Текст книги "Рассказ о шпионе"

Автор книги: Лен Дейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

«Успех ила неуспех всех военных игр определяется только через анализ, проводимый после игры. Поэтому достижение цели игры еще не обеспечивает победу».

Правила ведения военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.

Когда идут военные игры, Центр коренным образом меняется. Столовая накрывает сорок завтраков и в баре не остается даже стоячих мест. В соответствии со своими новыми обязанностями личного помощника Шлегеля я большую часть времени проводил на Главном пункте управления, наблюдая с балкона за тем, что происходит на столе-планшете. Я также входил в число немногих избранных, кому во время игры разрешалось заходить в пункты управления как «синих», так и «красных».

Ферди и пять его заместителей играли за «красных» внизу. Соседняя комната (конференц-зал) использовалась редко и только в действительно кризисных ситуациях. Ферди любил сидеть в затемненном пункте управления, наблюдать за экранами дисплеев и спорить с операторами. Иногда, когда он уставал, споры затягивались, и Шлегель посылал меня вниз прекратить их. В этот раз признаков «вавилонского столпотворения» не было. Даже «синие» в первый день держались спокойно, хладнокровно, вычитывали информационные сводки, спрашивали то, что им было неясно, у технических референтов.

Как и начальные ходы шахматной партии, первые действия в игре были предсказуемы. Дебютный ход конем, когда эта фигура занимает оборонительно-наступательное положение, был вполне сравним с первыми действиями сторон – размещением подводных лодок с ядерными ракетами как можно ближе к прибрежным городам противника. Делалось это для того, чтобы не допустить атак на лодки (из-за боязни противной стороны, что от глубинных бомб ядерные заряды на лодках сдетонируют и уничтожат прибрежные города). Прорывы «слонов» были сравнимы с битвой за северное побережье Норвегии, так как русским были необходимы незамерзающие порты для сосредоточения всех надводных сил в Атлантике.

Зимние сражения за незамерзающие порты были скорее делом удачи, чем расчета. Вторжение в Норвегию русских наземных сил «красными» не планировалось. Ферди получил эту информацию с большого компьютера. Развитие событий зависело от действий НАТО и ВМС США в других районах и в другое время. Продвижение русских войск при поддержке авиации по Финляндии в направлении Тромсё предоставляло морякам возможность самим решать свои проблемы. Но высадка морского десанта в порту Нарвик вынудила подводные лодки заняться решением оборонительных задач и заставила «красных» решать проблему колки льда, эскортирования конвоев, патрулирования Северного морского пути, а это означало, что вся авиация должна быть задействована для прикрытия.

Ферди повезло: современная стратегия исходит из того, что Швеция и Финляндия будут стараться не допустить продвижения через свою территорию, то есть центр борьбы будет перенесен слишком далеко на восток, чтобы истощить силы Северного флота «красных». Ферди облегченно вздохнул, когда читал полученный с телепринтера доклад о действиях наземных сил.

Он предложил мне одну из своих лучших сигар. Я отмахнулся:

– Пытаюсь бросить.

– Плохие времена, – сказал Ферди. Он аккуратно обрезал сигару фирмы «Панч Сьюприма» и предложил ее американцу-подводнику, выполнявшему обязанности адъютанта Ферди: – Сигарку, малыш?

– Нет, спасибо, товарищ.

Сигара разгорелась и Ферди выпустил кольцо дыма.

– Мне нужны данные воздушной разведки и точные данные о дрейфе льдов.

– У нас есть эти данные, – ответил подводник.

– У нас есть средние показатели за сезон. А я хочу иметь точные данные. – Он нацарапал заявку на данные воздушной разведки, и клерк напечатал ее на телепринтере, соединенном с Главным пунктом управления Шлегеля.

– Прогноз: видимость – две мили, потолок облачности – четыре тысячи футов, – доложил метеоролог.

Клерк за телепринтером ждал ответа с Главного пункта управления.

– Они дают нам две летающие лодки Бе-10 «Мэллоу» из Мурманска.

