Текст книги "Дело для трех детективов"

Автор книги: Лео Брюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 19

– Я считаю, что этот человек – просто Проныра Паркер [58]58
  В оригинале – nosey (носатый) parker. Выражение близко к русскому «любопытная Варвара»: не в меру любопытный человек, склонный совать нос в чужие дела. Не совсем ясно, какой именно Паркер стал прототипом английского выражения, весьма вероятно (версия Эрика Партриджа, английского сленголога), что «паркер» исходно – не фамилия, а профессия: любопытный садовник (или парковый сторож, подглядывающий за влюбленными парочками).


[Закрыть]самого отвратительного сорта, – прокомментировал Сэм Уильямс, когда дверь за мистером Райдером закрылась.

– Но позвольте напомнить вам, – сказал отец Смит, – что были Паркеры ещё менее нормальные и более зловещие, чем этот Паркер, вошедший в пословицу. Был Томас Паркер, который был лордом-канцлером Англии и мелким воришкой, или преподобный Мэтью Паркер, который был не только архиепископом Кентерберийским, но и протестантом.

– Именно так. Ну теперь, когда мы услышали всех этих дам и джентльменов, лично я не прочь вздремнуть, – сказал лорд Саймон.

Я был изумлён и разочарован этим заявлением. Во время допроса я ничуть не сомневался, что к его концу детективы окончательно оформят свою теорию, и мы увидим арест ещё до того, как пойдём спать. Казалось, что уж они-то знали, куда ведут их вопросы, и хотя у меня самого никаких подозрений не сформировалось, я отнёс это, уже по привычке, к собственной некомпетентности и тупости.

– Но... разве вы не знаете, кто убийца? – прямо спросил я лорда Саймона.

– Вместо того, чтобы рассказывать вам то, что я знаю, – ответил он, – позвольте мне перечислить несколько вопросов, ответы на которые мне всё ещё неизвестны. Я не знаю, кем может быть мистер Сидни Сьюелл. Я не знаю, кто такой пасынок миссис Терстон, если только это не один и тот же человек...

– И ещё вы не знаете, – с сарказмом перебил я его, – любил ли первый муж миссис Терстон на завтрак яйца пашот или глазунью, и кем была его прабабушка. Но на самом деле, Плимсолл, если вы разрешили эту загадку, то могли бы и рассказать нам.

Лорд Саймон бросил на меня страдальческий взгляд:

– Не сердитесь, дружище. Я же стараюсь, как могу, вы же видите.

– Но вы уже знаете, как всё было сделано?

– У меня есть своего рода догадка.

– И вы знаете, кто это сделал.

– Как говорят полицейские, у меня имеются подозрения.

– Тогда почему не сказать нам? – вступил Сэм Уильямс. – Эта атмосфера подозрений ужасна.

– Это всего лишь вопрос старого профессионального тщеславия. Я хочу сначала завершить дело и всё такое. По существу, оно ещё не закончено. Отнюдь нет. Подозрения не приятны никому. То, чего хотим мы все, – это уверенность и доказательства. Завтра они у меня будут, и я решу, что делать. Да, Баттерфилд?

Слуга лорда Саймона вошёл в комнату и ждал, пока хозяин закончит говорить.

– Полагаю, что нашёл то, что вам требовалось, милорд, – сказал он и вручил Плимсоллу несколько неряшливый листок бумаги.

Лорд Саймон проглядел его, присвистнул и передал Пико. Листок пошёл по кругу, и, когда он оказался у меня, я сразу узнал почти детский почерк Мэри Терстон.

Мой дорогой(было написано в нём) ,

Прошу простить за вчерашнее. Я должна поговорить с вами этим вечером в обычное время. Не следует на меня сердиться. Я делаю всё, что в моих силах, чтобы вы были счастливы. Вы знаете, что я Вас люблю. Не позволяйте ничему помешать вам в этот вечер.

M.T.

– Конечно же, в chambre [59]59
  Комната – фр.


[Закрыть]Столла? – заметил месье Пико.

– Да, сэр.

