Текст книги "О любви"
Автор книги: Леонид Жуховицкий
Соавторы: Ларс Хесслинд
Жанр:
Рассказ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
– Ах, черт возьми! – прошипел Одд, так и не успев переключить скорость. В панике он резко нажал ногой на педаль тормоза. Заднее колесо заклинило, и мотоцикл понесло по размягченному солнцем асфальту.
Туман. Издалека доносятся приглушенные женские голоса.
В сознании медленно, как при проявлении пленки, проступали детали. Штатив, какие-то цепи, ручки. Столбики из колб. Желтые змеи, выползающие из них. Белые простыни. Спинка железной кровати, выкрашенной в белый цвет. Резиновые змеи охватывали запястья. Но это были не его запястья. Он витал где-то вне самого себя. Смотрел на себя как бы со стороны. Попытался повернуть голову, но она не поворачивалась. Все кругом – дерьмо.
– Он просыпается, – произнес женский голос. Теперь он слышал его отчетливее. В поле зрения смутно проступило женское лицо. Мешочки, свисающие с подбородка, – он насчитал до восьми мешочков. За очками – сильно выпуклые глаза, глаза-шары, которые угрожали выкатиться из глазниц и свалиться ему на лицо.
– Ты меня слышишь? – спросил голос.
Он хотел ответить, но язык не подчинился ему, как будто прирос ко рту, или, может, он слишком велик для него?
– Ты слышишь меня?
Он пошевелил языком. Комок мяса нехотя повиновался.
– Да, – произнес он чужим голосом. Странное эхо отозвалось в голове.
– Ты меня видишь?
Мешочки склонились над ним.
– Да, – повторил он… – Где я?
– В больнице.
Он услышал, как отворилась дверь. Трепыхающееся лицо в очках исчезло из поля его зрения.
– Он проснулся, доктор, – сказал женский голос.
– Тогда доставьте сюда посетителя, – сказал мужской голос.
– Хорошо, доктор.
Мужчина с ястребиным носом и черными вьющимися волосами возник у постели. На груди у него болтался стетоскоп. Рубашка была расстегнута на шее, оттуда виднелся клок черных волос. На тонкой золотой цепочке, наполовину скрытой волосами, висел жетон из золота с указанием имени, фамилии, звания. Воротник белого халата был тоже расстегнут, как у врачей в телепрограмме "Лазарет".
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Не знаю. Почему я здесь?
– У тебя сломана правая нога в двух местах. Сотрясение мозга и пятьдесят два шва, которые пришлось наложить на раны в разных местах. И ты потерял литр крови, которую мы снова тебе вольем.
Сказанное врачом будто бы его и не касалось. Мозг не спешил переработать информацию, рассортировать слова и понять заключенную в них мысль.
– Почему я здесь? – повторил он беззвучно.
– Ты перевернулся на своем мотоцикле.
– Лучше бы вообще разбился!..
– Поверь мне, – сказал врач, – это я тебя чинил, когда тебя привезли на "скорой помощи".
– Мотоцикл был не мой, – сказал Одд устало.
– Все равно нечего важничать, радуйся, что остался жив.
– Откуда тебе знать?
– Я знаю, что ты жив.
– Откуда ты знаешь, что я рад?
Дверь в палату приоткрылась. Сестра с шеей как у индюшки, пятясь, вошла в палату. Она везла каталку. На ней сидел узкоплечий человек, завернутый в серое одеяло, на котором что-то было написано голубыми буквами. Одеяло тряслось.
– К тебе посетитель. – Сестра развернула каталку.
Лицом к лицу. Немигающие глаза старика копьями вонзились в глаза Одда. Старик отчаянно зашевелил губами, но звуков не получалось. Четыре зуба, которые у него еще оставались на воспаленной верхней десне, поднимались и опускались… вверх – вниз… вверх – вниз… Одд не отводил взгляда от губ старика. В висках у него стучало от боли, когда он наблюдал за судорожной попыткой старика заговорить. Мысли прорезались сквозь пелену боли.
