Текст книги "Дело для трех детективов"

Автор книги: Лео Брюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 17

Я сидел и изучал эффект, который преступление оказывает на людей и который я никогда полностью не понимал, пока просто читал об убийствах. Оказалось что подозрение, перекрёстный допрос и присутствие квалифицированных детективов оказывало на всех заинтересованных лиц довольно неожиданное действие. Эти факторы уже поломали нелепую театральную манеру дворецкого Столла, заставили обычно весёлого Феллоуса мрачно цедить односложные слова и показали Энид, как девушку с характером, которая могла рассказать историю или, по крайней мере, собственную историю.

И всё же я не был подготовлен к изменениям, произошедшим в моих товарищах – гостях этого дома – и менее всего в Дэвиде Стрикленде. Он всегда казался мне одним из немногих англичан, к которым мог бы справедливо быть применён выразительный американизм – «крутой». Даже бычья шея, загорелые щёки с заметными красными «алкогольными» прожилками, пристальные и насмешливые глаза, – всё свидетельствовало о его неуязвимости к подобным событиям. Я ожидал, что его реплики будут краткими и несколько грубоватыми, но не сомневался, что он с лёгкостью ответит на любые вопросы.

И всё же, когда Стрикленд вошёл в комнату, для меня, хорошо его знавшего, было бесспорно, что он очень нервничал. Он неловко кивнул детективам и поспешно зажёг сигарету. Была ли у него какая-либо связь с преступлением или нет – ему было, что скрывать. В этом я был уверен.

– Сожалею, что вынужден буду задать множество дурацких вопросов, – сказал лорд Саймон, и без пауз приступил к ним. – Когда-либо меняли имя?

– Менял имя? – повторил Стрикленд.

Если бы только я был способен проникать в суть вещей! Он действительно был удивлён вопросом или просто выигрывал время?

– Да. Знаете, получаете некий документ с печатью и всё такое.

– Нет. Я никогда не менял своё имя. А к чему этот вопрос?

– О, просто поинтересовался. Долго ли знакомы с Терстонами?

– Несколько лет.

– Полагаю, приезжали сюда довольно часто?

– Да. Какова цель всего этого, Плимсолл?

– Любопытство, дружище. Вам случалось оказаться на мели?

Очень холодно Стрикленд ответил:

– О, нет. Или вы хотите у меня занять?

Лорд Саймон остался совершенно невозмутим:

– Так, значит Эйприл-бой пришёл первым?

Стрикленд приподнялся:

– А разве вас касается, какие пари я заключаю?

– Ужасно сожалею, старина. Я считаю, что ставки нужно считать священными. Это дело только между человеком и его богом… или его букмекером. Но мой слуга, Баттерфилд, случайно получил известие от некоего джентльмена из вашего окружения, что вы на этой неделе оказались в большой дыре. И если вы намереваетесь поставить сто фунтов на лошадь при котировке шесть к одному так, чтобы об этом никто не знал, то советую не пользоваться спаренным телефоном, когда у другого аппарата находится такой человек, как Баттерфилд.

– Я скажу Терстону, как омерзительно, по моему мнению, что в его доме за гостями шпионят.

– За прошедшие двадцать четыре часа здесь произошли и гораздо более омерзительные вещи. Например, убийство.

– Я не вижу, как это оправдывает ваше прослушивание моих телефонных разговоров.

– Ну, давайте не будем отвлекаться от темы. Возможно, вы мне просто скажете, каково сейчас состояние дел между вами и букмекерами?

– Будь я проклят, если скажу.

– Тогда скажу вам я. Та сотня, которую вы поставили в это утро, была последним, просто отчаянным выстрелом. Вы по уши в долгах, у вас нет никаких средств добыть денег, и вы сделали ставку, зная, что, если лошадь не победит, вы не сможете наскрести эту сотню. Вы знаете только одного букмекера, который принял бы такую ставку. Но вы победили, с чем вас и поздравляю.

Теперь Стрикленд казался более спокойным, но и более опасным.

