Текст книги "Чары Клеопатры"

Автор книги: Леонид Головнёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава 31
Удар в сердце

Эх, жизнь-жестянка! Еще в детстве Клеопатра слышала от кого-то, что счастье не бывает постоянным, что жизнь полосатая – то белая, то черная. Вот так и у нее – все, казалось бы, наладилось, черная полоса подходила к концу, должна была смениться белой: Саркисян деньги передал кому нужно; те люди подвели дело к пересмотру решения суда, и адвокат заверял, что он уже доказал несостоятельность ее обвинения… И вдруг адвокат снова появился в колонии, долго о чем-то совещался с Мариной Федоровной. Это не к добру, предчувствовала Клеопатра.

Так оно и вышло…

Адвокат был сосредоточенным и не таким уверенным, каким представлялся ей раньше. Долго мялся, заводя разговор то на одну тему, то на другую; и она не выдержала, спросила напрямик:

– Не морочь мне голову, скажи, что случилось?

– Пока ничего особенного. – Посредник попытался сгладить удар. – Просто пока отложили решение о пересмотре вашего дела.

– Почему? На это должны быть серьезные причины.

– Причины, безусловно, есть. Начальник отдела по борьбе с наркобизнесом майор Чернов предъявил какие-то новые документы о вашей причастности к «Эдельвейсу». Вот дело по-новому и закрутилось. Но вы не беспокойтесь, мы с Мариной Федоровной нашли другой способ вашего освобождения. Потерпите еще немного.

Потерпите… Немного. Третий год она терпит. Для него, там, на воле, может, и немного, а для нее – будто вечность. И дочка растет в неволе…

Майор Чернов, старый сослуживец Алексея. Совсем не придавая значения этому, она машинально спросила:

– А как там мой благоверный, Ильин?

Адвокат снова ответил не сразу:

– Ничего хорошего не могу сказать и о вашем благоверном. Саркисян вроде бы сократил его должность в банке.

– Почему?

Адвокат поерзал на стуле:

– Разве сам Саркисян вам ничего не рассказывал?

– Нет. У нас на другую тему был серьезный разговор. Наверное, запамятовал.

– Ильин стал якшаться с ментами. С тем самым Черновым. Вот и появилось подозрение… И другую шмару завел себе ваш благоверный, некую буфетчицу из кафе…

Вот оно объяснение холодности Алексея в последний приезд, его невнятного поведения на суде, поняла наконец Клеопатра. Он предал ее с потрохами! Подлец! Негодяй! Этого она ему не простит. Как он мог!.. Столько она сделала для него, из тюрьмы вызволила, безбедную жизнь обеспечила. Свету, как родную дочь, приняла… Не зря говорят: мужчины, что кобели, стоит только сучке хвостом махнуть, и они следом побегут…

– Вот что, – приняла решение Клеопатра, – передай Саркису, денег больше Ильину не давать. О том, что готовите мое освобождение, ему ни слова.

– Хорошо, Зулейка Ивановна…

Да, удар в самое сердце и в самое неподходящее время: она уже настроилась на освобождение, мечтала умчаться с дочкой к морю… и с Ильиным… Как он мог! Забыл, как нежно ласкал ее, какие сладкие слова говорил в поезде, когда они только познакомились, и позже, когда нежились в постели, на пляже в Испании. Не верила она раньше мужчинам, а ему поверила: разве может человек быть неискренним, когда любит? А в том, что Алексей любил ее, она не сомневалась. Теперь разлюбил? Наверное. Выдержать без женщины третий год конечно же не каждый сможет. Но Алексей был не такой, как все. К тому же он изредка приезжал к ней. Может, филеры Саркиса ошиблись в чем-то или преувеличили?

Ну, встречается он с Черновым, и что из того? Не обязательно же закладывать жену?.. А буфетчица?.. Нет, дыма без огня не бывает.

Что ж, и она, Клеопатра, не зря из кавказского рода, умеет любить и мстить, придумает кару предателю и его новой обожательнице. Собиралась вместе с ним в Средиземном море купаться, а теперь… теперь ему и подмосковного водоема хватит. А любовнице хватит того, чтобы пустить ее по миру. На нищую и бомжи не станут зариться…

– Сколько еще нужно? – спросила Клеопатра адвоката.

