Текст книги "Несколько дней из жизни следователя (сборник)"

Автор книги: Леонид Словин

Соавторы: Анатолий Безуглов,Ольга Чайковская,Борис Селеннов,Геннадий Полозов,Анатолий Косенко,Макс Хазин,Владимир Калиниченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Ольга Чайковская. «Обижайтесь на меня, не обижайтесь...»,

или что происходит, когда должностные лица мешают прокурору бороться с нарушителями законности

В совхозе «Ленинском» зимой стали дохнуть овцы: холодно было в сарае, дуло изо всех углов (не выжить тут новорожденным ягнятам), да и с кормами дела обстояли плохо. Чабан испугался, стал прятать туши в чулан, там и лежали они мерзлыми штабелями– целое мертвое стадо. Вернувшийся из отпуска директор ахнул, но никуда сообщать не стал – думали выкрутиться за счет нового скота (историю эту раскопал районный прокурор, который и предъявил виновным иск о возмещении ущерба).

...Загубили коня в колхозе «Почепском». Кто, каким образом? А кто его знает. Ветврач разрешил пахать землю – на нем, на племенном жеребце! Гранит бился, не давал запрячь себя в плуг (умница был, говорят)—повредил себе что-нибудь или перенапрягся? Или, как считает ветврач, плохо за ним ухаживала зоотехник, к которой конь был прикреплен? Какое-то время Гранит стоял, сильно дрожа, не ел, потом лег на бок – и его увезли на мясокомбинат (возбудить уголовное дело по факту убийства прокурор, к сожалению, не мог, он мог опять же только предъявить иск на те 7 тысяч, которые стоил конь).

...Просто удивительно, до чего доходит косорукость и на что способно равнодушие. Поручили бульдозеристу выгрести с колхозного сеновала старое сено, он начал работать, зная, что выхлопная труба его трактора не покрыта сеткой. Сено загорелось от первой же искры, он пытался сбить пламя трактором – загорелся сам трактор, он – к реке, и за это время сгорел сеновал. Как это назвать?

Без устали работает прокурорский надзор, особенно сейчас – в условиях перестройки. Идут проверки, поднимаются пласты документаций. Обнаружив бесхозяйственность, халтуру, хищения, предъявляют иски, возбуждают уголовные дела. Героически разгребают авгиевы конюшни.

Вот он, кстати, идет по улице города Почепа, мой герой, невысокий, коренастый, пожалуй, даже чуть полноватый человек лет сорока в кожаном пальто и шляпе – советник юстиции, районный прокурор Сазонов. Город его маленький, а район его очень большой и не очень-то легкий – земля малоплодородна, а главное, измята, изрезана оврагами, промочена болотами, захвачена (знаменитыми Брянскими) лесами. Как говорится, проблем хватает – хватает работы и прокурору. То и дело катит он по району на сбоем «газике», который, побывав в трех капремонтах и бесчисленных текущих, бряцает и гремит, как мешок с железным ломом, а все же старается, бежит. Иные хозяйства так же вот бренчат и только что не разваливаются на ходу, вперед, однако, тоже как-то продвигаются. Но как разболтан бывает их механизм, как разложено– и это, наверное, самое главное – сознание некоторых их руководителей, привыкших держаться на поверхности видимого благополучия путем ложных обязательств, сводок и клятв. Когда-то их вынуждали к тому жестокие обстоятельства, а теперь они сами привыкли, за долгие-то годы. Я вовсе не в восторге от того, что прокурор вынужден заниматься хозяйственными делами, и не уповаю на то, что одними только усилиями прокуратуры можно решить экономические проблемы. Но на данном этапе (когда многие просто отвыкли работать по-человечески) прокуратура вынуждена взять на себя не только социальные и нравственные, но еще и, так сказать, нравственно-хозяйственные функции. Хотя они и не просты. Всякий раз нужно понять: где нарушения вызваны несовершенством хозяйственного механизма, попыткой добиться хоть какого-то результата (об этом часто пишет «ЛГ»), а где – просто халтура или низменная корысть...

