Текст книги "Несколько дней из жизни следователя (сборник)"

Автор книги: Леонид Словин

Соавторы: Анатолий Безуглов,Ольга Чайковская,Борис Селеннов,Геннадий Полозов,Анатолий Косенко,Макс Хазин,Владимир Калиниченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Ого! – воскликнул Усков.

Хозяин лихорадочно пытался проверить расчеты, шевелил губами, весь напрягся, даже вспотел.

– Шестьсот пятьдесят, – произнес он неуверенно, – Сейчас схожу за бумагой.

– Не надо, есть бумага. Вениамин Агафонович, давай-ка письменно.

Веник достал из пиджака обрывок бумаги, карандаш и принялся за расчеты.

– Все правильно, – подтвердил Веник расчеты хозяина.– шестьсот пятьдесят.

– Вениамин Агафонович, так же нельзя, ей богу! – сделал выговор Усков. – Это же бухгалтерия, госотчетность, здесь абсолютная точность требуется, до последней копейки. Ошибки в нашей работе недопустимы, учти, понял? Отсчитай деньги хозяину все до копейки и будем грузить.

– Ну вот, в расчете, по рукам. А с тебя, хозяин, расписочка. Служба, извиняюсь, документ любит. Значит, пиши: получено от инспектора охраны природы Ускова шестьсот пятьдесят рублей ноль-ноль копеек, порядок.

Усков аккуратно сложил бумагу, примял пальцами сгибы и сунул в карман. Загруженный коробками «Жигуленок» тяжело двинулся в путь. Вениамин Агафонович осоловелым взглядом прилип к дороге, Усков задумчиво насвистывал «мани-мани-мани».

– Как работа, Веник, подходящая, не обижаешься? – поинтересовался Усков между свистом.

– Ничего, – ответил Веник флегматично.

– «Ничего», – передразнил Усков. – Вспомни, как дороги на Полтавщине строили, как ломались от зари до зари. Это же каторга была! «Ничего»...

– Каторга потом была, – отозвался Веник.

– Ты брось! Сколько раз говорил: выкинь из головы, уволю к ядреной фене. Пессимист,– добавил Усков брезгливо, подчеркивая свистящие.

– Ты мне о сроке скажи, договориться ж надо, чтоб знать...

– Дура, никаких сроков, мы делаем общественно полезное, государственное дело.

– А на Полтавщине не государственное?

– Там был казус, юридический казус. Дело было чисто гражданское, но вышло недоразумение, не разобрались. Юридическая практика, Веник, идет по другому пути – тебе ж говорил адвокат русским языком.

– Длинный казус получился...

– Господи, ну куда тебе спешить! – хохотнул Усков. – Дура, куда спешишь! – неожиданно изменил он тон. – Стой!

Перед машиной возник лейтенант ГАИ, козырнул, попросил водительские документы.

– Что везете? – поинтересовался, показывая на коробки в салоне.

– Посадочный материал для общества охраны природы, – доложил Усков.

– Документы.

Усков подал лейтенанту бумагу, тот внимательно ознакомился, козырнул и разрешил ехать дальше. Когда машина тронулась, лейтенант повернулся спиной, достал записную книжку и что-то записал.

– Что-то записывает, – с тревогой сказал Веник, увидев это в зеркале заднего обзора.

– Нехай, у них свои дела, – спокойно отреагировал Усков.

Дело № 23561.

Завершив осмотр квартиры, получив бессвязную, хаотическую информацию, следователь Петрушин сел думать тяжелую думу: что делать дальше. Молоток—на экспертизу, дактилоскопические отпечатки – в картотеку, это ясно. Далее, выжать все из судебно-медицинской экспертизы, и как можно скорее. Ну а самое главное – попытаться привести в какой-то порядок данные осмотра места происшествия и сконструировав предварительную версию. Сейчас это сделать трудно, материала явно недостаточно, но и полная неопределенность не годится, она угнетает, действует на нервы, парализует активность. На этом этапе лучше ложное знание, чем никакого вообще.

