Текст книги "В ожидании счастливой встречи"

Автор книги: Леонид Кокоулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Черная рябина

В этот день Валерий с работы в общежитие бежал, как кросс сдавал. Он стремглав влетел на высокое крыльцо, протопал коридором, на ходу сбросил робу, заскочил в умывальник, плеснул на лицо горсть воды и в комнату вскочил расхохленной птицей, наскоро утерся первым попавшим под руку полотенцем. Куртку из нерпы на плечи – и за дверь. Он подскочил к автобусу в тот момент, когда шофер уже потянул на себя дверь. Валерий сунул ногу в притвор и протиснулся внутрь. Со ступеньки оглядел пассажиров. Увидел Брагина.

– Петро! – запальчиво крикнул Валерка. – Место занял?!

– Давай, давай, – помахал Брагин, – вклинивайся. Ну-ка, парень, пересядь, – сказал он своему соседу, пока Валерий пробирался вдоль автобуса. – Видишь, командир собственной персоной. – Петро кивнул на запаренного Валерку.

Валерий чувствовал себя, словно хватил лишку: ему было все нипочем. Он не думал, что надо было предупредить о своем отъезде Ивана Ивановича, что Татьяна, уехав, не написала и адрес пришлось узнавать у ее подруги. Он хотел видеть Татьяну, хотел видеть немедленно, говорить с ней, хотел чувствовать ее губы, ее руки, остаться с ней, привезти ее обратно – словом, он не мог ждать больше ни минуты. И только поражался себе – как мог жить до этого без Татьяны. В таком, несколько одержимом, состоянии он и плюхнулся рядом с Брагиным.

– А ты куда, пижон, навострился? – очнулся Валерка.

– Не кудыкай! Жениться! Закуривай, – Петро подсунул Валерке сигареты.

– И так дышать нечем! – послышался сзади недовольный женский голос.

– Ладно, ладно, не гуди, мы не взатяжку, – успокоил Петро пассажирку и нагнулся к Валерию, притушил голос: – К Таньке, Валер? Я так и понял. А я еду Ольгу сватать. Помнишь, рыженькая? Такая фитюлька, на практике у нас была. Ну, ты ее еще как-то не то зеброй, не то коброй назвал.

Валерий засмеялся:

– В конопушках, что ли, остроглазенькая?

– Вспомнил?

– Ничего, симпатичная.

– Письмо прислала, – Петро пошарил по карманам куртки, – потом покажу. Вот рысь! Правда что рысь! Когти показывала, потом ничего, умаслилась, – на шепот перешел Брагин. – Помнишь, как мы ей берлогу медвежью показывали?

– Она-то не забыла?

– Какой, говорит, Петя, ты был тогда отважный.

Петро положил руку на сердце.

– Все о ней думаю, так беспокойно в душе, хоть кричи.

А у Валерия Татьяна перед глазами стоит. Так близко, что он невольно подается вперед.

– Ты чего, Валер? – одернул его Петро. – Со смены? Приляг. На под голову шубу, схрапни минуток шестьсот. Я последние дни двенадцать через двенадцать пахал, отгулы зарабатывал – и хоть бы что: ни в одном глазу. Я и маленький такой был: как куда засобирается отец с матерью, меня не уторкнешь. Интересно, как встретит Ольга? – Петра загасил папироску и машинально держал окурок в руке. – Теперь вот все вспоминается, каждое слово, каждая встреча и как на рыбалку ее водил. Уехала, думаю, не напишет, там на пятьдесят шестом, нашего брата – пруд пруди, да еще летчики. Написала. Валера, сломается автобус – побегу.

– Будет вам каркать, – донеслось опять из-за спины, – еще не хватало, чтобы автобус сломался, мелете черт-те что…

Валерий посмотрел через плечо и только открыл рот, как Петро потянул его за рукав.

– А ну ее, лучше послушай, мать у Ольги на счетной машине пашет, теперь кашу будет варить, а там, глядишь, через год и мушкетер. – Петро сунул Валерию под ребро кулак от полноты чувств.

– Ну, ты даешь, Петро… Не знал, что ты такой трепач.

– А что, раз – и в квас. Два сына, дочь – это как минимум. Натосковался я. – Петро закрыл глаза. – Не знал ее, как будто так и надо было, а теперь – зубы ломит…

«Пусть поговорит, – подумал Валерий, – за пятьсот верст устанет». Душу Валерия точил разговор с подругой Татьяны из комитета комсомола. Она продиктовала магаданский адрес Татьяны и спохватилась, будто тайну выдала: «Не подведи ты меня, Валера, Татьяне ни слова».

