Текст книги "Жалость унижает ментов и бандитов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Какие люди!

Генерал Скубилин, предупрежденный вахтером снизу из подъезда, разыграл изумление, легко поднялся навстречу.

Между тем еще несколько минут назад настроение его было совсем не безоблачным. В очередной раз звонил замминистра. Жернаков окончательно пал духом. В большом ответственном собрании правая рука председателя – генерал Рябик прилюдно сделал вид, что не заметил, прошел, не здороваясь. Потом его видели разговаривавшим с Ильиным...

– Генерал Рябик?! Да он в двух шагах ничего не видит! – попытался его вздобрить Скубилин,

– Ильина-то он рассмотрел!

– Скорее, унюхал.

Приходилось укреплять дух Жернакова, вдохновлять, уговаривать, как ребенка, и от снова поднимал голову...

Появление Козлова в Управлении было добрым знаком.

– День добрый...

Козлов и Скубилин крепко пожали друг другу руки. Искоса Козлов скользнул взглядом по столу. Мимоходом иногда удавалось что-то заметить. Здесь этого не получилось.

Со стола все было предусмотрительно убрано. Сейф закрыт, ключи спрятаны.

" С КГБ надо держать ухо востро!"

– Какими судьбами?! Присаживайся...

– Просто проезжал мимо.

Козлов оставил куртку в приемной, одет был просто – тонкий шерстяной свитер под горло, брюки, смахивавшие на спортивные...

Выходит, действительно заехал по дороге.

Оба демонстрировали друг другу дружеское расположение.

– Как вы, Василий Логвинович?

Козлов как младший по званию так и не перешел со Скубилиным на "ты", хотя звезды на погонах службы безопасности были весомее и престижнее милицейских. Так повелось еще с давних времен, когда "кубари" на петличках НКВД были тяжелее иных "шпал", даже "ромбов".

– Воюем...

– Наслышан, – Козлов блеснул зеленью малахита из глубоко запавших глазниц.

Было непонятно, что он в действительности имел в виду и как к этому относится.

– Время такое...

Скубилин оставил свое председательское место у телефонов, пересел за журнальный столик в углу, показал собеседнику место рядом.

Помощник появился дверях словно по волшебству – должно быть подслушивал:

– Чайку, товарищ генерал?

– Только по-крепче. Смотри, не жалей заварки для моего друга...

– Есть, товарищ генерал.

Несмотря на неофициальность визита, Скубилин начал с цифр – дал понять, что признает за начальником Транспортного КГБ право контроля. Но Козлов тактично остановил:

– Тяжело сейчас всем приходится. Транспортной милиции в первую очередь...

В дверях появился помощник с чаем, с вареньем. С печеньем "птифур", которое Скубилин держал для замминистра.

– Разрешите?

– Давай-давай...

За чаем обсудили оперативную обстановку – коротко, в двух словах – и сразу перешли к тому, что обоих непосредственно касалось.

– А тут еще люди пользуются... – Козлов посетовал.– Стараются подставить ножку другому. Пишут во все концы, доносят...

Скубилин навострил уши.

– Про квартиры, про д а ч и...

Была ли причиной не обязывающая ни к чему одежда, в которой приехал комитетчик, но беседа быстро приняла характер непринужденной и довольно откровенной.

– Я этих людей знаю... – Скубилин вздохул. – Их провоцируют другие, типа Авгурова...

С упоминанием фамилии заместителя стало ясно, что Скубилин тоже ищет союзника.

– Неоднозначный мужик...

– А энергии-то! Это для одной только Ассоциации юристов– демократов сколько надо. А тут еще вся Московская Дорога. Борьба с хищениями...

Козлов только поддакивал. Из-под крутых надбровий наблюдали внимательные зрачки.

– Порой просто сил не хватает. Клянусь... – Скубилин поскромничал. Только на службу государеву. После нее я как выжатый лимон. А ведь у Авгрова еще и Спецохотхозяйство...Народ там крутой. И охотники, и егеря. Кого попадя туда не пригласят...

– Про "Байкал" вы слышали?

– А это еще что?

Козлов осторожно объяснил про кооператив, обслуживающий элитный клуб любителей охоты, и про комиссионный процент, который идет в валюте.

