Текст книги "Дело для трех детективов"

Автор книги: Лео Брюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 15

Если шофёр был необщителен, то девушка, которую называли его невестой, возместила это с лихвой. У неё, казалось, было много чего рассказать: как о своей и его жизни ещё до поступления в услужение к Терстонам, так и о вчерашних событиях. Лишь изредка требовалось задать вопрос, чтобы получить дополнительную информацию, безотносительно того, нужна ли она детективам или нет.

Энид была красивой девушкой. Глядя на неё сейчас, я был сердит на себя за то, что прежде был таким невнимательным. Возможно, я мог обвинить своё воспитание, но боюсь, что только сейчас подумал о ней, как о человеке. Конечно, останавливаясь в этом доме, я видел её достаточно часто. Но кроме приветливого пожелания доброго утра, когда я проходил мимо неё, я ничего не мог вспомнить.

У Энид были роскошные каштановые волосы и карие глаза с поволокой, лицо могло бы показаться несколько пресным, если бы не слегка лукавый наклон носа и живой улыбчивый рот. Она выглядела умной, темпераментной, привлекательной и при этом целеустремлённой. Это была молодая женщина, которая не остановилась бы перед крайними мерами, если бы посчитала их необходимыми. С другой стороны, она была способна на преданность. Интересное лицо и интересная личность.

История, которую она рассказала в ответ на наводящие вопросы лорда Саймона, была неожиданной. Она родилась в Сохо и была дочерью матери-гречанки и отца-англичанина. Её отец держал газетный магазинчик и немного занимался букмекерством, но однажды, когда ей было приблизительно двенадцать, он пришёл домой и сказал, что какая-то букмекерская банда жаждет его крови и что он должен исчезнуть. Она никогда не узнала, была ли та история правдой или просто поводом, чтобы оставить её мать, но, во всяком случае, он ушёл, и никто из них с тех пор его больше не видел.

Он оставил свою жену-иностранку, магазинчик, Энид и её брата, которому тогда было пятнадцать лет. Мать была совершенно неспособна содержать магазинчик, поскольку даже не умела писать по-английски. За два месяца их сбережения ушли на выплату долгов по арендной плате, и все трое вынуждены были переехать в одну комнату.

В этом месте сержант Биф вмешался, использовав своё служебное положение.

– Одну комнату? – переспросил он.

Энид шмыгнула носом.

– Поперек повесили занавеску, – пояснила она и продолжила свою историю.

По её собственным подсчётам, когда ей исполнилось по меньшей мере шестнадцать, она получила работу прислуги у одной пары, которая держала небольшую кондитерскую и табачную лавку в Баттерси. Энид покинула мать, и это было, пожалуй, типично для тех обстоятельств, в которых она родилась и выросла. Но теперь она вынуждена была признать, что больше никогда не видела своей матери и не слышала о ней. Однажды, приблизительно через месяц, девушка вернулась по тому адресу, где оставила её, но женщина-гречанка оказалась должна арендную плату за две недели и как-то ночью исчезла.

– Единственное, что я получила от этих людей в доме, – сказала Энид, – была пощёчина, когда они поняли, что я не собираюсь погасить эту арендную задолженность.

Но, по собственным словам Энид, она «блюла себя». Вскоре девушка покинула магазин в Баттерси, где очень уставала и где с ней «обращались по-свински», и нашла работу у молодой супружеской пары. С течением времени она переходила с места на место, но всегда пытаясь «подняться выше». Этим она называла не просто бóльшую заработную плату, но и работу у более образованных людей, у которых она могла научиться, как себя вести.

Её амбиции, казалось, сводились к подъёму по социальной лестнице. «Вверх» для неё означало всё большую «утончённость». И пока она говорила, я чувствовал, что она не позволяла ничему встать на её пути. На её лице появилось новое выражение, и даже голос изменился – в нём появилась твёрдость, которая удивила меня. Мне подумалось, что эта смесь английской и средиземноморской крови может оказаться очень опасной. Но я попытался отнестись к девушке непредвзято.