– Я ни при какой погоде от хороших людей не отказываюсь, – сказал Валерий.

«Значит, Татьяна напрочь рубила, – с беспощадной очевидностью пронеслась мысль. – Сам дурак, надо было сразу в загс. Теперь близок локоток. Правду говорят, что имеем – не храним, потерявши – плачем».

Валерий как-то всерьез не думал, считал, что вся жизнь еще впереди. Татьяна никуда не денется, раз любит – куда торопиться, и так хорошо: захотел – встретился, вот она, рядом, протянул руку к телефону, поговорил, пригласил – нет отказа, было так, было. А потом что-то надломилось: стала ускользать, сторониться, У Петро с Ольгой все складывалось по-другому. Да и сам он другой по натуре. Петро всегда казалось, что девушка не может его полюбить, да еще такая недоступная, как Ольга. Она замечательная, а он обыкновенный. Что поделаешь: счастье не кисет, в карман не положишь и не унесешь. Бывает, он это не раз видел, женился парень, а взаимной любви не состоялось. Бывает, приживутся, притерпятся и живут неплохо. Но если копнуть поглубже…

Петро не раз размышлял о счастье, сопоставлял со своей жизнью. Но так и не знал, в чем его счастье. Когда получил от Ольги письмо, понял, что был несчастен, а теперь… Он не размышлял, сел в автобус и поехал к лучшей девушке на земле, к своей девушке.

Валерию же всегда казалось, что стоит только захотеть, и все у тебя будет. И не было у него житейских проблем. Жил, как птичка певчая – легко и весело. Ведь и в загс его позвала Татьяна. Валерий не торопился. Все казалось просто: позови – и Татьяна тут на всю жизнь. Если бы он только мог предвидеть ее отъезд. А что предвидеть – Валерий и с собой не желал хитрить: ведь она русским языком сказала об отъезде, но тогда он свой характер показывал. Эх!

– Ты что, Валера, стихи читаешь? – спросил Петро. Валерий открыл глаза. – Спи, спи, это я так. Вот скажи, Валер, живут люди. Другой раз и по одной дороге ходят, каждый сам по себе, – опять о своем заговорил Петро. – И вдруг как магнит притянет и не оторвешь. И не сообразишь после, как все произошло. Милее человека на свете нет. Про Ольгу кто бы мог подумать. Р-раз – и обернулась царевной!..

– Тоже мне царевич. – Валерий повернулся к окну, подышал на стекло, протаял «окошечко» величиной с монету и прильнул к прозрачному кружочку глазом. Автобус брал крутой подъем, у самой обочины стеной стояли заснеженные кусты, и там, где они прореживались, лес убегал в глубокие распадки. Оттуда струился матовый свет. Пряталась в набежавшее облако луна, и все словно погружалось в глубокое черное безмолвие колымского простора: и кусты, и лес, и белые проплешины озер.

Но вот автобус одолел перевал, и побежали навстречу расцвеченные лунным светом холодные дорожные знаки. Валерий отвернулся от окна. Петро, уронив голову на грудь, спал. Валерий положил голову Петро себе на плечо. Во сне лицо у Петро осунулось, постарело. «Да и я не лучше», – подумал Валерий. «Ты погляди на себя, один нос остался», – вспомнились слова Егора Жильцова. «Была бы вывеска», – отшутился он тогда. А у самого тоска затаилась по Таньке. Говорила же «распишемся», и надо-же тогда брякнуть: «Только венчаться». Слово не воробей, а Татьяну после этого словно подменили. Прежде придет на танцы, стоит Таня в уголке, ждет Валерия. Валерий еще понаблюдает, как парни к ней один, другой… Подойдет вразвалочку. А Татьяна: «Валер, ну где ты? Так долго!» А тут вроде и нет Валерия, танцует с парнями. Как ни старается попасть ей на глаза – не видит. Валерий повернется на каблуке и в буфет. Сидит за столом, а душа в клубе. Ревность гложет, хоть впору иди и бей морду парню, с которым она танцует. Валерий понимает, что это глупо. Частенько отирался около комитета комсомола, ждал, когда выйдет. Издали увидит Татьяну, и то глоток живой воды. На стадион стал снова ходить. Из-за кого? Опять же из-за нее, Татьяны. Она – заядлый болельщик, а он не последний хоккеист. Татьяна на стадионе – у Валерия тройное дыхание. Однажды, когда состоялись игры команд на первенство района между Оротуканом и Синегорьем, за спиной Валерия кто-то сказанул: «Вон, братва, допинг идет». Валерий тоже посмотрел: Татьяна.