Я просто заразился всеми этими рассуждениями и умозаключениями.

– Но, – сказал я, – если Мэри Терстон уже договорилась с Феллоусом с помощью всех этих намёков на крысоловку, почему она послала это письмо?

Ответ лорда Саймона был добродушным, но сокрушительным:

– Во-первых, откуда вы знаете, что это письмо было отправлено Феллоусу? Во-вторых, что заставляет вас думать, что оно было послано вчера вечером?

Я вновь взглянул на этот неряшливый листок.

– Да. Скорее всего, он более старый.

Баттерфилд кашлянул.

– Я применил обычные тесты, милорд, – сказал он, – и обнаружил, что чернилам по меньшей мере месяц.

Он ещё говорил, когда заметил, что лорд Саймон позволил пеплу от сигары упасть на жакет. Без колебаний Баттерфилд извлёк из своего кармана большую платяную щётку и смахнул пепел на пол.

– Это, en tout cas [60]60
  Во всяком случае – фр.


[Закрыть], – сказал месье Пико, рассматривая бумагу на просвет, – было средством шантажа.

– Похоже на то, – зевнул лорд Саймон. – Ладно, я собираюсь немного поспать. Вероятно, завтра придётся проделать большой путь.

– Правда? Зачем? – спросил я радостно, внося свой вклад в сегодняшний допрос.

– Чтобы взглянуть, что представляет собой этот Сидни Сьюелл, – ответил он.

– Вы считаете, что для этого нужно ехать далеко? – поинтересовался я, поскольку у меня уже были свои собственные идеи относительно этого субъекта.

– Весьма вероятно. Ну ладно, спокойной ночи всем. – Он вышел, сопровождаемый на почтительном расстоянии Баттерфилдом.

– И мне также, вероятно, придётся некоторое время отсутствовать, – заметил месье Пико.

Мне это начало нравиться:

– Вы тоже? И куда же направитесь вы, месье Пико?

– Я, mon ami [61]61
  Мой друг – фр.


[Закрыть]? Кто знает? Возможно, в Мортон Скоун, чтобы посмотреть, действительно ли этот флаг всё ещё, как это называется, наполовину приспущен.

Он довольно улыбнулся своей фразе. Из холла я услышал, как лорд Саймон предложил подвести его до деревни, на что тот согласился.

– Вы не думали, – пробормотал отец Смит, – как это странно, что мистер Райдер вообразил себя именно королевой Викторией? Я скорее бы предположил, что это была Елизавета. Поскольку, когда мужчина считает себя королевой, можно скорее ожидать, что он выберет королеву, которая вела себя как мужчина.

Я проигнорировал эту очевидную неуместность и повернулся к Уильямсу.

– Как вы думаете? – спросил я устало. – Мы движемся вперёд?

– Уж я-то точно нет. И иногда задаюсь вопросом, движется ли кто-нибудь вообще. Если бы мы только знали хоть что-то наверняка! Если бы был хотя бы один свидетель, на слово которого можно было бы абсолютно положиться. Но что происходит? Слуги оказывается тюремными пташками, Стрикленд по уши в долгах, у Райдера было не в порядке с головой, да и сейчас не очень, Столл – вымогатель, а что касается Норриса, наш приятель – писатель-невротик, и я не доверял бы ему ни на грамм. И о чём тут думать?

– Мы можем положиться лишь на то, что видели собственными глазами.

– То есть, Мэри Терстон лежала убитой в запертой комнате, из которой никто не мог убежать через окно, потому что для этого не было времени, и никаким другим путём, потому что не было никакого другого пути.

– Тем не менее, время и место – это инструменты убийцы, – сказал отец Смит, – конечно, если он – умный убийца.

Я вновь проигнорировал его.

– У нас нет фактов, от которых можно оттолкнуться. Если бы мы только знали, кто вынул электрическую лампочку, мы бы двинулись вперёд.

– Вы так думаете? – прощебетал отец Смит. – Если было совершено преступление по отношению к свету, отсюда не следует, что оно обязательно прольёт свет на убийство.

