Текст книги "Сердце Черного Льда [С иллюстрациями]"

Автор книги: Леонид Алехин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Ладонь герцога прошла над черными развалинами Толоса, коснулась вершин Виноградных Холмов.

– Каждая гора, каждое дерево здесь сделаны моими руками. Каждый дом раскрашен мной. Надписи на указателях и девизы над гербами – это мой почерк. Я клеил ватные облака вокруг вершин Хребта и ездил в Саман, где срисовывал надвратные башни. Я неделю смешивал краски, чтобы придать Окрестному Тракту оттенок красной глины. Я создал этот мир до последнего камешка. За пятнадцать лет я много раз ломал его. Мой гнев был разрушительней, чем войны с Тарту и Ночной Ордой. Дважды он испепелил Акмеон дотла. Мои Мастера вскоре начали бояться меня. Тогда отец сказал, что за каждую намеренную поломку будет отрубать мне палец. Я ему не поверил.

Анже Савина вытянул перед собой левую руку. На указательном пальце сверкнул Глаз Мантикора, рубин в герцогской печатке.

Белин моргнул. У Лорда Юга не было левого мизинца. Только маленький обрубок.

– Ярость лордов Савина ужасна, – тихо сказал Лорд-Защитник.

– Особенно если испытать ее на себе, – согласился герцог. – После этого я перестал ломать и начал строить с утроенной силой. Отец дал мне лучший из возможных уроков.

Он сжал искалеченную руку в кулак.

– Я поклялся, что однажды достойно отблагодарю его за это. Мне исполнилось тридцать, когда отец снова позвал меня в ненавистную мне комнату. Он привел меня сюда и сказал: «Скоро это все будет твоим. По-настоящему. Надо только потерпеть». Долготерпение было его судьбой. Проклятием. В молодости он пытался действовать, как его предки, – в лоб, силой. Раз за разом он терпел неудачу. Знаешь, Якош, что портрет твоего отца висел на стене кабинета? Вон там, – лорд Савина указал пальцем.

Повернув голову, барон Белин увидел черный прямоугольник на деревянной панели стены. Словно огонь аккуратно слизнул портрет, пощадив все остальное.

– С возрастом он даже начал беседовать с ним. «В этом гнезде мерзавцев, тупиц и развратников лишь достойнейший из моих врагов может быть моим собеседником», – так он говорил.

– Мой отец уважал лорда Савина, – сказал Белин. – «В жилах герцога кровь древних героев мешается с ядом зверя, изображенного на его гербе», – он это часто повторял. Но что же случилось с портретом?

– Я спросил отца о том же самом. Аккурат в тот день, когда в обмен на терпение он пообещал мне власть над Акмеоном.

«Есть тайны, которые нельзя доверять живому человеку. Но и держать их в себе невозможно. Я придумал, как вернуть величие нашему роду. Единственно верный план завоевания Озерного Трона. Я вынашивал его девять лет и пять месяцев. Теперь я точно знаю, как надо действовать. Мой план я не решился поведать никому, кроме портрета моего врага. После я сжег портрет и скормил пепел четырем ветрам».

– Я говорил о судьбе, – Анже Савина подошел к юго-восточному краю стола. Здесь черную щель Провала обступали деревья Мирового Леса. – О злом роке. Не поддающейся разумению силе, которая превыше всех и всяческих планов. В год моего тридцатитрехлетия она настигла моего отца. Вдвоем со Стеваном Майра они отправились на охоту в Дубраву. Вместо ожидаемого медведя собаки подняли из логова одного из былых хозяев наших земель.

Рука герцога опустилась под крышку стола и чем-то щелкнула. Под тихое скрипение механизма на опушке Леса появилась фигурка чудовища размером с две ладони.

Львиная голова в обрамлении черной гривы, гладкое агатовое тело с перепончатыми крыльями и занесенный для удара скорпионий хвост.

– Моему отцу не посчастливилось встретить одного из последних, а может, и последнего мантикора на континенте.

ЯКОШ БЕЛИН, ЛОРД-ЗАЩИТНИК СЕРЕДИННЫХ ЗЕМЕЛЬ

6

Нагнувшись, лорд Белин увидел, что на жало чудовища нанизана крошечная человеческая фигурка. Изготовивший ее мастер не поленился раскрасить ее волосы в огненно-рыжий цвет, а мантию в красный.

