Текст книги "В ожидании счастливой встречи"
Автор книги: Леонид Кокоулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Расстояньице, милый мой, учитываешь? Его вышибли из города к черту на кулички, а он рад…
– Да не ворчи ты, – миролюбиво сказал Фомичев, – зато и аэродром под носом.
– Федор, на спидометре-то сколько набрякало?
– От Магадана, что ли?
– Нет, от Луны, – завелся Иван Иванович.
– Спросить нельзя, – обиделся Федор. – Ну сорок семь, вот-вот сорок восемь. То тут остановись, то там постой, я бы давно вас притартал.
– А я разве к этому?
– Тогда не понимаю.
– А что тут не понимать, все пятьдесят, – начал Иван Иванович известный только ему одному подсчет. Сколько берет на борт морской сухогруз? – дотронулся Иван Иванович до плеча Фомичева.
– Смотря какой, – уклончиво ответил тот.
– Ну, скажем, усредненно.
– Тысячу тонн.
– Ага, тысячу, – как бы обрадовался Иван Иванович. – Тысячу на пятьдесят, пятьдесят тысяч тонно-километров – так? Так! Сколько надо транспорта на этом плече? Теперь улавливаете?
– А что ты этим хочешь сказать? Сам смотрел – где ближе?.. Бульдозером ведь не сровняешь эти горы. Нет такого бульдозера, – начал уже сердиться Фомичев.
«Зацепило, – в душе ликовал Иван Иванович. Он еще втайне надеялся, что Фомичев поглядит-поглядит да и повернет доказывать начальству и отвоюет место в черте города. – Перевалочная база в городе, где и магазины, и столовые, и больницы, и школа, и театр. А здесь все надо начинать с нуля. Сколько транспорта потребуется на пятьдесят километров? Тысячу тонно-километров. Какая оборачиваемость, с какой интенсивностью можно выгружать? А еще, если учесть не тысячи тонн грузов, а миллионы, тогда простой только одного теплохода на рейде может раздеть стройку: на штрафы стройка и будет работать. Есть о чем подумать».
– А место тут коренное, – вдруг как-то легко отказался от цифр Иван Иванович, – и мне даже нравится. – Простор, лес, тишина захватили и его, и показалось, что легче на этом пустыре поселок выстроить, чем на ковре топтаться и клянчить.
– Что же это ты от своих убеждений так легко отказываешься? – поддел его Фомичев.
Долина и впрямь была великолепна, ширилась волной леса, глаз терялся в ее просторах, черные леса и белые мари перемежались, не нарушая гармонии, радовали глаз, веяло величавым покоем и согласием.
Долину резали речка и незамерзающий горный ручей. Он стремительно несся по ледяному желобу, и, если бы не шум его быстрого бега, пустым казался бы желоб, до того прозрачная была вода.
– Федор, дай-ка кружку, – попросил Иван Иванович. – Попьем водички, обмоем наше прибытие.
– Водой-то кто обмывает! – подавая кружку, сказал угрюмо Федор. – У меня от воды изжога.
– Но это у тебя. – Иван Иванович зачерпнул кружкой. – Держи, Владимир Николаевич, или у тебя тоже изжога?
Фомичев с готовностью взял кружку, отпил.
– Хорошая вода, вкусная, – серьезно сказал он, – зря ты, Федор, не попьешь.
– Может, это лечебная, раз не замерзает, – почмокал губами Иван Иванович.
Фомичев попробовал ступить на наст, сделал несколько шагов и провалился по пояс.
– Лыжи надо, без лыж не обойтись, – покряхтел Фомичев, когда его вытянули из снега.
– Завтра добудем, – пообещал Иван Иванович, – хотя что смотреть – долину? Она как на ладони.
– Надо разведать по-настоящему, – сказал Фомичев, – вон ту речку обогнуть. – Показал рукой вдаль, где высунулся язык леса.