– То-то, я смотрю на нем, и костюмы, и часы...

– Думаете, ему привозят? – комитетчик давал Скубилину простор для инициативы.

– Да зачем ему?! – Скубилин всплеснул руками. – Он и сам ездит! Ассоциация юристов-демократов... Его бы разок ошмонать по возвращению и посмотреть. Какую сумму он указал в декларации и на сколько привез...

– Я думаю, он сам не повезет!

– Тогда жена! Она и сейчас где-то пасется...

– В Израиле...

Из нескольких кратких реплик Козлова следовало:

Супруга Авгурова в составе делегации миротворок за рубежом была крайне пассивна. С другими женщинами держала себя высокомерно. Не раз оставляла группу, не ставя никого в известность...

Скубилин понял. Четвертое управление КГБ – контрразведка на транспорте – вполотную занимается Авгуровым и его близкими.

Сейчас для него и Жернакова это было очень важно.

– Та еще сучка! Вот кого посмотреть... При этой в Аэропорту все могло быть: и банковские карточки, и металл, и предметы спекуляции. Все осложняет то, что как член делегации такого уровня она не должна проходить таможенный досмотр... А если обыскать ее одну из всей группы – весь курятник всполошится...

Козлов рассмеялся:.

– Если бы она возвращалась одна, вы серьезно могли бы ей й устроить шмон?! – Козлов ничего не добавил. Интонации, с которой был задан вопрос о шмоне, говорил за себя.

– В аэропорту "Шереметьево"?! Запросто. У меня там приятель...

– И это несмотря на все звания и причиндалы...

– Как два пальца обмочить... – Скубилин посетовал: – Но что говорить об этом, если поезд ушел?!

Козлов помолчал.

– Пока не ушел. На днях она прилетает... Авгурова летит самостоятельно через Кипр. – Козлов поднял зеленые в самой глубине глазниц зрачки. – Рейс "Ларнака – Шереметьево".. – Он назвал число и номер рейса. Тон его ничего не выражал.

Глава третья.

МЕНТЫ. ИГУМНОВ, ЦУКАНОВ

С Арбата, от Романиди, Игумнова опять привез Бакланов. На патрульной машине.

Бакланов проехал вдоль перрона к уже знакомому новомосковскому поезду. Эту ночь им снова предстояло провести здесь. Завтра, с окончанием съезда, все возобновлялось. Только теперь это уже были не встречи, а проводы.

У состава их встретил Цуканов.

– Муса приехал. Хочет с тобой говорить. А там его кореша тусуются...

Игумнов взглянул вдоль платформы.

У перронного табло, в конце состава, виднелась кучка молодых кавказцев.

Игумнов разглядел центрового. Это был все тот же катала Джон, от которого он схлопотал по челюсти при задержании на Арбате вблизи киноотеатра "Художественный".

Джон тоже узнал ментов, показал на них приятелям.

Судя по всему, принудительный привод и обещание следовательши возбудить против Мусы и Эдика уголовное дело не поубавили им спеси.

Команда в виду ее могочисленности, настроена была агрессивно. Изгумнов узнал охранника, которого он видел у "Аленького цветочка":

" Таймасхан... Метр с кепкой!"

Охранник и теперь что-то держал на плече – то ли зонт, то ли трубу.

– Как насчет ключей Джабарова... Что-нибудь удалось?

– В мастерской? Да, вот копия наряда на установку двери повышенной прочности, квитанция...

Игумнов быстро просмотрел бумаги.

– Годится. Качан тут?

– Нет, – Цуканов его на вокзале не видел.

– Попробуй разыскать. Пусть едет к эксперту насчет исследования пули. Пусть достанет его хоть из-под земли. Не мог же баллист загулять надолго!

Цуканов качнул головой:

– Я его знаю. Этот может.

– Что еще?

– Муса в кабинете с младшим инспектором... А часть этих... – он показал на платформу. – ходят по залам...

– Никола здесь?

– Да он звонил.

– Надо его срочно убрать, пока они здесь.

С Мусой разговаривали в кабинете.

Кавказец был горд собой.