"Отстань от меня. Что тебе здесь нужно, черт тебя возьми? Не можешь оставить меня в покое? Зачем ты сюда пришел? Мучить меня? Тебе непременно надо превратить мою жизнь в ад – только потому, что и у тебя адская жизнь? Ты мне отец только на бумаге. И все тут… Только на бумаге. Не понимаешь, что ли? Перестань пасть разевать… Не моя вина, что ты не можешь говорить…"
Одду вдруг показалось, что есть какая-то система в движениях губ старика. Раз за разом – одно и то же. Губы старика стягивались и растягивались, и Одду уже мерещилось, будто он различает слова. Медленно стал он читать слова, вылетавшие из сине-серых губ. Буква за буквой возникали из дымки и врезались в его сознание, вызывая гнев:
Б..И..Л..Е..Т..Ы..В..К..И..Н..О..
– Уберите отсюда эту чертову куклу! У него нет права обвинять меня! Вон! Вон! – закричал он.
Взрыв чувств судорогой свел все его тело. Он обратился в комок боли, яростно страдая.
Его швыряло на кровати в припадке отчаяния и страха.
– Что такое ты говоришь!.. Ужас какой-то! Ты же кричишь на своего старого больного отца. – Голос сестры дрожал от негодования.
– Пациенту вредно возбуждение. Увезите каталку, – коротко распорядился врач.
Он опустил руку на лоб Одду.
– Успокойся, – сказал он.
Рука врача была прохладной. Покой снизошел на него, – так бывает на море, когда отступают перед солнцем последние тучи после бури и дождя. Прикосновение врача успокоило Одда. Рука, казалось, всасывала его "Я". Проникала в него. Смягчала боль истерзанных нервов. Рядом человек. Рядом… рядом… кто-то заботится о нем. Кто-то любит его.
– Успокойся и отдохни.
"Не убирай руку, добрый доктор. Не убирай. Никогда".
Глаза Одда закрыты, но он слышит, как сестра вернулась в палату.
– Отец пациента написал записку, доктор. Его невозможно было усадить в машину, пока он ее не написал. – Одд раскрыл глаза и увидел, что женщина с индюшиной шеей протянула врачу измятый клочок бумаги.
Врач взглянул на записку. Затем испытующе – на Одда.
– Я знаю, что там написано, – сказал Одд.
– Что? – врач вскинул одну бровь.
– "Билеты в кино".
– Нет, неверно.
Врач с улыбкой протянул Одду клочок бумаги.
Буквы торчали в разные стороны, как плохо сложенная поленница дров.
Не знаки письменности. Знаки жизни.
Слова, преодолевшие все препоны, приплывшие будто с другого берега. От живого мертвеца.
Первые слова, что старик подарил миру за последние два года, два месяца и двадцать дней. Одд медленно читал записку, чтобы каждое слово отца поселилось в его сознании и пустило там корни:
"Тебе больно, сынок?"
Снова и снова перечитывал Одд записку отца.
Снова. И снова. И снова…
Пока слезы не смыли слова.
Леонид Жуховицкий
Ларс Хесслинд
Диалог в письмах
Леонид Жуховицкий
Да здравствуют юные полиглоты!
В Москве, на вполне русском заборе, я прочел надпись мелом на английском языке: "All you need is love". Все, в чем вы нуждаетесь, – это любовь…
Понятия не имею, кто впервые бросил в жизнь этот лозунг: американцы, европейцы или азиаты, борцы за мир, эмансипацию или за чистую природу. Не знаю. Но как же здорово, как точно, как мудро сказано!
Преувеличено? Ну да, конечно же, да – ровно настолько, сколько требуется, чтобы мысль стала афоризмом.
Все, в чем вы нуждаетесь…
Но ведь мы нуждаемся во многом. И потребности все растут. Чтобы книжка вышла в свет, и то нужно множество вещей: перо, бумага, типографские машины…
Однако давно замечено: любовь требует минимума вещей. Любимые стихи от руки переписывают в тетрадь, иногда даже выцарапывают гвоздем на стене. Любимого актера или певца мы готовы слушать, сидя на полу переполненного зала. С любимым человеком и того проще: крохотная комнатка, одна кровать, две простыни и никакой одежды.