Итак, скорее всего убийство из корыстных побуждений, хотя возможна и инсценировка. Но это маловероятно. Убийца – хороший знакомый Ведниковой: маркировочная ленточка от рубашки, бирка от брюк. Хотя... может быть, и не знакомый, а новую одежду принес с собой, чтобы потом переодеться. Почему бросил ленточку и бирку на видном месте? Суетился, нервничал? А если он явился сначала с другой целью? Переоделся, повертелся в прихожей перед зеркалом: не морщит ли, не тянет ли, показался в обновке хозяйке дома, попили чаю или еще чего, а потом все это случилось. И тут уже было не до бирок... А может быть, специально подбросил, чтобы увести на ложный след? Ой, вряд ли, это уже из серии «про шпионов», мы в такие игры не играем. Хотя...

Телефон, накрытый подушками. Зачем? Чего он боялся, звонков? Всего боялся, панически боялся. И вел себя суетливо и панически. Дело, стало быть, днем было, ночью телефоны не звонят.

Кожаные перчатки в ванной. Если он был в перчатках, то почему бросил здесь же? Паника?

С нервическими типами работать и просто, и сложно. Просто потому, что много после себя оставляют. А сложность в том, что линия их поведения не укладывается в осмысленные, логические рамки. Ухватишься за какое-то звено, ну, думаешь, нащупал, теперь всю цепь вытащу. А эта цепь – бац и обрывается из-за какой-нибудь ерунды.

Ясно одно: злодей не был ни закоренелым, ни поднаторевшим. Примитивный, трусливый, озлобленный авантюрист сорок восьмого размера, третьего роста.

...Вечные «за» и «против», постоянные, непрекращающиеся сомнения и споры. Есть оппонент – хорошо, нет – следователь будет спорить сам с собой, мысленно. Сомнения и спор, их разрешающий,– единственная возможность не ошибиться и единственное средство исправить ошибку. Потому-то наш брат, следователь,– отчаянный спорщик. Спорит на работе, дома, с друзьями, спорит даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Где можно и нужно промолчать, он обязательно встрянет с контраргументами. Тип занудливый и капризный. Дух противоречия свербит в нем круглые сутки, разве что на собраниях да в разговоре с начальством затихает ненадолго. Не представляю семью из двух юристов...

Следователь Петрушин очень боялся за судебно-медицинскую экспертизу, и его опасения оправдались. Эксперт не смог определить время наступления смерти Ведниковой с точностью не только до часа, но даже до суток. Труп пролежал в квартире не менее 5—10 дней – вот единственное, что мог сообщить врач. Все биологические явления, по которым определяется время смерти, исчезли, никаких объективных признаков не осталось.

А время нужно было следователю позарез! Причем и день, и час. Время – это отправная точка всего следствия. Нет времени– и тебя будут водить за нос всякими алиби до бесконечности, ты должен заранее настраивать себя на долгое, нудное, изнурительное дело. А это не прибавляет ни оптимизма, ни боевого духа, так необходимых следователю для уверенной работы.

Как мало известно о нервной системе следователя! Человек этот находится в постоянном разладе с самим собой, наедине со своими сомнениями и опасениями. Найду ли, раскрою ли, уложусь ли в срок? Что скажет прокурор, что скажет адвокат, что скажет суд? Арестовать или не арестовать? А вдруг не он, а вдруг не докажу, а вдруг убежит? И этих «вдруг» великое множество. Неопределенность, непредсказуемость, неизвестность. Постоянная угроза неожиданностей, постоянное состояние напряженности. А вокруг—горе и слезы, злоба и ложь, мольбы и надежды...

Да, а время смерти Ведниковой неизвестно. Таков факт. Судебная медицина сегодня, кажется, умеет все. Разрабатываются новые и новые методики, эксперты готовы ответить на такие вопросы, которые невозможно предвидеть. Наука дошла до частностей и намеревается провести их полную инвентаризацию: «методика определения направления движения трактора, сбившего человека, по перемещению внутренних органов», «диагностика повреждений, возникших при падении с лестничных маршей, с целью восстановления картины происшествия», «исследование повреждений, причиненных тупыми твердыми крошащимися предметами типа кирпич, засохшая глина, асфальт»...