В прошлом году на катере в залив ездили. Валерий закрыл глаза… Парни, девчата, но ему казалось, что на палубе только Татьяна, а кругом берега в густой зелени, и солнце над головой бронзовой каплей плавится. Всех разморило. Татьяна платье скинула, и зарябило в глазах у Валерия от купальника в горошек, захотелось сию минуту бронзовую каплю с неба достать или в огненную струю броситься. Брюки долой. Вода ужалила тело, вобрала в себя его жар. Валерий поплыл было к берегу, но почувствовал, что сводит судорогой ногу, повернул к катеру. Капитану пришлось бросить веревку и подтянуть незадачливого пловца. А Валерий только счастливо улыбался: Таня подвинулась, и он сел рядом, чувствуя мокрым плечом ее горячее плечо.

– Ты где так загорел, Валера? – поцарапала плечо травинкой Таня.

– В Гаграх, – засмеялся Валерий. – На Снежной долине, где еще.

– На лыжах?

Валерий положил Тане на спину руку и ощутил гладкую нежную кожу.

– А я русалка, – тряхнула головой Таня, и тонкие золотистые волосы рассыпались по лицу. На Валерия смотрели синие глаза. Только катер причалил к берегу, Валерий Таню под локоть, удочки на плечо – и на ручей. Таня только успевает снимать с крючка рыбу. Все ему в этот день удавалось: и рыбалка – хариусы сами на удочку нанизывались, – и костер с одной спички. Валерий за главного кашевара. Таня только руками разводит: где ты, Валера, так научился? Он по-рыбацки и рыбу свежует, только жабры выбрасывает. На два ведра делит рыбу, в кипяток лаврушки, перчик-горошек. На берегу, между камней, стрельчатый зеленый дикий лук. Насобирал пучок.

– Вот это заправка так заправка…

Капитан Коля с катера машет. Парни в кубрик.

– А ведь обещали в рот не брать спиртного, не сдержали слово, – досадует Таня. Валерия тоже позвали. Подождал, пока закипит ведро, снял пену, отложил на листки ложку, сбежал к воде и по трапу поднялся на катер. Таня только посмотрела ему вслед.

– Ну, вот теперь и не грех по грамульке принять, – встретил его кружкой капитан. – Теперь мы на якоре.

– Я пас! – отодвинул Валерий кружку. – Не люблю я эти грамульки-фитюльки. Обещали трезвость! – Валерий зыркнул на капитана и вышел из кубрика, парни за ним.

Девушки сбились у костра. Валерий подошел к костру и услышал обрывок разговора: «Пить можно было и дома, на берегу».

Валерий стал искать в траве ложку.

– Тань? – поднял он глаза на Татьяну и вопросительно посмотрел на девушек. – Вы что такие колючие? Ребята, посмотрите – нет ли тут черной кошки?

– Была нужда на вас смотреть, на таких, как вы думаете! Слово комсомольца, молодого человека – это что, пустой звук, шелуха ореховая?! Валера, ты можешь мне сказать?..

Валерий сунул нос в ведро. Глаза у рыб побелели – уха готова. Он прихватил пучком травы ведро, Таня бросилась помогать, сошлись нос к носу. Валерий поставил ведро к «столу».

Татьяна еще подалась к Валерию и, как ему показалось, сильно потянула носом, как якутская лайка, когда белка западает в ветвях на лиственнице, – нет, не пахнет водкой, не пил – и весело выкрикнула:

– Девочки, но что же вы стоите? Чур, воду не грею!.. – И все бросились в заливчик.

– Валера, ты греешь, – потрогала Таня ногой горную, как хрустальное стекло, прозрачную воду.

– Надо немножко остыть для этой воды.

– Все-то ты, Валера, знаешь, все-все. – Таня подалась к Валерию, и у него в горле забилось сердце.

– Все и даже больше…

– Ты, Валера, от скромности не умрешь!

– Еще не один от хвастовства скоропостижно не скончался.

– Зазнайка, Валера, вот ты кто!

– Всезнайка – уточняю.

– Я сказала – зазнайка.

– Я говорю – всезнайка.

– Скажи тогда, что во-он за той горой?

– Тайна, покрытая синим мраком.