Её встреча с братом через пять лет после того, как они расстались, оказалась довольно драматичной. Они столкнулись в дансинге и узнали друг друга. С её братом тем вечером был Феллоус.

У брата, казалось, было много денег, но он не дал ей никаких объяснений. Он только сказал, что работает «по электричеству», и не поощрял дальнейших вопросов. Он тоже оставил мать или, скорее, она оставила его, когда у неё появилась работа на кухне греческого ресторана. Так что брат и сестра стали двумя из множества тех абсолютно свободных индивидуумов, о которых, по-видимому, каждый может услышать в радиопередачах, когда того или иного из них слёзно просят вернуться к умирающему родителю.

Тем вечером она записала для брата на листке бумаги свой адрес, но никаких известий от него или о нем не получала. Лишь несколько недель спустя зашёл Феллоус и сообщил, что её брат в тюрьме для кражу. Энид сразу поняла, что его процветание не было следствием какого-то отдельного акта, но что он был профессиональным преступником. Пока он был в тюрьме, она часто виделась с Феллоусом, и мы заключили, что между ними скоро возникло «притяжение». Он признался, что помогал её брату в нескольких «делах», но пообещал, что навсегда покончит с такой жизнью.

Однако, когда её брат вышел из тюрьмы, он и Феллоус вновь стали, как выразилась Энид, «не разлей вода», и, как следствие этой дружбы, были арестованы и получили сроки. Но, как настаивала Энид, это не было в природе Феллоуса. У её брата был сильный характер, и он просто втянул дружка в свои дела.

– Несмотря на его обещание вам? – заметил лорд Саймон.

– Но ведь тогда он был безработным, – парировала Энид.

Впрочем, когда Феллоус освободился, что случилось почти за год до её брата, который к тому времени считался настоящим рецидивистом, девушка уже имела возможность ему помочь. Она получила работу у Терстонов, поэтому обратилась к миссис Терстон, рассказала ей всю правду и убедила её взять Феллоуса на должность шофёра. Почти уже три года, уверяла она нас, он был «чист как стёклышко», радовался работе и откладывал на будущее.

– До тех пор, конечно, пока вновь не появился ваш брат?

– Это не имело никакого значения. Мой брат не сделал ничего плохого, поскольку его здесь не было.

– Я могу поверить в одного исправившегося преступника, – заметил Сэм Уильямс, – но два – это слишком.

– Тем не менее, это так, – сказала Энид. – Мой брат...

– … стал уважаемым швейцаром в местном отеле.

– Да. Он встал на честный путь. А почему нет? У него есть приличная работа. Двадцать пять шиллингов в неделю, а сверх этого чаевые. Эту работу нашла для него миссис Терстон, и она знала о нём всё. Спросите сержанта, как он себя ведёт.

– До сих пор никаких жалоб, – признал Биф.

– Тогда интересно, почему Феллоус не сказал, что Майлз – ваш брат.

– А вы его спрашивали? Почему он должен говорить вам о том, о чём его не спрашивают? Это не в его характере. Он предпочитает сказать слишком мало, чем слишком много.

Вскоре рассказ Энид подошёл к концу. Они с Феллоусом решили пожениться и начать работать в небольшом собственном отеле или ресторанчике. Это всегда было её мечтой. И каждый из них откладывал часть денег. Конечно, было ещё это завещание миссис Терстон, но лично она не обращала на него внимания. Да ведь миссис Терстон могла прожить ещё тридцать лет. А Энид не собиралась провести все эти годы, оставаясь прислугой. Это не для неё.

Тут мои подозрения к другим людям, которые могли быть связаны с убийством Мэри Терстон, отступили на второй план и сосредоточились на этом трио. Казалось уж слишком большим совпадением, что двое мужчин и женщина – все вышедшие более или менее из преступных слоёв общества – оказались в одном месте и абсолютно не были связаны с преступлением.