Теперь красная мантия герцога лежала на плечах Анже Савина. Буйство рыжих кудрей сдерживал золотой обруч на лбу. Сейчас оба глаза Лорда Юга – зеленый и голубой – хранили одинаковое выражение.

Можно было заглянуть в них глубоко. Попытаться понять, о чем думал Савина сейчас и в тот день, когда перед ним на траву положили почерневший и раздувшийся от яда труп старого герцога. Коснуться души хозяина Рубиновой Оправы.

Якош Белин не стал рисковать. Душа лорда Савина, он был в этом уверен, могла обжечь не хуже флогистона. Который, как известно, в избыточном количестве плавит даже камень.

– Так я стал герцогом, не узнав, в чем состоял план моего отца, – голос Анже звучал почти весело. – Передо мной расстилались лишь обрывки картины, не желавшие складываться в единое целое. План, несомненно, был, и мой отец ему следовал. Мне потребовалось два года, чтобы понять ход его мыслей. И все равно, если бы не мой брат, князь Фалин, не его умение говорить с ветрами, развеявшими пепел, посвященный в тайну, для меня до сих пор оставалось бы загадкой, как мой отец собирался покорить неприступный Север.

– Заключив союз с лодрами Хребта, что же может быть проще, – сказал Якош Белин.

Герцог Савина покачал головой:

– Только одно могло заставить князей нарушить клятву и вмешаться в дела, творящиеся у подножия. Сбывшиеся предсказания Песни Небес. Если мой отец и слышал о Песне от своей жены, урожденной Фалин, он не придавал ей никакого значения. Военный союз с Оправой Сапфира он считал невозможным. И все же он нашел способ сокрушить алмазный пояс вашей обороны, Якош. Совершить невозможное, то, что не удавалось никому из Савина.

– Теряюсь в догадках.

– Немудрено, – теперь герцог улыбался, как расшалившийся мальчишка. – Позволь же приобщить тебя к великой тайне.

7

– С первой частью плана моего отца ты уже знаком.

Руки герцога двигали скрытые под крышкой стола рычаги, оживляя игрушечный пейзаж.

– Вот Фавелы поднимают знамя мятежа.

Над маленьким замком вассалов Савина взвился полосатый штандарт. Бойницы ощетинились блестящими пушечками. Со скрипом поднялся мост через ров.

– Отборные баталии Савина маршируют к замку мятежника.

Воротца замка Огня и Света распахнулись. Исполненные с величайшим тщанием фигурки паровоинов и латников, оживленные механикой стола, двинулись по дороге в сторону замка Фавелов.

Приближаясь в то же время к границе Серединных Земель.

– Вам удалось застать нас врасплох, – сказал барон Белин.

Навстречу бойцам Савина мятежный замок выпустил свои баталии под полосатыми знаменами мятежа. Они сошлись в городке Костры, самой южной станции железного пути. Всего в двадцати шести лигах от межевого замка Харат.

Но боя не случилось! Флажки над фигурами Фавелов перевернулись, стали алыми, как у Рыцарей Савина. Две армии перестроились и объединились в клин, направленный на замок Харат.

Вторжение началось.

– До сих пор не могу понять, как вам удалось так быстро взять замок, – сказал барон. – Весть о том, что Рубиновая Оправа наступает, всего на час опередила «солнечное письмо» о падении Харата. В нем не было ни слова о воздушной атаке.

Анже Савина молчал и хитро смотрел на него. Игрушечные завоеватели застыли под стенами межевого замка. Благородный Йарик-и-Харат был Лордом Алмаза второй Огранки. У него должно было хватить сил удержать замок до подхода подмоги из соседних крепостей.

Не хватило. До того, как штурмующие взорвали гелиограф, он успел передать, что замок расстреливают из стенобитных орудий огромной мощи.

«…дырки стенах рост паровоина…»

«…разбили надвратную башню одного выстрела…»

Каждая строчка последнего письма межевого лорда была пронизана ужасом.

Теперь, глядя сверху на живую миниатюру, барон Белин понял ход мыслей Анже Савина и его хитроумного отца.