Но – какой печальный и тревожный парадокс! – чем дальше, тем больше люди гонятся за вещами, чем дальше, тем меньше внимания уделяют любви. Может показаться, что это не так: нынешняя раскованная молодежь и в сфере личных отношений себя не ограничивает, свобода практически полная. Но любовь и секс вещи все-таки разные. К множеству доступных предметов потребления добавилось человеческое тело, только и всего.
Иногда мне кажется, что современное человечество все больше напоминает бальзаковского Гобсека или гоголевского Плюшкина: бессмысленное накопительство, денежно-вещевая наркомания переходят всякие разумные пределы, отнимая время, нервы, духовные силы и, в конечном счете, любовь.
Мы прославляем цивилизацию и почти обожествляем прогресс. Но ведь наша цивилизация тоже денежно-вещевая. Достигнут ли прогресс в любви со времен шекспировской Джульетты?
И, вообще, что такое прогресс? Может быть, это медведь, который тащит нас в кусты, чтобы сожрать, а мы брюзжим, что он делает это недостаточно быстро…
Я не уверен, что именно европейцы самые счастливые люди на земле. Между тем мы вольно или невольно навязываем всей планете свою модель успеха. Мы говорим: Бельгия по производству стали на душу населения опережает Таити в сто двадцать раз, значит, бельгийцы живут в сто двадцать раз лучше. Но, может быть, таитяне в двести сорок раз счастливее в любви?
Тебя никогда не мучила мысль, что в достижении цели ты добился многого, но что, может быть, ошибка заложена в самом выборе цели, и чем больше тебе везет, тем ты дальше от счастья?
Ларс Хесслинд
В пятидесятые годы я работал воспитателем в детском доме, где проводили лето дети, по разным причинам не сумевшие приспособиться к жизни в обществе. Директором у нас был умный и опытный человек, общение с ним дало мне, двадцатилетнему, необычайно много.
Когда к нам привозили очередного ребенка, мы, воспитатели, собирались вместе, чтобы ознакомиться с историей ребенка и обсудить, как с ним быть дальше.
Однажды в детском доме появилась веснушчатая девятилетняя девочка. Она страдала клептоманией – воровала все, что плохо лежит, и раздавала другим детям, а иногда и взрослым.
Помню, я все думал: как же ее воспитывать? Подговорить других детей, чтобы с презрением отталкивали краденое?
И тогда директор детского дома преподал нам урок, который я помню и по сей день.
– Да, друзья мои, – сказал он, – у девочки клептомания. Но пусть это не покажется вам странным – ворует она потому, что ее слишком мало любили. Ранний опыт накладывает определенный отпечаток на личность ребенка. Маленький человек получает подарки как награду за успехи и как доказательство того, что его любят. All you need is love. (Все, в чем вы нуждаетесь, – это любовь.) Если же мир взрослых отказывает ребенку в любви, ребенок пытается добыть ее сам, потому что быть любимым ему так же необходимо, как пить и есть.
Ребенок крадет совершенно не нужные ему, на первый взгляд, вещи. Иногда он что-то оставляет себе, но чаще раздает другим, порой совсем чужим людям. А те платят ему благодарностью. Иными словами, ребенок покупает себе любовь.
Поэтому такую форму клептомании лучше всего лечить любовью и дружбой…
Ты знаешь, наш директор оказался прав. Мы не ругали девочку. Мы благодарили ее за каждый подарок, пусть даже и украденный, мы сами делали ей подарки. И мало-помалу она перестала воровать.
Быть может, всех, кто пытается купить любовь, и надо лечить любовью? Наверное, любовь в том и заключается, чтобы отдавать и брать?
Кто-то сказал: "То, что ты хочешь, чтобы твой ближний сделал для тебя, ты должен сам сделать для него".
