Текст книги "Жалость унижает ментов и бандитов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Словин Леонид
Жалость унижает ментов и бандитов

Леонид Словин

Жалость унижает ментов и бандитов...

( Милицейские хроники эпохи застоя )

* журнальный вариант – "Когда в нас стреляют..."

Подполковник Смердов – сорокалетний замнач 33-го отделения, породистый, красивый мужик одетый во все штатное, – приехал в кафе поздно.

"Аленький цветок" уже закрыли, оставались одни завсегдатаи. Для них еще продолжало работать маленькое варьете с собственным эротическим ансамблем.

Смердов ждал Люську в ее кабинете на втором этаже.

Люська спустилась вниз, в зал. Она значилась в кафе дежурным администратором. В ее обязанности входило гасить вспыхивавшие скандалы между посетителями. Это случалось довольно часто.

Отсутствовала она уже больше четверти часа.

Смердов налил себе коньяка. Выпил.

Будоражащее тепло растеклось по жилам.

Люська все не шла. Была у нее здесь еще и другая ипостась.

Директор кафе, на деле хозяин заведения -Сергей Джабаров– значился де-юре люськиным мужем. Брак их был фиктивным. Целью брака была люськина жилплощадь.

За кругленькую сумму мафиози, приехавший с Кавказа, получил прописку и трехкомнатную квартиру в престижном Плотниковом переулке. В центре Арбата.

За дверью послышались шаги.

" Наконец-то..."

Люська вернулась расстроенная. Поправила юбку.

– Там Сергей внизу. Требовал, чтобы я обслужила его друзей...

– Сказала ему, что у тебя гость?

– Он знает. Просто хочет, чтобы ты лично его попросил. Сволочь... Люська налила в рюмки коньяка.

– Обошлось?

– Обошлось. Понял, что не пойду. Сразу пристал: "Скоро выпишешься из квартиры?"

– А ты что? – Смердов усмехнулся. Он устроил этот фиктивный брак, а потом сам и охладил пыл кавказца, который хотел, чтобы Люська немедленно оформила на него все документы на свою жилплощадь. – Пообещала, что завтра же испаришься?!

– Не-е... Как учил! Спокойно так ему: "Пойми: сначала мы должны развестись официально, Джабаров..."

– Умница.

Смердов хотел привлечь ее, но она увернулась. Подошла к двери.

– Это его Нинка крутит...

Несовершеннолетняя стриптизерша эротического ансамбля Нинка – была новой пассией Джабарова. Нинка уже успела забеременеть и теперь демонстрировала свою расслабленность и острый выпяченный живот.

– Не терпится стать хозяйкой в моем доме...

Сама Люська после продажи квартиры ютилась с детьми на площади матери.

– Да-а... – Смердов взглянул на часы. Люська перехватила его взгляд.

Подошла к двери, прислушалась.

Внизу было тихо.

Люська заперла дверь на ключ, сняла деловой из красного твида пиджак – атрибут ее исполнительной власти, принялась стягивать юбку.

Окна кабинета были завешаны шторами. Снаружи ничего нельзя было увидеть. Внутри, кроме письменного стола с телефоном и настольной лампы, в помещении стояло еще огромное мягкое кресло.

Любовникам не раз уже случалось им пользоваться.

– " Пойми, – я ему говорю, – меня и так уже вызывали на Петровку... Мысль о мафиозном хозяине "Аленького цветочка" не оставляла ее и сейчас. Спрашивали, в каких мы с тобой отношениях. Никто так не делает, Джабаров! Мы должны пробыть в браке уж никак не меньше года, если хочешь, чтобы и комар носа не подточил..."

– Иди сюда...

Она волновала его – зовущая, в короткой тесной юбке, демонстрировавшей мясистую упругость плоти, с выпирающим из под ткани вздыбленным лобком, с крутыми сосками под белой полупрозрачной кофточкой.

– Сейчас...

Она выскользнула из юбки, быстро набросила ее на спинку стула, подалась навстречу. Смердов мягко опрокинул ее в крекрсло.

Люська успела договорить:

– А то еще посылает меня к клиентам, сволочь! – У нее были горячие руки. – Где ты?

Он уже брал ее.

Шепнул, задыхаясь:

– Не беспокойся. Скоро вернешься в свою квартиру, домой, к себе на Плотников... Насчет Джабарова я уже сказал, кому следует...