– Железные пути, – сказал он. – Вы подвезли осадные орудия составом.

– Неплохо, клянусь Пламенем! – воскликнул герцог.

Он подкрутил механизм стола. Станция Костры преобразилась. Самое большое ее здание раскрылось на две части. Внутри оказалась спрятана стоянка не одного, двух бронеполозов!

– Познакомься с «Червем» и «Сколопендрой», Якош, – торжественно произнес Анже.

Барон наклонился над столом, чтобы рассмотреть полозы в деталях.

Четырехкотельная «Сколопендра» тащила шесть открытых платформ, на которых были установлены громадные даже в крохотном масштабе гаубицы. Стены Харата и остальных межевых крепостей оказались на совести длинноствольных чудовищ.

Бронированные вагоны «Червя» числом не меньше десятка были оснащены скорострельными спонсонами и формой напоминали панцирь жука. Сам паровоз нес небольшую курсовую пушку и зубастый ковш-отвал.

– Наследство моего отца, – герцог Рубина любовно погладил бронеполозы. – Он заказывал их по частям, чтобы нельзя было догадаться, глядя на чертежи, что получится в итоге. Мастера Валита до сих пор, я думаю, уверены, что их котлы обогревают мой замок и вращают лебедки раздвижных мостов над горными реками.

– Все же я не понимаю, – сказал лорд Белин. – Как вам удалось снять пушки и приспособить их для штурма всего за несколько часов? На такие громадины должен был уйти целый день, не меньше.

Анже Савина усмехнулся уголком рта.

– Помнишь старую историю о том, как мой добрый дядюшка, лорд Майра, напоил расплавленным золотом Мастеров Оружейников?

Якош кивнул.

– В Россыпи тебе расскажут, что барон свихнулся на почве застарелой вражды с гражданами Валита. Может, так оно и было, но в тот раз дядя выполнял приказ моего отца. Он заказал в Звенящем Граде стенобитные орудия огромного калибра. Их назвали Шесть Сестер. Никто не мог понять, зачем старому безумцу пушки, которые не выдержит ни один нормальный станок. Врыть в землю и гвоздить супостата? Но как доставить их на место?

Издав громкий свист, «Сколопендра» покинула Южную и двинулась в направлении Харата. Не доезжая до замка где-то пол-ладони, полоз остановился.

– На все вопросы у моего отца был готов ответ. Он придумал, а приезжие Мастера воплотили вагоны-станки для Сестер. С ними можно было вести огонь прямо с полоза.

Шесть платформ «Сколопендры» выпустили металлические лапы, впившиеся в землю по обе стороны состава. При взгляде сверху бронеполоз действительно стал похож на насекомое, в честь которого был назван.

Сестры-гаубицы развернулись жерлами в сторону замка Харат.

– Увы, Мастера не пережили первых испытаний своего детища, – вздохнул Анже Савина. – История с золотом придумана ушлыми писаками «Сплетника». Дядюшка был скуповат и вряд ли стал бы тратиться так бездарно. В действительности все было гораздо прозаичней. Чтобы сохранить тайну, Мастеров закатали в болванки снарядов. И выпалили ими из Шести Сестер.

С оглушительным треском орудия «Сколопендры» выпустили белые облачка дыма. Стены Харата сложились, замок превратился в развалины.

– Зная покойного барона Майра, я уверен, что в момент выстрела Мастера были еще живы, – добавил герцог.

– Как видишь, мой отец подобрал отмычку к несокрушимому поясу верности Севера. Лордов Алмаза можно было победить в поле, но их замки были неприступны. Для любых средств, кроме Шести Сестер.

– Положим, в поле вам нас побить не удавалось, – проворчал барон. – Кроме того, как твои Сестры справятся с заграждениями здесь и здесь? – Лорд Белин указал пальцем станции, укрепленные силами его Оправы. – И как они пройдут по взорванному мосту через Пороги?

– Верные вопросы, – кивнул Савина. – Ответы на них дает мой «Червь».

Повинуясь движениям рук южанина, мост через Пороги распался. Броневагоны с гербом Белинов заняли перекрестки железных путей, держа окрестности под прицелом орудий.

