Текст книги "Сердце Черного Льда [С иллюстрациями]"

Автор книги: Леонид Алехин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Ах ты, сволочь! – взвизгнул последователь Пригоды.

Научный диспут грозил закончиться кровопролитием, но тут в противостояние исторических парадигм вмешался беспристрастный судья. Плебс, равнодушный к ревизионистам и традиционалистам, в лице плечистого работяги в кожаном фартуке. Вытянув жилистые ручищи, он сграбастал драчунов за загривки и приложил их головами друг к другу. Головы родили глухой стук, глаза школяров закатились, и они тихонько обмякли у стенки.

Увы, для Михи второе действие спектакля было безвозвратно потеряно. Вновь объявили антракт.

В третьем действии, самом увлекательном по замыслу автора, Озерный Лорд становился нареченным Королем и добивался клятвы верности от лордов четырех Орденов. Добивался проверенным уже способом – повергая будущего союзника в поединке.

«Просто же решались дела», – подумал Миха. На сцене сшибались кукольные всадники на кукольных конях. С треском ломались кукольные копья. Озерный Рыцарь дарил жизнь Ингиду Савина и протягивал ему руку, помогая встать. Непобедимый мечник Вирин Тойво признавал свое поражение и опускался на колено перед спасителем Хамона. Вместе с ним преклоняла колени армия Воинов Изумруда.

Михе нестерпимо, просто жгуче захотелось до ветру.

Пока он сбегал, пока нашел укромное местечко, пока добрался обратно до шатра, третье отделение уже кончилось. Он так и не узнал чем. Победой над Ночной Ордой у подножия Отца-Древа, надо думать.

Получилось, что из всего спектакля Михе больше всего запомнилось необычное устройство сцены. Она вертелась каруселью, выставляя перед зрителем то игрушечные мосты Хамона, то черепичные крыши Валита, а то и мрачные замки южных лордов. Над ней сменяли друг друга жестяные луна и солнце, плыли облака и порхали эроны-горнисты, возвещавшие начало каждого акта. Когда две куклы встречались, чтобы поговорить, сверху опускалась большая линза. С ней были видны кукольные лица, на которых взаправду двигались губы и открывались глаза.

В общем, чудесная была сцена. Теперь же ее убирали служители под началом горбуна в фиолетовом плаще. Вместо городских стен и крепостных башен они устанавливали белые ширмы, подсвеченные с обратной стороны лампами. Упавший сверху занавес скрыл остальные приготовления.

Спустя короткое время последовало представление театра теней «Ведьма и Часовщик».

Очень быстро Миха почувствовал нарастающую жуть. Не то чтобы его пугала разыгрываемая история – городская легенда о мастере часов и заводных кукол и ведьме, искавшей секрет вечной молодости. Подумаешь, ведьма сварила зелье из Королевы Черепах и навлекла на себя ее проклятие.

Миху пугали сами тени, без видимой причины возникавшие на белых ширмах. Нет, умом-то он понимал, что тени отбрасывают вырезанные из дерева силуэты, которыми управляют спрятанные кукловоды. Но уж больно независимо и правдоподобно двигались тени, совсем-совсем как люди. Еще и тягучая музыка, доносившаяся из-под сцены, и непонятные сквозняки, принявшиеся гулять по шатру. Миха едва досидел до антракта.

На беду в антракте на сцене появился главный постановщик действа. Как возгласил писклявым голосом горбун-зазывала: «Гордость Королевского Театра, Мастер Теней и Иллюзий!» Имя Миха не запомнил.

Мастер Теней оказался высоким, крайне худым господином в черном кафтане с высоким стоячим воротом. У кафтана были рукава с разрезами, свисавшие прямо до пола. Торчавшие из разрезов руки Мастера были обряжены в длинные, по локоть, перчатки. В левой руке он держал масляный фонарь, с помощью которого правой рукой изображал на белой ширме теневые фигуры.

