Текст книги "Тьма. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Это слилось для бандита в сплошной кровавый угар, который теперь отхаркивался из его памяти отдельными эпизодами.

Похоже, он и сам не понимал, что творил, однако ему нравилось. И власть, и вседозволенность, и маячившее на горизонте богатство. В тупой голове этого душегуба даже не возникала мысль, что после такого их будет искать весь Ишим.

В том числе, и другие лихие люди, лишь бы ишимские власти не устроили тотальную зачистку.

И объяснять ему это было бесполезно. Тяжёлый случай, да…

А когда я закончил допрос, в особняк, снова прикрытый защитой, уже ломилось столько гостей, что отказывать им было бы неприлично. Хотя, конечно, они и забыли загодя предупредить о визите…

Впрочем, сначала нужно было закончить дела в подвале. Пленник трясся на полу от холода и страха, ожидая последнего удара милосердия. Когда начинал допрос, я его, собственно, обещал либо быстро убить, либо медленно и со вкусом. Правда, как-то забыл сказать, что есть и другие варианты…

– Этого одеть и сдать городовым, – сообщил я Давиду, единственному, кто остался на всю сцену допроса.

– Понял, ваше благородие, – кивнул тот, уважительно посмотрев на меня. – А что он слегка… Того… Помялся… Это не страшно?

– Давид, я вам советую ознакомиться с некоторыми особенностями русского законодательства о родах двусердых… Это на улице он может мне в лицо плюнуть, а я – утрусь. А вот в моём доме, на моей земле, после того, как он устроил здесь стрельбу, даже обычный теряет все права, которые ему гарантировали государь и Дума.

– А если бы он сказал, что просто мимо прогуливался? – с интересом спросил Давид, поднимая пленника за шкирку.

– Вон там есть остатки подземного хода… Если залить их ещё чуть-чуть бетоном, никто и не заметит! – я пожал плечами. – А вы просто скажете, что не брали никакого пленника.

– Лихо… – оценил Давид, прислонив бандита к стене.

– А вы его рассказ слышали? – хмыкнул я. – Заслуживает он хотя бы каторги-то?

– Слышал… Пожалуй, для таких и смерть слишком лёгкий выход… – согласился глава охраны. – Одевайся, мразь…

С этими словами он бросил бандиту в лицо ком одежды, снятой с него же перед допросом.

Наверху, в гостиной, собралась половина бойцов, а за столом сидели Авелина, Тёма и… Пьер.

Стряпчий лишь скромно улыбнулся в ответ на мой удивлённый взгляд.

– Федя, всё в порядке? – Авелина подошла ко мне и, явно волнуясь, заглянула в глаза.

– Всё хорошо. Подонок рассказал много интересного и неприятного… – ответил я тихо, а затем повернулся к старику: – Пьер, рад вас видеть, но… Неужто в вас проснулся дар провидца?

– Я просто снял себе жильё неподалёку! – с улыбкой признался тот. – Из окон, надо сказать, изумительный вид на раменье… Но сегодня оттуда стреляла пушка. Проследив по карте направление выстрелов, я понял, что мне что-то не спится… И решил, что надо ехать сразу, не дожидаясь, когда вы позвоните. Вы не волнуйтесь: я не торопился, ждал конца стрельбы. А потом ваши люди были столь любезны, что помогли проскочить в особняк через защиту… А это?..

– Один из нападавших, – кивнул я, оглянувшись на Давида, который втолкнул пленника в комнату.

– Он слегка помялся… Порезался… Поломался… Не в форме, в общем! – озвучив выводы, Пьер чуть сморщился.

– Да, очень правдолюбивый человек оказался, пусть и негодяй… Он так яростно требовал, чтобы ему дали высказаться, что бился об мой кулак, резался об мой нож и подсовывал под ноги пальцы… Бывает… Совесть заела, наверно!.. – кивнул я.

– Да, это мы замнём, вы в своём праве! – не нашёл возражений стряпчий.

А я залез в трубку и переслал ему копию нашего с пленником разговора. Заодно и пояснил:

– Чем больше будет дубликатов записи, тем лучше.

– Ваша с ним беседа? Пожалуй, воздержусь от прослушивания на ночь глядя… – покивал стряпчий.