Свернув на полном ходу в Плотников переулок "москвич-427" с визгом затормозил. Снег полетел комьями из-под колес, никого не задев.

Голубоглазый, с пшеничной копной под фуражкой, милицейский лейтенант – Волоков – он же Волок – выбрался из "москвича" на тротуар, секунду подождал, пропуская крутую симпатичную телку.

– Какие женщины! И без охраны! Может, проводить?

– Где же ты раньше был? Радость моя...

Девица хмуро взглянула на него, цокая каблучками, прошла мимо.

– Надо же! И тут опоздал!

Волок с ленцой направился к подъезду.

Оставшийся на месте водителя коренастый, сипатичный, в нежно-сером импортном пуловере под курткой – Голицын – развернул сложенную вчетверо газету, один за другим принялся проглядывать заголовки, по ходу их комментируя.

– "Информация о работе 3-го съезда Кубы..." Делать им не хера... "Пленум избрал товарища Ельцина кандидатом в члены Политбюро." " Бригада дает наказ депутату..."

Сами тексты его не интересовали.

– Вешают людям лапшу на уши...

Он на секунду отложил газету. Обернулся.

Милицейский лейтенант был уже в подъезде.

С силой громыхнула дверца лифта.

Вздрогнув на старте, кабина толчками, пошла вверх. Маршрут мента в пустоте лестничного колодца был обозначен ничего не говорящими уху звуками.

Голицын в машине вернулся к газете.

Вверху Волоков снова прогремел лифтом. Теперь уже на пятом этаже, у люськиной квартиры, где жил Джабаров.

Там Волок вышел из лифта. Медлительно прошел к стальной двери, упакованной в дерматин. Нажал на звонок. Подождал, пока изнутри произойдет помутнение дверного глазка.

Открыть ему не спешили. Да и он не торопился. Знал порядок. Окинул взглядом недавно покрашенные стены, поднял глаза к потолку.

Волокова в квартире и на этаже знали – он уже несколько раз приходил к Сергею Джабарову, отбирал от него объяснения на имя начальника милиции по поводу прописки.

Затем, по окончанию официальной части визитов, Волок и Джабаров вместе ужинали.

Иногда, кроме хозяина за столом оказывались еще гости. Как правило, кавказцы, телохранители. Волок видел их в "Аленьком цветочке" – крутые молодые парни, таких теперь можно было встретить в Москве на каждом шагу.

Поужинав, они на своем языке обсуждали дела, а Волок еще какое-то время смотрел во второй комнате парнуху по видику. Перед тем, как лейтенанту уйти, Джабаров лично на посошок наливал ему отличного коньяка...

Наблюдение за Волоком через дверной глазок на этот раз заняло не

более минуты.

Наконец громко загремели запоры.

Сергей Джабаров – в шерстяном спортивном костюме с вышитыми американскими стервятниками во всю грудь, сорокалетний, килограммов на 120, неохватный в талии мужик, мастер спорта, с крупной головой, с отвисшими брезгливыми губами, открыл

дверь.

– Че? Опять?

– Ты же знаешь...

В отделении милиции не без участия соседей тоже склонны были рассматривать брак Джабарова с Люськой как незаконную сделку, скрывавшую спекулюцию жилплощадью.

– Опять.

– Козлы...

– Ну! – беспечно подтвердил Волок.

Он видел, как широченная ладонь кавказца, сжимавшая газовый баллончик, успокоенно скользнула в карман.

– Скажи: че им неймется?! – У мафиози были все основания считать лейтенанта абсолютно неопасным, купленным им на корню. – Проходи.

– Я уже иду...

Квартира была трехкомнатная, улучшенной планировки, с двумя туалетами и лоджиями. Кухня тоже была преогромная. Первоклассные эти дома на Арбате теперь строили отменно, под новую номенклатуру, бывавшую на Западе и вошедшую во вкус тамошней комфортной жизни.

– Садись, сейчас вместе позавтракаем...

Джабаров на кухне жарил яичницу со свежими помидорами и смотрел телевизор. По телевизору шла обычная утренняя мура – мультики, реклама.

Кавказец был один.

– Ты завтракай... – Волок покачал головой – Только быстро. Я не буду.

– Че так?

