Текст книги "Жалость унижает ментов и бандитов"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

О таких вещах полагалось сообщать начальству устно с глазу на глаз.

В канцелярии потянуло холодом.

Ключница вернула рапорт.

– Сами ему покажите. Прикажет – я зарегистирирую!

– А если завтра что-то произойдет. Взрыв или еще что-нибудь. Вы на себя возьмете ответственность...

– Ну, Игумнов! – Крашенный хной букли ее разлетелись. – А сами вы?! Такой ответственный?! Срочные телефонограммы читаете? Могли бы и поинтересоваться! Вас вызывают в Инспекцию по личному составу. Вы...

Она не знала, к чему придраться. В глаза бросились его металлические фиксы во рту.

– Я думаю: зубы вам все-таки за дело выбили! Допекли кого-то!

– Безусловно, – ему было ее искренне жаль. – Это точно насчет Инспекции?

– Вот...

Игумнов прочитал короткий текст: " начальнику розыска...явиться..."

Ключница напомнила о давнем эпизоде его армейской службы.

В то утро вместе с другими новобранцами он находился в умывалке. Когда заскочили оборзевшие, не привыкшие встречать отпор д е д ы, он как раз чистил зубы.

Дембели не собирались ждать, пока салаги закончат водные процедуры. Плотный румяный д е д с силой поддал Игумнова бедром, занял его место.

Игумнову не хватило несколько секунд, чтобы избавиться от зубной пасты во рту. Поэтому он таким же образом оттолкнул невежу, нагнулся над краном, чтобы набрать в рот воды.

Последовавший удар сбоку по голове привел зубы в соприкосновение с водопроводным краном. В мгновение во рту оказалось кровавое крошево. Игумнов сплюнул. Красная юшка растеклась по раковине.

Это был урок.

Салаги вокруг, как по команде, отскочили от умывальников, сбились в кучу – происшедшее с Игумновым всех шокировало.

Кроме старослужащих.

Д е д, проучивший салагу, спокойно занял освободившееся место, нагнулся над раковиной.

Игумнов выскочил в коридор.

За дверью стоял деревянный тяжелый табурет...

Удар пришелся д е д у по самому кумполу. Разбушевавшийся салага, до того, как его успели скрутить, пару раз добавил ему еще ногой по ребрам.

Скрыть происшедшее не удалось.

Дембеля отправили в медчасть. Его друзья доставили салагу на губу. Предварительно долго и сильно метелили ногами.

Вскоре появился дознаватель. Дальнейшая судьба Игумнова могла сложиться весьма печально.

На счастье, почти одновременно с дознавателем в части появился дядя Игумнова – брат матери, Иван Васильевич Игумнов, завгар из Шарьи.

Тому способствовал счастливый случай.

На межрайбазу в Шарью выделили с завода новенький "газон" и дядя взялся самолично его перегнать – не мог отказать сестре, просившей навестить сына.

– Племяш тут у меня...

– Игумнов? Кто же это у нас Игумнов... – шевелил губами командир части, проглядывая список.

Познакомиться как следует с новобранцами он еще не успел.

Часть была специальная. В документах Особый Отдел застраховался – на всякий случай указал и вторую – нерусскую – фамилию призывника. Она и прилепилась.

– Это Шварц, что ли?

– Точно!

Комбат был человеком простым, лишенным дипломатии. Посетовал в сердцах:

– Он – еще и Игумнов! Мне бы сразу понять, когда он ему врезал табуретом! А то – сколько у меня служило шварцев – ни один не сидел на губе!

Дядя Игумнова и комбат друг другу понравились.

Дядя посетил комбата на квартире в военном городке. Вместе с новеньким "газоном" он прихватил с завода еще чистого спирта-ректификата в бутылках – им так и не суждено было прибыть в Шарью.

Ходил Игумнов-старший и к д е д у, у которого оказалось сотрясение мозга, хотя и не особо сильное. При падении он умудрился еще получить трещину ребра. Выпивали, разговаривали. До дембеля дошло, что неприятности, в первую очередь,

грозят ему самому как нападавшему и зачинщику драки. Посоветовавшись с дознавателем, дембель переписал рапорт.

Дознание было прекращено.

Комбат, гулявший с дядей в субботу и воскресенье, прямо на губе в присутствиии дознавателя и шарьинского родственника опоясал Игумнова-Шварца подвернувшмися под руку тяжелым резиновым шлангом.