– А что с гостями-то делать, ваше благородие? Там, за куполом, их уже ого-го сколько собралось… – вмешался один из новых десятников, Владимир.

– Запускайте уже… Чего их держать-то!.. – вздохнул я и посмотрел на жену. – Лин, сделаешь в защите проход?

– Сейчас…

– И давайте чаю, что ли, заварим… Пару вёдер… – вздохнул я.

Ночь обещала быть тяжёлой.

К слову, ворота мы открыли очень вовремя. Если до этого рядом тёрлись, в основном, городовые, то когда «ирбисы» уже открывали створки – над площадью завис вертолёт, выпуская из своего чрева семерых бойцов в тяжёлой броне.

И если пятеро из них действовали, как военные, то двое других – один покрупнее, другой поменьше – направились прямиком к особняку. Крупный по пути снял шлем, и мне оставалось только обречённо вздохнуть.

В наше развороченное жилище пожаловал Дмитрий Богомилович Дашков. Собственной персоной.

Вторую фигуру я тоже сразу узнал, хотя рыжие локоны из-под шлема не выбивались. Однако чуйка сработала. Её высочество цесаревна Александра решила узнать, что это у её подопечных сегодня такое интересное происходит. Расстроилась, поди, что два налёта на особняк обошлись без её участия…

Небось думала, что самое интересное у гнезда Тьмы творится. Ан нет! Артиллерией по жилой застройке? Запросто! И всё это чья заслуга? Феди Седова-Покровского! Мелькнула даже мысль, что мне сейчас тоже полевой допрос устроят. Уж очень лица были у высоких гостей решительные и заинтересованные.

– Ну-ка посторонитесь, судари! – властно оттеснил Дашков городовых, пытавшихся прорваться за ворота.

Те не сразу поняли, кто сюда пожаловал. А когда осознали, сразу же расступились в стороны. И больше попыток пролезть внутрь не предпринимали.

– Доброй ночи, Дмитрий Богомилович! – вежливо приветствовали гостя мы с Авелиной.

– И доброй ночи, цесаревна! – тихо добавил я, услышав из-под шлема короткий смешок.

– Доброй… Наверно! – согласился Дашков. – Давайте-ка лучше по именам, я тут по-дружески, так сказать…

Войдя в дом, князь оценивающе осмотрел расстановку сил: у каждого окна по два вооружённых охранника. И даже одобрительно, как мне показалось, похмыкал.

– А вы зря времени не теряли! – вслух высказался он.

– Было бы глупо не озаботиться после первого-то раза… – улыбнулся я.

– Да о чём тут вообще заботиться? – парировал Дашков. – Эта халупа, смотрю, вот-вот развалится…

И в этом он был, к сожалению, прав. После ночного артиллерийского обстрела, хоть и сдержанного щитом, наземная часть особняка выглядела удручающе. Но я-то видел этот дом и до всех испытаний, выпавших на его долю. Поэтому честно и откровенно заявил:

– Когда мы сюда въехали, выглядел он тоже не очень.

– А на этот счёт у меня будет отдельный разговор с градоначальником, – хмуро заметил Дашков. – Мы с ним, конечно, не особо ладили всю дорогу… Но такой наглости он себе раньше не позволял.

– К вашему градоначальнику, князь, и у меня вопросы появились… – призналась цесаревна, сняв, наконец, шлем.

Надо отдать должное «ирбисам», те почти и не косились в её сторону. Держали себя в руках, хотя в Ишиме члена правящего рода так запросто не встретишь.

– А это у вас кто? – заметил Дашков связанного бандита, дрожащего в углу.

– Пленник, – ответил я. – Много увлекательного поведал, кстати…

– Это правильно! Откровенность – это хорошо! – оценил князь. – Я сейчас главу Полицейского Приказа сюда приглашу, пусть этого говоруна забирает. А заодно пусть ответит мне на пару вопросов. Расскажи пока, чего он тебе там наплёл… А это кто у нас? Стряпчий Пьер, давненько тебя не видал!..

– Ваше сиятельство! – старик прилежно встал, чтобы отвесить поклон.

– Сиди-сиди… – отмахнулся князь.

