Текст книги "Чары Клеопатры"

Автор книги: Леонид Головнёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 14
Возвращение

Выпитое вино, вкупе с усталостью от всего нынешнего нескладного дня с вынужденной поездкой до Бронниц и сложным обратным путем, подействовало на Алексея Ильина так, что он, как был одетый, рухнул на койку и проспал почти до вечера. Проснувшись, он привел в порядок стол, сунув остатки еды в холодильник.

Выгребая из карманов остатки денег, наткнулся на две бумажки. На одной округлым почерком был выписан список продуктов, которые необходимо купить в магазине, и он, скомкав его, бросил в помойное ведро. На второй был записан какой-то телефон, он долго не мог сообразить – чей. Но тут в памяти всплыли Бронницы, привокзальная площадь, огромные предвыборные щиты и портрет женщины, похожей на Клеопатру. Неужто она?!

Позвонить из Золовки было проблемой. Ближайший телефон находился в клубе, где в этот вечер должно было состояться собрание избирателей, которое проводила его новая знакомая Люсинда. «Да и вряд ли кто придет на это дурацкое мероприятие», – думал он, торопливо идя по улице.

Однако около клуба он увидел оживленные кучки людей. И в фойе, и в буфете народу было полно. Ильин с трудом пробился в закуток своего приятеля-директора, гордо именуемый кабинетом. Директор к этому ответственному моменту успел полностью протрезветь, был при галстуке и – такое Ильин наблюдал впервые – в отутюженных брюках.

– На фильм пришел? – спросил он Алексея. – Тогда беги в зал, а то места не найдешь.

– Нет, мне позвонить надо.

– Ну, звони. А я в зал пойду, за порядком нужно последить. А потом в президиум сяду, так Люсинда сказала, – произнеся последнюю фразу, приятель отвел глаза в сторону. Эти мелочи, впрочем, Алексея не интересовали.

Он лихорадочно набрал номер избирательного штаба, едва за директором закрылась дверь. В ответ послышались протяжные гудки.

Алексей набирал номер снова и снова, но ему никто не отвечал. Через тонкую перегородку, отделявшую директорский кабинет от зала, доносились шум, выкрики, затем все затихло. Алексей понял, что началось собрание избирателей.

Он снова и снова, как заведенный, набирал номер штаба, впопыхах записанный в Бронницах, но ответа не было. Может, записал неправильно?!

Он уже совсем решился было бросить телефон и пойти в зал, чтобы хоть из дверей послушать, о чем говорит кандидат, но в этот момент сняли трубку.

– Слушаю вас, – сказал приятный женский голос.

И тут с Ильиным случился конфуз: он напрочь забыл имя кандидатши в депутаты под портретом в Бронницах.

– Это избирательный штаб? – спросил он.

– Слушаю вас внимательно, молодой человек, – повторил голос.

– Мне… необходимо… Я хотел бы встретиться с кандидатом…

– С нашим народным кандидатом? – Голос в трубке заметно потеплел.

– Ну да.

– Она очень занята.

– Знаю… Но мне нужно совсем немного времени.

– Видите ли, товарищ, она не ведет прием населения. Ведь ее еще не выбрали депутатом.

– Но как же быть?

– А очень просто. Сегодня в Золовке состоится собрание избирателей. Приходите на него и сможете задать ей любые вопросы.

– Сегодня… В Золовке? – пробормотал ошарашенный Алексей и осторожно, словно боясь спугнуть кого-то, положил трубку. И вдруг его будто ударило молнией. Ильин бросился в зал.

На сцене, за столом президиума сидело местное начальство. Не так давно и он был таким же благополучным, как эти мужики, – спокойным, солидным, уверенным в себе, в дорогом костюме и при модном галстуке. А посреди сидела… Она или не она?

Он вглядывался до боли в глазах, но так и не мог определить – Клеопатра это или нет? То, что посвежела и помолодела, – это еще можно понять. Но… черты лица?! И она, и вроде не она. Ильин слышал, конечно, про чудеса, которые делает пластическая хирургия.

Между тем первая часть собрания подходила к концу. Люсинда на все лады расхваливала кандидата. Алексей пропускал ее слова мимо ушей, он следил только за Клеопатрой, как мысленно стал называть главную в этом зале женщину.

Клеопатра – или женщина, столь поразительно напоминающая ее, – держалась спокойно, естественно, улыбалась, о чем-то перешептывалась с членами президиума. На полу, у края сцены, стояла большая корзина, куда избиратели клали записки.