Едет прокурорский «газик», переваливается в глубоких, как ущелья, колеях, осторожно ползет через топи, застревает в грязи – вот так же порой тяжко и трудно идет сам прокурорский надзор (в прокуратуре три человека, считая самого прокурора, – некомплект). Ну послушайте, возможно ли это: стали они проверять распределение квартир в Почепском горисполкоме, нашли сплошные нарушения, сделали представление в исполком (пока его рассматривали, квартиры были, разумеется, заселены) и тут произошел эпизод, поразивший всех троих юристов в самое сердце. Некая молодая женщина заняла квартиру самовольно, прокуратура дала заключение о нарушении закона, но в исполком пришел почтенного возраста человек, отец молодой женщины, и сказал добродушно: «Конечно, по закону мы не правы, но давайте решать вопрос по-партийному». Что тут самое поразительное – формулировка «по-партийному» или тот факт, что «захватчики» квартиру все-таки получили? (В одном решении так и было сказано: «выдать ордера на самовольно захваченную площадь».) Начисто разрушенное правосознание!

Владимир Михайлович идет мимо книжного магазина, куда его тянет магнитом, но куда он даже вечером не сможет заглянуть– ждут дела. Он садится за рабочий стол и думает привычно: только бы не помешали ни звонком, ни вызовом...

Но постойте, кто может мешать прокурору? Есть Закон о прокуратуре СССР, который строго определил место и роль прокурора. Он – страж закона, обязанный осуществлять надзор за его выполнением и вмешиваться всякий раз, когда он нарушен, – это ответственная государственная функция. Он – представитель центральной власти на местах, от местной власти независим и подчиняется только вышестоящему прокурору. Так говорит закон – но, увы, в жизни так не всегда. В действительности закон этот зарос густым слоем дурных традиций и безобразной практики.

Кто, спрашиваете, смеет мешать прокурору? Да любой представитель местной власти, любое должностное лицо, и РАПО, и райпо, и прохожий молодец. Однажды вызвал к себе Владимира Михайловича предисполкома, в его кабинете сидел бригадир бригады строителей, который пожаловался, что им не выплатили положенных денег. И предисполкома потребовал прокурора к ответу! Ну позвонил бы он, спросил – Сазонов ответил бы ему, что, по предварительным данным ревизии, бригада сделала мало, а получила много, как бы не пришлось ей возвращать полученное. А теперь прервана работа, потеряно время, да и нервное напряжение – разговор был неприятный – не так-то скоро пройдет. Такой вызов может быть когда угодно.

Много сейчас корневых проблем вывернуто корнями вверх, многое стало ясно, четко обнаружился, например, и феномен сопротивления. О нем уже говорилось и с высоких трибун, и в печати, о нем вообще нередко приходится слышать – рассказывали мне о нем и на Брянщине. Наряду с перестройкой, наперекор и во вред ей идет сопротивление, причем часто именно на уровне районного руководства. Не всего, разумеется (и я сейчас говорю не о Почепе и не о конкретных лицах), но есть среди них люди, которые живут надеждой: пошумит перестройка и перестанет, поускоряется ускорение и остановится на месте, размагнитится воля действию, уляжется ветер. Спокойно станет и тихо. Возродятся былые традиции (кстати, мне рассказывают о возникшем явлении «ухода в Брянские леса», вместо прежнего застолья устраиваются там вокруг пня с бутылкой – форма сопротивления антиалкогольной политике). А главное, снова умолкнет гласность и, стало быть, пройдет страх разоблачения, вновь можно будет заменить работу бумажными показателями. А пока суд да дело, большим подспорьем служит им депутатская неприкосновенность.