Конечно, я всё ещё не понимал, как они могли его совершить, но чувствовал, что один или двое, а может быть, и все трое, так или иначе виновны. И не отрицаю, что мне было жаль. Мне бы хотелось, чтобы история, рассказанная девушкой, оказалась правдой. Все они вынуждены были бороться за существование. Мне приоткрылась лишь часть грустной картины: тоскливая работа девушки по дому в качестве прислуги – в том возрасте, когда она должна была посещать школу. Годы недоедания и сверхурочной работы. А для мужчин – одиночество и нервное перенапряжение в жизни, избранной, вероятно, наполовину от отчаяния и лишь наполовину по склонности.

Но в Энид была та твёрдость, а в Феллоусе та свирепость, которые, казалось, доказывали их способность к любому жестокому действию, если бы насилие могло оказаться для них полезным. И хотя я всё ещё не допускал мысли, что кто-либо из них так ужасно воспользовался ножом, я больше не чувствовал, что они совсем уж не причастны хотя бы к части этого преступления.

Внезапно я почувствовал отвращение ко всему делу. Это постоянное выслеживание преступника казалось отвратительным. Лорд Саймон, мягко потягивая бренди, очевидно, полагал, что всё это не более, чем захватывающая шахматная партия, «занятие от скуки», и на мгновение он потерял для меня всё своё очарование. И блестящий маленький Пико, чьи добрые чувства были более очевидными, – он также не мог не наслаждаться собственными действиями, и это тоже раздражало меня. Конечно, я никогда не слышал, чтобы отец Смит действительно передал человека в руки закона, но даже это говорило не совсем в его пользу: у преступников, которых он разоблачал, обычно был шанс совершить самоубийство, прежде чем священник делал свои открытия достоянием гласности.

Разумеется, я хотел, чтобы бедная Мэри Терстон была отомщена. Но когда я увидел, что детективы, аппетиты которых, казалось, уже разгорелись для перекрёстного допроса, собираются наброситься на эту красивую девушку, моё удовольствие от расследование испарилось, и мне захотелось покинуть их и выйти на свежий воздух. Но, конечно же, любопытство одержало верх, поэтому я взял другой бокал виски с содовой и откинулся на стуле, чтобы послушать, какие вопросы они зададут Энид теперь, когда подошли к подробностям её передвижений вчера вечером.

ГЛАВА 16

К нашему удивлению, в этот момент сержант Биф изъявил внезапное желание задать вопрос.

– Вы могли бы сказать мне, – тяжеловесно начал он, – кто из дам и джентльменов, ночевавших в доме, разводил вчера вечером огонь в своей комнате?

Но тут на помощь пришёл Уильямс.

– Слушайте, Биф, – сказал он, – в то время как у этих джентльменом есть важные вопросы, думаю, не стоит тратить время на пустые разговоры.

Один или двое из нас присоединились к просьбе, чтобы Биф не задерживал настоящего перекрёстного допроса, и, пробормотав что-то о том, что «у него имеется довольно неплохая идея», сержант снова затих.

– Видели вчера своего брата? – спросил лорд Саймон, неутомимо возглавляя допрос.

– Нет. Абсолютно.

– Но у него ведь был свободный день.

– Разве?

– А как вы сами провели этот день?

Энид заколебалась, и у меня появилось нехорошее предчувствие – она собирается солгать.

– Ну, – сказала она наконец, – в ночь накануне я легла поздно – зачиталась. И не детективным романом, – едко добавила она. – Поэтому вчера днём я чувствовала себя сонной и пошла после обеда вздремнуть.

– Когда вы в тот день впервые увидели Феллоуса?

– Только прямо перед обедом. – И вновь я был уверен, что она солгала.

– У него было что-нибудь важное, чтобы вам сообщить?

– Ничего особенного.

– Ничего про крысоловку?