– Послушайте, Плимсолл, вы находитесь здесь, – хотя только Бог знает, кто вас пригласил, – чтобы узнать, кто убил Мэри Терстон, а не для того, чтобы вынюхивать детали моего пари.

– Но предположим, – я предлагаю только на минуту предположить, – что между этими событиями существует некая связь?

– Что, чёрт возьми, вы имеете в виду? Какая связь?

– Что вы делали в комнате Мэри Терстон вчера вечером перед обедом?

Стрикленд в бешенстве повернулся ко мне:

– Вы мне никогда не нравились, Таунсенд. Я всегда считал вас низкой душонкой. Но никогда не думал, что вы станете доносчиком.

Я собрался объяснить, что не имел никакого права скрывать такую информацию, когда Плимсолл продолжил:

– Итак, что вы там делали?

– Мне нужно было кое-что обсудить с Мэри Терстон.

– А разве она не могла одолжить вам денег?

Я ожидал, что Стрикленд вновь взорвётся, и даже задавался вопросом, будет ли драка. Но, возможно, он был немного испуган тем, что детективы знали о его посещении комнаты убитой. Во всяком случае, я был удивлён, услышав, что он ответил «нет», хоть и тихо, но вполне чётко.

– И поэтому вы украли её бриллиантовый кулон?

И вновь никакого признака вырывающегося гнева.

– Нет. Она сама мне его дала. Или, по крайней мере, разрешила его заложить. Это помогло бы заткнуть дыры. – После небольшой паузы он продолжил, – я сказал ей по телефону за день до этого, что нахожусь на мели, и она обещала мне помочь. А при личной встрече она сказала, что ужасно сожалеет, но возникло неожиданное обстоятельство, и она больше не имеет такой возможности. Я понятия не имею, что она имела в виду.

– Забавно, – заметил лорд Саймон, – что, когда вы говорите правду, то это звучит значительно убедительнее.

– Я сказал правду.

– В самом деле? Значит, с вашими проблемами оказалось покончено?

– Казалось, что так.

– До этого утра, когда вы обнаружили, что полиции известно про кулон. Именно так. Полагаю, что за это время не произошло ничего, что можно назвать «проблемой»?

– За это время Мэри Терстон была убита.

– Ах да. Мы обязаны вернуться к этому вопросу. Вы были первым, как я понимаю, кто пошёл спать?

– Полагаю, да.

– Немного необычно для вас?

– Возможно. Но я очень рано встал тем утром. Устал как собака.

– Вы всегда устаёте как собака, если встали рано утром?

– Нет. Но вчера вечером был.

– У вас не было никакой другой причины так рано отправиться спать?

– Мне немного всё надоело. Когда в одной комнате находятся Таунсенд и викарий, это слишком.

Я, конечно, не подал вида, но про себя решил, что не позволю себе быть необъективным к Стрикленду просто потому, что тот пытался меня оскорбить.

– И всё же, хотя вы так устали, вы не легли спать?

– Мне надо было написать несколько писем.

– Они, наверное, были очень срочными.

– Да.

– Когда вы покинули свою комнату в следующий раз?

Без колебаний Стрикленд сказал:

– Когда услышал крики.

– Не раньше?

– Нет.

– Вы слышали, что Мэри Терстон легла спать?

– Не буквально.

– Вы не слышали голосов из её комнаты?

– Нет. Подо мной звучало радио.

– Вы не предполагали, что тем вечером кто-то был в её комнате?

– Конечно нет.

– Ваше окно было открыто?

– Не думаю.

Лорд Саймон мгновение смотрел прямо на Стрикленда, а затем жестом показал, что у него больше нет вопросов.

Месье Пико произнёс:

– Месье Стрикленд, у меня к вам есть только один вопрос. Это о тех ужасных криках. Может быть, вы сначала подумаете, прежде чем скажете мне. Это – маленький вопрос, но от него зависит очень много. Откуда шли эти крики?

После того, как он уже спрашивал об этом Столла, я был бы скорее удивлён, если бы такой вопрос не был задан. Хотя я и осознавал, что в этом не оригинален, однако, поскольку мои предыдущие мысли всегда оказывались позорно неверными, я не мог не испытывать удовлетворения, поняв, что маленький человечек, очевидно, зашёл в тупик.