В то время как зал рукоплескал грифонам и мантикорам, которых Мастер изображал ловкими движениями пальцев, Миха перевел взгляд в сторону. И увидел тень Мастера, отложенную в глубь сцены. Пока Мастер удивлял зрителей, тень прохаживалась из стороны в сторону, разминая ноги.

Увиденного было достаточно, чтобы Миха, пресытившись столичным искусством, бросился прочь из красного шатра.

8

Толпа на площади и не думала редеть. Потолкавшись вокруг шатров, Миха решил, что на сегодня он увидел достаточно. Самое время вернуться домой, проведать Тинкина. Может, повезет напроситься в гости к Друзу.

Однако стоило сыну Атмоса направиться в боковую улицу, уводившую с площади, как на его пути оказалась палатка. А возле палатки, зазывая посетителей, стояла давешняя девочка в трико со звездами.

Ноги Михи примерзли к мостовой.

– Досточтимые граждане и гости Парома, не проходите мимо! – выкрикивала девочка. – Попытайте счастья в тире Старого Охотника!

Тир?

– Что тут у тебя, красавица? – спросил коренастый траппер с зачехленным ружьем за спиной. – Счастье раздаешь даром?

– Даром – какое же это счастье? – дерзко ответила девчонка. – Счастья добиваются. Счастье ценят. А даром досталось – легко рассталось. Да что я тебе рассказываю, стрелок. Не ты ли в тайге за счастьем крадешься, в черный зрак ему метишь? Зайди, испытай руку крепкую да глаз верный. Зайдешь?

– Коль ты зовешь, не откажусь, – нагнул голову траппер. Откинул полог палатки, шагнул внутрь.

– А ты?

Миха не сразу понял, что девчонка обращается к нему. Мало ли вокруг разного народа бродит. Но нет, серые с голубым глаза смотрели в упор на него. Михе стало душно. Он внимательнейшим образом принялся изучать вытоптанный снег у входа в палатку.

– Ну что ты, хороший мой? – спросила девочка, и в голосе ее вдруг прорезалась усталость. Будто хрусталь дал трещинку. – Меня, что ли, испугался? Ты не бойся. Не кусаюсь.

«Не кусаюсь». Будто бы из близкой тундры потянуло ледяным ветром. В руке, отмеченной зубами Сай Олаха, проснулось воспоминание о боли. Миха Атмос понял, как мало осталось в нем от мальчика, не знавшего тайн Гиблого Края. Словно другой, незнакомый человек вырос в нем и готовился теперь взглянуть в волчий оскал мира.

Тот, другой, отодвинул Миху и ответил девочке, тоже знавшей жизнь не понаслышке.

– Я тебя не боюсь. Хорошо ты про счастье сказала.

– Я всем так говорю. Чтобы медяка не жалели.

– И мне скажешь?

Она посмотрела на Миху не так, как раньше. Внутри ее тонкого тела тоже жила другая, и кто знает, какие шрамы таились под тканью, расшитой звездами.

– Тебе не скажу. Ты не все.

– Что ж так?

– По глазам вижу. Медяка не пожалеешь, но и счастья здесь не найдешь. Далеко твое счастье, за лесами, за горами.

– А может, рядом мое счастье? – спросил Миха-другой. – Только руку протяни.

Она покачала головой:

– Не бывает так. Нельзя счастье узнать, когда оно рядом. Сто подошв надо порвать, сто посохов обломать, сто дорог пройти. Лишь тогда ты его вспомнишь и поймешь.

– Но не найду?

– Не найдешь. Далеко оно будет. Дальше, чем теперь, а оно и сейчас не близко.

– Что в этой палатке?

Она прикусила губу, наклонила голову, не отрывая глаз от глаз Михи.

– То, что ты ищешь. Но добыть его будет не просто.

– Я постараюсь, – сказал Миха. И, отодвигая всезнающего другого в сторону, спросил: – Но что же я ищу, если не счастья?

– Ну как же, – девочка откинула перед ним входной полог. – Того же, что ищут все, кто давно затерял следы счастья на волчьих тропах. Ты ищешь силы.

9

– Ты умеешь стрелять из лука? – спросил Миху Старый Охотник.

