Текст книги "В ожидании счастливой встречи"
Автор книги: Леонид Кокоулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– Нехорошо отрываться от масс, – выговаривают монтажники. – Давайте коллективно, может, что и подскажем…
Закурили, выкурили по одной, пофантазировали, но коллективное творчество результатов не дало. Конкретных предложений нет. Так только, наметки.
– Ладно, парни, – сказал Петро Брагин, – не будем мешать, пусть высиживают «цыпленка». Пошли пока заготовки кроить. Ты знай, Акимыч, и ты, Валерка, спросим…
Парни вывалились за дверь. Егор поерзал на скамейке.
– Ну что ты, Валерий, скажешь, сопишь?
– Пары поднимаю.
– Буксуешь?
– Форсунку, форсунку прикрой, – издевался Валерий.
– А ты выхлопную трубу, – посоветовал Егор.
– Есть же готовые форсунки, – заглянул Валерий в рисунок к Егору, – что изобретать велосипед?
– Скажешь. Есть-то есть, да сожрет с потрохами та форсунка, не напасешься солярки. – Егор снова взялся за папиросы.
– Солярка. Твоя забота, Егор Акимович, добро бы коньяк, а солярка… солярки у нас хватит. Вот в Тюмени, говорят, из-под земли – и в дизель, без очистки качают. А тут у меня сушилка не крутится, – вздохнул Валерий и отбросил карандаш на обитую жестью столешницу. Вскочил о лавки в стал сновать по обуженному стеллажами проходу.
– Ты вот, Егор Акимович, за форсунку взялся, а по-моему, главное – печь, сушилка, чтобы песок лопатой не шуровать.
– Ну, дак возьми барабан от извести-гасилки, элеватор…
Валерий перестал бегать – уставился на бригадира.
– Это то, что надо, идея, Акимыч. – Валерий сел на лавку, подвернув под себя ногу, снова взялся за карандаш.
– Слушай, Акимыч, в столовку пиво привезли. А мы тут сидим, корпим. Какой черт заставляет! Тебе надо?!
– Ну, взял да пошел.
– Я же не к этому. Вот на материке: подбросишь в другой раз мыслишку – гони червонец. Ходишь, сшибаешь. А тут по-другому. Скажешь, гроши не нужны? Нужны, но здесь, понимаешь, серьезное дело. Ответственность: сам голова. Понимаешь, Егор Акимович. Я другой раз даже думаю, а не вредят ли нам эти десятки для души, – все в них топим. Только и разговор, кто сколько сшиб…
– Кто его знает, вроде все за деньги работаем. Бесплатно никому неохота.
– Ну, это ты не скажи. Сколько вот ты, Егор Акимыч, внес предложений, а сколько оформил? Сколько получил – нуль.
– Ленивы мы, Валерий, до писанины, да и есть когда возиться? А зря. И отчет, и графа есть, в отчете… на этот счет.
– Темнишь, Акимыч, возьми вон Лейкина. Человек живет этим, сам ничего не придумал, а оформить – пожалуйста, к любому в пристяжку лезет.
– Тоже не просто. Пойдешь сам, за душу начнут тянуть, не так написал, не так нарисовал, не у всякого хватит пороху, а у него хватает, даже с избытком.
– Я как-то об этом не подумал, – признался Валерий.
Егор поднялся и заклинил собой стеллажи. Тяжелые веки прикрыли тихие доверчивые глаза.
– Вот, Валерий, Россия-то на таких, как мы, и держится. На земле жить – хозяином быть…
– Погляди-ка, Егор Акимович, – отстранил голову Валерка.
Егор склонился, и их головы сошлись.
– Постой, постой, Валерий, – после некоторого раздумья заговорил бригадир, – тут что-то есть. – Егор взял у Валерки карандаш, подрисовал к барабану шестерню и на подставке электромоторчик. – Вот и не надо лопатить песок, заставим вращаться барабан – так, Валерий?
– Так!
Подрисовали к барабану элеватор, высчитали нагрузки, скорости, сконструировали транспортер и дымят, не отрываясь от стола. Правда, нет-нет да и поспорят, опять голова к голове. С рассветом чертеж-эскиз готов.
Когда собрались монтажники, Егор Жильцов «обнародовал» творение.
