Текст книги "Фартовые деньги"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

– А вот и нет, – возразила Анюта. – Я ее притащила.

– Все равно без батареек не сработает, – сказал Механик.

– Из фонарика можно взять, – заметил Епиха. – Правда, они не влезут…

– Дельная мысль! – одобрительно произнес «адмирал», вытащил свой рюкзачок и принялся орудовать. Через десять минут, подключив к рации негабаритные батарейки с помощью зажимов типа «крокодил» и изоленты, Механик привел средство связи в рабочее состояние и почти сразу же наехал на волны, где переговаривалась милиция, а потом и Ларев. Рация была выведена на минимум громкости, и ее слышал только сам Еремин. Однако информация интересовала весь личный состав «эскадры», и все постарались, насколько это было возможно в маленькой лодке, подсесть поближе к Механику.

Из радиообмена, который Механик подслушивал, он выцедил достаточно много интересного, но, пожалуй, слишком мало утешительного. Ведь то, что было в эфире, очень слабо отражало реальную картину событий. Особенно неприятной Механику показалась фраза: «Продолжайте прочесывание!», которую произнес Замятин. Перед тем было достаточно много цифр, подводящих предварительные итоги «бунта в сумасшедшем доме», которые хоть и вуалировались немного, были понятны любому дураку. Еремин сильно беспокоился насчет того, что прочесывание вызвано исключительным желанием ментов отловить его лично и остальных не охваченных милицейской заботой граждан, то есть тех, кто сидел сейчас в «Казанке». А раз так, то мог снова прилететь вертолет и появиться какой-нибудь катер, который начнет рыскать по протоке.

Но потом, к величайшему удивлению Механика, в эфире зазвучали команды, свидетельствующие о том, что опергруппа РОВД сворачивает свою бурную деятельность и покидает место происшествия. Олег ушам не поверил. По его разумению, после мероприятия такого масштаба, где одних «двухсотых» больше двух десятков, сюда должна была прибыть как минимум «область», а потом и следственная группа МВД и Генпрокуратуры. Потому что уж больно крупное нарушение общественного порядка просматривалось… Или Ларев действительно в своем районе выше Господа Бога, или вся эта болтовня насчет свертывания – провокация, рассчитанная на то, что Механик подслушает и вылезет из своего убежища.

Еремин почти однозначно склонялся ко второму варианту, его не убедил даже удаляющийся гул машин и отблески «мигалок», которые были заметны из-за деревьев на том берегу протоки. И уж тем более не убедила тишина, которая воцарилась и в воздухе, и в радиоэфире.

Тем не менее Механику до ужаса захотелось пробраться на хутор и посмотреть, что там происходит. Например, не реквизировала ли милиция его автопарк, не сгорела ли мастерская с оборудованием и, наконец, не добралась ли законная власть до атаманских кладов. Поэтому он еще полчаса вслушивался в эфир, но ни хрена на прежних волнах не слышал. Напрямую с хутора тоже почти никаких звуков не долетало.

Наконец Еремин не вытерпел и сказал:

– Вот что. Надо провести разведку. Всем сидеть здесь, не цапаться, не лаяться и жить мирно. Со мной никому не проситься. Райка, остаешься за старшего.

Олег разделся до плавок и не взял с собой никакого оружия. Если там менты, то оружие все равно не поможет, а безоружный и голый человек особых подозрений не вызовет, будет меньше поводов его задержать.

В общем, Механик, не жалея своего больного организма, плавно, без плеска, окунулся в очень прохладную утреннюю воду и медленно поплыл через камыши в протоку.

МАЛЕНЬКИЙ ЗЕЛЕНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК

Механик не стал заплывать в устье речушки и выбираться на берег там, где размещался лодочный причал. Он проплыл по протоке намного дальше и вылез из воды метров на сто выше устья речки. После этого нагреб из прибрежных камышей серо-зеленого ила и вымазался им с ног до головы, чтоб не шибко сверкать кожей среди зелени. Любой мирный гражданин, поглядевший на него после этой процедуры, либо тут же побежал бы докладывать в ФСБ о прибытии летающей тарелки с маленькими зелеными человечками на борту, либо срочно вступил в общество «анонимных алкоголиков», сообразив, что уже допился до чертиков. Если учесть, что по ходу движения Механика через лес в направлении хутора к его илистой обмазке налипло немало травинок, сухих листьев, иголок и всякого прочего, то его можно было принять и за какого-нибудь реликтового гоминида (не подумайте чего плохого!) типа йети или каптара, сообщения о которых время от времени еще появляются в газетах. Ну а самые простые граждане и старушки просто решили бы, что это лешак или кикимора болотная.