Рассказывал я коротко и сжато. К концу моего рассказа все собравшиеся, кроме бандита, сидели с чаем, а кто-то из бойцов даже баранки притащил. Ума не приложу, где взял, но баранки оказались вкусные.

– Это что, обычное разбойное нападение? – удивилась цесаревна, когда я закончил.

– Думаю, Фёдор не просто так упомянул плоскодонную баржу… – хмуря брови и о чём-то сосредоточенно думая, заметил Дашков.

– Сведения об оружии бандитам очень удачно слили, да… – кивнул я. – Кто-то им явно помог, чтобы сегодня ночью на нас напали. Но вот кто… И кто первые нападавшие, я тоже не знаю. А у них, выходит, совсем не тот заказчик, что в этот раз.

Дверь открылась, пропуская внутрь новых гостей. На сей раз прибыли главы Полицейского и Тайного Приказов. Давид, оставшийся на воротах, как-то понял, что этих гостей задерживать не надо.

– Знакомьтесь, Фёдор. Это люди, лично несущие ответственность за произошедшее! – с усмешкой представил их Дашков. – Арков Емельян Михайлович, голова Тайного Приказа. И Предельный Илья Добрыневич, голова Полицейского Приказа. Ну что, судари? Что скажете в своё оправдание?

А я хорошо понимал обе стороны. И гнев Дашкова, и что оба головы в случившемся не виноваты. Во-первых, не стоит забывать, что я сам притягиваю, как магнитом, подобные события. Зато притягиваю их в том месте и в то время, где и когда мне удобно с ними разбираться.

А во-вторых, оба нападения были вопиюще дерзкими. Ну кому в здравом уме придёт в голову штурмовать особняк в центре города, посреди богатого угла? Да ещё когда в рядом стоящем кремле собраны ратные силы князя?

Этого никто не ждёт. В обычной жизни люди не привыкли видеть вокруг сумасшедших, предполагая у окружающих, как минимум, зачатки здравомыслия.

Я боялся, что гнев Дашкова заставит глав двух Приказов взъесться уже на меня, но те, кажется, и ухом не повели. Выглядели они вполне спокойными. И, более того, почти довольными, как будто их не разбудили и не вытащили из кровати посреди ночи.

Вот что значит солидный начальственный опыт…

– Мои люди уже вовсю работают, ваше сиятельство, – деловито отрапортовал Предельный. – Нападение наглое, ваше сиятельство. И совершено оно без подготовки. Боюсь, у нас изначально не было возможности его предотвратить.

– Пушка, Илья! Пушка в сердце города! – возмутился Дашков, при этом явно уголком рта посмеиваясь. – Пушка, понимаешь?..

– Видел её… Учётные отметки сбиты, и давно. Списанное оружие погранцов, ваше сиятельство! – с невиноватым видом развёл руками Предельный.

– Такое иногда всплывает, ваше сиятельство, – спокойно подтвердил Арков. – Мы за год, как я ранее и докладывал, обнаружили семь захоронок со списанным воинским имуществом.

– А было их, похоже, восемь! – заметил Дашков, продолжая втихомолку веселиться.

– Возможно, что и все десять… – не остался в долгу Арков. – Будем искать.

– У Фёдора тут, кстати, язык обнаружился! – Дашков указал на пленника, который по-прежнему жался в углу, окончательно раскиснув от созерцания высоких чинов. – Надо бы, Илья Добрыневич, забрать его. И продиктуйте свой номер: сейчас Фёдор скинет запись допроса.

Пока обменивались данными, пока я снова рассказывал про нападение, на этот раз ещё короче, дверь в прихожей опять скрипнула.

На пороге появился мрачный Бубен.

– А вот и славная опричнина пожаловала! – обрадовался Дашков.

– А как же «псы государевы», ваше сиятельство? – осведомился тот, не став рассыпаться в приветствиях. – И все остальные обидные названия?

– А их я обязательно припомню, когда вы, сударь Бубенцов, снова где-нибудь бойню устроите!.. – хохотнул князь.

– Федя! Авелина! Ваше высочество! – других гостей, как и подколки князя, Бубен начисто проигнорировал. – Вас троих бы ко мне на два слова… Есть надёжное помещение?

– Разве что временное хранилище… – задумался я. – Оно меньше всего пострадало.

– Да хоть бы и там! – пожал плечами Бубен.