Ферди прочертил на карте линию красным карандашом. Она отделила Белое море от Баренцева в самом узком месте на западе. Клерк за телепринтером взял карточку Бе-10 и запросил компьютер о вооружении реактивных летающих лодок, которые Ферди собирался использовать. Летающие лодки имели на вооружении ракеты, самонаводящиеся торпеды, глубинные бомбы. Ферди кивнул и передал распечатку подводнику.

– Пустите их в самом начале, – сказал Фоксуэлл и повернулся ко мне. – Шлегель опустит облачность и выведет из боя эти летающие лодки, вот увидишь.

– Не говори глупостей, Ферди. Прогноз погоды идет с компьютера, и ты это знаешь.

Ферди мрачно улыбнулся.

Я продолжал использовать личный шкаф в кабинете «красных», главным образом не потому, что это было удобно мне, а чтобы не обидеть Ферди. Я прошел в узкую подсобку и дал двери захлопнуться, прежде чем включить свет.

Здесь было восемь шкафов – по одному на каждого офицера пункта управления, плюс пара свободных. На двери моей наклеена фотография обнаженной красотки из «Плейбоя», «наследство» от предыдущего владельца шкафчика. Эротический эффект фотографии не увеличивался портретом Бетховена, который Ферди аккуратно подклеил над головой дивы. Не давали этого эффекта и футбольные бутсы, дорисованные неделей позже неизвестным художником, любителем коллажа. К тому времени мало кто еще не знал, чей это шкафчик. Сейчас угол дверцы оказался отогнут вправо каким-то тупым инструментом, а в вещах кто-то порылся, хотя я собирался забрать их сам.

– Мой шкафчик взломали, Ферди.

– Я заметил это, – ответил он.

– Большое спасибо.

– Криком делу не поможешь.

– Тогда скажи, как помочь делу, – попросил я.

– Что-нибудь пропало? – поинтересовался американец.

– Нет, насколько я успел заметить.

– Ну вот, а ты шумишь, – сказал Ферди.

– Пойду прогуляюсь, – сказал я.

– Скажешь Шлегелю, что мне нужен прогноз погоды?

– Скажу. Но он возьмет информацию с компьютера, как я тебе и говорил.

– Позаботься о хорошей погоде или забудь о сегодняшнем обеде, – предупредил Ферди.

– Ну, ты так просто не отвертишься, – ответил я. – До встречи в восемь.

Ферди кивнул:

– Мы собираемся установить несколько гидроакустических буев и начнем поиск с помощью летающих лодок. Хорошенько просмотри сводки погоды и затем используй их.

Молодой американец-подводник уже был без кителя и теперь ослабил галстук. Он двинул пластиковые маркеры, обозначавшие русские летающие лодки, вдоль линии льдов. Океан, который всегда казался ему пустынным, сейчас превратился в сеть станций опознавания и морских радаров. Летающие лодки были самым эффективным оружием, так как могли садиться на воду и опускать свои системы поиска под воду. Затем магнитные детекторы малого радиуса действия извлекаются из-под воды и вы узнаете, действительно ли в этом районе находится подводная лодка, а не просто кит или теплое течение.

– Какова ледовая обстановка? – спросил американец.

– Забудь обо льдах – направляй лодки в любой район, где хочешь начать поиск.

– Сажать на лед?

– У них есть шасси – они либо приземлятся, если лед достаточно прочный, либо приводнятся.

Парень повернулся ко мне:

– Русские когда-нибудь так делали?

– Нет, – ответил я. – Но это безусловно изменит тактические карты, если случится.

– Это хорошенько встряхнет электронику, – сказал парень. – Самолет весит тонн сорок – произойдет разрушение заклепок и радиоламп, если так будем сажать летающие лодки. – Он задержал в руке пластиковый маркер, склонившись в замешательстве над глубоководным каналом, где американские ударные подводные лодки, возможно, развернутся, чтобы пойти к русским берегам.

– Устанавливай эти чертовы маркеры, – взорвался Ферди. – Это война, а не увеселительная прогулка за город.

– Господи, – прошептал парень, сейчас он уже был в холодном океане, над головой у него – две летающие лодки «Мэллоу», оснащенные всем необходимым для борьбы с подводными лодками: – Но если вы так поступите, места укрыться не будет.