Но Еремину было по фигу, на кого он похож, лишь бы его не заметили раньше времени. Перемещаясь где шагом, где ползком, он добрался к просеке, примерно в двадцати метрах от выезда на поляну, где располагался хутор, Олег уже собрался было перескочить на другую сторону дороги, укрыться в кустах, а затем подползти к краю поляны и как следует разглядеть, что и как, оценить обстановку. Но в это самое время он заметил двух бойцов в голубовато-серых камуфляжках, с помповыми ружьями на изготовку, которые двигались по дороге в сторону от хутора. Олег затаился, и «менты» – он почему-то не сомневался, что эти мальчики находятся на госслужбе – спокойно проследовали мимо него.

Механик подождал немного, посматривая в ту сторону, куда удалились бойцы, и, убедившись, что они его не заметят из-за изгиба просеки, мягко ступая босыми пятками, перешел через дорогу, после чего, стараясь поменьше шелестеть ветвями, проскользнул сквозь кусты. И тут его ухо уловило тарахтение мотора. Похоже, по просеке в направлении хутора катил какой-то колесный трактор. Чуть позже, когда трактор приблизился, Олег расслышал легкое бряканье и треск – видать, нависающие над просекой ветки колотились и ломались о поднятый бульдозерный нож. Ну а еще позже хрустнула какая-то большая ветка в нескольких метрах над землей. Из этого Механик тут же сделал вывод, что на тракторе и стрела с ковшом имеется.

Действительно, через некоторое время мимо притаившегося в кустах Еремина проехал «МТЗ-80» с ковшом и бульдозером – почти такой же, на каком Механик зимой ездил по просекам и льду озера Широкое. В кабине трактора, кроме тракториста, сидели те самые парни в милицейском камуфляже. То ли они его охраняли, то ли дорогу показывали.

Пропустив мимо себя этот могучий механизм, Олег не спеша переполз к краю поляны и смог обозреть хутор, так сказать, в самом общем плане.

В принципе Механик не нашел каких-либо особо уродующих пейзаж разрушений. Кроме, естественно, четырех изуродованных машин. Две «Тайги», «Судзуки-Самурай» и «шестерка» придавали местности колорит Прохоровского поля. Но дом стоял, гараж и мастерская – тоже. Никакие курятники-крольчатники внешне не выглядели поломанными.

Но что больше всего удивило Олега, так это то, что нигде трупы не наблюдались. Неужели менты все двадцать с лишним штук уже осмотрели, сфотографировали, задокументировали и так далее, а потом погрузили навалом в грузовик и повезли в морг? Что-то не верилось. С одним жмуром по нескольку часов возятся, а тут целая куча…

В это время в поле зрения Механика снова попал трактор, который выкатился с просеки и, тарахтя, направился в сторону гаража. Еремину минуты не понадобилось, чтобы понять: экскаватор с бульдозером пригнали для того, чтоб раскопать бугор с лопухами, под которым лежат сундуки с золотом.

Когда трактор поравнялся с домом, у которого Механик разглядел ларевский «Ниссан-Патрол», на крыльцо вышел человек, в котором, несмотря на неблизкое расстояние, легко было узнать Владимира Васильевича. А из «Ниссана» выбрались три человека, два мужика и баба. Их Еремин тоже опознал в один момент: Шура Казан, Витя Басмач и Нинка.

Не было никаких признаков, что все эти граждане, включая Ларева, находятся под конвоем или хотя бы под контролем правоохранителей. Напротив, после того, как трактор остановился, все, кто сидел в кабине, вылезли и с явным подобострастием стали выслушивать какие-то ЦУ от Владимира Васильевича. А Басмач, Казан и Нинка делали какие-то потягивания – похоже, что они часок продремали в кабине и никто их не потревожил. К сожалению, ветер тянул с реки и уносил разговоры в сторону от Механика, к тому же он, как известно, был слегка глуховат и расслышать, что говорится там, в нескольких сотнях метрах от него, не мог.

Затем трактор проехал через проход между гаражом и мастерской, развернулся и вгрызся ковшом в бугор с лопухами. Механик порадовался за свою прозорливость. Вместе с тем он почувствовал необходимость перебраться поближе к месту событий. Потому что ему ужас как интересно было посмотреть, что там происходит.