Впервые я услышала об этой проблеме от прокурора Брянской области Н. В. Викулина. В некоторых, уголовных делах, сказал он, субъектом преступления (то есть преступником) является руководитель– тут полезно процитировать статью Генерального прокурора СССР А. М. Рекункова в журнале «Коммунист» (№ 1, 1986 г.), очень, кстати, интересную, где говорится о «сращивании части обюрократившихся руководителей с дельцами и жуликами». Но все эти руководители являются, как правило, депутатами местного Совета, без согласия которого привлечь их к ответственности невозможно. Тут-то и вступает в дело фактор сопротивления: Совет прокурору согласие дает далеко не всегда. Противятся депутаты, многие годы работают они вместе, привыкли друг к другу. Разумеется, бывают ситуации, когда депутат-руководитель, опять-таки из-за несовершенства хозяйственного механизма, вынужден был отступить от каких-то устаревших инструкций. Тут однозначного подхода быть не может. Ну, а если – халтура и корысть? Тогда «круговая оборона» депутатов социально вредна. И вот получается: исполком прокурору отказал, и тот обращается снова, вопрос рассматривается уже на сессии Совета, которая бывает раз в квартал. Время идет, а сроки следствия коротки.

И возникает противоестественная ситуация: всех обвиняемых судят, а один директор (который, быть может, виновней всех) оказывается вне досягаемости органов правосудия, его дело вынуждены выделить в особое производство. Вот и рождается тогда у людей (небезосновательно, кстати) убеждение, страшное по своей горечи, что равенство граждан перед законом существует только на бумаге.

Сазонову все же удалось привлечь одного директора совхоза к уголовной ответственности, но отношений прокурора с местными властями – и с райисполкомом, и с райкомом – это не улучшило. И с райкомом? Да, и с райкомом.

В колхозе «Власть Советов» строили картофелехранилище и, не укрепив фундамент, стали возводить крышу. Не были вовремя доставлены нужные материалы, наемная бригада, выполнявшая работу, говорят, предупреждала об опасности, ее не послушали, словом, подушки фундамента разошлись под тяжестью крыши, и она, сложившись, рухнула внутрь, раздавив стоящий внизу грузовик. Прораб строительства был привлечен к уголовной ответственности, а возмещение убытков (свыше 6 тыс.) возложено на нескольких человек, в том числе председателя колхоза, работника РАПО и других.

– Проще всего, – сказал Владимир Михайлович, – мне было привлечь одного прораба: он отвечает за строительство. На самом деле виноват был не только он, и взваливать на него одного все шесть тысяч было бы несправедливо.

Народный суд удовлетворил иск, большинство ответчиков не возражало, но Сазонова вскоре вызвали к первому секретарю райкома. Когда Владимир Михайлович пришел, в кабинете уже сидели предрайисполкома, председатель совета РАПО и другие – чуть ли не все бюро! Спросили у прокурора, почему привлек он руководителей, не поставив в известность райком, который считает нецелесообразным привлекать председателя колхоза Черномазова и возлагать на него возмещение ущерба. Присутствовавшие доказывали, что вообще нужно привлекать только прораба и строителей, хорошо бы еще привлечь и шофера, который поставил грузовик не туда, куда надо, а руководителей привлекать не нужно. То была далеко не первая по счету, но первая по откровенности попытка местных властей вмешаться в дела правоохранительных органов – ведь речь шла уже ни более ни менее, как о пересмотре решения суда!

Вмешательство в дела правоохранительных органов одно время было не исключением, как сейчас, а правилом, и не вмешательством это было, но откровенным давлением...

Сейчас идет .совершенствование работы правоохранительных органов, о котором говорилось на XXVII съезде нашей партии, жизненно необходимое нашему обществу. Оно, в частности, сделает невозможной и практику вмешательства. Но для этого, на мой взгляд, и число заседателей должно быть умножено, и взаимоотношения их с председательствующим должны быть изменены. Кто из нас, побывавших в суде, не видел народных заседателей, которые сидят по обе стороны судьи тихие как мышки? А мне еще пришлось однажды видеть, как две такие мышки подписали смертный приговор неповинному человеку (по счастью, впоследствии оправданному). Сильные, независимые заседатели – вот что, как воздух, нужно нашей судебной системе, и пусть они одни, без председательствующего, уходят в совещательную комнату (где разумеется, нет телефона) и запирают дверь на ключ.