Вероятно, именно здесь и лежит ключ к счастью? All you need is love. Может быть, и сам будешь счастливее, одаривая ближних большей заботой и дружелюбием?
Вместо этого мы выбиваемся из сил, гонясь за все большим материальным благополучием. Не исключено, что подлинной целью этой погони является нечто иное – то, чего нам не хватает? И не получается ли, что охотиться за материальными благами, а тем самым эксплуатировать природу, расхищать ее богатства, опустошать землю нас заставляет именно дефицит дружбы и любви?
Да, более высокий жизненный уровень еще не означает более счастливую жизнь.
Но имеет ли любовь будущее? Это вопрос, от которого голова идет кругом. Конечно, и в будущем люди будут влюбляться, – но не станет ли охота за материальными благами и властью важнее, чем отношения между людьми и народами? Уже сейчас, мне кажется, в богатых индустриально развитых странах деловые интересы мощно давят на любовь. Иногда я задаю себе вопрос: что, если тяга к вещам сродни любви? Во всяком случае, я рад, что в отношениях между мужчиной и женщиной присутствует еще и секс. И мы поступаем умно, положительно оценивая эту изначальную силу человеческого тела, – иначе в будущем, которое поджидает нас за углом, кто-то захочет лечь в постель со своим любимым автомобилем.
Леонид Жуховицкий
Ты привел поразительный пример с больной девочкой, которая на краденые вещи пыталась купить любовь. Мне стало страшно, когда я представил себе всю меру одиночества и отчаяния девятилетнего ребенка. А потом стало страшно вдвойне: разве той же самой болезнью, клептоманией, не больно сегодня все человечество? И отдельным людям, и нациям, и целым странам катастрофически не хватает любви. А в результате начинается воровство: у другого человека крадут одежду или мотоцикл, у другой нации – права и достоинство, у другой страны – землю, нефтяное месторождение или рынок сбыта. Самое трагичное, что человечество делит с этой девочкой не только ее беду, но и ее ошибку: люди надеются на украденное купить любовь. Но ведь любовь, может быть, единственная вещь, которую нельзя импортировать: была ли в истории хоть одна страна-захватчик, жители которой стали счастливее в любви?
Может быть, я ошибаюсь – никакой статистики на этот счет нет – но мне кажется, что производство любви на душу населения в первые послевоенные десятилетия в нашей стране довольно быстро росло, но где-то с середины семидесятых начало даже падать. Этот процесс очень меня беспокоит. Ведь не найдя любви друг у друга, тысячи мужчин и женщин ежедневно начинают свою личную агрессию, и жертвами их порой неосознанного бесчинства становятся, как в слепой современной войне, и старики, и дети, и вообще случайные люди, все, кто подвернется под руку.
Одна из моих последних книг называется "Докажите ценность любви!". Мне бы такая фраза, наверное, и в голову никогда не пришла, я ее просто услышал.
Как-то меня позвали в компанию молодежи, где за чайным столом время от времени обсуждались различные проблемы современности. Я был приглашен, когда обсуждалась ситуация в семье: причины множества разводов, ближайшие перспективы, более далекое будущее. Я сказал ребятам, что, возможно, на наших глазах распадаются не просто отдельные семьи, но и вообще семья как форма жизни. Со мной легко согласились. Дальше диалог был примерно такой:
– А что вас, собственно, пугает в распаде семьи?
Я ответил, что дело не в кризисе официальной формы – меня куда больше тревожит утрата очень дорогих человеческих отношений. Дружбы, любви, привязанности, взаимной заботы. Тревожит, что в жизненные планы многих моих знакомых молодых людей любовь вообще не входит. Образование, приличный уровень жизни, семья, дети – это да. А любовь – нет. Тут уж как выпадет. Вроде лотереи.
Одна из девушек возразила:
– Ну и что? Да, любовь значит для нас все меньше. Но ведь мы отказываемся от нее не просто так, а во имя других ценностей. Свобода, материальная независимость, творчество, познание жизни, секс, наконец.