Перевалочная база – это не курятник на двадцать голов. Только одного жилья за тридцать тысяч квадратных метров, а автомобильный парк на тысячу двести машин, открытые и закрытые склады на миллион тонн, уже не говоря о котельных, ремонтных мастерских, – считай, тот же завод. За день и не обойти, а площадки – открытое хранение, каждая с посадочную полосу. Понятно волнение Фомичева: от строительства базы будет зависеть успех сооружения гидростанции.
Внешне Фомичев ничем не проявлял беспокойства, но в душе его жгла тревога. Не сегодня-завтра придет колонна и надо определенно знать место, где строить базу, и по-хозяйски встретить первый отряд строителей. В Москве, да и в Чернышевском, когда формировали колонну, ни у кого не возникало сомнения: все были уверены – встреча состоится именно в Магадане. Поэтому и все строительные привязки сделаны к городу. Допустим, базу можно основать за городом, да еще на таком расстоянии от Магадана. Москва непременно потребует обоснования такого решения, доказательств, аргументации. Одно дело доказывать, хоть и в обкоме, другое дело – рассчитывать: финансы требуют цифровых выкладок, справок, переписок, заявлений, резолюций. Тем более всем ясно, что строить перевалочную базу на обжитом месте выгодно не только для строителей, ной для государства, и прежде всего для государства. Фомичев это сам доказывал, но где результат? Какую он, начальник строительства, проявил настойчивость? Никакой не проявил. Отказали – обиделся, сел в машину и пошел версты наматывать. Мысли беспокоили Владимира Николаевича. Он стоял у машины и тер ухо.
– Глянь-ка, что вода делает! – потеребил Фомичева Иван Иванович, показывая прутиком. Там будто под кожу чернила вливает – наледь проломила кромку заберега и разливалась. – Видишь, как синеет снег…
– Да помолчи ты, Иван, – отмахнулся Фомичев, – какая-то каша в голове…
Иван Иванович понял и отошел.
– Постоим немного и поедем, – сказал Фомичев, рассматривая трубу над поселком.
По дороге в Магадан Фомичев молчал. И они, понимая и уважая его состояние, молчали.
Иван Иванович взвешивал доводы «за» город и «против». У города свои преимущества, у отдельной площадки – свои: ты никому не мешаешь, и тебе – никто.
«Газик» остановился у подъезда гостиницы. Фомичев вышел и быстро скрылся за дверью. В комнате он долго ходил от стола к окну и обратно и никак не мог принять решения, не находил действенного выхода. И тут его осенило позвонить в Москву. Он заказал разговор и, словно перед атакой, внутренне собрался.
Москва ответила. Фомичев ясно и предельно четко доложил обстановку, сообщил о принятом им решении. Минута молчания в телефонной трубке. Наконец твердый голос: «Какое бы решение вы ни приняли – вы в ответе за порученное вам дело. Желаю удачи». Фомичев еще держал трубку у уха, не решаясь положить ее на аппарат.
– Десять минут, – сказала телефонистка.
– Вот и все! – выдохнул Фомичев, аккуратно кладя трубку на рычаг.
В дверь заглянул Иван Иванович.
– В баню пойдешь? – потряс он веничком из карликовой березки.
– Я, пожалуй, приму холодный душ, – в некотором раздумье ответил Фомичев.
– Ну, так я побежал.
– Беги, беги, Иван Иванович, дорогой мой человек…
Утром Фомичев зашел к Ивану Ивановичу в номер, там уже сидел и Федор. Он сидел в шапке и читал газету. Иван Иванович умывался, отфыркиваясь. На подоконнике лежал обхлестанный веник.
– Позавидуешь пчелам, что ни месяц – медовый, – вместо приветствия сказал Фомичев.
Федор отложил газету и снял шапку.
– Если начальство желает показать характер, – ответил Иван Иванович, – лиши подчиненных прогрессивки. – Он взял со стола лист бумаги и сунул Фомичеву, Фомичев прочитал внимательно.
– Ничего не понимаю, – пожал плечами Владимир Николаевич.
