Текст книги "Форсированный марш"

Автор книги: Лео Кесслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Неожиданно Pz-IV занесло, и Матц ощутил, что они соскальзывают с дороги. Коробка передач угрожающе затрещала. Матца прошиб пот. Он почувствовал, что танк внезапно въехал на скользкий участок и его начало заносить в сторону. А там находились страшные болотистые участки, на которых их тяжелый танк был обречен на то, чтобы увязнуть. Как же это случилось? Почему он ничего не заметил?! Он чувствовал, как Pz-IV теряет сцепление с грунтом и неудержимо соскальзывает в сторону.

– Ах ты, сукин сын! – в панике завопил Матц. – Какого черта!? Проклятый, вонючий, конченый сукин сын, черт бы тебя побрал с потрохами! Ну давай же, давай, нащупай снова нормальную дорогу!

С предельной осторожностью, двигая рукой так же деликатно, как доктор, ощупывающий женскую грудь во время медицинского осмотра, Матц вновь включил низшую передачу. Но одна из гусениц все равно прокручивалась вхолостую, не в силах зацепиться за дорогу. И они продолжали соскальзывать куда-то вниз.

Бормоча немыслимые ругательства, роттенфюрер заблокировал гусеницу, которая крутилась вхолостую, и отпустил педаль сцепления. Это было опасно, но только так он мог попытаться вновь овладеть управлением. Матц не собирался сдаваться без борьбы и позволить танку скатиться вниз. Он был готов сделать все, абсолютно все, чтобы только этого не случилось. Затем он вновь включил сцепление.

И вдруг танк отозвался на его действия. Это казалось чудом, но все же случилось наяву, в реальности. Гусеница, которая до этого крутилась в воздухе совершенно вхолостую, наконец-то зацепилась за поверхность дороги и начала тащить танк вперед. Матц немедленно прибавил газу. Танк рванул вперед – и мгновение спустя Матц почувствовал, что гусеницы танка четко и жестко цепляются за дорогу. Они миновали опасный участок – и теперь снова могли двигаться вперед с предельной скоростью.

– Какого черта ты замешкался на этом проклятом пятачке, ты, сукин сын? – заорал сверху Шульце. – Ты заставил меня обмочиться от страха в штаны. А парень, который сидит по соседству со мной, от ужаса расперделся, и теперь мне совсем нечем дышать.

– А ты еще сходи поссы, Шульце! – выдохнул с облегчением Матц. Он включил наивысшую передачу, и Pz-IV стрелой полетел вперед.

Впереди Матц увидел яму, в которой затаились истребители танков. Вместо того чтобы выскочить из нее и попытаться спастись бегством они, наоборот, упали на дно ямы, ожидая, что танк пролетит прямо над ними. Но именно этого и ждали эсэсовцы, поднаторевшие в жестокой тактике танкового боя во время беспощадных сражений, в которых им приходилось участвовать на Восточном фронте.

Вместо того чтобы просто проехать на ямой, Матц резко затормозил, и его правая гусеница прошлась прямо по краю ямы. Он мог явственно представить, что чувствовали в этот момент те, кто прятался сейчас там, – французы, чьи легкие наполнились невыносимой вонью выхлопных газов танка, чьи барабанные перепонки разрывались от рева его двигателей, а глаза лопались от напряжения. Но Матц не собирался никого жалеть. Он вновь закружился вокруг ямы, заставляя ее края быстро осыпаться, хороня под землей всех, кто находился там, внизу. Затем он медленно поехал через образовавшуюся впадину в земле, заставляя при этом гусеницы бешено вращаться. Он видел, как на них налипли куски перемолотых в крошку человеческих тел.

Навстречу Pz-IV выбежала группка французских партизан. Они попытались обстрелять танк, но Шульце, хорошо видевший их, уложил всех французов одной длинной разящей очередью из курсового пулемета. Мгновение спустя гусеницы танка уже проехались по корчившимся в агонии телам «маки».

– Смотри, смотри вперед, Шульце! – внезапно закричал роттенфюрер.

– Что такое, Матц?!