– Печь и форсунки я сам сделаю, – сказал он, – а вы, бригадиры, и Петро с Валеркой готовьте барабан, элеватор…
На запуск агрегата для сушки песка собрался весь участок. Бульдозер подтолкнул песок, загрузил бункер, дозатор засыпал в разогретый барабан порцию песка, и он завращался, подставляя бока под пламя форсунки и перемешивая песок. А как только песок высох, его подхватил транспортер и погнал в пескоструйные машины… Производительность сразу подпрыгнула в пять раз. График начал выравниваться.
Монтажную плотину отсыпали пионерным способом, С левого берега на правый. Иван Иванович «провешковал» ось моста и приказал своим помощникам сыпать как по линеечке. «Если увижу хоть один «наплыв», выдам на весь моток», – предупредил мастер. На отсыпку пустили исключительно БелАЗы. По мнению Ивана Ивановича, убивали двух зайцев: во-первых, податливо шел грунт, во-вторых, он отменно укатывался колесами БелАЗов.
Проворный Семка на своем бульдозере успевал и за БелАЗами сгребать упавшие из кузова на полотно насыпи камни, булыги, и заодно утюжил колеи. Иной водитель, боясь подъехать к откосу и не там опрокинуть кузов, старался растянуть ездку. Стремительный Семка и тут успевал подчистить полотно. Иван Иванович, будь у него время, часами бы наблюдал за рыжим Семкой. Талантливо работал бульдозерист, красиво, легко и, если можно сказать о такой машине, как бульдозер, особенно изящно проходил нивелировку, вел лицевую зачистку. «Артист», – крутил головой Иван Иванович. Так, для очистки совести, стрельнет по рейке нивелиром – не подкопаешься, и побежит поторапливать шоферов.
В морозном тумане обглоданной рыбиной маячит мост. Хвост уже выбросил к насыпи. «Молодчина», – про себя хвалит Егора Иван Иванович и бежит в карьер поругаться с «карьеристами». Что это они опять сбавили темп вывозки грунта? Беда с ними, с утра не слышно взрыва. На обратном пути из карьера Иван Иванович, хочет не хочет, а все равно забежит к Егору. Потычет нос в чужие дела, подзадорит самолюбие монтажников.
– Что, Егор, опять у тебя заклинило, песочек дай бог всякому, а не тянешь.
– Да, теперь другая забота, – досадует Егор, – керамических сопел не хватает. Сопло, за смену строгает.
– Егор, вспомни, завтра какой день?
– Воскресенье, – не задумываясь отвечает Егор.
– Нет, ты хорошенько припомни, – настаивает Иван Иванович. И в глазах у него чертики скачут.
Егор, по обыкновению, грызет спичку и никак не сообразит, не припомнит, что в этом дне примечательного. Он прикидывает так и эдак в уме: перекрытие Волги, Ангары, Енисея, Вилюя?
– А-а-а, – хлопает он Ивана Ивановича по спине. Иван Иванович, поперхнувшись, подскакивает петушком. Рука у Егора железная. – Иван, сколько тебе сегодня охнуло?
– То-то, – улыбается и Иван, – только руки не распускай. – Валерий, топай сюда.
Валерий сбрасывает с плеча пластину, подходит к мастеру.
– Вот ты скажи, Валерка. Чем человек дольше живет, тем он опытнее: больше дел натворил, так или не так? – заводит разговор Иван Иванович. – Как ты считаешь, стоит за такого человека тост сказать, стопку поднять?
– Смотря, как прожил жизнь этот человек. Другой сто лет прокоптит небо, ни одной ошибки не сделает. Откуда у него опыт? Так чучелом и умрет… По-моему, не тот, кто больше прожил, а тот, кто больше ошибок сделал, тот и опытнее и мудрее. Вот, скажем, взять тебя, Иван Иванович, и Егора Акимовича, – сравнивает Валерка. – Улавливаешь?
– Подхалим ты, Валерка.
– С детства этим не страдаю, говорю что думаю.
– Ладно, это хорошо. Приходи сегодня вечером с Егором, разберемся, кто чем страдает.
– Придем, – подводит черту Егор. – Как не пойти к хорошему человеку.
– Ну, я побежал, – и Иван Иванович катится колобком по откосу плотины.
А Егор еще раз наказал Валерию обязательно быть у Ивана Ивановича.