Я ответил:
– Но ведь все это, вместе взятое, все-таки не любовь.
Вот тут-то она и сказала:
– Ну и что? А докажите ценность любви!
Очень хорошо помню свое ощущение в тот момент, верней, целых два ощущения. Первое писательское: какая великолепная фраза! Второе человеческое: бог ты мой, до чего же мы докатились…
Эта девушка очень точно выразила в словах то, что и раньше, в общем-то, чувствовалось: на невидимой бирже человеческих отношений акции любви ощутимо упали.
Ты, конечно, прав – с автомобилем в постель не ляжешь, так что для женщин еще не все потеряно. Но когда перед молодым человеком встает выбор – девушка или автомобиль – он часто выбирает автомобиль, видимо, надеясь, что если будет автомобиль, то и девушка найдется. Сперва реальные ценности, а любовь потом. Но ведь это "потом" может и не наступить: та часть души, которой мы любим, атрофируется, как любой неработающий орган.
Если мужчины и женщины разучатся любить друг друга, вряд ли наша цивилизация устоит. А если и устоит – кому она будет нужна?
Ларс Хесслинд
Начну, мой друг, с одного воспоминания. Я и сейчас еще чувствую жаркое пламя той моей юношеской любви. Это было в конце сороковых. Я был до смерти влюбленным подростком, а девочка, – конечно же, самой красивой на свете. Но она была не только самая красивая – ты бы посмотрел, как она прыгала в воду с пирса на пляже, где мы обычно проводили летние каникулы!
И конечно же, ей ничего не было известно о моей страсти. При встрече мы здоровались друг с другом, но это было все.
Дождливые осенние дни всегда полны для меня любви. Может быть, потому, что именно в дождливые осенние дни я чаще всего проделывал пешком путь в шесть километров до дома, где жила та девочка. Я часами стоял под большим дубом (его листва спасала от дождя) и смотрел на освещенное окно мансарды в надежде увидеть ее хоть мельком. Иногда она возникала на мгновенье, – видимо, вставала со стула, отвлекаясь от уроков. Но мне редко везло. Потом я возвращался домой, дождь хлестал в лицо, и я чувствовал себя героем, перед отправкой на фронт не успевшим проститься с любимой девушкой. Чего бы я ни отдал за возможность хоть секунду побыть с ней!..
Позже я узнал, что большинство моих приятелей было влюблено в ту же девочку и что они тоже бродили вокруг ее дома. То, что я никогда с ними не встречался, следует, очевидно, отнести на счет моей мелодраматической склонности наносить визиты даме сердца именно в дождливые дни…
Похоже, ты прав, Леонид, что-то случилось с любовью и в нашей стране. Я не уверен, что подростки сегодняшней Швеции способны пройти под дождем шесть километров туда и столько же обратно ради того, чтобы в окне увидеть силуэт любимой девушки.
Быть может, всеобщая инфляция поразила и любовь – она тоже упала в цене?
Разумеется, на развитие отношений между мужчиной и женщиной оказывают влияние эпоха и общество, в котором они живут. В Швеции одна из важных проблем – равенство между полами. Наши женщины борются за равенство, в понимании необходимости полного равенства воспитываем мы и детей. Это, безусловно, влияет на отношения между мужчиной и женщиной.
После войны женщины стали больше интересоваться политикой и общественной жизнью. Это относится как к работающим женщинам, так и к домашним хозяйкам. Они требовали образования, работы, одинаковой с мужчинами зарплаты и свободы любого выбора на тех же условиях, что и мужчины.
Важным условием осуществления свободы выбора для женщин стал вопрос об использовании противозачаточных средств при половых сношениях. Смелые женщины, занимавшие руководящие посты в государственных учреждениях, настойчиво поднимали этот вопрос. Они требовали для женщины права самой решать, иметь ли ей ребенка: без этого права женщине трудно было бы достичь свободы выбора. Волновала в этой связи и проблема свободного аборта.