– А теперь в казарму!

Игумнов ткнул себя ладонью в висок. Все тело болело. Беззубый рот кололся осколками.

– Ешть в кажарм-у..!

– И чтобы в следующий раз!..

Следующего раза не было.

На Сивцевом Вражке, когда Игумнов подъехал, была обычная сутолока. Непрерывно подкатывающие машины, хорошо одетая публика. Дубленки, шубы, меховые шапки – ондатра, пыжик...

Игумнов оставил милицейский "жигуль" у номенклатурной аптеки, направился к Плотникову переулку.

Подъезд, куда он и Цуканов рано утром сопроводили протрезвевшего в милиции иностранца, был все также пуст.

В здании царила тишина. Чувствовалось, что дом малонаселен. Старая номенклатура по-тихому вымирала, детей еще раньше отселили на сторону, в новые комфортабельные квартиры. Внуков с рождения прописывали здесь– чтобы оставить площадь..

Игумнов поднялся наверх, позвонил. Стальная дверь открылась знакомо легко и бесшумно.

На этот раз ее открыли изнутри.

– Добрый день, сосед! – Игумнов выступал в роли жильца с верхнего этажа.

Георгий Романиди приветствовал Игумнова на пороге – черноглазый, улыбчивый, воплощение европейского стандарта.

– Я хотел вам передать: заходил участковый милиционер... – Игумнов был тоже дружелюбен, улыбчив.

– Да?

Романиди словно был рад этому обстоятельству.

– Он просил вас оставить сведения о себе. А то он даже фамилии вашей не знал.

– Будем знакомы: Романиди Георгий.

Игумнов тоже представился. В таких случаях он всегда называл одно и то же имя – своего однокашника, закончившего в свое время Московский инженерно-строительный факультет промышленно– гражданского строительства...

– Очень приятно.

– Мне тоже. Участковый сказал, что наднях он снова навестит вас... Игумнов исчерпал предложенную тему, дальше все зависело от его способности к общению. – Для иностранца вы очень хорошо владеете русским..

– Я здесь учился.

– Да?!

– В Университете дружбы народов.

– Патриса Лумумбы?

– Да. Вместе с братом.

– И он тоже здесь?

– Он на Кипре, Общество дружбы Кипр-СССР. По профессии я горный инженер. А вы?

Игумнов не назвал никакой героической профессии.

– Факультет ПГС – промышленно-гражданское строительство...

– Что же мы тут стоим? Заходите...

Беседу продолжили:

– Университет Патриса Лумумбы – это квалифицированные кадры в помощь развивающимся странам. Благороднейшее дело, которая начала ваша страна...

Через несколько минут они уже переместились на кухню, к новенькому, с белым пластиковым покрытием столику.

Вокруг простиралось великолепие европейской кухни, принадлежащее исчезнувшему Джабарову.

Романиди включил электрический чайник, достал початую бутылку коньяка, хрустальные рюмки. Из одного из настенных шкафчиков появилась банка "нескафе классик", печенье.

– Маслины любите?

– Очень. Особенно греческие...

– Я привез с Кипра.

Возникли маслины, сочные крупные. Хозяин разлил коньяк.

– За ваше здоровье...

– Отличный коньяк!

– Это ваш! "Армянский". У вас тут все – перфектно!..Высший сорт!

Романиди заговорил о политике. Она была его коньком.

– Американский империализм в нашем регионе делает ставку на Турцию и Израиль! Это его естественные союзники, проводники влияния США на Средний Восток. Другое дело – Советский Союз...

Киприот принадлежал к фанатичным приверженцем Страны социализма. И, как большинство единомышленников за рубежом, полагал, что для советских людей эта тема наиболее предпочтительна.

Попытка Игумнова перевести разговор потерпела фиаско. Романиди не хотел говорить не о Джабарове, не о Волокове – о борьбе Советского Союза за мир, о милитаристских кругах НАТО. Неудачно закончилась и следующая попытка.

Игумнов, наконец, сдался, предоставив киприоту возможность выговориться.

Романиди снова наполнил рюмки.

– Мой брат, я, наши жены, наши друзья на Кипре – мы все коммунисты. Выпускники университета Патриса Лумумбы. Мы всем обязаны вашей великой стране...

Они пригубили.