– Неловко как-то, – отнекивается Валерий. – Вроде мы неровня, ни с какой стороны – совестно…
– Что же тут совестного, если уважить такого человека – Ивана Ивановича. Стоит этого мужик. Опять же, честь оказал – пригласил, это тоже понять надо…
– Ладно, приду, – пообещал Валерий и взвалил на плечо пластину. – Таскаемся, как кошка с салом, Егор Акимович, сопел нет.
Егор смотрел вслед Валерию, пока тот не скрылся за машинами. «Да-а, и Валерка уже не выдерживает. Как-никак, а таскает на себе накладки от пескоструя к пескострую. Надо с Крайнова спросить».
Егор решительно зашагал в прорабскую. Крайнов разговаривал по телефону, и по его голосу Егор понял, что начальник участка перед кем-то оправдывается. Егор выждал, когда Крайнов положит трубку.
– Сопла?! Когда будут? – Егор говорил тихо, но голос был натянут как струна.
– Вот и ты хватаешь за горло, – закричал Крайнов. – Где я вам наберу? Ну, нате, режьте, режьте… Всем только дай, дай… Что у меня, керамический завод?!
Егор удивился: никогда с Тимофеем Никаноровичем такого не случалось, не кричал никогда. Видно, допекли мужика. Но вместо утешения Егор, не повышая голоса, сказал:
– Напишите заявление.
– То есть как, куда? – не понял Крайнов и еще переспросил бригадира: – Какое заявление?
– Что не справляетесь с работой, уступаете другому место.
– Вот как, – вырвалось у Крайнова, он встал и снова сел. Не шутит ли Егор.
Но бригадир впер глаза в одну точку и не мигая смотрел на Крайнова. Тимофею Никаноровичу стало не по себе от тяжелого взгляда бригадира.
– Ну, знаешь!
– Я ничего не хочу знать. У меня нет времени на пустопорожние разговоры. Мне нужны сопла.
– Да, да, – Тимофей Никанорович как-то сразу обмяк. – Мы заказали на завод, обещали…
– Этот ответ меня не устраивает никоим образом, ни с какой стороны. Вы знали, товарищ Крайнов, сколько пескоструйных стыков? Вы в курсе дела, сколько у вас на складе инструмента, материалов, сопел?.. Вы ведь не сегодня пришли на стройку. Руководитель должен не только спрашивать с подчиненных, но и отвечать за свои действия. Не будет завтра сопел – ответите в партийном порядке, – отрезал Егор Жильцов и развернулся на сто восемьдесят градусов к двери.
– Ну и дела, – только и сказал Крайнов, когда бригадир закрыл за собой дверь. Он вытер платком покрывшуюся испариной лысину. – Ну, Жильцов, Вот и смотри на него. Правда, видно, говорят: чужая душа потемки. Жесткий мужик, за двадцать лет человека не понял, а тут проявился. Надо же, сколько мы с ним соли съели. Ну, молодец, – вдруг оживился Крайнов. – Дремать не даст – знаю я Егора. Надо собрать срочно технарей, – решает Крайнов. – Пожалуй, можно изготовить и металлические сопла, пусть недолговечны, но сколько-то постоят.
Тимофей Никанорович сел за расчеты, вычертил и эскиз. А вечером мастера с заказом уже обежали токарей. Нашли и металл, и какие надо сверла. И уже на следующий день перед самым концом работы Крайнов позвал к себе Жильцова.
– Держи, Егор Акимович, – и Крайнов положил ему на широкую вороненую ладонь блестящие, похожие на раструбы металлические сопла. – Испытай-ка эти штуки. Если будут какие поправки, сказывай.
Егор, ни слова не говоря, пошел к пескострую.
– Ну-ка, Петро, раскуси-ка эти орехи.
Монтажник сразу повял, что к чему, вынул разработанное донельзя керамическое сопло, выбросил и вставил принесенное. Запустил машину. По конструкции, словно бритвой, резанул сноп коричневого песка, зазвенел с огнем внутри, словно скорлупу, обдирая высокопрочную сталь, облупляя поверхность деталей.
– Годится, – стараясь перекричать пескоструй, закивал головой Петро.
Правда, через пару часов песок «разъел» отверстие сопла, и оно начало плевать песком. Приходилось чаще их менять, но это уже был выход. Завели порядок: не выполнил сменное задание – остаешься на площадке, пока не выровняется сводный график всего участка.