– Да я не к тому, – смутился адвокат. – Думаю, обойдемся той суммой. – Помолчал. – Ну, если имеется лишний кусок, можно приготовить на всякий случай.

– Лишний, – усмехнулась Клеопатра. – Не из золотого каньона черпала. Друзей всех обобрала. И некоторые друзья такими оказались, что пока я тут парюсь, все сусеки обшарили. Кстати, Счастливчика не нашли?

– Саркисян послал на поиски троих: Рустама, Кузнеца и Билла. От них Вано нигде не спрячется, найдут.

– Скажи Саркису, пусть попробует связаться с Махмудом. Я для него тоже много сделала.

Теперь усмехнулся адвокат:

– Не получится, Зулейка Ивановна. Он недавно взял у Саркиса в кредит пол-лимона баксов на какое-то предприятие и исчез…

И все из-за ее ареста. Почувствовали, что здесь, в колонии, руки у нее коротки, вот и начали растаскивать то, что ей удалось скопить. Сволочи! Пауки в банке. Крысы, улепетывающие с тонущего корабля… Нет, он еще не утонул и, слава богу, не утонет. И всем она постарается воздать должное. Только бы выбраться отсюда.

– Говоришь, нашли с Мариной Федоровной другой способ?

– Есть одна хитрая задумка, Зулейка Ивановна. Вытащим вас, не беспокойтесь. – Он взял ее руку и поцеловал. Прижал к своему сердцу. – Чувствуете, как оно бьется? – спросил с грустью. – Я люблю вас, Зулейка Ивановна. Увидел и влюбился как мальчишка, и тут ничего не поделаешь. А вы по-прежнему…

– Не надо, – остановила она его. – Ты хороший, симпатичный парень и тоже нравишься мне. Но знаешь: козе не до козла, когда хозяин с ножом идет. Так вот и мне. О какой любви может идти речь, когда я в клетке.

Она говорила правду. Адвокат ей нравился. Он молод, всего двадцать семь – почти на десять лет моложе ее, – красив, атлетически сложен. Даже Марина Федоровна как-то заметила: «Чего ты ломаешься? Такой мужчина! Была бы я помоложе и такая красавица, как ты, думать бы не стала».

А Клеопатра думала. У любви, знала она, есть высшая точка, на которой не просто удержаться, и многие, достигнув ее, либо удовлетворяются достигнутым и теряют интерес, либо теряют голову и срываются вниз. Ни того ни другого она не хотела. И понимала – нельзя расслабляться, поддаваться соблазну. Да и какая тут, в колонии, в неволе может быть любовь?! Вот выйдет на свободу, тогда назло Ильину и она насладится мужской горячей плотью этого крепкого, сильного парня…

– Подожди. Ты сам говоришь, что недолго осталось, – вздохнула Клеопатра. – Не могу я здесь. Как птица в клетке. Не только тело, душа скована. – И поцеловала его в щеку.

Глава 32
Операция «Вано»

Вано Счастливчик со своей половиной безмятежно почивал, не догадываясь, что за их домом уже вторые сутки наблюдают Кузнец с Биллом…

Рустам вернулся в отменном расположении духа.

– Сворачиваемся, – сказал он. – Берем клиентов и на базу.

Похищение произошло без сучка, без задоринки. Спросонья Вано и Мария не оказали никакого сопротивления. Билл и Кузнец без особого труда связали им руки, втиснули на заднее сиденье потрепанной «Волги». Сами сели по бокам, изрядно потеснившись, и Рустам повел машину на противоположную окраину города.

В подвале все было готово – шеф расстарался.

Вано и Марию, сняв с них предварительно накинутые на голову мешки, развели по разным комнатам – так именовал Рустам подвальные клетушки, забитые рассохшимися бочками из-под виноградного сусла и прочим хламом.

Первым начали допрашивать Вано.

– Старик, отпираться бесполезно, – сказал Рустам. – Ты спер миллион баксов из общака, выданные тебе Громадой в Кемерове. Будешь отпираться?

– Нет.

– И правильно сделаешь. За воровство из общака полагается смерть. Сам знаешь, не маленький. Но Саркисян сказал: вернешь деньги – останешься жить. Ну, где баксы?

– А где гарантия?

– Вот она. – Рустам двинул Счастливчика в зубы. Тот выплюнул выбитый зуб на пол, Кузнец вытер у связанного кровь с лица.