Редко так случалось, что я возвращался домой достаточно рано, чтобы думать о правилах парковки. Мэрджори была уже дома. Она была одета, чтобы идти на обед к Ферди. Выглядела она красивой и отдохнувшей и явно намеревалась проявить обо мне «материнскую» заботу. Она сварила большой кофейник кофе и добавила к нему тарелку флорентийского печенья, поставив поднос со всем этим на расстоянии вытянутой руки от моего любимого кресла. Мэрджори предложила подвинуть свою машинку, чтобы и моей хватило места у счетчика. И перед тем как выйти, чтобы переставить обе машинки, она в третий раз напомнила, что мой костюм лежит на кровати, а чистая рубашка – в верхнем ящике шкафа. Она была такая красивая, умная и любила меня.

Звонок раздался всего через две минуты после того, как она спустилась вниз. Я покровительственно улыбнулся, как делают мужчины, когда женщина забывает ключи, не может открыть консервы или попадает в пробку на шоссе.

– Повесь все ключи на одно кольцо… – начал я. Но, когда дверь открылась достаточно широко, я увидел двух мужчин в черных пальто, у одного из них был полированный металлический чемодан, в котором вполне могли оказаться образцы мыла.

– Спасибо, не надо, – попытался я упредить их.

Но там, где учились эти двое, на первом уроке прививали навыки преодоления подобных отказов. Оба были тяжеловесами: в больших шляпах, надвинутых низко на глаза, их зубы смело можно было использовать для рекламы зубной пасты. Парни сдвинули плечи. Я почти закрыл дверь, когда четыре сотни фунтов животного протеина навалились на нее, и я сделал пируэт на пол холла.

При свете, проникавшем через окно холла, я мог рассмотреть их лучше. Одного – смуглого с аккуратно подстриженной бородой, в перчатках из свиной кожи – я видел раньше. Он был пассажиром голубого БМВ, который пытался столкнуть нас в пропасть по дороге в Хэмиш.

Он и попытался поднять меня, при этом его лицо оказалось достаточно близко, чтобы вмазать ему локтем. Он не испытал всю силу удара только потому, что закрутил головой и заворчал, когда я поставил свою ногу ему на подъем. Он отшатнулся к своему товарищу, но моя победа была непродолжительной. Мы все трое понимали, что у меня будет мало шансов, если они оттеснят меня в более просторную гостиную. «Гости» сделали небольшую паузу перед атакой, а затем я испытал на себе, что пришлось выдержать до этого панелям входной двери. Мои ноги оторвались от пола, и я перелетел через спинку дивана. Когда я приземлялся на ковер, то увлек за собой и поднос, и кофе, и печенье, и снегопад из китайского фарфора.

Я все еще лежал, вытянувшись во весь рост, когда, переступая через обломки, ко мне подошел гладковыбритый. Моей реакции хватило только на то, чтобы его большой черный хорошо начищенный военного образца ботинок с двумя узлами на шнурке лишь задел мне по уху вместо того, чтобы снести полголовы.

Я откатился от него и встал на колени. Схватил край ковра и, крепко удерживая его, вновь упал вперед. С поднятой ногой он стоял в очень удобной для меня позе. Я сбил его как кирпичную трубу дымохода. Раздался глухой звук и перезвон, когда он ударился головой в экран телевизора, а рукавом прошелся по кнопкам управления. Какое-то время он лежал без движения. На экране пели куклы, сильно сплющенные и разбитые на горизонтальные кусочки.

Бородатый не дал мне насладиться эффектом сделанного. Он подоспел, когда я еще и на ноги не успел встать. Одна его рука была готова к удару, другая – искала мое запястье. Но этот дзюдоист потерял равновесие в момент, когда хотел сделать захват. Я со всей силы ударил его. Он отступил на шаг и завопил, впрочем, это могло не произойти, не используй я каминные щипцы, подаренные нам на Рождество матерью Мэрджори.

Но я ни одного из них не покалечил. Только немного задержал. Хуже того, мои сюрпризы закончились: они стали осторожны. Парень под телевизором уже поднялся на ноги и уставился на мелькавших на экране марионеток, как будто испугался за свое зрение.