Конечно, можно было, наверно, не мудрствуя лукаво, просто вернуться на протоку, смыть свою камуфляжную грязь и честно-благородно подойти к Владимиру Васильевичу. Механик с ним не ссорился и не имел каких-либо рациональных оснований подозревать в чем-то нехорошем. Но все-таки легкое опасение у Олега было. Как-никак, клад, лежащий в бугре, вещь более чем серьезная. Может быть, Казан и Басмач уже объяснили Лареву, что Механик похитил в соседней области клад Федьки Бузуна и тем самым обокрал участников «чик-чириковского соглашения». Конечно, то, что зарыто в бугре, – из другой оперы и даже из другого века. В тех мешках, которые лежали сейчас на дне заполненного водой навозосборника в недостроенных коровниках у села Самсонова, не было ни одного империала с портретом Николая II. Там были цехины, динары, дирхемы, дукаты и алтыны какие-нибудь – Механик в нумизматике был почти полный профан, но отличить николаевские монеты от гораздо более древних был все же способен. Так что доказать публике, что клад в бугре и клад Федьки Бузуна – две большие разницы, Лареву было бы нетрудно. Но тогда встал бы вопрос: если это «не тот», то где «тот»? А ну, подать сюда Механика, Вова, иначе дождешься! А Вове надо во имя чьих-то высоких интересов всемерно защищать «чик-чириковцев». Ведь их сегодня можно было всех прихлопнуть – и «басмачей», и «казанов». Но нет-с, Ларев их, похоже, даже от ментов отмазал. И стоит им только намекнуть, что они, допустим, найдут пути-дорожки к этому загадочному Клобуку, а потом сговорятся с ним, как Володя будет готов на все услуги. В том числе и на то, чтоб выдать Механика. Кто он такой, этот Механик? Кто его видел? Поджарить ему пятки паяльной лампой, пусть колется, куда рыжевье заныкал. Ну и прочую мелочь типа Юльки, Райки, Епихи, Шпинделя, Анютки – тоже. Если сам Мех терпеливый, глядишь, своих баб пожалеет… Ну а когда расколется – в яму его и бульдозером заровнять. Благо машина уже на месте, копает вовсю…

Механик опять, в который раз уже, ощутил неимоверную ярость к тем, кто может посчитать его жизнь мелкой разменной монеткой в своих крупных играх больших людей. Хотя, еще раз надо повторить, никаких прямых доказательств не имел. Просто у него было много таких случаев по жизни. И Гера с Серым в Бузиновском лесу, и барыга Делон с Валерой Гнедым в Москве, и Булкины «ремонтники», и Шмыгло, и Шкворень с Конем, и Швандя с Медведем… Ну всякой скотине так и хотелось с ним, маленьким, слабым и больным разделаться. Придавить, как вошку, хотя это не совсем справедливое сравнение. Ведь вшей давят за то, что они кусаются. Механик, если б его все время не пытались раздавить, мухи бы не обидел. Ведь прожил же он здесь, на хуторе, с апреля по июль мирно и спокойно, никого не обижая. Трудился, как честный крестьянин, вел натуральное хозяйство, любил своих баб в меру возможности и дружески беседовал о жизни с тем же Ларевым. А потом пошла вся эта история…

Злись не злись, изменить что-либо в прошлом ходе событий Механик не мог. Но повлиять на их будущее развитие был в силе. И не собирался действовать по чужому сценарию. Нет уж, выкусите, господа!

Но для начала надо было все же оценить, что тут, на хуторе, делается и много ли здесь народу. Пока в поле зрения попали только Ларев, Шура, Витя, Нинка, два парня в ментовском камуфляже и тракторист, он же бульдозерист и экскаваторщик.

Механик стал неторопливо передвигаться вправо, вдоль края поляны, время от времени поглядывая в сторону хутора. Как раз в это время там появилось еще несколько человек в камуфляже, которые вытащили какой-то мешок из гаража. Впрочем, Олег почти сразу же сообразил, что это не «какой-то» мешок, а именно тот, что наполнили золотишком Резаный со товарищи. Потом они забрались в подставленный им Механиком «Чероки», где сработала система противоугона О. Ф. Еремина. То есть при «несанкционированном» нажатии на педаль газа срабатывал баллон с газом типа CS и блокировались двери. Потом, через некоторое время, на этот же мешок, будто на живца, попались и братки во главе с самим Уханом, но уже на «Паджеро». Механик сработал как психолог. Мешок тяжелый, на руках семь километров через лес тащить не захочется. А в гараже стоят машины, причем у одной из них даже дверь не заперта. Какую выберет человек, желающий побыстрее смыться с богатой добычей? Ясно, что ту, которую взламывать не надо, да еще и с ключами в щитке… В первый раз открыл «Чероки» и запер «Паджеро», во второй раз – наоборот. И все попались живьем, так, как хотел заказчик Ларев. Правда, теперь все они – трупы. И может быть, это определит судьбу Механика на переговорах Ларева с Басмачом и Казаном…