Боевой полоз по имени «Червь» не спеша выполз из своего логова на Южной и взял курс в направлении замка Окрест.

В то же самое время армия завоевателей, усиленная подоспевшими паровоинами, Всадниками Майра и пехотой лордов Мирна, двинулась кратчайшим путем к родовой твердыне Лордов-Защитников.

Навстречу им выползли маленькие, но грозные самоходы Белинов и Палосов, промаршировали панцирные скорострельщики Ладогов.

Южный клин должен был неизбежно уткнуться в отвальные щиты «Буйволов», увязнуть среди холмов и быть разгромленным фланговой атакой. Как уже не раз случалось в истории войн двух Оправ.

– А теперь внимание, – сказал Анже Савина. – Вот что должно было случиться по замыслу моего отца. И случилось бы, если бы князь Фалин не облегчил мне задачу.

«Червь» остановился перед бурлящими Порогами. Следующий за паровозом вагон раскрылся, преобразился в клювастую «цаплю» мостоукладчика. В считаные мгновения он установил сваи и поперечные блоки. Выложил рельсы. Новый мост был похож на скелет древнего огнедышащего ящера, но полоз смог пройти по нему.

Оставалось лишь расстрелять и столкнуть ковшом с путей броневагоны Белинов, выходя в тыл армии Алмаз ной Оправы.

– Это еще не все, – сказал Савина, бесконечно довольный произведенным на Белина впечатлением.

Остальные вагоны «Червя» – блестящие жучиные панцири – раздвинули железные чешуи, открывая спрятанных внутри паровоинов. Шагающие машины были соединены с остроумной подвеской, которая с помощью раздвижной лапы-крана высаживала их из вагона.

Секунды игрушечного времени, часы времени реального. В тылу армии Белина оказалась сдвоенная баталия паровоинов при поддержке латников и пехоты. И спешащая на всех парах «Сколопендра», чьи гаубицы тоже должны были сказать свое веское слово в споре за Озерный Трон.

– Положим, тебе удалось бы разгромить нас. Сровнять с землей наши крепости и замки. Но что дальше? – спросил барон. – Серединные Земли еще не весь Север. Понимал ли твой отец, что на покорение Россыпи может не хватить жизни и его внуков?

– Герцог понимал многое. Он собирался нанести удар в самое сердце Россыпи. Овладеть Озерным Троном. Таков был итог его плана.

Барон Белин скептически хмыкнул. Дернул себя за ус.

– Чтобы добраться до Хамона, надо прошагать полконтинента, – заметил он. – При всей нелюбви Управителей друг к другу они не станут отсиживаться за стенами, ожидая, пока твердыня Исчезнувшего Короля будет захвачена. Ты можешь презирать северян, Анже, но я видел их в деле. «Черноголовых», Ослепительных, артиллерию Валита. С ними непросто совладать.

– Все они присягали Трону, – сказал Савина. – Они подчинятся тому, кто сядет на него. Даже если это будет кровавый пес-южанин. Превосходящий умом всю шайку, плесневеющую в своих библиотеках и университетах. Ум, а не сила выигрывает великие войны, Якош. А мой отец был умен.

Давай вернемся на тридцать лет назад. В те дни старый герцог делал первые шаги к осуществлению своего будущего плана. По его приказу Окрестный Тракт был заминирован так плотно, что даже заяц не мог проскакать по нему, не подорвавшись. Я развею твое заблуждение, Якош, – мой отец не собирался морить Лордов Алмаза голодом. Он понимал, что союзники не оставят вас в беде.

– «Хлебные полозы» из Распола, – сказал Белин. – Если бы не они, тебе бы было не с кем воевать, Анже.

– Именно, – Савина поднял указательный палец с Глазом Мантикора. – Добрые граждане Распола обеспечивали своих Защитников продовольствием без малого семь лет после жестокой выходки герцога. Благо земля вокруг Распола, питаемая благими водами озера Хамон, неизменно обильна.

«Как легко он говорит о тех временах. Достойный сын достойного отца. Знает ли Анже, что за трехдневную краюху могли зарезать прямо на улице? А полозы, приходившие из Распола, приходилось защищать скорострелами от голодных толп».