Неожиданно женщина поднялась с места. Зал замер.

– Дорогие друзья! – произнесла она, и Алексей вздрогнул: это был ее голос! В конце-то концов можно изменить все: внешность, прическу, даже пол, черт возьми! Но голос – голос изменить нельзя.

– …Дорогие друзья! – продолжала Клеопатра. – Я иду во власть с одной-единственной целью: сделать вашу повседневную жизнь более сносной. Я уже говорила вам об этом. Нет, я не сулю вам золотые горы. Но твердо могу обещать одно: если вы мне окажете доверие, проголосуете за меня – я свою жизнь посвящу вам, и только вам. И это не пустые слова. Вот вы задаете мне сейчас вопросы, – указала Клеопатра на корзину с записками. – Пишите обо всем, что у вас наболело. Обещаю, что отвечу на все вопросы.

– Для этого придется здесь сидеть до утра!.. – крикнул кто-то с места.

– Если надо – будем сидеть до утра! – ответила Клеопатра.

Алексей пошарил по карманам, но нашел только клочок бумаги с телефоном избирательного штаба Клеопатры. Он нацарапал на нем, стараясь, чтобы рука не дрожала: «Дорогая Клеопатра! Любимая! Я верю, что это ты – так говорит мое сердце. Нам о столь многом нужно переговорить… Не ищи меня взглядом. Я нахожусь в зале, но так изменился, что, боюсь, ты меня не узнаешь».

Он попросил девушку, сидевшую перед ним, передать записку и проследил взглядом, как его сложенный вчетверо клочок благополучно пропутешествовал через весь зал и упал в корзину.

Между тем Клеопатра начала отвечать на вопросы, и Ильин ждал, когда дело дойдет до его записки.

А вопросы были интересные: о засилье криминала в районе, о коррупции, о произволе местных начальников, о других кандидатах – соперниках Клеопатры.

Она отвечала четко, уверенно, не боясь острых углов и не пытаясь сгладить их. Ворох записок быстро таял, как и сердце Алексея. Похоже, его послание все же затерялось, растворилось в общей массе записок. Многие из ее ответов приходились не по вкусу сидящему в президиуме начальству.

Сердце Ильина забилось – он увидел в руках у Клеопатры свое послание.

– Автора этой записки прошу подойти ко мне после собрания, – попросила она, кладя ее в карман. – Этот вопрос надо обсудить тет-а-тет.

Тут Алексея ждало еще одно потрясение: на сцену вышла Люсинда. Она что-то прошептала Клеопатре на ухо.

– Нет, на сегодня все встречи отменяются, – громко ответила Клеопатра. – Я занята.

Ильин, спотыкаясь и пошатываясь, медленно приблизился к Клеопатре. Ее приветливое лицо будто источало солнечный свет. А глаза как бы говорили: «Ну что же ты, смелее». Но ноги Алексея предательски подкашивались, не слушались.

Клеопатра поразилась внешнему виду Ильина: худой, какой-то потерянный. Чем ближе он подходил к ней, тем сильнее сжималось ее сердце. От жалости или от любви? Неужели она все еще любит его?

Увидев, что губы у Алексея дрожат, она опередила его:

– Не надо слов, Леша. Еще наговоримся.

Люсинда смотрела на них удивленно и испуганно: «Ну и ну, я знала, я чувствовала…»

В местном кафе им отвели укромный уголок за пыльным фикусом. Они молча смотрели друг на друга. Потом она приложила свою теплую, нежную, пахнущую «Елисейскими Полями» ладонь к его щеке и начала свой рассказ. История Клеопатры потрясла Алексея, хотя он вроде бы отвык удивляться. Слушал ее, затаив дыхание, радуясь, что вновь видит это дорогое и милое лицо, внемлет тихому, певучему голосу. Во время скромного ужина Клеопатра несколько раз прерывала свой рассказ и поглядывала на часы. Наконец объявила:

– Сейчас появится один человек. С того света.

– Это как?

– Увидишь.

Ровно в половине десятого к ним подошел… Гримо. Отлично одетый, улыбающийся.

– Но ведь он погиб в тюрьме?! – вырвалось у Ильина.

– Погиб не он, а другой, – прошептала Клеопатра ему на ухо. – Подставное лицо. А воскрешение Гримо обошлось мне в полмиллиона баксов.