– Откуда они шли? – повторил Стрикленд. – Конечно же, из комнаты Мэри Терстон.

– Вы в этом уверены?

– Ну, я никогда в этом и не сомневался.

– Précisément [52]52
  Вот именно – фр.


[Закрыть]. Именно на этом базируется ваша уверенность?

– Нет-нет, даже когда я только услышал эти крики, я знал, что они были из комнаты Мэри Терстон.

Месье Пико уставился на него, как будто ожидал ещё какого-то подтверждения, но, очевидно, решил позволить свидетелю уйти. Стрикленд подошёл к графину и налил себе.

– Я называю это третей степенью, – сказал он с довольно робкой усмешкой. – Просто нуждаюсь в хорошем крепком пойле.

– Да, это следствие перекрёстного допроса, – сказал Сэм Уильямс.

– Но не крестного знамения, – сказал отец Смит, просыпаясь впервые за последние три четверти часа.

Алек Норрис, который был следующим, смог рассказать совсем мало. Его комната была по другую сторону коридора, и он ничего не слышал, пока не раздались крики. После того, как он поднялся, чтобы идти спать, он никого не видел, кроме Энид, которая входила в комнату Уильямса, когда сам Норрис возвращался из ванной.

– Вы принимали ванну?

– Да, я всегда это делаю по вечерам. Потом работаю, и я нахожу, что это хорошо очищает мозг.

– Затем вы возвратились в свою комнату?

– Да. И уселся писать.

– Вы обычно одеваетесь после вечерней ванны?

– Обязательно, если собираюсь работать. – Он говорил спокойно и чётко. Все следы нервозности, которую он продемонстрировал ранее, исчезли. Его голова, напоминающая череп из кабинета анатомии, была высоко поднята, а глаза смотрели прямо на собеседника.

– Вы были первым, кто достиг двери миссис Терстон. Можете вспомнить, в какой последовательности подходили остальные?

– Думаю, да. Сначала наверх как сумасшедший примчался Терстон, за ним Уильямс и Таунсенд. Затем Стрикленд из своей комнаты, а уже потом Феллоус сверху и, возможно, через полминуты Столл – также сверху.

– Вы заметили девушку, Энид?

– Да. Но не в первые несколько минут. Я думаю, что это было уже после того, как они сломали дверь. Она вышла из комнаты Терстона бледная, как полотно. Феллоус поговорил с нею, и она побежала прямо вниз.

– У вас очень точная память, мистер Норрис.

– У меня натренированная память. Я прошёл курс пелманизма [53]53
  Пелманизм – система развития памяти и мышления, созданная в конце XIX века Уильямом Джозефом Энневером и весьма популярная в Англии в первой половине XX века.


[Закрыть].

Довольно неожиданно отец Смит повернулся к нему.

– Я так понимаю, мистер Норрис, что вчера вечером вы выражали интерес к преступлению – как вы это назвали – с психологической точки зрения?

– Что-то вроде того.

– Предполагая, что эта фраза означает хоть что-нибудь, считаете ли вы это конкретное преступление интересным с психологической точки зрения?

Алек Норрис посмотрел на него, и на мгновение лицо его сделалось мрачным.

– Я не понимаю этого преступления, – сказал он наконец.

– Я тоже, – печально согласился Сэм Уильямс.

ГЛАВА 18

А теперь, наконец, – викарий, подумал я с немалым удовольствием. Ибо из всех тех, кто уже был допрошен, не было ни одного, чьи поступки или высказывания были мне столь же неприятны, как мистера Райдера. В тот вечер, когда произошло убийство, он показался мне единственным человеком, окружённым какой-то тайной. Загадочными были и его довольно гротескная внешность, и его репутация оригинала и фанатика, и его очень странный вчерашний вопрос ко мне, и самое, наконец, поразительное и необъяснимое – его коленопреклоненная фигура у кровати Мэри Терстон спустя всего лишь двадцать минут после убийства.