– Чтобы обеспечить бесперебойную доставку продовольствия, Наместник приказал построить отдельную ветку железного пути, ведущую к Располу. Вот она, – лорд Савина вынул из ножен меньший меч и указал его острием место на столе. – По ней ходили «хлебные полозы». По ней годы спустя должны были прорваться к Хамону «Сколопендра» и «Червь».

– Герцог собирался использовать Шесть Сестер, чтобы угрожать Озерному Городу?

– Именно, Якош. Не сомневаюсь, он бы преуспел. Нет довода убедительней, чем снаряд, способный обрушить крепостную башню. Расстояние от железного пути до города позволяло «Сколопендре» вести огонь прямо по Дому Наместника. Или при желании по королевскому замку.

Железные змейки бропеполозов устремились к сердцу Россыпи. К Хамону, резиденции Наместника, столице Акмеона для тех, кто чтит слово Озерного Короля.

– Отборные паровоины, высаженные «Червем», заняли бы город после артобстрела, – мечтательно произнес Савина. – После этого падение остальной Россыпи не затянулось бы надолго.

Щелчок, и герб над воротами Озерного Города поворачивается вокруг своей оси. Вместо короны, перчатки и лилий на нем теперь башня, камень и мантикор. Над стенами остальных городов поднимаются белые флаги покорности.

Игра окончена.

8

Анже Савина подвел Белина к огромному, во всю стену, витражному окну. Картины из разноцветного стекла изображали поход Ингида Савина против саллахов.

– Я очень серьезно отнесся к моей войне, Якош, – сказал герцог.

Он дернул за шнур. Створки окна повернулись, открывая вид на замок Огня и Света с самой высокой его точки. Наконец-то взгляду Белина были доступны все тайны твердыни врага-союзника.

По южному обычаю в замке Савина не было ни одной прямой линии. Башня Света стояла в центре застывшего каменного водоворота. Стена огибала ее спиралью, постепенно наращивая высоту. Через равные промежутки тело стены раздували «туры» зубчатых башен.

На башенных площадках лорд Белин видел громоздкие гидравлические камнеметы. Об этом древнем, но могущественном оружии он был наслышан от Анже. Вороты камнеметов и скрытые в башнях механизмы подачи зарядов приводились в действие кипящими под замком вулканическими водами. Амуницией для камнеметов служили обломки скал, достигавшие размеров малого паровоина.

Таково было оружие обороны. Чем же повелитель Юга собирался идти в наступление?

– То, что ты видел на поле нашей битвы, – лишь десятая часть нынешней мощи моей Оправы. Я дал паровоина каждому баронету и маркизу. Каждому мелкопоместному лорду – доспехи латника. Каждому крестьянину – ружье. Вооружил всех от моря до Леса. Такой силы Акмеон еще не видел. Но и такой опасности тоже.

По внутренней стороне стены вдоль бойниц змеились открытые галереи. Во время штурма или осады по ним перемещаются скорострелы, легкие стрелометы, котлы с «эрвидоровым огнем». Сейчас эти галереи были полны шагающих боевых машин и пехоты.

У барона зарябило в глазах от обилия гербов и вымпелов. Стальной лязг – уже привычная песня замка Савина – обрушился на него, отодвинул голос герцога в тыл марширующей армии Юга.

Армии, правду говорил Анже, не имевшей себе равных в истории континента.

– О какой опасности ты говоришь? – прокричал лорд Белин. – Восстание в Крайних Землях?

Герцог его не услышал.

– Я рос в уверенности, что моя судьба – быть покорителем Севера, – громко сказал он. – Нелегко, но приходится свыкаться с мыслью, что мне придется заняться его спасением

– От кого? – Белин кричал ему в самое ухо.

«От кого можно еще спасать Север, кроме лордов Савина и их алчных союзников?»

Анже Савина поднял глаза к небу. Донесшийся оттуда рев на мгновение заглушил шум, производимый его армией.

Исполинский авион, раскрашенный в белый и синий цвета, описывал почетный круг над замком. Невероятная машина, в несколько раз больше даже «Лазурной птицы». Настоящая летающая крепость с рядами стрелковых башенок на бортах и крыльях. В воздухе ее удерживали шесть винтов.