Условия жизни женщин в Швеции улучшаются, и женщины все более уравниваются в правах с мужчинами, хотя борьба за равенство все еще продолжается, многое еще не достигнуто.
Женщина завоевала наравне с мужчиной возможность получать образование, она может сама себя содержать, жить в собственном доме или квартире, с мужем, если ей так хочется, или отдельно со своими детьми, она больше не зависит от мужа материально. Она может теперь сама выбирать постоянного партнера или того, кого хочет просто пригласить в свою постель.
Этот период жизни нашей страны иностранцы ошибочно называют "временем свободной любви", подразумевая под этим, что в Швеции все "спят" друг с другом.
На самом деле "время свободной любви" от предыдущего периода отличается лишь тем, что теперь женщина может выбирать себе партнера на тех же условиях, что и мужчина, не заботясь о материальной стороне дела, зная, что она и сама сможет заработать себе на жизнь.
Нет, любовь не стала "свободной". Она стала более равной. А вот семья как институт начала расшатываться. Женщины и мужчины съезжаются и живут вместе, не вступая в брак, у них рождаются дети, но в любой момент они могут расстаться.
Все труднее сохранить заключенные браки, женщины хотят полнее проявить себя, они не считают пребывание у плиты и рождение детей главным в своей жизни. Они готовы вести с мужчинами конкурентную борьбу за право на работу и власть в обществе.
В новых условиях общество перестраивается. Законы теперь регулируют имущественные отношения не только при разводе женатых, но и при разъезде неженатых: каждый получает половину имущества. Внебрачные дети получают такие же права наследования, как и дети, рожденные в браке.
Все это справедливо и хорошо. Ну, а что происходит с любовью?
Многое свидетельствует о том, что шведы боятся утратить личную независимость, свободу распоряжаться собственной жизнью. При необходимости выбора, ради сохранения работы, положения, жилья, в кризисных ситуациях любовь все чаще приносят в жертву. Горячее желание пожертвовать всем во имя любви, во имя того, чтобы пройти по жизни вместе с любимым человеком, можно видеть все реже и реже.
В семидесятые годы у нас резко уменьшилось число вступающих в брак. Упала и рождаемость.
В восьмидесятые годы отношение к браку изменилось, но своеобразно. Количество заключенных браков стало расти, молодые люди снова хотят создавать семьи. Но число новорожденных по-прежнему угрожающе мало.
Похоже, рост количества браков означает не возрождение любви, а всего лишь стремление завести семью, на которую смотрят весьма прагматично и ценят лишь за определенные удобства совместной жизни.
У шведов есть присловье: одно потеряешь, другое найдешь.
Так мы нередко и рассуждаем сегодня, когда одну связь заменяем другой, то и дело меняя партнеров. Нервно, истерично ищем мы большую, настоящую, идеальную любовь, а наши дети страдают от постоянной "смены декораций". Взрослые реализуют свое право на свободу, а расплачиваются дети. Они тоже испытывают потребность в любви и спокойствии, но кого это интересует?..
Леонид Жуховицкий
Еще студентом, на гроши стипендии слоняясь по Кавказу, я случайно попал в удивительно красивое место: маленький поселок на Черном море между пляжем и горами. Там было все, что нужно человеку, уставшему от многомиллионного города: тишина, малолюдство, фантастический пейзаж – снежники на горах и пятна крыш среди виноградников и мандариновых садов, обилие дешевых фруктов и прозрачное море. Лишь потом я почувствовал, что у поселка есть и недостатки: мало удобств, мало развлечений, всего один плохонький ресторанчик, слабая связь с цивилизацией – узкая извилистая дорога, тяжелая даже для местных водителей.
Тем не менее две недели в поселке у моря дали ощущение счастья, живущее до сих пор.
Несколько лет назад я снова попал в этот поселок.
Почти все в нем изменилось к лучшему. Выросли современные пансионаты, появились первоклассные рестораны, дорога, ведущая к аэропорту, стала прямой и широкой. Обновленный курорт догнал эпоху.