– Твоя жена, Люська, сейчас в Округе. У начальника. Ее вызвали...

Разговаривая, Волоков косил в телевизор на мультик – типичный мент, которого служба научила не принимать ничего близко к сердцу.

– Теперь нужен ты. Они хотят говорить сразу с вами обоими...

Джабаров дернулся.

– Приспичило им!..

– Как всегда. Теперь говорят: следует, наконец, решить окончательно...

– С утра должны паркетчики приехать... – Мафиози ножом и вилкой растащил яичницу и помидоры по сковородке. – Надо привести тут все в божеский вид...

Квартира была полупустой. Люськина мебель была частично вывезена, частично выброшена. Новая – купленная Джабаровым – стояла неразобранной.

– Помощник как раз поехал за работягами...

– Борец?

– Муса.

Команду свою Джабаров набирал из бывших спортсменов, теперь на завоеванной части Арбата они давали к р ы ш у заезжим каталам картежникам...

Волок знал Мусу.

Как секьюрити он был наиболее профессиональным – борец, – такой же высокий, неохватный в талии, как и сам Джабаров. Судьба благоприятствовала Волоку. Присутствие Мусы в квартире могло бы сильно все осложнить.

– И машину я отослал... – посетовал Джабаров. – Хоть бы зараннее предупредили!

" Еще чего!.." – подумал Волоков.

Сказал без нажима:

– Машину я достал.

– Что хоть они все-таки там базарят?

– Начальство решило закрыть материал. Поставить точку на всем. Самый момент...

– Черт бы их побрал...

Волок кивнул: это было само собой разумеющимся.

– Придется ехать... Кстати! – Джабаров на минуту оставил сковороду. Насчет строительного вагончика тебе ничего не удалось?

Хозяин "Аленького цветочка" уже несколько недель искал времянку, чтобы поставить у себя на участке. Лейтенант как-то сказал, что попытается помочь.

– Мне тот вагончик вот-так нужен...

Будничные заботы не оставляли мафиози даже в этот – ключевой, как потом оказалось, момент в его жизни.

– Ничего пока не предвидится. – Волок действительно занимался вагончиком – хотел подзаработать. Поэтому его сожаление было вполне искренним. – Я всех обзвонил...

– Мне обещали. Но только через полгода!

" Значит, никогда!" – подумал Волок.

Джабаров, стоя, принялся за яичницу. Сразу прихватил на вилку добрую половину.

Лейтенант на правах своего человека прошел во вторую комнату, там тоже работал японский телевизор. Передавали урок испанского языка.

Волок переключил программу, вернулся к мультикам – сразу, ни о чем не думая, ушел с головой в незамысловатый сюжет – типичный милицейский олух, тип второгодника с задней парты.

Мафиози не принимал его всерьез. Крикнул с кухни:

– Выпьешь? Возьми там, в баре...

Волок отозвался, не оборачиваясь:

– Сегодня нельзя. Сразу поймают.

– Ну что ж поедем... – Джабаров выключил плиту. – Если ненадолго...

– Обещали, по-быстрому. Вырубать ящик?

– Давай.

Волок на хду щелкнул пультом. Проходом задержался ещеу штанги в углу. Но поднимать не стал. Джабаров был мужиком солидным – и вес тягал соответственный.

– Я готов...

Джабаров уже жалел, что согласился.

Визит в милицию не вписывался в его распорядок дня.

Днем в "Аленьком цветочке" предстояла небольшая разборка – там же позднее должен был состояться обед с нужным человеком из республиканской прокуратуры.

– Пошли... – Мафиози снял с гвоздика у двери, где висели две пары ключей, вернюю пару. – Всегда они где-нибудь подсуропят, козлы...

Волок вышел первым, вызвал лифт.

Разговаривая о купленном Джабаровым участке, спустились в подъезд.

– Не успеешь заметить, как весна. А там уж строиться надо начинать...

– Это уж так заведено...

Увидев их, Голицын за рулем свернул газету, включил зажигание.

– Привет...

– Привет.

Джабарову он сразу не глянулся, кавказец снова пожалел об отсутствии Мусы – силач-телохранитель был бы сейчас очень кстати.

– Это вы на таких машинах теперь ездите? – Джабаров оглянулся на Волока. Лейтенант развел руками.