В тире-палатке было неожиданно людно. Немало народу, оказывается, гонится за счастьем. Или, как Миха, за силой.

Посетители столпились вдоль сколоченной из досок стойки. За ней, шагах в двадцати, стояла мишень с тремя нарисованными кругами. Из мишени торчали стрелы – во внешнем круге много, в среднем круге поменьше. В последнем, центральном круге и в самом яблоке ни одной. Очередной искатель счастья с руганью опускал лук. В неудачнике Миха узнал траппера, с которым столкнулся перед входом.

– С двадцати шагов попадаю вроде, – ответил Миха.

«Тоже мне траппер, – подумал он. – Лука, небось, не держал в руках».

Старый Охотник, казавшийся вовсе не старым, несмотря на седой парик и наклеенный шрам от медвежьих когтей, усмехнулся.

– Вот это дух, я понимаю. А деньги у тебя есть, молодой господин? Условия у меня простые: стрелять из моего лука, стрела – медяк.

– На пару стрел найду.

«Если точнее, на четыре».

– Очень прекрасно, – потер ладони Охотник. – Поприветствуем нового стрелка, друзья! Как звать тебя, молодой господин?

– Михан, – ответил сын Атмоса. – Михан, сын Алана.

– Поприветствуем Михана, сына Алана!

«Друзья» ответили улюлюканьем и свистом. Ближайший помахал Михе рукой, как старому знакомцу. Миха узнал в нем одноглазого любителя кукольных представлений.

– Ты знаешь, на что мы играем, Михан? – спросил Старый Охотник.

Миха помотал головой. Охотник сунул голову за полог на улицу:

– Азора, – крикнул он. – Покажи Михану нашу гордость.

«Азора». Имя обожгло Миху изнутри. Властно потеснило прочие мысли, засело между бровей. Азора.

Девочка в трико со звездами вошла в палатку. Скользнув за стойку, она наклонилась и тут же выпрямилась. Искатели счастья разразились воплями.

В ее поднятых над головой руках лежал лук.

В тот миг Миха понял древних поэтов, слагавших оды Булаве Озерного Короля и Четырем Мечам его легатов. Не прекрасным девам, не великим подвигам, но боевому железу во всей его суровой простоте.

Нет, не подумайте, в луке Старого Охотники не было ни древности, ни простоты. Он не был похож на длинные луки эронов высотой в человеческий рост. И на луки тангу, изогнутые черным полумесяцем. Его дуга в два локтя длиной блестела стальными накладками, а выгнутые в обратную сторону рога были снабжены круглыми блоками, через которые мастер пропустил тетиву. На ложе был устроен прицел и направляющие для стрелы.

То был лук, впитавший тысячелетнюю науку войны. Совершенный боевой механизм, готовый поспорить на равных с ружьем и паробоем. Миха почувствовал, как у него сохнет во рту. Что медяк! Сын Атмоса затруднялся сказать, на что бы он пошел ради обладания таким чудом.

– Ну, как тебе? – подзадоривал Старый Охотник. – Не жалеешь еще, что зашел, Михан?

Азора, державшая лук над головой, задела Миху взглядом. Теперь и она знала его имя. Но сейчас он почти не думал о ней. Лук завладел его воображением.

– Давай свои стрелы сюда, – сказал он, выкатывая четыре медяка на стойку.

– Сей момент, Михан, – монеты исчезли, как по волшебству.

Вместо них на стойке появились четыре стрелы с белымоперением. Стрелы как стрелы, ничего особенного.

– А вот и лук. Извиняй, Михан, попроще, чем наш приз.

Лук, который Охотник вручил Михе, и вправду был прост. Сын Атмоса покрутил его в руках, подергал тетиву. Вроде в порядке, без скрытых подвохов. Отчего же промахиваются опытные таежные стрелки по такой смехотворной мишени?

– Жаль, крагу не прихватил, – пожаловался Миха, накладывая стрелу.

– Погоди, погоди. Не так быстро, – Старый Охотник дернул рычаг под стойкой. – Вот теперь можешь целиться.