Первые фермы моста «укрупнились» и ждали своего часа. Валерий в этот день со своим звеном собрал – «завязал» – коренной стык пролета, и, довольные своей работой, парни, уже в потемках, подсвечивая бензорезом, затянули верхние болты, предъявили работу второй смене. И тут только Валерий вспомнил приглашение Ивана Ивановича, сбегал в прорабскую извиниться, но Егора уже не застал.
Валерий вышел на дорогу и побежал домой. Раз в гости, то проскочил столовку и напрямик, тропкой, к алюминиевым домам. Дома стояли на пустыре, курчавились куржаком, тускло блестели алюминиевые панели в свете ламп дневного света. Валерка перебежал разлинованную тенями от столбов, словно тетрадь в косую линейку, дорогу, вскочил к себе на крыльцо. И сразу же бегом в сушилку, где до одури пахло вяленой рыбой. Рыба снизками висела над окнами, над сушильными регистрами, заставленными валенками, унтами. Валерий с ходу сбросил робу, развесил на свободные крючки куртку, штаны. Валенки поставил на регистр и босиком пошлепал к себе в комнату. Кровати приятелей стояли заправленными. Петро Брагин, видать, задержался в столовой, а третий жилец комнаты, Дмитрий Иванов, появлялся вообще редко. Он и работал и спал на трассе в своем «Магирусе», возил из порта Нагаево на стройку «Магирусом» детали моста – для них была открыта зеленая улица.
Валерий полотенце, мыло в руки – бегом в умывальник. Поначалу намылил лицо, но вспомнил, что рубашка у него сегодня экстра-класса – белая с манжетами, Дмитрия подарок, и, как был с намыленным лицом, так и побежал в душ. Хорошо, что душ рядом, через коридор, и оказался незанятым. Помылся, глянул на часы. Опаздывать, конечно, нехорошо. Что он за птица, придут люди с работы голодные – ждать будут, да и он сейчас бы барана вместе с копытами съел. Валерий надел костюм и еще раз подивился: сидит, как будто на заказ сшит у столичного мастера. И рубашка хороша – манжеты выглядывают немного, как надо. «Интересно, – подумал Валерка, – Натка придет или нет к Ивану Ивановичу? Позовет, так придет, может и незваной явиться – родня, что тут такого».
Вот только волосы у Валерия мокрые и не всякой расческе поддаются. Валерий кое-как протягивает по волосам расческой – легче у жеребца хвост вычесать. Хоть половину Валеркиных волос выдергивай, а на двоих еще хватит. Валерий посмотрелся в зеркало и тут же одернул себя: «А чего это я пялюсь как красная девица. А может, действительно Натка придет. Чем черт не шутит, когда бог спит».
Он хватает свое влажное полотенце и откидывает его на кровать. Снимает с гвоздя Дмитриево, оно уже пылью взялось. Валерка за конец встряхивает полотенце, оно стреляет, как из тозовки. Вытирает голову, вытаскивает из-под койки чемодан, достает новые ботинки – мех белый как снег. И еще есть одни – на танцы раз пять надевал, не больше. Совсем приличные. Правда, те, что на работу таскает, того – каши вот-вот запросят.
Валерий сидит на стуле, раздумывает. Подарок ведь какой-то надо. «Славно бы подошли Ивану Ивановичу», – вертит Валерий в руках новые ботинки. Таких в магазине сейчас не купишь. Спрашивается, зачем Валерию три пары? Ноги-то всего две. И человеку сделает приятное. Может, только заартачится Иван Иванович, полезет в пузырь, дескать, что ты за родня такая: взялся меня обувать. «Знаю я этого Ивана Ивановича. А может, принести, тихонько подсунуть куда-нибудь. – Эта мысль Валерию понравилась. – А другое, где что сейчас возьму? Цветов тут днем с огнем не найдешь, да и не барышня он. Гитару разве вот еще к ботинкам. Гитара бы подошла, пусть бы брякал». Валерий снял со стены семиструнную, прошелся легонько по струнам: гитара застонала от прикосновения. Умел Валерий заставить инструмент чувствовать. «Беру».