– Да уж! – воскликнул я, поскольку всё это уже начало меня раздражать. Я заметил, что сержант Биф возится со своим большим блокнотом. Он нейтрально кашлянул.

– Теперь, когда эти джентльмены-любители наконец ушли, – сказал он, – мне бы хотелось задать один-два вопроса.

Уильямс любезно улыбнулся:

– В самом деле, Биф? И кого вам хотелось бы спросить?

– Вас, сэр. И этого джентльмена, – он указал на меня.

– Тогда вперёд, – скомандовал Уильямс, – только помните, что уже почти полночь.

– Ну, сэр, это не я заставил вас сидеть до этого часа, рассуждая о приспущенных флагах, пасынках и Бог знает о чём ещё, не имеющем никакого отношения к убийству. Мне пришлось ждать, чтобы задать свои вопросы. Прежде всего, – он облизнул карандаш, – прежде всего, как я понимаю, вчера вечером перед обедом вы говорили о загадочных убийствах. Вы, случайно, не помните, кто именно начал этот разговор?

– Боюсь, что нет. А вы, Таунсенд?

Хотя я и считал это пустой тратой времени, но приложил все усилия, чтобы вспомнить, однако тщетно.

– Нет. Не могу. А в чём дело? Это действительно важно?

– Очень важно, – торжественно произнёс Биф, – действительно очень важно.

– Совершенно не могу понять, каким боком, – настаивал я, поскольку у меня была мысль, что Биф, желая укрепить свои позиции в наших глазах, задавал вопросы только потому, что так делали другие.

– Тем не менее, это так. А теперь, другая вещь. Сколько времени, по-вашему, продолжалось это щебетанье?

– Слушайте, Биф. Что за «щебетанье»? – спросил Уильямс.

– Ну между миссис Терстон и Феллоусом, конечно.

Уильямс встал.

– Послушайте, Биф. Лучшее, что мы можем сделать, – это забыть об этом. Мы не хотим, чтобы это обсуждалось в каждом пабе в деревне. Скорее всего, ничего и не было. Миссис Терстон была очень мягкосердечной и иногда легкомысленной леди. Но тут не было ничего, чтобы дать пищу местным сплетникам.

– Я не имею привычки, – сказал Биф с неуклюжим достоинством, – обсуждать подобные дела в деревне. Просто оказалось так, что для моего расследования я должен это знать.

– Боюсь, ничем не могу вам помочь, – отрезал Уильямс. – Я уже сказал, что ничего там не было.

– Да нет же, было, – сказал Биф с несколько большей горячностью. – Как насчёт этого письма? Это не было всего лишь дружелюбием.

– Это письмо? Да это может быть всё что угодно. Возможно, написано годы назад. Возможно, мужу.

– Ну, так или иначе, Столл смог с его помощью на неё поднажать. Значит, было нечто большее, чем просто невинная переписка.

Уильямс повернулся ко мне.

– Я считаю отвратительным, что все эти мерзкие вещи вытаскиваются в подобных случаях на всеобщее обозрение. Прежде всего, виноват Плимсолл. Скажите, Таунсенд, вы знали Мэри Терстон. Вы подтвердите, если я скажу, что она была хорошей женщиной, и что подобные вещи были ей чужды?

– Конечно, подтвержу.

– Что я хотел бы знать, – продолжил сержант, – это имел ли доктор хоть какие-то подозрения о том, что носилось в воздухе.

Уильямс окончательно рассердился.

– Биф, – сказал он, – вы пользуетесь своим положением, чтобы попытаться найти мерзость, которой не существует. Я, конечно, буду жаловаться на это начальнику полиции. Возмутительно, что человеку вашего типа позволено появляться здесь и усугублять трагедию своими собственными грязными домыслами. Раз и навсегда я заявляю вам, что, кто бы ни убил Мэри Терстон и из каких мотивов, в её жизни не было ничего компрометирующего, что могло стать причиной этому. Я знал её и её мужа много лет, и они были приличными, честными, преданными друг другу людьми, чего вы, наверное, никогда не сможете понять. А теперь, пожалуйста, не говорите больше ничего об этом.