Легко сказать. Из-под потолка опустились и закачались между Михой и мишенью пять здоровенных маятников. У каждого на конце кольцо, через которое должна пролететь стрела.

Миха, как бывало с ним в минуту сильного напряжения, закусил щеку. Маятники движутся вразнобой, и если не пустить стрелу через все пять колец, какой-то возьмет да и собьет ее с пути. Амплитуды их подогнаны так, что совпадают кольца на доли секунды. Попробуй успеть.

– Чего тянешь! – зашумели зрители, многие из которых уже не один десяток медяков просадили Старому Охотнику. – Давай, стреляй!

Миха натянул тетиву к подбородку. Задержал дыхание. Шум, ощущение, что он оказался в центре внимания, близость Азоры – все вместе мешало целиться.

Выдохнув, он спустил тетиву. Промазал, разумеется. Стрела, сбитая маятником, даже не воткнулась в щит.

Траппер с ружьем за спиной презрительно усмехнулся. Зрители заухали.

– Не огорчайся, Михан, – заголосил Старый Охотник. – У тебя еще три стрелы. Три – отличное число. Давай, попытайся еще раз.

Миха заметил, что слева от него стал господин в кожаной куртке. Тот самый, одноглазый, замотанный в шарф. Он внимательно следил, как Миха накладывает стрелу, как целится.

Как промазывает второй раз.

– Занятно, – сказал одноглазый. Сказал негромко, но Миха услышал. – Держишь лук и натягиваешь тетиву ты, как северянин. До подбородка, не до уха. Но тянешь тетиву щепотью, как тангу. И ноги сгибаешь, как волчатник. Город дал тебе лук, но тундра научила стрелять, верно? Тебе осталось только примирить их в себе.

«Видеть, а не смотреть. Попадать, а не стрелять, – Линек, прихрамывая, прохаживался перед шеренгой мальчишек. – Тяните тетиву не рукой, а спиной».

«Только ты можешь убить йоро-мангу. Ваши сердца связаны». Теплое дыхание Хатэ за спиной.

Но перед ним не йоро-мангу, оборотень Кагалыма. Перед ним доска, истыканная стрелами, и мельтешение маятников. Как примирить в себе бывшего Следопыта Линека и охотницу на нечисть из таежного племени?

«В тебе слишком много мыслей, – говорила, охотница Хатэ. – Ты как старый лось, чья голова клонится под тяжестью рогов. Лось умеет сбрасывать рога. Так и ты научись отбрасывать мысли».

Предпоследняя стрела Михи вонзается совсем близко к яблоку. Среди зрителей ползет шепоток. Старый Охотник улыбается чуть натянуто.

– Ну же! – восклицает он. – Последняя попытка!

Последняя попытка. Последняя стрела.

В руки прокрадывается дрожь. Миха стискивает зубы.

Попасть. Нельзя промахнуться.

– Не думай, попадешь ты или нет, – слышит он.

Повернувшись, Миха видит острый профиль одноглазого. Приглушенный шарфом голос исполнен уверенности. Его невозможно не слушать.

– Смотри на мишень, – говорит одноглазый, и Миха послушно поворачивает голову. – Нет ничего, кроме нее и тебя.

Голос одноглазого становится напевным, он произносит слова на манер стихов.

– В твоих руках нет лука, ты и есть лук.

На твоем луке нет тетивы, тетива – это твоя душа.

На твоей тетиве нет стрелы, стрела – это твое сердце.

Когда ты пускаешь стрелу, это ты летишь в цель.

Стреляй!

10

Тишина была глубокой и стылой, как воды Крайнего Моря. Миха опустил лук, утер пот со лба тыльной стороной ладони.

– Поздравляю, – первым сказал одноглазый. – Добрый выстрел.

Старый Охотник остановил маятники. Он подошел к щиту, зачем-то подергал стрелу, глубоко засевшую в яблоке. Повернулся к зрителям. На мгновение ему не удалось совладать с растерянностью. Лицо под гримом вытянулось.