Валерий помнил, что Иван Иванович говорил однажды о серенадах… «Вот и хорошо». Он поправил на грифе бантик, завернул гитару в чистую простыню, перевязал шнурком. На минуту задумался, какой же галстук надеть: стального цвета хорошо, но вот узел великоват, желтый, в черную шашечку, тоже пошел бы. Валерке попался под руку серый однотонный. Вот что надо: не крикливо, ведь не в клуб иду – в семью. Валерий засмеялся: «Приду как паинька. Скромник. Вот и стиляга».
– Ну, кажется, все, пижон Котов? – Валерий крутнулся перед зеркалом. – Вот смеху будет, если Натка не придет.
Он сунул сверток под мышку, гитару в руки – и в двери. И сразу натолкнулся на Дмитрия.
– Женихаться? – заслонил собою проход Дмитрий. – Подожди, Валера, меня, только сполоснусь – и вперед.
– Буду я ждать, расхватают невест. – Валерий наставил гитару, как автомат: – Дорогу!
– Сдаюсь, – отступил Дмитрий. – Сватай на двоих! – крикнул он Валерию вдогонку.
Ночь вызвездила черно-серое, как асфальт, небо. Глубоко в распадках слышался перезвон крепнувшего мороза. Валерий постоял на высоком крыльце. Какой дорогой податься: тропкой через пустырь – тут ближе, но начерпаешь в ботинки снегу – или бетонкой? Решил бежать окружной бетонкой. До «деревянного квартала» от алюминиевых затонов тоже недалеко, с километр, не больше. «Деревянный квартал» – это восьмиквартирные двухэтажные дома, отделанные вагонкой и желтой краской. Как цыплята, один к одному стоят. Механизаторы этот квартал застроили сами. Работали по праздникам, в выходные. Валерий тоже помогал своим ребятам.
Слева, во втором доме, в первом подъезде, – квартира Ивана Ивановича. Здесь, на стройке, кого ни спроси, каждый скажет, кто где живет, все тут друг друга знают, где живет, с кем живет, кто соседи. В этом же доме и Егор, и Крайнов – весь дом монтажниками начинен.
Тут, в «деревянном квартале», и больничный городок, и детсад-маломерка. Настоящие комбинаты строят в «каменной застройке». Вон через сквер, что от «деревянного», что от «алюминиевого» поселка. – На одинаковом расстояния панельные дома белокаменные, во Валерке деревянные застройки больше нравятся. Смотрятся каменные, а деревянные уютнее, теплее, что ли.
Валерка пробалансировал через открытый колодец по досточке – и в подъезд. Постучал в дверь. Встретила его Екатерина Алексеевна.
– Проходи, Валера. Пельмени стынут.
Валерий, пока снимал в прихожей пальто, в щелку за занавеску глянул в комнату. За столом уже сидели гости. Валерий почувствовал неловкость: ждут, не едят, не пьют. Хорошо бы, если бы уже по рюмке, по две пропустили.
– Застрял, молодой человек, – услышал Валерий Ивана Ивановича.
– У вас разуваются? – спросил он шепотом подвернувшуюся с блюдом Екатерину Алексеевну.
– Да ну что ты, теперь зима, какая грязь…
Иван Иванович отдернул занавеску. Он был в цветастом переднике с толкушкой в руке.
– Ты извини, Валера, – сказал он, – я тут по хозяйству помогаю, а ты проходи…
Валерий хотел было преподнести Ивану Ивановичу подарок, но тот ловко его подвел к столу. По дороге Валерий сунул коробку за комод, а гитару взял с собой и прислонил к стене. За столом уже сидели и Егор, и Крайнов с женами, и Наткин отец, уважаемый на стройке человек – старший машинист экскаватора, доводился двоюродным братом Ивану Ивановичу, но был совершенно непохож на брата. Высокий, молчаливый, с добрыми карими глазами и тоже Иван, только по отчеству – Максимович.
Вот только Натки не было. Это Валерка сразу заметил. Иван Иванович посадил Валерия на стул рядом с женой Егора. Представлять гостей тут не принято – и так все знают друг друга.
Жена у Егора – маленькая остроглазая брюнетка. Когда смеется, то смешно морщит вздернутый носик. «Еще кого-то, по-видимому, ждут, два свободных места рядом. Я не последний, – подумал Валерий, оглядываясь. – Ишь ты, Крайнов-то в новой рубашке, без пиджака. Так и пришел. Они и живут с Иваном Ивановичем дверь в дверь. А Екатерина Алексеевна – можно подумать, она именинница; румянцем пышет, в нарядном платье с коротким рукавом, белозубая, с русой косой».