– А тут и думать, нечего, надо оплатить счет за три списанных экскаватора – вот и все!
– Ага, из головы вылетело, извини.
– Да ладно уж, порадеем за общее дело и выпьем по стаканчику кофе. Все и прояснится.
В буфете хоть и было людно, но Фомичев сразу заметил, что Иван Иванович человек тут свой. Зоя просияла, увидев Федора с Иваном Ивановичем.
– Спасибо, Зоя, – вполголоса сказал Иван Иванович, – большое спасибо, выручила.
– Мне-то за что, братцу.
– Ну как…
– А вот главный купец, – скосил глаза на Фомичева Иван Иванович, – начальник.
– Удачи вам, Иван Иванович. – Зоя налила душистый кофе, подала подогретую курицу.
– Птицу едят руками, а начальство – глазами, – беря тарелку, скаламбурил Иван Иванович. – Выделила бы, Зоенька, парочку самосвалов, – чуть громче попросил Иван Иванович.
– «Председатель Совмина», – кивнул на Зою Фомичев. – А она ничего, славная. Такую бы могли и с собою взять…
– Да вот что, Иван Иванович, – Фомичев со стулом придвинулся к Шустрову. – Ты ружье с собою взял?
– А ты откуда знаешь? – округлил глаза Иван Иванович. – На охоту бери испытанное.
– Поедешь на створ.
– Куда? – вроде как не расслышал Шустров.
– Осваивать основные сооружения.
Все что угодно мог ожидать Иван Иванович, но не такого оборота дела. «Что это ему за ночь брякнуло в башку?» Но вслух Иван Иванович спросил;
– В берлоге поселюсь, с медведем жить буду?! – И равнодушно и устало опустил веки, все его лицо сразу стянули глубокие морщины.
– Пойми, – горячо сказал Фомичев, – мне там нужен толковый человек. Колонна придет, дам тебе машину, вагончик…
– Караулить створ, – горестно вздохнул Шустров и отставил стакан.
– Дом без хозяина – сирота. Мы тут гости, а на створе наш дом. – Последние слова Фомичев выговорил с особым почтением. – Постарайтесь, Иван Иванович, правильно понять, – перешел на «вы» Фомичев. Эту привычку Фомичева Иван Иванович знал хорошо. Если дело касалось чего-то очень важного, он всегда переходил на «вы», речь его становилась краткой, емкой. Не тесал, а вбивал.
– Когда ехать-то? – поднялся Иван Иванович.
– Оформишь экскаваторы – и поезжай.
Фомичев тоже поднялся с места. Они постояли друг против друга. Иван Иванович, несмотря на свой уже солидный возраст, выглядел рядом с Фомичевым подростком. Он едва доставал до плеча Владимира Николаевича. Фомичев разглядывал Ивана Ивановича так, как будто они давно не виделись. И сейчас впервые за долгое время он увидел чисто выбритое лицо Ивана Ивановича. Оно отдавало желтизной. Иван Иванович поднял усталые глаза, а глубокая морщина еще глубже вошла в переносицу. И у Фомичева болью отозвалось в душе: постарел Иван Иванович. А давно ли добрым молодцем хаживал.
– Может, Иван, съездим еще раз, поглядим долину, и уж тогда отправишься, жду тебя внизу. – Не дожидаясь ответа, он кивнул Федору и уже на ходу добавил: – Жду тебя внизу.
Иван Иванович собрал пожитки: пара сменного белья, бритва да ружье, вот и все дорожное имущество.
За эти дни Иван Иванович хоть и редко с ним виделся, а сдружился со своим соседом по номеру. И теперь расставание было трогательно-затяжным. Они долго трясли друг другу руки.
– Дам, дам я тебе автобус, дорогой Иван Иванович, в аренду, а дам, – обещал, расчувствовавшись, сосед.
– Заставляете ждать, – укором встретил Ивана Ивановича Фомичев.
– Мог бы и не ждать – ехать, если такая спешка.