– Выстрел засчитан, – сказал он, выдавливая улыбку. – Мои поздравления, Михан.

Все заголосили. Гул быстро принял угрожающий оттенок. Острие всеобщего раздражения упиралось в одноглазого, чьи подсказки направили стрелу в цель.

Мнение большинства выразил траппер.

– Нечестно, – сказал он, буравя взглядом поочередно Миху, одноглазого и Старого Охотника. – Так не пойдет.

– Почему же? – спросил одноглазый, все еще разглядывая мишень. – Прекрасный выстрел.

– «Прекрасный выстрел», – перекривил его траппер. – Да хер бы он попал без твоей болтовни.

– Хер бы ты попал и с моей болтовней, – парировал одноглазый, даже не поворачиваясь в сторону траппера.

Траппер, стоявший по левую сторону от одноглазого, дернул плечом. Ружье, только что бывшее у траппера за спиной и завернутое в чехол, вдруг заблестело вороненой сталью у него в руках.

Клац-клац – передернул он затвор.

– Хочешь проверить, как я попадаю, земляк? – траппер облизнул губы.

Зрители попятились в стороны. Ружье смотрело в бок одноглазого.

Тот медленно поднял руки, размотал неспешно шарф. Снял повязку, закрывавшую увечный глаз. Так как он стоял слева от Михи, сын Атмоса не видел, что открылось толпе.

Ближайшие к одноглазому зрители ринулись прочь из палатки. В спешке кто-то оборвал полог, ветер с кружащимися снежинками радостно ворвался внутрь.

– Я тебе не земляк, – сказал одноглазый, поворачиваясь к трапперу.

Траппер стал тих и бледен. Ружье заходило в ослабевших руках. Вжав голову в плечи, он попятился к выходу. Р-раз, и выскользнул наружу, а там поминай как звали.

Следом за траппером потянулись остальные зрители. Все как один избегали смотреть в лицо одноглазого.

Миха не понимал, что происходит. Не понимал, почему сереет под накладными струпьями Старый Охотник. Одноглазый советчик повернулся к Михе.

Под шарфом и повязкой скрывалась металлическая пластина от виска до подбородка – на всю левую половину лица. Вместо левого глаза сверкал огромный рубин.

Видимая часть лица улыбалась Михе.

– Давай знакомиться, Стрелок, – сказал советчик. – Меня зовут Мурид. Мурид Кассар.

11

– Миха… Михан, сын Алана Атмоса.

Мурил Кассар протянул ему руку. Его пальцы на ощупь напоминали железные прутья.

– Я буду звать тебя Стрелок, – постановил он. – Это Доброе имя.

Миха осторожно отнял ладонь. Теперь, когда Кассар открыл свое лицо, сын Атмоса чувствовал яростную мощь, исходившую от капитана наемников. Будто перед Михой распахнулась заслонка доменной печи и раскаленное нутро дышало на него жаром.

Только жар этот странным образом леденил. Неудивительно, что люди при виде Кассара старались оказаться подальше.

– Ты слышал о моем отряде? – спросил Кассар.

Миха кивнул.

– И что о нем говорят?

– Мало хорошего, – Миха решил, что Кассару надо лгать поменьше. Уж очень пронзительно зиял его единственный глаз.

– Ха! Неудивительно. Мы здесь славно покуролесили в свое время, – Кассар усмехнулся. – Несколько лет назад Старый Медведь Окол-Верига, здешний Покровитель, поссорился с барами, и те пообещали сровнять его замок с землей. А заодно и Паром. Управители Самана нанимали бродячие вымпелы по всему континенту, чтобы спасти медвежью задницу. Нанимали, как в Белостенном водится, под долговые письма. Когда баров отвадили и подошел расчет, казна оказалась пуста. Тогда уже бойцы зароптали, что пустят пал в Пароме и поживятся у Медведя в погребах. Пришлось саманцам закрыть глаза на то, что несколько соляных караванов сгинуло, не дойдя до Парома. Да десяток золотоискательных артелей расстался с хабаром, кто по-доброму, а кто и с уговорами. С тех пор не любят в Пароме наемников, особенно мою Черную Руку. А что делать, Стрелок? Кушать-то всем хочется.