Затем он повернулся, и они стали приближаться ко мне с разных сторон.

– Эй, давайте поговорим, – предложил я. – Мне известно о технике насильственной продажи товаров, но это глупо.

Бородатый улыбнулся. Он умирал от желания продемонстрировать на мне свой знаменитый на весь мир «кросс» правой. Я мог заключить это из тех фигур, что он выписывал рукой, демонстрируя, как будет все происходить. Я успел дважды сказать ему колкости, а затем постарался упредить его удар. Удар пришелся мне в предплечье, было чертовски больно, но мой удар правой в челюсть был эффективнее.

Падая, он повернулся, и я увидел лысину у него на голове. На мгновение мне стало стыдно, но потом подумал, что, возможно, у Джо Льюиса и Генри Купера тоже были залысины. В это время второй провел серию ударов мне по ребрам, и я издал звук старого концертино, брошенного на пол.

Я ударил в ответ, но лысый, оказавшись сзади, с таким энтузиазмом схватил меня за левое запястье, что мой нос оказался у коленей. Внезапно весь мир рассыпался на горизонтальные кусочки и запел как марионетки в телевизоре, и я услышал, как этот поющий голос кричал:

– Что я тебе говорил, в машине! Что я тебе говорил, в машине! – Голос был очень злой.

Это была не Мэрджори. Это был широкоплечий полковник советской службы безопасности, в летах. Звали его Сток. Он размахивал пистолетом и по-русски грозился сделать что-то страшное со своими друзьями.

– Он напал на нас, – оправдывался волосатый.

– Давайте работать, – оборвал его Сток. Бородатый поднял металлический чемодан и прошел с ним в соседнюю комнату. – И побыстрее, – поторопил Сток. – Поторапливайтесь, поторапливайтесь.

– Будут неприятности, – сказал я.

– Мы думали, вы оба в машине, – объяснил Сток.

– Купите очки, прежде чем начинать Третью мировую войну.

– Мы надеялись, вас не будет дома, – повторил Сток. – Все было бы проще.

– Не надо усложнять таким образом, – разозлился я. – Вы и так выпускаете своих горилл из клетки, смазываете оружие, нападаете на граждан и ломаете мебель достаточно часто, чтобы вскоре жизнь стала здесь такой же простой, как и в Советском Союзе.

Через дверь мне было видно, как те двое доставали из чемодана дрели и молоток.

– Они здесь ничего не найдут, – сказал я Стоку.

– Готовится заговор, – сказал Сток. – Советское официальное лицо в опасности.

– Почему бы не обратиться в полицию?

– Откуда нам знать, что полиция тоже не вовлечена в заговор?

– В вашей стране вы этого не узнаете, – сказал я.

Сток открыл было рот, собираясь спорить, но раздумал. Вместо возражения он улыбнулся, но улыбка не была сердечной. Он расстегнул пальто, достал платок и вытер нос. Костюм у него был хорошим, западного производства. К костюму он носил белую рубашку и серебристый галстук. Нервозные руки и пронзительный взгляд дополняли облик «Крестного отца».

– Пять минут и мы уйдем, – сказал он.

В соседней комнате обменялись короткими русскими фразами. Говорили слишком быстро, чтобы я мог хотя бы приблизительно понять, о чем идет речь.

– Медицинская сумка, – обратился ко мне Сток. – Зачем вам медицинская сумка?

– Это Мэрджори, – ответил я. – Моей подружки, она врач.

Сток дал команду продолжать обыск:

– Если окажется, что девушка не врач, нам, возможно, придется вернуться.

– Если девушка окажется не доктором, я, возможно, умру, – ответил я.

– Вам не причинили вреда, – возразил Сток. Он подошел ко мне и посмотрел на легкую отметину, оставленную рантом ботинка. – Ничего страшного, – сказал он.

– По вашим меркам, это не более чем приятный вечер.

Сток пожал плечами.

– Вы под наблюдением, – сказал он. – Предупреждаю вас.

– Чем дальше, тем веселее, – ответил я. – Поставьте еще телефон на прослушивание, если от этого вам станет легче.

– Это не шутка.