А время наступления смерти Ведниковой (классический вопрос судебной медицины, с которого она и начала свое существование) установить невозможно. Оказывается, и у этой науки есть свои пределы.

Но кое-какой материл для размышления Петрушин все же получил. Во-первых, молоток, представленный на экспертизу, оказался не при чем; удар нанесен другим предметом, с ромбовидной поверхностью. Во-вторых, эксперт определил, что смерть Ведниковой наступила спустя два-три часа после приема пищи. И было даже установлено, какую пищу она принимала: сыр, хлеб, масло сливочное. Значит, скорее всего, это был завтрак. Это важно. Но без ответа на главный вопрос – день смерти – все повисло в воздухе. Как оказалось, Ведникова газет и журналов не выписывала, ее почтовый ящик был пуст, а значит, и эта возможность установления дня гибели исключалась тоже.

И все же следователь Петрушин нашел возможность, причем удивительную-, делающую ему честь. Но прежде, чем я расскажу об этом, попрошу читателя побороть неприятные ассоциации и ощущения. Детективная литература культивирует на своих страницах. эстетическую безукоризненность. И даже когда речь идет, скажем, о трупе, читатель по законам жанра не должен испытывать никаких неприятных ощущений, ему должно быть интересно и только. Но, коль скоро мое повествование сугубо документальное, придется несколько нарушить законы эстетики, иначе это будет уже другое уголовное дело и другая история, которую я не знаю.

Каким образом следователю Петрушину пришла в голову эта идея и была ли она вполне осмысленной, для меня остается загадкой. Может быть, он увлекся биологией, может быть, где-то что-то читал и случайно воскресил в памяти – не знаю. Но это была одна из тех находок, которые делают криминалистику живой; развивающейся наукой. Короче говоря, Петрушин обнаружил на трупе личинки мух, запаковал их в полиэтиленовый пакет и стал думать, что с ними делать. Позвонил на кафедру энтомологии биофака МГУ, посоветовался с учеными, ведающими всякими разными насекомыми, и назначил судебно-энтомологическую экспертизу. Когда судебные медики официально и окончательно объявили о своем бессилии установить точное время смерти, с биофака пришел пакет с заключением:

«1. Появление мух на трупе возможно только в дневные часы при температуре не ниже 14 °С.

2. После появления в квартире мухи могли отложить яйца в ближайшие полчаса, считая с момента появления.

3. В случае с исследованными видами мух, судя по температуре тех дней, личинки вышли из яиц через 4—6 часов после откладки.

4. Личинки, представленные на экспертизу, приобрели такой вид за шесть суток, т. е. для того, чтобы достичь такого возраста и размера при заданной температуре, им было необходимо время 6 суток».

Итак, теперь, чтобы узнать день смерти Ведниковой требовалось отнять от дня осмотра места происшествия шесть суток. Получалось 5 июля. Браво, Петрушин! Теперь, если установить, когда обычно завтракала Ведникова, можно узнать и час.

Возможности экспертиз огромные, но их надо уметь использовать. Грамотно поставить перед экспертом вопрос порой бывает неизмеримо труднее, чем на него ответить, потому что именно следователь ищет и оценивает возможности науки применительно к конкретному факту расследования.

Судебно-медицинская экспертиза волос, например, давно стала делом повседневной практики. По ним определяют пол человека, группу крови. Кажется, ничего большего от них не ожидают. Но однажды случилось так, что волос оказался единственным источником информации о подозреваемом лице и следователю было недостаточно тех данных, которые обычно получают в результате таких экспертиз. Он захотел большего. Волос оказался с корневой луковицей, и следователь решил попробовать назначить не судебно-медицинскую экспертизу, а генетическую. И вот приходит заключение: в клетках луковицы имеются ядра с У-хромосомой и двойной хромосомой в генетическом коде. К тому времени наука уже доказала, что подобная хромосома является аномальной и встречается лишь у 2—3 человек из десяти тысяч. Этим людям свойственны определенные признаки: сухопарое телосложение, сутулость, рост на 10—15 см выше роста родителей, агрессивность, пониженный интеллект. Дальнейшее было, как говорится, делом техники.