– Я только выполняю свои обязанности, сэр, – сказал Биф, после чего наступила довольно напряжённое молчание.

Наконец сержант повернулся ко мне:

– Есть вопрос, который я хотел бы задать вам, сэр.

– Да?

– Это о том, когда вы пошли, чтобы осмотреть территорию. Как долго вы этим занимались?

– Я бы сказал, десять минут или около того.

– А мистер Норрис и мистер Стрикленд пошли с вами?

– Да.

– Спасибо, сэр. А теперь желаю вам спокойной ночи. – К нашему облегчению, он закрыл свой блокнот и поднялся.

Когда и отец Смит отправился спать, мы остались вдвоём с Уильямсом. Я был глубоко благодарен ему за защиту доброго имени Мэри Терстон.

– Послушайте, старина, – сказал я, – только между нами, у вас есть какие-нибудь подозрения?

Адвокат покачал головой. Теперь, сидя близко к нему, я увидел, что он выглядит усталым и больным. Я заметил:

– Несколько раз мне казалось, что только вы, я и Терстон сохранили рассудок после всего этого. Все остальные сегодня держались несколько истерично, не так ли?

– Это было довольно изматывающе. Я рад, что нам не пришлось проходить через всё это. Но эти ребята-детективы кажутся довольно уверенными в себе.

– О конечно, они найдут верного человека. Они никогда не терпят неудачу.

– Да. Но если только существует этот верный человек.

– Как? Что, чёрт возьми, вы имеете в виду?

– Ну, Таунсенд, я уже говорил вам. Я – последний человек, который хочет приплетать сюда сверхъестественное. Но заканчиваются доводы разума, и что остаётся делать? Я своими собственными глазами видел, как Мэри Терстон лежала убитая на своей кровати. Я сам обыскал её комнату, пока вы стояли в дверном проёме. Я выглянул из окна через девяносто секунд после её последнего крика. И не было никого. Я говорю вам – и можете смеяться надо мной, – не верю я и не могу поверить, что мы имеем дело с убийцей-человеком. А если таковой всё же был, то у него имелось средство перемещения, которое пока ещё неизвестно науке.

Если бы Уильямс сказал всё это вчера вечером, возможно, это напугало бы меня больше. Но теперь я подумал о маленьком отце Смите. И я знал что, если бы я в разговоре назвал что-нибудь «мистическим», он высказался бы о том же самом как о «само собой разумеющемся». И я знал, что, так или иначе, в его присутствии суевериям не выжить, что, независимо от того, что он всё время несёт какую-то ерунду, он с лёгкостью разобьёт всю потустороннюю чепуху, которую высказал Уильямс.

– Всё, – сказал я, – давайте немного поспим.

ГЛАВА 20

Я провёл очень беспокойную ночь. Оглядываясь назад на это ужасное дело, я думаю, что худшим был период, когда мы трое, те, кто не был ни детективом, ни подозреваемым, были оставлены наедине со своими сомнениями и не знали, кого подозревать. Если вы сами не злодей, думать, что среди окружающих людей есть возможный убийца, – ужасно.

Я проснулся среди ночи и, проведя несколько часов в бесплодных попытках вновь заснуть, оделся и спустился вниз. Огонь в камине только что развели, и в воздухе ещё висела лёгкая дымка, которая делала общую атмосферу ещё более гнетущей. Но выглянув из высоких окон, я увидел, что на улице – великолепное утро: тёплое и безветренное, как будто осень с сожалением отступила на один день. Я решил сразу отправиться в отель и повидать лорда Саймона. Мне казалось, что он смог бы успокоить мой разум. Плимсолл признал, что у него были подозрения, а я знал, что его подозрения стоили полной уверенности любого другого.

Столл был в холле и пожелал мне доброго утра так, как если бы я был обычным гостем в обычный уик-энд. Но я знал наверняка, что Столл был шантажистом, если не хуже, в его случае это были не просто подозрения. Так что я едва кивнул в ответ и сказал, что завтракать не буду.