– О! Конечно. Я рад, что вы сказали мне об этом до того, как я начал хохотать.

Я слышал, как в соседней комнате дружки Стока выстукивали стены и мебель в поисках тайников. Один из парней принес Стоку блокнот, в который я записывал свои расходы. Сток отложил пистолет и надел очки для чтения, чтобы проштудировать страницы блокнота, но я знал, что в записях нет никаких секретных сведений. Я рассмеялся. Сток поднял глаза, улыбнулся в ответ и отложил блокнот.

– Там ничего нет, – сказал я. – Вы зря теряете время.

– Возможно, – согласился Сток.

– Готово, – раздалось из соседней комнаты.

– Подождите минуту, – попросил я, поняв, что они собираются делать. – Я могу объяснить – эта квартира принадлежала букмекеру. Сейчас там ничего нет. Абсолютно ничего.

Я оттолкнул Стока, чтобы пройти в соседнюю комнату. Двое его друзей вешали на стену наш бирмингемский ковер. Ковер закрывал вмонтированный в стену сейф, к которому они сейчас прикрепили шесть небольших зарядов. Они подорвали их как раз тогда, когда я появился на пороге. Ковер вздулся огромным парусом, и затем раздался приглушенный взрыв. Волна горячего, пахнущего кордитом воздуха отбросила меня назад.

– Пусто, – сказал бородатый; он уже складывал свои причиндалы в чемодан.

Сток посмотрел на меня и высморкался. Парни торопились на выход, а Сток задержался. Он поднял руку, как будто хотел извиниться или что-то объяснить. Но слова ему не дались; рука упала вниз, он повернулся и поспешил за своими соратниками.

Послышался шум потасовки: это Фрэзер встретился с русскими на лестнице. Но Фрэзер представлял для них соперника не лучше, чем я, и поэтому он появился в дверях, прижимая к носу окровавленный платок. С ним был парень из службы безопасности – новичок, который настоял на том, чтобы показать мне свое служебное удостоверение, прежде чем начал фотографирование квартиры.

Да, думал я, это должны были быть русские. В этом было что-то непревзойденное. Также как и в попытке сбросить нас с дороги и в последующем сидении в «Боннете», где они давали нам понять, кто они такие. Как тральщики, которые следуют за кораблями НАТО, и огромные советские флоты, беспокоящие нас в океане. Это все части демонстрации ресурсов и знаний, попытка спровоцировать противника на плохо продуманные действия.

Типичным было и то, что полковник безопасности прибыл отдельно, а не в машине с взрывчаткой и орудиями взлома. И этот полужест сожаления – тупые ублюдки! – мне тоже не понравился. Я имею в виду, что, когда вы собираетесь прыгнуть в бассейн городских бань, то не ожидаете увидеть над водой акулий плавник.

К приходу Мэрджори их всех уже не было дома. Вначале она не заглянула в спальню, где находился сейф нашего предшественника с болтающейся на петле дверцей и замком, превращенным в пучок металлической стружки. Не обратила она внимания и на обрывки бумаги из-под зарядов, на мотки провода и сухие элементы питания. Мэрджори не видела толстого слоя старой штукатурки, покрывающей кровать и мой костюм и ее туалетный столик; ковер с большим прожженным пятном в середине.

Она застала меня собирающим осколки китайского чайного сервиза, подаренного ее матерью ей и Джеку на годовщину свадьбы.

– Я рассказывала тебе о старике с искривленным бедром.

– Что?! – воскликнул я.

– Он делает зарядку. Ты будешь делать то же самое. Вот увидишь! Ты составишь ему компанию в реанимационном отделении: ты слишком стар для серьезных нагрузок.

Я бросил осколки сервиза на поднос с разбитым чайником.

– Хорошо, если это была не зарядка, то что случилось? – спросила Мэрджори.

– Приходил полковник из советского посольства с подрывником и золотозубым бородатым водителем. А потом были представитель ВМС и службы безопасности: фотографировали.

Она уставилась на меня, пытаясь понять, не шутка ли это.

– Что делали? – спросила она осторожно. Мэрджори понюхала прожженный воздух и оглядела комнату.