– У себя, на Кипре , нам ни за что бы не получить ни высшего образования, ни работы. Теперь наша обязанность и святой долг – раскрывать людям глаза на преимущества социалистической стстемы. Понимаете?

– Ваш брат не собирается в Союз?

– Пока нет. Он бы хотел. Жизнь на Кипре достаточно тяжелая. Извините...

Чайник автоматически выключился: вода закипела.

– Вы как любите кофе по-крепче?

– Две ложечки.

– И сахар?

– Да. Ложечку. Спасибо.

Романиди тоже пил крепкий. Без сахара. Не особо горячий.

– Социализм – это будущее человечества...

Игумнову осталось поддакивать.

– Я видел капиталистическое хозяйствование. Антинародные режимы. Мне пришлось служить по контракту на руднике в Замбии. У расиста... – Киприот поднял рюмку. Снова пригубил. – Так вот негры у него работали из-под палки и молчали...

Классовое сознание рабочих долгое время оставалось на самом низком уровне...

Киприот был как зашоренный: " эксплуатация", "классовая борьба"... Не в пример Игумнову и вообще ментам. Другое его не интересовало.

– Извините, я заболтал вас... – Он, наконец,, ненадолго очнулся.

– Да нет. Что вы!

Последующие вопросы Игумнова можно было рассматривать как долг вежливости.

– Вы надолго в Союз?

– На месяц. Семинар для братских партий. При Академии общественных наук...

– Партийные функционеры?

– Единомышленники... У себя в Никосиии я веду курс по истории рабочего движения. Но у нас мало фактических материалов. Публичная историческая библиотека ими не располагает. Властям это неинтересно...

Они выпили.

С большим трудом Игумнову все-таки удалось свернуть Романиди с его наезженной колеи.

– ЦК могло бы предоставить вам гостиницу...

– Мне и предоставили. Целые апартаменты! – Он наполнил рюмки. – На Кипре у меня жилье много хуже!

– Тогда почему же ? – Игумнов показал глазами вокруг. – Наверное это недешево...

– Тому есть причина! – Киприот осклабился. Подмигнул. – Романтические отношения...

– О! – Игумнов поощрительно улыбнулся.

Романиди продолжил:

– Одна очень милая девушка. С университетских еще годов. С Лумумбы. Теперь уже мужняя жена. Мать... Так проще встречаться.

– Так это она познакомила вас с Сергеем Джабаровым?

– Не-ет! Джабаров сам меня нашел... Еще по граммульке? – Романиди в совершенстве овладел застольной российской терминологией. – Кто-то из общих знакомых по Клубу любителей охоты рассказал о моих трудностях. Джабаров мне позвонил, сказал, что уезжает надолго. Квартира свободная... Деньги за

аренду по-европейским меркам небольшие...

– Вы ему посылаете деньги?

– Нет, один милый человек... Преклоняюсь перед вашими людьми...

Он поднял рюмку.

– За их процветание!

Романиди приятно и легко пьянел:

– Это на старые дрожжи!

– Утром вид у вас был плачевный... – Игумнов рискнул. – Я обратил внимание... И одежка. Словно во всем не своем!

– Так оно и было.

– Вас обокрали?..

– Я сам виноват. Выпил. И ничего не помню.

Романиди потянулся к бутылке. Каждый раз он наливал чуть-чуть. На самое дно.

– Это все наша капиталистическая манера не считаться с простыми людьми. Ваша страна еще не может обеспечить своим гражданам европейский уровень благополучия... У нее много внешних врагов...

– Именно...

– А мы этого не понимаем – бросаем вызов! Бессознательно толкаем людей на стихийную экспроприацию. Я приехал во всем фирменном – заказанном по образцам... Здешние люди такого никогда не видели. Мы, в первую очередь, виноваты сами!

Игумнов покачал головой.

– Банальный грабеж! Это у нас бывает.

Романиди запротестовал:

– В Соединенных Штатах преступность на несколько порядков выше! В Гарлеме даже днем нельзя быть спокойным за свою жизнь...

– Надо заявить куда следует! – Игумнов, наконец, получил доступ к тому, что его интересовало. – В милиции вы были?

–Был! Но! – Романиди отпил кофе. – Я и в милиции сказал: " Никакого производства по этому делу!"

– Это ваше право.