Глава 15
Поход во власть

В отличие от Клеопатры, которая была «совой», Ильин являлся типичным «жаворонком». Когда бы ни ложился спать, хоть глубокой ночью, он просыпался рано, ни свет ни заря. И в их возобновившейся семейной жизни (теперь они брак зарегистрировали) это обстоятельство способствовало гармоничности отношений.

Ильин по старой армейской привычке проснулся рано. Клеопатра еще спала. Полюбовавшись ее прекрасным лицом, Ильин тихонько сполз с кровати, чтобы не потревожить любимую, и отправился на кухню. Там он сварил кофе по-турецки, налил по рюмке коньяку из запасов, привезенных Клеопатрой из Испании, нарезал квадратами сыр маасдам, поломал на кусочки плитку шоколада, поместил все на поднос и понес в спальню.

Они уже заканчивали завтракать, когда зазвонил мобильный телефон. Ильин никогда не брал первым трубку ни мобильного, ни квартирного телефонов – таков был у них с Клеопатрой негласный договор. Клеопатра поставила чашку с кофе, взяла трубку.

– Да… – И Алексей сразу уловил в ее голосе тревогу. – Как это случилось?.. Ага, понятно. А когда?.. Так. Хорошо, еду в штаб.

Она стала быстро одеваться.

– Что случилось?

– Милый, мы немедленно едем в избирком.

– Ты можешь объяснить?

– Потом, потом, в машине, – сказала она, причесываясь у зеркала.

Когда они в вишневом «мерседесе» мчались в Бронницы, Клеопатра рассказала, что произошло.

– С Пал Палычем беда…

– Нашим конкурентом?

– С нашим конкурентом и другом, – поправила Клеопатра. – Ты же знаешь, у него рабочая смена начинается затемно… Он ехал туда на своих «жигулях». КамАЗ притер его к обочине и опрокинул в кювет.

– И что Пал Палыч?

– Он в тяжелом состоянии. Серьезная травма черепа.

Ильин присвистнул:

– Не жилец.

– Думаю, да, – согласилась Клеопатра.

– Заказуха?

– Не исключено.

– А что может быть еще?

– Например, сам не справился с управлением.

Они помолчали. Клеопатра о чем-то сосредоточенно думала, даже считала на пальцах. Наконец заговорила:

– Понимаешь, Леша, тут как в шахматах. Когда с доски исчезает какая-нибудь фигура, позиция меняется… После гибели Пал Палыча, – а я думаю, что можно говорить о его гибели, – позиция Ромашова резко усиливается.

– И эта пешка вполне сможет пройти в ферзи, – продолжил ее мысль Ильин.

– Вот именно, – кивнула Клеопатра. – Этого допустить нельзя.

– И что делать?

– Эту пешку надо заблокировать.

– Может, Ромашов и сделал заказ?

– Может быть, – сухо ответила Клеопатра. – Но это дело милиции.

У избиркома уже собралась большая толпа – когда только успели? – с красными флагами и транспарантами, славящими Пал Палыча. Митинг разворачивался по всем правилам агитационного искусства. На грузовике с откинутыми бортами стояли доверенные лица Пал Палыча. Выступая по очереди, они требовали от властей найти и наказать бандитов.

Опустив окно, Ильин прислушался к очередному оратору:

– Мы все вместе должны добиться элементарной справедливости. Конечно, нужно найти убийц, хотя все мы надеемся, что Пал Палыч выздоровеет. Но, для того чтобы найти бандитов и заказчиков, необходимо время. На этом, я думаю, и строится весь расчет наших противников.

– Что же делать?! – послышался крик из толпы.

– Обратиться к министру внутренних дел!

– Отправить делегацию к губернатору!

– А как сам Пал Палыч? – раздался женский возглас. – В больницу пойдемте! Может, ничего страшного?

– К сожалению, дело плохо, – произнес оратор. – Поэтому я вношу предложение: отменить выборы или, по крайней мере, перенести их, пока не решится вопрос с нашим кандидатом.

Собравшиеся на площади громко поддержали его предложение.

– Я в избирком, – сказала Клеопатра.

– Я с тобой? – спросил Ильин.

– Нет, жди меня в машине.

– Ты надолго?

– Нет, я скоро, – ответила Клеопатра и вышла из машины.