– И таких нет. Еле выпросил!

Голицын перебил бесцеремонно:

– Бензина мало, начальник. Если по дороге не заправимся, не доеду...

– Заправимся, – Волоков отмахнулся беспечно. – У меня тут есть один на примете. Заправит прямо в гараже.

– Далеко? – спросил Голицын.

– Рядом...

Лейтенант хотел сесть с водителем, но раздумал. Устроился вместе с мафиози сзади. Сиденья были новые, по-хозяйски укрытые целофаном. Скомандовал:

– Сейчас направо!..

Объяснять не пришлось. Водитель знал район, с ходу вписался в ближайший поворот к мрачноватому ряду гаражей.

– Дальше?

– Еще направо! И прямо.

Волоков дотянулся через сидение, включил радио:

– " Теперь уже не дни, а часы отделяют наш народ... – фальшиво обмирая, завел диктор, – от той долгожданной минуты, когда в Москве на свой самый важный форум соберутся лучшие представители рабочего класса, колхозного крестьянства и ин

телли..."

– Выключи ты эту херню! – потребовал водитель.

– Да ладно!

Под патриотическую риторику въехали в унылый ряд закрытых гаражей.

Волок показывал:

– В конце еще раз направо. И прямо.

– Понял. – Голицын шустро разворачивался. – Сюда?

Он вогнал "москвич" в последний тупик.

– Да здесь целый проспект! – Оглядевшись, добавил.– Улица Россолимо!

Это был сигнал.

Всегда чистенькая улица Россолимо, названная в честь основоположника советской детской неврологии, была известна среди ментов своим судебным моргом. В него свозили трупы со всей столицы.

Голубоглазый Волоков держал пистолет наготове.

Это была "ческа збройовка".

Он выстрелил в мафиози в упор. Пуля прошла затылок Джабарова, но неожиданно изменила направление – повернула в плечо.

– А-а!.. Сволочи...

Мафиози оказался живучим – раненным плечом легко отбил руку Волокова с пистолетом, схватился за дверцу. Навалился всей тушей.

Джабарову не хватило секунды.

Голицын перегнулся через спинку сидения, ударил его снизу ножом в грудь. Волоков выстрелил еще раз. Потом еще, контрольно. Джарабов обмяк, сполз вниз.

– Давай целофан! Живее! – Голицын перегнулся прижал тело мафиози. Ну, ты и стрелок, Волок...

– Да, ладно.

– Все! Погнали...

Путь предстоял неблизкий.

– Я пересяду к тебе.

В Москву возвращались ближе к вечеру угрюмым, гудевшим под тяжелым грузовым автотранспортом Минским шоссе.

Труп мафиози, завернутый в целофан, вместе с куском ржавого металла, который попал под руку, покоился на дне болота по белорусскому ходу, недалеко от Подлипок.

Голицын снова был за рулем.

– Ключи от джабаровской квартиры у тебя?

– Вот они...

Волоков дремал. Не открывая глаз, побренчал в кармане.

Быстро темнело. После обеда пошел снег, который мгновенно таял, касаясь разогретого гудрона.

– Искать его начнут примерно через год, – Голицын прикурил от встроенной зажигалки.

– Думаешь? – вяло спросил Волок сквозь дрему.

– Без всякого сомнения. Люська искать не будет. Ей это только наруку. Квартира на него не переписана. Их брак – фикция.

– А Муса? Эдик? Ты забыл...

– Телохранители и знать не будут, откуда ветер!

– А родители Джабарова?

– Вряд ли они вообще в курсе, где он!

– А его баба! Забыл? Та же Нинка-стриптизерша! Она ребенка ждет от него!

Голицын хмыкнул.

– Чему тебя только учили в милицейской семинарии, Волок! "Баба у него есть!" "Ребенка ждет!" От нее заявления вообще никто не примет! Кто она ему?! Какой субъект права?

– Тогда соседи!

– Эти, конечно, могут. Но первым делом опять же позвонят Люське.

– Люська с ним не развелась?

– А сколько они в браке?! Если бы Люська подала заявление, суд бы сразу признал брак недействительным...

Голицын уверенно обогнал караван дальнобойщиков-рефрижераторщиков. Водители не спешили. Их путь заканчивался у ближайшего поста ГАИ.