Вслед за авионом, прикрепленное к нему тросами, летело полотнище с когтящим гору грифоном и двумя строчками девиза на языке эронов.

На языке птицелюдей писал стихи и произносил заклинания рыцарь Ордена Солнца Восходящего, Небесный Всадник по имени Серо.

– Ответы на все твои вопросы, Якош, ты узнаешь от нашего гостя. Моего благородного брата, князя Таиза Фалина. Лорда Сапфировой Оправы.

Глава II Король-каторжник

февраль 400 года от Коронации

ЮРИС ПО ПРОЗВИЩУ КОЛОДНЫЙ КОРОЛЬ, КАТОРЖНИК

1

Каждое утро в Кагалыме похоже на предыдущее. Такова еще одна из мерзких ужимок судьбы каторжника.

Утром колодных выгоняют из согревшегося за ночь барака. Непроспавшиеся и оттого втройне злобные охранники тыкают каторжан древками глеф, сгоняя в колонны по двое. Тех, кто провинился намедни или же просто не вовремя попался старшине смены на глаза, строят отдельно. Им сегодня не повезло больше других – их впрягут в волокушу саней.

Остальным наденут «обручалы» – железные браслеты на левую руку, прикованные к общей цепи. Цепь пропущена через кольца на прутьях клетки каторжных саней. Так что сначала «обрученных» загонят пинками в эту клетку, установленную на широкие полозья. Места на санях немного – клетка на восьмерых да облучок. Приказом коменданта за недостатком транспорта всю рабочую смену – это значит двадцать пять человек – грузят на одни сани. Десять, положим, сани волокут, но остальных требуется забить кулаками и сапогами в клетку. И двух вертухаев посадить на облучок, меньше по уставу не положено.

А в каптерке вертухайской тепло, варится в котелке запрещенная под страхом батогов чинга и все лучше, чем на ветру, среди колодных. Здесь, в Гиблом Краю, что не каторжник, то из «вечных», клейменных на пожизненное. Терять такому нечего, сунет в бок заточкой – и здравствуй-прощай, служивый.

Потому лютуют охранники, скалят коричневые от цинги зубы, бьют древками наотмашь. А над крышами бараков, над лагерным частоколом и дозорными вышками сверкает чистый звездный бисер и плавает желтый лунный серп. Здесь полгода так, а полгода торчит в зените негреющий золотой кругляш. Как начищенный сол в чужом кармане.

«Утро» в Кагалыме – это слово без смысла, вроде «брат», «свобода» или «жена». Брат тебе здесь волк лесной, свободы век не видать, а жена… Сам знаешь, какая у колодника жена.

«Женушкой» каторжане зовут окованное железом бревно, к которому их приковывают на лесоповале. Длинная, тонкая, но очень прочная цепь связывает «обручало» на левой руке с «женушкой».

Можно отойти на двадцать шагов в любую сторону. Можно работать топором в две руки. Можно присесть на «женушку» передохнуть, если вертухай отвернется.

Но нельзя повернуться к ней спиной и уйти прочь. Оставить Гиблый Край и пойти искать солнце, как поют в песнях бывшие колодники.

«Женушка» держит крепко.

Кроме «женушки» есть еще «сваты» – два вертухая, стерегущих лесоповал.

Один остался на облучке клевать носом, весь укутанный в тулуп. Обманчивая бодрость, которую дарит трава-чинга, быстро сходит, оставляя взамен мутную сонливость.

Второй «сват» прохаживался шагах в тридцати от «женушки». Этот был из молодых, наслушавшихся в каптерке историй о побегах каторжан. Трусил нещадно и по такому поводу грозно щурился на «обрученных», поправляя то и дело натирающий шею ремень «саллаховой пищали».

Пищаль – оружие в самый раз для вертухая. Шесть ее толстых коротких стволов охвачены обручем с поперечной рукоятью наверху. Сбоку ручка, крутить. Стволы забиваются спереди мелко рубленными гвоздями или дробью. Для пущей радости лагерная охрана обожает сыпать в пищали молотый жгучий перец, чтобы ел раны или глаза.