– Ну, дела… – неопределенно протянул водитель «мерседеса», протирая тряпкой левое боковое зеркало.

– Ты когда узнал о несчастье? – спросил его Алексей.

– Так по радио передавали. В семь тридцать утра.

– По местному радио?

– Ну.

Клеопатра вернулась через четверть часа.

– В больницу, – бросила она водителю.

Машина развернулась и помчалась на окраину Бронниц, где располагались корпуса новой больницы.

– Что узнала? – не выдержал Ильин.

– С Палычем худо, – ответила Клеопатра.

– А что митинг?

– Сотрясение воздуха, – махнула рукой она, – выборы состоятся. Жди здесь.

Клеопатра направилась к центральному корпусу.

В коридоре, еще пахнущем масляной краской, было многолюдно. Люди, разбившись на кучки, тихо шушукались, ожидая известий. Клеопатра подошла к ним, выразила соболезнования родным и близким.

– Я убеждена, эта беда произошла неспроста, – убежденно сказала она. – Конечно, это дело рук бандитов.

– Как это могло произойти? – возмущался пожилой мужчина с седой бородой. – Ведь на виду у всех…

– Только из-за слабости и попустительства властей! – ответила Клеопатра.

– Значит, их можно рассматривать как пособников? – спросил кто-то из родственников.

– Более того – как соучастников! – припечатала Клеопатра.

– Ну а милиция куда смотрела?

Проведя этот короткий импровизированный митинг в коридоре больницы, Клеопатра возвратилась к ожидавшей ее машине.

– Давай обратно, в штаб-квартиру, – бросила она водителю и обратилась к Алексею: – В связи с последними событиями нам необходимо выработать новую тактику. Девочки должны обзвонить всех…

– И Люсинда? – неожиданно вырвалось у Ильина.

– Конечно, и Люсинда, она моя надежная помощница, – подтвердила Клеопатра. – Разве ты ее знаешь?

– Видел на собрании избирателей.

– Хорошая девочка. Только экспансивная немного.

– Мне тоже так показалось, – кивнул Алексей.

В штаб-квартире, как пышно именовалась скромных размеров комнатка, яблоку негде было упасть. Люди сидели даже на подоконниках.

При виде Клеопатры все встали. На лицах было написано тревожное ожидание. Беспрерывно звонил телефон. Дежурная растерянно отвечала: «Не знаю. Ничего не знаю».

Клеопатра коротко, на сей раз без эмоций, проинформировала собравшихся о происшествии, о состоянии здоровья Пал Палыча.

– Наша главная задача остается прежней, а вот тактика меняется, – произнесла Клеопатра.

Ильин скромно притулился в уголке, недалеко от входа. Он оказался неподалеку от Люсинды, которая бросала на него недоуменные взгляды.

– Прежде всего необходимо максимально усилить агитацию, это понятно само собой. Но вот главные тезисы из предвыборной программы Пал Палыча мы должны включить в свою программу.

По комнате прошел шепоток удивления.

– Я не оговорилась, – произнесла Клеопатра. – В программе Палыча много ценного, немало людей ее поддерживают, и грех этим не воспользоваться.

«Да, Клеопатра – баба не промах», – подумал Алексей.

– Будем ковать железо, пока горячо, – говорила Клеопатра. – Буду диктовать вам тезисы. Записывайте, не полагайтесь на память.

– И текст предвыборной листовки меняется? – спросил кто-то.

– Обязательно.

Она принялась громко диктовать текст новой листовки.

«Боже мой, что за чушь она несет», – мелькнуло у Алексея. Потом понял, что она говорит как бы от лица Пал Палыча, причем его же языком. Получалось, что она как бы приняла из его рук знамя КПРФ и от его имени призывает избирателей голосовать за Зулейку Ивановну Ильину. Но ведь это подлог. Как можно делать такое?

Кончив диктовать, Клеопатра приказала одному из помощников:

– Доставь листовку Турсункулову. Пусть срочно отпечатает в типографии. А вас всех, дорогие друзья, прошу разнести эти листовки по домам избирателей в почтовый ящик каждой квартиры.

* * *

Не зря говорится: у победы много друзей, а у поражения – ни одного.

Справедливость этой истины Зулейка Ивановна Ильина почувствовала уже на следующий день после выборов, когда был опубликован официальный отчет областной избирательной комиссии. Она вновь и вновь с волнением, которого давно не испытывала, перечитывала этот отчет, в котором, собственно, ее интересовала только одна цифра: З. И. Ильина – пятьдесят два процента.