Когда мне по заданию редакции приходилось заниматься тем или иным судебным делом, какой это был вечный страх – только бы не оказалось оно «звонковым» (видите, насколько оформилось явление телефонного давления на правоохранительные органы– для него появился термин!). Раздастся звонок... и тогда все сдвинется, все перекосится и пойдут чудеса. Начнут пропадать документы допросов, сбегать свидетели, понявшие, что их показания могут стать для них опасными, появятся лжесвидетели (ровно столько, сколько нужно), которые начнут с уверенностью (не в истине своих слов, отнюдь нет, но в том, что им за лжесвидетельство ничего не будет) показывать сегодня одно, завтра другое, в зависимости от того, что нужно следователю. А как идет тогда судебный процесс – страшно бывает видеть и слышать.

Опаснейшее социальное явление, рождает ли оно отчаяние, гнев или цинизм (убеждение, будто «закон что дышло»).

Нет, все-таки он для меня загадка, человек (да еще не юрист, не профессионал), который осмеливается вмешаться в дело правосудия– что же, он мнит заменить собой разом следователя, прокурора, адвоката, эксперта и судей? Неужто не боязно ему взвалить на себя такой груз ответственности? И зачем ему вмешиваться? Корысть это? Желание свести счеты, выгородить своего, утопить врага? Жажда отличиться в очередной кампании? Или здесь самодурство того самого «большого хозяина, который убежден в своей непогрешимости и думает, что если и произойдет ошибка, осудят невинного – не страшно: лес рубят – щепки летят (давно известная зловещая формула беззакония). Вернемся, однако, в Почеп.

После вызова в райком Сазонов понял, что больше молчать не вправе. Нет, тогда, в кабинете, он ограничился строго юридическим разъяснением, но, вернувшись к себе, сел и стал писать. Надо знать характер Владимира Михайловича, чтобы понять, как неприятно было ему подобное обращение по начальству, но другого пути у него не было. «Прокурору Брянской области, государственному советнику юстиции третьего класса Викулину Н. В., – писал он. – В связи с вмешательством работников райкома, райисполкома и агропрома в деятельность прокуратуры и нарсуда считаю необходимым сообщить...» Он отвез письмо в областную прокуратуру и сказал: «Или помогите мне, или переведите в другой район: нет не только поддержки со стороны первого секретаря, нет простого взаимопонимания».

Мне говорили, что прокурор Сазонов «не боевит», что он «не зубаст», неважный, кстати, оратор в плане правовой пропаганды (но ведь правовая пропаганда прокурора – это прежде всего его дела, не так ли?). Он действительно очень сдержан (движения его скупы – приподнимет над столом обе руки и опустит их на стол, вот и весь его жест; то, чего не договорит словами, доскажут глаза: кстати, улыбка его неожиданна и дорого стоит). Да и хватит с нас зубастых (не на зубастых все-таки земля держится, а на праведниках). Он —юрист, в нем сильно чувство справедливости, в том числе социальной, чувство собственного достоинств?., в том числе прокурорского. Он просто сел и написал бумагу, бросив тем вызов всем местным начальникам и дав нам возможность для серьезного разговора. Нет, не о частном случае. О проблеме.

Но ведь и в Навлинском районе той же Брянской области произошло похожее столкновение. Проверяя торговую сеть (райпо), прокуратура обнаружила, что в ней работают семь человек, ранее судимых за корыстные преступления, а только что судимая и снятая заведующая магазином А. И. Авдащенко, которой решением суда в течение полутора лет запрещено занимать материально ответственные должности, несмотря на запрет, вновь назначена завмагом в то же сельпо, только в другой магазин. Возбудив по этому поводу дело, прокурор района В. Д. Кулик уехал в отпуск, не подозревая, разумеется, что произойдет без него.

Когда дело тех, кто незаконно принимал на работу судимых в прошлом людей, уже было направлено в суд, следователя прокуратуры В. Д. Болховитина и помпрокурора И. М. Абраменкова (их объяснениями я и пользуюсь) вызвал к себе первый секретарь райкома партии И. М. Даниленко, в кабинете которого в числе других был председатель правления райпо А. С. Пугачев (как выяснило следствие, непосредственный виновник назначения Авдащенко!). «Состоявшийся разговор, – написал прокурору области В. Д. Болховитин (ему около тридцати), – свелся к тому, что нужно уголовное дело из народного суда забрать и направить в товарищеский суд. Я, обращаясь к первому секретарю, сказал: «Иван Михайлович, обижайтесь на меня, не обижайтесь, лично я отзывать дела не буду. Против своей совести не пойду». После этого т. Даниленко И. М. резко сказал, что все свободны».