– Да. И они меня поняли. Одели, как смогли, напоили чаем. Отправили на акси... Представляете, как бы я в подобном случае помучился бы на Кипре! Там меня бы еще вдобавок и оштрафовали.

– У вас много пропало?

– Только охотничьи доспехи... И ключи.

– Как же вы пропали в квартиру?

– Я поехал к друзьям. Мы позавтракали, посоветовались. Жена Джабарова была на работе. Ей позвонили – она тут же приехала. В квартире были запасные ключи... И вот мы с вами сидим!

Игумнов понял:

" Опекуны, поселившие его здесь, связаны с Люськой... Они позвонили в "Аленький цветочек" после того, как я оттуда уехал..."

Романиди махнул рукой.

– Зато какая охота была!

– Где же это?

– Специальное охотхозяйство. Тут недалеко, под Москвой.

Он объяснил:

– Интернациональный клуб любителей охоты. За относительно умеренные деньги в валюте – охота, охотничий домик, сауна... Охота, спорт...

– Хозяин не демонстрировал вам свои успехи?.. Он ведь тяжелоатлет! Игумнов знал о тяжелых гантелях за стеной.

– Джабаров? Нет, мы ведь знакомы только заочно. По телефону.

– Вы не виделись?!

– Сговорились по телефону. Джентльменское соглашение.Он поверил на слово. Предоставил квартиру...

Игумнов кивнул:

" Одна команда. Кто-то позвонил от имени Джабарова..."

Мафиози, определенно, не было в живых:

" Строительный домик не нужен, квартру сдали..."

– Я, наверное, вас задержал? – От него не укрылось то, что гость посмотрел на часы. – Пожалуй, пойду. Спасибо.

В коридоре Игумнов задержался.

Ключей к замкам, которые он видел утром, на гвоздике уже не было. Местонахождение всех трех пар фирменных ключей выяснилось:

" У Романиди. У Люськи Джабаровой, у него, у Игумнова..".

КГБ, МЕНТЫ. КОЗЛОВ, КАЧАН

После звонка механика автоматической камеры хранения, Качан сквозь зал для транзитных пассажиров быстро прошел в к ее столику, но Динки на месте не оказалось.

Вместо нее поддежуривала молоденькая стажерка.

– Просили позвонить, – она сунула бумажку с телефоном.

Номер был четырехзначный – внутренний – коммутатора станции. Качан набрал его здесь же на аппарате механиков.

– Алло!

– Борис...

У телефона была Верка.

– Ты где?

Он ничего не мог понять. Обычно в выходные он звонил ей по городскому телефону.

– В депутатской. Тут на вокзале. Зайди на минуту! – Качану показалось, она расстроена.

– Что-нибудь случилось?

– Да нет. Потом. Зайди, пожалуйста.

Было непонятно – что делалала Верка в депутатской. Там чувствовала себя, как дома, только одна служба – транспортное КГБ...

Сам Качан был в комнате для депутатов всего раз – поздно ночью из-за разницы во времени смотрел вместе с начальством трансляцию хоккейного матча, откуда-то из Канады.

Запомнилось от того посещения немного. Большая гостиная, цветной телевизор с огромным экраном, электрический расписной самовар на столе. В холодильнике – неприкосновенный депутатский запас: боржоми, фрукты. В вазе на столе – печенье, конфеты.

Качан быстро пересек перрон.

Депутатская комната находилась в служебной части вокзала. Пассажиры тут не задерживались. Входная дверь, как обычно, была на запоре.

Качан поискал сбоку, нашел едва заметную кнопку. Нажал.Звонок задребезжал прерывисто, несильно.

Изнутри не донеслось ни звука.

Он позвонил снова. Сердце сжало недоброе предчувствие.

Из депутатской послышались тихие шаги.

Дверь открыла постоянная дежурная, обслуживавшая сотрудников КГБ, молчаливая, низкорослая, с сединой, перекрашенной хной, похожая на горбунью.

Она ни о чем не спросила, заперла за ним дверь, поплыла впереди по широкому коридору – в красном берете, длинной железнодорожной шинели, словно натянутой на укороченный сверху контрабас.

Качан вслед за ней вошел в гостиную.

Тут было пасмурно: свет с улицы едва проникал сквозь плотные шторы. Скрытый от посторонних глаз невидимый мир государственной безопасности...

Первой, кого Качан увидел внутри, оказалась Динка Горячкина – механик Веркиной смены – угрюмая бесцветная уродка.