И сразу же появились они – друзья победы. В ее избирательном штабе телефон трещал не умолкая, – так же, как и ее мобильник. Звонили не только друзья – совсем незнакомые люди поздравляли с победой, иные предлагали различные прожекты, набивались в помощники.

Клеопатра решила отметить свою победу сразу же, как только стали известны результаты выборов… Пир она закатила знатный, аборигены долго его потом вспоминали. Шампанское лилось рекой, водки было – море разливанное. А закуска – чего душа пожелает.

Глава 16
Большие маневры

Когда Чернов зашел в кабинет Ковалева, тот разговаривал по телефону.

Чернов уселся за приставной столик, открыл папку и один листок из нее протянул полковнику.

– Вот донесение Голубевой. Она называет два адреса, где может находиться лаборатория.

– Ну-ка, ну-ка. – Ковалев внимательно прочитал донесение. – Твои соображения?

Прежде чем ответить, Игорь достал из папки другой лист бумаги.

– Это анализ наркотика, изъятого в Санкт-Петербурге и его окрестностях. Состав этого зелья несколько отличается от того, что распространяется в Подмосковье, а теперь и в столице.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, что мы имеем дело с преступной организацией, имеющей разветвленную сеть лабораторий. Мне думается, что в листвянском пионерлагере «Дружок» – своя лаборатория, в Парголове – своя. Где-то есть еще одна, которая производит совершенно новый наркотик под названием феня.

– Хорошо, разрабатывай эту версию дальше, – сказал Ковалев. – А что по Фоме?

Чернов ждал этого вопроса и боялся его. Прежде всего потому, что сам еще толком не разобрался, что произошло со старшим лейтенантом Андреем Голобородько. Сообщение Елены Голубевой о том, что Фома жив, здоров и занимает высокую должность на базе труда и отдыха «Странник», которая располагается на территории бывшего пионерлагеря «Дружок», его обрадовало и насторожило. Хорошо, что жив, плохо, что переметнулся в стан наркодельцов. Хорошо, что не сдал Лену, плохо, что не объяснил, как оказался в лагере, где действует наркомафия…

– Выводы пока делать преждевременно, – ответил Чернов. – Но кое-что уже можно объяснить.

– Слушаю.

– По-видимому, Голобородько провалился и его пытали. Не выдержав пыток, стал работать на мафию…

– Значит, переметнулся?

– Выходит, что так. Но что-то человеческое в нем еще осталось…

– Не выгораживай предателя, Игорь. Давай по существу.

– Можно и по существу. – Чернов протянул начальнику еще один лист. – Здесь отзыв на Андрея Голобородько из Кировского УВД. Парень уже там был замечен в употреблении наркотиков. Видимо, эта страсть и привела его в стан врага.

– И что дальше?

– Голубева вспугнула его, и он попытается исчезнуть из нашего поля зрения. У него родня в Запорожье. Может податься туда. Может скрыться и в дальнем зарубежье. Скажем, на Кипре, где он отдыхал два года назад…

– Логично, – кивнул полковник. – Представьте мне план действий по задержанию Голобородько-Фомы.

– Пока он находится в пионерлагере. Врываться туда сейчас никак нельзя. Можем все дело загубить. Если Фома сам выйдет из него – задержим.

* * *

На обратном пути из пионерлагеря в машине Клеопатры долгое время царило молчание. Сидя на переднем сиденье, она перебирала в памяти неотложные дела. А дел у нее накопилось, как говорится, выше крыши. Депутатские дела. И вот что ее удивляло: так называемые общественные дела, которые казались прежде неинтересными и бесполезными, вдруг начали все больше увлекать ее. Ей стало нравиться помогать конкретным людям, своим избирателям. Кому квартиру пробить, кому помочь с ремонтом, кому с пенсией. Но особенно близко к сердцу она, лишенная радости материнства, приняла судьбу детдомовских детишек…Как знать, может быть, кто-то из них когда-нибудь назовет ее мамой?

Утром на другой день Клеопатре позвонил Саркисян по телефону, номер которого был известен только избранным.

Звонок Клеопатру удивил: по договоренности Саркисян мог выходить на нее только в самом крайнем случае.

– Ну, чем порадуешь? – спросила она.

– Плохие вести, хозяйка.

– Говори, не томи.

