Текст книги "Чары Клеопатры"

Автор книги: Леонид Головнёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 7
Здравствуй, свобода!

лексей вышел за железные ворота и с облегчением вздохнул, услышав, как тяжелый тюремный засов с лязгом и скрежетом накрепко закрыл противоположной стороны. Сколько раз он думал об этой минуте, мысленно старался представить ее себе, но вот она наступила – и Ильин растерялся.

Был обеденный час, и окраина Омска, где располагалась тюрьма, опустела. Рядом с полдюжины кур, предводительствуемых бравым петухом, деловито разрывали дорожный мусор и песок. Через дорогу в чахлых кустах одинокая коза, привязанная к колышку, лениво пережевывала листья.

Алексей сделал несколько шагов, поправил притороченный за спиной рюкзак, остановился. Еще раз внимательно огляделся. Вроде встретить обещали, как сообщил тюремный телеграф. Но никого не увидел.

Пройдя шагов десять, он обернулся. Железные ворота, выкрашенные в черный цвет, кирпичный забор – высокий, потрескавшийся и побуревший от времени, и даже вышка, на которой вечно маячила фигура автоматчика, уже не казались страшными.

Алексей жадно вдохнул воздух свободы, постарался пошире расправить плечи, но особой радости не испытал. Его внезапное освобождение было загадочным и вызывало тревогу.

…Заключение под стражу стало страшным ударом. Что он пережил – врагу не пожелаешь. Бесчеловечные издевательства сокамерников и надзирателей. И вот теперь – свобода, а два года заключения промелькнули как одно мгновение. Когда-то он услышал афоризм: долгое время – не время, если оно миновало. И теперь убедился в справедливости этих слов.

Первые четыре месяца своего заключения он провел в московском СИЗО. Эти сто двадцать дней были сплошным кошмаром. От ломки впору было наложить на себя руки. Зелье в СИЗО можно было купить, правда, за большие бабки. Но Алексей не стал делать этого, решив избавиться от пагубной привычки. И силы воли хватило.

Однако сколько ночей он провел без сна, вспоминая свою знойную искусительницу и всерьез подумывая о самоубийстве.

Правда, с воли в тот московский период ему здорово помогали. Присылали регулярно посылки и отец с матерью, и Наташа не забывала, кое-чего подбрасывал Игорь Чернов, друзья, а также сослуживцы по бизнесу. Молчала только Клеопатра…

Ну а потом, когда его перевели в омскую тюрьму, наступили совсем уж беспросветные дни. Сокамерники измывались над новоприбывшим, как хотели. Нередко избивали, требуя, чтобы просил у друзей на воле денег, посылок и травки. И все бы ничего, однако к этому времени поток благотворительности в адрес Ильина иссяк, неизвестно, по какой причине. Может, с глаз долой – из сердца вон, думал он, но на судьбу не сетовал, терпеливо сносил невзгоды.

Ситуация изменилась примерно через четыре месяца – снова стали приходить посылки и деньги, и Алексей воспрянул духом.

Сокамерники его зауважали, признали своим, хотя наркоту он уже не употреблял. Да и тюремное начальство начало относиться благосклонно, поскольку Ильин вел себя примерно: был тише воды, ниже травы, работал от звонка до звонка.

Благоволение начальства оказалось весьма существенным – ему скостили год. Пообещали еще сократить, если будет умницей. Он старался. И вот она – воля. Но почему выпустили так внезапно? Это обстоятельство тревожило Алексея: что-то здесь не так.

Ильин стоял на улице, словно витязь на распутье. Распутный витязь – как обыграл бы острый на язык Игорь Чернов, его прежний телохранитель, оказавшийся на поверку порядочным человеком, в отличие от многих других.

Ильин прислонился плечом к старой яблоне. Может, махнуть к родителям? Заждались его, небось, особенно мама. Да и он по ним соскучился. А потом – к Наташе и Светке. Дочурка, небось, здорово вымахала за эти два года.

Из-за угла вышел человек, на ходу жуя бутерброд. Он окинул Алексея цепким взглядом, остановился.

– Оттуда? – кивнул на железные ворота.

– Угу.

– Алексей Ильин?

– Он самый.