– О, но в этом не было ничего особенного. Всякий раз, когда миссис Терстон хотела поговорить с ним, она упоминала о крысах.

– Значит, это – установленный факт. Феллоус упоминал об этом вчера вечером?

– Да. Он мне сказал.

– Вы возражали?

– Возражала?

– Да, Энид. Каким бы это не казалось вам невероятным, я произнёс именно «возражали». Конечно, с моей стороны это очень грубо, но я только задался вопросом, не будет ли невеста возражать против того, что её жених вызван в комнату леди в одиннадцать часов или около того, чтобы «поговорить».

Энид немного покраснела, но лишь сказала:

– Он вполне может позаботиться о себе сам. Я никогда за него не волнуюсь.

– Убеждён, очень разумное отношение.

– Ну, в этом не было ничего такого. Вы же знаете, какой она была. Она была немного неравнодушна к нему и всё. Меня это не волновало.

– Вы, случайно, не знаете, как миссис Терстон провела день пятницы?

– Она поднялась к себе, как она говорила, для «сиесты». Не знаю, сколько времени она пробыла в своей комнате.

– Это был её постоянный распорядок?

– Довольно постоянный, да.

– У неё была сиеста в четверг?

– Да. Но не долго. Она заказала автомобиль на два тридцать.

– И выезжала?

– Да.

– Вы знаете, куда?

– Откуда мне знать? Её возил шофёр.

– Понимаю. Давайте тогда вернёмся ко вчерашнему дню, к пятнице.

– Да?

– Вы заходили к комнату миссис Терстон, когда она переодевалась к обеду?

– Нет. Я не камеристка.

– Когда вы заходили туда в последний раз?

– Это было вскоре после обеда [48]48
  Обед обычно начинается около восьми вечера. См. примечание 2.


[Закрыть]. Я зашла, чтобы убрать её вещи. Она имела обыкновение разбрасывать их по всей комнате, когда переодевалась.

– А вы заметили тогда, было ли в порядке освещение в комнате?

– Горела только настольная лампа. Большой свет не работал.

– Это было, скажем, около десяти часов?

– Да.

– А предыдущим вечером свет работал?

– Да, думаю, да.

– Что вы сделали, когда обнаружили, что лампочка отсутствует?

– Пошла к мистеру Столлу, и попросила у него. Он сказал, что занят, и я должна поискать её сама.

– И вы нашли?

– Нет. Почему я должна это делать? Это его обязанность, а не моя. Он хранит все запасы. Поэтому я подумала, что, если миссис Терстон спросит об этом, то я скажу ей всё как есть.

– А она спросила об этом?

– Когда?

– Когда пошла ложиться спать. Кухарка сказала нам, что вы пошли вслед за нею.

– Да, но я не входила в её комнату.

– Почему?

Энид напустила на себя торжественный вид и сделала паузу:

– Когда миссис Терстон дошла до своей комнаты, я следовала почти сразу за ней. Я увидела, как она открыла дверь и пошла, чтобы включить верхний свет. Затем я услышала, как она сказала: «Что вы здесь делаете?» И я остановилась, где стояла.

– Какой у неё был голос, когда она задала этот занятный вопрос?

– Она казалась немного удивлённой.

– Миссис Терстон знала, что вы были позади неё?

– Не думаю, что она это поняла. Или, во всяком случае, обнаружив кого-то в своей комнате, она сильно отвлеклась, чтобы это заметить.

– Вы слышали какой-нибудь ответ?

– Нет.

– Тогда вы подождали, чтобы увидеть, кто вышел?

– Нет, я этого не сделала! – Впервые Энид казалась рассерженной. – Это не моё дело, кто там был. Это мог быть любой из джентльменов. Я не знаю.

– Однако вы уверены, что это не был Феллоус?

– Это был не он, потому что в этот момент он шёл в свою спальню и прошёл мимо меня на площадке лестницы.