– Времени нет, – произнес шеф. – Или давай деньги, или мы тебя уроем.

– Денег нет.

– Не валяй дурака.

– Откуда тут деньги? Вы же меня из дома забрали и увезли.

– Скажи, где они лежат.

– Денег нет, – повторил Вано, с трудом шевеля разбитыми губами.

– Мы сейчас туда поедем и все по дощечке переберем и, если не найдем, сожжем тебя заживо, предварительно спустив шкуру.

Зверски избитого Вано заперли в клетушку, после чего приступили к допросу Марии. Но та уверяла, что о баксах ничего не знает.

Машке тоже досталось по первое число, однако она держалась на удивление стойко. Видимо, регулярно принимаемая «феня» снижала болевые ощущения.

Так или иначе, допрос ничего не дал, Рустам чувствовал, что потерпел неудачу. Ехать в коттедж Вано и искать там саквояж с баксами было равносильно поиску иголки в стоге сена.

И тут Кузнеца осенило. Он догадался, зачем Вано время от времени заходил в теплицу… Он поспешил доложить об этом шефу. Тот, подумав, похвалил его за смекалку. Оставив Билла стеречь пленников, шеф и Кузнец отправились в теплицу.

Деньги они нашли быстро. Трясущимися руками Кузнец открыл чемодан и облегченно вздохнул: пачки стодолларовых купюр лежали в ряд. Он посмотрел на Рустама. Тот, сощурив глаза, молча кивая головой.

…Билл изнывал от безделья. В маленькое окно, которое было прорублено в кухне их полуподвального помещения, он видел на противоположной стороне улицы небольшой киоск с выставленными на витрине горячительными напитками. Ему очень хотелось выпить, а Рустам с Кузнецом задерживались.

Прикинув, что на то, чтобы добежать до магазинчика и купить бутылку, ему потребуется минут пять-семь, Билл решился и уже направился к двери, но услышал слабый голос Вано:

– Генацвале, подойди на минуту, умираю…

Билл заглянул в чулан:

– Чего тебе?

– Умоляю, дружище, отведи в туалет…

– Перебьешься!

– Мочи нет… Сейчас лопну… Не выдержу… Денег дам. – Вано страдальчески закатил глаза к потолку.

– Денег? – переспросил Билл и, потоптавшись, подошел к Счастливчику, резко поднял его с пола и поставил на ноги. – Давай деньги!

– Сейчас. Они в трусах зашиты… Развяжи руки или сними брюки…

Голос у Вано был слабый и заискивающий. Разбитые в кровь губы и огромные синяки под глазами вызвали у охранника чувство жалости.

Он сдвинул пистолет к поясу, своей ладонью вытер кровь с губ узника.

– Ладно, сходи опорожнись. – Билл развернул Вано лицом к стене и стал развязывать веревку на запястьях.

– Спасибо, друг, по гроб жизни не забуду, – лепетал Счастливчик, – более порядочного человека я не встречал… Ты не беспокойся, я отплачу, большие деньги дам…

Когда руки Вано освободились от веревки, он внезапно развернулся, ударил Билла в сонную артерию пальцами, под которыми скрывалось лезвие бритвы. От резкого поворота сам Счастливчик потерял равновесие и повалился на пол.

Билл вскрикнул. Одной рукой зажал рану, из которой хлестала кровь, другой выхватил пистолет и выстрелил в грудь Вано. Второй раз нажать на спусковой крючок не хватило сил. Глаза его заволокла пелена, тело ослабло, и он медленно опустился на Счастливчика, припечатав его всем своим весом к грязному цементному полу.

Выстрел услышала Маша и сразу метнулась к двери, прильнула к замочной скважине. На кухне никого не было.

Подтащив тяжелый табурет, она взобралась на него и через стеклянное окно над дверью оглядела помещение. В нем никого не было. Тогда она взяла железную кружку и разбила ею стекло. Поставив еще один табурет на первый, она перелезла из своей клетушки на кухню. Когда спрыгивала на пол комнаты, подвернула ногу.

Превозмогая боль, Маша прокралась к чулану, где сидел Вано, заглянула внутрь и от страха отпрянула назад.