Дело № 23385.

В ресторане, как и всегда перед закрытием, было шумно и дымно. Гремела музыка. Люди за столиками старались перекричать друг друга, а оркестр старался перекричать людей. Солист с гитарой выводил высоким девичьим голосом слова популярной песни:

Как прекрасно все, что с нами было,

Как прекрасно все, что с нами будет!

Посетителям ресторана было весело и приятно. За столиком у стены сидели пьяные Усков и Веник. Усков был возбужден, раскраснелся, вспотел. Веник вел себя, как всегда, сдержанно и меланхолично.

– Коблер-шампань пил? – донимал Усков Веника. – Ну, пил, скажи?

Веник осоловело смотрел на Ускова, не понимая, чего от него хотят.

– Коблер-шампань! У-у-у, это же... это же... Коблер-шампань! – восторженно рассказывал Усков Венику. – Официант, коблера-шампаня! И чтоб быстро! Всем коблера-шампаня, всем! – он показал широким жестом на зал. – Подается со льдом в мадерной рюмке.

– В модерновой, – поправил Веник.

– В «мадерной» говорят, дурашка, – снисходительно объяснил Усков.

На кураж денежных клиентов официант отклинулся быстро и предупредительно:

– Сейчас сделаем.

В один момент он доставил на подносе два фужера, в которых содержалась странная многослойная смесь с яичным желтком на дне.

– Друг, спасибо, вот уважил, вот уважил! Aлoe любимое коблер-шампань...– Усков умильно смотрел то на фужер, то на официанта, затем достал из бокового кармана пиджака «красненькую» и припечатал ее к ладони официанта. – Это отдельно за коблер-шампань и за то, что человек ты хороший, хор-роший!

Официант с достоинством кивнул в знак согласия и благодарности.

– Веник, за наше с тобой счастье в личной жизни и... и... Успехи в работе. Поехали.

Звонко чокнулись. Усков, широко разинув рот, одним глотком пропустил в себя содержимое фужера. Веник недоверчиво, но с некоторым интересом осмотрел фужер, ухмыльнулся такому диву, чтобы желток в стакане, осторожно, интеллигентно отпил, а потом опрокинул все в рот, как и полагается, да так и застыл с полным ртом, а затем, нависнув над фужером, возвратил все выпитое вместе с яичным желтком обратно в сосуд.

– Желток не прошел, – добродушно объяснил он, передергивая плечами и намереваясь предпринять вторую попытку.

– Ну деревня, ну деревня! – засмеялся Усков. – Это же коблер-шампань, дурашка! Это же не сивуху мануфактурой занюхивать. Здесь тебе сразу с закусью дают: выпил – скушай

яичко, будь любезен. Это и есть культурная и красивая жизнь.

Веник потихоньку выплеснул под стол содержимое фужера, налил в него водки и выпил залпом.

– Ничего, Веник, привыкнешь. Я тоже не сразу... Красиво хочется жить, Веник, чтоб как коблер-шампань... Скитаемся собаками, ни кола ни двора. Смотри, как люди живут,– Усков оглядел зал. – А мы, Веник? Что мы хорошего видели? Деньги, Веник, надо тратить па хорошую, красивую жизнь. И не жалеть. И людям чтобы зла не делать, понял?

– Не-е, не делать! – горячо подтвердил Веник.

– Люди – хорошие, они нас не обижали, – в голосе Ускова зазвенела слеза.

– А... – заикнулся Веник.

– Про то забудь, то ошибка, зла не держи. Это плохо. Мы тоже ошибаемся. Что, думаешь, не ошибаемся?

– Ошибаемся, – честно подтвердил Веник.

– Вот видишь. Надо прощать. Мудрость жизни... прощать.– Усков стал пьяно заговариваться, сник, подремал немного с полузакрытыми глазами. Но снова встрепенулся, разлил по рюмкам. «Да я Алеша – косая сажень», – попробовал голос. «Да я Алеша...» – заблажил и нетвердо поднялся из-за стола. – Сейчас,– Усков в восторге потряс кулаком, – сейчас я... мы...