– Что вы делали затем?

– Начала подготовку спален. Разборка постелей и прочее. Я вошла в комнату мистера Таунсенда, затем мистера Уильямса.

– Мистера Норриса?

– Нет. Я видела, как он вошёл в свою комнату, когда входила в комнату мистера Уильямса. Мистер Норрис возвращался из ванной. Я была у доктора Терстона, когда услышала крики.

Лорд Саймон откинулся на стуле, поглаживая свой длинный подбородок. Внезапно он наклонился вперёд:

– Послушайте, Энид. Вы – свидетель, наиболее близко стоящий к тайне всего этого преступления. Нам нужна правда. Теперь скажите мне честно, кто был в комнате миссис Терстон, когда она вошла туда прошлым вечером?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Хоть режьте меня на куски, не знаю, милорд.

– И не знаете, кто вынул лампочку из патрона?

– Нет.

В этот момент нас внезапно и довольно грубо прервали. Дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвался невысокий брюнет с нездоровым цветом щёк и горящими карими глазами – типичный житель Средиземноморья. Небольшие чёрные усики окончательно придавали ему вид бродяги, бандита или экзотического дикаря. Он подошёл прямо к Энид, и его чистая английская речь даже стала для меня некоторой неожиданностью.

– Ничего им не говори, – посоветовал он ей, – пока не наймёшь адвоката. Они задавали тебе вопросы? Не следует отвечать. Они не могут заставить тебя отвечать.

Казалось, Энид была не особенно благодарна за такое вмешательство.

– Мне нечего скрывать или стыдиться, – сказала она.

– Не в этом дело. Они любого впутают в свои грязные преступления. Повторяю, ничего им не говори.

Лорд Саймон холодно оглядел вновь прибывшего:

– Мистер Майлз, полагаю?

– Да, – признался тот.

– Хорошо, что вы к нам заглянули. Может быть, сможете нам помочь. Думаю, что вы услышали о нашем небольшом собрании от моего слуги, Баттерфилда?

Как бы в ответ на эту фразу в комнату вошёл сам Баттерфилд.

– Я поговорил с этим человеком согласно вашим инструкциям, милорд. Я нашёл его алиби в полном порядке. Это был, как вы знаете, его свободный вечер. Он провёл его не в собственном отеле, а в гостинице «Красный лев». Он даже был партнёром полицейского сержанта в игре, известной как дартс, милорд.

– Дартс, – с отвращением повторил лорд Саймон.

– Именно так называется такого рода времяпрепровождение, милорд. Дартс. Я совершенно уверен в моей информации. В десять часов он ещё был там и разговаривал с группой людей около этого заведения, а в десять двадцать двое из них проводили его в отель. Кажется, победители в этой игре, милорд, пьют – прошу прошение за упоминание этого, милорд – пьют пиво за счёт проигравших. Этот человек и полицейский сержант были почти непобедимы и в результате дошли до весьма неустойчивых кондиций. Однако Майлза доставили в его отель, где поварёнок, который делит с ним комнату, раздел его и утверждает, что ещё до одиннадцати тот был в кровати и до утра не шевелился. А сержанта, как выяснилось, вызвали сюда.

– Если бы я знал, что вы интересуетесь передвижениями Майлза, я бы вам сам всё рассказал, – проворчал сержант Биф.

– Именно так. Таким образом, у вас есть алиби, дружище Майлз. Ну хорошо, это вещь полезная. А что вы можете нам рассказать?

– Ничего. Ни моя сестра никогда не имела к этому никакого отношения, ни Феллоус. Таким образом, вы можете прекратить их допрашивать.

– Тем не менее, следует признать довольно странным, Майлз, что вы трое с таким любопытным прошлым, оказались под рукой, когда произошло преступление.

– Не вижу, какая тут связь. С тех пор, как я освободился, на меня ничего нет. Феллоус чист в течение трёх лет. А моя сестра никогда не имела проблем с законом. Я не думаю, что это делает честь какому-нибудь детективу, – добавил он, – подозревать людей только потому, что они когда-то были в тюрьме.