– Валера, снимай пиджачок, давай я вот сюда его на плечики. Будь как дома, у нас все свои… Вот только разве брата моего не знаешь, – засмеялась Екатерина Алексеевна. – Наполняйте, мужики, рюмки, сейчас зайца принесем.
Хлопнула дверь, и в прихожей раздались радостные голоса.
– Где этот виновник? – загудел мужской бас.
– Сестренка пришла, ну вот и хорошо, и все в сборе, – побежала Екатерина Алексеевна встречать.
На пороге появилась еще пара. Этих Валерий не знал, да и не припоминалось, где мог их видеть на стройке.
– Ну, кажется, все. Если кто и завернет на огонек, то помехой не будет, – сказал Иван Иванович, наполняя рюмки.
Валерий заметил, что, Иван Иванович в доме не суетлив, степенен, сдержан. Очень добрый, мягкий, не такой, как на плотине.
– Валерий, тебе водочки или портвейна, – занес бутылку Иван Иванович и, не дожидаясь ответа, налил портвейна «Три семерки».
Валерий не возражал. Водку он, если по правде, терпеть не мог, пил с ребятами больше для форса. Он бы не отказался от сухого, вон из той, с длинным горлом, бутылки, натыкано их предостаточно между тарелками, а все закупоренные и спросить неловко.
– У всех налито? – проверила хозяйка. – Ты давай. Маша, не отлынивай, – заглянула она в рюмку к жене Егора и дополнила ее.
И тут из кухни с подносом в руках вышла девушка, Валерий так и обмер, а Егор подмигнул, заметив Валеркино удивление. «Натка-то какая оказалась, – отметил Валерий. – Вот это да! Никогда бы не подумал, что скрывают ватник и валенки. Почему, интересно, Натка на танцы не ходит?»
Натка очень торжественно, как показалось Валерию, внесла поднос. На подносе лежали два жареных зайца, обложенных подрумяненной картошкой. Валерий потянул носом, в желудке у него заскулило. Гости сразу ахнули, началось тарелочное движение. Освобождали место. Иван Иванович подвинул себе блюдо с квашеной капустой, в которой алыми росинками горела брусника.
Натка поставила поднос с зайчатиной на стол, а Екатерина Алексеевна взялась за нож и отделила от зайца лопатку.
– Не обессудьте, гости дорогие, охотнику, – и положила аппетитный кусок на тарелку перед Иваном Ивановичем.
– Нам совсем незавидно, все правильно, – сказал Наткин отец. – Голову тоже охотнику, чтобы промаха не знал.
– Заодно и хвост заячий мне, – заулыбался именинник. – Так и гостям ничего не достанется.
– Всем хватит, – успокоила хозяйка. – Еще утки есть, с прошлой осенней охоты приберегла, так что не стесняйтесь.
– Тебе, Валерий, ребрышко или тоже хвост? – подставил Егор Валерию блюдо.
– Мне бы каши из зайчатиного брюха. Чесночком аж рот сводит.
– Кашу имениннику, зубов-то у него, поди, не осталось, – засмеялся Егор и положил Валерию и ногу, и каши и картошки, а сам поднял рюмку.
– Поздравим Ивана Ивановича.
Подбежала Натка и тоже взяла рюмку. Зазвенел хрусталь.
Натка радостно и сердечно посмотрела Валерию в глаза. Отпила глоточек, поставила рюмку. Валерий последовал примеру старших – опрокинул до дна. Он думал, что Натка сядет к нему, и стул свободный рядом. Но Натка подсела к отцу. Валерий знал, что Натка живет вдвоем с отцом и что отец очень Натку любит. Они даже на охоту вместе ходят, по ягоды, по грибы, рыбачат вместе – Натка у него вроде за мальчишку. Валерка слыхал, как Наткин отец хвастался: «Не угонятся за Наткой моей парни, что на охоте, что на рыбалке, все равно она сноровистее да и дюжее, пожалуй, не глядите, что на вид хрупковата…»
Выпили по второй. И Иван Иванович попросил:
– Начинай, Алексеевна. Заводи, мать, нашу…
Екатерина Алексеевна утерла салфеткой рот. Как-то широко и вольно откинулась на стуле. И завела песню. Высоко и чисто. Валерия будто сразу на крыло бросило. Тут и Иван Иванович подхватил песню, Иван Максимович, Егор пел густым, немного с хрипотцой, басом, пел, закрыв глаза. Валерий стал подтягивать, хотя песня была ему совсем незнакома, он такой и по радио не слыхал.