Он направился к оркестру, долго убеждал музыкантов, совал им большие деньги, доплачивал, не считая, пробовал петь, демонстрируя возможности: «Да я Алеша – косая сажень». Наконец оркестр заиграл, а Усков в состоянии эйфории у оркестровой площадки все дирижировал, дирижировал...

Дело № 23561.

«Типовые версии по делам об умышленных убийствах» – эта брошюра поступила в библиотечку Петрушина совсем недавно и прибегать к ее услугам ему пока не приходилось. Пособие родилось после статистического обсчета большого числа дел, расследованных в разное время и в разных местах. Это была попытка использовать теорию вероятности для построения версий.

Как известно, в случайных событиях, если рассматривать их во множестве, видна определенная закономерность, часто совершенно необъяснимая. Почему, например, почта страны фиксирует ежегодно почти одно и то же количество писем, отправленных без указания адреса получателя? В каждом конкретном случае это понятно: рассеянный человек, забыл, бывает. Но почему подобная забывчивость так последовательно себя проявляет в большом числе фактов? Или другой пример: человек выпил, нахулиганил, попал в милицию. «Это случайность, больше не повторится,– хором заверяют родственники». Резон есть, конечно. Если бы не выпил, если бы не подвернулся под горячую руку «этот тип в очках», к тому же некурящий, может быть, ничего бы и не произошло. Но в масштабах страны подобные «случайности» сливаются каждый год примерно в одну и ту же цифру с незначительными отклонениями в ту или другую сторону. «Закон больших чисел», – констатируют статистики.

Этим-то законом и решили воспользоваться ученые, чтобы помочь следователю в самом трудном его деле – выдвижении версий по крайне ограниченным исходным данным. Вот как выглядит один из частных выводов этого исследования: «Если убийство лица мужского пола в возрасте до 23 лет путем нанесения одного ранения совершается в месте массового культурного отдыха (клуб, кинотеатр, парк и т. д.), то убийцей с вероятностью 75% является лицо мужского пола в возрасте 17—22 лет, состоящее в родственных или иных связях с потерпевшим и проживающее в радиусе 300—1500 метров от места происшествия».

Кажется, что все проблемы розыска близки к разрешению: циркуль и план местности идут на смену громоздкой криминалистической технике, преступник вычисляется путем подстановки в формулу недостающих элементов. Найти искомое на «кончике пера» – это ли не мечта сыщика! Но победу мешает торжествовать вероятностный характер результата. То, что только вероятно,– еще не факт. А правосудие приемлет исключительно факты и одни только факты.

Ну а для выдвижения и проверки версий это вполне годится. Задействовав наиболее вероятную версию и отложив до срока менее вероятную, следователь вернее и быстрее может прийти к нужному результату.

У следователя Петрушина появилась неплохая возможность проверить предсказания ученых, а у последних соответственно – помочь Петрушину в раскрытии преступления.

Итак, подставляем условия задачи: а) убийство из корыстных побуждений, б) совершенное в квартире, в) в отношении женщины, г) посредством нанесения одного ранения, д) с последующей попыткой поджога. Смотрим на результат. Кто же преступник? Пол мужской, возраст 33—36 лет. Отношения с потерпевшей: а) знакомый по месту работы или жительства (66,7% вероятности), б) случайный знакомый (33,3%). Характеристика: пьянство, антиобщественное поведение: судимость за кражу, хищение, грабеж, хулиганство (66,7%). Местожительство: в 100– 400 метрах от места преступления, как исключение, далее – до 1 километра. К этому можно добавить 48 размер, 3 рост. Модель готова, можно двигаться дальше.

Самый главный сейчас вопрос – кто звонил, кто сообщил о преступлении и как звонивший об этом узнал, ведь квартира Ведниковой была закрыта на три замка и никаких следов взлома или действия отмычкой не обнаружено. Следователь Петрушин дал поручение уголовному розыску установить это лицо, при этом подумал, что угрозыск не будет в восторге от такого задания: легко сказать, да трудно сделать. Найти звонившего может оказаться ничуть не проще, чем найти самого убийцу. Следователь это понимал, но искать – дело розыска, их проблема, ц как ее решить, они должны знать.