Когда мы поднимались по лестнице, из гостиной доносился жизнерадостно-сердитый голос князя:

– Нет, ну пушка же! Понимаете? Пушка! Посреди Ишима! Хорошо ещё, что никто не пострадал!

Видимо, никак Дашкову орудие покоя не давало. А я с тоской подумал, что утром снова придётся обзванивать родственников. Надо будет сообщить им, что со мной и Авелиной всё в порядке, до утреннего выпуска новостей.

– Какая прелесть! – восхитилась Саша, когда мы зашли в хранилище, где охрана уже поставила стол и четыре стула.

Однако восхитила цесаревну не их забота, а те самые вазы из Чжунго, вытащенные из тайника Лампы. И сейчас они стояли в ряд на грубо сколоченном стеллаже.

– Это что, чжунгская керамика, которая фарфор? Или подделка?

– Глубокую проверку не проводили, ваше высочество… – отозвалась Авелина. – Но предварительно считаем, что подлинники.

– Ну так не затягивайте с проверкой. Если настоящие, возьму каждую за пятьдесят тысяч без торга! – предложила Саша, заставив Бубна поперхнуться от удивления.

– Они стоят дешевле! – предупредил я.

– Не хочу тратить время на торги… – поморщилась Саша. – А любителям чжунгской керамики такое нравится. Жаль, Чжунго свою керамику не любит за рубеж продавать. Редко когда она появляется у нас. А так, я закрою вопрос праздничных подарков на пару лет.

Я осмотрел семнадцать ваз, стоящих в ряд, прикинул выгоду… И не без благодарности кивнул.

– Вызовем оценщика прямо завтра! – поддержала меня Авелина.

– Так… Это… Федя, давай, рассказывай, что ещё ты нашёл? – Бубен уселся за стол и уставился на меня своим фирменным мрачным взглядом. – Ты же явно нашёл что-то.

– Какая прелесть! Его благородие Бубенцов со всей его прямотой! – всплеснула руками Саша, присаживаясь рядом и улыбаясь опричнику, как старому знакомцу. – А поговорить для начала о погоде?

– Дерьмо, а не погода! Град из фугасных снарядов, ваше высочество! – мрачно проинформировал её Бубен.

– Именно так, а я всё пропустила! – пожаловалась цесаревна.

– Самое увлекательное ещё не пропустили, – многообещающе пообещал Бубенцов, а у меня отчего-то задёргался глаз. – Федя!

Ну вот, прямо как в воду глядел…

– А что Федя? Девятнадцать лет, как Федя! – буркнул я. – У тебя хоть артефакт от прослушки есть?

– Значит, нашёл… – удовлетворённо кивнув, Бубен принялся плести вокруг стола сложный узор. – Артефакта у меня нет. А вот знания всегда со мной, в башке…

Пока он колдовал, я подтащил поближе два сундука с записями. И начал с обречённым видом доставать содержимое. А когда открывал сундук с записями самого Лампы, снова почувствовал что-то странное…

Я успел даже переключиться на теневое зрение, но…

Опять ничего не обнаружил.

– Что случилось? – заметив, что я застыл, как истукан, спросила цесаревна.

– Никто сейчас ничего не ощутил? – спросил я. – Что-то странное с тенькой…

– Я почувствовал… – проворчал Бубенцов. – Все свободные капли шелохнулись. Но вообще-то такое иногда бывает…

– Да? – удивился я, потому что раньше с подобным не сталкивался.

– Тенька, бывает, волнуется… – согласилась с опричником Саша.

– Или кто-то волну пустил, – подтвердил Бубен. – Плетение от прослушки готово. Всё, давай рассказывай…

Я переглянулся с Авелиной, она едва заметно кивнула… И я приступил к рассказу. О том, как не стали говорить никому про три сундука Лампы, когда нашли тайник. О том, как вскрыли их позавчера, и как начали просматривать записи.

Достав шкатулку, я осторожно выложил на стол главную находку. Один из первых созданных в этом мире кристаллических накопителей.

Ну и, конечно же, рассказал о переводе с греческого. И о том, что мы с женой из записей выяснили, и о своих личных предположениях…

Пока я рассказывал, цесаревна подтянула к себе тетради исследований, а Бубен начал с интересом листать записи Лампы.