– «Ой да ты расти, расти, черемушка», – заводила и вела песню Екатерина Алексеевна.
– «Тонка и высока», – подхватывали другие голоса, и, когда выводили: «Листом широка-а», – просто дух перехватывало, бередило душу, уводило в широкую и глубинную русскую старину непонятной Валерию жизни.
Валерий пел, и ему страстно хотелось, чтобы песня крепла, ширилась, и он в эту минуту готов был всех своих друзей, товарищей расцеловать. И Валерию казалось, он бы мог вот сейчас, сию минуту, совершить нечто необыкновенное, если хотите, настоящий подвиг.
Как-то уж так ненавязчиво, несуетно вошел Валерий в компанию, все ему родные, близкие. Вспомнил дом, маму-покойницу, родню свою, знакомых в Забайкалье. В Балее тоже собирались старшие, а какие пели песни! Валерий тогда гонял верхом на прутике с шумной ватагой мальчишек, а когда гуляли дома, забивался на печь и слушал песни. Мама хлопотала у стола, угощала гостей вот так же, как Екатерина Алексеевна.
Так славно здесь, что он и о Татьяне, о работе забыл. Правда, давеча о работе заикнулся приезжий, поинтересовался. Иван Иванович, хоть и скупо, отозвался, рассказал, как делали опоры, что к чему, с достоинством похвалил ребят. Нет, Валерия не выделил, никого не выделил, никого не похаял, да об этом и говорить не приходится. Какой разговор в компании, не профсоюзное ведь собрание – хвалить или критиковать. Но заботу выдал: забота одна – успеть до паводка поставить мост. Иван Иванович не скрыл – опасается он за монтажников.
Главное – все близкие, сердечные люди. Один другому готов в любую минуту помочь, уважить, рубаху снять свою, отдать. Валерий в этом ни секунды не сомневался: Интересно, – подумал он, – Крайнов с какого угла здесь – как сосед или начальник? А кто здесь начальник, мастер, бригадир, машинист, звеньевой – все на равных, родня. И к Валерию как к родственнику Екатерина Алексеевна, как мама бывало: «Валера, Валера».
– Крайнов интересный мужик, – заметил Валерий Натке, – веселый, а сколько частушек знает.
Натка шепнула Валерию, что Крайнов у ее отца помощником на экскаваторе начинал. Сказала она это не в унижение Крайнову, нужно Натку понять, вот, мол, какие люди бывают. Она рассказала, что и собираются без всякого повода поужинать, всем вместе попеть песни. И что она очень любит слушать и любит вообще всех тут присутствующих, без исключения, никого не обходя. Валерий и это понял, неглупая Натка девушка. Он даже невольно провел параллель между Наткой и Татьяной. Натка показалась серьезнее, куда там, добрее и красивее даже.
«Может, пригласить Натку в новый клуб, сегодня открытие, – пришло Валерию на ум. – Подходящий случай». Сколько и он воскресников провел, когда строили молодежный клуб… Валерию персональное приглашение дали. Только как бы это поделикатнее, не подумали бы хозяева, что ему здесь скучно, – наоборот, уходить не хочется. Только из-за Натки. Поглядели бы наши на танцах на Натку.
И тут выручил, как всегда, Егор Акимович.
– Что это наша молодежь киснет, – вышел на круг Егор. – Ну-ка, Валерий, – прихлопнул он в ладони, – давай-ка, как ее, стильную. Заводи-ка, Натка, пластинку ту, которую про фуги-буги. А что, дорогие мои, – вдруг остановился Егор, – отпустим молодежь? Ведь сегодня клуб открывают, а я бы сам не прочь пойти, да вот Маша не переживет разлуки, – засмеялся Егор.
– Куда тебе, старому пню, – осадил Егора Иван Иванович и тоже вылез из-за стола на круг. – Давай барыню, Наташа, ну их к этому, эти фуги-буги, давай по-русски.
– Вы потише, господа,
пол не проломите.
У нас под полом вода,
вы не утоните, —
лихо пошел по кругу Иван Иванович. Напротив, него ладно и легко плясал громоздкий Егор Акимович…