– С такими исполнителями, – сказал я, – какой может быть заговор?

Глава 8

«Пропуск очередного действия. Участники игры должны помнить, что расходы топлива, снаряжения и другого имущества будут и в этом случае продолжаться. Руководство не прекратится (воздушное патрулирование и т. д.), морские соединения будут идти по курсу до получения особых распоряжений. Поэтому дважды подумайте, прежде чем отказаться от очередного действия.»

Словарь терминов. «Примечания для участников военных игр». Центр стратегических исследований. Лондон.

На Холланд-Парк авеню оказался большой кусок плюшевого ландшафта, «украденного» с Кэмпденского холма. На этом кусочке и жил Фоксуэлл. За полицейским участком шла улица осыпающихся вилл викторианского стиля, раскрашенных их обитателями – выходцами из Западной Индии в фисташково-зеленый, вишнево-красный и малиново-розовый цвета. При свете дня улица казалась огромным куском банана с окаемкой из помятых автомобилей.

На углу стояло похожее на конюшню кафе: по пятницам здесь танцевали полуголые девицы, по субботам дрались ирландцы, утром в воскресенье появлялись рекламные агенты и члены спортивного клуба автомобилистов. Рядом с кафе располагалась настоящая конюшня. Ворота в дальнем торце конюшни открывались в сторону совершенно невообразимого дома и сада, которыми владело вот уже третье поколение Фоксуэллов.

Было трудно поверить, что это центральная часть Лондона. Листьев на деревьях не было, а худосочные розы склонили свои сморщенные бутоны. В ста ярдах вверх по улице стоял большой дом, едва видимый в зимней дымке. Перед домом садовник жег остатки опавших листьев. Он обращался с огнем с большой осторожностью, как человек, имеющий дело с небольшим драконом. Над костром курился дымок, потрескивали, раскаляясь, угли.

– Добрый вечер, сэр.

– Добрый вечер, Том. Дождь будет? – Я обошел машину и открыл Мэрджори дверь. Она и сама могла это сделать, но сегодня у нее была прическа, а в таких случаях она предпочитала, чтобы с ней обращались как с престарелым инвалидом.

– В горах идет снег, – ответил Том. – Убедитесь, что у вас достаточно антифриза.

– Я забыл его слить прошлым летом. – Считая, что ею пренебрегли, Мэрджори засунула руки в карманы и поежилась.

– Это жестоко, – сказал Том. – Машина заржавеет.

Дом Ферди занимал два акра лучших лондонских земель, отведенных под застройку. В связи с этим выращиваемые в саду яблоки становились дорогим деликатесом, но в этом весь Ферди.

Около дома уже стояли машины: «рено» Ферди, «бентли» и чарующая старая модель – ярко-желтая, может быть, слишком нарочитая для Аль Капоне, но, безусловно, подходящая ему по размеру. Я припарковал свой «мини клабмен» рядом с ней.

Перед тем как позвонить, я на мгновение заколебался. Эти широко известные обеды у Фоксуэллов планировались с особым тщанием, с каким миссис Фоксуэлл относилась ко всему, что делала. Если верить Ферди, она входила в комитеты, занимающиеся благотворительными концертами, в общество борьбы за новую музыку, в фонд по восстановлению старых орга́нов. Но шутки шутками, а Ферди и сам тратил часть своего времени и денег на эту благотворительность. Я знал, что в конце обеда последует выступление какого-нибудь молодого певца или музыканта. Я также знал, что в программе будут Моцарт, Шуберт, Бетховен или Бах, так как Ферди поклялся никогда больше не приглашать меня на вечера, посвященные музыке двадцатого века. Это было «лишение», за которое я был ему благодарен. У меня было подозрение, что и другие гости, которых я встречал на обедах, опозорили себя участием в спорах о музыке.

Ферди и Тереза были очень ревностны, что касается этих музыкальных суарэ: они оказали на меня настоящее давление, заставив приходить на обеды в моем выходном поношенном костюме. В нем я выгляжу как руководитель оркестра тридцатых годов. Дважды, когда я приходил в темно-сером костюме, Тереза говорила нашему общему знакомому, что я разносчик из конторы Ферди и она посчитала себя обязанной просить меня остаться – демократия в действии. Я люблю Фоксуэллов, но у всех есть свои маленькие причуды. Верно?