– С Зоей прощался, – уколол и Федя.
– Автобус в аренду взял, – не обращая внимания на подковырку, солидно ответил Иван Иванович. Он открыл дверцу и бросил на пол рюкзак, аккуратно положил за спинку зачехленное ружье:
– С кем договорился, с Зоей? – с издевкой спросил Фомичев.
Иван Иванович помолчал.
– Со Степаном Митрофановичем, с кем еще.
– Ребусы.
Иван Иванович основательно уселся на заднее сиденье.
– Степан Митрофанович транспортом командует в Ягоднинском районе. Сегодня автобус вроде бы ни к чему, а завтра днем с огнем искать будем.
Фомичев на это замечание не отреагировал. По дороге на сорок седьмой километр принялся рассказывать анекдоты.
На этот раз машина в полчаса подмяла под себя расстояние до Уптара и выскочила на пригорок. Фомичев даже пристукнул себя по коленке кулаком.
– Как смотрится, а?! – воскликнул он, как будто впервые увидел вчерашнюю долину. – Сворачивай, Федя. Давай обочиной подле речки. Я же говорил, Иван, что твоя «Швейцария», – так и есть.
«Газик» обогнул ветхие домишки поселка и втянулся в великолепную тополиную рощу между речками Уптаром и Халахоком. Тут был воздух чист и прозрачен. Фомичеву показалось, что сегодня горы еще больше раздвинулись, освобождая пространство, на котором вполне бы мог разместиться современный город средней величины.
– Опять лыжи забыли, – подосадовал Фомичев. Он даже приподнялся на носки, стараясь заглянуть за гриву черного леса.
– Разворачивайся, Федя, – распорядился Иван Иванович, – а вы пока, Владимир Николаевич, подышите свежим воздухом. Мы в один момент обернемся.
Фомичев не возразил.
Иван Иванович обежал поселок, нашел две пары широких охотничьих лыж. В залог он оставил запасное колесо.
Они встали на лыжи и пошли в лес.
– Чайку запарь, Федор, – обернувшись, крикнул Иван Иванович, – вернемся – попьем…
Снег искрился и переливался радугой. Лиственницы стояли на белом снегу словно обугленные, бросая сиреневые тени. Владимир Николаевич часто останавливался, хватал ртом воздух, тяжело дышал.
– Вот что значит без привычки, Иван Иванович, – говорил он. – Уже не помню, когда вставал на лыжи. А ведь ходил, и как еще!.. – И он снова шел размашисто. У Ивана Ивановича стало покалывать в боку, и, вытянув, как гусенок шею, он тянулся за Фомичевым. Снег был упругий, и лыжи не проваливались. В общем-то, идти было легко и радостно. Солнце не успело подняться над горой, как стало клониться к закату, мельтешить в тополях за речкой. Фомичев повернул от речки к ручью. Они обогнули лесистый массив, и, только спустились к ручью, запахло дымком, костром на снегу. Федор встретил их горячим чаем.
– Все подживлял, второй котелок поставил, – подбрасывая в костер ветки стланика, пожаловался на кого-то Федор.
Костер отбрасывал на снег оранжевые всполохи, тени лиственниц на снегу из, сиреневых стали черными, а лица просветленными, значительными. Владимир Николаевич допивал свою кружку, умостившись на пне. Глаза его блестели, как при первом свидании.
– Ну что, товарищи мои дорогие, место вам нравится?!
– Нравится, – ответили Иван Иванович и Федя разом.
– Ну и хорошо. Будем на этом месте строить перевалочную базу. Не возражаете? Принято единогласно. Осталось ваше решение затвердить Советской власти. Так?.
До поселка Федор вел «газик» осторожно – Иван Иванович просунул лыжи в приоткрытую дверцу и придерживал их. Остановились у домишка, где оставили запасное колесо.
Иван Иванович вернулся оживленный.