– Суд вернул бы стороны в первоначальное положение. Джабаров бы все потерял...

– А что Люська теперь?

– Вернуться сразу ей нельз. Сначала сдаст квартиру. Смердов просчитал правильно. Когда все забудется, переедет от матери к себе. Будет жить дальше.

Волок открыл глаза.

– Никак, подъезжаем...

Москва была уже близко, за пеленой покрывавшей лобовое стекло мороси. Но справа и слева от шоссе по-прежнему тянулись угрюмые перелески, сплошь нашпигованные вонскими частями, ограждениями, мудреными городками, въехать в которые можно было только по особым пропускам.

– Осторожно...

Впереди показался пост ГАИ.

Голицын сбавил скорость. У поста уже стояло несколько дальнобойщиков с рефрижераторами. ГАИ снимало свою долю с междугородного извоза.

– Мы-то что будем иметь с сегодняшней поездки? – проезжая, Волоков помахал коллегам.

– Немного. Смердов посчитал, что рано или поздно это необходимо сделать...

Голицын рывком обогнал чайника впереди, подрезал, занимая полосу. Сзади отчаянно засигналили.

– Перебьешься, козел...

Голицын сбавил скорость, пропустил чайника вперед, но тут же настиг и теперь уже теснил на обочину.

– Ты этого хотел?!

Чайник немедленно капитулировал, отстал.

Волок продолжил:

– Как насчет нашего главного дела? Смердов разговаривал с Виталькой?

Смердов уже несколько недель разрабатывал свою коронную операцию нападение на инкассаторов. Вместе с Голицыным и Волоком в ней должен был участвовать и третий – Виталька Субанеев. Офицер, первоклассный стрелок, мастер спорта.

Готовились тщательно. График инкассаторов, собиравших выручку вокзальных касс дважды в сутки – рано утром и поздно вечером, изучали в течение нескольких недель. Оставались мелочи.

– Потребуется еще черная представительская "волга" с престижным номером.

– У тебя есть на примете? – Волок снова открыл глаза.

– Минутку...

Голицын не хотел отказывать себе в удовольствии. Он уже наметил на дороге впереди очередную жертву. Обогнал, занял полосу...

– Есть машина? – Волок повторил вопрос.

– Есть.На днях предъявлю.

– А что с оружием?

– Этого добра достаточно. Ну, может, Виталька, – он говорил о Субанееве, их третьем кенте. – прихватит с базы пару гранат. На случай погони...

– Скорее бы... – Волок зевнул.

– Да уж чего ближе! Радио слушаешь?!

Чайник сзади посигналил, дал знать о себе.

– Давай, давай, козел...

Голицын принялся снова тормозить. Позади началась паника. Затерроризированный чайник сошел с полосы.

– Так-то лучше...

Волок снова прикрыл глаза, снова заговорил о деле.

– Задумано, конечно, дерзко...

Нападение намечалось на одном из московских вокзалов в день, когда транспортные менты займутся тем, на что их уже полгода натаскивали обслуживанием прибывающих в Москву делегатов – партийных избранников...

– Но не слишком ли дерзко?!

– Да ты оглянись вокруг, Волок! Почитай газеты. Посмотри – что происходит. Разве до нас сейчас...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Глава первая

Год, действительно, оказался необычным.

Что-то носилось в воздухе.

Потом выяснили: великой державе оставалось существовать всего ничего. СССР агонизировал. Только об этом мало кто догадывался.

В том числе и сам умирающий.

На пороге своей кончины он затевал в Москве дорогостоящий помпезный спектакль -" Съезд КПСС". Столица шумно наряжалась, красилась. Со всех сторон в город должны были слететься тысячи специально отобранных участников торжества.

Под шумок на Верху сводили счеты, перетягивали одеяло, перераспределяли портфели...

А в это время все остальные – незадействованные в праздничной церемонии – жили обычными заботами.

Ходили на работу. Стояли за водкой в очередях. Дефилировали мимо пустых прилавков, мотались из периферии в столицу за продуктами. Химичили.

"Вы делаете вид, что нам платите, мы делаем вид, что на вас работаем..."

Рутинные дела.

В МВД СССР вот-вот должна была завершиться схватка за кресло заместителя министра. Номенклатурный пост этот в период безвременья с боем захватил генерал Жернаков и с тех пор успешно отбивал от атак претендентов.