– Ну, слава богу. А я думал – разминулись, – улыбнулся мужчина. В руке он держал потертый дипломат с новенькой ручкой. – Я тебя встретить должен, кореш, – и протянул для пожатия руку.

– Я догадался, – ответил Ильин.

– Амантай меня зовут.

– Отойдем подальше.

– Назад не затащат, не бойся! – сказал казах.

Они дошли до перекрестка, где была захудалая стеклянная кафешка. Сели за столик. Амантай приветливо помахал рукой знакомой официантке-казашке.

– Что будем заказывать? – поспешила она к их столику.

– Лапочка, сообрази нам два по сто пятьдесят и закусончик поплотней, сама понимаешь.

Она кивнула.

– Друг из дальнего похода пришел, – пояснил казах.

Алексей уселся поудобнее, рюкзак положил на свободный стул.

«Колхозник, – окинул его взглядом Амантай. – И за такую падлу шеф сто тысяч „зеленых“ отвалил. Не жирно ли? Впрочем, начальству виднее».

Против ожидания, закуска оказалась весьма приличной – так показалось Ильину, привыкшему к тюремной баланде. И от водки он отвык за два года. Тепловатая жидкость обожгла внутренности, и он сразу почувствовал зверский голод.

– Да ты там оголодал, брат, – заметил казах, уписывавший за обе щеки салат из помидоров. – Не торопись, здесь у тебя не отнимут.

Насытившись, Алексей откинулся на спинку стула. Мир, доселе казавшийся серым и унылым, быстро окрасился в розовые и голубые тона, и даже немолодая официантка, которую звали Селимхан, показалась ему симпатичной.

Амантай рассчитался с девушкой, отодвинул пустые тарелки, водрузил на стол дипломат и подмигнул Ильину:

– Теперь, брат, за дело. – Казах приподнял крышку: – Вот тут тебе деньжат велели передать, на первое время…

Пачка пятисотрублевых банкнот выглядела столь же соблазнительно, как и яичница с салом, которую Ильин только что проглотил.

– Вот – билет на самолет до Москвы, рейс сегодня вечером, до регистрации четыре часа. Ксивы у тебя, Леха, в порядке?

– Да.

– До аэропорта я тебя подброшу.

– А это что?

– Письмо тебе велели передать.

Ильин взял запечатанный конверт, повертел в руках. Адреса на нем не было, только аккуратно выведено «Алексею Ильину» и дважды подчеркнуто. От письма пахло незнакомыми духами.

– Кто передал? – спросил Ильин.

– Шеф, кто же еще? – развел руками Амантай. – Небось, от зазнобы?

Алексей надорвал конверт. Письмо было от женщины. Незнакомка поздравляла его с освобождением, спрашивала о здоровье и выражала надежду, что теперь у Алексея все должно быть хорошо. Подписи не было.

Может, Наташа? Нет, она наверняка подписалась бы, подобного рода анонимки не в ее стиле. Может, Юля, его бывшая сексапильная секретарша, которая подарила ему в свое время столько сладких минут? Немного поразмыслив, он отверг и эту мысль: Юля – девушка с двойным, а то и тройным дном, у нее таких, как он, – наверняка косой десяток, она, небось, давно забыла неудачливого начальника. Но кто же тогда?

Казах искоса наблюдал за Ильиным, лениво ковыряясь в зубах.

Близких женщин у Ильина было не так уж много, и он, перебирая их в памяти, отвергал одну за другой. И вдруг, как молния, пронзила мозг мысль: Клеопатра!.. Конечно Клеопатра. Как это сразу не пришло ему в голову? Но странная вещь: воспоминание о Клеопатре оставило его равнодушным, сердце не дрогнуло. А ведь раньше Алексей таял только от одной мысли о ней.

– Да… – невольно вырвалось у него, – дела давно минувших дней.

– Что-что? – спросил Амантай.