– Вот что, мужики, встретил земляка. Вы поезжайте, а мне все равно на створ добираться…
– Ты бы, Иван, оформил автобус, – вылезая из машины, сказал Фомичев. – Я еще хотел проехать по трассе, поглядеть. Чует мое сердце – не сегодня-завтра придет колонна, чует, и все.
– Ступайте, я на автобусе до Магадана доскачу, вон остановка, только ты мне эту… – Иван Иванович хыкнул на кулак и пристукнул ладонь.
– Печать, – засмеялся Владимир Николаевич. Вынул из кармана мешочек и подал Ивану Ивановичу.
– Это другое дело, – сразу посерьезнел Иван Иванович. – Ну, так вы езжайте, Ружье, Федор, смотри, поосторожнее. – И Иван Иванович колобком покатился по дороге к остановке автобуса.
Фомичев еще некоторое время посидел в раздумье, смотря вслед Шустрову. Подошел автобус. Иван Иванович вскочил на подножку и помахал рукой.
– Чует мое сердце, Федор, объявится колонна. У тебя так не бывает?
– Предчувствия, что ли? Бывают. Перед тем как уйти моей Вике, места не находил.
Владимир Николаевич только вздохнул. Еще немного посидели.
– Может, навстречу колонне поедем?
Колонна
Надвигались сумерки, мороз поджимал, словно добавлял им гущины. Казалось бы, надо торопиться, а Фомичева что-то удерживало. Одну руку положил на баранку, другой прикрыл глаза, будто пытался что-то вспомнить, но так и не вспомнил – убрал руку с баранки. Федор тронулся. Фомичева как-то кольнуло в тот момент, когда из-за поворота загустели фары.
– Притормози, Федор, не наша ли колонна?
Федор притормозил и помигал фарой. Головная машина потянула на обочину и остановилась. К ней почти впритык подходили другие.
Первым из головной машины выпрыгнул парень.
– Здравствуй, Котов, – Фомичев пожал парню руку.
Колонна сжалась. Вывернул из темноты и Егор Акимович. Подошел.
– Чего расщеперились? Котов? – Простуженным голосом бросил Жильцов, но, узнав начальника стройки, осекся. – Неужто доехали?! Владимир Николаевич, куда причаливать?
– Федя, разворачивайся, – принял Фомичев решение.
Федор развернулся.
– Поезжай за мной, – сказал Фомичев Жильцову и сел в «газик».
И колонна, оглашая ревом моторов поселок, потянулась между домишками. Да не рассчитали, заклинились. Ни взад ни вперед. Оставалось одно – разбирать заборы.
Забегали по дворам, заголосили бабы.
– Заборы мы вам тесовые поставим, – сколько мог, уговаривал Егор Акимович. И все покрикивал: – Давай, давай, ребята-а! Бочком, бочком. – И колонна втиралась, прошла между домами в чистое доле, туда, где еще теплился костер, оставленный Федором.
Фомичев почувствовал в ногах сухую дрожь: хотя и ждал колонну, но приезд механизаторов застал врасплох.
«Куда же их? Усталые, обожженные якутским морозом. Прокопченные кострами дорог. Такой путь – три тысячи верст. Поди, по-человечески ни разу и не поспали. Что за сон, скрючившись в три погибели, в машинах? Что же делать? Что предпринять?» – вертелась в голове Фомичева одна мысль и причиняла боль.
Тем временем парни сняли с трейлера бульдозер, и Валерий Котов потеснил деревья, сгреб белый, сверкающий на свету фар снег. Оголил землю, распалили костер, и колонна, вытянувшись от поселка, заняла свое место. Костер собрал всю колонну.
– Ну, так что же, мужики, – наконец нашелся начальник стройки, – горячего похлебать с дороги надо.
– Не мешало бы, Владимир Николаевич, – за всех ответил спокойный и уверенный Егор Акимович.
– Так в чем же дело? По машинам! Человека четыре в «газик», остальные в «летучку».