Прогулка по знакомой деревенской улице в прозрачном утреннем воздухе была приятной, и моё настроение понемногу пришло в норму. Во всяком случае, нынешний вечер положит конец нашим сомнениям, и мы сможем вернуться к нормальной жизни. И день сегодня будет прекрасным!

Швейцар Майлз усердно полировал дверную ручку. Я спросил его, встал ли уже лорд Саймон.

– О, да сэр, – ответил он, и в его голосе не было и намёка на тот вызов, который был слышен вчера. – Его светлость проснулся уже некоторое время назад. Его слуга только что спустился за завтраком для его светлости. Вы найдёте милорда в гостиной наверху.

– Спасибо, Майлз, – ответил я, снова почувствовав неприятное сомнение относительно того, как нужно себя вести. У меня не было никакого желания дружить с убийцей, но парень вёл себя вполне прилично.

Лорд Саймон сидел, ожидая завтрака в до дикости неподходящей для него обстановке. Комната была переполнена безликим набором безделушек и украшений, побрякушек и мишуры всякого вида, которые были популярны в конце прошлого столетия. Голова лорда Саймона чётко выделялась на фоне огромной клетки, заполненной птицами, которые громоздились в гротескной пародии на естественность на покрытых лишайником ветках. Тесьма окаймляла сукно вдоль доски камина, узорное навершие которого придавало ему вид восточного здания. Разрисованный огромными гвоздиками каминный экран был отставлен в сторону, перед огнём лежал чёрный шерстяной коврик, а из керамической урны в углу торчал пучок пампасной травы. Стол покрывала зелёная скатерть с кисточками, мебель была изготовлена из помпезного красного дерева, на окнах на огромных латунных кольцах висели муслиновые [62]62
  Муслин – тонкая шелковая или хлопчатобумажная ткань, популярный материал для легких штор и летних платьев.


[Закрыть]занавески, а в самых невероятных местах взгляд натыкался на скамеечки для ног.

– Входите, если сможете это вынести, – сказал лорд Саймон, когда я на мгновение замешкался. – Видите, что приходится терпеть, если хочешь докопаться до истины? Вы когда-либо видели что-нибудь подобное? Не верится, что это наяву! – добавил он, оглядываясь вокруг. – Завтракали?

Я объяснил, что не стал дожидаться завтрака в доме Терстонов, так как спешил увидеть его как можно скорее.

– Прекрасно. Позавтракаем вместе. – И Баттерфилд, вошедший в этот момент с подносом, был послан за ещё одним завтраком.

– Я пришёл, чтобы увидеть вас в этот ранний час, потому что действительно надеюсь, что вы сможете мне что-нибудь рассказать. Знаете, это так неприятно подозревать в доме всех по очереди. Этой ночью я почти не спал.

Лорд Саймон кивнул и положил мне почки и бекон.

– Знаю. Чертовски неприятно. Вы только собираетесь пригласить кого-нибудь на партию в гольф где-нибудь в парке и вдруг вспоминаете, что он может быть убийцей. Или кто-то предлагает невинную прогулку, и вы задумываетесь над тем, удастся ли с неё вернуться.

– Именно так, – сказал я. – И раз вы это всё так хорошо понимаете, может быть, разъясните, что к чему. Так кто, по-вашему, убил Мэри Терстон?

Лорд Саймон выглядел огорчённым, как любой великий детектив, столкнувшийся с таким прямым вопросом, а поскольку в этот момент возвратился Баттерфилд с другим подносом, он с облегчением занялся накладыванием дополнительных порций.

– Одно из следствий преступлений, – прокомментировал он, – они возбуждают аппетит. – И он сконцентрировался на почках.

– Но смотрите... – вновь начал было я.

– Сказать вам, что я сделал, – бодро спросил лорд Саймон. – Я обнаружил, где прячется пресловутый Сидни Сьюелл.

– Обнаружили? Где? У Терстонов? Или где-то в другом месте?

– В совершенно обычном справочнике. Там, куда я должен был посмотреть в первую очередь.