Замминистра был мужик крутой. Вологодский. Со временем начало, было, казаться, что заветное кресло останется за ним навсегда. Но последние месяцы он позволил себе расслабиться.

Последствия наступили незамедлительно.

Потеря бдительности в верхних эшалонах власти недопустима и наказуема.

Соперником выступил с виду весьма расположенный к Жернакову, улыбчивый, обходительно-мягкий генерал Ильин, переведенный с кентами из Отдела административных органов ЦК КПСС.

Его и перевели в МВД СССР с дальним прицелом.

Борьба развернулась по всей вертикали, но сигнал к началу решающей схватке должен был прозвучать не в министерстве, а внизу, на земле, на столичном железнодорожном узле. Точнее, на одном из вокзалов: делегаты и гости партийного съезда добирались в Москву воздушным и наземным транспортом, который курировал генерал Жернаков. Но, в основном, поездами...Там и решено было подложить свинью...

На московских вокзалах всегда бардак.

На это и рассчитывал претендент место Жернакова.

Малейшее ЧП внизу во время партийного карнавала грозило немедленной отставкой начальнику столичной транспортной милиции, а на самом верху рикошетом мгновенно накрывало курирующего заместителя министра, являвшегося как бы заложником...

СТОЛИЧНЫЙ ТРАНСПОРТНЫЙ УЗЕЛ НА ПРЕДСЪЕЗДОВСКОЙ ВАХТЕ

Начальник московской транспортной милиции генерал Скубилин громогласный, гренадерского обличья – в кабинете за фальшивым тамбуров чтобы снаружи ничего не было слышно – заслушивал руководителей линейных подразделений.

Вдоль стен, поочередно вытягиваясь по стойке "смирно", вставали,

Отчитываясь, полковники -начальники всех семнадцати отделов внутренних дел на Московской железной дороге.

– Кто не может или не желает работать, прошу Христа ради, пока не поздно...

Генерал Скубилин уже кричал знакомым всей линии тонким, не по комплекции, фальцетом. Генерал отлично знал, что его ждет в случае осложнения ситуации. На его место у конкурента Жернакова – Ильина уже готов был кандидат – нынешний зам полковник Авгуров, сидевший тут же.

Оставалось одно – снимать стружку с начальников подразделений.

Хочешь удержаться – без своих. Чтобы чужие боялись. Если полковников драть в три шеи, они там, на з е м л е, семь шкур с подчиненных сдерут, чтобы свою голову отстоять.

– ... Такой пусть сразу положит мне рапорт на стол! А там я найду, как поступить...

Телефоны в кабинете молчали.

Скубилин приказал переключить их на приемную.

Неожиданно прогремевший звонок оборвал на средине фразы.

Звонил помощник:

– Заместитель министра генерал Жернаков на проводе!..

– Давай, живо! – Скубилин стрельнул тревожным глазом в Авгурова: говорить при нем было бы неосторожным. – Перерыв. Все свободны. Быстрее.

Подождал, пока все скрылись за замаскированной под шкаф дверью. Наконец исчез последний.

Пропел потеплевшим голосом:

– Здравия желаю, Борис Иванович. Как самочувствие?

– Сперва обстановку! – Жернаков не был расположен к сентиментам. Что у тебя?

– Все на ногах... – Скубилин принялся четко докладывать. – По первой позиции 116, по второй.... Усиленный вариант несения службы соблюдается. Все на ногах...

– Что руководители?

– Сейчас заслушиваем готовность к встрече поездов с делегатами. Вносим последние коррективы в графики дежурств. Закрепление за вокзалами...

Замминистра помягчел.

– Я надеюсь на тебя, Василий...

Общение со Скубилиным всегда действовало на него успокаивающе.

– И прошу. Убедись во всем сам. Дойди до каждого. Никому не доверяй! Особенно... Короче, ты знаешь.

Жернаков имел в виду скубилинского зама – Авгурова.

– Главное сейчас только это. Съезд, депутаты... Отбрось остальное. Одним нераскрытым разбоем больше, одним меньше – невелика беда... А вот если допустим что-нибудь крупное... Да еще с делегами...

– Согласен...

– Никого не жалей. Другую работу всю по боку. Что твои начальники розысков? Вламывают?