Мне дорог этот эпизод как знак нормализации – насмерть стали прокуроры, старший, младший, когда речь зашла о законе. Важна ведь не только перестройка правосознания – укрепление чувства личного и должностного достоинства юриста.

К этому времени вернулся из отпуска прокурор района Кулик. Едва успели ему обо всем доложить – звонок от первого: «Можно чем-нибудь помочь?» «Нет, – ответил Кулик, – нельзя». Промолчать он не мог и тоже сообщил о случившемся в областную прокуратуру. Тогда его вызвали в райком (как смел вынести сор из избы!). По окончании «проработки» (славное все же словцо!) председатель райпо Пугачев, человек ответственный за нарушения закона, не скрывая удовольствия, подошел к прокурору и стал его утешать добродушно и покровительственно: не расстраивайся, все обойдется. Поучительная картинка?

Мы с Владимиром Михайловичем на «газике» сперва по асфальту, потом по разбитым колеям, а потом для простоты и прямо по полю, по стерне добрались до той фермы, до того самого сарая, где произошел падеж. Сазонов приезжал тогда в эти места, а сейчас стоит, смотрит на сарай, который пуст, на новую овчарню. Может быть, не вмешайся прокурор, не предъяви иск, мирился бы и до сих пор совхоз со своими бедами? Может быть, в том, что построена эта новая овчарня, заготовлены корма, возросло тонкорунное поголовье, есть доля труда и прокурорского надзора? Стоит он, смотрит задумчиво (и по своему обыкновению молча). В конце концов та косорукость, от которой валятся крыши и дохнут овцы, те, ставшие привычными унизительные уловки и плутни, – все это имеет еще один результат, может быть, самый для нас убыточный: люди, пусть бессознательно, перестают себя уважать. Не только наводить в обществе порядок, но и повышать в нем уровень самоуважения,– разве это не заслуга?

– Вы думаете, что первый секретарь райкома партии у нас тиран и деспот? – говорит мне Сазонов. – Да ничего подобного, он хороший, открытый человек, работящий. Честно говоря, не хочется, чтобы на него пал еще один удар.

В самом деле, Владимира Георгиевича Радькова уж никак не назовешь человеком старых традиций (и менее всего «участником сопротивления», как говорят сейчас о затаившихся противниках перестройки), напротив, он энергичный работник этой самой перестройки, только ему очень трудно приходится – достаточно сказать, что в его районе большинство жителей – люди пенсионного возраста, уехала из села молодежь, оставив стариков, и смертность стала превосходить рождаемость. Трудно! Трудно с проблемой рабочих рук, трудно с дорогами, трудно с техникой, работы невпроворот. Первого секретаря можно встретить то в одном углу огромного района, то в другом. В отличие от своих непосредственных предшественников, рассказывают мне, Владимир Георгиевич прост и легко доступен (это, впрочем, видно невооруженным глазом).

– Теперь я понимаю, – говорит Владимир Георгиевич, – не надо было мне вести разговор при других. Но почему прокурор прежде не пришел ко мне, я бы прямо ему сказал: надо учитывать личность...

В словах Владимира Георгиевича разом две ошибки. Во-первых, он явно не отличает уголовное дело (когда прокурор, если речь идет о члене партии, обязан поставить в известность райком) от гражданского (когда прокурор делать этого не обязан); во-вторых, полагает, будто «личность руководителя» важнее, чем доказанность его вины.