Динка стояла у двери.

В торце длинного стола впереди с зареванной физиономией сидела Верка. Лицо у нее было красное – ревела она, видно, уже давно. Увидев Борьку, потекла снова.

Дальше, в коридоре подсобного помещения, виднелась пышная крашенная блондинка средних лет. Борька ее сразу узнал: Веркина мать...

"А эта еще тут зачем?"

За столом спиной к окну сидел высокий мужик. Он обернулся. Рыжий, с острыми чертами лица, с глубокими провалами глазниц.

Качан узнал его:

" Подполковник Козлов..."

Комитетчик был одет по-домашнему – без галстука, в импортном свитере, в спортивных брюках.

– Хочешь, чтобы я представился? – спросил Рыжий.

Качан цокнул языком.

– Узнал, выходит?

– Транспортное КГБ.

Качан не удивился его костюму: комитетчики то и дело встречались с агентурой, в том числе и возвращавшейся из-за рубежа в составе туристических групп. С агентурой общались в гостиничных кафе, где-нибудь в кулуарах на теннисном корте.

Одеваться приходилось сооответствено.

– Вот и хорошо. Да ты садись, Борис! В ногах правды нет...

Качан подвинул стул. Он ничего не понимал.

– Девочки, вы пока пройдите. Ты туда... – Козлов показал Динке на внутреннеее помещение, – а ты, Вера, в коридор. Там стул. Мы с Борисом сейчас немного поговорим и разойдемся. Скоро будете свободны.

Дежурная по депутатской комнате исчезла еще раньше – неслышно астворилась вместе с шинелью, рыже -седыми прядями и сплющенным контрабасом.

– Кто-нибудь знает, что ты здесь? – спросил Козлов.

Качан покачал головой:

– Никто.

– Вот и хорошо... Поговорим как мужики и никто ни о чем не узнает! Я прав?

– Наверно...

Он так еще ничего и не понял.

– Разговор строго между нами, – Козлов изменил тон, спросил без напора. – Прошлой ночью, когда Верка приезжала к тебе, вас никто посторонний не видел?

Зеленоватый огонек тлел в самой глубине обрывистых глазниц.

" Вон оно что!"

– Мне, сам понимешь, не важно это. Я ей не муж. И сам тоже мужик. Просто обоим вам добра желаю...

Качан неожиданно успокоился.

– А зачем ей ко мне приезжать?!

– Да я не спрашиваю – "Зачем ей приезжать?"– Козлову показалось, что Качан его плохо понял. – Это ваше личное дело. Может задачки помогала решать. Я спросил только: никто вас не видел, когда она приезжала после волгоградского

поезда...

Качан не ответил.

– Да мне не важно это. Пойми. Просто, чтобы ты знал, что я в курсе твоих дел. Ключ от ячеек вы Горячкиной оставили. Дине. Может напомнить? Она здесь.Не надо?

Козлов улыбнулся вполне дружелюбно.

Качан молчал.

– Я вижу, будет лучше, если она тебе сама скажет... – Он дружески коснулся борькиного рукава. – Ты не сомневайся! Вера тоже поначалу все отрицала. А теперь рассказала, как вы ездили. Вера!

Из коридора показалась заплаканныая Верка.

– Было все?

Верка беззвучно заревела.

Комитетчик поднял исписанные страницы, потряс ими, переложил на другой край стола.

– Не реви. Ты здесь все правильно записала? Собственноручно? Все так?

Она не ответила, залилась слезами.

– Я спрашиваю. Так все было?

Верка кивнула. На Борьку она старалась не смотреть.

– Посиди... – Козлов показал в коридор.

Верка снова вышла.

Козлов начал, помолчав:

– Если по-плохому, тут, Борис, сразу две семьи разбиться могут. Ее и твоя. Ты понимаешь: если все просочится наружу...– Он водил взглядом по лицу мента. – А зачем? Правда? Кому это нужно? Ведь так?

Качан был с ним согласен:

– Конечно так.

– А можно, чтобы никто и не узнал. Это уж как мы с тобой решим... Ты ведь оперативник. Агентурную работу знаешь. Все получится, если мы найдем общий язык. Ты меня понял.

– Чего ж не понять.

– Найдем общий язык? Как считаешь?

– Не знаю.