– Гоняю, как собак, Борис Иванович. Сейчас сразу после заслушивания еду на вокзал к Картузову. Они там с ночи сидят. Генеральная репетиция...

Жернаков поостыл.

На прощанье поинтересовался:

– Как у Картузова с тем делом?

– По серийным убийствам?

– Да.

– Убийца сидит.

– Да знаю, что сидит... – Жернаков не любил, когда его не понимали с полуслова. – Жалобы-то от него идут. Во все концы...

– Со свидетельской базой туго! Там кавказцы-картежники, каталы... Эти на месте не сидят!

– Я и говорю! Может освободить его к черту, пока эта карусель в Москве... Потом разберемся...

– Там начальник розыска-упрямец... – Скубилин замялся. – Игумнов...Я докладывал...

– Гони и его! Не видишь, что происходит?! Если, что случится – Ильин и Авгуров церемониться с нами не станут...

НАЧАЛЬНИК РОЗЫСКА ИГУМНОВ

Телефон на полу, у кровати, протарахтел негромко и сухо, словно жесткокрылый жук-носорог в спичечном коробке.

Игумнов – тридцатичетырехлетний начальник розыска – крепко сбитый, крутой, с тусклым рядом металлических верхних зубов – еще не отходя от сна, подхватил трубку. Взглянул на часы.

Было начало четвертого. Звонил дежурный:

– Приказ: срочно прибыть в отдел.

– Что -нибудь случилось?

Дежурный был своим. Не стал темнить.

– Сам знаешь. Приезд делегатов...

– Не сегодня же! Ты чего?!

– Штабная игра. И проба заодно...

Игумнов беззвучно выматерился, подошел к окну..

Все намеченное с вечера летело в тартарары.

Близко, на лоджии, обмирали голуби. Они прилетали поздно, когда все спали, и исчезали утром, оставляя вещественные знаки ночной миграции.

Он быстро оделся.

Жена лежала с закрытыми глазами. Но Игумнов знал: она не спит. Он и сам плохо спал в ее огромной по обычным меркам четырехкомнатной квартире на Тверской-Ямской.

За голубями, по другую сторону улицы, в двенадцатиэтажке, окна были темны. Рядом с аркой, внизу, крутилась подозрительная пара. В доме жил вновь избранный первый секретарь МГК, переведенный из Свердловска. Фамилию Игумнов не запомнил, да она и не нужна была. Мало ли их назначают и снимают вокруг.

"У них своя свадьба, у нормальных людей – своя..."

– Вызывают? – Жена так и не открыла глаза.

– Спи...

Он положил ладонь ей на затылок.

" Классически правильные пропорции. Ясность и полное ототсутствие двоемыслия..."

Высшей номенклатуре в своих семьях удавалось иногда выращивать по-настоящему совершенные экземпляры.

Когда они поженились, ее номенклатурная родня была в трансе от этого выбора. И продолжала так оставаться все это время.

– Пока...

Он вышел на лестницу. Осторожно прикрыл дверь.

Дом был необычный. Огромная лестничная площадка на две квартиры размером напоминала вестибюль обычного кинотеатра.

"ХХVII Създу любимой Партии – энергию и жар нащих сердец" – висело рукописное обращение в подъезде. Внизу шли подписи жильцов.

Громкие фамилии, известные когда-то каждому школьнику. Ныне – сплошь персональные пенсионеры, бывшие функционеры партии...

" Номенклатура..."

Мимо дремавшей консьержки Игумнов выскочил наружу.

В переулке было пусто. Транспорт еще не работал. На нескольких пожарных машинах впереди развешивали навязшие в зубах лозунги – наглядную партийную агитацию:

"Встретим Съезд новыми трудовыми..."

Окончание Игумнов не увидел, двинулся к стоянке такси.

Там тоже все было красно от транспарантов.

Знобкая февральская изморозь, пока он искал такси, казалось, еще больше усилилась.

Поодаль, на Тверской разгорался скандал: шедший в парк автобус вломился в фургон аварийной помощи с предсъездовским оформлением.

Поломанные ЦКовские призывы валялись вдоль тротуара. Гаишники ночной смены составляли протокол, переругиваясь, замеряли тормозной путь.

"Совсем заколебали со своим съездом..."

А между тем на службе было много неотложных дел.