Конечно, я полагал, что после всей бессвязности и неопределённости детективы сумеют извлечь из этого свидетеля нечто конкретное. Без сомнения, теперь даже я начну видеть хотя бы часть того «света», который уже указывал путь месье Пико.

Войдя, викарий нервно, но всё-таки вежливо нам улыбнулся и быстро уселся. Его длинные пальцы теребили какую-то бечевку, непрерывно сплетая и расплетая «кошачью колыбельку» [54]54
  Искусство плетения на пальцах веревочных узоров (второе название – «лестница Якова»), популярная в Британии детская игра. Считается, что в Англию попала с островов Торресова пролива (близ Австралии), где «кошачья колыбелька» – один из основных видов искусства аборигенов. Дала название одному из самых популярных романов Курта Воннегута («Колыбель для кошки»).


[Закрыть]. Мне было ясно, что он тоже чего-то боится. Райдер ожидал вопросов, словно опасаясь, что после какого-то из самых невинных может наступить крах. И ещё, полагаю, ему было трудно сконцентрироваться. Его возбуждённый ум где-то бродил, а бледные глаза были какими-то пустыми. Одно было бесспорным – этот человек страдал.

– Жаль беспокоить вас, мистер Райдер, – начал лорд Саймон. – Но мы надеемся на вашу помощь.

– Сделаю всё, что в моих силах.

– Вы знали Терстонов уже довольно долго?

– С тех пор, как они здесь поселились. Они посещали мою церковь и были настолько добры, что приглашали меня в свой дом – чаще, чем я мог принять их приглашение. Видите ли, я не мог должным образом ответить на их гостеприимство. Мой собственный дом... – Он пожал плечами, и замолчал, как если бы внезапно почувствовал, что и так сказал слишком много.

– Было ли что-нибудь в этом доме, что, как бы это сказать, обратило ваше внимание? Какие-либо события, которые взволновали вас?

– Думаю, нет.

– Всё же вы спросили мистера Таунсенда вчера вечером, не заметил ли он, что здесь «что-то не так».

Викарий побледнел:

– Мистер Таунсенд – здравомыслящий молодой человек, поэтому мог увидеть некоторые свидетельства, которые не заметил я.

Несомненно: в его взгляде сквозило негодование. Я понял, что моя роль помощника детективов приносит мне одни шишки. Я уже нажил по меньшей мере двух врагов.

– Свидетельства чего? – спокойно спросил лорд Саймон.

– Свидетельства… некоего скандала. До меня дошли слухи.

Впервые за время моего краткого личного знакомства с лордом Саймоном он выказывал несомненный гнев:

– И вы посчитали своим долгом расследовать, насколько эти слухи правдивы?

– Да.

– То есть, войти в дом – в который вы были приглашены как гость! – и расспрашивать другого гостя?

– Да. – А затем очень спокойно и почти кротко он добавил, – Разве вы никогда не чувствовали, что задавать подобные вопросы – это ваш долг?

Лорд Саймон не снизошёл до ответа. А почему бы он должен был отвечать? Его вопросы были вызваны желанием узнать правду о преступлении, а интерес викария – простым любопытством, вынюхиванием, если не хуже.

– И что это были за слухи?

– Едва ли мне следует их сейчас повторять. О мёртвых… знаете ли.

– Мистер Райдер, я не думаю, что сейчас подходящий момент, чтобы выгораживать другого человека, даже если он мёртв. Что за слухи?

– В деревне говорили, и это достигло моих ушей, что имеет место своего рода понимание… между миссис Терстон и шофёром.

Думаю, все испытали огромное разочарование, которое обычно наступает, когда многообещающий, bonne-bouche [55]55
  Вкусный, лакомый – фр.


[Закрыть]скандал оказывается в конечном счёте устаревшей новостью. По крайней мере я надеялся, что мистер Райдер расскажет что-то новенькое.

– А сами вы видели какие-нибудь доказательства этому?

– По существу нет.

Лорд Саймон говорил и смотрел так, как будто ощущал неприятный запах. Было совершенно очевидно, что викарий ему не нравится.

– И то, что вы услышали, не помешало вам принять приглашение на обед к Терстонам вчера вечером?