– Да так. Вспомнил одну знакомую, – неожиданно ответил Ильин. – Но, видно, сердце мое очерствело…

Глава 8
Особняк в Сокольниках

Торговая фирма «Эдем» занимала старинный трехэтажный особняк на окраине парка «Сокольники». Генеральный директор фирмы Игорь Юрьевич Банков слыл бизнесменом добропорядочным, налоги государству выплачивал полностью, без всякой там двойной бухгалтерии. И вряд ли кто мог подумать, что фирма «Эдем» – всего лишь прикрытие наркосиндиката «Эдельвейс». И уж тем более никому не могло прийти в голову, что этот трехэтажный особняк, окруженный кирпичной стеной, образно говоря, был всего лишь верхушкой айсберга, видимой всем. Главная же его часть, подводная, а точнее сказать, подземная, уходила на много этажей вниз, и никто из посторонних попасть туда не мог. Это был подземный микрогородок, способный в течение долгого времени жить автономно, независимо от внешнего мира. Здесь были достаточный запас продуктов, источник питьевой воды, даже своя небольшая электростанция, работавшая на дизельном топливе. Более того, отсюда был прорыт ход к ближайшей станции метро.

Среди руководства «Эдельвейса» ходили слухи, что отряд диггеров, проводивших подземные работы под особняком, был уничтожен по распоряжению хозяина синдиката, фигуры в некотором роде мифической, поскольку до сих пор никто его не видел. Общение с боссом происходило только в письменном виде, а распоряжения от него поступали на бланках с его фирменным знаком.

Тот, кому довелось побывать в подземных помещениях особняка, не мог не признать, что дизайном занимался человек не только с отменным вкусом, но и с воображением.

Центральное место в главном подземном этаже занимал так называемый рыцарский зал с четырьмя каминами. Когда в них пылал огонь, трудно было понять – настоящие это поленья горят, потрескивая и разбрасывая тающие на лету искры, или это искусная имитация, хитрая работа электронщиков. Название залу дали фигуры средневековых рыцарей, стоящие в нишах. Причем доспехи были подлинными. Они были закуплены в университетском музее одного немецкого городка.

Знатоки живописи или искусствоведы, попади они в рыцарский зал, были бы безмерно удивлены, увидев на стенах полотна известных мастеров, которые считались безвозвратно утерянными.

Очередное заседание руководства «Эдельвейса» по традиции было назначено на полночь.

– Наш шеф чересчур романтичен, – заметил по этому поводу Александр Терентьевич Громада, высокий, широкоплечий мужчина, с лицом, изрезанным шрамами. Поговаривали, что он был преподавателем высшего учебного заведения и воровским авторитетом.

– Да здесь, под землей, один хрен, что полночь, что полдень, – ответил его собеседник Ерохин, по прозвищу Ероха.

– Оно так, а все же полночь – самое время чертей и ведьм.

– Насчет чертей – правильно, а вот ведьм, то бишь баб, у нас в правлении, слава богу, нет, – сказал Ерохин.

К ним подошел Зураб Сихашвили, красивый, статный грузин.

– Вы, кажется, говорите о дамах, господа? – высоким звонким голосом спросил Зураб, уловив последнюю фразу.

– Да вот, говорю, хорошо, что баб в правлении нет.

– А может, «Эдельвейсом» заправляет женщина?! – сказал Громада.

– Глупости, – усмехнулся Ероха.

– Почему?

– Баба не смогла бы так закрутить гайки.

– А ты как думаешь, Зураб? – посмотрел Громада на Сихашвили.

Грузин задумался;

– Все может быть.

– Только не в нашем деле.

– Именно в нашем деле! – произнес Громада. – Баба такое может придумать, что нам, мужикам, сроду не догадаться.

– А ведь ты, Александр Терентьевич, прав, – сверкнул глазами Зураб.

– Ладно, хватит травить, – оборвал разговор Громада, и все трое посмотрели на старинные напольные часы.

До совещания оставалось пятнадцать минут. В зал по одному входили члены правления.

К беседующим присоединился Бармен – так все звали начальника службы безопасности, настоящего его имени не знал никто.

– Наверное, и на этот раз мы не увидим нашего генерального, – сказал Бармен.

– Похоже на то, – кивнул Громада.

– А какая нам разница, увидим – не увидим? – произнес Зураб. – Лишь бы дело шло, а командует пускай циркулярами.

– Да в том-то и дело, что все пошло через пень-колоду, – ответил Ероха. – Прокол за проколом.

– Может, менты лучше работать начали, – сказал Зураб.

– Ага, и в нашу среду внедрили ментовскую суку. Вот он и продает нас с потрохами, – добавил Громада.