Стены и пол чулана были залиты кровью. Охранник хрипел, дергаясь в предсмертных судорогах. Вано стонал – пуля прошила левое предплечье – и безуспешно пытался выбраться из-под грузного Билла.

Осмелев, Маша помогла Счастливчику. Она стащила с него умирающего охранника. Положила под голову Вано валяющийся здесь же рваный бушлат. Нежно погладив любовника по щеке, участливо спросила:

– Милый, как ты себя чувствуешь?

– На букву ху, – попытался улыбнуться Вано. – Ты, того… возьми у меня в трусах кошелек и беги на улицу. Останови частника. Отдай все, там приличная сумма. Надо мотать отсюда. Чем скорее, тем лучше.

– Я сейчас. – Девушка запустила ему в брюки руку и вытащила кошелек. – А куда ехать-то?

– Быстрее за машиной… В горы поедем… Там сообразим! – прикрикнул на нее Вано. В голове его пронеслась мысль, что судьба опять благосклонна к нему. Нет, не зря Черный Беркут дал ему кличку Счастливчик.

…Рустам с Кузнецом лишь на несколько минут опоздали на кровавую разборку. Пока они сдавали под расписку деньги управляющему Тбилисского банка развития Самвелу Мирганяну, таков был приказ Саркисяна, прошло добрых полтора часа.

Этого времени Вано с Машей с лихвой хватило, чтобы поймать частника и рвануть в Сванетию, где у Счастливчика остались родственники.

– Все, Кузя, миссия наша окончена, рвем отсюда когти! – Рустам с ожесточением рубанул ладонью воздух и смачно выругался.

Глава 33
Прощание и прощение

Поздней ночью железные ворота женской колонии открылись и из них выехал закрытый грузовик, в котором лежали два гроба, большой и маленький. ЗИЛ свернул в узкий переулок и, подъехав к черной «Волге», мигнул фарами. Легковая машина двинулась за фургоном.

Через пятнадцать минут колонна втянулась в лес, въехала в ворота садового участка, огражденного высоким забором. Здесь стояла белая «Волга» с синими номерами. Из нее вышла Залесская, одетая в штатское. Она подошла к черному автомобилю, открыла переднюю дверцу и негромко сказала:

– Приветствую вас, господин Саркисян. Все нормально.

Банкир, покряхтывая, вылез из машины. В руках он держал кожаный чемоданчик.

В это время двое дюжих молодцов в униформе открыли тент ЗИЛа и заскочили в кузов машины. Когда Залесская и Саркисян подошли к грузовику, Клеопатра уже стояла между гробами и крепко прижимала к груди дочь…

Залесская провожала «Волгу» Саркисяна до поворота на шоссе, ведущее в Москву. На прощание машина мигнула фарами, резко развернулась и ушла в обратном направлении. Еще через пару минут к автомобилю банкира пристроились два джипа – охрана Саркисяна.

– Ну, здравствуй, шахиня! – сказал наконец банкир, хранивший все это время молчание. Он взял руку Клеопатры и поцеловал ее пальчики. – Поздравляю с выходом на волю.

– Спасибо, Саркис, я всегда верила в твою порядочность, – чуть заметно улыбнулась Зулейка Ивановна. – Те минуты, что я провела в гробу, показались вечностью. Многое пришлось переосмыслить, переоценить, перерешать…

Саркисян вопросительно и настороженно посмотрел на нее. Клеопатра осунулась, похудела.

– Я подкорректировала свое завещание из трех пунктов, – медленно, будто раздумывая, продолжала она. – Первый пункт, в котором я передаю тебе власть и с потрохами «Эдельвейс», остается неизменным…

Банкир напряженно молчал.

– Второй пункт, где я потребовала жестоко наказать известного тебе майора-гаишника, отбывающего срок в колонии, также остается неизменным…

– В той же колонии сидит и старший лейтенант милиции Голобородько, то есть Фома. Вы его лично знаете. Он уже получил приказ разобраться с гаишником, – проговорил Саркисян.

Клеопатра кивнула и продолжила:

– Третий пункт касается Ильина… Так вот, пусть он живет!

– Значит, ты уедешь в Испанию одна?

– С Дашей, – поправила его Клеопатра. – Ты же хорошо знаешь, что Ильин предал меня…

Саркисян поежился, увидев, как изменилось лицо шахини. Брови ее сошлись на переносице, а губы сомкнулись так плотно, что побелели.