– Валерий, ты с Петро Брагиным побудь тут, – придержал Жильцов Котова, когда садились в машину. – Без присмотра оставлять колонну негоже. Я тебе за щекой привезу.
За сдвинутыми столами сидели пропахшие за дорогу соляркой механизаторы. Фомичев оглядел свое воинство. Вспомнил, как провожал колонну.
Поговорка: «По одежке встречают, по уму провожают» – как нельзя лучше подходила к этому случаю. Рядом со степенными механизаторами Валерий Котов выглядел белой вороной, и Фомичев еще тогда подумал: а этого волосатого куда? В ботиночках, отвечать за него. Если бы не Жильцов, Фомичев не допустил бы Котова до машины. Но на вопрос: «А этот тоже едет?» – Жильцов промолчал, и Фомичев понял, что сказал не то.
– А где тот самый паренек, рыжеволосый, Валерий Котов? – спросил Фомичев.
– Женили мы его, Владимир Николаевич, на Лесной Марьяне… Он у нас самый молодой, самый отчаянный, – негромко сказал Егор Акимович.
Слова его прозвучали в тишине, и тишина была добрая, согласная.
– Дорогие мои товарищи, соратники, – поднял рюмку Фомичев. – Именно соратники. Сегодня, может, вы и не оцените до конца, не поймете, какие вы мужественные люди. То, что вы совершили, – это подвиг, понимаете, подвиг…
Егор Акимович махнул рукой.
– Да, да, подвиг. И мне нехорошо, что я так встретил вас, но, в городе не разрешили основать перевалочную базу. И мне больно, что не могу вас обогреть и обласкать. Видите, как нескладно…
– Какое там, – отмахнулся растроганный Жильцов и стал тереть лоб.
– Неужто мы не понимаем или не знаем вас, Владимир Николаевич? – послышалось со всех сторон. – Переживем. Лишь бы все было путем да по честности. Терпение и труд все перетрут…
Егор Жильцов дохлебал вторую тарелку щей, сходил за добавком.
– Котлеток мне не надо, – сказал он на раздаче, – а щей налейте…
– И мне, – припарился к Жильцову бульдозерист Иван Вороненко, – начерпайте пожиже – сто лет не ел из свежей капусты.
Повариха подала Жильцову тарелку, а Ивану сама принесла на стол – «расплескаешь в своих клешнях». Повариха была молодая, ладная собой.
– Вот и невеста! – подхватили парни. И нам щей… – Все, кто уже и котлеты съел, и компот выпил, тянули тарелки. – А мы что, рыжие, пусть и нам девушки подают…
– Да разве жалко – котел поставим…
– Ивану небось персональные, – вклинился с тарелкой Рюхин Степан, невысокого роста петушистый шофер.
– Может, Степана женим, а?..
– Согласен, – полупал белесыми глазами Степан. – Хоть теперь. И сберкнижка вот! С козыря зайду…
Сватовство Степана окончательно разрядило обстановку. Доволен был и Фомичев.
Как только фомичевский «газик» и «летучка» Жильцова скрылись за поворотом, Котов предложил Петро Брагину составить машины в два ряда навстречу радиаторами.
– Ужмем колонну?
– Да ну ее подальше, Валер, давай лучше портянки посушим, – мостясь на запасное колесо к костру, отозвался Петро.
– Ты помоги мне прицепить, а остальное я сам, – не успокаивался Валерий. – Что мы будем мерять из конца в конец.
– Ах ты, беспокойное хозяйство, – натягивая валенок, ворчал Петро.
В эту зиму, надо сказать, моторы, не глушили на стоянках. Ставили их на малые обороты, так и колматили ночь, а ночью-то два-три часа только и спали. И то наметается прогревальщик, не дай бог заглохнет. Вовремя не хватишься на таком морозе – разморозит радиатор, а то и блок порвет. И теперь Валерий шел по приходу между машин довольный: достаточно положить руку на крыло, чтобы убедиться: дышит, жива.