– А может, настоящего шефа давно ликвидировали, а «Эдельвейсом» командует какая-нибудь конкурирующая группировка, которая хочет прибрать к рукам синдикат, – предположил Бармен. – Отсюда и все наши провалы.

– А провалы-то наши им, конкурентам, зачем? – спросил Зураб.

– Молодой ты, Зураб. Как червь яблоко пожирает? Пробирается внутрь и лишает его жизненных соков. Яблоко падает, и тогда червь догрызает его до конца. Так же и с синдикатом. Предприятие обесценивают, а потом и прибирают к рукам. За копейки. Это называется искусственное банкротство.

– Но если шефа нет – кто же нам циркуляры присылает? – не отставал Зураб.

– Кто, кто! Почем я знаю, кто? Может, тот самый мент, который внедрился в синдикат, – ответил Бармен.

Глава 9
Тайная вечеря

Посреди рыцарского зала, прямо под люстрой, стоял круглый дубовый стол. Вокруг него – семь стульев, а членов правления собралось, как всегда, шесть. Каждый знал свое место. Седьмой стул, расположенный спинкой к большому центральному камину, должен был остаться пустым – таинственный хозяин «Эдельвейса», судя по всему, не появится и на этот раз.

Согласно ритуалу, без пяти двенадцать все шестеро членов правления встали вокруг стола. Наконец часы пробили двенадцать, и с последним ударом часов ожил динамик, вмонтированный в дубовую панель над входом в зал.

– Александр Терентьевич Громада… – произнес гнусавый голос и перечислил его должность, регион и дела, которыми тот занимается, после чего Громада сел за стол.

– Бармен… – Тут голос сделал паузу, словно поперхнулся. Однако все и так знали, что этот человек, имя которого неизвестно, возглавляет службу безопасности «Эдельвейса».

Бармен сел рядом с Громадой и положил на стол папку.

– Саркис Погосович Саркисян, – продолжал представление собравшихся голос. – Ведает общаком, главный бухгалтер фирмы…

Толстый седой человек в роговых очках с достоинством занял свое место напротив Громады.

– Артем Сидорович Ерохин, отвечает за Сибирский регион, – бубнил монотонный голос.

Едва дождавшись конца длинной фразы, Ероха по-хозяйски расположился на стуле.

– Черный Беркут, – продолжал вещать динамик, – отвечает за Сочи…

Имени, фамилии и должности рябого громадного азербайджанца голос не назвал. Все поняли: не положено.

Последним голос представил Зураба Сихашвили, и тот занял место рядом с пустующим председательским.

* * *

Неведомый хозяин «Эдельвейса» имел веские основания созвать внеочередное совещание правления. Слишком много в последнее время появилось проколов, и в самой их зловещей последовательности чувствовалось что-то угрожающее и неотвратимое.

Прежде всего члены правления должны были обсудить проблемы внутреннего свойства – по России и СНГ, в основном по Казахстану, а также Украине и Таджикистану. А кроме того, рассмотреть предложение одного известного в криминальных кругах международного консорциума совместно осуществлять транспортировку наркотиков из стран-производителей и осваивать новые рынки сбыта.

С одной стороны – предложение заманчивое: у западной наркомафии несравненно больший опыт. С другой – западный спрут несравненно могущественнее. Может сожрать «Эдельвейс» с потрохами. Возможно, так и задумано.

– Господа, у меня в депеше написано, чтобы я вел сегодняшнее заседание, – произнес Громада.

– Ну и веди, если велено, – сказал Зураб.

– У меня есть список вопросов, которые необходимо обсудить, – продолжил председательствующий, оставив слова Зураба без внимания. – Начнем работу. Пожалуйста, Саркис Погосович!

Финансист «Эдельвейса» поправил роговые очки и встал из-за стола.

– За последний месяц мы недополучили около двенадцати миллионов долларов. Больше всего потеряли в центре – в Санкт-Петербурге и в Поволжье. Неплохо обстоят дела в Сибири и на Дальнем Востоке. Ни шатко, ни валко идут дела на Урале и юге России. Предлагаю ужесточить контроль за доставкой и реализацией зелья – раз. И второе – сократить время, отпускаемое на реализацию товара до одной недели.