– На очной ставке я этого таксиста чуть не прибил, гада... – Муса вертанул неохватными плечами под курткой.

Игумнов уже знал об этом от следовательши. Она только что звонила. Разговор получился довольно откровенным.

Ее тоже пытались достать в связи с жалобой на имя Съезда, но она, похоже, сумела отбиться.Следовательша поблагодарила Игумнова за помощь. И все же особого удовлетворения Игумнов в ее голосе не услышал.

– Меня не отпустило. Тут надо что-то по-весомее. Помните, вы сказали? – Она боялась прямо говорить об этом.

Игумнов понял:

– Сверхсрочник – муж убитой?

– Да.

Теперь и до нее дошло: серийный убийца выйдет на свободу, если не предпринять срочные и не совсем законные шаги. Очная ставка с мужем одной из жертв была крайней мерой. Запас ненависти к убийце у сверхсрочника был чудовищный

– арестованный мог не выдержать. А, если бы конвой не доглядел, сверхсрочник мог воздействовать и физически...

"Спецназ..."

– Я постараюсь.

Надо было все взвесить. Но сейчас было не до этого. Начинался разъезд делегатов. К тому же обсуждать подробности он не мог.

– Между прочим у меня здесь Муса...

– Прощаюсь...

Муса приехал, чтобы самому рассказать Игумнову о выполненном им гражданском долге.

– "Ты же, говорю, падла, был тогда вместе с твоим кентом, который рассказал про кольцо! Ты за рулем сидел! Забыл?"

– А что он?

– "Ничего не знаю..."

Муса не догадывался, каким образом и от кого менты смогли узнать о том их разговоре с таксистами.

Меньше всего он подозревал в этом своего приятеля.

Между тем именно Эдик рассказал о кольце в камере, где в это время находился человек Игумнова – Никола, который сейчас тоже находился поблизости – на вокзале.

– Я говорю: "Девок душить! Благодари Аллаха, что я на воле об этом не знал, когда встретились!.. Я бы самого тебя тогда удушил!"

Игумнов помалкивал.

Минутой раньше или позже Муса должен был обратить внимание на пепельницу у него под рукой. Плоская чаша– грубая подделка под хрусталь бросалась в глаза. Игумнов держал в ней скрепки, милицейскую бужетерию.

– У нас бы на Кавказе такого бы давно кончили...

Муса внезапно замолчал – пепельница на столе, наконец, привлекла его внимание.

Поверх скрепок, затупленных лезвий, металлических форменных пуговиц лежали соединенные металлическим кольцом фирменные ключи.

Катала даже подался вперед.

– Можно? – Муса протянул руку к ключам. – Откуда они у тебя, начальник?

– Коллекционирую.

– Нет, серьезно!

Кавказец и не пытался скрыть заинтересованность.

– Приходилось видеть? – Игумнов не спускал с него глаз.

Муса поколебался:

– Они от квартиры Джабарова... – Он перегнулся, полновесный живот атлета налег на край стола.

– Ты знаешь его замки?

– Я сам заказывал. И дверь, и замки.

– Сколько было ключей к замкам помнишь?

– Три пары...

В квитанции заказа, переданной Игумнову Цукановым, тоже значилось: " импортный замок с тремя парами ключей..."

Теперь это было не только предположением.

" Все фирменные ключи на месте..."

Одна пара ключей была у Люськи, вторая – у Романиди. Третьи лежали тут, в пепельнице.

Джабаров и при желании не мог теперь попасть назад в квартиру.

Самым разумным было предположить:

" Кто-то взял фирменные ключи у мафиози, сдал его квартиру и передал ключи квартиранту – Георгию Романиди..."

Сделать это могли только те, кто твердо знал, что хозяину "Аленького цветочка" ключи уже не нужны. Вокруг кафе действовала все та же опасная группа, которая дала о себе знать выстрелом на перроне...

– Этого мужика ты видел? – Игумнов достал из стола фотографию Волока.

Муса узнал его:

– Видел в кафе...

Их прервал зуммер из дежурной части – звонил Картузов.

– Как дела? Все воюешь?

Оба вели себя так, будто не было никакого рапорта Игумнова и все шло заведенными порядком.

Это был знак ему – Игумнову.