Когда я завершил очередной за эту ночь рассказ, снаружи уже начинало светать. Окна в нашем хранилище были закрыты ставнями, зато в щель между ними отчётливо виднелось небо, пожелтевшее на востоке.

– … И теперь мы понятия не имеем, что с этим делать, – закончил я рассказ.

В воцарившейся тишине Саша медленно закрыла тетрадь исследований, подвинула её обратно ко мне… Затем так же осторожно завернула накопитель в тряпицу и положила его на тетрадь.

А потом выжидающе покосилась на Бубна.

Лицо у неё было белым, как мел. Да уж, содержимое сундуков ввело в шоковое состояние даже цесаревну.

И только Бубен, закрыв записи Лампы, очень спокойно сказал:

– Ну, с первым нападением на твой дом всё ясно…

А потом, не мешкая, накидал план действий:

– Эту книжицу убери в сундук, сундук закрой, а как закончим – летим с тобой к Малой. Кто-то подсадил на что-то в этом сундуке пульсар. И этот пульсар надо найти и снять.

– Я ничего не чувствую… – растерянно заметила цесаревна, явно напрягая теневое зрение.

– Тонкая работа, – пояснил Бубен. – Я тоже чувствую, будто… Будто что-то такое мелькнуло на краю зрения. Видимо, то самое шевеление теньки, про которое Федя говорил.

– Да, похоже… – кивнул я.

– Ну а что касается исследований по накопителям… – Бубен посмотрел на Сашу, а та покачала головой:

– Я не знаю, как поступить. Это слишком… – она не нашла слов, видимо, поэтому замолчала и развела руками.

– Это надо пока спрятать! – за неё решил Бубен. – Её высочество поговорит с отцом, чтобы он сам принимал решение по записям. Но перемещать их сейчас смерти подобно… Грекам мы сеть разведчиков, конечно, в Ишиме проредили, но до конца не выкорчевали. Надо будет убрать тех неизвестных, кто знает про содержимое тайника.

– А кто-то знает? – удивилась Авелина.

– И это тоже нам предстоит понять, – Бубен протянул мне записи Лампы, чтобы я убрал их в сундук. – Купец был непрост, ох, непрост… Вы знаете про Тайный путь?

– Контрабандный торговый путь? – удивилась Саша. – Так никто его не находил же…

– В тех записях, что я пролистал, Лампа указал его ключевые точки, – пояснил Бубен. – Узлы, через которые товары идут с востока на запад, минуя Пограничный Приказ. И, главное, купец указал людей, связанных с этой торговлей.

– Отчёты-то вековой давности! – поморщилась Саша.

– Думаю, указанные фамилии не первое столетие этим делом промышляют… – усмехнулся опричник. – Фёдор, заканчивай свои дела здесь, и едем. Снимем пульсар, а дальше будем читать в подробностях, что здесь и как. Думаю… Ишим ждёт тяжёлая зима!

На этих словах Бубен усмехнулся, и от его улыбки мороз пробежал по коже. Причём, видимо, не только у меня.

Даже цесаревна заёрзала на стуле, хотя именно её роду служили эти верные, пусть и безжалостные люди.

Начиналось утро нового дня.

Утро 30 декабря 2034 года.

И никто не знал, что это утро станет началом кровавого расследования, которое грозило затронуть все княжества от Балканского полуострова до последней заставы на реке Дамур.

Эпилог

Гости и не думали расходиться. Дашков явно решил превратить мой разгромленный особняк в оперативный штаб – или, как здесь говорят, «ближнюю ставку». Впрочем, его можно было понять. В самом центре его столицы стоит раздолбанный дом, штурм которого дважды за сутки проворонили все кому не лень.

И это лучшая иллюстрация для тех, кто думает, что всё держит под контролем.

А мне оставалось только вызвать Кислого и отправить его за покупками. Чай, вода, алкоголь, закуски… И всё такое прочее, чем можно порадовать гостей под крышей, скрипящей от порывов ветра и грозящей на этих самых гостей обрушиться.

Декабрь показывал себя во всей красе. Гнездо Тьмы в кремле пало в начале ночи, ещё до дерзкого нападения на мой особняк. Однако на смену чёрным тучам Тьмы с севера пришёл буран. И обрушил на город мелкую снежную пыль, вместе с пронизывающим ветром.