– Но тем самым мы отпугнем распространителей, – сказал Ерохин. – Надо четче планировать работу. Могу поделиться опытом.

– Поддерживаю Epoxy, – поднял руку Бармен. – Надо эффективней и жестче работать, как это делают в Омске, искать новые рынки сбыта и надежную крышу. А сокращать время на реализацию товара нельзя.

– Согласен, – кивнул Громада. – Решение принято. Что еще у тебя, Саркис?

– Большая растрата наличности у гендиректора фирмы «Эдем» Банкова. Из «черной» кассы исчезли полтора миллиона «зеленых».

– Ясно, – нахмурил брови Громада. – Бармен, поручаю тебе провести расследование с пристрастием и доложить мне лично.

– И правлению, – добавил Зураб.

– Да, конечно, и правлению, – поморщился Громада.

– У меня все, – сказал Саркисян и сел.

– Прежде чем перейти к главному вопросу, я хочу посоветоваться с вами, как поступить с Амантаем, который попал в поле зрения омской милиции.

Это сообщение Громады прозвучало как гром среди ясного неба. Омск, как и Павлодар, считался одним из самых сильных звеньев в наркоцепочке. Опытный наркокурьер до сих пор не прокалывался.

– Надырова взяли?

– Пока нет, но могут взять не сегодня завтра, – сказал Громада.

– А откуда у ментов данные на него?

– Из Крыма прислали фотку вместе с цидулькой. Пока еще не выяснил, кто именно. Да это теперь и не суть важно.

– Значит, там и наследил.

– Что с Надыровым решим? – спросил Громада.

Члены правления многозначительно переглянулись.

– Убрать его надо, пока не повязали…

– Согласен, – кивнул Саркисян, до сих пор молчавший. – Он слишком много знает.

– Если запоет в ментуре – дело табак.

– Амантай – парень крепкий, так просто его не расколешь, – попытался вступиться за наркокурьера Черный Беркут.

– Найдут у него слабое место, – сказал Саркисян. – Он в бабах своих завяз, как муха в банке с медом. Нажмут на его баб – и расколют.

Зураб Сихашвили, дождавшись, пока все высказались, возразил:

– Надыров – опытный работник. Стоял у истоков нашего «Эдельвейса».

– Мало ли что, – бросил Бармен.

– Такими кадрами не разбрасываются, – ответил Сихашвили.

– Что ты предлагаешь, Зураб? – спросил Громада.

– Не надо спешить, убрать всегда успеем. Надо отозвать его, изменить внешность…

– А если его загребут?

– Если понадобится – и в ментуре его пришьем!

Странно, но эта простая мысль никому до сих пор не пришла в голову.

– Сихашвили дело говорит, – сказал Черный Беркут. – Я поддерживаю его предложение.

Споры разгорелись с прежней силой.

– Шеф, если ты слышишь нас, выскажи свое мнение! – комически воздел руки к потолку Бармен.

Совещание длилось больше часа. Все выдохлись. Громада потянулся к пустующему председательскому креслу, нашел на пульте кнопку с надписью «кофе» и нажал ее.

Через несколько минут в зал вошел высокий охранник в камуфляжной форме. Это был Гримо – руководитель охраны подземелья. В руках он держал поднос с шестью чашками кофе.

– Расслабимся, – произнес Саркисян, сделав глоток.

Зураб к своей чашке не притронулся. Он сидел, вытянув под столом ноги и устремив взгляд в потолок, на люстру.

– А наверху-то благодать, небось, – мечтательно произнес Черный Беркут. – Прохладно, соловьи поют на все Сокольники…

– К Марусе бы под теплый бочок закатиться, – вздохнул Бармен. – Слышь, Зураб, пойдем со мной? – толкнул он в бок Зураба.

– Куда? – не понял Сихашвили.

– Гнездышко, говорю, есть у меня. Девки там – закачаешься! Высший пилотаж. И для тебя товарец найдется, по дружбе.

– Женщины меня не интересуют, – сухо произнес Сихашвили и зевнул.

– Ох, темнишь, парень. Такого красавчика – и не интересуют? Может, брезгуешь?

– Я сказал.

– Ладно, была бы честь, – ответил Бармен.