Руководство закрывает глаза. Руки для любых проверок у него развязаны. Ответственность за все неприятности, которые могут последовать, с этой минуты ложится на него персонально.

– Про утреннее построение у тебя знают? – Картузов уже заканчивал.

– Все предупреждены.

Делегатов съезда, которые съезжались в Москву в течение несколько дней, провожали по-быстрому.

– Отпусти своих спать по-раньше. И сам отдохни. Это... – Картузов поискал сравнение. – Наша с тобой Ночь перед Рождеством...

СМЕРДОВ

– Жди меня тут!

Смердов оставил машину с водителем в переулке, у трамвайных путей, направился к проходной фабрике. Он предпочел во всем разобраться сам лично.

С настоящим Анчиполовским, за которого выдавал себя задержанный, было ясно:

" Постоянный обитатель дурдома в Столбовой. Путь ему на волю заказан..."

Но кто и зачем ловко воспользовался его данными?

Действительно ли телохранители Джабарова, которые были прописаны в доме, предприняли собственное расследование...

Тут было над чем поломать голову.

Заместитель начальника 33-его ни о чем не спросил вахтера, на ходу показал красные корочки удостоверения, прошел во двор.

За проходной его тоже встретило громкое ритмичное уханье производства. Но Смердов не думал о нем.

" Предположим, лже-Анчиполовский действительно узнал про строительный домик от джабаровских телохранителей... Но кому тогда звонил задержанный из дежурки?! Кто вызволил задержанного?! "

Человек, стоявший за спиной лже-Анчиполовского, относился к совершенно иной епархии. Он жил в номенклатурном раю. В том же микрорайоне, что и новый Первый секретарь МГК.

" Этого уголовником никак не назовешь..."

Кукловод этот, узнав, что его человек задержан, немедленно принял меры к тому, чтобы его вытащить из 33-ьего...

Разработка лже-Анчиполовского в камере, которую он, Смердов, организовал двойной тягой – с помощью двух своих помощников, ничего не дала.

Шагая по двору, Смердов неожиданно понял причину неуспеха:

" Да потому, что задержанный – он тоже агент! Профессионал, который владеет теми же приемами разработки. Ему самому приходится заниматься тем же! "

В обход зачерненных графитной пылью зданий Смердов вышел за фабричные корпуса. Он не спрашивал дорогу, Голицын и Волоков объяснили местоположение дома.

Впереди показался серый в сером небе Автозаводской мост и ниже такие же серые провода контактной сети линии железной дороги. Смердову никто не встретился. Несколько работяг о чем-то разговаривали в торце склада у противопожарного щита.

Смердова они пропустили, замолчав.

" Что-то химичат..."

Дом в конце фабричного двора был именно таким, как обрисовал его Голицын – из щербатого, не потерявшего с годами яркости кирпича.

Где-то за стеной, внутри, работало радио.

Передавали материалы съезда. Смердов расслышал:

" Встречают бурными аплодисментами..."

Съезд заканчивался.

Надо было решать – предпринимать ли новую попытку или отказаться...

Времени не оставалось.

Смердов поднялся на второй этаж.

Место это он уже представил себе со слов Голицына: пустая коммунальная кухня на несколько столиков, грубая стандартные дверь напротив...

Смердов постучал.

– Из милиции... – Он отступил, предупрежденный о вздоном нраве хозяина.

– Сейчас... – Голос был женский.

Он слышал, как скрипнули пружины матраса или дивана, кто-то босиком прошлепал к двери. Отбросил крючок.

– Вам кого?

Молодая полуодетая женщина безуспешно поправляла воротник теплого, измочаленного вконец халата. Воротник не хотел опускаться, между пуговок мелькала полная шея, белая тяжелая грудь.

– Все, наверное, насчет Анчиполовского?

Лицо было тоже чистое, большое. Круглые глаза навыкате, по-коровьи вспухшие губы.

От женщины исходили невидимые, но ясно ощутимые токи.

Смердов знал, как себя в этих случаях вести – уверенно положил ей руку на грудь. Женщина словно сразу потеряла силы, попятилась назад, ничего не спрашивая, не отвергая. Колени ее подгибались.