– Там впереди еще одна яма. Яма с французскими смертниками. Вон там, возле высокого дерева. Понял, Шульце?

– Я понял, Матц, – мрачно отозвался шарфюрер, заметивший яму, искусно замаскированную среди густой высокой травы, покрывавшей эту заболоченную местность. – Но этими ублюдками придется заняться тебе, а не мне. Тебе нужно будет дать им попробовать нашей специальной отравы. Той, что мы приготовили специально для этого случая!

Матц осторожно направился прямо к яме, пристально следя за дорогой. Сидевшие в яме партизаны смертельно побледнели, внезапно почувствовав, что настал их последний час, и принялись яростно обстреливать танк из своих ружей. Шульце и молодой штурманн, нырнув вниз, безучастно слушали, как пули бесполезно молотили по толстой броне танка, отскакивая от нее, словно горошины. Когда Pz-IV практически поравнялся с ямой, стрельба прекратилась; французы упали на дно ямы, молясь о том, чтобы немецкий танк промчался над ними.

Однако такого не произошло. Вместо этого Матц затормозил машину прямо над ямой, где спрятались обреченные. Мощный стальной силуэт танка зловеще отсвечивал на фоне восходящего солнца. Матц выключил сцепление и нажал что есть силы на педаль газа. Мотор танка, неподвижно застывшего прямо над ямой, бешено взревел.

– Что делает сейчас наш водитель? – обратился к Шульце любознательный штурманн.

– Ты ведь призван на фронт из крестьянской семьи, не так ли? – осведомился Шульце.

– Да. Я из крестьянской семьи, родом из Баварии.

– Что вы делаете у себя в Баварии, если вам надо избавиться от крыс, которые поселились на скотном дворе? – проронил Шульце.

– Мы выкуриваем их при помощи специального газа, – ответил парень.

Матц вдавил педаль газа в пол. Мотор ревел на предельных оборотах.

– Вот именно, – мрачно бросил Шульце. – Вы выкуриваете их газом!

– Святой Иисус, Святая Мария, Святой Иосиф, – испуганно прошептал молодой эсэсовец, отчаянно крестясь. До него наконец дошло, с какой целью шарфюрер вносил изменения в конструкцию выхлопных труб танка. Старый солдат хотел направить весь поток выхлопных газов прямо вниз. Теперь штурманн понял, для чего он это делал…

Через пять минут они в точно такой же манере покончили с последней ямой, в которой прятались французские смертники. «Маки» так и остались лежать там – в виде жалких скорченных трупов с судорожно сжатыми руками и ртами, заполненными собственной блевотиной. Еще раз окинув взглядом дорогу и ее окрестности, Шульце понял, что путь на Бельвилль чист. Он взял радио и сообщил об этом экипажам двух других танков, по-прежнему укрывавшихся в лесном массиве.

– И что теперь, господин шарфюрер? – спросил его штурманн. Он так и не решался взглянуть на трупы французов, скорчившиеся в яме под гусеницами их танка.

– Теперь мы поедем в Бельвилль. Но только не по той дороге, по которой уже двигались. Не хочу рисковать снова нарваться на опасные участки или обочины, в которых можно увязнуть. Пусть с этой дорогой попробуют справиться два других танка. А мы, – Шульце оглядел окрестности суженными глазами, – попробуем прорваться в Бельвилль другим путем. Ты видишь вон ту узкую дорожку справа?

– Да, господин шарфюрер, – кивнул молодой баварец.

– Попробуем двинуться по ней. Кажется, это – не что иное, как боковая дорога, дублер главной. Значит, она точно так же должна привести нас в Бельвилль.

– И что затем, господин шарфюрер?

– А затем, парень, – бросил Шульце с уверенностью, которую он сам, впрочем, отнюдь не чувствовал, – мы будем искать в Бельвилле гауптштурмфюрера фон Доденбурга и сосунков из первой роты.