Миха молчал, не зная, что сказать.

– Ладно, обо мне поговорили. Давай о тебе теперь. У тебя редкий дар, Стрелок. Верь мне, таких, как ты, – один на тысячу.

– Да будет вам, – буркнул Миха, краснея.

– Слушай старого бродягу, Стрелок. Стрелять и йотуна можно научить. Бары крепят зверюгам на спину осадные самострелы и натаскивают их дергать рычаг. Безмозглая образина заменяет взвод валитских пушкарей. Или взять бунтовщиков из Распола. Стоило хамонцам прижать крестьян, как те похватали дедовские «аспиды» и давай озорничать. Только гвардия их угомонила. Задумайся – на крестьянина с арбалетом пришлось посылать тронные вымпелы! Так что умельцев засадить стрелу или болт всюду хватает. Но ты, Стрелок, ты из другой породы. Ты художник. Твоей работой можно любоваться. Понимаешь?

Миха помотал головой. Он уже сто раз успел пожалеть, что зашел в палатку. Очень непросто стоять перед распахнутой заслонкой домны. Особенно когда тебя затягивает внутрь.

– Что для тебя лук? Игрушка. Сто шагов, двести – предел. А знаешь, как бьет валитский «Вдоводел»? На полтыщи. Броню латника – насквозь. Сустав паровоина – вдребезги. Был у меня один боец вроде тебя. С полверсты мог грецкий орех расколоть. Одна беда, схарчила его в Оросе морская тварь. Остался я без снайпера, лежит ружье без дела. Пойдешь ко мне, Стрелок?

Миха с удивлением обнаружил, что не может взять и сказать «нет». Мурид Кассар не тот человек, который спокойно выслушает отказ.

Блеск рубина резал глаза. Миха отвел взгляд. Куда же подевался тот, Миха-другой, который так бойко болтал с Азорой? Скукожился перед железным лицом наемника?

– Колеблешься? Понимаю, – Кассар положил руку Михе на плечо. – Я тебя не тороплю с ответом. Мой вымпел здесь до окончания Турнира. Потом еще на пару дней задержусь, пополнить припасы. Мне надо только знать, что ты меня навестишь в ближайшие дни. Мы сядем с тобой и поговорим спокойно, без спешки. Железноликие стоят на западной окраине, за Пушным Рынком. Тебе там любой укажет. Так как? Зайдешь?

Он ловил взгляд Михи, не отпуская его плечо. Воля Кассара подминала сына Атмоса, как броневые катки вагенбурга замешкавшихся латников. Не убежать, не отбиться.

– Я не знаю, – промямлил Миха. – Меня, может, и не будет в городе.

– Тогда давай забьемся наверняка. Нет? А давай спор?

– Какой еще спор?

– Такой спор. Если я сейчас попаду прямо в центр мишени, так, что твоя стрела разлетится, и сделаю это с запущенными маятниками, ты придешь в мой лагерь. Я не говорю, что прямо станешь Железноликим. Просто придешь поговорить. Идет?

«Попасть в мою стрелу. Через маятники. Невозможно. Берет меня на пушку».

– Идет, – согласился Миха.

12

– И что же Кассар? – спросил Дан.

Миха опустил голову.

– Он попал. Вскинул лук, не целился даже особо и точно пустил стрелу через кольца. Расщепил мою стрелу от перьев до наконечника.

– Нашел с кем затевать спор, мой неосмотрительный друг, – Дан покачал головой. – Таких, как ты, Мурид забивает в пистоль вместо пыжа. Мне ли не знать, меня он тоже в свое время взял тепленьким. И что теперь? Пойдешь к нему?

Миха вздрогнул.

– Я? Да никогда. Я как из палатки вышел, так бежал досюда без остановки. Темный он человек, совсем темный.

– Твоя правда. Тут ты глубже меня тогдашнего смотришь.

Миха водил пальцем вдоль узора годовых колец на деревянной крышке стола. Вспоминал.