Смердов, стараясь не шуметь, прикрыл за собой дверь.

Комнатка оказалась тесной – две трети занимала широкая двухспальная кровать, сбоку у маленького окна стояли еще овальный стол и сервант.

– Крючок...

Теперь они были сообщниками.

Наброшенный крючок словно замкнул цепь между разноименными полюсами.

Они не разговаривали – перегородки были слишком тонкими.

Смердов вошел рукой в прорезь ее халата.

Высокого напряжения ток, истекая, уже не позволил им разъединиться. Женщина всем телом приникла к нему, так, будто ждала этой минуты всю жизнь.

– О-о...

Уехал Смердов несразу.

Женщина сходила на кухню, заварила кофе.

Смердов выпил – не хотел ее обидеть.

Кофе был слабый, она подала его в преогромных, ядовито– зеленого цвета бокалах, которые перед тем достала из серванта.

У нее оказался на удивление легкий характер.

За кофе он расспросил ее о том, что его на этот момент интересовало. Она доверчиво рассказала обо всем, что знала.

– Вокзальная милиция. Эта всю дорогу сюда ездит!

– Вокзальная?! – Смердов был удивлен.

– Ну! Всем надоели! Напрописывали кавказцев, теперь ищут...

– И как часто?

– В этом месяце раза три были. А сколько повесток прислали – это ведь уму непостижимо... Ты, может случится, позвонишь мне на работу? – спросила без перехода. – В кино сходим.

– Может...

Смердов погладил ее по лицу. У нее была атласная кожа.

Работала она кукольницей. В детской студии.

– А куда их потом девали, повестки?

– А так и лежат! В кухне.

Она принесла несколько штук– выцветших, мумифицированных

угроз-приказов:

" Срочно явиться"... "Повторная"..." В случае неявки..."

Некоторые из повесток были датированы еще прошлой осенью.

Голицын оказался прав. Все было связано с прописанными в доме телохранителями Джабарова. Транспортная прокуратура вызывала их в качестве

свидетелей. Вокзальная милиция пыталась исполнить постановление о принудительном приводе.

– А что кавказцы?

– Разве будут они тут жить?! Прописались и уехали.

Простились они сердечно.

На обратном пути по фабричному двору Смердов уже забыл о ней.

Прислушиваясь к равномерному оглушительному уханью в цехах, Смердов снова мысленно вернулся к своим делам. От него теперь зависело дать или нет согласие на предстоящую операцию.

К выстрелу, произведенному Субанеевым на перроне, все это вроде не имело отношения.

" Но только на первый взгляд!.."

Тревога не уходила.

" Кто-то же, однако, послал своего человека к магазину, чтобы выйти на Волокова! Но кто? Транспортная милиция? Транспортное КГБ? "

Машина все ждала его в переулке перед проходной. Водитель читал расстрепанную книгу – учебник. Он заочно учился в пушном.

– Поехали! – Смердов был уже в машине.

– В отделение?

– Если бы еще куда – я бы сказал!

Он сел сзади, широко откинулся на сиденье.

Водитель убрал учебник, включил радио.

" ...Торжества коммунистических идей..."

До закрытия съезда и разъезда делегатов оставалось меньше суток.

– Убери звук...

– Есть.

Водитель спросил некстати:

– Покушать не заедем, товарищ подполковник?

– Проголодался? Или жена дома не кормит?

Водителя давно уже следовало сменить, но все не находились кандидаты. В районном управлении 33-е отделение пользовалось недоброй славой штрафбата.

– Теща! – водитель не понял сарказма.

– Давай, куда сказал, аскет...

"Лже-Анчиполовский..."

Он мысленно вернулся к характеристике, которую дал ему находившийся с ним в камере помощник. Тот определил его кратким:

" Ворина. Способен на все. И украсть, и замочить..."

Смердов вспомнил доставленного "скорой помощью" подрезаного у магазина хулигана.

" Вот с кого следовало начать!"

Мысль работала четко.

" У нас там давно не было поножовщины... Появился у магазина чужой. Он и подрезал! Вот откуда растут ноги!"

Смердов не заметил, как выбрались из переулков, свернули на Серпуховской проезд.

" Упал на штырь, видишь ли!.."