– Ну вот теперь, Петро батькович, можно и лапы кверху, суши свои портянки, – как бы разрешил Валерий.
– Слушай, Валера, а тебе не кажется, что наш шеф того?! – сказал Петро.
– Какой шеф, Егор?
– Зачем Егор, Фомичев – баландой встретил, похлебайте…
– Ну, и чего здесь плохого? И что вы все «шеф, шеф», – вскочил с колеса Валерий. – Подцепили дурацкую кликуху…
– Не нравится? – всмотрелся в Валерия Брагин. – Встретил мордой об лавку.
– При чем Фомичев! Ну, при чем?..
– Подожди, Валерка, я еще не досказал. – Брагин потянул Валерия за телогрейку: – Сядь.
Валерий отдернул телогрейку.
– Вынул из-за пазухи и дал коттедж.
– А ты как думал, должна быть у человека ответственность, если он при должности, если ему доверили людей, дело? Если, без громких слов и трескотни…
Валерий глянул на Петро – осекся. Не лицо – маска. Таким он еще Петро Брагина не видел. «Как может человек меняться, – подумал Валерий, – не завидую тому сытому волку, который встретится с голодным зайцем». Но ему вспомнился другой Брагин, тот, кто первым бросился в ледяную жижу, когда там, на мари, ухнула машина, и стала погружаться в наледь, и к ней было не подступиться. И захлестнули воспоминания.
Он сидел на колесе, смотрел на огонь и снова был у той переправы.
«Пропади она пропадом, – уродоваться из-за нее», – махнул рукой тогда Егор Акимович.
Петро сбросил телогрейку и едва успел пойматься за фаркопф тросом. Нахлебался вонючей со льдом жижи, но машину спас.
«Медаль тебе повесят», – кто-то из-за спины Жильцова то ли поддел, то ли одобрил Петро. Валерий помнит, как Петро ответил: «Надо знать, на что ты способен».
«Эх, марь ты, марь», – вспомнил и ясно представил Валерий, как втянулась колонна в распадок и как с ходу на первой машине Егор провалился, как выручали его машину и как переправлялись через марь.
Марь оказалась источенной теплыми ручьями и зажатой горами. Походили тогда они вокруг этой мари, повздыхали, потыкали ломиками, а дна так и не могли достать. Через гору – что на стену лезть.
Палят костры – греют животы. Ветер воет, звенит по насту колокольчиками поземка. Егор предложил промораживать марь. А сколько на это времени уйдет? Сколько жижи похлебаешь, почерпаешь, были бы совковые лопаты, а что этими штыковыми. Валерий отбросил лопату, поглядел: мутнеет притихшая колонна. Егор как маятник перед колонной туда-сюда. Валерию и Егора жалко, и зло брало. Он снова за лопату. Мужики дрова готовили, посбрасывали из кузовов бочки, набивали их снегом – дело шло к тому, чтобы глушить машины. Петро Брагин у костра с ложкой топчется, кашеварит.
«Если стлань бросить через марь, – прикинул расстояние Валерий, – на полмесяца работы, а где лесу взять столько?». Поторчины-сушины, как мышиные хвосты, торчат по заснеженной мари.
Валерий перевел взгляд на воз с лесом, и, как маленькая голубая звездочка, мелькнула мысль. Он к Егору, заглянул ему в лицо. Лицо Егора Акимовича было спокойно, вокруг глаз лежали черные глубокие круги, как будто еще не сошла прошедшая ночь.
– Есть выход, – сказал Валерий, – наведем переправу.
– Ну, ну, – Жильцов спокойно стоял и ждал, что дальше скажет Валерий. А Валерий, как видно, обдумывал до конца свое предложение, а возможно, что и своим отношением к сказанному Жильцов остудил Валерия. Глухо – Егор даже не узнал его голоса – Валерий добавил:
– Паром строить надо.
– Это что, брюшным паром двигать его по мари? – с некоторым раздумьем спросил Егор Акимович.