После небольшого перерыва члены правления перешли к самому сложному вопросу – о вступлении в международную организацию. Когда каждый член правления высказал свое мнение, разгорелись жаркие споры. В горячке досталось и незримому хозяину: много средств уходит неизвестно куда, деньги тратятся неэффективно, евроналички в кассе и общаке явно недостаточно.

– Да вот хоть бы это подземное царство! – разглагольствовал Бармен. – Столько бабок сюда вбухали. А на хрена, спрашивается?

– Не твоего ума дело, – оборвал его Зураб.

Приступили к голосованию. Но и оно не дало результата: Громада, Бармен и Ероха были за объединение с западной организацией, другие – против.

– Ничья – три-три, – констатировал Громада. – Но я решил, и это будет правильно…

Саркисян, Черный Беркут и Зураб переглянулись, словно ждали чего-то. Дверь скрипнула, в зал вновь вошел высокий охранник и протянул Громаде конверт с оттиском трехглавой кобры.

«Повременить с объединением», – прочел Громада при всеобщем молчании и побледнел…

Глава 10
Надпись на песочных часах

Алексей старался не вспоминать о пережитом. Старики – так он мысленно называл отца и мать, которые год назад стали пенсионерами, не выказали особой радости, когда он вернулся из тюрьмы, но и не указали ему на дверь, – как говорится, и на том спасибо.

А ведь раньше они гордились сыном. И зарабатывал вроде прилично, и дела в гору пошли… И вдруг связался с дурной компанией… Теперь вот пришел, как ободранная кошка. Вроде бы дружки помогли раньше выйти на волю. Если и впрямь дружки, то где они теперь, почему не помогают, хотя бы первое время.

С деньгами у Алексея было не густо, а источников дохода не было и не предвиделось. Фирма его отошла в чужие руки, вчерашние друзья отвернулись от него, в упор не видели.

Первые дни Ильин с утра до ночи бродил в поисках хоть какого-нибудь заработка. Но руки человека с волчьим билетом не требовались нигде, да он ничего толком не умел делать этими самыми руками.

«Хоть в дворники иди!» – подумал он однажды. А что, работа здоровая, все время на воздухе. Он даже сгоряча подумал было пойти в ДЭЗ и предложить свои услуги, но потом одумался. Во-первых, дворник уже был – Ильин почти каждый день встречал во дворе угрюмого рябого дядю Шамиля, татарина с угреватым носом, вечно либо пьяного, либо с похмелья. Во-вторых, в самом ДЭЗе его наверняка еще помнят, причем совсем в другом качестве – как богатого процветающего «нового русского», приезжающего иногда навестить родителей на шестисотом «мерседесе», с охраной, да еще с умопомрачительной красоткой…

Видя, что его жалкий капитал съеживается как шагреневая кожа, Алексей решил пойти на вокзал, чемоданы подносить пассажирам, – силенок в руках вроде хватало. Однако тут же выяснилось, что и здесь имеется своя корпорация, и чужака, пытавшегося примазаться, немедленно изгнали из носильщиков – спасибо, морду не набили.

…Бродя без толку по городу, который стал чужим и враждебным, Алексей несколько раз проходил мимо своего бывшего офиса – ноги сами несли туда. Теперь там даже вывеску сменили. Спрятавшись за деревьями на противоположной стороне улицы, он поглядывал на окна – не мелькнет ли там знакомое личико, тоже, наверное, ставшее чужим… Личико не мелькало.

В эту пятницу Алексей поднялся, как всегда, поздно. А куда спешить? И потом, больше валяешься – меньше есть хочется. Стариков дома не было. Наверное, уехали на дачу – он слышал обрывки их разговоров. Сына даже не сочли нужным поставить в известность. Что ж, тем лучше. По крайней мере, шпынять будет некому, намекать на лишний рот.

Алексей выпил стакан чаю. От чая остался во рту неприятный привкус – чай был дрянной, не сортовой, грузинский, раньше он и не взглянул бы на такое пойло. Початую пачку он обнаружил в кухонном шкафчике – спасибо, мать не забрала на дачу.

После чая встал вопрос – чем теперь заняться? Если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя – кажется, так сказал какой-то мудрец. А что, правильно сказал.