В нем поднялась злоба.

"Держишь блатной форс, сука! " Претензий ни к кому не имею!.." А, когда всадили нож, не так себя вел..."

Проверить все надо было уже сегодня. Нельзя было начинать операцию, не удостоверившись, что все спокойно и никакая неожиданность не грозит ...

" Претензий нет! Ничего, скоро появятся!"

Только вот приехать в больницу на допрос следовало как можно позже, когда начальство разъедется...

МЕНТЫ

Ментов, ночевавших в поезде "Москва– Новомосковск" подняли еще затемно.

На перроне уже гремело радио: кому-то пришла в голову свежая мысль в честь съезда транслировать на весь вокзал бравурную музыку и патриотические песни...

Одновременно в штабном вагоне включили микрофон.

По составу разнеслось:

– Всему личному составу – па-дъем! – Дежурный сделал короткую паузу. – Через тридцать минут общее построение на платформе... Па-вта-ряю...

В полученной из Управления телефонограмме, подписанной генералом Скубилиным, предписывалось перед проводами делегатов провести генеральную репетицию и краткое ознакомление с материалами исторического форума...

– Через тридцать минут общее построение...

В паузу ворвался голос замполита:

– По окончанию мероприятия обеспечить явку всего личного состава на митинг! Всенародное одобрение принятых съездом решений...

Митинг должен был плавно перейти в инструктаж, очередное Большое Сидение и, наконец, в начало проводов.

Оперативники на перроне быстро собирались вокруг Игумнова и его зама.

Мороз к утру ослабел, по пустым платформам гулял знобкий, проникающий под одежду ветерок. На путях чернели промерзшие за ночь электрички...

– Первый поезд с делегатами только после полудня, а мы...

– Делать им не хрена.

Заместитель Игумнова находился в крайней оппозиции к начальству.

– Репетиций этих еще на пол-дня, не меньше!

С площади вслед за машиной ГАИ под запрещающий знак потянулись автобусы.

– Слушаков Высшей школы привезли...

В генеральной репетиции, кроме ментов, принимали участие приданные силы. У депутатской комнаты одна за другой тормозили черные "волги" с ответственными, с проверяющими, с закрепленными из ЦК КПСС, Министерства внутренних дел, путей сообщения, а, главное, КГБ...

– Вот и мы!

Надежда была в форме, в майорских погонах.

Ее и еще нескольких курсовых Высшей школы МВД вместе со слушателями привезли в последнюю минуту уже под утро – слушаки провели ночь под открытым небом на перегоне по Курскому ходу.

Там обеспечивали прохождение литерного поезда с руководителем наивысшего ранга. Слушаков расставили у всех стрелок на путях, чтобы агентура НАТО не могла их перевести.

Кто должен был ехать, куда, зачем – осталось тайной.

В какой-то момент мероприятие было отменено, слушаков посадили в автобусы, вернули на вокзал.

– Может там тоже была репетиция? – Игумнов допускал любую несуразность Наверху. Разве не были они столько раз сами тому свидетелями?!

– У меня новости...

Сейчас, во время построения на платформе, был самый момент обговорить все дела. Накануне Надежде не удалось отчитаться о своей поездке на Петровку, 38 и в Министерство по поводу Волокова.

– Читай...

Это была форменная справка Главного Научно-Исследовательского Центра Управления Информации, в просторечьи – 1-го Спецотдела МВД, ведавшего регистрацией привлеченных к уголовной отвественности.

– Волоков судимый... Я читала приговор. Он...

– Мент или комитетчик?

– Мент. Бывший работник розыска... – Надежда объяснила. – Осужден за превышение власти. Применил силу к задержанному.

– Во время допроса?

– Да. Кроме того укрывал преступления от учета.

– Ну это у каждого. Иначе выгонят сразу...

– В итоге три года привлечения к труду. На общих основаниях. Старший опер. Но это не главное...

– А главное...

– Он работал в 33-ем...

Цуканов бросил едко:

– За что боролись, на то и напоролись...

Игумнов принял сообщенное молча.

В последние годы такое случалось все чаще.

Людей, обученных стоять на страже порядка, заставляли соблюдать одни законы и преступать другие.