Но – толпы народу, полчища экскурсионных автобусов, покончивших с тишиной, пляж, забитый телами, которые подрумяниваются, как картошка на сковороде. А главное – море, неопрятное, как ванна, в которой мылись впятером…
Получился абсурд: ведь и гостиницы, и дороги, и рестораны строили только для того, чтобы удобней было наслаждаться тишиной и морем. Теперь удобств хватает, а наслаждаться нечем…
Все, о чем ты рассказал, само по себе прекрасно. Конечно, хорошо, когда у каждого отдельная квартира, полная материальная независимость и свобода выбора. Все удобства для любви! Но не теряем ли мы при этом море?
Жизненные удобства необычайно много дают, но ведь многое и отнимают. Я счастлив, что в великолепном современном самолете перелетел через Гималаи. Но втройне счастлив, что через пять хребтов Большого Кавказа прошел пешком, что в начале августа играл в снежки на Мамиссонском перевале, что из трещин в огромном, тридцатиметровой толщины, Цейском леднике пил воду, может быть, чистейшую на земле.
Отношения мужчины и женщины, вероятно, самый увлекательный детектив на свете. Читатель, который сразу кидается в конец книги, чтобы узнать, кто кого убил, конечно, быстрей доберется до истины – но радость его будет очень короткой.
Я завидую твоим двенадцати километрам под дождем: правда, у меня тоже была девочка, и окно было на пятом этаже, но путь туда и обратно составлял лишь шесть километров, так что мои воспоминания вдвое короче.
Хорошую поэзию надо читать по странице в день. Тогда успеваешь все пережить: и тень на оконной занавеске, и обмен взглядами, и касание рук, и удары сердца в ладонь, и слепящую красоту женского тела, которое открывается постепенно и в борьбе, как открывалась Америка конкистадорам, и все прочее, о чем лучше знать не по чужому пересказу. Каждая строчка имеет свою великую ценность, и ни одна не заменит другую.
Наши литературные журналы печатают много стихов о любви, в том числе очень талантливые. Но среди них почти нет стихов о первой любви. Неужели ее пробегают, не заметив?
Несколько слов о независимости.
Однажды ко мне зашла знакомая, которая несколько месяцев назад разошлась с мужем, и стала жаловаться на тоску и одиночество. Чтобы утешить ее, я сказал:
– Зато теперь ты независимая женщина.
Она мрачно ответила:
– Независимая, значит – ненужная.
Стремление к материальной самостоятельности оправдано и благородно. Но часто порыв бывает слишком силен и переходит разумный предел – человеку хочется быть независимым и внутренне. А как этого добиться? Способ только один – не любить. Ведь любви без зависимости не бывает; мы зависим от наших детей, от наших стариков, от настроения и состояния близкого человека. Зависимость эта порой тяжела – зато она спасает от одиночества.
Вообще, если бы было необходимо определить, чем отличаются друг от друга столь близкие и во многом совпадающие понятия "любовь" и "секс", я бы сказал так: любовь – это то, что спасает от одиночества.
…Знаешь, чего я боюсь сейчас больше всего? Чтобы нас с тобой не приняли за моралистов. Чтобы молодой читатель не подумал: вот два человека, которые совсем неплохо провели молодость и ни в чем себе не отказывали, вдруг решили поговорить о сдержанности. А то еще вспомнят насмешливую поговорку: когда человек уже не может служить дурным примером, он начинает давать благие советы.
Сейчас я думаю: если бы все сначала, от чего из прожитого я бы отказался? От чего-то, наверное, отказался бы, – но не от любви. Пожалуй, ни одну из женщин я не вычеркнул бы из прошлого. Никого – ни добрых, ни злых, ни умных, ни глупых. Даже лживых и тщеславных – нет, тоже нет. Все это стало частью меня самого.
Неужели, чтобы не повторить ошибки, надо сперва их совершить? Или трудное время заложило в нас что-то охраняющее душу, в том числе и честно отработанную безответную первую любовь, мельканье тени на занавесках и километры под дождем – твои двенадцать и мои шесть?