Глава седьмая

Куно фон Доденбург, давно уже снявший шлем, с лицом, покрытым запекшейся кровью и грязью, метался по первому этажу дома, в который он проник вместе с остатками солдат из первой роты, точно загнанный лев. Половина его подразделения, составленного новобранцами, пришедшими из гитлерюгенда, осталась лежать на улице в виде остывающих трупов. Связь с оберштурмбаннфюрером Гейером была давно утеряна, и не было никакой реальной надежды ее восстановить. А те молодые солдаты из первой роты, которым посчастливилось уцелеть и которые находились рядом с фон Доденбургом, испуганно жались к стенкам, поскольку засевшие на втором этаже французские «маки» периодически постреливали в них сквозь тонкий потолок, и их пули ложились в основном в центр помещения.

Перестав метаться по помещению, фон Доденбург тоже прижался спиной к стене и стал лихорадочно размышлять, как они могут выбраться из этой ловушки, в которой невольно оказались. Он сразу отбросил мысль попытаться выбить из дома партизан, засевших на втором этаже. Они там хорошо забаррикадировались, и любая попытка взять второй этаж штурмом была обречена на неудачу. Гауптштурмфюрер прекрасно понимал, что французы легко перестреляют всех нападавших, которые попытаются проникнуть на второй этаж по узкой деревянной лестнице, ведущей наверх.

Но выбежать из здания на улицу было тоже нельзя. Она все время простреливалась партизанами, державшими ее под своим прицелом. Стоило только высунуть голову, чтобы получить пулю прямо в лоб. Получалось, что эсэсовцы действительно находятся в ловушке, из которой фактически нет выходов…

Наконец фон Доденбург пришел к выводу, что единственным способом выбраться из западни было пробиваться в противоположную сторону – не на улицу, а во двор дома. Или на боковую улочку, которая, возможно, шла за его глухой задней стеной. И уже оттуда пытаться атаковать засевших на втором этаже партизан. Но как сделать это с молодыми солдатами, которые были совершенно не обучены вести уличные бои и воевать внутри городских зданий?

С другой стороны, он знал и то, что других вариантов у него нет. Или они попытаются сделать это, или же все погибнут.

Он жестом подозвал к себе солдат первой роты и произнес голосом, в котором было значительно больше уверенности, нежели гауптштурмфюрер ощущал на самом деле:

– Слушайте меня, герои гитлерюгенда! Как вы, наверное, понимаете, мы попали в очень дерьмовую ситуацию. Но мы можем выбраться из нее. Для этого нам только надо действовать грамотно и скоординированно. И не допускать тактических ошибок. Вы понимаете, о чем я говорю?

Новобранцы неуверенно закивали. Фон Доденбург заметил, что в глазах некоторых из них зажегся слабый огонек надежды.

– Мы находимся в самом крайнем из домов. Сзади него нет партизан. «Маки» находятся только сверху – и перед самим домом, на главной улице. В общем, позади дома – своего рода мертвая зона. – Куно, разумеется, не мог знать этого наверняка – сейчас он просто вдохновенно сочинял на ходу. – Вам ясно?

Молодые солдаты вновь кивнули.

– Итак, нам надо постараться использовать эту мертвую зону к нашей собственной выгоде. Для этого мы должны выбраться наружу через заднюю стенку дома, сломав ее или пробив в ней узкий проход. Как только мы окажемся там, снаружи, мы должны немедленно залезть на крышу. Но только так, чтобы засевшие на втором этаже лягушатники не поняли этого. Выбравшись на крышу, мы пробьем ее – и окажемся у них над головами. И тогда вся ситуация зеркально изменится.

– И тогда мы сможем стрелять сверху вниз в них, а не они – в нас! – радостно воскликнул один из солдат.

– Вот именно. Очень точно подмечено. Тогда, как только мы очистим этот дом от засевших наверху партизан, мы точно таким же образом перейдем к следующему дому и постараемся тоже зачистить его. Затем – к следующему. Это очень длительная и нудная процедура, но другого выхода у нас нет. Я надеюсь, что в конце концов мы сможем очистить от партизан всю эту улицу. – Куно подался вперед: – Вы готовы следовать за мной?

– Да, мы с вами, господин гауптштурмфюрер, – воскликнули молодые солдаты. Фон Доденбург ощутил неподдельный энтузиазм в их голосах.