Теперь он понял, почему Клеопатра запретила говорить Ильину о сегодняшнем освобождении.

Банкиру было известно, что Алексей уже давно встречается с Черновым и буфетчицей кафе «Ясенево», но откуда об этом узнала Клеопатра?

Будто угадав мысли Саркисяна, Клеопатра сквозь зубы произнесла:

– Поручи Рустаму, пусть подпортит физиономию этой буфетчице… – Подумала. – И вот еще что. Помоги ей стать хозяйкой кафе. А потом сделай нищей.

– Это запросто, – улыбнулся Саркис.

До самой Москвы ехали молча. Перед кольцевой дорогой Саркисян вручил Клеопатре пакет с документами, деньги, билеты из Киева в Барселону.

Клеопатра все это внимательно просмотрела.

Удовлетворенно кивнула, увидев, что в ее заграничный паспорт вписана Даша.

– Все, дорогой Саркисик. Будем прощаться. Я – прямиком до Киева. Не хочу больше оставаться в России…

– Понял, шахиня. Машина заправлена, шофер проинструктирован… Ровной дороги, и флаг тебе в руки.

– И тебе ни пуха ни пера…

Саркисян, не прощаясь, вышел из «Волги» и пересел в джип.

– Давай по кольцевой и на Киев, – тронула Клеопатра плечо водителя.

* * *

За три последних месяца Игорь Чернов дважды выезжал в Кемерово. Командировки были длительными, по десять дней, но не очень продуктивными. Раскрыть убийство милиционеров ДПС не удалось. Местные сыщики считали, что это дело рук заезжих гастролеров. Вероятнее всего, наркодилеры приехали из Санкт-Петербурга. Прямо из Кузбасса майор милиции Чернов послал в Северную столицу ориентировки на нападавших, составленные со слов обслуживающего персонала гостиницы «Нерль», где останавливались преступники.

По возвращении из Кузбасса Чернов получил объемистую папку документов и фотоматериалов из Санкт-Петербурга. Один из нападавших на пост ГИБДД на автодороге Новосибирск – Кемерово оказался в морге. Как установили сыщики, смерть его наступила от передозировки наркотика. Взглянув на снимок второго наркодилера, Вано Счастливчика, Игорь удивился, как не узнал его по фотороботу. Чернов дважды сталкивался с этим бандитом.

В общем, повод для размышления был. Но еще больше удивился Игорь Чернов, когда познакомился с материалами, поступившими от приятеля, работающего в УВД Тбилиси. На фотографии одного из погибших он узнал бандита по кличке Билл, который давно был объявлен в розыск. Рана, от которой скончался налетчик, поразительно напоминала ту, что оставлял после себя Вано Счастливчик.

Игорь достал видеокассету и несколько раз просмотрел ее. Сомнения окончательно развеялись.

Один из грабителей был убит в Тбилиси. Значит, второй, Рустам, видимо, также находится в столице Грузии. Что они там делают? Организовывают производство «фени»? «Эдельвейсу» после разгрома лаборатории в Парголове очень нужно было наладить синтез этого наркотика.

«Правдоподобно, – размышлял Чернов. – Но как там оказался Вано Счастливчик и почему он убил своего подельника?..»

Зазвонил телефон. Игорь отложил в сторону документы, снял трубку, коротко бросил:

– Слушаю. Чернов!

– Наконец-то. Я тебе уже раз десять звонил. – Голос показался майору очень знакомым, но он не сразу узнал, кто звонит. Поэтому спросил:

– Кто это? Не узнаю.

– Богатый буду. Это Ильин. Вчера со Светой мороженого объелся, вот и запершило в горле…

– Привет, Алексей, – обрадовался Чернов. – Я тебе тоже несколько раз звонил. Не застал. Потом в командировку умотал.

– Я тоже был в отъезде… А зачем ты меня искал?

– Хотел тебя порадовать: Клеопатра родила от тебя. Это из подлинного источника… Подтвердили анализы и экспертиза…

– Спасибо, Игорь, – перебил Алексей приятеля. – Для меня это действительно радостная весть. Хотя я уже давно успокоился. Теперь у меня другая проблема: Клеопатра и Даша подцепили какую-то заразу, кажется, гепатит… Никого к ним не пускают. В свидании отказывают. Мог бы ты по своим милицейским каналам узнать об их состоянии?