Если бы Владимир Георгиевич Радьков принадлежал к уходящему поколению, которому не всегда понятен смысл социально-экономических преобразований, а принять в них участие уже психологически невозможно, тогда мы сразу бы поняли причину его столкновения с прокурором, но они однолетки, оба достойные люди, оба любят свой район, болеют его болями и работают на его благо и эта их схожесть только обостряет нашу проблему. Она правовая: прокурор знает и укрепляет закон, а секретарь имеет о законе, как мы убедились, к сожалению, самое смутное представление. Молодой энергичный современный руководитель не знает законов своей страны—мыслимое ли это дело? Но в том-то и суть, что он прошел школу своих предшественников, видел, как прокурора посылали на посевную, делали ответственным за удои и яйценоскость (Брянский обком КПСС, кстати, теперь решительно запретил использовать сотрудников правоохранительных органов не по прямому их назначению). Молодой секретарь по природе своей совсем не агрессивен и не деспотичен, он искренне считал, что в силу самой своей должности имеет право (и, может быть, даже обязан) вмешиваться в практические дела прокурора и судей.

Но если он, человек по натуре не агрессивный, счел теперь возможным вмешаться в дела прокуратуры и суда, что же делают в таком случае агрессивные – тот самый «большой хозяин», властный, деспотичный, из тех, что вцепился в прежние порядки, а новых решительно не признает? Мы этого не знаем, потому что далеко не каждый из работников правоохранительных органов на местах решится громко протестовать, как протестовали Сазонов или Кулик со своими сотрудниками. Да и не всякий прокурор области, не всякий секретарь обкома так защитит правоохранительные органы, как их защитили прокурор области Н. В. Викулин, первый секретарь Брянского обкома А. Ф. Войстроченко. Областная газета «Брянский рабочий» поместила статьи прокурора области и старшего помощника прокурора области М. Д. Гусева, где эти попытки вмешательства были решительно осуждены. По указанию первого секретаря были собраны секретари райкома, перед ними с разъяснением правовых основ, в частности сути и значения Закона о прокуратуре СССР, выступил областной прокурор. В программы школ партийно-хозяйственного актива включены занятия по вопросам права – словом, началась активная ликвидация правовой неграмотности, недопустимой и невозможной для партийных, советских, хозяйственных и административных руководителей любого масштаба и ранга. Обком партии принял решение, где говорится, что в Почепском районе «уровень партийного руководства деятельностью правоохранительных органов не соответствует требованиям дня... первый секретарь райкома КПСС т. Радьков В. Г. заслуживает строгого партийного взыскания, но учитывая, что в этой должности он работает непродолжительное время, ему строго указано...»

Почепский и навлинский инциденты тревожны тем, что не единичны, об этом хорошо знают в Прокуратуре СССР. «Деятельность прокуратуры, как и других правоохранительных органов, – пишет в «Коммунисте» А. М. Рекунков, – осуществляется под неослабным контролем партии, Верховного Совета СССР, внимание, поддержку и помощь которых мы ощущаем постоянно. Однако решения об ответственности конкретных лиц принимаются только на основании закона (выделено мной. – О. Ч.), и всю полноту ответственности за строжайшее соблюдение законности несут правоохранительные органы».

Вмешательство в дела суда и прокуратуры со стороны советских и партийных органов продолжает оставаться явлением тревожным. Недаром Политбюро ЦК КПСС указало на недопустимость любых попыток вмешательства с чьей бы то ни было стороны в расследование и судебное разбирательство конкретных дел.

В. Г Радьков воспринял гласное осуждение своего поступка драматически. Это с непривычки. Да тут он и не одинок: чувствовать себя надежно неприкосновенным и вдруг оказаться на юру, на ветру– для многих это, конечно, будет поначалу ощущением оглушительным. Ничего. Когда критика руководящих лиц войдет в нашу жизнь как равноправная, она уже не будет так болезненно восприниматься. Да и надо же когда-нибудь (и с кого-нибудь) начинать. Первый секретарь Почепского райкома – умный человек и поймет, что столкновение рождено не только особенностями характера прокурора Сазонова, что идет борьба за правовые основы нашей жизни, нарушение которых когда-то дорого обошлось нашей стране и которые надо свято беречь во имя настоящего и будущего.

Это ведь трудная, суровая и долгая работа – выпрямлять человеческое достоинство там, где оно покривилось, восстанавливать, возрождать правосознание там, где оно разрушено.