– Прекрасно! Тогда те из вас, кто стоит сейчас вдоль задней стены, должны достать свои саперные инструменты и любые подручные предметы и начать проделывать в ней проход, чтобы мы могли выбраться через него наружу. Остальные будут периодически постреливать в потолок, чтобы беспокоить засевших сверху французов и не дать им возможности понять, чем именно мы заняты тут, внизу. Я совсем не желаю, чтобы они об этом догадались! Пусть они королями сидят наверху и думают, что замечательно контролируют ситуацию и что мы в полном отчаянии, что у нас нет никакого выхода. А мы тем временем приготовим им самый ужасный сюрприз, с которым они когда-либо сталкивались в своей жизни!

* * *

Полчаса спустя фон Доденбург осторожно выбрался на четвереньках через узкий проход, проделанный в задней стене дома, и медленно распрямился. В его правой руке был зажат автомат. Глаза гауптштурмфюрера тревожно рыскали по окрестным окнам. Позади него на главной улице по-прежнему шла перестрелка, но здесь было удивительно тихо. Улица, проходившая позади дома, была совершенно пустынна. Он быстро взглянул на заднюю стенку дома и выдохнул с облегчением. Она была глухой не только на первом, но и на втором этаже тоже. На эту сторону не выходило ни одного окна. К карнизу были подвешены длинные связки табачных листьев, сушившиеся на ветру.

Офицер повесил автомат себе на шею и повернулся к ССманну первой роты, который вылез из дома через заднюю стенку вслед за ним.

– Усвой сам и передай другим: надо действовать и передвигаться как можно тише. Мы сможем вновь овладеть ситуацией, только когда окажемся на крыше. Но, чтобы добраться до нее, нам надо ни в коем случае не спугнуть лягушатников. Ты понял это?

Солдат, плечи которого были обсыпаны штукатуркой и мелкими щепками, кивнул. Фон Доденбург надеялся, что и все остальные усвоили его наставления так же хорошо.

Он подошел к стене и схватился одной рукой за потемневший от времени и непогоды выступ деревянной балки. Практически не дыша, чтобы только не спугнуть французов, он подтянулся на руках, нащупал ногой другой выступ и медленно вскарабкался на уровень второго этажа. Теперь от французских партизан его отделяла только тонкая деревянная стена дома. Если они сейчас услышат его и среагируют на шорох, им достаточно будет прислонить ружье к стене и нажать на спусковой крючок, – и свинцовая пуля войдет точно в его тело.

Фон Доденбург постарался отогнать от себя эту мысль и схватился рукой за выступ балки, на которой держалась крыша. Она оказалась гнилой и обломилась прямо в его руке. На мгновение ему почудилось, что сейчас все это старое прогнившее здание рухнет и он окажется погребен под его обломками. Но оно все-таки выдержало. Секунду спустя он сумел нащупать другую, более-менее прочную балку. Куно медленно и очень осторожно подтянулся вверх и почувствовал едкий запах сухого табака. Еще несколько секунд – и он перевалился через край крыши и распластался на покрывавших ее теплых плитках черепицы.

Несколько секунд гауптштурмфюрер лежал на плитках черепицы, наслаждаясь относительной тишиной, покоем и тем, что он наконец оказался вверху. Одновременно он чутко прислушивался ко всем доносившимся до него звукам, стараясь определить, не засекли ли его засевшие на втором этаже французы. Но там, похоже, было тихо. Кажется, они так и не разобрались, что кто-то из бошей вскарабкался прямо на крышу дома. Тогда фон Доденбург разулся, стащив с себя ботинки, и в одних носках прокрался к трубе.

Вскоре на крышу влез второй эсэсовец. Куно сделал ему знак снять ботинки.

Когда на крыше оказалось в общей сложности четыре эсэсовца, фон Доденбург осторожно снял одну плитку, затем другую… в конце концов он расчистил примерно один квадратный метр крыши, аккуратно откладывая в сторону потрескавшиеся плитки черепицы. Из-под стрех в нос ему шибанула застарелая вонь и запах пыли, но Куно мужественно стерпел их.