"Ангелы-спасители" и "новые центурионы" должны были прятать преступления от учета и так, чтобы общество об этом не знало. Официально уличенного в укрытии ждала тюрьма. В лучшем случае увольнение.

Начальство боялось их сногсшибательных разоблачений.

Между тем профессиональный опыт погоревших ментов мог бы быть использован в своего рода штрафных милицейских батальонах, где виновные искупили бы кровью вину. Но...

– Никакого снисхождения! – требовал министр внутренних дел казнокрад и Первый его заместитель – взяточник. – Ни одного пятна на чистейших мундирах стражей порядка!

Министерство внутренних дел СССР сразу порывало любые отношения с изгнанными ментами, как с зачумленными.

В народном хозяйстве уволенных из МВД тоже встречали без оваций. Теперь до них уже никому не было дела.

Это была грубая ошибка.

Навыки в работе с агентурой, криминалистическое образование, "нордический" характер – удовлетворяющий жестким требованиям милицейского тестирования – толкали их к прежней деятельности.

" Только с противоположным знаком..."

Иногда казалось, что все наиболее дерзкие преступления, остающиеся нераскрыми, совершены бывшими коллегами – ментами, работниками спецслужб, прокурорскими...

Цуканов поинтересовался еще:

– Волоков признался на следствии? Не знаешь?

– Нет, – Надежда качнула головой. – Моя знакомая звонила следователю, который вел дело. Не признался. И никого не назвал.

Цуканов был удовлетворен.

– А в чем подозревали...

– Задержанного? В квартирных кражах. Потом ему это все удалось доказать. Посадили на шесть лет. Но суд как смягчающую вину обстоятельство для Волокова это все равно не принял...

Зам сказал мстительно:

– Вот если бы прихватили заодно и квартиру судьи, и выступавшего прокурора, наказание было бы другим!

– Этого следовало ожидать... – Игумнов проглядел бумагу Информационного Центра. Он не ответил Цуканову. – Теперь ясно, почему в 33-ьем так серьезно проверяли Николу. Группа очень серьезная...

– У них своя свадьба... – осторожно напомнил зам. – У нас своя. Нам-то чего?

– Группу придется устанавливать. Друзья Волокова, они из того же отделения. Наверняка проходили по делу в качестве свидетелей...

МЕНТЫ. ИГУМНОВ, ЭКСПЕРТ-БАЛЛИСТ.

– Капитан Игумнов! – передали по цепочке от головного вагона. Срочно к табло на втором пути. Баллист приехал. Эксперт... Специалист по оружию...

– Он не в дежурке?

– Тут на перроне.

– Сейчас.

Игумнов оставил все на Цуканова, направился к табло.

Надежда пошла, вместе с ним. Баллист начинал службу на Курском, как и она.

– Вон он!

Эксперт прохаживался вдоль табло – длиннющий, странноватый, целиком занятый своими высокими мыслями.

Баллист – единственный из находившихся в этот момент вблизи депутатской комнаты, в самом эпицентре событий, был абсолютно безмятежен. Происходящее вокруг, приближающиеся проводы делегатов, "Икарусы", правительственные "чайки" и "волги" были ему абсолютно безинтересны.

Он жил в мире собственных исследований, экспертиз.

Увидев Игумнова, баллист еще издали громко, словно они были только вдвоем на перроне, вопросил:

– Известно тебе, что за удивительную пулю ты прислал, Игумнов?

Было заметно, что специалист пребывает в состоянии жесточайшего отходняка. Его знобило, бледное лицо отдавало в прозрачную голубизну. На секунду, правда, он осознал реальность, поинтересовался:

– Ничего, что я не пошел в дежурку?

– Что за дела?!

– Мне противопоказаны замкнутые пространства...

Он был занят своим и даже не узнал Надю – в форме, в погонах. Скорее даже не заметил.

– Я сейчас такое скажу – вы все тут просто охереете... Где Картузов? – Он оглянулся и только тут неожиданно для себя обнаружил обилие легковых машин, окружающую необычную торжественность. – Что у вас?

– Про Съезд слышал?

– Не понял!

– Съезд КПСС. Замечаешь?! Машины, начальство.