– Что же она врет на тебя?!

Качан пожал плечами.

– Вера! – крикнул Рыжий. В голосе послышалась злая нотка.

Верка снова появилась в гостиной.

– Друг-то твой! Говорит: врешь ты все на него!

Верка вновь зашмыгала носом.

– Может ты все выдумала?!

Картина была тягостная.

Козлов оказался никудышним агентуристом. А психолог и того хуже. Резал по живому. Тупым ножом. Может потому что контингент был не его, не кагебешный. Незнакомый.

– А, Вера? Выдумала ты все?!

– Не-ет...

– Ты ему говори, Борису...

Верка отвернулась.

– Я тебе верю... – Козлов опять отослал ее в коридор. – Ты врать не будешь...

Он снова принялся за Качана.

– Давай порассуждаем. Она описала, где ты живешь... – Он положил руку на бумаги. – Все очень подробно. Дом, квартиру. Где, что стоит... Чем ты это обяснишь?

Качан молчал.

– Все таки! Я хочу слышать. Ты же не мальчишка! Офицер! Как это объяснить?

– Не знаю.Может, кто ей рассказал? – Качан пожал плечами.

Козлов даже присвистнул.

– Ну, ты нахал!.. " Может, кто ей рассказал?!" – Старший опер предстал перед ним с неожиданной стороны. – А таксисту, который вас ночью привозил, тоже кто-то рассказал?! Вот он, номер машины...

Качан промолчал.

– Он все подтвердит.

Козлов увел взгляд. Зеленые искорки, глубоко запавшие меж глазниц, потухли. Развивать дальше тему такси кагебист не стал.

Качан догадался:

" Водитель вам ни хрена не сказал..."

– Да мне стоит только позвонить сейчас твоей жене и веркиному мужу. Знаешь, что тут произойдет?

Качан легко представил.

К их громким скандалам в доме уже привыкли.

Во время домашних сцен жена предпочитала зрелищность.

" Зачем это ей?" – Он не мог ответить на этот вопрос. Другие и он сам тоже предпочитали, чтобы никто не знал о происходящих время от времени в семье неурядицах.

Тут было все наоборот. Борька молча прикрывал то дверь, чтобы жена с криком не выбежала на лестничную площадку, то окно – чтобы она не аппелировала к старухам у подъезда.

Жена была невротичка и присутствие посторонних ее подстегивало. Впрочем, и Веркин муж, по ее рассказам, был тот еще хлюст.

" Тут сейчас такое начнется..."

– Позвонить ее мужу, Борис?!

– У них же маленький ребенок! – Качан посмотрел с укором.

– Поэтому я и считаю: лучше миром. Согласен?

Качан был согласен.

– Конечно, миром лучше.

– Ну вот. Давно бы так. Сечас все зависит от тебя...

Качан не поднял головы.

"Пропал ты, Борька... Потому что всегда сначала делаешь, потом думаешь! И все, с кем ты общаешься, все такие! Выпьете стакан – и уже нет удержу!"

В первый раз с Веркой тоже все получилось по пьянке.

Офицер, ехавший из ГДР, поставил чемодан в ячейку, попросил дежурную и опера в штатском, случайно оказавшегося в автоматической камере хранения посмотреть за вещами: все дорогое, ценное. Взять под персональную отвественность...

Офицер расплатился ящиком коньяка. Первую бутылку тут и

распили всей сменой...

Козлов поспешил закрепить позицию.

– Значит было дело?

– Какое? – спросил Качан.

– С Веркой...

Качан отвел взгляд.

– Давай по-хорошему, Качан... Я ведь, в сущности, не об этом хотел с тобой говорить. О важных для государства вещах.

– Я не против...

– Для этого мы должны верить друг другу. Понимаешь?

Козлов посмотрел на часы.

– Сам видишь, все известно. Давай... Я ведь не могу долго с тобой заниматься... Кончится терпение– сам знаешь, что будет...

Качан промолчал.

– Тогда так, Борис. Сейчас Динка наберет телефон веркиного мужа и все ему расскажет. Ты этого хочешь? Последний раз спрашиваю...

Качан не ответил.

– Дина! – крикнул Рыжий. – Горячкина!

Механик вошла. Маленькая, плоскогрудая, ноги – палки. В глазах любопытство.

– Я дам команду – и ты позвонишь веркиному мужу. Скажешь, как все было в последнюю ночь. Поняла?