Я нажал кнопку звонка.

Мэрджори дом нравился. У нее была идея, что к моменту, когда состаримся, мы будем жить в тяжелом пластиковом подобии такого дома. Она постучала в дверь. Вход был выполнен в виде морской ракушки. По обе стороны от входа включены стилизованные под старину фонари. В воздухе стоял запах горелых листьев. Движения на Ноттинг-Хилл почти не было. Я знал, что Мэрджори сохранит в памяти этот момент. Я наклонился к ней и поцеловал. Она прижалась к моей руке.

Дверь открылась. На пороге стоял Ферди, а за ним его жена Тереза. Послышались звуки музыки, смех, стук льда об уотерфордское стекло. В этом доме было все: кольчуги, оленьи головы, унылые портреты. И слуги с опущенными глазами, они всегда помнили, кто из гостей пришел в шляпе, а кто с зонтиком.

Была в этом какая-то спокойная красота, присущая очень-очень богатым. У Терезы Фоксуэлл были взрослые дети, самой ей было за сорок и она начинала стареть, но меланхолическая красота еще сохранялась, позволяя ее фотографиям по-прежнему появляться в колонках светских новостей. На ней было длинное желто-оранжевое платье из мраморного сатина. Я услышал глубокий резкий вздох Мэрджори. Тереза умела тратить деньги, в этом не было сомнения.

Ферди взял мое пальто и передал его кому-то за дверью.

Тереза под руку увела от меня Мэрджори. Она, должно быть, заметила штормовое предупреждение.

– Рад тебя видеть, – сказал Ферди.

– Да… – ответил я. – Это… хорошо.

– Ты рано ушел и пропустил кое-что интересное. – Он повернулся к слуге, который молчаливо стоял с подносом с шампанским. – Поставьте поднос на столик в холле.

– Поднос с шампанским, – сказал я. – Вот что я называю гостеприимством.

Ферди взял два фужера и протянул один мне.

– Шлегель вел себя грубо. Чертовски грубо.

Я сделал глоток и понял, что именно это мне и было нужно.

– Что случилось? – спросил я.

И началось: все тревоги и обиды, которые Ферди копил неизвестно сколько, вылились на меня в продолжительном заунывном монологе.

– Он совсем не обязан говорить все через микрофон, разве нет?

– Нет, – подтвердил я. – Но, может быть, ты расскажешь все сначала?

– Шлегель позвонил по желтому телефону, как только я направил летающие лодки в Карское море. Я не говорил «Баренцево море», дружок. Нет, я сказал «Карское». Ты знаешь, где Карское море, Ферди, дружок? – спросил он. – Ты знаешь, где Карское море?

Ферди отпил шампанского, улыбнулся и продолжил передразнивать акцент Шлегеля:

– А эти летающие лодки «Мэллоу» – там же подвижка льдов, дорогой, что же ты делаешь – проверь ледовую обстановку, паренек, и еще раз взгляни на Карское море. Сделай мне это одолжение.

Ферди сделал еще глоток, к этому времени я почти допил свой фужер. Фоксуэлл продолжал:

– Я не ответил. Шлегель включил громкоговорящую связь, начал кричать: «Ты слышишь меня, малыш Ферди? А, если ты решил из себя важную персону корчить, я извлеку твой зад из кресла с такой скоростью, что земли не почувствуешь, понял меня?»

– Может, Шлегель получил нагоняй от этих заезжих адмиралов? – предположил я.

Возможно, Шлегеля действительно волновало, что Ферди собирается сажать огромные летающие лодки на лед. Если большой компьютер покажет возможность безопасной посадки, большую часть арктической стратегии придется пересмотреть, но пока Ферди должен «умыть» двух важных гостей Шлегеля.

– Что бы ты сделал? – спросил Ферди.

– Накостылял бы ему, Ферди.

– И-и-я! – с сомнением произнес Ферди. – Давай выпей. – Он взял со столика фужер и протянул мне.

– Твое здоровье, Ферди.