– Я посчитал своим долгом...

– Ах да. Я забыл про ваш долг. Вы, случайно, не знали, что у миссис Терстон была привычка ложиться спать в одиннадцать часов?

Викарий молча посмотрел на лорда Саймона.

– Нет, – наконец произнёс он.

– Вы же часто обедали здесь... кстати, как часто?

– О, много раз, много раз.

– Вы никогда не оставались, чтобы поболтать с доктором Терстоном, после того как миссис Терстон удалялась?

– Иногда.

– И вы никогда не слышали, как она отпускает реплику, что одиннадцать часов – это её время ложиться спать?

– Теперь, когда вы об этом сказали, я действительно вспоминаю что-то в этом роде.

– Во сколько вы покинули дом?

– Думаю, приблизительно без двадцати одиннадцать.

– Итак, вы знали, когда уходили, что миссис Терстон скоро пойдёт ложиться спать?

– Я мог об этом вспомнить, если бы подумал.

– О чём вы с ней говорили? Вы с ней в течение некоторого времени вместе сидели на диване.

– О, в основном, проблемы прихода. Она сказала мне, помню, что этот Столл, дворецкий, который поёт у меня в хоре, собирается скоро её покинуть.

– Она выражала сожаление?

– О да. Она была вполне им довольна.

– А вы?

– У него хороший бас.

Лорд Саймон откинулся на стуле. Я отвёл глаза от бледного дёргающегося лица викария и всмотрелся в его следователя. Возможно потому, что настало время переходить к самым важным вопросам, лорд Саймон, казалось, отбросил все проявления гнева или отвращения и стал самим собой – тянущим слова и внешне слабым.

– Ну, мистер Райдер, вы, кажется, любите сыграть в этакого следователя. Замечаете поступки людей и всё такое. Поэтому вы можете оценить трудности коллеги-сыщика и поможете ему выбраться из ямы, неужели нет? Факт, что вы могли бы нам помочь значительно продвинуться вперёд. Надеюсь, что вы приложите все усилия, чтобы ответить ещё на несколько моих глупейших вопросов. Вот, например, когда вы покинули дом, куда в точности вы пошли?

Я вдруг понял, что именно этого вопроса так боялся викарий. Он сглотнул, как делает человек, когда у него воспалено горло.

– Я… я решил пройти домой через сад.

– Давайте посмотрим. Это вон в той стороне от дома, не так ли? Туда не выходит ни одно из окон?

– Правильно. Там есть пешеходная дорожка, которая приводит прямо в сад дома викария.

– И вы пошли по ней?

– Да.

– Пошли домой?

Я думал, что ни один вопрос, который задавали этим вечером, не вызывал ещё такой выжидающей тишины. Пальцы викария сплетались и расплетались, а глаза смотрели в пол. Его ответ мы едва могли расслышать.

– Нет, – сказал он.

– Не пошли? Тогда куда же вы пошли?

– Никуда. Я остался в саду.

– Наверное, собирали фрукты?

– Нет. Нет. Не следует понимать меня неправильно. Я остался в том саду из-за душевных мук. Я шагал вперёд-назад, влево-вправо и мучился.

– Интересно, по какому поводу? Сели на муравьиную кучу, или что-то ещё?

– Лорд Саймон, это не шутка. Я был в большом отчаянии. Когда я сказал вам сейчас, что я и миссис Терстон обсуждали вопросы прихода, это была только половина правды. Мы также говорили и о шофёре. Миссис Терстон призналась, что увлечена им. Правда, она утверждала, что её привязанность – скорее привязанность матери к сыну. Но я знал, я чувствовал, что было иначе.

– «Позор тому, кто подумает об этом дурно» [56]56
  Девиз ордена Подвязки, высшего рыцарского ордена Великобритании, одного из старейших орденов в мире. По легенде, графиня Солсбери, танцуя с Эдуардом III, уронила подвязку, чем вызвала смех окружающих. Король поднял подвязку и со словами «Honi soit qui mal y pense» («стыд подумавшему плохо об этом») повязал ее на собственную ногу, учредив 23 апреля (день святого Георгия, покровителя Англии) 1348 года орден Подвязки. Орфография девиза сохранена с XIV века (в современном французском первое слово пишется с двумя n).