В такую погоду хорошо сидеть дома, под крепкой крышей, рядом с горящим камином… А не ездить по городу, решая вопросы, которые никак нельзя отложить. Я даже немного завидовал Саше и Авелине, оставшимся ждать оценщика. К слову, приехать в такую погоду он согласился – и не постеснялся это сказать – лишь потому, что не желал расстраивать сразу и сиятельного князя, и цесаревну.

А ещё, когда я садился в «тигрёнка», имел шанс понаблюдать, как по землям моего особняка гуляет худой мужчина с длинным носом, на котором примостилась сосулька.

Вид он имел, конечно, жалкий. Однако считался лучшим архитектором во всём Ишиме. Его, вырвав из объятий крепкого утреннего сна, тоже вызвал сюда Дашков.

Ни я, ни Авелина князя об этом не просили. Но Дашков нашего мнения не спрашивал. Он решил отомстить градоначальнику за попытку ему подгадить. И делал это с поистине княжеским размахом.

Лучший архитектор для дополнительных построек и организации оборонных мер!.. Лучшая строительное предприятие города, лучшие материалы!..

И всё это Дашков собирался повесить на городской бюджет.

Восстановлением же самого особняка предстояло заниматься моим рабочим. Однако и тут половина расходов ложилась на городские власти. Я даже заикнулся о том, что раз уж пошла такая пьянка, то можно отозвать иск на отмену обременения, но Дашков возмутился. И потребовал не прекращать давление на городских охальников, пока из них пух и перья не полетят.

«Тигрёнок», повизгивая мотором, продирался через завалы снега на садовой дорожке, ведущей к воротам. Естественно, тем, которые открываются на нормальную улицу, а не на разрытую площадь. За рулём пришлось сидеть одному из «ирбисов». Рядом, на пассажирском сиденье, пристроился второй боец, вооружённый автоматом, пудовыми кулаками и очень серьёзным лицом.

А мы с Бубном устроились на пассажирском.

Я хотел поехать сам, но Давид упёрся. И был поддержан уважаемыми людьми Ишимского княжества, причём в превосходящем количестве.

– Прекратите вы, Фёдор Андреевич, один по городу рассекать… Не в вашем-то положении!

Примерно к этому сводились все названные ими аргументы. И, по большому счёту, возражений у меня не было.

Пришлось брать с собой охрану.

К слову… Вот уж чего-чего, а охраны на моих землях собралось до неприличия много. Ратники князя, особисты Тайного Приказа, прорывники полиции, боевики «темников» (Тёмного Приказа)… И даже охрана влиятельных лиц, приглашённых – далее цитата князя – «оценить последствия разгильдяйства на примере отдельно взятого исторического здания».

Ну и вишенка на торте – ратники царского войска, оцепившие земли вокруг особняка. Дело в том, что военных Дашков тоже позвал в свой оперштаб, чтобы люто отчихвостить. Потому что «терять списанное вооружение – это, знаете ли, какой-то позор».

Оставшаяся на хозяйстве Авелина слегка робела, однако виду не показывала. Она хотя бы знала, как себя вести в таком непростом окружении. А вот я бы точно понарушал все правила этикета.

В общем, даже хорошо вышло, что пришлось сбежать по делам – пусть и в такую мерзкую погоду…

Выехав за пределы участка, мы поползли по заметённым снегом улицам. Редкие прохожие зябко кутались в шубы и куртки, пряча замёрзшие носы в воротники. Машины ехали по улицам осторожно и неторопливо, стараясь не встрять в снежные заносы.

Голубое небо скрылось за белой колючей пылью. На моих глазах, Ишим превращался в царство холода и снега. Я взглянул на температуру, которую показывал термометр в машине… Минус тридцать четыре градуса, между прочим!

…И с тоской вспомнил жаркое морское побережье.

Жаль, в те края мне пока путь заказан. Пока не исполнена царская воля, пока не отдан родовой долг Покровских и Седовых, я был заперт в царстве холода.

Не сказать, чтобы я был любителем жары. Лучше уж комфортные двадцать градусов. Однако всё, что ниже минус тридцати – комфортным никак не назовёшь.