Мешок тем временем подтащили к «Ниссан-Патролу», около которого Ларев разговаривал с «гостями». Механик передвинулся уже метров на сто вдоль края поляны, примерно туда, куда ночью вышел Ухан со своей компанией, и находился теперь гораздо ближе к хутору. Теперь Олег мог даже слышать то, что говорил Ларев, потому что ветер со стороны реки не уносил звуки речи в сторону, а как бы пододвигал их к ушам Еремина.

– Вот, – заявил Ларев Басмачу, когда парни в камуфляже развязали горловину мешка. – Видишь, как ребята упрели? Тут больше ста кило золота и серебра царской чеканки. Сколько тут на доллары, сказать затрудняюсь – не считал. Вот это тебе компенсация за покойников, за машины и за услуги ментам. А заодно и за то, чтоб ты отвязался от Механика. Из того клада ты все равно почти ничего не получил бы, даже если б честно вернул его Булке. Не вернул бы – Булка и Кныш тебя не пожалели бы и забрали бы все. Но это – война, разборки и прочее. Мне такого не надо. Я ваш ангел-хранитель, понятно?!

Витя завороженно смотрел на золотые профили Николая Кровавого и двуглавые орлы, тускло блестевшие на солнце. Попадались и серебряные рубли, намного крупнее по размеру, чем золотые империалы. Ларев вынул одну такую блямбу, показал Вите:

– Видишь? Юбилейная 1913 года, к 300-летию династии Романовых выпущена. Тут не один Николашка, но и пращур его Михаил Федорович изображен. Дороже стоит небось.

Вите это было по фигу. Да, ему очень хотелось бы все это получить. Он ничуть не сомневался, что сможет реализовать содержимое мешка и крепко на всем наварить даже с учетом всех «непредвиденных расходов», которые на него навалились. Но этот мешочек все же слишком мал по сравнению с теми, что упер Механик. Даже чисто по весу. Там – 350 кило. И не царских монет начала XX века, а всякой всячины из середины XVII. Вещичек, которые уже за одну старину и уникальность намного выше ценятся. Там, говорят, и камней до фига, каждый из которых по сотне тысяч баксов пойдет… Нет, не очень хотелось Вите отказываться от всего этого за такую «компенсацию». Больше того, у него жар по крови шел при мысли о том, что всего в нескольких десятках метров от него, под бугром, там, где работает экскаватор, лежат еще ценности, которые, может быть, и в десять таких мешков не влезут. Володя просто ему по-барски косточку со стола кинул – на, пес, все равно мне уже рыгается с пережору! Но он, Витя Басмач, не пес. Он сам себе хозяин…

Но тут, у Ларева на хуторе, выступать было нельзя. За гаражом валяются 28 трупов. Борман, Ухан, Швандя, Резаный, Мотыль и так далее. Среди них восемь бойцов из команды Казана, четверо ларевских, а все остальные – его, Вити, люди. И если Витя сейчас честно и благородно объявит, что манал он эту «компенсацию», то присоединится к общей куче. Уже есть договоренность, что всех мертвецов зароют в яму, из которой достанут «атаманский клад». Места там хватит всем и даже останется. Например, для него, Басмача, если он поведет себя как дурак. Но Витя – не дурак. Он примет этот мешочек и простится с Ларевым, как старый друг. А дальше – видно будет…

– Тебе тоже надо отстегнуть, Шурик, – произнес Ларев. – У тебя тоже беда, верно?

– Не знаю… – произнес Казан каким-то странным, не свойственным для себя тоном. Он и сам не очень понимал, что в душе творится. С одной стороны, он видел то, о чем ему рассказывал Батя, эдакую ожившую и воплотившуюся в благородный металл легенду. Может, надо было порадоваться за себя, за свое везение и за то, что сейчас – скажи «да», – и добрый дядюшка Ларев велит своим молодцам принести еще один стокилограммовый мешок из-под картошки, набитый николаевским золотом. Который наверняка перетянет все расходы на бесплатное обеспечение иномарками знаменских ментов. Шура не собирался устраивать отпевание ни Борману, ни тем, кто с ним сюда приперся, а уж тем более – ставить им памятники за счет братвы. Правильно, под бульдозер их, и заровнять гадов! Так что навар у него с этого мешка был бы неплохой.