Вскоре из милиции пошли рапорта.

«Проверкой установлено, что жильцам дома, где проживала гр-ка Ведникова, о ее смерти известно не было, никто из них ничего подозрительного не замечал, в милицию не звонил».

«Докладываю, что гр-ка Нежевская, осуществлявшая уборку лестничных клеток в доме, где совершено убийство, ничего по существу происшедшего не знает. Ничего не знает также почтальон Старосветова, обслуживающая этот дом».

«Доношу, что произведенным мною опросом лиц пенсионного возраста близлежащих домов каких-либо данных, интересующих следствие, не добыто».

Отрицательный результат – это, конечно, тоже результат, но лучше бы уж сразу положительный, пусть и не такой скорый, иначе в деле могут оказаться сплошные «не»: не добыто, не установлено, неизвестно. Бумаг много, а толку мало. Хотя, конечно, люди работали и должны отразить результаты работы, придраться не к чему.

Через день участковый явился к следователю лично и привел с собой преклонных лет даму, с яркими белокурыми волосами. Он шепнул следователю, что эта женщина, по фамилии Волкова, живет в доме напротив дома Ведниковой и имеет сообщить нечто важное.

– Однажды я проснулась с болью в сердце, – поведала Волкова.– Уже занимался рассвет. Я приподнялась и взяла с тумбочки таблетку валидола. И тут вижу, что моя собачка Тиночка не спит и ведет себя как-то необычно: волнуется, дрожит, будто чего боится. Я стала успокаивать ее и вдруг услышала два протяжных крика: «Помогите! Помогите!» Они прозвучали один за другим. Голос был женский, мягкий. Думаю, что кричала женщина средних лет. Потом все стихло, и тишину уже ничто не нарушало. Спустя несколько дней я узнала, что в доме напротив убили женщину, это меня буквально потрясло.

– Когда это происходило? – спросил следователь.

– Точно не помню. Мне кажется, или в ночь с третьего на четвертое или с четвертого на пятое.

– Июля?

– Естественно.

– День недели не вспомните?

– Боюсь, что нет. Я пенсионерка, и все мои дни так похожи один на другой.

– В милицию вы не звонили?

– Нет, что вы!

– И все же давайте уточним, когда заволновалась ваша собачка– до или после крика о помощи?

– Здесь нечего уточнять, – обидчиво ответила Волкова,– конечно, до крика.

Усомнись сейчас: не пригрезилось ли? – и недолго до неприятностей, можно и жалобу схлопотать за оскорбление недоверием. Как же, ведь своими ушами слышала! И все же собака, предчувствующая преступление, это что-то невероятное.

Петрушин отнесся к показаниям Волковой с предубеждением, и его можно понять. По времени все это явно не совпадало. «Не ночью—после завтрака», – протестовал мозг. Что ни говори, а информация, противоречащая версии, воспринимается труднее, чем ее подтверждающая. Происходит невольное, незаметное уверование в то, что ты сам, своим умом определил как предположение и не более. И хочется уже, чтобы все текло гладко, без противоречий, лишь дополняя и развивая это предположение. Но так не бывает. Противоречия неизбежны. Математическая последовательность и стройность доказывания в уголовном расследовании недостижимы.

И тем не менее показания Волковой должны стать документом и занять свое законное место в материалах расследования, хоть верь им, хоть отвергай их. Это этап поиска, и нельзя заранее поручиться, что самая невероятная поначалу информация не станет потом достоверным фактом.

Петрушин попросил участкового инспектора узнать, не отмечались ли в период времени, указанный Волковой, какие-либо другие происшествия. Преступлений зарегистрировано не было, по поводу аморального поведения никто не жаловался – это участковый установил быстро. Есть, правда, одна беспокойная семейка в доме неподалеку: пьют, скандалят, но в интересующее следствие время эксцессов там тоже не было. «...Кроме того, докладываю, что произвел обход всех квартир, окна которых выходят во двор дома Ведниковой. В беседах жильцы пояснили, что криков о помощи в указанное гр-кой Волковой время они не слышали, как не слышали и в другое время». Конечно, ведь у них не болело сердце и не волновалась собачка... А может быть, смерть наступила после ужина? Позднего ужина, часов в двенадцать? Тогда как раз соответствует показаниям Волковой и экспертизе не противоречит...