– Пошли посмотрим.

– Уха ждет. Нырнули по разу – и к огню.

Около костра Валерий придержал Таню.

– Один момент, – Валерий соорудил из трухлявых пней сиденье, – вот и трон, прошу!..

Таня чмокнула Валерия и уселась.

– Ты отказался от выпивки? – наклонилась Таня к Валерию. – Ты такой молодец. Так хорошо, и такой ухи еще ни разу не пробовала.

– Я – волшебник.

– Верю, – и Таня протянула свою тарелку за добавком.

– А мне уху в кружку, а рыбу вот сюда, – попросил Валерий, подставляя под рыбу широкий лист маревы.

Таня тоже взяла с листа рыбу и запила из кружки. Рыба на листе сразу остыла, набрала дух маревы, а уха в кружке впрогорячь – запивать в самый раз.

– Вкуснее, – призналась Таня.

– Эх, пехота, съел ведро, еще охота, – Валерий выскреб остатки из ведра и опрокинул его кверху дном. – Таня, рюкзак готов – идем!

– Только я понесу рюкзак, и не спорь, Валера.

– Пожалуйста, другой бы спорил. – Валерий помог Татьяне, пристегнул ремни, поправил рюкзак, и они пошли берегом, обогнули каменистую косу, поднялись повыше на берег, тут было светлев. Между могучими лиственницами, расстилался ягель, с островками спелой голубики. Мох был глубок и мягок, нога проваливалась по колено. Здесь было свежо, пахло, багульником, распадки дышали прохладой. По тропе, которая угадывалась между деревьями, оленьи и лосьи сходни к воде, по ним в жаркие знойные дни звери уходят на гольцы. По этой тропинке Валерий с Татьяной и поднялись на первый уступ горы. Здесь лес мельчал, попадались куреня разлапистого зеленого стланика. Внизу блестела река, прибоем шумел припойменный лес, а впереди подъем дыбился все круче, завихряясь, подбирался ко второй сопке. Валерий заметил, что на прижим по косогору направляется олень. Он остановился.

– Хочешь чуда? – шепнул Валерий и вырвал за ухом у себя волос. – Закрой глаза.

Таня закрыла. Валерий по ходу рогача поворачивал Тане голову. По-видимому, они с Татьяной и подняли зверя. Олень вышел, и сквозь кусты еле угадывался его силуэт.

Валерий колдовал, стараясь угадать направление ветра, не отпугнут ли они оленя и выйдет ли он на полянку. И олень словно услышал мольбу Валерия, вышел на поляну во всей своей красе.

– Открой глаза, – едва сдерживая дыхание, как можно тише сказал Валерий.

Таня открыла глаза. Красавец олень высоко поднял голову, даже глаз его сверкнул.

– Ой! – вскрикнула Таня.

Валерий увидел, что олень подобрал ноги, он прикрыл Тане глаза ладонью и тут же отнял руку от глаз. Оленя уже не было.

– Чудо! – выдохнула Таня. – Взаправду, да, Валера?! Колдун, вот ты кто, Валера. – Таня поцеловала Валерия. Они присели на валежину.

– Валера, еще можешь позвать оленя?

– Могу.

– Сейчас?

– Когда скажешь, – дрогнувшим голосом сказал Валерка и притянул Таню к себе.

Если по мху идти тяжело, шаг делаешь широкий, а получается меньше воробьиного, то по каменной наброске еще хуже: рваный камень не дает ступить и так навывертываешь ноги, что не знаешь ночью, куда положить.

Пересекли каменную гриву и стали подниматься небольшим лесистым распадком. Валерий заметил двух белок. Одна за другой они выскочили из дупла и, поставив фонтанами хвосты, ушли в заросли. Валерий засек дупло, вокруг валялись просверленные стланиковые шишки. Валерий сделал еще несколько шагов и растянулся на ягеле. Синее небо, лиственницы с желтыми иголочками, вращаясь, кружили голову.

Таня скинула с плеч рюкзак и присела рядом с Валеркой.

– Что угодно для души?! Яства царские, заморские, орешки изумрудные?

– Орешки! – не раздумывая, заявила Таня. – Хочу не золотые, а простые…

– Пожалуйста. Подойди, Таня, во-он к той лесине, – показал Валерий, – сунь, руку в дырку – и можешь взять орехов столько, сколько твоей душе угодно.

– Ну, Валера?!

– Хорошо. Принесу.