По пути я дозвонился до Марии Михайловны. И, извинившись за ранний звонок, попросил её нас с Бубном принять. Проректор вяло хмыкнула и обещала поставить чай. Правда, говорила это она так сонно, что я решил ещё и за то, что разбудил, извиниться.

Зато, когда мы подошли к её квартире, сна у Малой не осталось в одном глазу. Дверь Мария Михайловна открыла раньше, чем я успел коснуться звонка.

И ещё пару долгих секунд меня пристально оглядывала.

– Ну вроде бы целый… – с сомнением изрекла она, наконец.

– Да что мне будет, Мария Михайловна! – нарочито бодро отозвался я.

– От попадания артиллерийского снаряда? М-м-м… Да, пожалуй, ничего от тебя не будет… Не останется просто… – кивнула проректор и посторонилась. – Проходите, гости мои ранние, незваные, будем считать, что дорогие…

Кстати, очень непривычно оказалось видеть Марию Михайловну в домашнем халате и тапочках с помпонами. А главное – без строгого выражения на красивом лице. Видимо, Малая была из тех людей, которые не могут «включиться», пока ими не выпит крепкий утренний чай.

Впрочем, я это ещё по время погони за ромейским шпионом подметил. А теперь с концами удостоверился.

Посмотрев, как мы отряхиваем за порогом пальто и обувь, припорошённые снегом, Малая удовлетворённо кивнула и двинулась вглубь жилища.

– Ну и что это за сундук? – уточнила она, грациозно присаживаясь на диванчик в гостиной. – Ставь его сюда…

Сундук Лампы, хоть и с натугой, был водружён на низенький стол, а мы с Бубном заняли кресла напротив.

– Это один из сундуков, найденных в моём особняке, – объяснил я. – Внутри записи купца, который построил этот особняк. И каждый раз, когда сундук открывают, ощущается почти незаметное возмущение теньки. Бубен думает, что там пульсар.

– Пульсар… Думает… – госпожа проректор покачала головой. – Даже мне было бы тяжело навесить пульсар на какую-то вещь. Особенно такой пульсар, который двусердому сложно заметить.

– Уважаемая Мария Михайловна! – очень сдержанно парировал Бубен. – Вы, конечно, можете сомневаться в моей способности думать… Но зачем вот так сразу отбрасывать рабочее предположение?

– Ладно… Открывайте свой сундук! – величаво махнув ладонью, Малая снова уткнулась в чашку с чаем.

Я откинул крышку… И снова это почувствовал.

На самой границе восприятия. Где-то там, где заканчивается наука, и пробегает загадочный холодок по спине.

А вот Мария Михайловна, похоже, ощутила значительно больше. Глаза у неё как-то слишком широко раскрылись, игнорируя природный разрез, а чашка с чаем медленно опустилась на стол.

– Пульсар? – удивлённо проговорила она.

– Вот! Я же говорил! – обрадовался Бубен.

– Нет, дорогие мои, это не пульсар, а полноценный маяк! – Малая посмотрела на опричника так, что даже мне захотелось взять и заткнуться. – Эти волны аж на несколько тысяч вёрст разлетаются!.. Федя, давай! Все вещи из сундука на стол выкладывай!..

И я стал выкладывать. Три тетради, пара конвертов, писчие принадлежности, потёртая шкатулка…

Оторвавшись от дивана, Малая для начала осмотрела изнутри сам сундук, но всё-таки отрицательно покачала головой.

– Внутри слой хладного железа, – сообщила она. – Хорошо сделано, без стыков. Этот купец, как его там?..

– Евлампий Сергеевич Полотно, – подсказал я.

– … В общем, он помешан, похоже, был на безопасности! – закончила Мария Михайловна.

– С его незаконной подработкой-то? – хмыкнул Бубен. – Неудивительно!

– Сейчас найдём ваш маяк, – пообещала Малая, начав внимательно разглядывать каждую вещь на столе.

Она брала исследуемый объект в ладошки и, медленно прокручивая, подносила совсем близко к лицу. Как будто пыталась разглядеть что-то очень маленькое, размером чуть ли не с булавочную головку.

– Почему такие мощные всплески? – уточнил я, пользуясь моментом. – Мне казалось, что для такой мощности нужны накопители.