Но Валерия уже захлестнула идея, и он с жаром и поспешно стал объяснять:
– Рубим из бревен, наподобие платформы, настил, скрепляем как следует, так? Во-он видишь, на той стороне мари, дерево, – показал Валерий на разлапистую лиственницу. – Заделываем на нее блок, через блок трос, один конец за паром, другой за тягач. Ставим на паром машину или трейлер – и вперед!
– Это что, вроде волокуши?
– Вот именно, – подхватил вдохновенно Валерий, – и наша ладья скользит по мари…
Валерий объяснял, Егор грыз спичку и больше не перебивал Котова. Идея с переправой ему понравилась.
– Лес на твою переправу можно с прицепа снять. Пошли-ка к костру, – Жильцов зашагал широко, размашисто.
– Каша – мать наша, сняли бы пробу, Егор Акимович, пора свистать всех наверх, – протянул тогда Петро ложку Жильцову.
– Кликни-ка, Петро, ребят, у тебя горло луженое, – попросил Жильцов, присаживаясь к костру и выставляя над огнем длинные, как весла, руки.
Пока механизаторы собирались к костру, Егор все смотрел не отрываясь, как пыхтит в ведре гречневая каша с тушенкой. Потом оглядел собравшихся парней – кажется, все.
– Ну так вот, мужики, Валерий предлагает переправу, марь брать по-пластунски, юзом-пузом…
– Пусть покажет!
– И я говорю, – подтверждает Егор Акимович, – промести марь-то надо. Это же, считай, пуховое одеяло…
– Так! – схватывает мысль Петро. – Проклевывается, ну и…
– Ну и вот, значит, – Егор Акимович раздвигает рукой круг, парни расступаются, – видите, лиственница или сосна, шут ее разберет, на той стороне. Вот за нее через полиспаст и потянем волокушу.
– Идея! Правильно, – сразу подхватило несколько человек. – Ну ты, Валерка, даешь!..
– Что такого человека после смерти ждет, скажи, Петро?
– Удобрение.
– Как? – серьезно переспросил Егор.
Петро поддел ложку каши, подул.
– А вот так, чернозем – это что, по-вашему? Останки животного мира, так?
Жильцов пожал плечами.
– Значит, так, – продолжал Петро. – Вот вы, Егор Акимович, явитесь на землю нашу кедром сибирским, таким разлапистым, – Петро схлебнул из ложки, раскинул руки: – Могучим, и шишек на вас буде-ет…
– Поболе, чем на этом свете? – досказал Жильцов.
Парни снова захохотали. Жильцов подождал.
– Ну так вот, – он отделил рукой часть бригады, – эти делают метлы, а эти метут дорогу. Ты, Петро, берись за паром, рубить в лапу, – Егор Акимович сцепил в замок пальцы, – вот так. Понял?
– Но вначале каша, – заявил Петро.
– Каша так каша. Давай, ребята, неси чашки.
Как взрыв разлетелись по кабинам, принесли чашки, ложки. Петро начерпал «разводящим» каждому до краев пахучей дышащей каши. Валерию подал ведро: все знали, что он обожает «пригаринки».
– Это тебе похвальный лист, – сказал Петро.
Не прошло и двух часов, как волокуша была готова, лед прометен. Валерий раскатывал бухту троса, парни тянули трос через марь один за другим, многоточием, доставали противоположной стороны. Закрепили за толстое крепкое дерево блок, перекинули трос, перетянули на эту сторону мари. Один конец зацепили за волокушу, другой за тягач. Затолкнули на волокушу трейлер.
– Может, какие наводящие вопросы будут? – спросил Егор Акимович и сам же ответил: – Нет, значит. – И рукой подал знак Валерию. Тот включил скорость. Застонала, защелкала, заухала марь, стронулась и пошла волокуша. Поплыл трейлер по мари, как по белому морю. Лижет волокуша на льду снег, словно ковровую дорожку стелет… К ночи вся колонна переправилась через марь. И опять побежали навстречу версты…