Валерий резво вскочил и принес целую пригоршню отборных орехов, встал перед Таней на колено;

– Прошу!

Таня взяла орех, раскусила крепкое душистое зерно.

– Как вкусно!

– Подставляй ладони.

Валерий высыпал Тане из горсти орешки стланика.

– Валер!

– Хочешь, из каждого уроненного ореха белка выскочит?

– Я боюсь, – неподдельно вырвалось у Тани.

– Ну, тогда идем?

По дороге Валерий незаметно для Тани наснимал с веток грибов из беличьих запасов. И перед тем как подняться на верхушку гольца, предложил:

– Не мешало бы подкрепиться, раскинуть скатерть-самобранку.

– Могу предложить, повелитель мой, тушенку, сырок плавленый, к чаю конфеты…

– М-да, – Валерий постоял в задумчивости. – Без приварка, пожалуй, не вытянем.

– У нас даже заправки нет.

– А зачем? Заправим лесным ароматом. Годится? Похлебка его величества – «лесной дух». А?

Таня не знала, что на это и ответить. Валерий в одну минуту развел костер, добыл воды и там же в ручье помыл грибы, завернул в лист и сунул себе за пазуху. Принес котелок, пристроил на таган. Таня заглянула: чистая вода.

– Можно глоток?

Валерий подал.

– Это и есть похлебка его величества «аромат лесной»? Вот и кудесник богов. На этот раз придется мне поколдовать. – И Таня вынула из рюкзака хлеб.

Котелок закипел.

– Так, Валера, подвела черная магия?!

– У нас такого не бывает. – Валерий выдернул волосок из чуба.

– Отсчитай десять шагов на восход, – сказал он Тане.

– Пожалуйста. – Таня сделала шаг, два.

Валерий уже успел вытряхнуть из листа в котелок грибы. Таня обернулась. Валерий стоял не шелохнувшись.

– Колдую. Я же сказал тебе, Таня, не оглядываться!

– Не сказал, Валера!

– Тогда извини, можешь вернуться.

Таня потянула носом.

– Аромат какой!

Она подошла, наклонилась над котелком.

– Боже мой, я рехнулась, честное слово, Валера, кто ты?!

Валерий открыл банку тушенки и поставил ее на угли, а когда в банке зашкворчало как следует, опрокинул тушенку в котелок. Еще минуту покипело в котелке.

– Прошу к столу.

…Автобус качнуло, и Петро клюнул Валерия носом, поднял голову.

– Тащится как опоенный. Мотор, видно, ни к черту, – проворчал Петро и опять уронил голову, и Татьяна снова у Валерия перед глазами. Палуба, черная рябина по берегу. Мороз сжег на березах листья, и кусты рябины словно подшагнули к реке. Хороводом березы.

– Пристанем? – попросила Таня. – Посидим.

Катер ткнулся носом в берег. Валерий взял на рука Таню.

– Тяжелая? – не отпуская шею Валерия, спросила Таня.

Валерий бережно поставил ее на сверкающий влажный песок.

– Не будем ломать рябину. Это наша пристань. Куда мы все спешим, торопимся, некогда увидеть, услышать других, себя.

Таня взяла Валерия под руку, и они поднялись вымытым берегом к рябине.

– Я очень люблю тебя, Валера, – вдруг сказала Таня. – Не знаю почему. – Таня посмотрела на Валерия, и он подумал: «А у нее действительно голубые глаза, голубые с большими черными точками. И как эта река, влажные». Она, не мигая, смотрела на куст черной рябины.

– Откуда он здесь? – И губы ее дрогнули, как у капризного ребенка. – Только, пожалуйста, не ломай.

– Дарю тебе, Таня, этот куст…

– Нет, Валера, это наша с тобой пристань. Ты все можешь! Ты такой взрослый, это меня пугает. Хочешь, я сварю тебе чай?

Таня ушла. Наконец она вернулась с чайником в руках, на носке его глухо позвякивала большая эмалированная кружка.

– Хорошо, что ты рябину не тронул, – Таня посмотрела на рябину. – Я буду любить тебя. – Таня отставила в сторонку чайник и опустилась около Валерия на песок. – Я даже не представляю, что у меня может быть другой.

Валерий поймал и себя на мысли, что боится, как бы кто не заломал рябину. Он и сам не мог понять, откуда она тут одна среди берез. И уже позднее всякий раз, когда они приезжали и рябина оказывалась на месте, он успокаивался. Значит, все в порядке.