Вскоре к делу прибавился новый документ такого содержания: «На ваш запрос сообщаем, что имеющиеся на представленной контрольной ленте цифры обозначают следующее: 508 – шифр модели, 43 – размер сорочки, 3 – рост сорочки, 503 – прейскурант, 1507 – группа ткани, 82088Б – артикул ткани, 9-80 – цена по прейскуранту, ЖЖ – жесткая прокладка в воротнике и манжетах, 0-45 – надбавка за жесткость, 10-05 – цена сорочки с надбавкой, 7 – месяц изготовления, 77 – год изготовления».

Под вечер в кабинет следователя постучала женщина средних лет.

– Меня прислали из милиции, – объяснила она. – Надо хоронить, а разрешения не дают, к вам послали.

– Кого хоронить?

– Сестру.

– Ведникову?

– Ведникову.

– Значит, это вы звонили?

– Я.

– А почему же сразу не явились?

– Хоронить надо... – в скорбной прострации проговорила женщина.

– Фамилия, имя, отчество?

– Ведникова Вера Ивановна.

– Год рождения?

– 1941-й.

– Где работаете?

– В гастрономе, продавец овощного отдела.

– Местожительство?

– Оружейный переулок, 3, квартира 7. Недалеко от Лели жила – она в Среднем Каретном.

– Рассказывайте, – нетерпеливо попросил следователь.

– Что рассказывать... Шестого июля, в воскресенье, Леля обещала прийти в гости и не пришла. Я позвонила – телефон не отвечал. «Наверное, на дачу уехала», – подумала я. Леля была в отпуске. Потом я еще несколько раз звонила, а 11 июля послала мужа узнать, не случилось ли что. У нас были ключи запасные от Лелиной квартиры, она дала нам на всякий случай – вдруг дверь захлопнется или еще что. Вернулся муж – на нем лица нет. Сказал, что Леля убита, в доме все перевернуто. Тут я и позвонила в милицию.

– Кого-нибудь подозреваете?

– Да кого же подозревать? Бандит какой-то. Не знаю... Леля была осторожной: прежде чем открывать кому, в форточку выглянет.

– То есть как?

– Дверь в подъезде с кодом, а к себе в квартиру она еще и звоночек от двери вывела – сама открывала, кодом никто не пользовался. Кто позвонит – ей в форточку видно. А когда свои приходили, звонили предварительно по телефону. Осторожной была...

– Она чего-нибудь боялась?

– Да побаивалась. Анна Ивановна, когда умерла, все Леле оставила. А женщина она была богатая, состоятельная. Там много всего: драгоценности, хрусталь, картины какие-то дорогие. Все Леле досталось. Боялась она, что ограбят. Как-то рассказывала, что приходил к ней товарищ детства – фамилию не знаю – пьяный был, зыркал, говорит, по сторонам, как наводчик. Так и сказала: как наводчик. А после его ухода пропала золотая брошка. Больше, сказала, никого не пущу... Да, еще родственники Анны Ивановны очень недовольны были, что все наследство досталось Леле. После смерти Анны Ивановны даже скандалили на поминках, требовали свою долю, хотели самовольно что-то взять. Тут уж и мне пришлось вмешаться, пристыдить. Потом Леля и сама засомневалась: вот, говорит, пройдет немного времени и отдам что-нибудь, но не квартиру, конечно. Собиралась продать часть хрусталя и пожить получше. Она ведь в жизни ничего хорошего не видела – так, полудочь, полу-прислуга, все перешивала из старого, все в обносках ходила. Мы с Лелей – двойняшки, обе в детдоме воспитывались. А потом Анна Ивановна Лелю забрала, а я осталась. Обидно, помню, было, долго плакала, скучала. Она мать нашла, а я последнее потеряла. Однажды приехали проведать – Леля вся свеженькая, домашняя, ухоженная, с шелковыми бантами. Как будто подразнить приехали меня, замухрышечку безродную. Прянички передали и уехали. Леля, правда, поплакала, но быстро успокоилась. А я... Я все просила Анну Ивановну взять и меня к себе, обещала, что очень хорошей буду, лучше Лели. Леля даже обиделась. Больше они не приезжали, слава богу. Ну да ладно, все в прошлом... Только я живу вот, худо-бедно, а Лели нет, опять я ее потеряла.