Один поворот ручки до щелчка, кремень поджигает запал. Верхний ствол палит. Следующим поворотом ручки стрелок прокручивает стволы в обруче, подводит следующий запал под огниво. И так двенадцать раз, пока все стволы не выпалят.

При стрельбе пищаль упирают в живот. Дальше чем на пятнадцать шагов целиться из нее – пустая затея. Да и не нужно. Охрана носит пищали, чтобы пугать.

Для расправы у них есть приписанная к лагерю сотня Красных Стрельцов. Прозванных так то ли за алые кафтаны и шапки, то ли за кровавую их работу. В Стрельцы чаще всего идут бывшие же каторжане из вольноотпущенников. Народ, равно лишенный чести, жалости и сострадания.

Иначе в Гиблом Краю не выжить.

2

Кто больше других знает о жизни в Кагалыме, так это Юрис по прозвищу Колодный Король. Вон он сидит, скрестив ноги, на «женушке». Мусолит в тонких губах самокрутку. Глаза его цвета талой воды бдительно косят по сторонам.

Всякий, кто хоть чуть-чуть смыслит в колодной жизни, разом поймет: Юрис человек не простой. На ушах срезаны мочки – так метят молодых воров лорды Рубиновой Оправы. Воров постарше без церемоний ждет огненная яма, но тамошним легавым Король оказался не по зубам. Гнались они за ним до моря, но отстали.

На память о портовых городах остался у него обвитый морским змеем якорь на правой кисти. Татуировка «ночных удильщиков», тайком снимающих груз с зашедших на стоянку торговцев.

Не пойманный и там, отправился он в Россыпь. Тогда еще не Король и даже не Граф, но уже кололи свои люди ему на чуткие пальцы два непростых перстня. Кошачья лапа на среднем пальце – на языке воровских татуировок «тихий вор», почетный ранг, заслуженный не меньше чем полусотней краж. И скрещенные ключи – «ключник», мастер по замкам и механическим ловушкам, человек, полезный в любом деле.

Но не пойман – не вор, а так, сявка. «Ты на воле ходишь, жизни не знаешь», – сказал ему Граф Распола, старый карманник Пуров. Юрис уважил вора. На городской площади он прилюдно стянул кошелек у начальника стражи Распола и дал взять себя только к вечеру, измотав легавых беготней по тесным улочкам.

Был бит солеными плетьми и на год отправлен мостить дороги. Перед смертью Пуров назвал его своим наследником, обойдя многих сановитых воров.

На пути из Графов в Короли много всякого было в жизни Юриса. Его воровская честность и равнодушие к мирским благам проложили ему дорогу в Смотрящие за Общей Казной Россыпи. На тот момент в ней числилось около четырехсот тысяч солов, побольше, чем было у любого Лорда любой Оправы.

Колодный Король мог стать богаче настоящего короля, если бы пожелал. Но он не искал других украшений, кроме синих воровских перстней. И когда пришел срок сменяться – ему идти с воли, а новому Смотрящему заступать, – Юрис дал застать себя в доме городского судьи с шитым бриллиантами корсетом его содержанки.

Одного он не учел. Новый Смотрящий, презрев колодный закон, вступил с судейскими в сговор. Королю назначили каторгу и страшный кагалымский этап, с которого если и возвращаются, то мороженым мясом по реке, среди сплавляемых бревен.

Как положено, был он обрит, клеймен железом и отправлен на север в колодках. В грохочущей тюремной дрезине Юрис доехал до Граня, там его перевели на баржу, идущую вверх по Сплавице. От последней пристани девять верст в живой упряжке по летнему снегу, перемешанному с топкой грязью.

И вот он в Кагалыме.

«Твоя королева, – глумливый вертухай указал ему на свежеспиленную «женушку». – А вот твоя держава, – охранник вбил в «женушку» топор. – Вот твои подданные, – кивок на глухую стену деревьев. – Давай, властвуй».

Юрис шагнул к «женушке». Положил на холодное дерево левую руку, скованную «обручалом». Провел пальцами по мерзлой коре, запоминая узор годовых колец. Ладонью огладил выступы и сучки. Сжал руку в кулак.

Правой рукой выдернул топор. Глянув в застывшие глаза Юриса, вертухай попятился, нашаривая рукой пищаль.