– Поняла! – Уродка ждала продолжения.

– Там, в коридоре, телефон.

– Я видела.

– Иди. А потом положишь трубку и позвонишь его жене. Номер телефона есть?

– Я записала.

– Ну все. Я крикну – дам команду.

Она послушно вышла.

Козлов смягчил тон.

– Не вынуждай, Качан. Давай... Все будет хорошо. Не мне это нужно. В конце концов, одно дело делаем для страны. Ведь правда?

– Ну!

– Мне не признание твое нужно. Пойми! Мы, мужики, всегда поймем друг друга. Я сказал: нужно взаимное доверие. Тогда и я смогу быть с тобой откровенным. Давай на словах. Писать не будем. Было дело?

Качан не ответил.

– Было или нет?

– Нет.

Козлова передернуло.

– Вся Страна на вахту встала! Все, как один человек. Съезд Коммунистической Партии! Такое событий! А они... Гнать вас надо отсюда всех! Сраной метлой! Чтобы духу не было!

Качан пожал плечами.

– Какая от вас борьба с преступностью! Да что я с тобой церемонюсь?! Валерия Александровна!

Из коридора появилась Веркина мать. Эта тоже ревела.

– Я здесь!

– Слышали, как веркин дружок себя ведет?!

– Простите уж ее, Александр Сергеевич! Я все слышала...– по лицу ее растекалась краска. – Ведь дура еще!

Козлов обернулся к Качану, ткнул пальцем.

– О себе не хочешь думать, о них подумай... Тебе жалко их? Ну? Говори! Приезжала она к тебе?

Тут и Верка подошла. Вместе с матерью громко зарыдали, как по покойнику.

– Да или нет? Последний раз спрашиваю! Горячкина!

– Я здесь! – Та тоже уже стояла в дверях.

– Ну же, Борис!

– Я ничего не знаю.

– Иди, звони, Дина!

Веркина мать взвыла. Динка скрылась за дверью. На письменном столе, где стоял телефон, зазвенели разной продолжительности звоночки. Аппарат был параллельный.

Качан поднялся, молча пошел к дверям.

Веркина мать вытерла слезы. Когда Качан проходил рядом, шепнула:

– Если б моя дура стояла на своем, ни в жизнь ему ничего не доказать...

– Алло! – Пискнула Горячкина.

В последнюю секунду Козлов не выдержал, ударил по кнопке на аппарате. Тренькнул короткий звонок.

Муж Верки на другом конце провода уже ничего не слышал.

Абоненты разъединились.

– Все! Идите. Пусть будет Верке уроком... – Комитетчик махнул рукой.

Азарт Козлова прошел. Дочь с матерью подхватились.

– Спасибо!

Динка замерла у дверного косяка, невидная дурнушка с худым бледным угрястым лицом. Смотрела без злорадства, но и без сочувствия.

Причастность к государственным секретам давно уже провела невидимую границу между нею и другими вокзальными.

"Мы – глаза и уши государевы..." – говаривал Козлов.

Динка была рядовым исполнителем его указаний. Личные симпатии и антипатии исполнителю не полагались.

– Вы здесь еще побудете? – Веркина мать – женщина бывалая -знала, как в таких случаях себя вести, на радостях решила сбегать в магазин за бутылкой. – Я быстро.

Она не имела понятия о комитетчиках.

Эти не были похожи на ментов.

Отбор в КГБ велся куда тщательнее. Материальное содержание, подготовка, обеспечение несравнимо выше. Да и контроль серьезнее...

Бутылкой тут было не прельстить.

Дежурная – укороченный контрабас, обтянутый черной форменной шинелью – сразу возникла откуда-то сбоку, замерла с деревянным лицом. Наблюдала.Она была подставлена и регулярно отчитывалась Наверх.

Козлов стукнул кулаком по столу. В запавших глубоко глазницах вспыхнул недобрый огонек:

– Этого еще не хватало! Ну-ка, отсюда, пока не передумал! Быстро. И никому ни слова. Иначе я вас всех разгоню.

Комитетчик оглянулся, крикнул дежурной:

– Проводите их, пожалуйста!

Форменная шинель прошаркала к выходу на перрон, открыла дверь. Женщины убрались молча.

Козлов подошел к окну, отогнул штору.