Он осторожно приблизил лицо к проделанному в крыше отверстию и заглянул в него. В пыльном сумраке он увидел балки, поддерживающие черепицу, а под ними – тонкий потолок. Все его деревянные детали были очень старыми и хрупкими от времени и износа. Фон Доденбург понял, что достаточно будет одного сильного толчка – и вся эта конструкция посыплется вниз.

Он жестом подозвал к себе одного из солдат первой роты. Когда тот приблизился к командиру, Куно шепнул ему:

– Достань свою гранату. Я пробью дырку в потолке – и ты тут же бросишь ее туда. После этого мы сосчитаем до четырех и откроем ураганный огонь по всем, кто засел там, внизу.

Гауптштурмфюрер прекрасно понимал, что ему предстояла очень сложная и тонкая боевая операция и что при этом в его распоряжении была лишь горстка необученных молодых солдат. Но у него в любом случае не оставалось никакого другого варианта, как попробовать осуществить это с ними.

– Когда мы окажемся внизу, – прошептал он, – мы должны постоянно держаться спиной к спине. Только так мы сможем поразить лягушатников и не перебьем при этом друг друга. Держаться спиной к спине, запомните это!

Он выпрямился и в следующее мгновение что есть силы ударил ногой в потолок дома. Балки и старые стропила тут же хрустнули и посыпались вниз. Под ногой Куно образовалась большая дыра. Эсэсовцы услышали удивленные голоса: «Боши! Боши!». Молодой эсэсовец тут же швырнул в образовавшееся отверстие ручную гранату. Сосчитав до четырех, немцы услышали мощный взрыв, который разнес находившееся под ними помещение буквально на куски. Взрывная волна ударила фон Доденбурга в лицо, точно кулаком. Но уже в следующую секунду эсэсовцы бросились в образовавшееся отверстие, держась спиной к спине и яростно паля из автоматов во все стороны.

Внутренность комнаты представляла собой искореженные руины. Всюду валялись раненые и истекающие кровью французские партизаны. Было ясно, что задумка гауптштурмфюрера явилась для них полнейшим сюрпризом и эсэсовцам удалось застать их врасплох. Один из партизан попытался направить на фон Доденбурга свой автомат, но Куно среагировал быстрее и так ударил в лицо француза прикладом своего «шмайссера», что тот рухнул, как подкошенный. Рядом с ним молодой солдат, так удачно швырнувший гранату в проделанное им отверстие, приставил дуло своего карабина к голове лежащего на полу француза и нажал на спусковой крючок. Француз дернулся в последний раз и затих уже навсегда.

– Все, похоже, с ними покончено, – пробормотал Куно фон Доденбург, переворачивая носком ботинка голову лежащего на полу партизана. Такое впечатление, что именно этот человек получил большую часть осколков при взрыве гранаты – от лица у него осталось одно лишь бесформенное кровавое месиво. Остальные французы также лежали замертво.

– Расчистите те баррикады, что они успели здесь возвести, – приказал гауптштурмфюрер, указывая на тяжелый старый сундук с крестьянским добром, которым партизаны забаррикадировали вход на второй этаж. – Надо, чтобы остальные наши ребята, оставшиеся внизу, поднялись наверх как можно скорее. Нельзя терять ни минуты! Нам предстоит еще адская прорва работы, если только мы хотим очистить улицу от партизан и получить наконец возможность выдвинуться к нашей батарее!

* * *

Однако на этот раз Куно фон Доденбургу было суждено немного ошибиться в своих расчетах. Десять минут спустя – как раз тогда, когда они точно таким же способом уничтожили французов, засевших в следующем доме, и стояли на крыше третьего, готовясь аналогичным образом избавиться от засевших в нем партизан, – командир роты услышал грохот и лязганье танковых гусениц. Он устремил свой взор в то место, откуда доносился грохот приближающихся танков – и его сердце буквально подпрыгнуло от радости: он узнал силуэты родных Pz-IV.

Французские партизаны тоже заметили приближающиеся немецкие танки и стали отчаянно обстреливать их. Но пули французов отскакивали от толстой стальной брони огромных машин, не причиняя им ни малейшего вреда.