Топор опустился, с глухим стуком вонзаясь в дерево. Лицо Короля не дрогнуло, только разом побледнело, и окаменели скулы. Рванув штанину, он перевязал жгутом обрубок, затянув его зубами. И, качаясь, пошел в сторону леса.

Вертухай, сука, пальнул в спину, но не попал, конечно. Следом не побежал – уходя, Король не забыл прихватить освободивший его топор.

Несколько часов спустя Юриса нашли Снежные Следопыты. Северной ночью он бы уже окоченел, но стоял день, лето, даже снег местами стаял. Умирать Королю предстояло медленно, от слабости и порченой крови.

Но его вытащили и выходили. Сам капитан Следопытов, Май Сурга, тащил его на себе до лагеря. Он часто с тех пор приходил навещать Юриса, приносил ему табак, медвежий жир для здоровья, вяленое мясо. Отец Сурги сам был каторжником, до смерти жил на поселении. Сына он научил метать без промаха ножи, пенить свободу и уважать чужую силу.

Май Сурга уважал Колодного Короля, отрубившего себе руку ради свободы.

3

Глаза Юриса ничего не упустят. Приучены годами уличного промысла подмечать любую мелочь. От внимательности подчас зависит, ляжешь ли ты спать с набитым пузом или впроголодь. А то и жизнь твоя воровская, беспутная.

Все видит Король. Как работает серое лагерное мужичье, паршивая масть. Старается, стучит топорами, выслуживается перед «сватами». Эх, дураки. Все одно лежать вам в холодной кагалымской земле. Стучи, не стучи.

«Обрученные» другого, не мужицкого разбору от работы косят. Друг друга они зовут «братьями», а Короля «старшим». Это люди с пониманием: карманники, конокрады, разбойники. Сбились кучкой в стороне, забивают чингу, байки травят. Давно, до Кагалыма, Король считал «братьев» за своих, делился с ними последней краюхой. Глотки за них был готов резать.

А потом один из них сдал его приставам. Со всей подноготной. Тогда, в промерзшем насквозь вагоне этапа, понял Юрис цену воровскому братству. Да поздно было.

Не смотрит больше Колодный Король на «братьев». Смотрит на вертухая, тот как раз спешит за елочку справить нужду. Забрасывает пищаль за спину, расстегивает тулуп.

Никто, кроме Юриса, не видит, как железной птицей клюет «свата» метательный нож. Точно в шею, пониже уха.

Король знает нож с рукояткой из желтой звериной кости. Знает руку, отправившую его в полет.

Без промаха и сомнений. Как принято у Снежных Следопытов.

Если бы он не разучился улыбаться еще в застенках Распола, Король бы улыбнулся.

Юрис соскользнул с бревна. Зашагал вразвалку к лесорубам. Краем глаза он косился на «свата», оставшегося на санях. И на оживший сугроб, который полз к «свату» со стороны леса.

Вертухай как раз продирал глаза. Сейчас начнет искать пропавшего товарища.

– Эй, – обратился Юрис к первому попавшемуся мужику. – Ты чего стал на пути?

Расставленной пятерней он ткнул беднягу в лицо. Повалил в снег.

– Охренел, калека? – шагнул к Юрису плечистый малый с кривым носом.

Бритая голова каторжника не успела зарасти. Совсем новичок. А то бы ему объяснили, что нельзя связываться с Королем.

Лат по прозвищу Червяк осторожно приложился к бритому затылку кривоносого обухом топора. Лат был из понимающих, пусть и масть у него была не козырная. Грабитель склепов. На кагалымский этап попал за копание в запретных пределах Толоса.

– Прости, старший, – пробасил он. – Не знала сявка, на кого пасть разинула.

– Что там такое! – проорал «сват». – А ну, сейчас же…

Юрис добился своего. Все внимание охранника оказалось приковано к сваре каторжников. Он проморгал появление за своей спиной белого призрака с удавкой в руках.

Крик превратился в хрип. Двадцать сугробов вокруг лесоповала превратились в кольцо из Снежных Следопытов.

Каторжники не успели отпраздновать нежданное освобождение. По неслышной уху команде кольцо блеснуло сталью мечей. И начало сжиматься.