Под Жуковом мостом, вдалеке, маячили вагоны грузового поезда. Близко, на перроне, несколько человек бежали к отправлявшейся с восьмого пути электричке.

Верка с матерью шли, не глядя по сторонам. Позади плелась опозоренная Динка.

– Закройте за мной...

Козлов вышел через вторую дверь – на привокзальную площадь. Снаружи здесь не было никакой вывески. Обычная дверь. Кроме сотрудников госбезопасности дверью никто не пользовался. Даже вокзальные не догадывались, что за ней...

С вербовкой Качана вышла осечка...

.

КОЗЛОВ, СКУБИЛИН

Машина ждала Козлова по другую сторону площади, между домов, поблизости от ресторана "Эльбрус" – не обращающая на себя внимания серая неприметная "Волга" с заурядным номерным знаком.

– Прямо, по Кольцу... – Козлов сел сзади.

"Волга" влилась поток транспорта, правившего в сторону Таганки. Большая часть машин выглядела так же заурядно, ничем не выделяясь. В них могли оказаться коллеги, а может и представители Службы собственной безопасности КГБ, время от времени тайно проверявшие своих сотрудников.

Козлов снова мысленно подвел итог.

Привлечение Качана к негласному сотрудничеству сорвалось.

Присутствие обеих женщин, не говоря уже о Динке, сыграло негативную роль – он этого не учел – Качан устыдился выглядеть слабым в глазах Верки и ее матери.

Впрочем, особыми последствиями это не грозило.

С начальником розыска вокзала у них давно была глухая молчаливая вражда. Игумнов ничего не мог ему сделать – они действовали в разных весовых категориях. Зато он, Козлов, при удобном случае мог ему навредить и опасно.

" Слух про Верку и Качана все равно пойдет..."

Опыт свидетельствовал:

" Там, где знают по меньшей мере трое, секрет не сохранить... Муж Верки приедет на вокзал за фактами..."

Качан будет стоять на своем.

" Этот, как партизан. Веркина семья наверняка распадется... А кто виноват?! "

Все могло закончиться по-другому.

Водитель уже тормозил.

Козлов и не заметил, как подъехали к невзрачному зданию с вывеской заурядного строительно-монтажного управления. Тут было тихо. Народ у входа не толпился. Сбоку стояло несколько таких же серых "Волг" с незавидными номерами.

В здании размещалось одно из наиболее засекреченных управлений, занимавшихся оперативной работой.

В вестибюле двое дежурных в штатском проверили у Козлова удостоверение, пропустили наверх – в стерильную холодную тишину коридоров.

За стальными дверями кабинетов по обе стороны располагалась святая-святых оперативной работы – совершенно секретные канцлярии, секретариаты...

В комнате, куда он вошел, за окошечком, Козлова ждал неприятный сюрприз. Ему объявили:

– Произошла техническая накладка при прослушивании телефона вашего объекта А. ...

Речь шла об Авгурове.

– Что там?

– Запись разговора в результате сбоя пошла назад – самому объекту на его номер...

– Черт побери!

Такие казусы происходили. Хотя и крайне редко.

Большей частью это случалось с уличными таксофонами: человек снимал трубку, чтобы позвонить, а трубка нежданно-негаданно выдавала ему запись-информацию о разговоре предыдущего абонента.

– Так что имейте в виду...

" Авгуров в курсе..."

Это было уже серьезно.

" Многое будет зависеть от того, кого обвинит Авгуров в прослушке..."

Мощная рука, которая имелась у его шефа – одного из бывших руководителей Административного отдела ЦК КПСС, могла быстро отыскать того, кто это устроил...

Задача состояла в том, чтобы направить подозрения Авгурова в неверном направлении.

" С КГБ перевести на Скубилина с Жернаковым..."

Козлов поставил подпись в графе "ознакомлен", хотя в действительности с содержанием телефонной беседы ознакомлен был не он, а Авгуров.

Вышел. Спустился к машине.

Не было худа без добра.

" Враги наших врагов – всегда наши союзники..."

Благовидный предлог для встречи со Скубилин существовал – несколько дней назад на перроне генерал пригласил:

– Заехал бы как-нибудь чтобы не по делу. Просто так...

Скубилин искал поддержки Транспортного КГБ – этим следовало воспользоваться.

Козлов окликнул водителя, приказал :

– На Лесонарядскую. В Транспортное Управление...