– Я – беспартийный... – баллист отказался в этом всем разбираться, махнул рукой на сторону. – Кстати! У тебя ничего не найдется? Головку поправить...

Он изъяснялся достаточно громко. На него уже начали оборачиваться.

–Господи! Надя! – Эксперт вдруг заметил Надежду. – Товарищ майор! Извини, не узнал! Как ты?.. – Он вернулся к разговору так же неожиданно, как и отвлекся. – Тут такое дело, Игумнов! Есть шанс раскрыть убийство...

– О чем ты?

– Помнишь, милиционера застрелили по Белорусскому ходу?..

– Дело Сизова. Оно раскрыто!

– Но как?! Там все на признании обвиняемых. Пистолет-то не найден!

Так и было. Оружие преступников все еще находилось в розыске. Игумнов вспомнил:

– Они были вооружены "вальтером".

– Ерунда! – Баллист так и взвился.

Квалификация стряляного оружия была связана с его профессиональной репутацией.

– Не "вальтером"! "Ческой збройовкой". Модели 1927 или 1924 года. Их выпускали еще в довоенной Чехословакии, а потом и во время оккупации...

Игумнов не дал продолжить:

– А как же "вальтер"? Я точно помню.

– Следователь со мной не согласился, кого-то нашел... Тот за бутылку дал ему заключение – "вальтер". Следователь и вписал в обвинительное заключение...

– А ты?

– А чего я?! Послал его... Но это деталь.

Подпивший баллист явно не вписывался в окружающую официальную обстановку. Кто-то из комитетских показал на него менту-постовому, но тот увидел стоявшего рядом с экспертом начальника розыска, успокоительно кивнул: "свои!"

– А что не деталь? – Игумнов не дал баллисту отклониться от темы.

– Обе пули. Та, которую извлекли из тела мертвого Сизова и эта – с перрона... Они выпущены из одного пистолета!

Баллист явно что-то путал.

Игумнов постарался объяснить:

– Убийцы Сизова осуждены областным судом! Один к высшей мере! Другие к большим срокам. Дело вел отдел уголовного розыска Управления!

– Это уже не по моей части. Верно, Игумнов?

– Вобщем, да.

Было над чем задуматься. История с пулей на перроне могла иметь не только продолжение, но и предысторию...

МЕНТЫ. УБИТЫЙ МИЛИЦИОНЕР СИЗОВ.

Милиционер погиб морозной ночью во время патрулирования в электричке.

Он сопровождал ночные сцепы.

В ту ночь Сизов – один из лучших милиционеров на Белорусском молодой, исполнительный, скромный – должен был работать в спарке. Вдвоем. Однако помощник дежурного перед самым отправлением электрички нашел напарнику поручение – послал на вокзал за понятым.

Он сделал это, когда дежурная часть была полна свободными от службы сотрудниками. В результате напарник опаздал к поезду.

Сизов уехал один.

Последнюю электричку он принял после полуночи на полпути к Москве пустую, морозную, дребезжащую.

Электричка считалась одной из наиболее неблагополучных.

В тамбурах правили закон компании возвращавшихся с вечерних смен подвыпивших таксистов, а еще дерзкие группы охотников на пьяных. На каждой переходной площадке между вагонами скрывалась угроза...

Никто не видел, как все произошло.

Труп милиционера лежал в проходе. Его обнаружили пассажиры, садившиеся в Одинцове.

Один из них сразу сообщил машинисту. Тот дал знать в милицию.

В Москве на Белоруссском вокзале состав уже встречали. К приходу электропоезда сюда стянули мощные силы. Ориентировали линейные органы. Чуть позже появился вызванный из дома генерал Скубилин. Первоначальные следственные действия проводились при его участии. Он же лично связался с заместителем министра.

В течение часа об убийстве милиционера уже знали в МВД СССР. Подняли с постели начальника Транспортного Главка, лучших розыскников...

Труп убитого мента на заплеванном полу электрички беззвучно взывал к отомщению.

Сизов был обнаружен без табельного оружия со сквозной колото-резаной раной сзади, в спине, и входным пулевым отверстием в виске. Единственную пулю, поразившую его в голову, впоследствии извлекли из мозговых тканей...