– Вы имеете в виду «Лондонский телефонный справочник»? Или «Кто есть кто»?

– Нет-нет. В «Географическом справочнике».

– В «Географическом справочнике»? Вы имеете в виду… это – место?

– Вот именно. Это деревня приблизительно в сорока милях отсюда. Я сейчас еду туда. Хотите присоединиться?

– Но… я не понимаю. Если это не человек, а только название деревни, какой смысл туда ехать?

– Не следует задавать слишком много вопросов, – предостерёг лорд Саймон, но с некоторой долей лукавства. – В лучших детективных кругах так не принято. Но я не против рассказать вам эту малость. Я думаю, что наша поездка позволит снять ещё один маленький вопрос, который меня беспокоит. Этот пасынок. Неуловимый тип. Мне хотелось бы перемолвиться с ним словечком.

– И вы думаете...

– Это всё, что я думаю в настоящий момент, – сказал лорд Саймон, зажигая свою первую сигару за этот день.

– Ну я, конечно, хотел бы поехать, если это ускорит следствие.

– Это правильно. А теперь... – он повернулся к куче бумаг рядом с ним, – в Ходгсоне состоится аукцион. Я обязательно должен там быть. Это преступление несколько нарушает планы.

Он нашёл нужный каталог и начал его тщательно изучать. Затем звонком вызвал Баттерфилда.

– Слушайте, Баттерфилд. Сможете съездить в Лондон? Мы бы могли заполучить один-два лота. Ничего особо выдающегося, но здесь-то вам заняться практически нечем. Я написал предельные суммы против некоторых книг, которые я не прочь, чтобы вы приобрели. Вот они. Есть оригинальная рукопись Чосера «Птичий парламент». Его бы неплохо купить. О, и ещё так называемая «Библия Фауста» – ранний выпуск без даты, – которая, как предполагают, соответствует приблизительно 1450 году. Интересную историю имеет эта книга, Таунсенд. Именно она породила целый набор всяческих легенд о докторе Фаустусе. А на самом деле этот бедный старик был всего лишь довольно заурядным продавцом книг. Он напечатал свои Библии, переправил их в Париж, где никто ещё не слышал о печатном станке, и продал их как рукописные Библии по шестнадцать крон за штуку. Это вызвало забастовку среди переписчиков Библии, которые не могли брать за копирование меньше, чем по триста крон, бедняги. И они подумали, что этот доктор Фауст был в союзе с дьяволом, потому что он мог производить такие количества и по такой цене. Красное заглавие, как они считали, было сделано его кровью. В результате они обыскали его комнаты и захватили весь запас. Чертовски неудобно, правда? И всё потому что он торговал книгами, как рукописями. Так или иначе, вот копия этой чёртовой вещицы, Баттерфилд, которую мы можем заполучить. А вот и Biblia Sacra Latino Vulgata. Кроме того, я вижу здесь «Английские летописи» Кекстона [63]63
  Уильям Кекстон – английский первопечатник (вторая половина XV века), основал в Лондоне первую типографию.


[Закрыть]издания 1480 года. Не возражал бы и против них. У них есть ещё Шекспир, первое фолио [64]64
  Первое фолио – традиционное название первого собрания шекспировских пьес (издание Джона Хеминга и Генри Кондела, 1623 год).


[Закрыть]. М-м, отличный экземпляр, тринадцать и одна восьмая дюйма на восемь с половиной, – можете и её захватить. В целом, выбор не ахти какой большой по сравнению с некоторыми другими аукционами, где мне приходилось бывать. Однако полагаю, вам всё-таки стоит съездить, Баттерфилд.

Баттерфилд серьёзно кивнул.

– Очень хорошо, милорд, – сказал он. – А вот фотографии, которые вы просили, милорд. Я полагаю, что все они удовлетворительны. По-моему, мистер Таунсенд получился особенно хорошо.

– Я? – недоверчиво переспросил я.

– Формальность, старина, – успокоил меня лорд Саймон.