Куно фон Доденбург задумчиво закусил губу. Несмотря на то что танковые люки были наглухо задраены и он не мог видеть, кто находился внутри них, внутреннее чувство безошибочно подсказывало ему, что лишь два человека могли решиться пробиться на танках сквозь все устроенные французами заграждения и ловушки и прийти им на помощь – здоровенный уроженец Гамбурга шарфюрер Шульце и его закадычный приятель, одноногий роттенфюрер Матц. Покрытое грязью и кровоподтеками лицо фон Доденбурга осветилось, точно на помощь им в осажденный Бельвилль устремилась вся дивизия «Лейбштандарт Адольф Гитлер», возглавляемая лично Зеппом Дитрихом.

Перевернувшись на спину, фон Доденбург нащупал свой сигнальный пистолет. Торопливо зарядив его, он дважды выстрелил в воздух. Первый патрон разорвался в воздухе, рассыпавшись сполохами ядовито-зеленого света. Второй патрон был серебристого цвета.

Увидев посланные фон Доденбургом сигналы, немецкие танки немедленно изменили направление своего движения и устремились к нему. Этот маневр заметили и французские партизаны, тут же подвергнув Куно интенсивному обстрелу. Офицеру едва удалось спрятаться от града пуль, которые свистели буквально в сантиметре от его лица.

* * *

– Это парни из первой роты! Они там! – возбужденно кричал Шульце, заметивший в воздухе зеленый и белый сигналы – личные опознавательные огни гауптштурмфюрера фон Доденбурга. – Вон там – слева! – Он повернул свой пулемет и срезал короткой очередью парочку «маки», спрятавшихся среди развалин полуразрушенных зданий и стрелявших по ним оттуда.

– Да знаю я, знаю! – откликнулся капрал Матц. – Я же, черт побери, не слепой, как думаешь ты, дубина! – Он застопорил левую гусеницу и заставил Pz-IV резко повернуться влево. От столь бешеного поворота танка Шульце потерял равновесие и ударился головой о железный корпус танка. Ощутив во рту солоноватый привкус крови, он яростно взревел:

– Во имя великой блудницы вавилонской, смотри, что делаешь, ты, маленький одноногий извращенец! Идиот несчастный! А не то я оторву твою деревянную ногу и выбью из твоей головы всю овсяную кашу, которая плещется там у тебя вместо мозгов!

Но Матц не слушал Шульце. В двухстах метрах прямо перед ними появился французский партизан, держащий в руках странных длинный металлический объект. Этот объект был нацелен прямо на их Pz-IV.

– Что это, Шульце? – закричал Матц. – Ради Бога, Шульце – что это у него в руках?

– Это базука, идиот! Английская базука! – гаркнул шарфюрер. – Если он выстрелит по нашему танку тем, что спрятано у него в этой металлической трубке, то наш Pz-IV больше никогда не будет девственницей! – Матерясь, он бешено надавил на педаль 75-миллиметровой пушки, вращая ее, пока перекрестья прицела не сошлись на одинокой фигурке человека впереди. Как только француз попал в прицел, Шульце, не колеблясь, выстрелил. Отдача толкнула танк назад, наполнив его внутренности едким пороховым дымом выстрела.

Снаряд врезался в землю прямо перед ногами стрелка. Когда дым рассеялся, немцы увидели, что на том месте, где только что стоял человек, чернеет лишь аккуратная круглая дырка в мостовой.

– Ну и ну, шарфюрер Шульце, – хмыкнул Матц. – Ты, выходит, готов легко потратить 75-миллиметровый снаряд на то, чтобы убрать с дороги одного-единственного партизана? А ты знаешь, что этот снаряд, между прочим, стоит целых 20 марок?

– Лучше сконцентрируйся на том, чтобы двигать вперед нашу таратайку, – огрызнулся Шульце, – а не то я засуну следующий снаряд тебе прямо в…

В эту секунду из укрытия неожиданно появилась целая группа «маки» с магнитными минами в руках. Шульце нажал на гашетку пулемета. MG-34, делавший до 800 выстрелов в минуту, не оставил французам никакого шанса – их тела оказались в момент изрешечены пулями. Через несколько секунд танк проехался гусеницами по бездыханным телам, разрывая их в клочья и выкидывая на обочину дороги в виде кровавого фарша.