– Вы замужем?

– Да как сказать... Замужем в общем, но не зарегистрированы.

– А что так?

– Муж был женат до меня, но там у него не ладилось, ушел он. И вот живем, уже четыре года живем. Жаловаться не могу: спокойный, не пьет – так, возьмет четвертинку, и на весь выходной хватает.

– Почему же не регистрируетесь?

– С жильем проблема. Он не хочет оттуда выписываться, чтобы жилплощадь не потерять, и не подает на развод. Вот будем думать.

– Какие драгоценности были в доме?

– У кого, у нас?

– Да нет, у сестры.

– Не помню, к чему мне их драгоценности считать. Украшений у Анны Ивановны было много, не меньше трех перстней надевала за раз. Леля все это не носила, стеснялась, не для нее это.

– Как вы думаете, могла сестра впустить в дом незнакомого человека?

– Ой, вряд ли.

– Значит, это дело рук кого-то из знакомых?

– Откуда мне знать? При Анне Ивановне дом был как проходной двор, двери не закрывались. А потом народу стало поменьше, в основном приходили из кружка. Скоро Леле это надоело: еле успевала полы подтирать, да и давление, а они шумят, бренчат. В последнее время спокойнее стало.

– У сестры были друзья, подруги?

– Да как сказать... Знаю, что одна подруга была, с детства еще, Когтева Любовь. А больше не знаю.

– Из мужчин знакомые были?

– По-моему, только те, которые к Анне Ивановне приходили. О других она мне не говорила.

– А может, у нее были планы на замужество?

– Никого у нее не было, уж это Анна Ивановна постаралась. Купила ее добром, чтобы сиделка была на старости лет.

– Кто чаще всего приходил в дом вашей сестры?

– Да эти, из кружка. Их человек шесть: Пашка Михнюк, остальные девицы – Соня, Катя, Нина Буторина, Ирка —всех их не помню.

– А что из себя представляет этот, Михнюк?

– Теленок, ко всем ластится, всех обцеловывает. Так, непонятно, мужик – не мужик...

Дело № 23385.

С уверенностью ревизоров Усков и Веник обходили цветочные ряды колхозного рынка. Приценивались, походя обсуждали конъюнктуру. Подошли к прилавкам с посадочным материалом: семена, луковицы, рассада.

– Смотри-ка, сколько их здесь, Веник, – завистливо отметил Усков. – Это же какой резерв! Вот барыги, вот барыги? Плохо работаем, Веник, плохо.

Лицо Ускова неожиданно посуровело. Узнав одного из своих клиентов, он рванулся к прилавку.

– Торгуем, хозяин? – спросил вкрадчиво. – И почем сортосмесь?

– Это, —объяснил продавец рассеянно, показывая на кучку луковиц, – 25 копеек, это – 15.

– Кучка?

– Штука, ты что! – возмутился хозяин и... узнал Ускова. г– Ах, это вы, здравствуйте, – сказал смущенно.

– Здравия желаем. А как же насчет соглашения? Что ж, так и будем наживаться на благодатной государственной почве, в смысле земле?

– Да вы долго не приезжали, вот я и решил...

– Будем регистрировать, – произнес Усков решительно и угрожающе.

– Не надо регистрировать. Я вот допродам и больше не буду.

– В последний раз, хозяин. У меня ведь терпение не железное, я могу сорваться. Пошли, Вениамин Агафонович.

А следом за Усковым и Веником вдоль цветочных рядов продвигался странный человек в белой кепке. Подошел к прилавку с посадочным материалом.