[Закрыть], – процитировал Лорд Саймон. – Итак, вы шагали взад-вперёд по саду… как долго?

– Я был в саду, когда раздались те душераздирающие крики.

– O, вы были там. Тогда, должно быть, вы вышагивали около получаса.

– Полагаю, да. Я потерял счёт времени. А затем я не мог решить, что делать. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем я собрал всю свою храбрость, чтобы возвратиться в дом. Но наконец я так и сделал. Я подошёл к парадной двери и позвонил. Дверь мне открыл Столл. Я спросил его, чем были вызваны те звуки, и он сказал: «Миссис Терстон… в своей комнате. Её убили, сэр». Я сразу спросил доктора Терстона, чувствуя, что моё место рядом с ним. Столл предоставил мне искать его самому, поскольку должен был возвратиться к горничной, у которой случилась истерика. Поэтому я поспешил в спальню и обнаружил жалкий, ужасный труп бедной женщины. Я сделал то, что мог: встал на колени около неё и стал молиться. В этот момент вы нашли меня.

Договорив, мистер Райдер сделал нечто, очень смутившее всех нас. Он закрыл лицо руками и зарыдал. В притихшей комнате мы слышали звуки этих рыданий вполне отчётливо. И вновь – верю своей интуиции – я не думал, что плачет он именно о Мэри Терстон.

Его прервал голос отца Смита:

– Где вы служили прежде, чем приехали сюда, мистер Райдер?

Я подумал, что он хочет отвлечь беднягу, побуждая его таким нейтральным вопросом рассказать о себе. Не могло быть никакого другого объяснения этому столь не относящемуся к делу вопросу.

– Я был викарием в лондонском приходе.

– И оттуда вы прибыли прямо в эту деревню?

– Нет. У меня был… нервный срыв. Эта работа в Лондоне… какое-то время я был болен.

– Вы не против рассказать нам природу своей болезни?

Викарий уставился на него, разинув рот.

– Это … это не было ничем очень серьёзным. У меня была мания. Фактически, – голос его стал очень торжественным, – я вообразил себя королевой Викторией. В течение нескольких месяцев я говорил о себе исключительно во множественном числе и имел привычку драпировать шарфом голову в форме вдовьего чепца. Но я рад сказать, что всё закончилось. Я полностью выздоровел семь лет назад без всяких рецидивов.

Конечно, если учесть, что мы рассчитывали на неожиданность, мистер Райдер нас не разочаровал. Но, однако, нужен был человек со способностью проникновения в суть и с воображением отца Смита, чтобы обнаружить в викарии нечто большее, чем просто эксцентричность. Хотя теперь, когда я смотрел на его бледные, залитые слезами щёки и глаза, в которых отражалась пустота, я подумал, что должен был догадаться давным-давно.

Месье Пико, который, казалось, во время истерики Райдера несколько растерялся, вновь возвратился к насущным делам.

– Когда вы были в саду, месье, – вежливо произнёс он, – вы видели окна дома?

– Нет.

– Совсем? За всё время, что вы там были?

– Нет.

– А вы не могли бы сказать, было ли освещено хоть какое-нибудь окно по фасаду?

– Нет.

Я желал, чтобы месье Пико оставил, наконец, преподобного в покое. Я был уверен, что бедняга снова собирается погрузиться в неприятные для меня рыдания.

– Где précisément [57]57
  Точно, в точности – фр.


[Закрыть]вы были когда услышали крик?

Я оказался прав. Вместо ответа викарий вновь закрыл лицо руками.

– О, оставьте меня, наконец, в покое, – простонал он. – Я поступил плохо. Но кто без греха? Кто из нас невинен? И у греха, что на моей совести, нет ничего общего с вашим делом. Абсолютно ничего. Нет, я не могу сказать вам больше ничего, что помогло бы найти убийцу. Так оставьте меня в покое...

Он встал и пошатываясь направился к двери. Я заметил, что детективы обменялись недовольными взглядами.