Но Казан увидел в мешке одну маленькую вещичку, на которую не обратили внимание ни Ларев, ни Витя. Золотую зубную коронку, помятую, должно быть, какими-то клещами. То есть выдранную изо рта у мертвого, а может, и у живого человека. И эта самая коронка вдруг вызвала в Шуре бурю противоречивых и путаных чувств.

Шура вспомнил рассказ Егорыча про то, как Орел и Федор грабили поезда, шедшие на юг в 1918 и 1919 годах. Кто в них ехал? Курортники? Да ни хрена подобного – беженцы. Кто пробирался к белым, а кто просто стремился доехать до тех мест, где хлеб еще есть. Может, эти самые десятки и пятерки долгие годы копили в чулке на черный день, и, когда он настал, решили взять с собой, чтоб выжить на новом месте. Чека не нашла, а Федор и Орел вытрясли.

И вот только теперь до Шуры дошло. Да, может быть, папаша Бати Егорыча, который тогда был совсем пацаном, пил, гулял, грабил, убивал, девок портил. Но атаман его бизнес делал. И Федор тоже казну копил. Должно быть, и тот, и другой своей братве объявили, что надо не все пропивать, а давать атаману в общак. Тогда, наверное, как-нибудь по-другому этот финансовый институт назывался, «общий котел» или еще как-то. «И глядишь, когда все утрясется – каждый от меня свою долю получит и благодарить будет, что не дал пропить!» – так небось Орел объяснял. Опять же, наверно, говорил, что ежели кого убьют – то доля на братву разойдется. В общем, получалось у них что-то вроде «пирамиды».

Конечно, может, поначалу и Орел, и Федор считали, что за мужика бьются. Орел-то уж точно, если правда то, что рассказывал Егорыч насчет его борьбы против злоупотреблений уездной продовольственной комиссии. И может быть, даже верил в то, что, когда война кончится, раздаст эти деньги мужикам по справедливости. Но потом, когда сундуки наполняться стали, алчность Орла заела. Поэтому он и от белого мятежа откололся. Потому что, если б белая власть установилась, то и впрямь у него бы землю отобрали, которую в 1917 году хапнул. А заодно, глядишь, нашлись бы людишки, которые в суде на него показания дали за грабежи. Ну а красные, как он считал, «экспроприировать» не дураки. Главное – вовремя показать, что ты за Советскую власть… Ну а если еще и с Ермолаевым удалось столковаться – все в порядке. Кто его знает, может, он этому предревкому тоже отстегнуть пообещал? Впрочем, если б белые все-таки войну выиграли, Орел к ним наверняка успел бы переметнуться. Но судьба решила по-другому. Кто этого Орла теперь помнит? Даже имени не осталось – одна кличка. И деньги эти награбленные так и пролежали тут без толку с 1919 года. Всю советскую историю и всю постсоветскую. Хотя, наверно, могли бы пригодиться и на хлеб для Поволжья, и на танки-самолеты во время войны, и на еще что-нибудь полезное. Сам не гам, и другому не дам – вот что получилось.

Казан, глядя на монеты и на коронку, испытал что-то похожее на муки совести. Он тоже хапал, хотя и другими способами, опять же по большей части не в баксах. Но суть та же – Шуре хорошо, только когда кому-то плохо.

Наверное, Казан мог бы сказать, что ему тошно брать это золото, потому что на нем крови и слез, горя и мук – до небес. Где-то в башке у него такие оценки сформировались. Но произносить эти слова не стал. Уж кому-кому, а ему морали читать не пристало. Да и на фига обижать Ларева? Мужик, в общем, вполне приличный. Если б не он со своим Механиком – была б эта ночка последней для Казана и Нинки.

И все же брать золото Орла Шура не стал. Когда Ларев после того, как Казан рассеянно произнес «Не знаю…», очень удивился, Шура пояснил:

– Извини, Васильич, мне чего-то влом халяву брать. Возни с реализацией этого много, а время – деньги. Я лучше на чем-нибудь другом наварю.

– Как знаешь… – хмыкнул Ларев. – Сам понимаешь, два раза предлагать не стану. Мне лично оно тоже не помешает.

– Ну вот и решили вопрос, – улыбнулся Казан. Нинка, конечно, посмотрела на него как на психа. Ей бы хоть горсточку таких монеток – уже бы прибалдела.