Время, время…

Алексей подошел к окну, выглянул во двор. Две липы чахли в вечной тени, в песочнице возились ребятишки, две няньки сидели на лавочке, одна вовсе не дурная. Пацан лихо прокатил на велосипеде. А вон и дворник Шамиль показался, в оранжевом фартуке и с метлой в руках…

Опять потянуло к своему офису. Но он отогнал эту мысль. Даже сплюнул, проговорив: «Черт, так и свихнуться недолго».

Мельком глянул в зеркало – ну и харя! Может, побриться? В это время раздался звонок в дверь.

Кого еще черт принес? Ну, не к нему же пришли, в самом деле? Наверное, к отцу, сосед-преферансист. Может, открыть, стрельнуть у него десятку на пиво? Так ведь не даст, сволочь. А не даст, так и открывать нечего.

Алексей снова принялся изучать свою физиономию в зеркале. Звонок повторился, долгий и настойчивый. Менты, что ли? Но ведь он ничего не нарушал, отметился в райотделе вовремя. А ежели этот сосед, можно и в самом деле попытаться перехватить десятку.

– Кто там? – спросил Алексей.

– Это квартира Ильиных?

Нет, это не сосед. Голос незнакомый.

– Кто вам нужен?

– Алексей Павлович.

Ильин приоткрыл дверь, не сняв цепочку. За дверью стоял молодой человек в модной куртке, с золотой сережкой в ухе.

– Ну, я Алексей Ильин.

Гость окинул его цепким взглядом:

– Похож, хотя видок тот еще… У меня для вас письмо.

Молодой человек сунул в щель узкий голубой конверт и исчез.

Ильин закрыл дверь и вернулся в комнату. Конверт был девственно чист, на нем не было ни адреса, ни фамилии. Алексей даже понюхал его – повеяло чем-то давно знакомым.

Он надорвал конверт, из него выпал сложенный вдвое листок бумаги, на котором было написано: «Алексей, дорогой! Ты вернулся, поздравляю. Я знаю, что тебе нелегко. Нам необходимо встретиться. Жду тебя завтра, в семь вечера, в ресторане „Прага“. Клеопатра».

Листок благоухал «Елисейскими Полями» – ее любимыми духами. Сердце Алексея учащенно забилось. Нахлынули волнующие воспоминания: скорый поезд Москва – Сочи, прекрасная незнакомка, вспышка страсти… И дурманящий аромат странных сигарет, аромат, который поначалу придал ему богатырские силы и самоуверенность, а впоследствии принес столько страданий…

Опять невыносимо захотелось глотнуть наркоты. Но он знал: еще разок хлебнешь – уже не вылезешь. Да и нет ее, к счастью, наркоты…

Тревожные мысли оттеснила сумасшедшая радость: Клеопатра здесь, она помнит, она ждет его! И не далее как завтра они встретятся!

Алексей перечитал записку, сунул ее в карман, походил по комнате, стараясь унять волнение и привести мысли в порядок. А должен ли он идти на эту встречу? Какое может она иметь продолжение? Клеопатра и он ведь такие разные, и за время его заключения стали совсем чужими. Что его ждет? Опять наркота и, как следствие, тюрьма? Только не это. Он завязал с зельем. Навсегда.

Меряя шагами комнату, машинально снова взглянул на себя в зеркало платяного шкафа. Ну и образина! Волосы выцвели, появились большие залысины. Глаза впали, под глазами мешки… Хорош, ничего не скажешь. Если бы увидела его в таком виде Клеопатра, не назвала бы «дорогой».

Еще толком ничего не решив, Ильин начал лихорадочно приводить себя в порядок. Для начала принял холодный душ, чтобы в голове прояснилось, и побрился. Героические усилия Алексея не пропали даром – он молодел на глазах. И к концу процесса омоложения на него смотрел из зеркала человек, похожий на прежнего Алексея Ильина, каким он был до ареста: вальяжный, ухоженный, с самоуверенным взглядом, который, если и боялся чего-то в жизни, так это разве что летать самолетом. Правда, сильно исхудавший, но это дело поправимое.

Пронзительная трель телефона отвлекла его от мыслей о Клеопатре.

«Наташа!» – подумал он, бросаясь к трубке. Предчувствие его не обмануло.