– Последние сведения из ментовки, куда захапали Севу и Эльвиру.

– Ну?

– Фому отравил Сева.

– Он сам раскололся?

– Нет, Сева пока держится, но менты провели расследование.

– Ладно, детали потом, – прервала его Клеопатра. – Как Эльвира?

– С Эльвирой плохо. Дает признательные показания. Несет на всех подряд.

– Но она знает немного.

– Зато много слышала от Фомы.

– В сведениях ты уверен? Может, обычная ментовская деза?

– Это сообщил источник, который…

– Только никаких фамилий по телефону, – опять прервала его Клеопатра. – Что предлагаешь?

– Дело пахнет керосином.

– Это я и без тебя знаю.

– Решать, конечно, тебе, хозяйка, – сказал Саркисян. – Но я думаю, надо рвать когти.

– Пожалуй, ты прав.

Клеопатра сразу же приняла решение, о котором пока не сообщила даже Саркисяну: немедленно, не теряя ни минуты, перебазироваться из пионерлагеря в Битцевский парк, на резервную базу, которую было велено в строжайшей тайне подготовить Турсункулу.

После разговора с Саркисяном Клеопатра позвонила Турсункулу. Тот долго не отзывался – видимо, дрых после очередной попойки.

– Слушаю, – раздался наконец в трубке его сонный, хрипловатый голос.

– Рассол пьешь?

– Я был в ванне, хозяйка, а мобильник в комнате, – начал оправдываться он.

– Слушай меня внимательно. Немедленно приступай к эвакуации на резервную базу в Битцевский парк.

– Всех, что ли? – мгновенно протрезвел Турсункул.

– Начни с ученых и лаборатории.

– Слушаюсь. Разрешите действовать?

– Погоди. Ты вот что, Турсункул, – сказала Клеопатра, – сделай так: ученых и лабораторию пусть быстренько перебазируют, как я и сказала, а все остальное в лагере надо быстро перепланировать. В освободившихся помещениях организуй что-то вроде гостиницы или общежития.

– Для кого?

– Для подростков.

– Да где я их наберу, подростков?

– Ребятишек к тебе доставит Черный Беркут, сейчас я отдам ему распоряжение. Наберет на любом московском вокзале штук двадцать беспризорников – это и будут твои постояльцы.

– Понятно.

– Ты там только проследи, чтобы был порядок. Отмой их, покорми.

– Сделаем.

– Да, и еще одно. У нас там большие авторемонтные мастерские. Они будут пустовать, это нехорошо.

– Конечно, нехорошо, – поддакнул Турсункулов, хотя пока не понимал, куда клонит хозяйка.

– Сделаем так. Днем тебе пригонят несколько машин, нуждающихся в ремонте, а ты организуй, чтобы все было не понарошку, а по-настоящему.

– Откуда машины-то?

– Из автопарка Пал Палыча. Он просил меня помочь ему с этим делом. Выполним его волю и заодно сделаем доброе дело.

– Много автомашин-то?

– Пал Палыч говорил, неисправных штук двадцать, так что работы хватит. И еще, – развивала свою идею Клеопатра. – Рванье, которое будет на беспризорниках, сожги к чертовой бабушке. А их оденешь в униформу, которую носят ребята в ПТУ.

– Где я ее возьму?

– Униформу и все такое прочее тебе Гримо подвезет. А ты проследи.

– Вроде к показухе готовимся, – проворчал Турсункулов.

– В яблочко, Турсункул! В ближайшее время жди гостей.

– Ментов, что ли?

– Менты не гости. Они должны убедиться, что у тебя база труда и отдыха.

– А кто же приедет?

– Через два дня сама нагряну к тебе с телевидением.

Турсункул удивился:

– С телевидением?

– Ага. Репортаж будем делать. Может быть, даже на всю Россию.

– Здорово.

– Если подведешь – голову оторву, – пригрозила Клеопатра.

Турсункулов отлично знал, что у хозяйки слова не расходятся с делом.

– А куда потом их девать? – спросил Турсункул.

– Кого?

– Детей.

– Никуда девать не нужно, – усмехнулась она, – пусть живут и здравствуют. Разве ты, Турсункулов, не хочешь быть воспитателем?

Турсункул что-то пробурчал.

– Не ворчи, я пошутила. Между прочим, я лично взяла шефство над одним из детских домов. Так что по прошествии времени ребят можем передать туда.