно.

Агурова не очень прислушивалась, но тем не менее что-то застряло.

– Эти солдаты, – напрягал своих слушательниц гид, – знают, против кого они воюют и что им грозит в случае поражения – поголовное истребление! Армия, не умеющая ходить строем, разрешающая солдату сдаться, разгласить военную тайну под угрозой смерти или насилия... – Он мотивировал: – Шифры сменят. Коды тоже. Если солдат останется жив, его обязательно вытащат из плена, обменяют одного к десяти, к ста, к тысяче...

Нину Романиди интересовало другое:

– Не перегибают ли у вас с гласностью? Иногда в ваших газетах такое пишут, что мы, коммунисты, тут просто не знаем, как объяснять людям... Она развела руками. – Вот сейчас! В докладе Горбачева опять – Узбекистан, Киргизия...Повальное взяточничество, коррупция в высших эшалонах партии...

Они атаковали ее вдвоем:

– Буржуазная пресса уже основательно погрела на этом руки. Как у вас там это не понимают?! Мы ведь тут живем этим. И работать приходится все труднее...

Сократис взглянул на часы. Их циферблат украшало цветное изображение Саддама Хусейна.

– Надо ехать. Думаю мы еще успеем сегодня послушать Москву. Трансляцию со съезда... Представляю, что сейчас творится в Москве! Заключительный день!

НИКОЛА

К приезду высокого начальства на вокзале все менты и приданные им силы уже стояли на ушах.

Никола торчал на втором этаже, в зале для транзитных пассажиров. Народу было не очень много. Столицу закрыли. В Москву ехали только по командировкам, по оказии. И те – кто как-то ухитрился взять билеты.

Транзитные без конца что-то жевали. Читали, слонялись по залу. Пялились в ящик. На экране поднятого к потолку телевизора передавали все ту же одну бесконечную канитель. Выступления, обращения, отклики...

Никола и головы не подымал.

" Неужели им еще не надоело, в натуре?!"

Кроме Николы, было в зале много и других тихушников разных служб, рассаженных в зале среди пассажиров – с газетками, с книжками.

Менты зыркали по сторонам.

"Книги берут, а сами и не разворачивают!.."

Никола старался не встречаться с ними глазами.

Место его было против лестницы, у окна. Всегда безопаснее, когда контролируешь подходы. Ему-то с его стремной работой нельзя было не заботиться об этом ежесекундно...

За окном, уже горели светильники.

Никола видел, как вдоль перрона проехала патрульная машина ГАИ. Он узнал номер.

" Игумнов с Баклановым. Сейчас ментов соберут на контрольный инструктаж: депутаты поедут..."

Съезд Николу не колебал. Он знал главное по жизни:

" Вор – украдет, фраер – заработает."

Отсюда и мысли каждого, кто понимает жизнь, должны быть всегда только существеными:

" Для фраера – как заработать. Вору – где украсть."

Занятия эти нельзя было путать:

" Ворам – не следовало вкалывать, фраерам – воровать."

Для фраеров, которые все же решались красть, у ментов наготове были припасены хитроумные ловушки.

Была такая и тут, в зале.

Рядом с одной из скамей, у стены, около часа уже стоял как бы оставленный кем-то без присмотра чемодан. Импортный, аккуратный, на колесиках. С кожаной уздечкой в торце.

Чемодан был с сюрпризом.

Младший инспектор Карпец, который работал со спецчемоданом, сидел неподалеку, спиной к нему. Если бы чемодан потащили – мгновенно проснувшаяся бы в нем сирена в состоянии была бы поднять на ноги весь вокзал...

Постояв у окна, Никола решил спуститься на перрон.

Мимо главной лестницы он прошел к боковой – тихой, со сплошным бордюром, отделанным мраморной плиткой. Лестница делала два крутых колена и дальше терялась в лабиринте административных помещений. Пассажиров тут было мало. Никола предпочитал всегда пользоваться только ею.

Спуститься он, однако, не успел.

На последнем марше из-за крутого поворота лестницы возникла фигура. Гибкий, с вытянутым черепом, с грубыми, выдавшимися надбровьями мужик поднимался навстречу. Разминуться было невозможно.

Никола узнал "залетного мокрушника, разыскивавшегося якобы милицией за кражу из универмага в городе Нерехте, с которым накануне сидел в камере.

– Привет!

– Здоров...

Тот был не один.

Николу поджидала и другая, более опасная неожиданность.

Вслед за "мокрушником" поднималась команда кавказцев, катал.

Первым шел другой знакомец Николы – коренастый с усиками...

" Эдик!"

С ним Никола тоже познакомился в камере, но в другом месте – в Истре.

– Ты на воле... – Кавказец не удивился.

У Эдика были все основания его подозревать как стукача. Хотя Никола попал тогда в камеру в Истре за преступление, а не как наседка.

Менты действительно доставили его с пустого стадиона. Там, за футбольными воротами, он пил в одиночку и по пьянке калякал сам с собой. Никому не мешал. Молодой неученый жизнью нахал принял его за тихого безобидного пенсионера, над

которым можно безнаказанно поиздеваться. Гоняя мяч, он приблизился, вместо мяча врзал по бутылке...

Никола сделал единственное, что научен был делать...

Что в очередной раз повторил с амбалом у магазина перед тем, как попал в 33-ье.

Нож вошел нахалу чуть выше бедра. Потом говорили, что задета селезенка.

Николу задержали прямо там же, на стадионе.

Подрезанный им парень выжил, хотя надолго и остался инвалидом. Потом он получил от Николы компенсацию – цветной телевизор и забрал назад заявление...

Свободу Никола добыл себе сам, потому что внимательно слушал все, о чем говорили не в меру расхваставшиеся сокамерники – Эдик и другой Алексей, местный отморозок...

Николу отпустили, потому что с его помощью менты раскрыли грабежи, которые весь год висели у них нераскрытыми.

Оттуда же из истринской камеры от Эдика потянулась и ниточка к убийцам – ночным охотникам за одинокими женщинами: Эдик и Муса встретились с ними в такси и Эдик рассказал об этом в камере...

Кавказец, естественно, об этом всем не догадывался.

За "мокрушником" и каталой по лестнице поднимались еще несколько их кентов.

Шедший последним – низкорослый, в тесном пиджаке – нес на плече короткий, в черном чехле зонт.

Эдик явно что-то знал и хотел разобраться.

– Человека зарезал на стадионе и не сидишь...

– Зачем мне сидеть? – ответил вор. – Пусть мусор сидит...