Разговор получился долгим, но безрадостным. Жена сказала, что устала его ждать, что он, в сущности, разрушил ее жизнь, что она долго думала об их отношениях и пришла к выводу, что они теперь чужие. Бросила туманную фразу, что жизнь не стоит на месте.

– Ты о чем, Наташа? – спросил Алексей.

– Время все уносит, Леша. И наша жизнь оказывается иногда короче, чем кажется…

– Послушай, а Светланка?! – почти выкрикнул он.

– Вспомнил-таки, – с горечью произнесла Наташа.

– Наташа!

– Я уже почти тридцать пять лет Наташа. А о том, что у тебя есть дочь, ты вспоминаешь только тогда, когда тебе выгодно.

– Неправда!

– Неправда, говоришь? Так вот тебе правда. Света тебя, считай, забыла, ты стал для нее чужим. И для меня тоже…

Ильин в сердцах бросил трубку. Опять посмотрел на себя в зеркало. Вроде есть еще силы в пороховницах и не все потеряно. Теперь он окончательно решил пойти завтра в «Прагу». Надо вот только галстук у отца поискать поприличнее, да костюм свой почистить в срочной химчистке. Тот, в котором прибыл из Омска, – другого не было.

…Алексей узнал Клеопатру сразу, как будто только вчера расстались. Она сидела в углу за столиком, недалеко от эстрады.

Народу в зале было немного.

Клеопатра нисколько не изменилась, лишь чуть похудела и даже помолодела. Длинные темные волосы уложены в высокую прическу, платье с глубоким декольте, бриллианты в ушах и на пальцах.

Ильин подошел к ней и остановился, не в силах произнести ни слова. Сказочная фея протянула ему руку для поцелуя и произнесла:

– Ну, здравствуй, любимый…

Алексея будто окатила горячая волна. Пошатнувшись, он плюхнулся на стул.

Стол был уставлен закусками, в серебряном ведерке со льдом стыло шампанское, но у Алексея почему-то сразу пропал аппетит.

Похоже, Клеопатра тоже потеряла аппетит. Они жадно смотрели друг на друга и не могли наглядеться.

– Вид у тебя усталый, – наконец сказала Клеопатра.

– Вышел вот на волю и очутился у разбитого корыта, – вздохнул Ильин. – Столько воды утекло, столько времени прошло… Может, я упустил свое время? Знаешь, как говорится: «Дорого вовремя время. Времени – много и мало…»

– Знаю, знаю, – улыбнулась Клеопатра. – Надпись на песочных часах. – И докончила: – «Долгое время – не время, если оно миновало».

– Точно, а я не мог вспомнить.

– Давай вместе подумаем, как тебе, Леша, жить дальше. Скажу откровенно: у меня для тебя есть большое и интересное дело.

Алексей вздрогнул:

– Клеопатра, я хочу тебя предупредить – я никогда больше не буду ни перевозить наркоту, ни пробовать эту гадость.

– Об этом нет и речи, милый, – успокоила его Клеопатра. – Я рада твоей решимости.

– Так что ты предлагаешь?

Она неожиданно привстала и погладила его лицо. Алексей поцеловал ее благоухающую ладонь.

– Спасибо. – На глазах Ильина самопроизвольно навернулись слезы.

– У меня есть влиятельный друг, он даст тебе рекомендацию. Будешь управлять большой финансово-промышленной компанией, – будто не заметив этих слез, проговорила она. Потом открыла пачку незнакомых Ильину сигарет, достала одну, щелкнула дорогой зажигалкой, закурила, выпустила струйку дыма. Увидев, как вытянулось у Алексея лицо, улыбнулась: – Нет, это не то, что ты подумал. Я тоже завязала с наркотой. Это обычная сигаретка, египетская. Я курю, только когда очень волнуюсь. Слушай, поедем ко мне в коттедж? – неожиданно предложила она.

Ильин замешкался с ответом.

– Знаю, ты о Наташе своей думаешь, – улыбнулась Клеопатра. – Зря. – Она порылась в сумочке, достала видеокассету и протянула ее Алексею.

– Что это?

– Полюбуешься на досуге, как твоя Наташа забавлялась с фирмачом Глобовым. Она его любовница. И скажу тебе, довольно квалифицированная…