– Старый Охотник, клоун этот, хотел Кассару лук присудить. Пресмыкался перед ним, аж тошно. «Выстрел, мол, ваш несравненен». Хорошо хоть Азора молчала, а то я бы не выдержал.

– Азора?

– Девочка-зазывала. В трико со звездами.

– В трико-о? – Дан расплылся в ухмылке. – Не холодно ей в такой одежке?

– Вот не знаю, – озадачился Миха. – Не похоже, что холодно. Но вообще – чудно. Как так? Кругом все в мехах, а она на ветру, считай, без ничего совсем.

– Ладно, потом поговорим про твою чудесную Азору, – перебил Дан. – Лук, я вижу, ты притащил. Не взял его, значит, Мурид.

– Не взял. Говорит: «Это твой приз, Стрелок. Забирай и не забывай про свое обещание».

Дан поскреб в затылке.

– В непростую историю ты угодил, Миха.

– Да что мне этот Кассар, – Миха распушил перья. – Уйду завтра из Парома, и не свидимся больше.

– Зря ты так говоришь. Человек своей судьбе не хозяин, такая есть у баров присказка. Между тобой и Муридом вроде как теперь нить натянута – твое обещание. Куда бы ты ни подался, нить приведет вас друг к другу.

Миха разозлился.

– Как тебя к нему привело опять? – спросил он с подковыркой.

Дан совсем не обиделся.

– Все встречаются дважды, как на Юге говорят. Тесноват, видно, Акмеон для меня с Муридом. А ведь мы в Пароме с ним и расстались. Не думал, что он сюда вернется после того, что было.

– А что было-то?

Дан помрачнел.

– Была заварушка с барами из-за медных рудников. С кланами Волка и Соболя – кланами сильными, многочисленными. Отряд Мурида вместе с нами поспел к шапочному разбору, бары навоевались, получили откупную от Самана и откатились к себе в горы. Племя Соболя отправило послов к Управителям Парома и Лорду-Покровителю. Так получилось, что высланный им навстречу отряд стрельцов усилили Железноликими.

ДАН ПО ПРОЗВИЩУ МОЛОТ, ВОДИТЕЛЬ «МОЛОТОБОЙЦА»

– Нам было приказано встретить послов и препроводить их в Паром. Послов было трое, один из них шаман Соболя. С послами ехали сани с подарками и сорок человек охраны, мечники с таллитами и всадники на йотунах. Немалая сила, в тайге им бояться было нечего. Нас послали в знак уважения. Кто же знал, во что уважение выльется.

У шамана баров на груди висела железка на цепочке. По виду – эронская штучка. Голубой металл, вроде бы даже светился. Где он ее достал в Соленых Горах, непонятно. Привезли, должно быть, с Юга, бары ходят на ладьях до Ороса и Никта.

Стеррано, помнишь, хмырь с книгой, на шаманскую висюльку положил глаз. А Стеррано, надо сказать, единственный, кто на Мурида имеет влияние. Есть между ними нехорошая тайна, гиблая южная ворожба.

Стеррано подговорил Кассара отобрать у послов дары, которые они везли в Паром. С деньгами тогда у Мурида не ладилось, он за возможность ухватился. Стеррано же на золото начхать, он до всякого волшебного скарба великий охотник.

А еще Стеррано нашептал свой план Пагосу, здоровяку на протезах. Пагос тут увидел возможность избавиться от меня с Дерихом. Он давно ее искал, с тех пор, как Мурид сделал меня лейтенантом, а «Молотобойца» главной огневой силой. Только собственного ума у него не хватало подлость измыслить. Тут Стеррано и подвернулся, главный по подлостям мастер.

Стеррано, а через него Пагос знали, что я не подниму руку на послов. Во-первых, потому что послы. Во-вторых, потому что горцы, хоть бывшие, но соплеменники. Значит, пойду против командира.

Все так и получилось.