И первое – арестованного серийного убийцы Бетина, сидевшего в " Матросской тишине".

Дело не было из громких.

Просто: из месяца в месяц поступали заявления об исчезновении молодых женщин – из тех, кто прилетал в столицу ночными воронежскими авиарейсами...

Уголовные дела не возбуждались. Никто не хотел висяков. Начальство этого не любило. За это по головке не погладят.

Заявления о розыске пропавших жен и дочерей путешествовали по московским отделениям милиции и возвращались назад – по месту постоянной прописки исчезнувших – в Воронеж...

" Нет трупа – нет дела..."

Общим в судьбе всех жертв было одно.

Все женщины прилетели в Москву поздно, когда автобусы и электрички уже не ходили. Так возникла версия о том, что все преступления связаны с извозом, с предложением услуг по перевозке припозднившихся пассажирок на стоянке в Аэропорту...

Так и оказалось в действительности.

Убийцами были два водителя Раменского таксопарка. Один из них подходил к женщинам, сетовал на то, что возвращается в Москву порожняком. Обещал скидку. По дороге под видом пассажира к нему подсаживался сообщник.

Преступники увозили свои жертвы в лес, в Подмосковье и там убивали, предварительно ограбив и надругавшись. Изуродованные трупы убийцы закапывали.

Первая ниточка следствия потянулась от агента Игумнова – Николы.

Потом появился первый словесный портрет одного из убийц.

Задержание преступников оказалось драматичным.

Игумнов старался не вспоминать самое страшное, когда в такси к убийцам под видом пассажирки села Надежда, майор милиции, бывшая его жена, совсем не чужой ему человек...

Преследование по Московской Кольцевой шло на нервах. При задержании одного из преступников буквально развалило автоматной очередью. Надежду, к счастью, не зацепило. Второй убийца был арестован, в горячке собственноручно признал в протоколе вину в десятке ночных убийств...

Дело передали в Московскую транспортную прокуратуру.

Расследование оказалось сложным. Места захоронения жертв преступник мог указать лишь приблизительно.

" Лес, Большие Бронницы..."

Или

" Опушка, район Бутова..."

При выездах на место ни один труп не был обнаружен.

Улики оказались лишь косвенные – детальные описание одежды и внешности погибших, приведенные убийцей на первом допросе, перечень находившихся при них вещей, сведения, которые они сообщили о себе перед гибелью... Все совпадало с тем, что сообщали их близкие: именно в такой одежде они уехали из дома, именно это было с собой...

Но... " Нет трупа – нет дела..."

Положение было серьезным. Начальник Игумнова Картузов собрал экстренное совещание:

– Арестованный убийца атакует Верховный совет своими жалобами...

Пухлая молодая блондинка – следовательша прокуратуры – чуть приоткрывала срезанный косо, по-акульи, рот. Круглые, на выкате глазки вглядывались в милицейских.

Ей и в самом деле приходилось нелегко.

– Заодно жалобы идут Генеральному прокурору... – Следовательша куда-то спешила, часто поглядывала за окно. – Оттуда уже звонили, требовали объяснений. Я кое-как отбрехалась. Сейчас эта мразь грозится писать на имя съезда партии. А

это, вы лучше меня знаете, что такое...

Слушали молча.

Игумнов меланхолично чертил однообразные геометрические фигуры в блокноте.

Ражий инспектор ГАИ "МО-14562", Бакланов, в тяжелой кожаной куртке, тоже был здесь как участник задержания убийцы. Он приехал прямо с линии. Сидел насквозь пропахшей гарью, дорогой. Не подымая глаз, жевал свой всегдашний "орбит".

Следровательша развела руками:

– Все жертвы мертвы. Все в земле. Никаких доказательств, ничего, кроме самого первого собственноручного признания обвиняемого. Ничего не остается. Обвинение разваливается на глазах. А тут еще съезд...

Во время съезда жалобы рассматривали без проволочек и, как правило, в пользу жалобщиков.

КПСС работала на свою популярность.

Особенно много просьб поступало из мест заключений.

Убийца-таксист читал газеты, был в курсе всего, к тому же быстро набрался тюремного опыта. От показаний, данных Игумнову сразу же после задержания, он отказался уже на первом допросе у следовательши. Теперь все валил на своего уже мертвого подельника.