– Как ты видишь теньку, Федь? – не отрывая взгляда от очередного объекта, спросила Малая.

– Как хлопья, – с лёгким удивлением ответил я, ведь уж кто-то, а проректор-то была в курсе.

– Так её видят все двусердые, – кивнула Малая. – Однако не энергеты. Я вижу её всю. Вообще всю.

– Всю? – не понял я.

– Весь мир наполнен энергией. Тенька – только видимая её часть. Очень малая часть, к слову. Большинство энергий вообще нельзя увидеть, потрогать или пощупать. С ними никак нельзя взаимодействовать. Ну или мы не имеем возможности этого сделать. Например, энергия жизни, которую вырабатывают все живые существа, и которая используется лекарями. При этом она никому, кроме энергетов, не видна, Федя. Даже сами лекари её не видят, когда лечат людей.

Я попытался представить себе мир Марии Михайловны… И понял, что не могу. Мир, который видела проректор, был совершенно иным. Не таким, как привычный всем остальным.

– Пульсары, маяки и стяги используют энергию, которая обычным двусердым не видна. Они выпускают короткий, сильный и быстрый всплеск, который затрагивает лишь ближайшее к ним окружение. На такой всплеск не нужно много теньки. Достаточно того, что есть вокруг. Но этот всплеск пускает волну по энергетическому фону. Ну примерно как камень, брошенный в воду… Или что-то, летящее в воздухе.

На этих словах Малая как раз добралась до тетради, которую давеча листал Бубен. И почти сразу же вцепилась в неё так, что костяшки пальцев побелели, а нам сразу стало ясно: нашла!

– Сделать такое может только очень умелый… И очень рукастый энергет… Уж поверьте мне… А незаметно навесить плетение на объект, да ещё и быстро – это сложная задачка… И то, как её решили во времена этого Евлампия… Это дорогого стоит, я вам так скажу… – бормотала она.

– Нашли? – уточнил очевидное Бубен.

– Нашла, – кивнула Малая. – Плетение на ней…

Она продемонстрировала нам тетрадь.

– Накинуто тонко. Я бы и не заметила, если бы не искала. Работа мастера. И да, это маяк. Сначала идёт опознавательный всплеск, а потом короткие вспышки с зашифрованными данными. Где-то есть приёмник, который получает эти самые данные. Дорогая штука, я скажу… Несколько месяцев работы артефакторов.

– А можно определить, где находится приёмник? – с затаённой надеждой спросил я.

– Увы, нет! – искренне вздохнула проректор. – Маяк работает по принципу безадресного излучателя. Пускает волну в пространство и не ждёт ответа. Так что… Вот если бы приходил ответ, я смогла бы хоть направление сказать. А так…

Малая встала и, вытащив из комода в углу свой переносной терминал, вернулась на диванчик.

– Прежде чем снимать, я скопирую себе рисунок плетения, – объяснила она свои действия. – Такое как-то жалко терять… Одно из лучших решений из всех, что я видела.

– Значит, приёмник может быть в пределах нескольких тысяч вёрст… – мрачно подытожил Бубен.

– Если бы речь шла о современной разработке, то да, так бы оно и было, – согласилась Малая. – Но если это плетение из девятнадцатого века, тогда всё гораздо проще.

– Проще? – удивился Бубен.

– Конечно… В те времена не было настолько чувствительных приёмников. Область разработок только-только развивалась. А значит, получатель где-то в пределах города и окрестностей. Если он ещё есть, конечно, этот получатель… – тонкие пальчики Малой запорхали над клавиатурой. – Мало ли, что за полторы сотни лет случилось…

Но нет, получатели точно были. Я был в этом уверен.

И, кажется, начинал понимать, кто атаковал особняк в первый раз.

– А почему я сейчас не чувствую всплесков? – уточнил я.

– Ты ощущаешь только самые мощные, – пояснила Малая. – Те, которые образуются от долгого метания волны внутри сундука. У тебя хорошая чувствительность, Федя. Ты эти всплески можешь отличить от обычного волнения теньки. А вот тонкие волны… Их ты уже совсем не чувствуешь.

Закончив копировать рисунок, Мария Михайловна закрыла терминал.