– Валера! Да проснись же ты, черт! Во придавил! – тормошил Валерия Петро. Валерий открыл глаза и не сразу сообразил, где он.

– Да аэропорт! – Петро сует Валерию руку. – Ну, бывай, до встречи.

– Ни пуха ни пера!

– Да не на охоту я, жениться, – и Петро бухнул дверью.

Валерий оглянулся: народу поубавилось. Валерий вытянулся на сиденье. Петро этот сон поломал, Татьяна снилась.

– Все сошли, кто до порта ехал? – спросил шофер.

Ему никто не ответил.

– Толкните вон того!

Валерий рассердился:

– Да не сплю я.

Водитель минуту-две еще подержал голову на баранке и вырулил на трассу.

Валерий окончательно стряхнул дрему.

– И к чему бы приснилась черная рябина?

Показались огни Уптара.

«Где-то тут Иван, – вспомнил Валерий кореша. – Надо бы заскочить, поздороваться. На обратном пути забегу непременно. Печки вспомним, вагончики. Вот ведь как в жизни было – водой не разлить. А подвернулась Вера – и нет Ивана, перековался монтажник на шофера, бросил якорь, в Уптаре. Уптар, кто же тебя построил? Я тебя построил. Лихая была пора».

Женихи

Теперь Уптар разросся, похорошел. Аллеи тополей и лиственниц поднялись выше домов. Только сейчас Валерий оценил стремление Фомичева сохранить каждое дерево, кустарник! А помнится, возмущались, когда Фомичев за поваленное дерево уволил Дмитрия Евсеенко. И здесь живет его друг Иван. А ведь если бы не тот случай, ходить бы Ивану в холостяках до скончания века. Считай, года два прокатило. Тогда еще тянули по весне высоковольтную линию: делали отпайку от главной магистрали, а главная магистраль находилась на развилке рудника. С этого рудника и надо было начинать натяжку провода. Оставалось поставить конечную анкерную опору, и тут вышел из строя бульдозер. В поселок гнать за бульдозером не было никакого смысла: во-первых, далеко, а во-вторых, вряд ли найдется свободный бульдозер в такое горячее время.

– Рудник недалеко, – сказал Валерий ребятам из своего звена. – Мы с Иваном попытаем счастья добыть у них бульдозер.

Валерий испросил ручку, достал блокнот и самому себе написал записку с просьбой оказать содействие Котову. На руднике к ним подошла девушка в комбинезоне, широким ремнем перетянута, видать, чем-то командует. Интересная.

– Как, Иван? – спрашивает Валерий.

– Ничего, приятная!

– Сватать будем? – И, не дожидаясь ответа, Валерий подошел к девушке: – Где у вас загс? Бракосочетаний? – Слово «сочетаний», по-видимому, рассмешило девушку.

– А вам зачем?

– Что за вопрос!

– У нас венчаются, – не растерялась девушка.

– Годится. Жених вот! – Валерий постучал по крутой, как бочонок, груди Ивана.

– Какой смешной, – улыбнулась девушка.

У Ивана маленькие глаза, а тут еще мошка насела, вовсе щелки. Зато улыбка честная, рост, плечи что надо, волосы как у Бетховена. Иван смотрит на девушку, девушка на Ивана:

– А где невеста?

– Как где, вы и есть невеста. Ваня, стань рядом. А я что говорил – подходите! Вы, случайно, не знаете горного мастера?

– Я горный мастер.

– Вы командуете бульдозером?

– Я. Вера Владимировна, Вера.

– Тогда вот записка.

Вера прочитала записку. Бульдозер разрешила взять только в обеденный перерыв, и то если бульдозерист доверит.

– У нас Иван – высший класс. Ваня, дай корочки!

Иван достал удостоверение бульдозериста.

– Я Валерий, – Валерий гостеприимно обнял себя за плечи. – Он – Иван Пименович, монтажник высоковольтных линий электропередач, и он же жених. – Перечисляя титулы Ивана, Валерий каждый раз хлопал его по ладному плечу.

– Я уже вам сказала – Вера. Если хотите, могу пригласить на чай.

– Конечно, хотим.

По дороге к Вериному дому парни нырнули в магазин и вышли – полные руки кульков, пакетов.

– А что, у вас этого, для сугрева, не бывает?

– Сухой закон, на весь летний сезон.

– В рифму. А как живете-можете?..

– Ничего, обходимся, – поулыбалась Вера.