– Конечно, Алексей, я постараюсь навести справки и обо всем сообщу тебе, – успокоил Чернов бывшего однокашника.

– Спасибо, дорогой. Ты запиши мой сотовый. Звони в любое время.

Игорь записал его номер телефона в свою записную книжку и, пожелав Ильину стойкости и удачи, наказал поцеловать Свету.

Чернов не любил откладывать просьбы друзей в долгий ящик, поэтому позвонил Николаю Смирнову, у которого были связи в ГУИНЕ, и попросил срочно узнать, каково состояние Клеопатры и ее дочери.

Положив трубку телефона, Игорь взялся за материалы Интерпола. Одна информация привлекла его внимание. В ней говорилось о том, что из Сибири в Казахстан поступил новый наркотик, действие которого влияет на психику человека, вызывая глюки, агрессивность и сильное половое влечение. Зелье доставляется автотранспортом.

«Ага, – отметил Чернов, – речь, безусловно, идет о „фене“. И поставляет наркотик, конечно, Громада. Значит, придется вновь лететь в Кемерово…»

Вновь зазвонил телефон.

– Слушаю. Чернов.

В ответ – тишина. Уже который раз кто-то звонит ему и сопит в трубку. Игорь начал догадываться – Тамара. После смерти мужа она грубо отвергла его, а теперь вот, спустя два месяца, хочет, наверное, загладить свою вину.

– Тома, это ты? – не выдержал Игорь. – Говори, не молчи.

– Да, это я, – призналась Тамара. – Давай встретимся, поговорим…

– Хорошо, – согласился Чернов. – Я приеду к тебе сегодня вечером. Часов в восемь.

– Я буду ждать, – ответила она и положила трубку.

В кабинет без стука вошел Смирнов. Вид у него был несколько озадаченный. Николай держал в руках папку и барабанил по ней пальцами.

– Проходи! Что случилось? – спросил его начальник отдела.

– Скажу – не поверишь. – Смирнов плюхнулся на стул, уставился на Чернова.

– Меня трудно чем-нибудь удивить, – спокойно отреагировал Игорь.

– И все же ты удивишься. – Смирнов открыл папку, достал из нее стандартный лист бумаги, глазами нашел нужное место и начал медленно читать:

– В колонии объявлен карантин. Есть смертельные исходы. Умерли 3. И. Ильина и ее новорожденная дочь… Двенадцать человек помещены в медицинский изолятор… Проводятся профилактические мероприятия…

– Стой! Дай сюда! – Чернов забрал у него бумагу, прочитал написанное и глубоко вздохнул.

Мысли роем закрутились в голове. Не ждал и не думал он, что так бесславно закончит свою жизнь всемогущая Клеопатра. Ему даже стало жаль ее. Но это чувство вскоре отошло на второй план, уступив место трезвому размышлению – она давно ходила по лезвию бритвы. Раньше или позже, но конец ее был предрешен. Слишком много грехов лежало на ее душе, слишком много смертей, калек и слез оставила она после себя…

Чернов потянулся к телефону. Нужно было сообщить о случившемся Алексею Ильину. Но в последний момент Игорь передумал. Нет, он не станет сообщать об этом своему бывшему сослуживцу. Слишком жестоко будет с его стороны. Пусть тот сам получит официальное извещение о смерти жены и дочери.

* * *

…Самолет из «Шереметьева» прилетел в Малагу по расписанию. Алексей Ильин выглянул в окно иллюминатора. Ярко светило весеннее солнце. На бетонке суетились работники аэропорта в ярко-красных куртках. Чуть поодаль виднелась клумба, на которой царствовали желтые тюльпаны. Быстро подали трап, и бортпроводница пригласила пассажиров на выход.

– Пап, а нас будут встречать? – спросила Светлана.

– Конечно, гид из турфирмы, – ответил Алексей, хотя понимал, что дочь ждала от него совсем другого ответа.

Прошла долгая и суровая зима, которая принесла Ильину много бед, несчастий и разочарований. Началось все с внезапной смерти Клеопатры и их дочери Даши. За этим первым ударом судьбы последовал второй. Саркисян объявил, что его должность сокращается и, выдав Алексею зарплату за три месяца вперед, уволил его. Затем последовал третий удар – блудливая соседка-буфетчица наградила Ильина венерической болезнью, которую он, боясь огласки, лечил амбулаторно. Каждый сеанс ему обходился в копеечку, зато никто не узнал о его несчастье.