План, нашептанный Стеррано Муриду. был умен. Подстроить нападение горцев на стрельцов. Вмешаться в драку, послов с охраной перебить. Хабар прикарманить. Если стрельцы будут бузить – их тоже под нож. До Парома оставался день пути, когда Мурид созвал лейтенантов и изложил план.

Я сразу сказал, что дело задумано гнилое, и я, Дерих и «Молотобоец» в нем не участвуют.

Тут Пагос вскочил на свои железки и заголосил, что меня надо вязать, пока я не бросился к барам и их не предупредил. Вышло у меня недоразумение с ним сначала, потом с остальными.

По итогу я с парой свежих рубцов на шкуре вывалился из палатки и, пачкая кровью снег, бросился к Дериху. Повезло, «Молотобец» стоял под парами, братишка прогревал котел. Мы с места и ломанулись в тайгу, только Тинкина прихватили. Он давно уже думал свинтить, да все не решался.

– А что с послами? – спросил Миха.

Плечи Дана опустились.

– Не успели мы их предупредить. Охрана на шум поднялась, только поздно. Стеррано наворожил крутом тумана, он умеет. В тумане всех Соболей и перебили. Со стрельцами заодно. Нас потому и не преследовали, слишком увлеклись убийством и грабежом. Да и боязно на «Молотобойца» нарваться. Вот так и распрощались мы с Железноликими и Муридом Кассаром.

МИХА АТМОС, СЫН АЛАНА АТМОСА

Воспоминания о кровавой размолвке с Кассаром не улучшили настроения Дана. Да и перспектива встречи с капитаном в турнирной сшибке его вряд ли радовала. Миха решил сменить тему:

– Как у Тинкина дела?

Взгляд Дана просветлел.

– Лучше, благодаря деду Ойону. Но храбрец наш еще не встает. Отлеживается. Дерих беспокоится, что до Турнира он не успеет оклематься.

– И что вы думаете делать?

Дан развел руками:

– Братишка умчался в город. Сказал, что будет нас спасать. Как, ума не приложу.

– Что, хороните меня, мерзавцы?

Дан обернулся. Миха привстал. У входа в трапезную стоял Тинкин. Рукой он опирался на стену, лицо его цветом не сильно отличалось от зеленого камзола, накинутого на плечи.

– Куда Осу подевали, признавайся, жердяй, – Тинкин неуверенно шагнул вперед, пошатнулся. Дан вскочил, бросился к нему. – Выпить мне тащи, глинтвейна.

– Щас тебе будет глинтвейн, – Дан обхватил сквайра за плечи, осторожно развернул его назад к лестнице. – Тебе вставать нельзя, дурик. Пойдем наверх, а Миха тебе с кухни принесет бульона.

– И глинтвейна.

Миха поднялся, собираясь идти за бульоном. Заскрипела, открываясь, дверь.

Оттряхивая снег с рукавов, с улицы вошел Дерих. Следом за ним внутрь шагнула высокая (хотя рядом с Дерихом кто угодно покажется высоким) фигура в плаще с капюшоном.

– Здоров, малый, – сказал карлик, не замечая Дана с Тинкиным. – А где мой братец? Хочу показать ему Рейю, нашего нового сквайра.

В горле Дана звучно булькнуло. Тинкин с неожиданной силой отстранил его ладонью, шагнул вперед.

– Здорово, карлуша, – хрипло сказал он. – А мне можно посмотреть на нового сквайра?

Спутник Дериха снял капюшон и оказался молодой черноволосой девицей. Густые брови выгибались над голубыми глазами. Нос с легкой горбинкой делал свою хозяйку похожей на красивую пустельгу. Длинные волосы были заплетены в косу и уложены вокруг головы.

– Меня зовут Рейя, – сказала девушка-пустельга. – Дерих поведал, что ваш сквайр заболел и вам нужна замена для Турнира. Я готова быть заменой.

Тинкин собирался что-то ответить, наверняка брызнуть ядом. Но неожиданно ноги его подогнулись, и он осел на пол. Дан едва успел его подхватить под мышки.

– Рад познакомиться, Рейя, – сказал он напряженным голосом. – Кажется, ты явилась вовремя.