Он взял большие конверты, которые ему вручил Баттерфилд, и вынул несколько портретов. Первым шёл Феллоус, затем Майлз, Стрикленд, Норрис, и наконец довольно вульгарный тип, немного похожий на меня.

– В самом деле, Плимсолл... – начал было я.

– Не волнуйтесь, Таунсенд. Мы просто обязаны были щёлкнуть всех в пределах возрастного диапазона. Несколько неловко, признаю. Были какие-то затруднения с их получением, Баттерфилд?

– Абсолютно никаких, милорд. Я нашёл удобный наблюдательный пункт, где все должны были проходить, один за другим, милорд, и мне оставалось только ждать.

Лорд Саймон больше ничего не спросил.

Я начал рассказывать ему о странных вопросах, которые, после его ухода вчера вечером сержант Биф задавал мне и Уильямсу. Я сказал, что мы не могли понять, чего добивался полицейский.

– Вы не знаете полицию, как её знаю я, – усмехнулся лорд Саймон.

– Но он, кажется, вполне уверен, что знает виновного.

– Конечно уверен. Он просто обязан. Полиция всегда уверена, пока не убеждается, что неправа.

– Интересно, кого он может подозревать.

Лорд Саймон вздохнул с некой грустью.

– Вероятно, Норриса, – я бы сказал.

– Почему Норриса?

– Ну, о том, как действует официальный ум, можно только догадываться. Но я бы предположил, что это Норрис. Биф не знает, как убийца вышел из комнаты. Но Норрис уже был у двери, когда вы, Терстон и Уильямс к ней подбежали. Поэтому он, с точки зрения Бифа, был наиболее близок к преступлению. Поэтому он должен быть виновным.

– Неужели они действительно так думают? – спросил я.

– Мой дорогой, если бы вы повидали столько же, сколько я, вы бы поняли, что они вообще не думают. Они только предполагают.

– О Боже! – воскликнул я, мысленно представив всех убийц в Англии, которых арестовывали, судили и вешали на основе подобных предположений.

– Конечно, – продолжал лорд Саймон, – то тут, то там вы найдёте у полиции проблески разума. Но в таком случае, как этот, необходимо нечто большее. Например, капелька воображения.

– Именно так! – горячо согласился я. – Думаю, что у вас-то хватает воображения, раз вы знали, что в водном баке находится канат?

– Думаю, да.

Я, собственно, уже почти забыл о тех канатах, и теперь, когда вспомнил, они, в свете вчерашних допросов, казались ещё более таинственными, чем раньше.

– Но Плимсолл, – продолжил я, – что касается тех канатов. Как ими можно было воспользоваться? Клянусь вам, что никто не смог бы взобраться наверх из комнаты Мэри Терстон и втянуть за собой канат за имеющееся время. С момента последнего крика и до момента, когда Уильямс открыл окно, прошло едва ли несколько минут. Я не поверю, если вы скажете, что у человека было время, чтобы убить Мэри Терстон, пересечь комнату, перелезть на канат, закрыть окно, подняться по канату в окно верхнего этажа, влезть в него и втянуть канат за собой? Это невозможно сделать.

– Склонен с вами согласиться. Но кто вам сказал что-нибудь о лазании по канату? – спросил лорд Саймон.

– Ну, если он соскользнул вниз, – решительно продолжал я, – у него должен был иметься сообщник в верхней комнате, который затем втащил канат. И даже тогда я сомневаюсь, были ли эти два каната в сумме достаточно длинны. Кроме того, что относительно следов? Под тем окном была клумба. Вы собираетесь сказать мне, что он остановился, чтобы стереть свои следы на земле? И даже если было именно так, то кто это мог сделать? Столл, Феллоус, Норрис и Стрикленд, – все они добрались до двери комнаты значительно быстрее, чем это можно было бы сделать, войдя через парадную дверь. Это оставляет нам лишь викария или, очевидно, Майлза, если бы его алиби не было столь надёжно, как утверждалось вчера. И затем у него должен был иметься сообщник в яблочной комнате.

Лорд Саймон улыбнулся.

– Вы взялись за канат не с того конца, – сказал он.