Были и другие удары. Верно говорит пословица: «Пришла беда – открывай ворота». Но самое большое несчастье – это конечно же потеря Клеопатры. Только когда ее не стало, Ильин понял, что для него значила эта женщина. Даже сейчас, когда прошло несколько месяцев после ее смерти, он постоянно думал о ней, мучительно переживая, что изменил ей, чем, видимо, нанес любимой сильную душевную травму. За это он казнил себя, даже не пытаясь найти оправдания своему поступку.

После той ночи в комнате встреч в женской исправительной колонии, когда Клеопатра обвинила его в измене, Ильин написал ей длинное письмо – исповедь. В нем он признался, что бес его попутал и этим бесом была соседка-буфетчица, что он не любит ее, что случайно по стечению роковых обстоятельств оказался в ее постели.

Но духу передать или отправить по почте это письмо у него не хватило. Письмо и сейчас лежало в кармане его пиджака.

Удары продолжали сыпаться на Ильина, пока по рекомендации Игоря Чернова его не принял на работу один из московских коммерческих банков. Алексей с головой ушел в дела, пытаясь забыть все, что было прежде, порой ему это удавалось – на службе он задерживался допоздна. Но Света все время напоминала своими расспросами о былом, о Клеопатре и своей сестренке Даше.

Может, эти постоянные вопросы дочери, которые бередили его душу, пробуждали в ней милые сердцу воспоминания, необъяснимую тоску, и побудили Ильина съездить на весенние каникулы Светы в Испанию.

И вот они стоят перед высоким забором, на котором когда-то висела табличка: «Собственность Зулейки Ивановны Ильиной». Теперь этой таблички нет, но остался след – небольшой квадрат, краску на котором жгучее южное солнце не успело выжечь и уравнять с пожухлым цветом всего забора.

Поразмышляв минуту, Алексей нажал кнопку звонка. За дверью – тишина.

Ильин еще раз дважды нажал на кнопку.

Мучительно долго тянулись минуты. Света прижалась к отцу, руки ее мелко подрагивали.

Наконец за забором послышались шаги. Дверь медленно отворилась, и на пороге показался высокий худой мужчина в спортивном костюме. Он пытливо осмотрел Ильина и девочку, бросил мимолетный взгляд на такси и что-то спросил по-испански.

Алексей, не знавший испанского, протянул ему свой заграничный паспорт, где значилась его фамилия, и по-английски пояснил:

– Раньше здесь жила Зулейка Ивановна Ильина. Это моя жена. Остался ли на вилле кто-нибудь из прежнего обслуживающего персонала?

Испанец выслушал Алексея, еще раз внимательно просмотрел паспорт и, сказав: «Момент», ушел, закрыв за собой дверь на засов.

Света еще плотнее прижалась к отцу. Она словно чувствовала, что сейчас произойдет что-то важное, таинственное…

За забором снова послышались шаги. Алексей даже различил женский голос. Он показался ему знакомым.

Шаги раздавались все ближе, ближе. Сам того не заметив, Алексей слишком сильно прижал к себе Свету, отчего она взмолилась:

– Папа, ты раздавишь меня!

Дверь открылась, и показались тот самый испанец и молодая женщина в белоснежном чепце и фартуке. Присмотревшись, Ильин узнал ее. Женщину звали Мария, она была служанкой у Клеопатры.

– Добрый день, Мария, – сказал Алексей.

Экономка чуть присела. Этим реверансом она дала понять, что узнала его. Затем полезла в карман фартука, достала оттуда маленький конверт и передала его Ильину.

Больше Алексей не успел ничего спросить. Дверь закрылась. Скрип железного засова болью отозвался в его сердце.

Они немного отошли, и Света дернула отца за рукав:

– Папа, что там в письме?

– Сейчас, дорогая, сядем в такси и прочитаем.

Конверт был без подписи. Распечатав его, Ильин достал небольшой лист бумаги, скорее всего вырванный из записной книжки, и узнал почерк Клеопатры.

«Я прощаю тебя, Ильин», – прочитал он, и сердце его забилось громко и тревожно.