Ну и наглец, подумал о себе Валерий запоздало. Дом на подпорках стоял на краю поселка, над самым ручьем. Крыльцо покосило, – по-видимому, когда-то подмыла вода.

– Папа, принимай гостей, – из сеней в дом крикнула Вера.

– Ну вот, батя, сваты пришли, – проталкиваясь с пакетами в дверь, весело сказал Валерий. – Давай, Ваня, содержимое на стол.

Валерий уселся под маткой, расправляя ногой сбитый половик.

– Что же это ты, Верусь, не предупредила, ну да ладно, – не растерялся отец.

– Матушки мои?! – глянула из-за печи хозяйка. – Куда вы мою дочу!

– Ну что ты, мать, ставь чугуны на стол. Не век ей в девках, а я в магазин сбегаю по такому обычаю…

– Да ладно, папа, ребята шутят, – вступилась было Вера. Но отец уже за дверью стучал сапогами.

– Мойте руки, женихи, – Вера подлила в умывальник воды. – Всполошите поселок… Тут ведь знаете как?

– А мы и не шутим, я вот под матку уселся, по старинному доброму обычаю. Только полотенца через плечо не хватает, а так чем не сват?

– Да будет вам, – построжала Вера, – пощадите маму.

Вера накрывала на стол и, приглядываясь к парням, узнала Валерия.

– Валерий, я вас видела по телевизору. А вот Ивана Пименовича что-то не приметила.

– В камеру не вошел, вон какой! – нашелся Валерий.

Отец скоро вернулся.

– Во! – сказал он, выставляя на стол поллитровку спирта. – По такому делу НЗ вскрыли…

– Тебе же, папа, во вторую?

– Договорился со спарщиком, потом за него отмолочу. Сам начальник участка стропалился. Вечером забежит, – отец постучал по горлышку, – ну как тут не зайти…

– Ну, мальчики, наделали вы, – заволновалась Вера.

Так и женил Валерий Ивана.

Магадан открылся неожиданно. Стремительная Колымская трасса уходила вверх и обрывалась у Охотского моря. Обручи красных фонарей окаймляли телевизионную вышку, и издали казалось, что фонари плавают в морозном воздухе и держатся непонятно как.

Он сошел у подножия сопки – в начале улицы. Огляделся и пожалел, что тогда с Иваном торопились с печками и он не изучил города. Приехали ночью и уехали ночью. Только и запомнились Энергомонтаж, речка, мост и автовокзал – вот и все.

С моря дул резкий, но мягкий ветер. Было теплее здесь и снега меньше, чем в Синегорье.

Валерий подошел к гостинице «Магадан», у подъезда стояли такси. «Оккупирую крайнее, – решил он. – Вроде за рулем сидит сверстник. Этот парень наверняка знает, где какая улица, не один раз город чесал, а может быть, и Татьяну знает, чем черт не шутит». Валерий дернул дверцу.

– Свободен-то свободен, но очередь.

– Ты не знаешь, где достать цветы? – спросил Валерий.

– Жених, что ли?..

– За ценой не постоим!..

– Понял. – Водитель потрещал счетчиком.

Валерка поднырнул в дверцу и хлопнулся на сиденье, и машина с ходу дернулась назад. «Лихо парень крутит, – отметил Валерий, – молодец». Машина обежала город, юркнула в узенькую улочку, что сбегала к морю, и затормозила у окрашенных в зеленую краску ворот. Шофер с проворством акробата выскочил из машины и скрылся за ними. Сколько Валерий просидел в машине, о чем он думал – все это как-то стушевалось в памяти, мысли его путались, прыгали с одного на другое, как блохи в жаркую погоду. То ему приходило в голову, что, возможно, Татьяны и нет в городе. Она ведь и на материк собиралась, и на Северный полюс, на дрейфующую льдину. А может, и вся эта затея ни к чему. То ему представлялось, что Татьяна его заждалась и уже страшно жалеет, что уехала из Синегорья, – открывает дверь, видит его и… И он не мог вообразить предстоящую встречу.

– Держи, парень! Не гладиолусы и не розы, но цветы живые. – Перед Валеркиным носом вырос букет с бледно-лиловыми лепестками.

– Какие нежные, – погладил лепесток Валерий.

– Да держи ты этот веник, – засмеялся водитель. – Куда прикажешь дальше?

Валерий назвал адрес.

Дом оказался большой, красивый, с плоской, как панцирь у краба, крышей. Дверь открыла Тамара Сергеевна, Татьянина мать, и, как вратарь, встала в дверях. С неприязнью посмотрела на букет.