– Никто и не произнёс такого слова, как подозрение, Майлз. Просто меня заинтересовало это совпадение. Знаете ли, я не большой любитель совпадений. Кто предложил ту игру в дартс?

– Я.

– Вы встретили сержанта Бифа в «Красном льве»?

– Нет. Сходил за ним домой.

– Вы пошли и вытащили его из дома, чтобы поиграть?

– Да. Что здесь такого? Он – хороший игрок. И там было два приезжих из Мортон Скоун, которые оказались отличными игроками.

– Таким образом, вы вызвали сержанта, чтобы постоять за честь деревни? Спасибо.

Месье Пико задал только один вопрос:

– Эти джентльмены из Мортон Скоун, они рассказали вам что-нибудь из того, что вы в английском языке называете болтовнёй или сплетнями? Были ли какие-либо новости из Мортон Скоун?

Майлз выглядел откровенно озадаченным:

– Нет. Ничего такого, что могу припомнить. У нас не было много времени на разговоры. Игра была напряжённой.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только нежным посапыванием отца Смита. Я рассматривал Майлза. Маленький, скользкий, довольно скрытный человек, которого, по крайней мере в психологическом отношении, я мог отнести к виновным. Я слышал о вероломстве людей смешанной крови и, глядя на него, мог поверить тому, что слышал. Его длинная желтоватая рука, лежащая на спинке стула его сестры, возможно, держала тот самый нож. И я чувствовал, что почти кошачья ловкость этого человека вполне могла бы справиться с трудностями, которые пока выглядели мистически непреодолимыми. Но его алиби, установленное Баттерфилдом, казалось совершенно безупречным, и потому ещё одним подозреваемым у меня в голове стало меньше.

– Так или иначе, – сказал он, – я не собираюсь позволять вам допрашивать мою сестру. Во всяком случае, без её адвоката. Я запрещаю её допрашивать. Это несправедливо в таком серьёзном деле, как это.

– Всё, чего мы хотим, mon ami [49]49
  Мой друг – фр.


[Закрыть], – произнес месье Пико, – это правду.

– Ну, вы можете узнать её и без допроса сестры. Пойдём, Энид.

Она молча поднялась, и Майлз вывел её из комнаты, бросив в дверях на нас быстрый дерзкий взгляд.

– Это не имеет никакого значения, – сказал месье Пико. – Не было ничего ещё, о чём бы она могла нам рассказать. Итак, если верить ей и её возлюбленному, вчера кто-то ждал в chambre [50]50
  Комната – фр.


[Закрыть]мадам Терстон, когда она туда поднялась.

– И этот кто-то, – я посчитал необходимым высказаться, – мог быть одним из пяти. Это мог быть Норрис, Стрикленд, Столл, или викарий. Но это, возможно, был кто-то, о присутствии которого в доме мы пока не знаем.

– Или кто-то, о самом существовании которого мы не знаем, – вставил Сэм Уильямс.

– И всегда можно предположить, что Энид и Феллоус просто сочинили этого человека, – добавил месье Пико. – У нас ведь есть только слово Энид и её возлюбленного, что там кто-то был.

– Да, похоже, мы не очень-то продвинулись вперёд, не так ли? – улыбнулся лорд Саймон.

– Кто знает? – пожал плечами месье Пико. – Немного света здесь, немного света там, и скоро voila! взойдёт солнце и наступит день.

– Он наступит даже в том случае, если вы оставите это дело в покое, – проворчал сержант Биф.

– Bien, bien [51]51
  Хорошо, хорошо – фр.


[Закрыть], мой друг Бёф. Но вспомните, как там говорится в вашей английской пословице: чем больше вы спешите, тем медленнее продвигаетесь вперёд. Итак, переходим к молодому Стрикленду.