– Твое здоровье. Нет, маленькая свинья разозлилась потому, что я не уступил. А так как он оказался таким ублюдком, я еще сбросил три ядерные глубинные бомбы у побережья Новой Земли. Были уничтожены две подводные лодки. Шлегель был настолько взбешен, что вырвал ленту распечатки из машины и гордо удалился с пункта управления даже не попрощавшись.

Ферди не заметил, что расплескал шампанское. Я понял: он слегка опьянел.

– Что теперь будет, Ферди?

– Ну вот. Я бы тоже хотел знать. Ждем маленькую свинью в любую минуту. – Он потянулся, чтобы потрепать таксу. – Хороший Бодин! Хороший песик. – Но собака, оскалив клыки, попятилась под стойку, и Ферди потерял равновесие.

– Я слушаю.

– А что я должен был делать – бежать за ним и отменить приглашение? – Он пролил шампанское на руку и слизал капли.

– Смотри, фужер уронишь.

– Маленькая свинья. – Ферди поднял фужер на уровень груди и опустил голову. Он был похож на большого взлохмаченного медведя и в нем была та же неуклюжая сила, что у этого враждебного создания.

– Что делают «синие» – разве можно так сближать две подводные лодки?

Ферди понимающе улыбнулся, вытер рот черным шелковым носовым платком, который достал из верхнего кармана.

– Шлегель прогибается перед адмиралами. Подсказывает им, как выиграть игру.

– Сделай одолжение, Ферди. То, что случилось сегодня, всего лишь самая типичная глупость «синих». Шлегель здесь не причем. Если он решит тебя достать, то будет делать это не так.

– Значит, компьютер ошибся. – Ферди позволил себе улыбнуться. Неисправность машины – эту причину мы приводили, чтобы прикрыть самые глупые человеческие ошибки. Фоксуэлл пожал плечами и взмахом руки пригласил меня в гостиную. Когда я проходил мимо, он взял меня за руку: – Я потерял этот чертов приказ на боевые действия Северного флота.

– Ну и что? Возьми еще один экземпляр.

– Я думаю, его Шлегель украл. Он заходил на пункт управления «красных», когда я был на завтраке.

– У него есть свой экземпляр. Ему стоит только попросить и, если нужно, еще дюжину напечатают.

– Я знаю, что не должен был этого говорить. – Ферди пригладил волосы, поднял фужер и одним глотком осушил его.

– Я не улавливаю, – признался я.

– Бодин, Бодин, – он встал на колени и звал собаку, но она к нему не подошла. – Неужели ты не понимаешь, что это нечестный способ избавиться от меня? – Его голос раздавался из-под стойки.

– Обвинив тебя в нарушении мер безопасности?

– И это сработает, разве нет? – Он выплевывал слова, и было понятно, что Ферди и меня полностью не исключает из «заговора». Возможно, этот рассказ был только его способом выразить Шлегелю недовольство.

– Жизнь слишком коротка, Ферди. Шлегель ублюдок, ты это знаешь. Если он решит избавиться от тебя, то вызовет к себе в кабинет и скажет прямо в глаза.

Ферди взял еще фужер с шампанским и протянул мне, приняв от меня пустой.

– Не перестаю себе это повторять, – сказал он.

Позвонили. Ферди беспокойно глянул на входную дверь.

– Морду ему набить, говоришь?

– Смотри только, чтобы за лодыжку не схватил.

Ферди улыбнулся.

– Я открою, – крикнул он, поднял фужер и допил шампанское. – Мы обосновались в библиотеке. Приходи туда, хорошо? Я думаю, ты всех там знаешь.

Это был любопытный вечер и все же нелегко передать его атмосферу. Все, должно быть, догадались, что внимание будет приковано к Шлегелю. Не потому, что он начальник Ферди, – не все присутствующие знали об этом, настолько поверхностно хозяин представлял гостей друг другу, – а благодаря личности Шлегеля. И это не совсем из-за его энергетической расточительности. Причина была и не в резонирующем голосе, делавшим ненужным крик. Причина была в атмосфере неуверенности, которую генерировал Шлегель, и, казалось, находил в этом удовольствие. Вот, например, что произошло дальше.