После того как с партизанами было покончено, Матц направил свой танк на боковую улочку, где было относительно тихо. Оказавшись там, он не смог сдержать восклицания ужаса – оказывается, вся эта улица была усеяна телами их коллег, солдат из первой роты. Они валялись на всем протяжении улицы, покрывая ее, точно ковер, каким-то странным узором.

– О, Святый Боже, Святая Мария и Святой Иосиф! – выдохнул молодой баварец-штурманн. – Кажется, первая рота попалась здесь в зверскую передрягу!

Шульце мрачно кивнул. Но в следующую секунду его лицо осветилось. В пятидесяти метрах от них он разглядел знакомую фигуру, которая спрыгнула со второго этажа какого-то здания. Это был гауптштурмфюрер Куно фон Доденбург собственной персоной. Он смотрел на них и подзывал их к себе, яростно размахивая своим автоматом.

Матц сразу понял, чего хочет от них командир, хотя не услышал от него ни слова. Он надавил на педаль газа так, что мотор танка яростно взревел, и направил его прямо на дом. Фон Доденбург отскочил в сторону, а Pz-IV на полной скорости врезался в строение. Стены обрушились, и на танк посыпались сломанные пополам балки и стропила, детали потолка и стен, куски штукатурки и цемента, обломки кирпичей. Танк остановился, и его пушка угрожающе вылезла из единственного оставшегося целым окна на улицу.

– Клянусь тремя дьяволами, я чертовски рад видеть вас обоих! – горячо воскликнул фон Доденбург, когда Шульце и Матц появились каждый из своего люка.

– Без нас вы, кажется, попали в нешуточную переделку, не так ли, господин гауптштурмфюрер? – произнес с юмором шарфюрер. – Видит Бог, некоторых людей нельзя ни при каких обстоятельствах оставлять одних!

– Это очень, очень правильное замечание, – кивнул Куно, и радостная улыбка, вызванная их неожиданной встречей, исчезла с его лица. – Мы действительно попали здесь в жуткий переплет. Проблема заключается в том, что мы понесли очень большие потери во время уличных боев. А когда в поисках укрытия мы вломились в окрестные дома, выяснилось, что все вторые этажи оккупированы партизанами. В результате наши ребята в основном сконцентрированы на первых этажах, в то время как на вторых засели французы. И теперь вы должны помочь мне сделать следующее: выкурить «маки» со вторых этажей, оставив по возможности в целости первые.

– Это так же легко, как помочиться в ведро! – уверенно заявил Шульце и вновь занял место за прицелом своей 75-миллиметровой танковой пушки. – Ну что ж, лягушатники, – пророкотал он, когда штурманн загнал в казенник пушки первый снаряд, – приготовьтесь отправиться на свои проклятые небеса!

– И, пожалуйста, поспешите! – громко напомнил Куно фон Доденбург. – Мне нужно очистить эту улицу от французов уже через тридцать минут – иначе мы ни за что не успеем к батарее Геббельса!

Оглушительный выстрел из танковой пушки заглушил остаток его слов. Первый снаряд просвистел в воздухе и снес весь второй этаж ближайшего здания. Оставшиеся в живых партизаны в панике повыпрыгивали наружу, но там их уже поджидали жаждавшие мщения эсэсовцы. Автоматными очередями они скосили всех неприятелей.

Через пятнадцать минут Шульце выглянул из танка. По его усталому лицу струился обильный пот. Шарфюрер улыбался, довольный проделанной работой. Обращаясь к фон Доденбургу, он отчеканил:

– Могу я получить разрешение господина гауптштурмфюрера на то, чтобы доложить ему, что вся улица очищена от партизан?

– Пошел ты к черту! – добродушно огрызнулся Куно фон Доденбург. Дорога на батарею Геббельса была наконец свободна, и оставшиеся в живых эсэсовцы немедленно устремились туда под прикрытием единственного сопровождавшего их танка.