Извини, что столь трудные вопросы для ответа оставляю тебе.
Ларс Хесслинд
Друг мой, хотя ты прямо и не говоришь об этом, мне показалось, что в Советском Союзе существует нравственное разграничение между сексом в свободной форме и любовью.
Если такое разграничение действительно существует, то мне его трудно понять, и я был бы тебе очень благодарен, если бы ты смог детальнее объяснить мне свои взгляды на эти вещи.
Например, является ли связь между мужчиной и женщиной на чисто сексуальной почве чем-то негативным и неприемлемым для вас? Как ты относишься к гомосексуализму, лесбиянству и бисексуальности? Допустимы ли у вас такие отношения?
Я всегда считал секс могучей силой, – возможно, самым сильным и важным человеческим инстинктом. Можно ли рассматривать отдельно секс и любовь? Можно ли говорить о любви, если я лишь несколько часов проведу с женщиной в гостинице и больше никогда ее не увижу, – но в течение этих нескольких часов я люблю ее всем сердцем?
Велики ли различия в способности любить у разных людей и народов? Действительно ли любовь это одно и то же для готтентотов, живущих в девственных лесах Африки, и народностей Крайнего Севера вашей страны? Одинаково ли понимают любовь советская и шведская девушки? Насколько сильно история, политика и религия влияли и влияют на мир наших чувств, порождая разнящиеся установки и предрассудки?
Материнская любовь, отцовская любовь, любовь ребенка к родителям, лесбиянство, любовь между мужчиной и женщиной, гомосексуализм – разные ли это формы одного и того же, то есть потребности быть любимым кем-то в обществе тебе подобных, или же нет? Принадлежать другому человеку, заботиться о другом человеке, – быть может, как раз это мы и называем потребностью в любви? Независимо от того, о чем идет речь.
В результате развития общества и личности, воздействий извне (политических решений, религиозных установок и т. д.) потребность эта видоизменяется и у различных людей получает различное выражение. Я не считаю, что люди рождаются гомосексуалистами или лесбиянками. Каждый человек – продукт своей среды и того, что получил в наследство.
Правда ли, что само понятие любви и то, как мы ее воспринимаем, все время меняется? И когда нам кажется, что мы видим существование без любви, не значит ли это, что любовь сегодня просто стала иной по сравнению с тем временем, когда мы были наиболее активными ее потребителями?
Впрочем, слово "активные" вряд ли точно. Разве я имею в виду только активность в области секса? И разве потребность в любви уменьшается при снижении половой активности? Нет, я думаю, как раз наоборот: потребность в любви усиливается с возрастом, по мере того, как человек становится менее деятельным членом человеческого сообщества. Он начинает чувствовать себя лишним, ему кажется, что он уже в тягость своим ближним. И потребность в нежности, дружбе, любви становится еще острее как доказательство того, что человек нужен другим, что им интересуются, что он не остался за бортом жизни.
Что заставляет нас проявлять недовольство, когда любимый человек отправляется в длительное путешествие, когда он прерывает с нами связь или даже когда умирает? Печаль? Или это возмущается наш эгоизм, которому нанесли удар? Если мы плачем оттого, что нам жаль самих себя, выходит, любовь эгоцентрична и ее цель – способствовать нашему хорошему самочувствию?
Я слышал от близких друзей, у которых умерли их любимые, что сразу после этого основным их чувством становилась злоба. Они объясняли мне это так: "Как она могла так поступить? Взять и умереть и оставить меня здесь одного?.."
Я часто задумываюсь: почему любовная связь всегда сопряжена с борьбой за власть? Почему, если двое любят друг друга, каждая сторона стремится перехитрить другую и стать лидером?
То, что сокрыто за этой борьбой, всегда было для меня загадкой. И вовсе само собой не разумеется, что в обществе, где доминируют мужчины, власть – в руках мужчин. Во многих случаях власть находится в руках женщин.