– Не узнали, Тамара Сергеевна, это ведь я, – заулыбался Валерий.

– Горе ты мое, – наконец выдохнула Тамара Сергеевна, но с места не сдвинулась. – Куда же ты?..

– Ты с кем, мама?

Валерий сразу узнал Танин голос и втиснулся в комнату, но на пороге остановился, словно напоролся на штык: перед глазами сидел морячок и скреб бритвой щеки.

– А-а! – протянула Таня. – Нашел?

Валерий не улавливал смысла ее слов. Он видел только полосатую спину морячка и не мог прийти в себя.

– Дело какое, Валерий? – оттесняя его от порога, спросила Тамара Сергеевна.

У Валерия перехватило дыхание, пересохло во рту, язык словно наждаком обрезало. Он повертел в руках букет и неловко спрятал за спину.

– Я бы хотел с тобой поговорить, – чужим ржавым голосом обратился Валерий к Тане.

– Говори, но о чем? Кстати, извини, но я очень тороплюсь. Поручение есть какое?

Моряк встал из-за стола. Он был на целую ладонь выше Валерия.

– Выйдем! – кивнул Валерий на дверь.

– Валера, не делай глупости, я же тебе сказала, – выкрикнула Татьяна. Но морячок загородил ее собой, и они с Валерием оказались в коридоре.

– Слушаю, – сказал спокойно моряк.

– Кто она тебе? – выкрикнул Валерий.

– А тебе не все ли равно?

– Но ты-то хоть ее любишь? – выпалил Валерка.

– А тебе зачем? Люблю, не люблю! Что за странное дело – объяснять свою любовь постороннему человеку.

– Я-то посторонний?

– Но кто ты?! Приехал, петушишься.

– Я же еще тогда сказала, Котов, русским языком, все у нас кончено, – высунулась Татьяна. – Совести у человека нет! – И хлоп дверью.

– Совести. Она еще о совести, я уже полгода…

– А я восемь месяцев берегов не видел, – перебил Валерия моряк. – Хочешь совет? – спросил он голосом старшего.

– А-а, – махнул Валерий букетом.

На какое-то мгновенье ему показалось, что в коридоре выключили свет. В глазах замелькали черные с оранжевым ободком круги. Валерий с трудом оторвал от пола ноги. «Врезать бы этой зебре». Он вышел на улицу. Постоял, поискал глазами урну и аккуратно, как в вазу, поставил в нее букет. Словно стометровку рванул, не отдышаться. «Как же так, – било в висок. – Ведь любила, расписаться звала». Валерий тряхнул головой. Жгла обида. Терзала ревность. Подложить бы под дом взрывчатку – глупо, конечно. Валерий не знал, как унять боль. И пожалуй, даже не боль, а чувство раздавленности. Жгли слова: «Валера, навсегда», «На всю жизнь». Они сшибались с другими: «Дурака валяешь», «Пара – гусь да гагара»… Валерий схватился за голову и побрел куда глаза глядят. Остановился, когда почувствовал под ногами лед. Из-за мыса в бухту втягивался караван судов, слышно было, как кололся и стрелял лед. Над портом навис лес кранов. Он был на берегу моря. «Да и Тамара Сергеевна тоже, то – зятек, зятек». Валерий прикусил губу.

С моря порывами накатывался холодный сырой ветер. Валерий еще постоял, всматриваясь в синеющую на горизонте морскую даль, и зашагал в город. Он шел по улице, не замечая ни домов, ни людей. У него словно вынули сердцевину, опустошили его. Валерий поднял глаза. Зачем он здесь? Он узнал Танькин дом, новый с большими окнами. Встретила: «Валера, поручение?» Финтила перед этой зеброй.

Валерию было все равно куда идти, лишь бы поскорее скрылся из виду этот дом, и пропади пропадом все на свете и этот продутый насквозь холодный, как смерть, город. Вдруг ветер переменился. Из глубокого распадка полез тяжелый туман и словно грязной ватой заткнул улицу. Валерий только тут сообразил, что наступил вечер, а он все бесцельно бродит по улицам. Он хотел сориентироваться – повертел головой. Телевизионной башни не видно, дома-близнецы все на одно лицо. Валерий взглянул перед собой и пришел в ужас: перед ним в просвете тумана опять маячил Танькин дом. Валерий узнал пожарную лестницу, на которой висел плакат: «При пожаре звонить 01».